Холодные капли дождя нервно стучали в окно. Этот стук напомнил мне стук зубов какого-нибудь излишне впечатлительного подростка во время просмотра фильма ужасов. Я поднялась из-за стола и открыла окно. Меня тут же обдало тучей мелких брызг, что, по правде сказать, было не слишком приятно. Но это помогло: стук капель о стекло прекратился, и мои нервы почти успокоились. Я снова присела к столу и пододвинула к себе недопитую чашку кофе.
— Чего тебе нужно? — устало спросил Дима. Он был одет только в рубашку и джинсы, и поэтому время от времени по его телу пробегала холодная судорога.
— Жить, — просто сказала я. Мне не хотелось рассказывать о своей болезни, которая точила меня уже почти три года. Не хотелось рассказывать о безумном желании жить, о том, каково это — понимать, что скоро тебе придет конец, что ты прожила свою жизнь абсолютно зря и оставишь свое имя пылиться в архиве местного загса вместо того, чтобы оно звучало, пело как музыка на устах людей... — Жить, — повторила я в ответ на его непонимающий взгляд.
— Но это уже далеко не жизнь. Это существование, полное боли и горечи. Это жизнь без красок и мечтаний. Это — не то, чтобы я предложил такой девушке как ты.
— Пусть. Я знаю, на что иду. Просто сделай это, а я потом как-нибудь сама.
— Опять не понимаешь. Ты — мой птенец, и некоторое время тебе придется провести со мной. Кроме того, ты — мой первый птенец, поэтому я не до конца уверен в том, что у нас что-то действительно выйдет.
— Если нет, то мне все равно.
— Я не знаю твоих причин, но я буду чувствовать себя виноватым, если ты уйдешь из-за меня.
— Я уйду из этого мира навсегда, если ты мне не поможешь. Ты — мой единственный шанс...
— Ладно, завтра на закате, часов в шесть придешь сюда. Дома скажешь, что уезжаешь куда-нибудь надолго — придумывай что хочешь. Позже сможешь увидеться со своими, но ненадолго. Собери свои вещи, но не много — тяжело тащить будет, да и места у меня
в квартире мало... Все, Лана, иди.
— Почему ты назвал меня Ланой?
— Потому что я дал имя своему первому птенцу.
Я встала, молча поцеловала Диму в щеку, взяла сумочку, надела плащ и ушла.
На улице также шел дождь...
***
— Что ты сказала предкам? — вместо приветствия спросил Дима.
— Что мне уже восемнадцать, и я могу провести хоть месяц, путешествуя с друзьями по стране. Они сначала возмущались, потом смирились.
— Получше ничего не могла придумать? Ладно, проходи.
Я внесла свой рюкзак в комнату.
— Что ты тут наделал всего за сутки?
— Когда посвящали меня, то сказали, что такая атмосфера расслабляет, Сначала было не очень, а потом уже все равно.
Я с интересом огляделась. Окна были задрапированы плотным черным материалом. На полу больше не было роскошного ковра со светлым длинным ворсом. посреди комнаты стояла двуспальная кровать, которую можно было бы назвать вполне обычной, не будь над ней балдахина из того же материала, что и драпировки на окнах. Вокруг кровати, на подоконнике и тумбочках возле ложа горело множество свечей.
— Если бы я не знала, зачем я здесь, то подумала, что меня ждет здесь самая незабываемая ночь на свете, — я улыбнулась Диме, который остановился на мгновение рядом.
— Первое посвящение, согласно древней легенде, произошло во имя великой любви. — Он задумчиво посмотрел на едва колеблющийся огонь и вздохнул.
— Расскажи... — Попросила я.
— Это было слишком давно. Никто уже не помнит их имен. Она не могла без него жить, и он согласился сделать ее такой, каким был он сам.
— Что было дальше?
— Дальше? Эксперимент не удался. Она погибла, а он стал ненавидеть себя и людей, себя — за то, что он — не такой как все, а людей — за то, что они не такие как он. Он убивал, жег все вокруг, нес смерть и разрушение. Горькая судьба. Он умер, когда настал его час, с ее именем на губах... У него был сад, полный алых роз.
Она любила розы. Он умер, прижимая розу к тому месту, где у людей сердце, с ее именем на губах... Вот так. С тех пор мы воссоздаем ту ночь, каждый из нас. Ты должна это знать, ведь, если повезет, ты будешь одной из нас, Лана.
— Так будет, и мы должны в это верить... Ведь так?
Мой вопрос повис в воздухе: Дима уже ушел на кухню. Я присела на кровать и погладила рукой белые простыни. Шелк. Гладкий, нежный. Нет, на таком не страшно и умирать...
— Я не стану говорить тебе, когда мы начнем. Это должно произойти само собой, понимаешь? Просто расслабься. — Дима вновь появился в комнате, но не стал исчезать, а с ногами залез на кровать, откинулся на подушки.
— Ты волнуешься!
— Немного. Хочешь вина? Это успокоит нас обоих, а нам это необходимо как воздух...
Я взяла протянутый высокий бокал и сделала небольшой глоток. Ощутила сладость, затем теплоту в желудке. Сделала еще несколько глотков. Тепло распространилось по всему телу и я, уже немного захмелевшая, вновь улыбнулась Диме. В ответ он тоже улыбнулся и, притянув к себе, прильнул к моим губам. В этот момент я поняла, что поцелуй не стал для меня неожиданностью. Стало спокойно и только самую капельку грустно: я знала, на что иду. Дима оторвался от моих губ и посмотрел в мои глаза. Он был прекрасен. Его глаза говорили мне, что он чувствует то же, что и тот, чьего имени уже никто не помнит. Мне захотелось поверить в это, пусть даже на миг. Мои губы приоткрылись в беззвучном вздохе, а он продолжил свой поцелуй на моих губах, затем легко, едва касаясь, на щеке, затем сладкая дорожка к шее...
— Прощай, — тихо произнес он внезапно охрипшим голосом. Я инстинктивно дернулась, почувствовав его слишком острые, на мой взгляд, клыки, затем начала погружаться в нирвану. Перед глазами проходила вся моя не слишком длинная жизнь. Я теряла связь со своим телом и разумом, все внезапно потеряло четкость и яркость. Он пил мою кровь, а я поняла, что умираю. Жизнь покидала меня, и я уходила вслед за ней, но не догоняла ее, а уходила в противоположную ей сторону. Глаза мои закрылись, не хватало сил даже на то, чтобы держать их открытыми. Внезапно я почувствовала
соленый вкус на своих губах. Сначала не было сил даже слизнуть эту влагу с губ, но потом я стала пить ее. Я цеплялась за нее, потому что она давала мне жизнь.
С каждым глотком я становилась сильнее, но по-прежнему не могла открыть глаза.
— Хватит, прекрати! — внезапно услышала я чей-то стон совсем рядом. "Дима..."— внезапно всплыло в памяти, и я пришла в себя. Сложнее всего было оторваться от жидкости, обещавшей мне жизнь, но я смогла на секунду прерваться. Диме хватило этого мига, чтобы убрать ее от моих губ.
— Я хочу еще! — простонала я и открыла глаза. Дима сидел на краю кровати, обхватив себя руками. По его телу время от времени проходила странная судорога, словно от дикой боли, когда уже нет сил даже кричать.
— Эй, ты в порядке?— с тревогой спросила я, приходя в себя.
— Слишком много... Но я выдержу... — прохрипел он. —Теперь засыпай...
— Ты прав, я что-то ужасно захоте... — не успев закончить фразу, я отключилась.
Так началась моя новая жизнь...