Кристина_Негелева — ПЯТЕРО УБЛЮДКОВ (ПЕПЕЛ ПАДАЛ, СЛЕЗЫ ПОДРАЖАЛИ ЕМУ)

Помнишь было:

— Вероника, а мама знает, что ты куришь?

— Да, догадывается, наверное.

Пепел падал.

— А пепельницы нет?

— Вон тарелка, я ее потом вымою.

Маленькая однокомнатная квартирка. Люблю её или нет? Да, какая разница. Главное, не дома. А дом я ненавижу.

Мой дом — тюрьма. Стены выше моей головы на полный мой рост. –Светлые, грязные обои. Стена для друзей. Она исписана кем-то. Все, кто приходил, расписывались на ней.

«В год зайца, езди зайцем»

«А ты помнишь наш столб в Солнечном?»

«Дорогая….»

«Я люблю тебя»

«Паша, предатели будут наказаны, гори в огне»

Яркие буквы будоражили воспоминания.

— Я тут с парнем познакомилась. Встретились. А когда мы начали целоваться, он взял золотой крестик на моей шее губами, и мы целовались, играя им.

— Как его зовут?

— Э-э-э, кажется Артем.

Прошло время. Помнишь, Вероника:

Было 9 мая, а ты не пошла с нами. В тот день произошло страшное, в тот день меня убили. Меня больше нет, Вероника. Мы собрались небольшой компанией: Петя со Светой и я с Вовой. Наташка почему-то не пошла. Наверное, они поругались с Вовчиком. Да какая разница, ведь он мне так нравится.

А потом:

— Вова, а куда они ушли.

— Тсс, будешь еще?

— Давай, а есть еще курить?

— Конечно, а ты что с Наташкой поругался?

— Да, я ведь тебя люблю.

— Мне плохо, я много выпила.

— Ложись на лавку, тут все равно никто не ходит.

— А пойдем смотреть салют?

— Конечно, пойдем, малыш.

— А Наташка на меня обидится…

— Я ведь давно тебя люблю.

— Разбуди, ладно.

— Конечно, будешь еще?

— Да.

— Люблю.

— Стой, мне больно, ты дурак.

— Тсс, красавица, я люблю тебя. Мы будем всегда вместе.

— Убери руки. Сволочь. Я девочка. А-а-а..

— Не плачь.

Поцелуи, всю ночь.

— Вова, а если у нас будет ребенок?

— Дурочка, у нас не будет ребенка.

— А откуда ты знаешь?

— Это тебе 13 лет, ты еще маленькая, а мне уже почти 20, я знаю больше, чем ты. Так что успокойся и поверь.

А потом я вернулась домой. Мама плакала в дверях. Спрашивала, почему я не позвонила, где я так долго была.

— Мама, не плачь. Я была на дискотеке.

— С кем?

— Да, много нас было. Всё было хорошо.

Всё, было хорошо.

— Слышишь, Бог, всё было хорошо! Всё было, так как я хотела. Слышишь, Бог?

Вода врывалась в душу. Смыть всё с себя. Умереть. Я тварь. Он тоже. Мне 13. Сволочь.

— Бог, услышь меня, Ты меня теперь ненавидишь? Умереть. Я хочу умереть, Убей меня. Бог, убей меня, ты же всё можешь. Пожалуйста, убей меня.

Кровь на лавке. Какой позор. Любит? Нет любви. Был шторм. Пепел падал. Я больше сюда не приду. Ненавижу парк.

Секс — это похотливое, собачье дыхание. Ну что я могу понять? Мне 13 лет. Он сука меня сделал. Ненавижу секс.

Потом был Витя. Хороший парень.

— Вероника, он ведь единственный, кто меня любил. А я с ним так нечестно поступила:

— Ты со мной только из-за секса.

— Ты чего? Ну, всё, солнышко, успокойся, у тебя опять началось?

— Витя, отвали, а?

— Всё будет хорошо, солнышко, ты справишься, перекумаришь. Мы будем вместе.

— Когда пойдешь — дверь закрой. Ты тупой? Я люблю Пашу. Он меня бросил. Да он и не был моим. Тебе что от меня надо-то? Хочешь быть со мной? И знать, что я люблю его, а ты мне не нужен?

— Да, хочу. Ты меня полюбишь. Всё будет хорошо.

— Я отдала ему себя, а он трахал Аню через неделю или две на моих глазах. Витя, ну почему? Ему ведь и она не нужна. Она ведь его тоже не любит. Его мать меня любит очень, называет невесткой. Он мой любимый малыш. А ты отвали от меня. Ты мне на хрен не нужен. Уходи. Со своим «Кино», «Арией» и всем барахлом.

— Солнышко моё, я люблю тебя, что ты хочешь?

— Купи героина, Витя, пожалуйста. Давай умрем вместе? Давай, ты и я. Или я только, а ты живи. Ты парень хороший, добрый. У тебя будет девчонка. А я ведь не полюблю никогда. Я не смогу. Я умереть хочу.

— Я буду колоться с тобой.

— Нет, ты дурак. Или насмерть, или — пошел ты …

Потом он ушел. Иду в больницу, курю. Пепел падает.

Мысли страшные крутятся в голове: «Вич? Если у меня Вич-инфекция, то я поставлю «золотой», то я обязательно умру. Я не смогу так жить. Я не хочу так жить».

Вич отрицательный.

Буду жить. Скучно. Но буду. Хочу жить?

Потом был Артём. Наглый и самовлюбленный наркоман. Я просила научить меня открывать машины. Он был специалист в этом деле. Только ему не везло, его постоянно ловила милиция.

— Научи меня.

— Их открывают железными линейками. Главное, не одному работать. Один — смотрит, другой — открывает и забирает вещи.

— А почему ты вон ту иномарку не откроешь? Там сумку оставили.

— Иномарки нужно крючком, а некоторые только отмычками.

— Ты сидел?

— Было. Ну, пошли.

Однажды, мы с ним договорились, что не будет колоться. Когда-то же нужно прекращать. Вот и решили с понедельника не колоться. Во вторник он пришел. Меня ломает, как сволочь, а он уколотый пришел.

— Тёма, зачем ты пришел ко мне уколотый? Мы ведь собрались бросить колоться, помнишь?

— Конечно, помню, лапа.

— Ты сволочь, я блюю кровью, хочу уколоться, сдерживаюсь еле, а ты приходишь ко мне уделанным.

— У меня есть для тебя кое-что.

— Дай, котёнок, Темочка, солнце, я так хочу уколоться, покажи.

— Вот. Пообещай, что ты сделаешь, что угодно, я тебе дам «чек».

— Конечно, сделаю, дай, у меня вон чистый «баян» лежит.

— Нет, поцелуй меня.

— Эй, сволочь, давай героин, пришел, падла подлеченным. Ты нарушил договор, еще в игры играешь. Давай или вали отсюда.

— Поцелуй меня.

— Да пошел ты…

Истерика, драка, толи в шутку, толи ценою жизни. Запутано, что трудно дышать.

— Ну, Тёма? Я вены вскрою.

— Поцелуй.

— Иди на хрен. Я больше к тебе не подойду.

— Да подавись, сучка, своим героином, нет его. Это бумажка. Я тебя проверить хотел. Ты такая же. Ты подлая мразь. Ты мне не нужна.

Слезы. Руки в кулаках рисовали кровью на стенах. Он пришел. Посадил меня «на шкуроход». Сказал, что это героин. Это была пустая бумажка, завернутая, как обычно заворачивают героин. Нет денег. Сволочь. Проверить? Да какая честь у наркоманки? Честь? Я забыла, что это такое.

Так я научилась обманывать людей, открывать машины и воровать вещи. Несколько раз мы с ним грабили малолеток. Было конечно не много дохода, но золотые цепочки очень быстро продавались.

— А однажды, Вероника, меня обманули. Было обидно, казалось, кровь сворачивается прямо в моих венах. Но я ничего не могла поделать.

Хотелось уколоться, но героина нигде не было. Смотрю новая девчонка стоит на пятаке.

— Тебя как зовут?

— Виолета.

— За порохом едешь?

— Слушай, сейчас нигде нет пороха. Но я тебе возьму, а ты мне отполовинишь, договорились?

— Да.

— Дай закурить?

— На. У кого возьмешь?

— Новая барыга Катя. Тут недалеко.

— Да вон, у кого хочешь, спроси.

— Эта та Катя, что в Родищева?

— Нет, тут на рынке, возле пятака.

«Надо проверить», — крутилось у меня в голове.

— Ваня, ты где так подлечился?

— Да у Кати.

— Не висни так. Тут менты ходят, иди лучше.

— Виолета, пошли.

Дом разрушен до основания. Я часто бываю в таких местах. Здесь опасно. В воздухе штукатурка. На полу следы жизнедеятельности бомжей. Быстрее колоться и бежать отсюда.

— Она что здесь торгует?

— Она сейчас придет.

Стекло у моей шеи.

— Давай сумку.

— Ты, дура, там денег только на дозу. Мы же еще пересечемся.

— Сейчас придут гости. Подождём.

Пятеро ублюдков.

— Га-га-га, что за институтская красавица?

— Да у нее нет денег, может, развлечемся с ней, кстати, я назвалась Виолетой.

— Давай мы тебя по кругу пустим, сучка.

В глазах каждого искала что-то. Молча умоляла. Мама думает, что я ушла в кино. Она, боясь, что я опять на героин взяла денег, проводила меня до кинотеатра «Баргузина». Я попросила ее не подходить со мной к ним. Указала на стоящих там девчонку с парнем. Это я с ними собралась в кино.

Подойдя, я попросила их зайти со мной внутрь, как-то опять соврала. Мама поверила. Они тоже.

Шея в крови. Я выхватила сумку. Она набросилась душить. Ублюдки окружили, но не помогали ни ей, ни мне. Это уже на улице, за разрушенным домом. Ублюдки ржали, курили «луч». Пепел падал.

— Эй, ты что делаешь.

Какой-то парень из завернувших за угол покурить, с разбегу пнул Виолету. Хотя она и кричала, что я наркоманка. но выглядела на порядок хуже меня.

Но я наркоманка. Курю, и сигарета без сожаления расстается с пеплом.

— Я наркоманка, я наркоманка, я наркоманка.

Иду, чтобы продать что-то, купленное мамой. Сволочь я. Не могу так больше.

— И вот я снова у тебя дома, Вероника. Много воды с тех пор утекло. Я наконец-то перекумарила, выпить надо.

— Ура, моя любимая подружка.

Тупые и пустые слова. Но она их так любила. Она даже без зрителей играла. Хорошая актриса.

— Давай, приготовим что-нибудь на закусь?

— Мне нужно деда покормить. Нарежь хлеба.

— Ага. Ты что делаешь? Это же пепельница была. Ты что из нее деда кормить будешь?

— Сейчас другая пепельница есть. Угомонись.

— Да я про другое — ну, это же гон, мы туда плевали. Пепел падал. Помнишь?

— Дед не знает. Да он уже старый совсем. Ему какая разница. Это я из нее никогда есть не буду.

Пепел падал. Слезы подражали ему. Прошло много времени. Сейчас плачьте со мной. Мне грустно.

Пепельница…. Её нельзя отмыть. Она всегда будет лишь пепельницей для тех, кто знает о её прошлом.

Встречая старых знакомых, вижу их пристальные взгляды в глаза. Хочется кричать: «Я не колюсь четыре года, я у тебя не воровала ничего, почему ты до сих пор мне не веришь?».

Пепел падал, слезы подражали ему.