Такой силы откат он никогда еще не видел. Он представлял собой огромную мощь, сотканную из нитей его самых болезненных чувств и переживаний, которых он когда-то сознательно-несознательно запрятал в самый дальний уголок темного, запыленного чулана, представляющей его загруженную бессмыслицей голову.
Казалось, его тонкая человеческая натура без никакого сопротивления прогибалась под неистовой разрушающей силой самообмана и его самомнения, большей частью ошибочного, грозясь с треском надломиться в месте болезненного изгиба. Внутри все бушевало огненным штормом, сжигающим его собственные убеждения, а главное, его опыт, набранный с каждой каплей утекающего времени, раскрывал свою истинную суть обмана — отсутствия какой-либо крупицы истины.
— Это не может быть обманом, — думал он, боясь заглянуть в себя, но все же с украдкой заглядывая. Увиденного хватало, чтобы сильней разочаровываться и впадать в новые переживания, не остававшиеся для его загруженного сознания безвредными.
Он понимал, что с каждым днем выжимал из себя несуществующие соки, что полностью истощало его, но откуда-то у него оставались силы для рождения новых эмоций, намного сильных, чувственных. Но речь не шла о чувствах единства со всеми, всеобщей любви, нет, агрессия и злоба, однако такие насыщенные, такие настоящие, что порой он начинал признавать их за свою настоящую природу, от которой отказаться было равно отказу от самого себя, любимого и дорогого.
— Это все бред, — все его мысли рождались одинаково, затем каждая, петляя, уходила куда-то в стороны, затрагивая новые и новые проблемы и чувства, а потом приходила к одной конечной точке, — все ради свободы.
______________________________________________________________
Он однажды сделал свой безвозвратный и судьбоносный выбор, а теперь не знал жалеть ли об этом решении. Даже сейчас он понимал, что его мировоззрение растрясли на маленькие составные части, подвластные изучению с его стороны. Только хотел ли он увидеть себя настоящего, такого каким сделал он сам, каким сделали его родители, друзья, жизнь... Скрепляющим элементом был страх, страх чего-то, что можно было назвать одним словом и нельзя было тысячью. Материал крепок, но хрупок на удары. И однажды волею судьбы он, обиженный всем и вся, потерявший смысл всего, но продолжавший его искать, нанес свой первый удар по самому себе, не ожидая такого яростного сопротивления изнутри. Все ради свободы, даже сумасшествие, этой мыслью он теперь живет и кует свою судьбу-избранницу.