Letavia Geyl — Он. Кто я?

— Ты — никто! Пустое место, грязный нечесаный бездельник… у тебя даже носки разного цвета, какого чёрта ты забыл у нас? — кричал начальник сегодня…

По-видимому, придумать что-то новое для него — проблема… Порой я поражаюсь человеческой ограниченности… Наконец-то дома… накормить кота, заварить лапшу… времени пол восьмого, за окном уже зажёгся фонарь… скорее…

Давясь и обжигаясь, прикончил скудный ужин и побежал в комнату… теперь атмосфера… в голове начинает бурлить, обжигая — хороший знак… бросил на стол пачку сигарет, с трудом поменял огарок свечи в аромалампе… нетерпеливыми, резкими движениями… сосредоточился и постарался унять дрожь… чёрт… пролил мимо чаши немного масла… мускат с какой-то дурью… надо добавить ещё немного и закрыть дверь, чтобы кот снова не спятил и не начал орать…

Наконец, комната наполнилась дымом, словно туманом… судорожно вдыхая его, раз за разом, я почувствовал небольшое облегчение — обжигающий, мечущийся сумбур в голове начал принимать почти осязаемые формы, голоса, образы… фонарь тускло светил сквозь грязное стекло, свет его преломлялся в клубах дыма… маленькие белые бабочки едва слышно трепыхались в сетке закрытой форточки… Был ещё другой звук… стук пальцев по клавиатуре ноутбука, он менялся периодически, то превращаясь в шелест, но вырастая в оглушающий рокот… Они обволакивали словами мои фантазии, выделяли очертания моих персонажей, прорисовывали детали десятков моих лиц… Моё сердце то сжималось от неудержимого детского страха, то трепетало в предвкушении, едва не останавливаясь от волнения, то мощными потоками разливало по телу решимость, то стенало от неразделённой любви… полуоткрытые губы пробовали на вкус сотни фраз… каждая из них была моей… Каждое лицо было моим собственным… Бывали моменты, когда я отбрасывал в сторону ноутбук, хватался за карандаши… и начинал рисовать… лица — множество лиц… глаза, губы, волосы… у всех были мои черты… Это было невыносимо, я рвал на куски бумагу и рисовал снова… А когда не мог больше выносить их тёмных взглядов с прямоугольных листов, разбросанных по комнате, я бежал в дальний угол за старенькое фортепиано… Тогда я был ураганным ветром, грозным и могучим… водопадом, неукротимым, тяжёлым потоком… весной, летящей и цветущей… страстью, бесконечной и всепрощающей… ненавистью, пылающей, уничтожающей…

Когда, совершенно без сил, я падал на кровать, начинало светать… Лампа гасла сама собой… Нужно было вставать и идти на работу. И так было каждую ночь на протяжении вот уже нескольких месяцев…

— Вид у вас нездоровый, — уныло заметила врач, проводившая очередной профмедосмотр. Она черканула несколько строк в моей карточке, одной из миллиона одинаковых тетрадок, проходящих за неделю через её руки…

— Я не отпущу тебя на больничный ещё как минимум — пару месяцев, — глумливо усмехнулся начальник, — Сдавай отчёты вовремя и может быть у тебя будет отпуск в июле…

— Сынок, ты бы выспался хорошенько, на тебе лица нет, — обеспокоенно сказала мать на утренней службе в воскресенье…

— Всё хорошо, мам. Сегодня лягу пораньше… — улыбаюсь, глядя в родное, покрытое сеткой морщин лицо. Её укоряющая, светлая забота всегда немного притупляла пульсирующую боль в висках… Чтобы скрыть гримасу боли на лице, поправил шарф на шее, разгладил складки свитера.

— Послушай, ты должен за собой следить хоть немного! Что мы без тебя? Не будь ослом, высыпайся хотя бы пару раз в неделю! — наградил оплеухой барабанщик группы, для которой я пишу песни…

— Лучше дай ещё той шмали, — усмехнулся я в ответ, — Я написал вчера больше, чем за всю прошлую неделю…

Не люблю свою работу… Скорее бы отпуск… Закрыться в квартире, в куче бумаг и стружек от карандаша… включить старенький ноутбук… Зачем мне всё это… Кто я?

— Грязь… — говорит начальник…

— Единственная отрада… — говорит мать…

— Псих накуренный… — говорит девушка…

— Наше всё… — говорят мои музыканты…

— Гражданин Российской Федерации… — говорит государство…

— Ты — Бог… — говорят мне герои моих рассказов…

— Ты — гений… — говорит мой издатель…

— Ты конченый человек… — говорят нормальные люди…

Так кто же я?