Hazarskiy — Право на ответ. Часть 1.

                                    Пролог.                                                    

«Ну что ж, парни, у вас есть ещё целых полчаса. Если быть точным, то одна тысяча восемьсот секунд. Желаю успехов!» Лев перекинул автомат через плечо,    поправил бронежилет и, одарив свои жертвы голливудской улыбкой, подошел к блестящему никелированному «Харлей — Дэвидсону».    Мотоцикл, будто    жаждущий бурной скачки, преданный мустанг нетерпеливо поджидал хозяина.     Выверенным, точным движением Лев бросил тело в седло и, сузив глаза, окинул поверженных врагов цепким, жестким взглядом. Сдерживая ликование, он властно и сурово произнёс: «Удачи вам! Она не помешает!»

Вздыбив необузданного мустанга, Лев с рёвом унёсся прочь. Туда, где за линией покрытых густым лесом холмов раскинулся лазурный берег моря. Он сделал всё, что должен был сделать, и упоение собственной силой томящей негой разливалось по крепкому, мускулистому телу.

В нём не было ни доли сомнения, ни капли сострадания.    Фантасмагорические химеры лжеморали остались в прошлом. Там, куда уже никогда не будет возврата. Он выиграл эту беспощадную схватку.        

В просторном клубе дома отдыха сидели прикованные наручниками к батареям водяного отопления смертельные враги Льва: Раппани, Алу, Вахид. Он дал им шанс выжить, но какой ценой? На журнальном столике лежала бомба с часовым механизмом. И каждый из обречённых на смерть мог прекрасно видеть, как исчезают в прожорливом чреве времени секунды, складывающиеся в неумолимые минуты.

Лев оставил им на троих одну ножовку: великолепно отточенную, с острыми мелкими зубьями. Она была прикована цепью рядом с Вахидом: толстым, безвольным, ни на что не способным куском мяса. И именно Вахид должен был взять ножовку в правую руку, чтобы отрезать левую. Себе! На этот раз себе.

— Вахид, ты что телишься? — по-хозяйски прикрикнул Раппани.

За долгие годы не было ни одной команды, которую младший по возрасту осмелился бы не выполнить. Он первый дробил зубы теряющим от страха волю жертвам. Ведь они никогда ни при каких обстоятельствах не сопротивлялись. Он исправно собирал дань, честно,    всё до копейки, отдавая вожаку стаи. По едва уловимому намёку, Вахид готов был силой овладеть любой девкой, лишь бы заслужить немногословное, скупое одобрение Раппани.

Но всё это оказалось в той, прежней, бесконечно далёкой жизни, которая уже не вернётся никогда. У них ещё оставался шанс чудом родиться заново. И имя этому чуду — Вахид.

                        Вахид трусливо озирался по сторонам маленькими поросячьими глазками, блёклыми осколками бутылочного стекла, выглядывающими из-за сальных, лоснящихся щёк. Он всё ещё никак не мог поверить в реальность происходящего.

Сытая рожа труса напоминала старый, пропитанный жиром, заплесневелый шмат сушёной баранины. Раппани до боли хотелось наподдать по этой толстой откормленной морде. Он знал, что обязательно так и сделает. Главное — избавиться от наручников!    Затравленный взгляд Вахида выводил вожака стаи из себя: «Падлы, чуть жареным запахло, они все, уроды, сразу готовы заднюю включить».

— Вахид! — в бешенстве заорал Раппани, — режь быстрее. У тебя видно башню сорвало. Идиот, на часы посмотри. Через двадцать восемь минут твои кишки размажет по стене. Режь, Вахид, ведь выхода нет!

Вахид взял в руку, висящую на короткой цепи ножовку и,    заворожено посмотрел на луч солнца. Проломившийся сквозь грязное окно проблеск, ударился о равнодушно витающий в самом центре помещения столб пыли. Закончив свой бег на острие полотна, он рассыпался по металлу разноцветными искрами. Впившись немеющими пальцами в ручку пилы, Вахид торжественно поднёс острые зубья к запястью.    

Окруженный врагами викинг с именем Одина на устах вонзает меч с сердце. Его ждёт рай для воинов — Валгалла. Самурай уходит в свой последний путь через харакири. Воин верит — император, и Япония всегда будут помнить его. Красноармеец со связкой гранат бросается под фашистский танк. Он знает — за спиной Москва, Родина, товарищ Сталин.

Ни к одной из выше перечисленных категорий людей Вахида нельзя было отнести даже с натяжкой. Едва полотно скользнуло по руке, зубья быстро вспороли кожу, и тут же засочилась кровь. Кровь никогда особо не смущала Вахида. Чужая. А вот собственная ввела его в состояние близкое к прострации. Дело еще реально не дошло до боли, как он практически перестал соображать и, тем более, контролировать свои действия.

Вахид тупо смотрел на два красных ручейка, в строгом соответствии с законами физики, стекающих по запястью в разные стороны. И бессмысленно двигал головой вперёд-назад. К реалиям жизни его вернул голос Раппани, доносящийся, откуда-то издалека. Вначале Вахид даже не понял, что речь идет о нём. Он не мог сообразить сразу, потому что ещё никогда главарь не разговаривал с ним в таком тоне.

— Вахид, ну, пожалуйста, смелее. Что поделаешь, так получилось, что пришлось тебе. Любой из нас решился бы на это. Хоть Алу. Ну, так же, Алу?

— Конечно же, что тут говорить, — браво поддержал вожака Алу, —    влёгкую, по-любому! Клянусь Аллахом!

— Да хоть и я сам, — продолжал уговаривать Раппани, — мамой клянусь! Я конкретно по жизни, падлой буду, ты же знаешь!

Воодушевлённый поддержкой, а скорее слегка одураченный, Вахид крепко зажмурил глаза и, дико завыв, с силой резанул ножовкой по руке. Тело тут же    от корней волос до кончиков пальцев пронзила адская боль. Весь ужас происходящего заключался в том, что боль эта была предсказуемой, ожидаемой и оттого абсолютно непереносимой. Кровь залила руку, растекаясь во все стороны. И Вахид совершенно отчётливо осознал: уже ничто на свете не сможет принудить его сделать ещё одну попытку.

Да, через несколько минут раздастся взрыв, который     разнесёт его на куски. Но это будет чужая воля, чужая сила. Заставить же себя самого резать на части собственное тело было для Вахида неимоверно труднее, чем покорно дождаться скорой окончательной развязки.

Он в последний раз взглянул на часы и, полностью уверившись в собственной правоте, с ненавистью бросил ножовку на пол. Короткая цепь, которой пила крепилась к батарее, натянулась, раздался металлический звон.    

— О, Аллах, — в бешенстве заорал Раппани, — Вахид, я проклинаю тебя! Что ты наделал, мразь, нам же кранты! Я тебя, курва, и в аду достану.

— Падла, — продолжал лепетать главарь, всё более осознавая ненужность и бессмысленность своих словесных изысков, — из-за какого-то вонючего шакала вот так, на дурку, подыхать. Урод, ублюдок, из-под земли вытащу!

— Нет, ну ты глянь, Алу, — всё ещё недоумевал Раппани, не отводя глаз от циферблата, — похоже этот дебил не понимает что нам всем крышка? И ему тоже. Почему же ты молчишь, Алу?!

— Заткнись! — с презрением произнёс Алу, — и так тошно. Хватит выть. Оскорблять — сила слабых. А я сильный!

— Ты хочешь сказать, что всё равно всем труба, — в бешенстве прокричал Раппани, — и надо молча принять неизбежное? Ты надеешься, придурок, попасть к подножию престола Аллаха (да будет свято имя Его!), где, заедая шербет виноградом, станешь наслаждаться окружением гурий?! Глупый ишак, как ты ошибаешься! Я проклинаю тебя, Алу!

Вдруг клуб сотряс истеричный хохот Вахида. Все в испуге замерли.

— Раппани, Раппани, — скороговоркой протараторил Вахид, — да, я слабак. Пусть будет так. Но аркан судьбы затянут на шее каждого из нас. Пускай я паршивый шакал, но ведь ты же джигит. Докажи это! Помнишь легенду о лисёнке? Ты, наверное, тогда урок прогулял. А вот у Алу отец всегда строгий был, и он боялся с занятий сбегать. Алу точно эту историю запомнил.    

В общем, паренёк там один лисёнка стащил и под рубаху. А тут обыск. Всех выстроили, стали искать, кто зверька украл. Пока разбирались, лисёнок пацану брюхо начисто прогрыз. Ну, он грохнулся прямо в строю. Все к нему, а он уже мёртвый. Короче, зверь ему кишки жрал, а он стоял, не шелохнувшись, и никто ничего не понял. Раппани, ты сильный. У тебя зубы есть, возьми и отгрызи руку. А не сможешь, так и на меня не ори!

   Все трое будто заколдованные смотрели на часы. Шли последние, отведённые судьбой, секунды. На западе над безбрежной гладью моря медленно и величаво опускался солнечный диск. Закатный румянец нежными, розоватыми тонами отражался в редких, прозрачных, облаках, едва осмелившихся нарушить торжествующий покой небесной лазури. С поросшего кипарисами холма доносился сочный голос гитариста. Молодой бард, стараясь добавить в голос хрипотцы, пел что-то о любви, дружбе, верности…».

— Ну, как? — Лев с волнением посмотрел на Илью.

— Классно! — с восторгом произнёс приятель, — но есть одно серьёзное замечание.

— Говори быстрее! — Лев с нетерпением потёр ладони.

— И на страницах рассказа, — твёрдо взглянув в глаза друга, проговорил Илья, — ты не рискнул облечь свои мысли в слова! А ведь это всего лишь протест угнетённого сознания. Ты не смог умертвить своих врагов, даже сделав их героями триллера. А реальная жизнь всегда жёстче любых, самых невероятных фантазий.

— Ты прав, — даже не пытаясь оправдаться, согласился Лев, — и я уже думал над этим.

Не говоря ни слова, Илья потянулся к компьютерной мыши. Выбрав параметры шрифта «Полужирный Курсив», он застучал по клавишам. Буквы ложились на экран,    как тяжёлые пулемётные пули в мишень.

«… И сотни смертоносных кусочков металла, — впившись взглядом в дисплей монитора, на одном дыхании прочёл Лев, — понесли неотвратимую погибель во все стороны. Корёжа людские тела, превращая их в месиво, в невообразимую кашу, цвета несвежего мяса. Насыщая промозглое марево густого тумана мельчайшими крупицами пузырящейся человеческой крови».

Глава первая.

Весеннее утро обдавало ароматом зелени, пряным запахом луговых цветов, бодрило свежестью и прохладой. Лев Орлов вышел на залитую слепящими, но пока ещё не греющими, косыми лучами солнца веранду. Ёжась от утренней прохлады, он остановился на верхних ступенях.

Окончательно сбросив дрёму, Лев подошёл к стоящему во дворе турнику и, сделав пяток привычных упражнений, бодро зашагал в сторону протекавшей недалеко от границы земельного участка реки.

Отцвели абрикосы, настал черёд яблонь. Зеленела на грядках редиска, кое-где из почвы выбивались первые, ещё совсем жёлтые ростки картофеля. Между огородом и рекой раскинулась большая, сплошь покрытая цветами мать-и-мачехи и одуванчика поляна, над которой стоял непрерывный пчелиный гул, изредка нарушаемый голосами шмелей и ос.

Для утренних купаний Лев облюбовал укромное местечко. Оно находилось    метрах в двухстах выше по течению от песчаного пляжа. Даже в разгар лета редко кто появлялся здесь. В апреле же только сосед-старик иногда захаживал с удочкой к излучине, которую Лев давно уже считал своей.

Но «встреча двух поколений» всегда проходила исключительно мирно. Старик был ветераном войны, сторонником здорового образа жизни и к экспериментам Орлова в области внесезонных купаний относился с одобрением. В этом сыром, прохладном и в летнюю жару уголке, среди сирени, густой бузины и клонящихся к воде верб высоко поднимался уже отживший свой срок тополь. Кое-где его кора упала на землю, в других местах висела лохмотьями, обнажая источённый насекомыми ствол. На тополе было четыре больших дупла. И в каждом из них постоянно гнездились скворцы. Это обстоятельство и привлекало Орлова.

Скинув одежду, он решительно вошёл в воду и, сделав на счёт сотню мощных гребков, тут же выскочил на берег. Растираясь махровым полотенцем, Лев услышал переполненный смертельным страхом птичий крик. В этот же миг маленький полевой воробушек стремглав нырнул в густой куст сирени. Тут же следом, прорезав воздух, как стрела, на куст обрушился ястреб — перепелятник.

Не сумев пробиться за добычей сквозь густые ветви и молодую листву, хищник уже через секунду проворно метнулся в сторону и, вызвав панику среди всех птиц округи, зловещей тенью скользнул над землёй. Набирая высоту, он растворился в небе.

Как зачарованный Орлов замер на месте, взглядом провожая улетающего ястреба. К действительности его вернул громкий писк воробышка. Под кустом орудовал бездомный, паршивый кот. Засовывая лапу в самую гущу ветвей сирени, он намеривался завершить начатое хищной птицей дело. Схватив попавшийся под руку сук, Лев, метнул его в кусты. Взвизгнув, кот тут же задал стрекача. Следом унёсся и воробей.

«Да, — с досадой подумал Лев, — везде сплошной дарвинизм, начиная от амёб и кончая этносами и расами!»

Зазвенел мобильник.    В трубке послышался возбуждённый голос Ильи.

— Лев, ты на берегу?

— Ну да, — с лёгким недоумением ответил Орлов, — а где же ещё мне быть?

— Я вчера вечером в Интернете такую вещь нашёл! — Азартно проговорил одноклассник. — Это тебе не люли — поцелуи. Короче, я переслал её на твой e-mail. Придёшь домой, открой сообщение. Я к десяти часам иду в читальный зал районной библиотеки. У меня же реферат по такой теме, про наш район, и в Сети далеко не всё найдёшь. Хочешь — подруливай, потрещим.    

— Ладно, Илюха, созвонимся, — отключая связь, пообещал Лев.

Позавтракав, он открыл электронный почтовый ящик. Кроме послания Ильи, других сообщений не было. Это оказался один — единственный музыкальный ролик. Но видео клип с первых же секунд захватил Орлова. Чеканный шаг кованых сапог по брусчатке звал к единению, увлекал на борьбу. Этот ритм не давал расслабиться, навязывал мысль, что ты неотъемлемая часть сплочённого высокими идеалами целого.

А затем полились слова. Немного грубоватый и оттого вызывающий непоколебимое доверие женский голос рассказывал о московских девчонках, обрезавших мешающие сражаться косы. Они вступили в войну с врагом, подло прячущимся под личиной друга. Вышли биться «за честь, за кровь, за дом родной».

Доведя слушателя до эмоционального надрыва, певица уступала сцену мужчинам. В их сильных, красивых голосах чувствовалась непреклонная воля к победе, жажда боя. «Бей паразитов, бей заразу! Бей заразу на повал сразу!» — будто набат звучали переполненные болью слова. Льву хотелось схватить в руки автомат и в первых рядах жертвующих собой идти на великую битву.

***

   Орлов пошёл на встречу с Ильёй, хотя в читальном    зале делать ему было нечего.

           — Лёвка! — сзади раздался настырный нетрезвый голос, — ты, что мимо проходишь и не здороваешься? Не уважаешь?!

За сколоченным из оструганных досок столом, на вкопанных в землю скамейках, собралась толпа подвыпивших мужчин. Почти все они являлись соседями Орлова, и не учитывать это обстоятельство было, по крайней мере, недальновидно.

— Уважаю! — Лев подошёл к кампании, и с каждым достойно поздоровался за руку.

— Ну, тогда дёрни стакан! — К Орлову, едва не расплёскивая «драгоценную жидкость», потянулась дрожащая рука.

— Извините, — стараясь казаться трижды виноватым, невнятно пробормотал Лев, — не могу! Завтра годовая контрольная, а тут же на носу экзамены. Сами ж понимаете.

— Базару нет, — поступок Орлова был оценён вполне положительно, — неволить не можем!

Окинув цепким взглядом стол, Лев быстро выяснил истинную причину толерантности. Объём «огненной воды», совсем недавно находившейся в уже опустошённых бутылках, был абсолютно несопоставим с тем, что ещё осталось. Если учитывать, что часовая стрелка едва подползала к цифре десять, то легко понять: лишние рты, а точнее глотки, дружной компании были ни к чему.    

Интерес к Орлову быстро пропал, мужики продолжили ненадолго прерванную беседу.

— Вот ты, Матвей, из Сибири, — распалял себя колхозный комбайнёр на пенсии Пахомыч, — неужто на медведя ходил?!

— Не из Сибири, а из Забайкалья! — уточнил Матвей, разнорабочий, пробавляющийся временными заработками.

— Не один ли чёрт?

— Может быть и один. Только вот от моей деревеньки до этой самой Сибири    добираться дальше, чем от Нижнереченска до Москвы.

— Ни фига себе! Ну а с косолапым-то как?

— Да я его только в зоопарке и видел, — спокойно ответил Матвей.

Орлов готов был тихо удалиться, но его    взгляд случайно упал на газету, расстеленную на краю стола. Заголовок «Не брат ты мне!» притягивал, как магнит. Сдвинув незаметным движением в сторону половинку луковицы и варёную картофелину, Лев с интересом пробежал глазами по первому абзацу заметки.    

— Эх ты, сибиряк, — с превосходством посмотрев на Матвея, высказался маленький конопатый мужичонка по прозвищу Блоха, — а я вот топтыгина брал!

— Гонишь, — недоверчиво присвистнул Пахомыч.

— Петро не даст соврать! — конопатый деловито повертел головой, якобы ища названного свидетеля. Торчащие в разные стороны вихры делали его похожим скорее на проснувшегося после зимней спячки ёжика, чем на специалиста по добыче медведей.

«Ещё о чём необходимо сказать, — утверждал автор заметки, — это массовая ксенофобия общественного сознания. Возьмите разговоры на бытовом уровне. Если не через фразу, то обязательно через две услышите стоны о том, что «чёрные» в Нижнереченске    всё заполонили:    оккупировали рынки, съели зерно и муку, и пьют кровь из    многострадального русского народа».

— В прошлом году я прибился к новоселецким, что в Якутию на стройку ездили. — Настойчиво    гнул свою линию Блоха. — Рядились мы за пятьдесят штук в месяц. Шамсутдин бригаду набирал, тот, что из Ачикулака.

— Это который, — послышался заинтересованный голос, — Султана Мацаева сын?

— Ну да. Отработали, короче, месяц. День в день без выходных. Приносят ведомость на зарплату, портянку такую безмерную. Там же полста косарей чёрным по белому супротив моей фамилии стоят родимые. Ну, я ж ручку хватаю, а самого мандражка берёт. Таких бабок лохматить ещё не приходилось.    Как ни крути, полторы тонны зеленью! А Шамсутдин этот и говорит, дескать, двадцать штук твои, а тридцать отдай, это не твои. Короче, косяк! Закон — тайга, кому права качать?! Получил я два червонца и забил на всю эту лабуду большой и толстый.                                                                

Васёк там один есть. Из местных. В общем, скорешились мы. У Васька этого забот мало: с ружьишком по тайге бродить. На водку хватает, а больше ему и не надо. Ну, пошли мы в лес. А в кустах косолапый малину лупит. Он видно давно уж там приладился. Поест, полежит и опять за дело. Ягоды ж у него в желудке сразу и    бродят. Вот он пьяненький бдительность и потерял. Подпустил нас, значит, не учуял. Я ж сразу кинулся Васька просить: «Дай ружьишко. Хозяина леса грохнуть не шуточное дело. Когда еще придётся?!».

Ну, он проникся моей бедой, пожалел. Прицелился я, и прямо в ухо. Наповал! Подёргался мишка, для приличия поревел и загнулся. Вот так-то!

«Выслушивать эти слёзные стенания и больно, и смешно. — Продолжал зомбировать читателей автор статьи. — Больно потому, что большинство русских расписались в собственном бессилии, не видят никакого выхода и мирятся с происходящим. Но простите, садятся на голову только тому, кто позволяет садиться себе на голову, разве нет?

А смешно потому, что всё это действительно смешно. Пожалуйста, ответьте, разве есть какой-то государственный или мафиозный запрет на то, чтобы на рынке торговали не «черномазые», а «русские морды»? Что, русским запрещено заполонить какую-нибудь прилегающую территорию, работать и зарабатывать деньги? Только не надо знакомых песен о том, что это коммунисты отбили за семьдесят лет у русского народа привычку работать. А скажите, это коммунисты велели русскому народу гадить под собственными окнами? Или, может, это какая-то    кавказская мафия превратила Нижнереченск    в сплошную свалку навоза? Так они свинину не едят, и нет у них почему-то такой непринуждённости в обращении с мусором, как у русских».    

Опровергнуть слова Блохи не было никакой возможности. Свидетелей, которые смогли бы подтвердить, что вся история от начала до конца выдумана, не    существовало. Столь примитивным приёмом, элементарной ложью, Блоха возносил себя до небес, становясь калифом на час. Вытерпеть это мог лишь человек, полностью лишённый самолюбия. Но таковых в кампании оказалось совсем немного.

— И я на медведя ходил, — брызгая слюной, заговорил лысый мужичонка, которого Орлов до этого никогда не видел, — с рогатиной!

Прекрасно понимая, что рассказ обязательно оборвут на полуслове, он продекламировал на одном дыхании.

— Осенью с колотушками к берлоге подкрались, хозяин ещё только засыпал. Ну, грохот его разбудил. Вылез он наружу, а я навстречу. Поднялся топтыгин в полный рост и на меня. Сверху лапой как долбанёт! Я ему тут же рогатину подставил, он на неё и навалился. Добил я косолапого ножом.

«А теперь, — подводил выводы журналист, — придется говорить дурную правду. Да, многие народности не любят и не уважают русских. А за что уважать? За полнейшее неумение отстаивать своё? За лень, за пьянство, за привычку бросать мусор, где попало? За это не уважают…»

Все присутствующие за столом    изрядно разгорячились. Разговор явно уходил в порочный круг, и большинству    становилась,    очевидна его нелепость. Однако не высказаться на эту тему было тоже не так-то просто! По самой поверхностной оценке Льва, количество медведей, убитых сидящими за столом людьми, неумолимо приближалось к общей численности популяции на территории России. Прервал это безумие Мутный.

— Я взял тесак в правую руку и приставил рукоятку себе к животу. Левой рукой я обхватил косолапого, он облапил меня и прижал к себе. Лезвие вошло прямо в брюхо. Он тут же копыта и отбросил.

Дальнейшие фантазии неумолимо скатывались к необходимости завалить зверя одним плевком или порвать его голыми руками. Но авторитет Мутного, единственного из кампании «мотавшего срок», возымел свое действие. Обмен прениями прекратился.

«Мужская беседа» и прочитанная статья навеяли на Орлова тягостные раздумья. «Постреляв медведей», мужики застучали костяшками домино, приняв к обсуждению новую тему: чем «мачо» отличается от «чмо». С первых же фраз стало ясно, что за столиком собрались исключительно «сексуальные гиганты» и «половые гангстеры». Быстро убедившись, что «круг избранных» — «высшая каста», Орлов тихо удалился.

***

-Тема моего реферата, — едва поздоровавшись, с ходу начал Илья, — заселение Нижнереченска и окружающих земель русскими людьми в конце восемнадцатого, начале девятнадцатого века. Но, по всей видимости, она очень скоро станет неактуальной. Похоже, мы последнее поколение русских в этих местах!

— Москвичи борются, — сжав кулаки, ответил Лев, — такие песни на голом месте не рождаются.

— Им легче, — с тоской ответил Илья, — намного легче. В громадном мегаполисе всегда можно затеряться. У нас так не покатит.

— Да, — с болью в сердце согласился Лев, — партизанскую войну в нашей местности вести непросто. А держать линию фронта мы не в силах. И бойцов мало, да и не того качества материал.    

— Мамуль, — едва войдя на порог дома, спросил он мать, — а что это за газета такая «Единство»?

— Да вот уже    полгода издаётся, — задумавшись, ответила мать, — она тут числится, как альтернативная.    

— И чему она альтернатива, — задумчиво покачал головой Орлов, — а тебе не приходилось её читать?

— Да пока нет, — она растерянно пожала плечами, — мы с отцом привыкли к «Нижнереченскому вестнику». Там же и программу печатают, ну, на телевизор.

— А я в последнее время больше об учёбе думал, — растерянно произнёс Лев, — и на «Вестник» в общем-то, внимания не обращал. У нас    какие-нибудь номера    сохранились?

— Да в шкафу    их полно, — радостно ответила мать, поняв, что может помочь сыну.

Разложив стопку газет на столе, Орлов выделил нужные номера. Вырисовывалась интересная картина. Оперируя письмами читателей, «Вестник» вёл полемику с «Единством» как раз по заинтересовавшему Льва вопросу. Прочитав несколько заметок, Орлов быстро осознал, насколько профессионально был навязан спор. На память тут же пришла ставшая классической фраза: «Главное — обвинить. Пусть оправдываются. Тот, кто оправдывается, уже наполовину виновен!»

Читатели «Вестника» и обелялись, пытаясь объяснить, в первую очередь себе, что, хотя они и пьяницы и бездельники, но тоже хотят жить. На фоне всего этого «пережёвывания соплей» и детского лепета, принципиально выделялась небольшая, наполненная натиском и экспрессией заметка. Автор, подписавшийся, как Иванов, использовал термин «политтехнологии» и привёл цитату из Джорджа Оруэлла: «Тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Тот, кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое». Сразу стало ясно, что автор извиняться перед оппонентами не собирается.

Глеб с интересом продолжил чтение столь близких ему по духу строк.

«Русских никто не любит и не уважает», — констатирует в своей «разгромной» статье один известный Журналист благословенного города N. «А за что их любить и уважать?», — продолжает он свой исполненный сарказма и неприязни монолог. «Алкоголики они и лентяи все до единого!» и поэтому другие народности России, более развитые и непорочные, имеют право, унижать сей презренный сброд».

«Да, — с тревогой подумал Орлов, — такие споры крайне редко заканчиваются лишь обменом мнениями!»

«Что касается обвинения в ксенофобии, — развивал мысль Иванов, — то здесь не всё так просто. Гонимые из бывших республик Союза, и притесняемые на своей исторической родине, русские невольно огрызаются. Но и в этом праве им отказал господин русофоб. Да, наш великий народ сейчас находится не в лучшей форме, как говорят спортсмены. Терновый его венец — это не просто красивая метафора. Это суровая реальность. Попробуйте, открыто обличить любой другой народ, в каких-либо ему свойственных пороках. Выражениям протеста и возмущения не будет предела.

Русским же отказано иметь национальные чувства. В них находят признаки русского фашизма. И мы молча терпим очередную пощёчину. Мол, так нам и надо, пьяницам, бездельникам, притесняющим малые народы, посмевшим поднять руку на ваххабитов, которые режут людей во имя Бога и от имени Бога. А Пушкин и Лермонтов, Толстой и Чехов! Вся эта славная нескончаемая плеяда — разве дети какого-то иного неведомого народа?»

Орлов окончательно убедился, что ему крайне необходимо познакомиться с автором статьи. В Нижнереченске ещё оставались здоровые, не парализованные страхом силы, и Лев готов был искать любые пути для их консолидации.

«Я думаю, — заканчивалась заметка, — этот тонкий и животрепещущий вопрос не стоит решать с точки зрения кто кого «любит» или « не любит». Что касается нелюбви нерусских к русским, о чём злорадно заявил господин Журналист, то люди, как и нации, часто не любят друг друга не только за плохие, но и за хорошие качества. То ли зависть гложет, то ли жаба душит, то ли ещё какая амфибия оказала влияние. Вы просто сами не понимаете, как унижаете целые нации, и отдельно взятых людей».    

Через пару месяцев Орлову предстояло окончить среднюю школу. Весь остаток выходного дня, за исключением неприкосновенного времени, отведённого занятиям спортом, он решил посвятить подготовке к экзаменам.

Периодически Лев, закрыв глаза, прослушивал подаренную Ильёй песню.    Он думал о том, что скоро уедет в Москву, будет там учиться в институте. И ему не придётся трусливо озираться по сторонам, всматриваясь, нет ли где поблизости представителей «национальных меньшинств», горящих желанием учинить провокацию, чтобы затем перевести её в расправу.

Он не сомневался, что Нижнереченск, как и всё Предкавказье русский этнос уже потерял. И готов был стоять насмерть там, на новых рубежах обороны в самом центре России. Орлов беззаветно верил, что сможет встретить на жизненном пути смелых и отчаянных людей, которым не безразлична судьба собственного народа.

***

— Ты слышал, что в субботу «чехи» вытворяли? — едва Лев перешагнул порог школы, к нему сразу обратился одноклассник Стас.

— Нет, — тревожно ответил Лев.

В глазах Станислава закипела злоба. Сжав до боли, кулаки он произнёс на одном дыхании.

— Раппани в туалете со своей бандой стоял. Они же всегда вшестером держатся. Ни на шаг один от другого не отходят. Ну, курят, базары всякие. А тут пацанчик один то ли с третьего, то ли с четвёртого класса заходит. Так они в клин, как заорут.

«Да здравствует Великая Ичкерия!»

И в упор на него смотрят, типа, ну, что русский выродок, захавал, проглотил горькую пилюлю?! Пацанчику    до слёз обидно стало. Не удержался он и в ответ.

«Да здравствует Великая Россия!»

Так они его за шкварник и потащили к унитазу. Лицом прямо в очко и ещё сверху со сливного бочка воду спустили. Отец его в бешенстве помчался в ментовку заяву писать. Не успел от РОВД на пять шагов отойти, к нему тачка подкатывает. «Чехами» забита до упора. Тут же популярно объяснили ему, что хотя глупость и дар божий, но злоупотреблять им не следует. Вернулся он и заяву забрал. А откуда «чехи» так быстро узнали, что он в отдел бегал? Ментяра, зуб даю, его нохчам и сдал!

— Против силы, — вслух подумал Орлов, — эффективна только сила!

— Я тоже думаю, что иначе ничего не выйдет, — горячо поддержал его Стас, — но только, что мы сможем?

— Многое, — твёрдо взглянув в глаза одноклассника, жёстко ответил Лев, — очень многое!

Илюха на первый урок не пришёл. Он появился лишь ко второй перемене, с огромным синяком под глазом, заклеенной пластырем бровью, весь поцарапанный.

— Что с тобой? — кинулся к другу Лев.

— На мосту стояли не меньше десяти шанхайских цыган. Все нашего возраста. — Пояснил ситуацию Илья. — Другой же дороги нет, пошёл прямо на них. Вроде как в шутку они потребовали платы за проход. Я возмутился.

«Если каждая цыганва начнёт русских людей под рэкет ставить!»

Слово за слово, я не стал ждать, врезал первым. Прорвался на правый берег, схватил кусок арматуры.

«Подходи, падла!»

Они дрогнули, попятились. Я сказал, что забиваю им стрелку, здесь же на поляне завтра в девять вечера. Как раз к этому времени стемнеет. Они засмеялись.

«Приводи любую толпу, порвём каждого!»

— Илюха, брат, — едва дослушав, выкрикнул Орлов, — я подписываюсь!

— И я! — страстно проговорил Стас.

— И я, и я! — отовсюду доносились возбуждённые голоса.

— Парни, — собрав после занятий всех, кто готов был сражаться, властно распорядился Лев, — поговорите со своими друзьями, знакомыми, созвонитесь со всеми, с кем можно. Мы сумеем собрать и взвод, и даже роту. Чем больше нас будет, тем легче добиться победы.

Проведя утром следующего дня предварительные подсчёты, «генштаб» в составе Льва, Ильи и Стаса огласил данные. Выходило, что на битву с цыганами готовы идти не менее пятидесяти бойцов.

Лев много раз беседовал со старожилами на эту тему. И точно знал, что последний раз молодёжь Нижнереченска объединялась в подобные группировки в самом начале шестидесятых годов прошлого столетия. То есть полвека назад. Долгие десятилетия разные районы Нижнереченска, тогда ещё не имевшего статус города, выставляли бригады бойцов для выяснения «кто самый равный среди равных».

А затем всё исчезло само собой, безо всяких усилий со стороны властей. За эти годы Нижнереченск успел стать городом, основательно «лечь под чурок» и из центра всесоюзной житницы превратиться в нищее захолустье, из которого народ бежал, как чёрт от ладана.

Интуитивно Орлов понимал, что стоит у истоков грандиозного начинания. Но всё исполинское всегда можно разглядеть лишь через призму времени. Лев же был полностью поглощен текущими проблемами.

Кроме «шанхайских» цыган, под «чутким руководством» чеченцев осуществляющих розничную торговлю наркотиками, были ещё и «местные», живущие в трёхстах шагах от Орлова цыгане. Они заселили небольшой «закуток», представляющий собой четыре рядом стоящих дома. Огородами «закуток» выходил к реке, а левым флангом к поляне, ограниченной изгибом той же реки. Такая позиция выбиралась заведомо. В случае опасности, всегда можно было отступить с меньшими потерями.

Сразу после школы «генштаб» обошёл все четыре дома и «местной» цыганской молодежи в ультимативной форме объяснили, что ответственность за неявку «шанхайских» ложится на них. Клянясь родственниками, и взывая, в свидетели Бога, те твёрдо пообещали, что ещё раз напомнят «шанхайским» об их обязательствах.

Глава вторая.

Дом Орлова находился рядом с поляной, и решили собираться у Льва на крыльце. Илья и Стас подошли к восьми. Остальные должны были подтянуться ровно без четверти девять.

— А если никто не придёт, — с тревогой обратился к друзьям Стас, — если мы останемся втроём, что будем делать?

— Я пойду биться даже один, — с отчаянием обречённого ответил Илья, — даже один! Я ворвусь в толпу этих ублюдков и стану крушить их обрубком арматуры, пока кто-то из них не вгонит    мне в сердце нож. Но и умирая, я ещё успею расколоть пару тупых голов.

— Что такое жизнь, парни? — Любуясь, как пылают огнём страсти глаза друзей, твёрдо спросил Орлов. И тут же, не дожидаясь ответа, произнёс. — Жизнь — лишь грань между рождением и смертью. Наше существование имеет смысл, если даёт ощущение радости, наслаждения. Много ли радости видим мы?! Мы боимся даже сходить на городские танцы, зная, что «хачи» обязательно устроят драку. И ютимся в стенах школы. Мы опасаемся пройти по городу ночью, а теперь уже и днём.

Малые народности всех мастей давят отовсюду. В этой стране восемь человек из десяти — русские. В Нижнереченске — не меньше. Но разве чувствуем мы себя большинством?! Десять сплочённых кавказцев могут одолеть толпу в тысячу человек. Потому что толпа — это только толпа, как бы велика она ни была. Сила кавказцев в кланах. Но в них же и слабость горцев. Если их собирается больше сотни, они всегда найдут повод для выяснения отношений. Кавказцам никогда не удавалось сплотиться воедино.

Мы же можем объединиться в многомиллионную армию, у нас есть государство. Русским просто надо осознать это.

Парни, если нас будет только трое и больше никто не придёт, мы примем этот бой втроём. И победим! Да, мы вступим в битву не для того, чтобы героически умереть. Втроём мы сметём их, как грязь. Они трусы и падаль!

Ровно в полдевятого на мобильнике Льва раздался первый звонок. Люди подходили целыми бригадами, приносили с собой холодное оружие. Орлов тут же выдавал каждому изготовленную из акации дубинку, и предупреждал, что арматуру и ножи можно применять только в самом крайнем случае.

Бригады сразу же растворялись в зарослях терновника, чтобы не пугать соседей и случайных прохожих. Без четверти девять собрались около шестидесяти человек. Лев успел зафиксировать в памяти мобильника телефонный номер и имя каждого бригадира.

Поляна, на которой предстояло произойти «разборкам», представляла собой омываемый рекой полуостров размерами двести на двести метров. Одним краем она упиралась в фасады жилых домов, другим в пешеходный мост, на котором «шанхайские» напали на Илью. Лев выдвинул десять человек к мосту. Другой десяток отрезал цыганам путь отступления к домам. Остальные бойцы, развернувшись цепью, молча, пошли в атаку.

Классический вариант «толковища» предполагал наличие «базара» для выяснения не столько ораторского мастерства лидеров группировок, как уровня боевого настроя рядовых исполнителей. При несопоставимости «веса» бригад, дело могло закончиться и элементарными финансовыми уступками. Этого больше всего боялся Лев.

Орлов смог убедить своих людей, что «беспредел», учинённый «шатрами» над Ильёй, снимает с бойцов всю ответственность за соблюдение условных «понятий». Норм общения, которые зыбки как вода при бризе. И зависят и в первую, и во вторую, и в третью очередь, прежде всего, от силы сторон.

Темнота сократила видимость метров до тридцати. «Шанхайских» было не более пятнадцати человек. «Они не смогли собрать больше, — ликовал Лев, — им просто неоткуда брать рекрутов!»

— Бей «шатров»! — не своим голосом прокричал Орлов.

И тут же загорелось несколько десятков фонариков. Поток света, ослепляя, ударил по глазам цыган.

— Бей! — будто эхо разнеслось над поляной.

С дикими воплями, подняв над головами дубинки, цепь бойцов ринулась на врагов. Времени для раздумий у «шанхайских» уже не оставалось. В этот миг загорелись фонарики у моста и на противоположной стороне поляны, возле домов. Ужас охватил цыган. Количество врагов показалось им неисчислимым.

Даже не пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, «шатры» с безумными криками ринулись к реке. Подавляющее большинство цыган не только не умеют плавать, но вообще испытывают отвращение к воде. Об этом «шанхайские» вспомнили, лишь оказавшись на обрывистом берегу. Некоторые, несмотря на ужас, всё же сообразили, что воды в реке даже в самом глубоком месте от силы по пояс. Они прыгали вниз, надеясь спастись бегством, растворившись в дачном посёлке. Остальные, падали на колени и, завывая по-шакальи, умоляли о пощаде.

Но пощады не было! Дубинки опускались на поднятые вверх руки, плечи, спины. Извивающиеся от боли, как дождевые черви, тела тут же подхватывали за руки и ноги и просто выбрасывали в воду. Бой продлился не более полуминуты. С трепетом, осознавая, что самое худшее уже позади, цыгане прорывались на противоположный берег реки. Разбегаясь между дач, они уносились к густым зарослям бузины и тёрна.

Лев окинул взглядом своё воинство: защитные шлёмы на головах, боксёрские капы на зубах, наколенники, краги. Некоторые имели даже пластиковые щиты. Они победили, потому что одолели свой страх. Это были подростки от тринадцати до семнадцати лет. Все они родились уже после развала СССР. Ни один из них по возрасту не попал ни в комсомольцы, ни в пионеры. Учителя не дурачили им головы болтовнёй о дружбе народов и исторической вине великороссов перед малыми народами России.

Ложь отжившей свой срок идеологии не коснулась их ушей. Реальная жизнь, самый лучший учитель, на каждом шагу преподносила им жестокие и коварные уроки. И они запоминали эти незабвенные истины. «Толпой и отца бить удобно», «прав тот, у кого больше прав», «что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги», «закон силы всегда стоит над силой закона».

Лев властно посмотрел на парней. Каждый из них, прежде чем оказаться на поле битвы, поставил свою жизнь ниже интересов народа. Все они готовы были умереть, не желая жить на коленях. Они являлись грозной и во многом неуправляемой силой. Эта могучая река, выплеснувшись из берегов, могла наделать много бед и, не дойдя до моря, тут же раствориться в песках. Лев чувствовал свою ответственность за увлечённых единым порывом сверстников. И он твёрдо отдал приказ.

— Всем расходиться. Завтра созвонимся.    

На следующий день назначенные Орловым бригадиры телефонными звонками подтвердили решимость своих бригад участвовать в акциях подобного рода и в дальнейшем. Как первоочередная цель предлагался поход в «Шанхай», чтобы «поставить цыган на бабки». Не менее актуальной задачей воспринималось посещение дискотеки.

Наиболее отчаянные предлагали равномерно распределиться по танцплощадке и, без объявления войны, по сигналу «с ходу замесить всех чурок». А затем покинуть поле боя по уже отработанному варианту. «Шанхайские» цыгане после позорного избиения молчали, делая вид, что ничего не произошло. И это подстёгивало наиболее активных парней к немедленным действиям.

Орлов отлично представлял, что произойдёт после побоища на танцах. Реальные хозяева города чеченцы разберут инцидент по полочкам, найдут зачинщиков и пристрелят в собственных постелях пару-тройку лидеров. Так на всякий случай, чтобы из искры не разгорелось пламя. Остальных участников схватки станут медленно вылавливать поодиночке и избивать с перспективой превращения в калек.

— Мы находимся на временно оккупированной врагами территории, — убеждал своих соратников Орлов, — в нашем положении эффективны только партизанские действия. Пусть каждый из нас по возможности наносит тайные и оттого самые страшные удары. Постепенно, исподволь мы вселим в них страх. Тот самый, что им удалось вбить в нас. Каждая маленькая, даже мельчайшая победа станет увеличивать нашу силу и делать их слабее. А в один назначенный час мы выдвинемся на улицы города и нескончаемым потоком пройдём перед мэрией, РОВД, двинемся через рынок. Они увидят, что нас сотни и даже тысячи и дрогнут. Но всему своё время.    Надо уметь ждать.

На удивление Орлова, его поняли все. Никто из парней не возмутился, обвинив его в трусости. Никто не порывался в бой, грезя немедленной победой. Лев смотрел на исполненных отчаянной решимости сверстников и вспоминал слова ставшей гимном бригады песни: «Бей паразитов, бей заразу. Бей заразу наповал сразу!»

   ***

Родился Пётр Фёдоров не в таборе. И роды принимала вовсе не бабка — повитуха, прячущая свою некомпетентность за ширмой заговоров и заклинаний. Привезли роженицу на новенькой «Волге» и лучший в округе акушер — гинеколог Марк Соломонович Зальцман лично курировал вопрос.

Потому как был отец Петра человеком уважаемым. Богатым человеком!

Жил Пеца в стольном городе Тбилиси. Там же, в отличие от большинства сверстников — цыган, пошёл в школу. Но вскоре семье, по стечению обстоятельств, пришлось бежать в Предкавказье, где в Нижнереченске удалось быстро пустить крепкие и надежные корни.

С трудом, окончив среднюю школу, учиться дальше Фёдоров отказался наотрез. И перспектива возглавить в будущем слаженное и хорошо организованное семейное хозяйство отодвинулась от него навсегда. А ждали его банальности. По Сеньке и шапку подобрали. Стал Пеца мотаться в Чуйскую долину, как самый рядовой наркокурьер.

Добившись высот профессионализма, жил он припеваючи. Как сыр в масле! И возил товар целыми сумками. Будучи человеком, глубоко набожным, после каждого, удачно обтяпанного, дельца цыган спешил в церковь. Где никогда не жалел денег на свечи. Особенно же почитал он Николая — чудотворца, в душе всегда надеясь на чудо.

Удача всё время сама носила Пецу на ногах и, в конце концов, он потерял бдительность. Небрежно бросив рюкзак между ног, цыган, прямо на армавирском вокзале, забил косячок и с наслаждением затянулся ароматом настоящей кашгарской анаши. «Пыхнув тягу», он окончательно расслабился. Стало неизъяснимо мило, Пеца, словно птица, воспарил в безбрежном чистом небе. Пары анаши всё сильнее воздействовали на мозг, постепенно реальная действительность была окончательно вытеснена из головы несказанно приятными видениями. Идиллию разрушило грубое, словно    вырубленное из старой чурки, давно затупившимся топором, лицо начальника Нижнереченского райвоенкомата    подполковника Нетерпова. Обосновавшись в воспалённом сознании, этот образ нахально выдавил с импровизированного экрана все мелькавшие до того кадры. Взгляд горящих холодным голубым огнём глаз был твёрд и суров.    

— Ну что, морда цыганская, — военком приоткрыл похожий на трещину в камне рот, — сидишь? А в армию за тебя кто пойдёт? Дядя?!

— Пусть русские дураки и служат, — автоматически парировал удар Фёдоров, — у них долг перед Родиной. Вот пускай и расплачиваются. А я всем, кому должен, прощаю! У цыгана     отечество везде, где небо над землёй, да солнце светит!

— Ах, ты, сучара, — в гневе прокричал подполковник, — выхватывая из кобуры «ПМ», — расстреляю сволочь без суда и следствия. Что ж    выходит-то? Мы должны эту падаль кормить, поить, содержать, а она только плодится, как вши на лобке!

— Не гони пургу, фраер, — беззлобно, как на надоедливую шавку, прикрикнул Пеца. И вновь погрузился в обволакивающую со всех сторон пучину наслаждения. По возрасту, он мог отслужить положенный срок уже не раз. Но делать это у цыгана не было ни малейшего желания.

«Гражданин! — послышался наглый, дерзкий голос, — предъявите документы».

   Пётр неосознанно взглянул на обратившегося к нему человека. Осмысление необратимости произошедшего пришло не сразу. Перед ним стоял мент. Настоящий ментяра: при фуражке, с пистолетом в кобуре. Ужас проник в каждую пору наркокурьера. А вслед за ним непреодолимое желание жить и бороться.

«Это ваши вещи?» — «позорный мусор» небрежно пнул носком давно не чищеного    ботинка рюкзачок цыгана.

«Ах, ты, волчара драный!» — животный страх охватил всё существо Фёдорова. Он тут же метнулся влево. Расталкивая и сбивая с ног прохожих, цыган выскочил на железнодорожную платформу. Он всё-таки успел выбросить паспорт в открытый вагон проносящегося мимо товарного поезда. Ровно за миг до того, как почувствовал сильный толчок в спину. Потеряв равновесие, Пётр покатился кубарем.

Несколько жестоких ударов ногами по голове и рёбрам довершили дело. Защелкнув наручники, запыхавшийся сержант самодовольно произнёс: «Ты смотри, прыткий попался, даром, что цыган. Эти-то не особо расторопны!»

В линейном отделении милиции, Пеца решил до конца стоять на позиции «моя твоя не понимать»

— Ну что, голубчик, — радостно, словно торжествующий от успеха рыбак, начал оформлять протокол дежурный, — попался. Тут тебе срок светит, на троих хватит.

— Ф.И.О. — будто развивая неоконченную мысль, продолжил допрос старший лейтенант.

— А? — глупо завертел головой по сторонам Фёдоров.

— Фамилия, имя, отчество?

— Пётр я, Фёдоров.

— Ну а отчество твое, какое? — доверительно спросил офицер.

Цыган тупо посмотрел на собеседника, полагая, что ему, как безграмотному представителю национального меньшинства, вовсе не обязательно знать столь мудрёное русское слово.

— Отца-то, как зовут, — забавляясь происходящим, старлей    явно никуда не спешил.

— Иван, — сдал ещё одного туза Пеца, прекрасно помня о припасённых козырях.

— А паспорт у тебя Пётр Иванович Фёдоров есть? — вежливо, ничуть не повышая голоса, поинтересовался дежурный.

Пеца изобразил на лице неподдельное желание уловить смысл обсуждаемой темы.

— Какой таспорк?! — внимательно посмотрев на милиционера, с придыханием произнёс он. Как и в случае с отчеством, Фёдоров был твёрдо уверен, что в незнании — сила.

— Паспорт, документ, удостоверяющий личность. — Пустился в рассуждения старлей. — Как ты докажешь, что на самом деле являешься тем, кем назвался?

— Не, — протянул Пеца, профессионально сводя глаза в одну точку и вываливая изо рта большой, покрытый сизым налётом язык, — нету.

— А живёшь где? — Слегка нервничая, офицер забарабанил пальцами по столу. — Город, улица, дом? Или в колхозе, каком? Где?

— В таборе!

— Как в таборе? Ты же где-то должен быть прописан?!

— Наверно, — равнодушно ответил Пётр, — если должен, то прописан.

— А где, — ухватился за соломинку милиционер, — где прописан?

— В таборе.

— Ну, мы сейчас, например, в Армавире.    А ты откуда? Табор-то, где стоит. Не во Владивостоке же? Может быть, в Тихорецке? Или в Кропоткине?

— Не знаю, — спокойно ответил Фёдоров.

— Хитрость, дружище, это усиленная работа инстинктов, заменяющая отсутствие ума! — Старлей демонстративно зевнул. — Поедешь в следственный изолятор для временного содержания следственно-заключённых. Только хочу дать тебе один хороший совет. Не перегибай палку с шутовством. Не все ценят тонкий юмор. Так могут обидеться, и до зоны не доживёшь.

Не только до зоны, но и до изолятора Пеца, конечно же, не добрался. Ближе к ночи его вывезли на обрывистый берег Кубани и, дав со всего размаха милицейской дубиной по голове, сбросили в реку. Как раз в полутора метрах от рыбацкой лодки. Находящийся в ней человек осуществлял, мягко говоря, не совсем законный промысел. Поэтому, на всякий случай от греха подальше, он вынес безжизненное тело не берег и тут же задал стрекача. А Пеца к утру всё-таки отошёл. Он сразу сообразил, насколько ему повезло. Без сомнения, столь ходовой товар, который менты у него отняли, вполне стоил жизни рядового наркодилера.

Питаясь лишь дарами природы и тем, что люди подадут (цыган ведь!) Пётр, крайне осторожно пользуясь услугами    транспортных средств, направился к семейному очагу. О том, что однажды пришлось проникнуть на пустующую дачу, он решил позабыть тут же после совершения деяния. К чёрту, мало ли кто снова станет задавать вопросы!

Ровно через неделю бедолага стоял на пороге родного жилища. Но встреча (хотя Фёдоров, в принципе и догадывался!) оказалась не столь теплой. Компаньоны, среди которых были не только    родственники, обвинили его в растрате выручки, полученной за товар. На «разборки» приехали очень уважаемые чеченцы. Сами братья Хацаевы из Москвы: Ильберд и Хиззир. «Включив счётчик», Пецу тут же «поставили на бабки», пообещав зарезать по истечении очень недолгого срока. Терзаясь в сомнениях, он готов был пойти на многое, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах диаспоры. Приняв участие в ночной схватке, Фёдоров надеялся всплыть вверх на волне победы. Однако ему едва удалось унести ноги. И то лишь потому, что он кинулся наутёк самым первым. Находясь в полном цейтноте, Пеца даже приблизительно не представлял, как жить дальше. Фёдоров вовсе не знал, что обрушившийся беспощадной ночью на цыган отряд возглавлял его сосед и, как ему казалось, почти приятель Лев Орлов. И уж тем паче не предполагал, что судьба сведёт их при куда более жёстких обстоятельствах!

***

Адрес автора приковавшей внимание Орлова статьи в редакции «Нижнереченского вестника» дали не сразу. Лишь через неделю «Иванов» сам позвонил Льву. Как и предполагалось, автор скрывался за псевдонимом. Это был Николай Зарецкий — весьма известный в городе человек. Герой второй чеченской кампании.

Лейтенант Зарецкий на войне оказался случайно. В военное училище даже экзамены сдавать не пришлось, забраковали по зрению. А после гражданского вуза лейтенантом — двухгодичником взяли с радостью. Год он отслужил в Таманской дивизии. Мать беспрерывно канючила: «Смотри в Чечню не загреми!» А когда «загремел», матери так ничего и не сказал. Отец всё знал, но не выдал.

Прогрохотавший в День Победы взрыв на стадионе в Грозном, инициировал тотальные зачистки. Зарецкий участвовал в проверках заброшенных домов. В один из дней в Ведено, расставив солдат внизу здания, Николай    поднялся на второй этаж, лично проконтролировать обстановку. Во время спуска по лестнице, ему показалось, что в дальней комнате    мелькнула тень. Он решил вернуться и осторожно шагнул в комнату. Дальше — полный провал.

Очнулся офицер уже на этапе эвакуации. На маршруте, по которому из прифронтового госпиталя отправляют раненых на «Большую землю». Ещё с Афгана повелось: «груз — 200» — гробы, «груз —300» — раненые. Бандитская растяжка взяла своё: Николай потерял ногу.    

Направляясь на встречу с ветераном, Лев, Илья и Стас хорошо знали историю крайне заинтересовавшего их человека. Они пришли для начала просто выразить Зарецкому благодарность за статью, показать свою солидарность с ним. Николай оказался интереснейшим, широко эрудированным собеседником. Сразу завязался живой, злободневный разговор.

— До сих пор ещё полно баранов по стране, — возмущался Зарецкий, — заладили, как попугаи: «Зачем вы туда шли? Они бьются за свою свободу, а нам Чечня не нужна!» Это вам она не нужна, а им Россия очень даже нужна. Вся, вместе с потрохами. Далеко не надо ходить. Возьмём хотя бы наш Нижнереченск!

— Если б в сорок первом так орали, — поддержал старшего товарища Орлов, — «Что вы делаете, как смеете, недочеловеки, высшей расе мешать мировой порядок справедливости устанавливать?» Смешно?!

— Мне не смешно! — Направив вдаль суровый взгляд, жёстко произнёс Зарецкий. — Когда я не от алкашей в подворотне (тем-то точно всё по фене, что кабинет политпросвещения, что церковь, что мечеть), а от «интеллигентных» людишек слышу о том, что: «Цели исламской революции вполне обоснованы. Богатый Север монополизировал сырьевые, интеллектуальные, технологические ресурсы планеты, вот бедные народы и сражаются за справедливый передел мира. А то, что в качестве оружия они выбрали террор, вполне аргументировано. У них же нет ракет, танков и прочих линкоров».

— На счёт бедности бедных можно поспорить, — ухмыльнулся Илья, — на момент распада страны в СССР беднее русских уж точно никого не было. По крайней мере, не чеченцам об этом говорить. Да и Усама бен Ладен, надо заметить, из семьи даже не миллионеров, а миллиардеров!

— Мы тут, русские на Кавказе, — поддержал друга Стас, — с молоком матери впитываем эти проблемы. А в Центральной России многие до сих пор ни хрена не понимают. Чтобы осознать историческое явление, нужно время. Ну, вот возьми: сын отца предаёт, на погибель отправляет. Негодяй? Нет, народный герой советского народа Павлик Морозов. Была дружба народов и всё такое прочее. А потом оказывается, что дружбы нет, а есть борьба угнетённых народов за свободу и независимость. Пропарили журналюги мозги электорату, и стал Шамиль Басаев самым настоящим Робин Гудом.

— А сериалы идут по «ящику» про братву, — с недоумением произнёс Орлов, — кто там положительный герой, а кто отрицательный?

— Ну, это, мужики, беда не только наших дней, — заметил Зарецкий.

— Конечно, — ухмыльнулся Илья, — тот же Карлсон, который живёт на крыше, по жизни не вылезал бы из полицейского участка. Ведь всё, что он мутил, полная асоциалка. Там везде    попахивает уголовным кодексом.

— Ребята, — поправил разговор хозяин дома, — хорошо смеётся тот, кто знает меру. Буквально вчера вечером на телевидении шёл большой диспут о судьбе России. Я всю передачу записал на компьютере. Надо ещё не раз внимательно просмотреть всё заново. Там слишком много актуальных моментов. Думаю, вам тоже не помешает ознакомиться с информацией. Давайте, я переброшу запись    на флэшку. Потом размножите. А через несколько дней встретимся вновь и обсудим тему.

Глава третья.

Для первой акции Лев отобрал лишь Илью и Стаса. В субботу, в самый разгар танцев, выдвинулись за город. Чеченцы проживали компактно на бывшем хуторе, от которого осталось одно название. Теперь же это был форпост из десятка мощных кирпичных зданий, в которых, ни на миг не сомневался Орлов, имелись и огромные подвалы, и подземные коммуникации. В этом населённом пункте не было ни одного нечеченца. В случае военных действий, полагал Лев, чеченская крепость могла выстоять до подхода тяжелой артиллерии и танков противника.

Раппани с дружками ездил на танцы на старом двухсот тридцатом «Мерседесе». Будучи школьником, он не заслуживал большего. Что же касается таких мелочей, как водительское удостоверение, то этот вопрос решался далеко не на постах ГИБДД.

В одном месте дорога, по которой чеченцы возвращались домой, подходила вплотную к узенькой мелководной речушке. К тому же, асфальтовое покрытие было    окончательно разбито. И лишь пестрело островками на фоне грунта, при первом же дожде превращающегося в болото.    

В столь поздний час в сторону «хутора» не ездил практически никто. Поэтому, едва ночную темноту пронзил свет автомобильных фар, Лев с Ильёй растянули поперёк дороги    толстую прорезиненную ленту с вбитыми в неё сто миллиметровыми гвоздями.

Прежде, чем стать оружием, резинотехническое изделие долгие годы исправно служило на зернопогрузчике. Гвозди к месту, где намечалось проведение акции, доставлялись отдельно. И совсем незадолго до часа «Ч» были соединены с гибкой основой в единую конструкцию. «Заминировав» дорогу, приятели тут же перебрались на обратный берег речушки и залегли в кустах.

Ничего, не подозревая, чеченцы напоролись на засаду на скорости восемьдесят километров в час. Все четыре колеса оказались проколотыми в нескольких местах. Водителю едва удалось удержать машину на дороге. Выскочив из салона, чеченцы огласили ночную темноту самой грязной бранью. Недолго постояв в растерянности, они    внимательно осмотрели орудие, с помощью которого была осуществлена атака. А затем    отбросили ленту с гвоздями в сторону и, двигаясь на спущенных скатах не быстрее пешехода, отправились домой.

Лев был несказанно рад. Такой халатности от противника не ожидал даже он. Забрав полотно с собой, друзья надёжно спрятали его в лесу и, трижды страхуясь, двинулись в сторону города. В любом случае, их путь лежал через автомагистраль областного значения. Ночь была в самом разгаре, и автомобили на трассе появлялись весьма редко.    

— Смотрите! — Илья обратил внимание соратников на развернувшееся на дороге действо.

Высокого парня, стоящего в самом центре трассы, на разделительной полосе, было видно за версту. Он явно неадекватно воспринимал ситуацию, норовя вступить в единоборство то с одним, то с другим автомобилем.

— Давай тормознём, — предложил Орлов, — по-моему, парню жить надоело. Надо его выдернуть на обочину. А то ему осталось рисоваться до первой крутой тачки.

— Нам тоже светиться не в тему, — усомнился Стас, — он же обкуренный по самое никуда, или колёс наглотался. Вот ему и море по колено!

— Вытащим на обочину, отметелим, — пытаясь убедить соратников в собственной правоте, предложил Лев, — и пусть спит. Так живой и останется. Только давай по — быстрому!

Свинья везде грязи найдёт. Хотя по трассе промчалось всего лишь две машины, молодой экстремал, распаляясь всё больше,    просто кидался на них, как бык на тореадора. Однако водителям, уходя в сторону, удалось объехать живую преграду.

В тот миг, когда приятели уже готовы были броситься на помощь самоубийце, из ночного мрака, словно ракета, вырвался джип «Чероки». Продолжая играть со смертью, юный любитель острых ощущений ринулся под колёса. Но внедорожник не свернул вправо даже на полшага. Поддев тело, он просто отбросил препятствие с пути и, громко шурша протекторами, унесся прочь.

Разыгравшаяся на глазах сцена была не для слабонервных. Живого человека выкинуло прочь как тряпичную куклу.

«Витя! Витенька!» — откуда-то из придорожного кювета раздался истошный вопль. И какое-то маленькое длинноволосое существо, вынырнув, будто из-под земли,    метнулось к бездыханному телу. Это оказалась подружка сбитого джипом парня. Упав на колени рядом с не подающим    признаков жизни телом, она заголосила на всю округу: «Витенька, не умирай! Не умирай, я тебя умоляю!»

— Надо сваливать! — жёстко произнёс Стас, — ему уже ничем не помочь, а влипнуть можно так, что и не отмоешься.

— Пройдём метров пятьсот вдоль лесополосы, — предложил Орлов, — здесь пересекать дорогу опасно.

Буквально через минуту возле трупа остановился милицейский «Уазик». Девица находилась в полной прострации, совершенно не соображая, что же все-таки произошло. Однако, осознание, что случившееся не является плодом очередной галлюцинации, постепенно приводило её в равновесие с действительностью. Всхлипывания и стоны порой перемежались осмысленными фразами: «Витенька, я люблю тебя, не умирай! Я тебя очень люблю!»

Сделав соответствующие замеры, старлей обратился к сержантам: «Все тазовые кости в крошку раздробило. С трупом разберёмся! А кошёлку грузите. Дело — голимый глухарь. Ловить тут больше нечего».

Соратники уходили всё дальше и дальше от места трагедии. Нелепая смерть молодого парня занозой застряла в сознании. Выбросить её из головы, забыть по приказу было совсем не просто. Осмысление бренности земного существования, зыбкости границы между жизнью и смертью, наводило на тревожные размышления.

***

Орлов решил затаиться на пару недель, чтобы дать врагам расслабиться, а затем нанести ошеломляющий удар. Следующий субботний вечер друзья также просидели в засаде, но лишь для того, чтобы констатировать факт проезда чеченцами намеченной зоны. Приближалось время    решительной схватки. Не за горами были и экзамены в школе. Но в первую очередь Лев решил разобраться с видеозаписью, полученной от Николая Зарецкого.

В студии за большим круглым столом расположились благообразные мужи, один вид которых говорил о серьёзности их намерений и способности сохранять чувство такта. Конечно же, они собрались вовсе не для того, чтобы слушать оппонентов. Не слышать, слушая — это тоже большое искусство. Чужая точка зрения    интересовала их меньше всего. Они стремились только к одному: изъяснить свой взгляд на окружающую действительность многочисленной телевизионной аудитории, давно уже задавленной рекламой прокладок и жидкости для очистки языка.    

       Ведущий, высокий, спортивного телосложения парень, представив присутствующих, друг другу и телезрителям, произнёс вступительное слово.

«Более восьмидесяти процентов населения России — русские. Они — государствообразующая нация, от благополучия и самочувствия которой зависит будущее страны…»

Обведя участников дискуссии долгим и внимательным взглядом, ведущий предложил высказаться. Первым взял слово председатель малоизвестного общественного объединения, с претензионным названием, содержащим в себе слово «Россия». Орлов тут же «окрестил» его Функционером.

«Я считаю, — заявил он, — что «русского вопроса» в России просто не существует. Есть другой вопрос — судьбы России, её сегодняшнего состояния, будущего…»

Орлов остановил воспроизведение видеозаписи, лёг на диван, закрыл глаза. Память вернула его к событиям почти годовой давности.

***

В Москве, вернее в Подлипках — Дачных, являющихся неотъемлемой частью мегаполиса, проживал дальний родственник Льва по материнской линии. Орлов приходился ему вроде бы троюродным внучатым племянником.    В русском языке, в отличие от многих других, слово, обозначающее данную степень родства, так и не возникло. За ненадобностью.

Прошлым летом Лев пару недель погостил у Семёна Павловича, ближе знакомясь со столицей, выбирая институт для дальнейшего продолжения учёбы.

    В те дни он как-то добирался на электричке от Каланчёвской до Филей. И вынужденно оторвался от чтения, обратив внимание на трёх     бедно одетых азиатов с крайне тёмной кожей. По внешности, скорее всего они, были дравидами. Ведь даже среди таджиков и азербайджанцев такая пигментация — явление весьма редкое. Вели себя они неуверенно, точнее, даже робко. Было видно, что это низкооплачиваемые разнорабочие, готовые за миску похлёбки взяться за любое, самое грязное дело.

Напротив них сидела бомжеватого вида старуха. Не оставалось никаких сомнений, что жернова мегаполиса давно уже в труху перетёрли все её некогда существовавшие представления о морали и нормах этикета. Таких, как она много болтается по переполненным электропоездам. Самые дерзкие и нахальные, обливаясь протухшей мочой, «просят» подаяния. Люди незамедлительно суют в давно ничего, кроме бутылки, не державшие ладони монетки. Чтобы распространяющее нестерпимую вонь существо тотчас удалилось. Те, что не так наглы, снуют с огромными, набитыми бутылками и сплющенными алюминиевыми банками рюкзаками. Используя их как дубину и щит одновременно, специалисты по вторсырью просто разгоняют с дороги шарахающихся в разные стороны пассажиров.

Бомжиха посылала эмигрантам многочисленные визуальные сигналы, гласящие: «Ребята, вы мне симпатичны, я вас уважаю и считаю за отличных парней!» Занятые собой, азиаты совершенно не обращали на неё внимания. Однако на Филях «гостям столицы», как и Орлову, необходимо было выходить. На прощанье старуха непроизвольно дотронулась до самого крупного из них, по виду явно лидера группы. И с огромной душевной теплотой сказала: «Ну, счастливо, мальчики!»

«Давно ли, — спрашивал себя в тот миг Орлов, — последний раз она так искренне желала счастья собственному сыну, если он у неё когда-то и был? Или соседке по лестничной площадке, если жильё ещё не пропито?» «Чем обоснован её духовный порыв? — недоумевал Лев. — Ведь она не может ни знать, что после трёх — пяти лет грязной, изнурительной работы, они, опираясь на диаспору, обязательно приобретут себе места на одном из многочисленных рынков Москвы. А затем станут нанимать на работу «хохлушек» или молдаванок с купленным Российским гражданством, требуя за весьма и весьма скромную оплату труда, непременно и сексуальные услуги.    Даже на этом экономя каждый доллар и даже каждый цент! Так что же заставляет её проявлять искреннюю симпатию к чужакам?!»    

В памяти Орлова всплывали многочисленные лица проживающих в Нижнереченске «самок». За стакан водки и, в лучшем случае, кусок жареной баранины, они без проблем ложились под «чехов» и «хачиков».    

И как олицетворение этих и подобных им женщин перед взором Льва из небытия веков возникла индеанка Малинчин: переводчица Кортеса Марина. Ради страсти к безжалостному и беспощадному конкистадору, просто испепелившему ацтеков, и созданное им государство, она встала на путь предательства и измены. Во многом благодаря этой женщине, испанцы смогли определить слабые места противника и выработать стратегию успеха. Но что двигало ею в те дни? Любовь? Любовь к врагам, на твоих глазах уничтожающих твой народ? Значит и такая любовь вполне может существовать?!

***

Эксперимент решили провести    вдали от чужих глаз. Ранним утром все как один собрались на пустыре. Приготовили три бутылки с зажигательной смесью, к каждой из них был прилажен фитиль. Бутылки специально взяли из-под водки, а не пивные, у которых стекло намного толще. Кроме того, для надёжности на каждой из них сделали глубокий надрез плиткорезом. Выбрав цель в двадцати пяти метрах от исходной позиции, приготовились к бою.    

— «Коктейль Молотова», зажигательная смесь на основе бензина, — с интонацией непререкаемого авторитета произнёс Илюха, — оружие бедных. Его эффективно использовала Красная Армия, но лишь в период поражений и отступлений. Себестоимость заряда крайне низка, а результат может быть ошеломляющим. Чтобы бутылка с бензином вывела из строя целый танк, её должен метнуть герой.    Героев же в России всегда хватало. Матрос Кошка в Крымскую войну фитили английских ядер в котлах с кашей тушил. Александр Матросов грудью амбразуру закрыл. А Маресьев вообще с протезами вместо ног летал.

При соприкосновении с объектом атаки бутылка должна была обязательно разбиться, чтобы растёкшаяся жидкость запылала, поджигая всё, что может гореть. Поэтому для надежности сложили в одну кучу несколько крупных камней и кусок бесхозного железа. Образовался предназначенный для поражения круг диаметром не меньше метра. Конечно, попасть в него со столь значительного расстояния было весьма непросто. Но чеченский автомобиль имел несравнимо большие размеры. Первым на рубеж атаки вышел Орлов.

— «Не спеши, и главное не горбись. Так боксёр беседовал со мной. В ближний бой не лезь, работай в корпусе. И помни, что коронный твой прямой», — пропел Лев.

— Прикалываешься? — ухмыльнулся Стас.

— Ещё до нашего с тобой рождения американец Бобби Фишер лишил долгие годы владевших шахматной короной советских спортсменов чемпионского титула. — Пояснил Орлов. — Это был шок, к хорошему-то, привыкаешь быстро. Так вот, Владимир Семенович Высоцкий дал чёткие установки тому, кто это звание должен был вернуть. Бег, штанга, хоккей, а главное, бокс. Очень смешная вышла песенка. У отца все записи Высоцкого сохранились. А сейчас вообще всё перевели в цифровой формат. Классно!

Лев поднёс зажигалку к пропитанному смесью фитилю и,    метнув заряд в цель, бросился за наскоро выстроенную баррикаду. Раздался резкий хлопок и тут же над объятыми пламенем камнями взмыл огненный факел.

— Да, зрелище завораживающее, — с восторгом произнёс Орлов, — горит, как напалм.

— Бросайте! — поторопил он замешкавшихся товарищей.

Илья и Стас почти одновременно метнули снаряды и, прыгнули за укрытие. Все трое    залюбовались игрой огня.

— А вдруг «чехи» сгорят,     мы же можем их убить? — словно очнувшись, в растерянности спросил соратников Илья.

— Тебе их жаль?! — жёстко парировал Орлов.

— Нет, я не об этом, — пояснил Илья, — собаке собачья смерть. Что будет, если нас поймают? Или расколют?

— Каждый из нас должен похоронить себя ещё до того, — отрезал Лев, — как умрёт первый враг. И тогда станет несравнимо легче. Допустим худшее: нас захватят менты, и будут пытать. Надо всё переводить на личностные отношения: оскорбили — решил по-пацански проучить. Без всякой политики! Просто хулиганка, и никакой два восемь два. Если попадутся один или двое — всё брать на себя. Какой бы беспредел они не вытворяли.    Илюха, ещё есть время отказаться. Ты хорошо подумай.

— Нет, ни за что! — едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, ответил Илья.

На следующий день к Орлову подошли Илья со Стасом.

— Лев, мы тут долго размышляли и решили: давай поклянемся, друг другу в верности и скрепим клятву кровью.

— Я тоже считаю, что так    будет лучше для всех! — не задумываясь, ответил Орлов.

После занятий они пошли ко Льву домой. Родители Орлова были на работе, и ничто не мешало осуществить задуманное.    Друзья встали    вокруг журнального столика. Лев достал медицинский скальпель и, стараясь не поранить вены, сделал глубокий надрез от ладони к запястью. Выступили капельки крови. Постепенно собираясь в струйку, тёмно — красная жидкость засочилась по руке. Следом то же самое проделали Илья со Стасом. Лев соединил окровавленную рану с раной Ильи, а затем так же поступили и остальные участники церемониала.

Собственной жизнью они поклялись друг другу в верности. В клятву так же вошёл зарок никогда не пить, не курить, не употреблять наркотики. «Все виды наркотиков, — отчётливо осознавал каждый из них, — это подлое оружие врагов, направленное в самое сердце народа».

Затем кровные братья перебинтовали разрезы и разошлись по домам. Время выпускных экзаменов неумолимо приближалось. И насколько бы грандиозными ни были возложенные на них ходом жизни задачи, о таких «мелочах», как дальнейшее продолжение учёбы тоже не стоило забывать. Все трое стремились попасть в далеко не второразрядные московские вузы и входили в число лучших учеников школы.

***

Орлов отчётливо осознавал, что морально будет готов к новой встрече с Николаем Зарецким лишь после успешного осуществления акции возмездия. Он вовсе не собирался хвалиться перед героем войны о своих подвигах. Но    однозначно считал верхом цинизма вести высокопарные разговоры, о судьбе народа сложа руки. Успешно опробовав самодельные «бомбы», парни вновь занялись изучением видеоматериала. Освежив в памяти, начало диспута, Лев продолжил просмотр записи.

Следующим после Функционера, выступил сотрудник Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии. Для себя Глеб назвал его просто Священником. Он говорил о своём.

«Русский народ — это те, кто православные. Народ и государство русское появилось после крещения Руси. Православие являлось тем стержнем, которое создало русский народ…»    

Орлов остановил воспроизведение записи, заварил себе кофе. Затем Лев открыл папку с аналогичной подборкой файлов. В них содержались аналитические статьи, поднимающие тему межэтнических отношений. Сухие цифры неумолимой статистики говорили о глубоком кризисе русского этноса. В последние десятилетия сложилось много межнациональных браков, где одним из супругов являлся русский. И почти всегда при получении паспорта в графе национальность дети записывали себя нерусскими. Исключения составляли случаи, когда русские вступали в браки с некоторыми христианскими народами Поволжья: мордвой, чувашами.    

«Вымрет русский народ, ну и что? — Орлов пытался мысленно поставить себя на место оппонента в споре. — Кому от этого хуже будет? Для истории это вполне привычно. Без следа исчезли    причерноморские готы, гунны, вандалы, авары. Хоть и оставив духовное, и материальное наследство, всё же перестали существовать как этносы иберы, галлы, даже римляне. Если это естественные процессы, то чем русские лучше остальных?»

Нет, Лев не верил ни единому слову своих противников. Потому что знал: они лгут. Есть только одна правда — правда сильного. Историю всегда пишут и переписывают победители.

«Когда ковбои, — Орлов вспомнил аналогию, — перестреляли индейцев и уничтожили бизонов, большой выигрыш получили американские суслики, иначе луговые собачки. Особо не расплодишься, нор не нароешь, если каждая сволота норовит тебе по морде копытом заехать. А тут благодать. Бизонов нет, так что плодись и размножайся. В строгом соответствии с установками свыше!»

«Оттого, что русские вымрут, — не сомневался Лев, — никто не всплакнёт. Ни в Вашингтоне, ни в Пекине, ни в Эр-Рияде!»

«Но нам-то, русским, что делать?! — Вопрошал он себя. — Ложиться на землю и ждать, когда каток миграции размажет нас по её поверхности? Ну, нет, ребята, не дождётесь!»

***

В субботу с утра Лев не находил себе места. В принципе, осознавал он, ситуация весьма напоминала сцену из компьютерной игры. В наличии поражаемый объект, средства для реализации задачи определены. Остаётся только нажать необходимые кнопки. Но ощущение того, что он становится на тропу, по которой можно двигаться только в одну сторону, ни на миг не покидало Орлова.

Стас и Илья подошли к семи вечера.    Вначале все трое выдвинулись к танцплощадке и, удостоверившись, что Раппани со своими людьми на месте, не спеша, кружным путём двинулись в сторону засады.

До окончания танцев оставалось ещё не меньше часа, когда соратники уже были на месте. Если чеченцы намеривались «делать секс с девочками», что обычно происходило в салоне автомобиля или на его капоте, ожидание могло затянуться. Однако почти всегда Раппани предпочитал групповую «любовь». В     отношениях с противоположным полом, его интересовал только физиологический аспект. Это позволяло эффективно решать вопрос с минимальными затратами времени и средств.

Лев с трудом заставлял себя ежеминутно не смотреть на дисплей мобильника. Но время неумолимо двигалось, а чеченцы так и не появлялись. Друзья молчали, понимая, что слова в такой час просто неуместны.

Любая случайность могла сдвинуть сроки проведения операции. Если Раппани с компанией учинил драку, понимал Лев, то они не откажут себе в удовольствии отметить победу в ночном кафе. В случае появления новых, ещё не опробованных, секс — партнёрш, домой тоже никто не станет торопиться. Ну а когда под настроение «распирает» на    анашу, процесс так же может затянуться на долгие часы. Но всё это, так или иначе, укладывалось в расчёты.

Больше всего Лев боялся, что волчьим инстинктом чеченцы учуют опасность и    сменят тропу. Он не стал делиться тревогой с друзьями, понимая, что их гложут те же самые сомнения. «Пока мысли загнаны в глубину подсознания, — полагал Орлов, — они слабы, и не в силах поколебать волю человека. Но стоит лишь только озвучить их, и они начинают жить самостоятельной жизнью, сея смятение и беспокойство».

Кругом безудержно трещали цикады. От речушки поднималось непрерывное лягушечье кваканье. Порывы ветра доносили медвяный аромат находящегося невдалеке сада. Лосьон, предназначенный для борьбы с комарами и мошкарой, надёжно защищал от кровососущих насекомых, способных превратить пребывание человека за городом в настоящую адскую пытку.

— Карр! — где-то рядом раздался беспокойный    крик. И тут же, ломая сучья, в небо с шумом поднялась воронья стая. Лев внимательно осмотрелся по сторонам, но в поле зрения не возникло ничего подозрительного. Порыв    ветра, неся с собой пряный запах шалфея,    колыхнул макушки деревьев.    

Орлов тревожно поднял голову, посмотрел вверх. Небо было пугающе чистым. Серебристое сияние    луны и звёзд    делало ночь беспощадно-светлой.

В этот миг вдали показался свет автомобильных фар. Лев и Илья по чётко отработанной схеме переправились через речушку, растянули поперёк дороги ленту с гвоздями и тут же вернулись на исходную позицию. Батарея из бутылок с зажигательной смесью ждала своего часа. Приготовив несколько зажигалок, Лев замер перед последним броском. В памяти неожиданно всплыл библейский псалом: «Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника». «С нами Аллах, — ухмыльнулся он, вспомнив фразу из старого боевика, — и четыре английских пулемета!»

Напоровшись на гвозди, «Мерседес» огласил ночь звонкими хлопками разрываемых автомобильных камер. И, скользя по инерции юзом, остановился. «Огонь!» — отдал приказ Орлов. Тут же из темноты вылетели три зажигательных снаряда. Ударяясь о металл, бутылки разбились вдребезги. «Коктейль Молотова» взрывался без особого шума, но, растекаясь по капоту, багажнику, дверям, горел с изрядным гулом и рёвом. Пламя неумолимо перехлестнулось на двигатель, охватывало бензобак.

Чеченцы в ужасе с криками и визгом выскочили из салона и, как полоумные, стали разбегаться в стороны. Никто даже не пытался тушить машину, понимая, что неминуемый взрыв разнесёт в клочья всё живое.

«Уходим!» — скомандовал Лев. Прячась в придорожных кустах, группа, не спеша, без всякой суеты отошла к лесополосе и взяла направление к железной дороге. Раздался оглушительный взрыв. «Бензобак разнесло», — не оборачиваясь, про себя отметил Орлов. Быстро перемахнув через железнодорожную насыпь, друзья    обогнули бензозаправочную станцию, намериваясь выйти к городской окраине через плантацию виноградника.

Невдалеке послышался шум работающего автомобильного двигателя, блеснули фары, и из-за поворота юрко вывернула патрульная машина.

— Ложись, менты! — Орлов мгновенно повалился на землю, увлекая за собой соратников. Они быстро отползли вглубь посадки, прячась за ещё непокрытыми листьями кустами винограда.    

— Не надо дёргаться, — прошептал Илья, — может быть они и не за нами.

Лев молча, кивнул головой.

— Сваливаем только в самом крайнем случае, — предложил Стас, — за то, что мы натворили, могут открыть стрельбу по бегущим.

Патрульный автомобиль остановился на обочине дороги шагах в пятнадцати    от прячущихся приятелей. Из машины вышли три милиционера и, справив малую нужду, продолжили страстно обсуждать события, произошедшие буквально несколько минут назад. Высокий, крепкий мужик густым басом изъяснил собственное видение ситуации.

— Я-то сразу понял: бабло у него есть. Но ты знаешь, кто б подумал, что он, козлиная рожа, в махач впряжётся.

— Не, ну в натуре педрила, надо бы его всё-таки мочкануть. По-любому, залётный. — Высказал свою точку зрения маленький, тщедушный парнишка, обладающий писклявым фальцетом. «Игрушечный мент», — тут же мелькнуло в голове Орлова.

— В реку бы на хрен кинули, сомам на радость, — продолжал пищать сотрудник правоохранительных органов, — а так очухается, ещё, мудило, удумает заяву кинуть.

— Куда ему? — усмехнулся третий член экипажа патрульного автомобиля, — там же не только все внутренности в кисель, но и мозги вышибло начисто. Очнётся — не вспомнит, как и звали.

— Это ты, Вован, конкретно придумал его на свалку выкинуть, — обратился к здоровяку «игрушечный мент», — ну типа, мусор.

— Давай трофеи взвесим, — с нетерпением пробасил крепыш, — ага, мобила нулячая, как из рекламного ролика. Такая сотни четыре потянет, не меньше. Двести баксов, сотка евриков. Нехило! Печатка конкретная с камнем. Ты, Лёха, не в курсах, этот камень как называется?

— Красный? — переспросил самый неразговорчивый член манёвренной милицейской группы, призванной в соответствии со служебными обязанностями охранять ночной покой граждан. — Хрен его знает, они ж камни всякие разные бывают. Но, наверное, он дорогой.

— Мобилу через салон скинем, — резюмировал деловое соглашение Вован, — бабло поделим. А насчёт печатки подумать надо. По ходу разберёмся.

— По-любому, — пропищал тщедушный ментёнок, — что, первый раз замужем? Мы же сила!

— Ну да, — засмеялся крепыш, — типа: «Сталевары — наша сила в плавках!»

— Пацаны, — задумчиво произнёс молчаливый Лёха, — в натуре, там, в кустах вроде кто-то ворохнулся.

— Ага, пьяный ёжик, — весело заржал Вован, — мол, в долю пустите.

— Не, ну эта, — никак не мог успокоиться Лёха, — может проверить здесь: что к чему?

Орлов весь напрягся. События начинали развиваться по самому худшему варианту. Однако он абсолютно не сомневался, что все трое легко смогут оторваться от преследователей. Гарантией тому были высокий уровень физической подготовки и удобная спортивная одежда.    

«Как только он делает первый шаг, — прошептал Лев, — сразу бежим к реке. Ночью в воду они не полезут!»

— Ты что хочешь себе на одно место приключений найти? — с недоумением спросил «игрушечный мент», — или думаешь начальство за рвение на карман отслюнявит? Ага, шире коробочку разевай. Сегодня и так неплохо поживились. Хорошего много не бывает!

— Ладно, характер у меня слабый, уболтал, — нехотя согласился Лёха, — ты и мёртвого уговоришь.

— Лёха, — уже садясь в машину, пробасил Вован, — а что у вас за мероприятие намечается сегодня с самками? Там мне не светит?

— Так это ж те москвички, — равнодушно ответил Лёха, — что в прошлом году к тёть Клаве приезжали. Мы их тем летом уже в партер ставили. Ну, Эльза и Лерка. Безотказные, однозначно. Проведу разведку боем, и можешь подключаться по полной.    

Друзья дождались, когда сотрудники правоохранительных органов удалятся. А затем через виноградную плантацию вышли к засеянному подсолнечником полю, примыкающему прямо к реке. Раздевшись, они взяли одежду в руки и погрузились в воду. Вплавь, а где позволяла глубина реки, вброд, приятели двинулись вниз по течению. Километра через полтора они выбрались на противоположный берег, посчитав, что ни одна служебная собака не сможет взять потерявшийся в воде след.

                                Глава четвёртая.

А на следующее утро класс, в котором учились Лев, Илья и Стас, сдавал государственный экзамен по истории. Орлову выпал вопрос о партизанском движении на временно оккупированной фашистами территории СССР. Он говорил о борьбе народа с таким жаром и страстью, что комиссия, без малейшего сомнения поставила ему высший балл.

Вечером ко Льву с недоумением обратился отец.

— Ты слышал, что творится в городе? Кто-то забросал «чехскую» тачку бутылками с зажигательной смесью!

— Да, кругом болтают, — с напускным равнодушием ответил Лев, — но ведь никто ничего не знает.

— Я думаю или дагестанцы теснят «чехов», — задумчиво произнёс отец, — или армяне. Птицефабрика сколько лет «под аварцами» была? А тут на днях состоялось собрание акционеров. Ну и выяснилось, что контрольный пакет у «чехов». Наверняка, они Ивана Тимофеевича «уговорили».

Лев тут же вспомнил историю уже почти годовой давности. В дом директора птицефабрики ночью ворвались неизвестные в масках и камуфляже. Сам Иван Тимофеевич, жена и дочь были жестоко избиты. Буквально через пару дней директор уволился и выехал из города в неизвестном направлении.

Вскоре милиция «нашла» преступников. Ими оказались два местных наркомана, которым осталось жить до первой передозировки. Эти события породили много слухов.

Несколько лет «птичник» «держали» аварцы. В последнее время борьба за передел сфер влияния между этническими группировками шла практически только на уровне финансовых интервенций. И наглый захват одного из вполне рентабельных предприятий говорил о том, что чеченцы перешли к прямой агрессии. Аналогичное давление оказывалось и на контролируемый армянской диаспорой городской рынок. Поэтому горожане и, в немалой вероятности и милиция, ночной инцидент рассматривали через призму отношений между кавказцами.

— Почему ты думаешь, — с лёгкой укоризной посмотрев на отца, произнёс Лев, — что всё это может касаться только чурок. А если в дело вмешался кто-то из русских?

— Кто? — с изумлением спросил отец, — бандюки? Так они давно уже город кавказцам сдали. У нас, сам знаешь, вся мафия чёрная.

— А может быть это патриоты, — с вызовом ответил Лев, — которым больно жить под большим гнётом «малых» народностей. Взяли да и саданули!

— Лев! — улыбнулся отец, — ты уже взрослый человек и должен различать грань между правдой и вымыслом. Знаешь, как Высоцкий пел «Настоящих буйных мало». Наши патриоты — герои только водку лакать, да языки чесать. Чтобы провести такую акцию, надо иметь надёжную «крышу» и немалую смелость. Так что, я полагаю, на днях надо ждать разворота событий. Думаю, кое-кому в ближайшее время не удастся прочесть утренний намаз.

Анализ событий большинством горожан был крайне близок к выводам отца. И Лев решил воспользоваться этим. Следующий шаг должен был направить общественное мнение по уже проторенному пути.

Но за день до окончания государственных экзаменов произошло страшное событие, перевернувшее всю жизнь Льва Орлова. Вечером Лев со Стасом, как всегда, направились к Илье. Необходимо было обсудить детали «дела» и заодно проверить друг у друга уровень школьных знаний. Калитка во двор Ильи оказалась открытой настежь, на цепи надрывался пёс, дома никого не было.

Подоспевшая соседка «тётя Зоя» тут же в подробностях осветила развернувшиеся всего четверть часа назад события.

— Славка-то, как освободился, чумной стал, не подходи. Не работал нигде ни минуты, связался с чеченами. А тут, видишь, наркоманом оказался. Так там же деньжищи-то, какие нужны? Ну, а он всё в долг, да в долг. Вот приехали чечены, дескать, плати. Только у него хоть шаром покати, в доме чёрствой корки хлеба и то нет. Мать-то его в дом престарелых забрали. Так и пенсия ж её из Славкиных рук тоже ушла!

Завыл Славка    ровно дикий зверь на всю округу. На колени встал, руки этим абрекам целует. А сам плачет, причитает, мол, простите — пощадите, всё сделаю, что ни скажете. Только дайте уколоться! Чеченцы смеются, объясняют ему:    а что с тебя, босяка взять: почки и те уже гнилые.

А в это час как раз на свою беду Татьяна, мать Илюшина, домой возвращалась. Начала их совестить, дескать, обнаглели, сволочи, скоро весь город на иглу посадите. Так они её грязным матом, мол, пошла отсюда, пока живая. Тут, откуда не возьмись, Илюха выбегает и к чеченам с кулаками, за мать родную вступился. Да такие обидные слова начал говорить. Вроде как чурки вы все, зверьё, кровь нашу русскую пьёте, сволочи. Чечен, что покрепче, тоже вскипел. Да как размахнётся. А Илюшка-то изловчился и врезал ему.

Чечен тот сразу попятился, оседать стал. Илья ему ещё раза — два добавил, да и ногой успел достать; прыткий же просто жуть. Чечен этот весь кровью залился, упал на землю и не шевелится. Остальные по-своему загалдели и на Илюшу. Он вначале отбивался, но их-то целая банда! А Танюшка-то истошным криком кричит, соседей зовёт на помощь. Но против чеченов кто пойдёт?! Все попрятались ещё и на засовы запёрлись.

Татьяне кто-то из них тоже заехал. Да, видно, хорошо приложились. Как отлетела в сторону, так под деревом и обмякла. А Илюшу били недолго. Всё ногами, да ногами. Тут же на машину сели и уехали. Мать-то кинулась к нему, а он уже и не дышит. Только собралась позвонить в милицию, а те и сами тут как тут. Небось, чечены и предупредили. Погрузили они Илюшу, Танюшку с собой забрали и уехали.

— Ребята, — строго посмотрев на Льва и Стаса, тихо добавила «тётя Зоя», — а вы не дурите, в пекло не лезьте. У чеченов-то сила, они ж всё купили: и милицию и кто его знает ещё что. Вы идите домой с Богом, так оно лучше будет!

Друзья тут же на велосипедах понеслись в городскую больницу. В реанимацию Илья не поступал. Осознание того, что следующим этапом поисков должен стать морг,    парализовало волю, наполняя тело физической болью. Признаться себе в этом было страшно. «Он там, — наконец — то произнёс Лев, едва сдерживая слёзы, — он там!» Ни о чем, не говоря, они направились в сторону морга.

— Не положено! — строго ответил на их просьбу осанистый старик, выполнявший функции охранника, — приходите завтра. И с разрешением.

Лев машинально подумал, что где-то встречал это холёное лицо. Возможно на фотографии.

-Там наш друг, — срывающимся голосом проговорил Орлов, — ещё час назад он был жив. Его убили. Мы должны его видеть!

— Сказано — не положено, — охранник повторил давно заученную фразу.

— Нам надо, — едва сдерживаясь, проговорил Лев, — он ждёт нас, понимаешь, ждёт!

— Ну ладно, уговорил, — махнув рукой, произнёс охранник, — давай полтинник и заходите!

Лев вспомнил: он видел это лицо на плакате. Старый, пожелтевший листок бумаги был отголоском канувшей в Лету эпохи. В те годы этот человек был ещё достаточно свеж и бодр. Агитка посвящалась поздравлению передовиков — комбайнеров с трудовыми успехами. Третий секретарь райкома партии вручал Почётные грамоты прямо в поле. И много лет спустя, он до конца остался верным «незыблемым принципам». Собираясь нажиться на чужом горе!

— В сторону, гад! — в гневе прокричал Лев, ринувшись к железной двери.

Охранник покорно уступил дорогу. Именно эта психологическая гибкость и позволяла ему так долго держаться на плаву. Опережая спешащего сзади старика, друзья вошли в большую холодную комнату, тускло освещаемую лампами дневного света. Резкий, ещё более неприятный, чем во всем приёмном покое, запах ударил по ноздрям.

В помещении стояло несколько пустых каталок. Но три, расположенные особняком каталки оказались заняты. На одной из них под серой простынёй покоилась маленькая сухонькая старушка. Сверху, на груди расположилась история болезни весьма внушительных размеров. Другую каталку занимал утопленник. Вся простыня покрылась жёлтыми пятнами и разводами, опухшие голые ноги пугающе выглядывали из-под грязной бязи.

Илья находился дальше всех от двери. Едва окинув тело взглядом, Лев сразу подумал, что друг так похож на погибшего в бою солдата. Рубаха с оторванными пуговицами была поднята к голове, оголяя впалый мускулистый живот и зверски переломанные рёбра. Пропитанные кровью джинсы оказались приспущены до половины бёдер.

Руки Ильи были разведены в стороны, пальцы сжаты в кулаки. Лицо покрывала наволочка. Сняв ткань с лица, Лев чуть было не вскрикнул от боли. Кровавое месиво с выбитым глазом и оскалившимися зубами мало, чем напоминало Илью. Но это был он. Бережно поправив наволочку и по очереди, пожав холодную и мокрую кисть руки, Лев и Стас, даже не взглянув на охранника, вышли из морга.    

Не помня себя, они направились к матери Ильи, понимая, что в эти часы ей, как никогда, нужна поддержка. Перед взором Орлова вспыхивали импульсы. На него смотрело обезображенное лицо Ильи. На глаза набегали слёзы, нестерпимая душевная боль волнами прокатывалась по телу.

Лучший друг Льва всегда был прекрасен душой и телом. Заводила любой компании, любимец девчонок. В жизни ему всё доставалось легко, успех и удача никогда не покидали этого сильного, ловкого парня. Илья был красив и умён, добр и щедр, прост и тактичен в общении с людьми. Он никогда никому не завидовал и всеми силами стремился не делать людям зла. И вот этого парня не стало! Он ушёл из жизни. Навсегда! Разумом Орлов понимал, что значит слово «смерть». Но принять это сердцем не мог. Слёзы катились по щекам, и Лев даже не пытался их скрыть. Огромное горе охватило всю его сущность, скорбь и страдания вошли в каждую пору, каждую клетку.

Мать Ильи находилась в полной прострации. Казалось, будто она просто не понимает, что происходит вокруг. Её лицо было безжизненно-серым и не выражало никаких эмоций.

— Татьяна Сергеевна, — несмело произнёс Орлов, войдя на порог дома, — мы пришли к вам, чтобы помочь. Илья наш друг и мы хотим хоть чем-то быть вам полезными.

Во всех комнатах горел свет, тучи насекомых летали вокруг электролампочек. Всюду царило ощущение страшного горя.

— Лев, Стас, — долго всматриваясь в нежданных гостей, промолвила мать Ильи, — понимаете, Илюши больше нет. Они убили его на моих глазах. На моих глазах!

Упав от бессилия на пол, она тихо запричитала, а затем истерично заголосила, беспрерывно выкрикивая имя сына.

— Илья! Илья!

Лев и Стас молча, ждали, пока она успокоится. Стоны и вопли постепенно переходили в тихие всхлипывания, её лицо вновь приняло осознанное выражение.

— Татьяна Сергеевна, — слегка обняв женщину за плечи, обратился Лев, — Илью не вернуть. Но эти подонки должны понести наказание. Вы уже написали    заявление в милицию?

— Заявление, — удивлённо переспросила она, — а зачем? Милиция и так всё хорошо знает.

— Нет, — всё не так просто, — печально произнёс Лев, — они, наверняка попытаются вывернуть дело наизнанку. И классифицировать убийство, как несчастный случай. На худой конец, представить всё это вынужденной самообороной. Надо обязательно настоять, чтобы делу дали ход.

— Лёвушка, — словно боясь позабыть что-то важное, скороговоркой произнесла она, — мы же с бабкой вдвоём остались. Бабка-то старая, какой с неё помощник? А у меня совсем сил нет, да и память, как отшибает. Вы бы со Стасиком подсобили. Ведь и бумажки надо разные оформить и гроб заказать. Боюсь, я одна не управлюсь. Вы уж не бросайте меня.

— Завтра мы с утра пойдём на экзамен первыми, а потом сразу к вам, не тревожьтесь, — подбодрил мать Лев.

Они ещё долго сидели рядом с ней в надежде, что простым присутствием смогут взять на себя часть её боли.

— Ребята, — на прощание тихо произнесла она, — пусть свет горит, не тушите, я всё равно ночью не засну. А со светом не так страшно.

— Вы хоть немного вздремните, Татьяна Сергеевна, — с надеждой попросил её Лев, — впереди ещё столько забот. Ради Ильи поберегите себя.

— Я постараюсь, — она выдавила из себя подобие улыбки.

На следующее утро сразу после экзаменов Лев и Стас направились в дом Ильи. За ночь мать ещё больше осунулась, чёрная одежда делала её старой, сгорбленной. Казалось, за это время она потеряла не один десяток лет. Вместе они направились оформлять бумаги: сначала в больницу, затем в    ЗАГС. После этого     мать пошла в РОВД, а друзья со справкой о смерти в коммунхоз. Их путь лежал через городской базар.

— Смотри, Саланбек! — тихо шепнул приятелю Лев.

Отец Раппани, один из самых видных чеченцев, шёл в сопровождении двух крепких земляков, имен которых Орлов не знал. Рядом также вышагивал толстяк по прозвищу Вася — Самовар, получивший столь колоритное прозвище за упитанное, всегда красное лицо. Много лет он рубил на рынке свиные туши. Но чеченцы, за смекалистость и полное отсутствие чувства национальной гордости,    возвысили его до уровня заведующего мясным цехом.

В принципе, он давно уже был готов принять ислам и вообще натурализоваться, но как раз в этом кавказцы абсолютно не были заинтересованы. Лев тут же вспомнил всплывший в памяти исторический факт.

Когда первые мусульмане обратили свою военную экспансию на близлежащие страны, они быстро завоевали Персию, где проживали огнепоклонники. Покорённое население тут же обложили податями. И самым тяжёлым бременем стал налог на вероисповедание. Аристократия и духовенство поверженной страны эмигрировали в Индию, до наших дней сохранив язык, культуру и религию предков. Остальные же дружно ринулись в мусульмане. Халифу пришлось брать этот процесс под контроль, иначе налоговая база сократилась бы до критического уровня.

Таких, как Вася — Самовар в Нижнереченске было немало. Не в силах выучить язык, они подобострастно копировали горский акцент, что доступно и тугодуму. Наверное, попав под очарование силы (неважно злой или доброй!), эти люди искренне восхищались укладом жизни, обычаями, культурой, религией кавказцев. Но они не понимали, да и не хотели понять: ни при каких обстоятельствах у них не было шансов попасть в касту избранных. В любом случае, для чеченцев они оставались «гаски хак» — русскими свиньями.

Из кафе донеслось заунывное пение ваххабитского барда Тимура Муцараева.

Знай, вечны будут райские сады.

Ты в этом бренном мире будь как странник

И жизнь свою джихаду посвяти.

Восстань, судьбы воинственный избранник!

Предписаны деянья и судьба:

Шахидам — рай, неверным пламя ада.

Забудь печаль и истине внимай

Нас ждёт дорога светлая джихада!

— Падлы! — сквозь зубы процедил Орлов, — что это, если не разжигание религиозной ненависти?! А вместе с ней и этнической! Тут же реально двести восемьдесят вторая статья и срок не малый. Но кто этим будет заниматься?! Менты? Так они сами в прихвостнях у тех, кто с таких песен тащится.

В соседней палатке раздавалась арабская музыка.

— Лев, — с изумлением отметил Стас, — я точно знаю, что забегаловка принадлежит русскому, и никто его не заставлял крутить эту мелодию. Но зачем он слушает её?! Ведь это чужая музыка!

— Это синдром, самый настоящий синдром, — с презрением посмотрев в сторону кафе, сквозь зубы процедил Орлов, — демоническое обаяние злой силы. Знаешь, идеологи марксизма были трижды правы, когда запускали в народ ролики типа «Сегодня носит «Адидас», а завтра Родину продаст». Так и вышло. Коммунизму шею свернули не агенты ЦРУ и не диссиденты, а джинсы и другие, добротные и качественные вещи. Они несли разброд в души сильнее всяких «голосов».

Натиск мусульманской культуры сегодня — это только атака пращников. За ней пойдёт закованная в броню кавалерия. Те, кто подвергся очарованию исламом, не понимают главного: ни кавказцам, ни тем более арабам не нужны неофиты. Они испытывают потребность в свободных землях и некотором количестве рабов. Не большем, чем в известном плане «Ост».

— Сильнее всего меня бесит, — не удержался Стас, — когда простые русские люди начинают хвалить хачей. Дескать, такие умные, и растакие работящие, дружные, хваткие, чуть ли не честные и порядочные. Придурки! Они же уподобляются зайцам, которые восхищаются крепкими зубами и мощными лапами волка.

— Это всё синдром, — твёрдо ответил Лев. — Болезнь. Болезнь этноса. Я не знаю, психологи ли, а может быть социологи, но эту болезнь должны изучать компетентные люди. Боюсь, что припарками её не излечить, без хирургии не обойтись. Самое страшное, что диагноз так и не определён. Нам объясняют, что все мы россияне. Но что общего у нас с этими людьми?! Мы с ними по разные стороны этнических баррикад.

Если русская женщина у нас в Нижнереченске и на других окраинах страны из конъюнктурных соображений выходит замуж за мусульманина и меняет религию (впрочем, и менять-то обычно нечего!), это хоть как-то можно понять. Но что движет юными русскими москвичками, идущими в ислам? Что?!

— Объяснить это рационально невозможно, — с горечью констатировал Стас, — значит, здесь действуют иррациональные силы?! Но на каком уровне познаются свои и чужие? На генетическом? Или информационный обмен идёт по другим, ещё не познанным законам?

— Смотри, — с возмущением выкрикнул Орлов, — Тут же совсем недавно была пельменная. А теперь вон шаурму делают. А я не хочу, не хочу жрать шаурму. Она входит в меня как «Чужой». Меняет мою сущность, делая меня другим. Но я не желаю быть другим! «Нам» физиологически неприемлемы «их» культурные нормы. Меня просто бесит, когда я вижу в палатке черноусого мордоворота.    Да если ещё тут же пиликает зурна. Я просто не могу слушать музыку со сплошными синкопами! Эти ритмы выводят меня из равновесия. Ведь у нас в крови, в подкорке ладовая, построенная на единице гармонии музыка!

Скоро в этом городе не останется ничего русского. Это совсем другая «глобализация». Она несравнимо страшнее пепси, чипсов и гамбургеров. Это не просто чужая культура, это иной, совершенно иной мир!

— Они пожирают город, как крысы, — сжав кулаки, произнёс Стас, — смотри, вот в этом ларьке, сколько себя помню, тётя Клава всегда продавала лимонад на розлив. А теперь здесь сидит старая Гошмаха. Что, без неё некому разливать по стаканам лимонад?! Пока пивзавод принадлежал русским, было, и качество продукции и сбыт. Теперь он под чеченами. И что?! Лимонад — хуже ослиной мочи! Как и любой другой товар.

— А молокозавод? — Орлов тут же привёл аналогичный пример. — Вся продукция только свиньям и годится! Обманывать, воровать, убивать — это у них получается отлично. Но там, где требуется технологическая дисциплина, ответственность, трудолюбие — они проигрывают по всем параметрам. Разрушать они умеют отлично, а вот созидать — ноль без палочки.

— Раньше, — с тоской произнёс Стас, — бабушки на каждом шагу семечки продавали. Так и называли их «деревенский наркотик»

— Ну, сейчас уже «деревенский» никого не цепляет, — невесело ухмыльнулся Лев, — цыгане рынок заполонили. Тут тебе и анаша, и «черняшка», надо и героин подгонят. Несколько лет назад, куда ни посмотришь, кругом бутылки валялись. Тоже не дело было. А сейчас, везде шприцы, вообще ужас.    

— Пацаны, — кто-то сзади окликнул приятелей.

Друзья оглянулись. Это был их бывший одноклассник. За плохую успеваемость его отчислили ещё из девятого класса. За два года, которые они не общались, этот человек окончательно «сел на иглу» и за очередную дозу наркотика готов был вывернуться на изнанку. Орлов оценивающе окинул взглядом парня, с которым судьба свела на девять лет. Конечно, у него было данное при рождении имя. Сложно ответить, помнил ли он его сам,    однако окружающие давно уже пользовались для идентификации «погремухой» Шир.

Это слово являлось сокращением распространенного в сленге глагола «ширяться» и абсолютно точно выражало глубинную сущность своего хозяина. Шир был крайне истощён, весь исколот, сутул. Костистые руки с пергаментной кожей непрерывно тряслись. Землисто-фиолетовое лицо говорило скорее о покойнике, чем о живом человеке. Болезненные, сплошь в красных прожилках, как у старухи, глаза пульсировали вздувшимися венами. Он давно «попалил» вены не только на руках и ногах, но и между пальцев и даже под языком. Казалось, Шир готов был вонзить шприц в собственный глаз, чтобы ввести в сгнившее тело пусть самую последнюю в жизни дозу «кайфа».

— Ты что хотел? — жёстко спросил Орлов, сразу поняв, о чём пойдёт разговор.

— Дык, — замялся бывший одноклассник, — большой праздник сегодня.

— Ну и что? — Лев так и не смог поймать взгляд собеседника. Плутовские глазёнки всё время куда-то шаловливо убегали, ни на мгновение, не задерживаясь на каком-то одном объекте. Орлов быстро соотнёс текущую дату с графиком всех известных ему торжеств, начиная от дня Парижской коммуны и заканчивая Днём Жатвы, отмечаемым местными баптистами. Но в схеме выпадал плотный просвет.

— Какой праздник? — скорее из любопытства, чем по делу спросил Стас.

— Ураза — Байрам! — радостно воскликнул Шир.

— А тебе этот байрам, с какого бока, — удивился Стас, — ты что, уже в магометанскую веру обратился?

— Да нет, — одновременно выдав два абсолютно противоположных ответа, Шир неудачно попытался изобразить на лице некое подобие эмоций. Однако разрушенные нервы уже были не в состоянии    контролировать мимические мышцы.

— Тут, видишь ли, — доверительно пояснил он, — Саланбек распорядился, чтобы на сегодняшний день за дозняк брали полцены. Прикинь, половину! А завтра опять по полной. Так у меня нынче с баблом напряг. С утра я долг верну, один перец конкретно по старым добазаркам забашляет. Но деньги-то    нужны прямо сейчас. Я по-любому отдам, только выручите!

— Шир! — жёстко спросил Лев, — помнишь, как ты в школе прыгал в высоту? Орлов задержал паузу. На лице наркомана отразилась работа мысли, явно он что-то припоминал.

— Да, в высоту, вверх, — на пальцах показал Орлов, — знаешь я ведь всех в классе «давил» и на стометровке, и на километре,    и в длину. Метания, баскетбол, футбол — всё было ровно. А вот высота не шла. Мы все тогда прыгали «ножницами», только ты один «перекидным». И ведь никому этот способ не давался. Казалось бы, что проще, но на деле никак. А ты точно в рубашке родился. Семь шагов, рывок и планка под тобой. Ты обтекал её, как червь. А я не мог. И никто не мог. Знаешь, я тогда завидовал тебе. Конечно, белой завистью, но тем не менее. А сейчас мне просто жаль тебя. Мне очень жаль тебя. Я не стану говорить с тобой о вреде наркотиков, потому что ты — это не ты. Тебя давно уже нет. Они убили тебя! Прощай.    

Уходя скорым шагом, Лев увлёк за собой Стаса.

        — Пацаны! — сзади раздавался надрывный, переполненный болью стон. — Пацаны, я отдам, завтра всё до крохи. Выручите! Пацаны. Я же не могу. Меня ломает. Пацаны. Умоляю!

        Было крайне нелегко не обернуться назад. Лев переборол естественное для каждого нормального человека желание помочь страждущему, стремясь как можно быстрее удалиться от источника беды. Деньги, которые этот наркоман относил работающим на чеченцев цыганам, напрямую попадали в центры международного терроризма и уже оттуда возвращались взрывами в метро, на стадионах, выстрелами в спину, новыми партиями наркотиков.    

Ближе к вечеру друзья вновь направились к дому Ильи.    

       — Они не приняли заявление! — едва сдерживая слёзы, мать ответила на вопрос Орлова.

    —Как не приняли, — в недоумении спросил Лев, — на каких основаниях?

       — Тот капитан, — пояснила она, — к которому меня направили, сказал прямо: «Ты пойми, тётка, здесь тебе ничего не выгорит. Чистая самооборона. У чеченов всё схвачено. Любую комиссию, любую экспертизу на корню купят. А будешь много из себя строить, в одну могилу с сыном положат, и пикнуть не успеешь. Единственное, что можно сделать: попросить денег на похороны.

***

По дороге на кладбище, мать Ильи плакала навзрыд и молчала. Она осталась одна на всём белом свете, лишившись своей последней надежды — сына. На поворотах крышка дешёвого гроба часто съезжала, открывая часть плеча,    согнутую руку, тёмную ткань пиджака. Пьяные работники похоронной команды ставили тяжелую крышку на место с большим трудом. Искренне извиняясь, они всё время норовили упасть на гроб.

Мать Ильи совсем сдала.    Лицо её резко заострилось, стало безжизненным. Выплаканные, прозрачные глаза смотрели из-под чёрного платка пустым пугающим взглядом. На вид она мало, чем отличалась от мёртвого сына. Прощание с телом было долгим и трудным. Открытый гроб стоял у зияющей в земле чёрной ямы, лёгкая морось оседала на лице покойного. Безмятежном и сосредоточенном.

Первой подошла мать, просто и быстро поцеловала сына в лоб, поклонилась, отошла. Плотно сжатые губы нервно подергивались, на пергаментных щеках блестел болезненный румянец. За матерью приблизилась бабка, последовало ещё несколько человек.    

Орлов достал небольшую металлическую пластину, закатанную в двойной слой пластика. На ней были выгравированы имя, годы рождения и смерти Ильи. «Погиб в бою, сражаясь за честь русского народа, — гласила надпись, — но в памяти близких останется навсегда».

Лев положил пластину в изголовье, коснулся губами мокрого лба. «Пройдут десятилетия, и даже столетия, — подумал Орлов, — умрут дети наших детей. Погост сравняется с землёй. И может быть, далёкие потомки нежданно наткнутся на послание из прошлого, способное сохраняться веками. И поймут, что многие из нас жили честно и гордо». Лев верил, хотел верить, что и в будущем на земле, где похоронен Илья, будут жить люди, говорящие и думающие на русском языке.

Могильщики подняли крышку, в руках появились молотки и гвозди.

И тут мать сорвалась. До этого она пребывала в полной прострации. Её сын был мёртв. Но он находился рядом. И вот, с ужасом осознала она, в один миг его закроют, забьют гроб и засыплют землёй. И это навечно!

Она упала на гроб и запричитала, заламывая руки. Могильщики, шмыгая носами и отводя взгляды, долго не решались оторвать её от гроба. Даже им, давно уже привыкшим к такому, было не по себе. Мать рыдала безудержно, что-то пыталась сказать, но тут же вновь захлебывалась слезами. Наконец, подошли бабка и соседка, и несмело попытались отвести её в сторону.

Мать внезапно обмякла и подчинилась, будто, смерть сына забрала из неё остатки жизни, иссушив даже слёзы. Она безвольно отошла в сторону, в полном бессилии упав на руки поддержавших её людей. И уже совсем не проявляла никаких чувств. Впереди её ждал пустой, безжизненный дом с завешенными тканью зеркалами. А ещё дальше годы лишенного смысла, никому не нужного существования.

Похоронная команда сноровисто заколотила крышку гроба. Затем его осторожно опустили в могилу. С глухим стуком упал первый ком вязкой, пропитанной влагой глины. Люди проходили вереницей, каждый бросал в могилу горсть земли. Затем в ход пошли лопаты. Вскоре всё было кончено.

Глава пятая.

День похорон совпал с выпускным вечером в школе. Лев зашёл к Стасу за час до начала мероприятия.

— Ты помнишь слова нашей клятвы? — Обратился он к другу. — Слова, скреплённые кровью.

— Да! — твёрдо ответил Станислав, — да! Лев, я принял решение, которое родилось после долгих, тягостных раздумий. В отличие от тебя, восемнадцать мне исполняется уже в начале августа. Поступать в институт в этом году я не буду. Я пойду служить в армию, в Чечню. Понимаешь, иначе моя боль просто разорвёт меня. Я же должен хоть что-то сделать для Илюхи!

А ты, Лев, поезжай в Москву и там расскажи как можно большему числу людей о том, что творится здесь у нас. Когда наше поколение повзрослеет и наберётся сил, мы выгоним оккупантов из нашего города. Но я не могу ждать. Чтобы не сойти с ума от душевной боли, я должен сражаться с ними прямо сейчас. И не партизанскими методами, противопоставив себя закону и государству, а в рядах армии, от имени закона и государства. Ты понимаешь меня, Лев?!

— Брат, — Орлов незаметно смахнул набежавшую слезинку, — у каждого свой путь к истине. Я не могу сказать тебе «нет», потому что твой выбор осознан. В Москве я ни на час не забуду нашей клятвы и каждую, даже самую маленькую победу стану посвящать Илье.

Выпускной вечер оказался скомкан. Было не до веселья. Всюду царило ощущение страха и безысходности. Лев со Стасом ушли с мероприятия раньше других. Проводив друга до дому, Орлов окольными путями направился на берег реки к своему любимому тополю. На душе было муторно, тоска и отчаяние наполняли тело физической болью. Раздумья о бессмысленности и никчёмности жизни терзали сознание.

Вдали послышался едва различимый шум двигателя иномарки. По свету фар Орлов сразу понял, что машина направляется прямо к нему. Никогда раньше Лев не замечал, чтобы в эти места по ночам заезжали    автомобили. Разумнее всего было бы просто покинуть берег, но уйти незамеченным оказалось не просто. К тому же, Льву стало не по себе: кого это занесло в столь поздний час во «владения», которые он давно привык считать своими?

Спрятавшись за густым кустом сирени, не так давно спасшим воробушка от ястреба, Лев весь обратился в слух и зрение. Вскоре в двадцати шагах от него машина остановилась и, не раньше, чем через пару минут, из неё вышел крепкий на вид мужчина. Вначале он размял, видимо затёкшие от долгого сидения, ноги. Затем, закурив сигарету, произнёс короткую отрывистую фразу на чеченском языке.

«Проклятье, «чехи», — мелькнуло в сознании Орлова, — они везде, как ни прячься. И что им надо здесь, на берегу реки?» Лев тщательно прощупал взглядом, находящуюся в пределах видимости местность. В надежде найти хотя бы какой-то предмет, который можно использовать в качестве оружия. В трёх шагах от него оказалась увесистая коряга, по форме весьма напоминающая дубину. Скользнув в сторону, Лев ухватился за корягу и бесшумно перекатился за старую, кряжистую вербу.

Немного погодя из салона автомобиля вышли ещё двое чеченцев. Один из них выволок следом за собой молодую стройную женщину. Он схватил её за длинные светлые волосы и, пригибая голову к земле, протащил несколько метров.

— На колени, мразь! — прокричал чеченец, и его жертва покорно выполнила приказ.

— Кто тебя, курву, за язык тянул? — Грозно спросил он женщину. — Распустила помело, как баба базарная. Ты что не знаешь, чем за такие косяки расплачиваются?!

Она безнадёжно подняла руки вверх, заранее зная, что не сможет защититься от неминуемых ударов, и с надрывом проголосила.

— Шоба, не убивай! Я всё исполню, что скажешь!

— Будешь, сучка, молсать пока не захлебнёшься! — Со снисхождением ответил чеченец. Тщательно затушив на её лице сигарету, он расстегнул ширинку. — И только попробуй хоть что-нибудь сделать не так. Я тебе, как пидору, зубы повыбиваю, соска!

Все чеченцы хором радостно засмеялись. Орлов не знал, в каких отношениях состоят жертва и её мучители. Но он отчётливо осознавал, что любой из чеченцев Нижнереченска считал каждую русскую женщину города своей потенциальной рабыней. Соответственно они себя и вели. «У сильного всегда бессильный виноват», — всплыла строка известной басни.

«Уму непостижимо, это просто безумие, — обрывки мыслей сумбурно роились в голове Орлова, — как же так?! Они начали против нас необъявленную войну, мы разбили их. Они снова напали. Мы опять разгромили их, загнали в горы, поставили в заслон целую армию. Мы держим оборону там, в горах, прилагая все силы, чтобы не рухнул фронт.

Но по ту сторону фронта уже никого нет. Они все просочились в тыл. И нам говорят, что они — это мы. Они неотъемлемая часть нас. И сражаясь с ними, мы воюем со своим народом, как бы с собой. Это огромное заблуждение или страшная ложь! Неужели до сих пор есть люди, которым непонятны столь очевидные факты?! Или они все лгут, что не понимают?!»

На    родной земле Орлова «беженцы», в одночасье превратившиеся в оккупантов, творили мерзкие бесчинства. «Чем же так провинилась перед ними эта несчастная женщина, чтобы столь подло втоптать её в грязь», — вопрошал себя Лев. Он мог найти тысячи отговорок, что это не его дело, что без вины наказывать не станут. Но боль этой женщины уже вселилась в него. С униженной и растоптанной жертвой они были одной крови, частью большой семьи, в которой вмещалось почти сто пятьдесят миллионов человек.

Насильники же были чужаками: кровь, религия, культура — в них всё было чужим, пугающим и непонятным. Лев не мог терпеть эту боль, она просто сжигала его изнутри. И он должен был уничтожить источник    немыслимых, непереносимых    страданий.

Подонки обменялись парой-тройкой фраз по-чеченски и заставили жертву лечь животом на высокий пень    акации. Шоба схватил её за уши и подтянул лицо вплотную к низу живота. Его напарник закинул на спину юбку и, разрезав трусы ножом, тут же отбросил их в сторону. Половой акт мерзавцы превратили в ритуал унижения. Они вошли в свою жертву с двух сторон, покрякивая от удовольствия. В глумлении, находя наивысшее наслаждение. Такой секс был для них привычным и обыденным.

Третий насильник кроме прочего оказался одноглазым. Он, с конкретной целью запустив одну руку себе в штаны, другой рукой пытался ухватить женщину за качающиеся в такт движениям груди. Все трое настолько увлеклись, что полностью потеряли контроль над окружающей средой. По крупному счёту, им было абсолютно безразлично, мог ли в этот час на берегу реки    оказаться ещё кто-то. Если и забросило какого-то бедолагу попутным ветром, то для него же лучше поскорее унести ноги. Чтобы не разделить участь жертвы или заполучить что-нибудь похуже: то ли «перо» в бок, то ли пулю в затылок.

Ещё раз, взвесив дубину, Орлов выверил баланс. Затем он сбросил с себя белую рубашку, которая в ночи бросалась в глаза, и бесшумно пополз по-пластунски в сторону врагов. В тот момент, когда от насильников его отделяло три шага, Лев поднялся в полный рост и, метнувшись к Шобе, нанёс ему резкий короткий удар по затылку.

Шоба был единственным из врагов, кто совокуплялся с жертвой стоя. От него могла исходить наибольшая опасность, поэтому Орлов в первую очередь напал на него. Шоба рухнул навзничь, открывая простор для атаки. Вторым Лев сразил чеченца, который насиловал женщину сзади. Третий, так и не успев вытащить руку из штанов, попытался хоть как-то прикрыться свободной рукой. Скользнув по предплечью, дубина обрушилась на ключицу. Раздался короткий треск. Дико взвыв от парализующей боли, враг судорожно схватился за поломанную кость. Второй удар Лев обрушил ему на темечко.    

Женщина пребывала в полной депрессии. «Беги, беги отсюда! — закричал Орлов, — они сейчас ничего не смогут тебе сделать. Уходи!» Он поднял её с колен и, подталкивая сзади, тихо, но властно произнёс: «Уходи, у нас очень мало времени». Женщина, совершенно не осознавая, что происходит, побрела прочь.

Оглянувшись по сторонам, Лев вернулся за рубахой. Все чеченцы были живы, но находились в бессознательном состоянии. Осмотрев машину, Орлов с изумлением отметил: государственный номер говорил о том, что джип «Тойота RAV-4» зарегистрирован в Москве. Борясь с желанием немедленно убежать с места побоища, Лев проверил документы незнакомцев. Человек, которому Орлов сломал ключицу, числился    Хацаевым Ильбердом Ваитовичем. Его предпочитающий мастурбацию одноглазый напарник имел паспорт на имя Хацаева Хиззира Ваитовича. Внешне они были весьма похожи.    Лев вовсе не был уверен, что эти люди являлись Хацаевыми, Но в том, что они близкие родственники, он практически не сомневался.

Достав мобильник Шобы, Орлов открыл записную книжку телефонных номеров и отметил три номера, стоящих в алфавитном порядке во главе колонки. Они были обозначены именами: Алаудин, Арби, Асланбек. Не выбирая, Лев набрал верхний номер. Ответили сразу.

— Алаудин? — Орлов властно произнёс сквозь ткань, меняя интонацию и тембр голоса. Записанный на диктофон разговор, при умелом обращении с информацией, вполне мог стать для Льва слабым звеном.

— Да, — жёстко ответил чеченец, — слушаю!

— Шоба, Ильберд и Хиззир     валяются возле «Тойоты» на Ериках, — с презрением произнёс Орлов, — я их сделал!

Не дожидаясь ответа, он отключил связь, выбросил в воду дубинку и прошёл вдоль берега вниз по течению сотню шагов. Позвонив Арби и Асланбеку, Лев     дословно повторил услышанную Алаудином фразу и выкинул телефон в реку. Раздевшись, Орлов вошёл в воду и проплыл с одеждой в руках не меньше четверти километра. Выйдя на противоположный берег, он окружным путём направился домой. У него было надёжное алиби: по городу везде болтались толпы выпускников, к которым он и принадлежал.

Не успел забрезжить рассвет, как раздался настойчивый стук в окно. Всполошился весь дом. Лев быстро выскочил за калитку.

— Лёвушка! — дрожа от страха точно последний осенний лист, перед ним стояла одноклассница Маринка, — там, на Ериках ты вступился за мою старшую сестру! Чечены раскололи её, и она тебя сдала. Лев, родимый, беги, иначе они просто убьют тебя. Так же, как Илюшку!

— Спасибо, Маришка, — Лев дружески чмокнул старую подругу в щёку, — большое спасибо! Я немедленно сваливаю. Ты тоже быстрее уходи, ведь наша встреча и тебе может выйти боком!

В двух словах обрисовав ситуацию родителям, Орлов тут же ринулся к Стасу. На ходу они созвонились со всеми «бригадирами», назначив «стрелку» на поляне, где были разбиты цыгане.    

Рассказав о ночном побоище, Лев закончил свое обращение к соратникам словами:

— Парни, мне нужно бежать. Иначе будет большая кровавая война, в которой нас всех перебьют. Но мы не имеем права забывать целей нашей борьбы. Ежечасно, ежеминутно, где бы мы ни были, мы должны сражаться с ними всеми доступными средствами. Не позволил обсчитать себя на рынке. Не уступил место в очереди. Не отвернулся от оскорбительного взгляда. Не пропустил мимо ушей обидное слово. Это всё маленькие победы, которые лягут минными полями на пути их атак. Если они на каждом шагу станут чувствовать твёрдое сопротивление, их порыв иссякнет.

Но будьте трижды осторожны. И здесь нам есть чему поучиться у наших врагов. Доставая из-за пазухи кинжал, улыбайся. И чем выше поднят клинок, тем шире и обаятельней должна быть улыбка.

— Стас первым же призывом уходит в армию и вам нужно избрать «генштаб» и    «бригадиров» на освободившиеся места. — На прощанье порекомендовал Орлов. — За эти месяцы подросли толковые ребята, и есть, кому отдать предпочтение. Помните, мы со Стасом всегда будем с вами!

— У меня мать в травматологии работает, — радостно сообщил один из самых юных соратников, — так этой ночью тех    «чехов» привезли. Все загашенные по полной.    Менты уже суетятся, ты, Лев давай сваливай быстрее!

— Разве для нас важна слава?! — твёрдо произнёс Орлов, — нет, только успех борьбы! Наша сила в единстве. Вместе мы победим!

На прощанье соратники крепко обнялись, пообещав друг другу периодически созваниваться.

Глава шестая.

Льву было крайне нелегко определиться с тем, как величать своего московского родственника. С этой проблемой знаком каждый, кто пытался обратиться к незнакомцу. При отсутствии табели о рангах, сделать это не так-то просто. «Мужчина» — половой признак. «Дедушка» — возрастной. «Товарищ» — социально-политический. Остаются «гражданин» и, явно притянутый за уши из другой эпохи, «сударь».    Первым термином в основном пользуются сотрудники тех или иных силовых структур. Когда просто прохожего начинают называть «гражданином», надо готовиться к худшему.

В общем,    для импровизации Орлову оставалось    два варианта: «дядя Семен» и «Семен Палыч». Хотя многие из близких знакомых Семёна Павловича упрощали имя элементарно до «Палыч», Лев по субординации позволить себе этого, не мог. Впрочем, к такой фамильярности он и не стремился.

Семён Павлович был полноправным владельцем однокомнатной приватизированной квартиры, находящейся в получасе езды от Ярославского вокзала. Само по себе это говорило уже о многом.

При наличии крыши над головой и прописки, можно смело дистанцироваться от городских низов — бомжей. Но в душе «Палыч» давно уже таковым и являлся.

Находясь в предпенсионном возрасте, работать по найму, он не желал принципиально. В годы «развитого социализма» таких людей подгоняли под статью «за тунеядство» и обязывали трудиться принудительно. Но времена меняются, и заставлять Семёна Павловича силой зарабатывать себе на хлеб насущный, никто    не собирался.

Однако свобода тоже имеет свою изнаночную сторону. «Палыч» был свободен не только от подневольного труда. Он не имел никаких обязательств перед обществом и государством (не считая такого неудобства, как коммунальные платежи), но и они отвечали ему тем же. Семён окончательно убедился, что, даже умерев от голода, он никому ничего не докажет. Пришло запоздалое отрезвление. Не в прямом, конечно, смысле, а только в переносном!

И он решил сдать внаём свою однокомнатную квартиру. Сам же переселился на кухню. Но при таком раскладе взять достойную арендную плату не удалось. Да и поселились к нему, такие же, как он любители спиртного и веселья. После очередной драки пришлось их выгнать.

Был у него ещё студент, который, в принципе мирился с богатырским храпом «Палыча». Затем студент съехал. Заменившая его, скреплённая совместным сожительством, молодая пара не выдержала одной особенности в поведении арендодателя. Находясь в подпитии (что являлось прочно устоявшейся нормой), он по ночам в последнее время стал дико кричать. Скорее даже завывать, а порой, постанывая, переходить на настоящий рык. С каждым днём процесс только усугублялся и, с некоторых пор, Семён окончательно лишился квартирантов.

Пришлось перейти на сбор стеклянных бутылок и алюминиевых банок из-под пива и прохладительных напитков. Дело это было муторным, а откровенно говоря, просто постылым. В непогоду же работа превращалась прямо в мучение. Узнав, что к нему едет родственник, «Палыч» воспрянул духом. Он тут же задумал весьма непростую комбинацию, с которой собирался поиметь весомую выгоду. Студента — заочника Семён намеривался устроить на хорошо оплачиваемую работу грузчиком на рынке и плотно пристроиться к чужой зарплате. Поэтому он ждал Орлова с распростёртыми объятиями.

***

— Ну, как жизнь, Лев,— разливая по стаканам водку, отдал дань ритуалу встречи Семён Павлович, — как там Нижнереченск?

— Был Нижнереченск, — обречённо махнул рукой Орлов, — да весь вышел. Теперь голимый аул.

— Да ты что? — искренне возмутился «дядь Семён», — неужели чурки так давят?!

— Хуже некуда!

— Ну, давай за встречу, — «Палыч» нетерпеливо потянулся к сосуду с живительной влагой. Ещё не разобравшись «за здравие» или «за упокой» придётся пить, он не стал акцентировать повод. В принципе, куда важнее был сам процесс.

— «Дядя Семён», — виновато ответил Лев, — я же только с дороги, усталый, мне не до водки.

— Да? — с удивлением отметил «Палыч», — в самый раз бы сейчас стопочку дерябнуть, кровь разогнать. Ну да ладно, тогда давай закусывай, не стесняйся.

Он окинул стол широким, гостеприимным жестом аттестованного тамады. Однако вербальные сигналы входили в непримиримое противоречие с «сервировкой» стола. На фоне иссохшей половинки луковицы и кучки недоваренной картошки «в мундире», осколком чужой, зажиточной жизни, смотрелась банка килек в томатном соусе. Орлов был изрядно голоден, но обстановка отнюдь не способствовала развитию аппетита.

«Нормализовав кровообращение», Семён заметно подобрел. Как человек, вполне склонный к абстрактному мышлению, он тут же потянулся к извечным, глобальным темам.

— В наше время, Лёва, — сжав костистый кулак, он несколько раз ударил себя по колену, — мы Москву держали. Чтобы там, какой чучмек или ещё кто, ни-ни. Порядок был! А сейчас они обнаглели. На рынок зайдёшь и не понятно: то ли в Азер… эта как там, слово, падла, на трезвую голову не выговоришь, …бомжан попал, то ли в Грузию.

Посчитав, что все трудности интеллектуальных поисков упираются в недостаточную степень опьянения, он, не заостряя внимания на действии, налил полстакана и тут же, не прерывая разговор, опорожнил ёмкость.

— Всё продаётся и покупается, Лёвчик, — продолжал рассуждать «Палыч», — что там Нижнереченск, всю Россию продали!

— Давай за Россию вмажем, — торжественно произнёс «дядя Сеня», — за Родину нашу!

— Семён Павлович, — умоляюще    промолвил Орлов, — я измучен долгой дорогой, ну куда мне пить, поймите.

— Ты что ж, — не на шутку возмутился «Палыч», — за Россию выпить не хочешь, за Отчизну?!

Орлов понял, что все пути к отступлению отрезаны и жёстко ответил.

— Я не думаю, что любовь к Родине хоть как-то связана с употреблением спиртного. Можно до безумия любить Отечество и быть полным трезвенником. Можно пить беспробудно и презирать всё на свете.

— Да, — почесал затылок «дядя Сеня», — вы молодые сейчас больше понимаете, так что будь, как будет.

Таким образом, было установлено первичное взаимопонимание между двумя условными родственниками.

Поступление в ВУЗ не составило для Льва никакого труда. Он заранее выбрал    не самое престижное учебное заведение столицы, к тому же платное обучение на заочном отделении. Куда важнее было устроиться на хорошую, то есть, в первую очередь, высокооплачиваемую работу. Деньги Орлову были нужны позарез, чтобы обзавестись современными средствами информационных технологий. Без компьютера, Интернета, мобильной связи он, по крупному счёту, был абсолютно беспомощен. И прекрасно понимал, что заочное обучение может успешно осуществляться только в потоке мультимедиа информации.

   ***

«Граждане пассажиры, — вагон огласил нетрезвый, прокуренный голос, — вы извините, что мы такие молодые обращаемся к вам. Помогите инвалидам афганской и чеченской войны собрать парню на протез!»

На краю вагона, первым по проходу, опираясь на костыли, стоял, некогда    плечистый мужик лет сорока пяти, который по возрасту, хотя и с известной натяжкой,    мог служить в Афганистане. Впрочем, как и в Чечне по контракту. В руках он держал поводок, прикреплённый к ошейнику толстого, явно перекормленного кобеля немецкой овчарки с такими же, как и у хозяина, плутовскими глазами.

Сзади них, растянувшись в линию, разместились два парня, выглядевшие значительно моложе. Как и боец с собакой, одеты они были в камуфляжную форму, приобрести которую не составляет никакого труда. По всем правилам военного искусства, группа имела и арьергард, состоявший    из совсем уж пьяненького дяденьки. Если ему и выпала доля где-то защищать родную страну, то, скорее всего, на Даманском, в борьбе с китайскими    «гегемонистами». Едва командир отряда, впрочем, он мог являться и просто горнистом, закончил свой, преисполненный эмоционального накала спич, тут же полилась песня.

Я убит под Бамутом, а мой друг в Ведено.

Как Иисусу воскреснуть мне, увы, не дано.

Так скажите же люди в этот смертный мой час.

Кто послал пацанов умирать на Кавказ.

Ты прости меня мама, я себя не сберёг.

Нас лежит очень много у горных дорог.

А ещё тебя мама об одном я прошу.

Всем народом судите тех, кто гнал нас в Чечню.

«Бойцам» однозначно удалось завести публику. Только самые экономные делились мелочью. Большинство же зашуршало бумажными деньгами. Музыканты совершенно обыденно собирали «гонорар», не удивляясь даже, если кто-то давал и весомую купюру.

Выступления бродячих артистов уже не удивляли Орлова. Добираться в институт удобнее всего было на электричке. Похоже, этот вид транспорта, «актёры погорелого театра» считали своей безусловной вотчиной. Лев автоматически мгновенно умножил сумму, собранную в одном вагоне на их число в электропоезде и посчитал, сколько электричек можно «обслужить» в один день. Получалось, что протез, ради которого, как указывалось, и разгорелся весь сыр — бор, вполне можно было лить из чистого золота. Но, не поддаваясь искушению арифметикой, Орлов внёс в расчёты поправку на расхождение между теорией и практикой. Вспомнился увиденный, в каком-то третьеразрядном сериале прикол.

«А этот придурок, что тут делает?» — С недоумением спросил    спецназовец своего командира, презрительно посмотрев на, как две капли воды похожего на Жюль-верновского Паганеля типа, держащего вместо «калашникова» сачок для ловли бабочек.

«Это наша главная сила, — совершенно серьёзно ответил начальник, — он проецирует уверенность!»

Конечно музыканты уже после первой электрички, не сомневался Лев, напьются до поросячьего визга и будут до самого утра валяться где-нибудь в уютном для них месте, чтобы затем с новыми силами рассказывать людям о своих бедах.

Если эти парни до того, как деградировать, на самом деле побывали в горячих точках, Орлов мог понять их боль. Но песня, по крупному счёту, лила воду на мельницу врагов.

Да, вокруг процветает коррупция, предательство, малодушие, осознавал Лев. Но сильно ли, спрашивал он себя, интересовали Бату — хана разногласия между киевскими и владимиро-суздальскими князьями перед нападением монголов на Русь? Если только из тактических соображений! Россия реально подверглась агрессии. Это уже дело специалистов классифицировать врага: бандиты, боевики, международные террористы. Или как там ещё?

Но если ты назовёшь льва ягнёнком, усмехнулся Орлов, он не перестанет, есть мясо. Льву было, что сказать этим парням в камуфляже. Но он промолчал, понимая, что кроме скандала ничего не добьётся. Как он мог объяснить сидящим в вагоне людям: оттого, что мы не хотим и не умеем воевать, враг не станет добрее?

Московская жизнь с первых дней поразила Орлова своей показной нескромностью. Люди, в присутствии десятков, если не сотен пар чужих ушей, свободно обсуждали по мобильной связи свои глубоко интимные проблемы. Это вовсе не раздражало и даже не удивляло окружающих. Огромная плотность населения приводила к тому, что никто никого просто не замечал. Отовсюду на все органы чувств беспардонно давила нахальная, откровенно    непристойная реклама. Кто-то грозился «сосать за копейки». В конце концов, выяснялось, что речь идёт всего лишь о пылесосах. Салон связи обещал «дать» мужчинам и женщинам, утверждая, что «топ-модели доступны». А производители алкогольного лимонада «Hooch» заявляли, что их напиток    просто «оХУЧенный». Взирая на все эти проявления «культуры», Лев недоуменно удивлялся. Почему до сих пор среди матерщины, пошлости и похабщины он так и не повстречал информации об «эффективнейшем средстве, надёжно удаляющем запах ног изо рта»?!

                                       ***

Человек не может быть одинаково развит во всех областях жизни. Например, молодящаяся дама бальзаковского возраста, однозначно вызовет лишь снисхождение, если не презрительные ухмылки в кругу увешанных пирсингом и, как туземные вожди, разрисованных татуировками малолеток. А вот в клубе для тех, кому далеко за тридцать, она имеет сногсшибательный, ослепительный успех.

Немало вокруг дяденек, с трудом втягивающих в себя беспощадно разрастающиеся в области пупка «соцнакопления»,    готово потерять голову из-за этой самой дамы. И многие из них даже не взглянут в сторону юных длинноногих обольстительниц, у которых отклонения от священного кода 90:60:90, выражаются, и в самом худшем случае, лишь в миллиметрах.

Культурист, безраздельно доминирующий среди себя подобных, с полным равнодушием будет встречен компанией бегунов-марафонцев. Его могучие мускулы    оценят тем же самым балом, что и пивной живот любителя смотреть футбол по телевизору.

И, конечно же, мальчик — интеллектуал. Лет сорок назад таких, на волне всеобщего интереса к фундаментальным наукам о свойствах материи, называли «физиками». Сейчас, когда, обгоняя физику и химию, вперёд вырвалась биология, они более известны, как «ботаники». Такой мальчик, близоруко щурясь через толстые линзы очков, может вызвать самый настоящий трепет и непреодолимое желание у готовой окончить школу с золотой медалью одноклассницы.

И он же, в это же самое время объективно порождает бурный, переходящий в ненависть, протест у другой одноклассницы. Потому что почти всё, о чём говорит «ботаник», ей совершенно непонятно и оттого чуждо. Она с нетерпением ждёт вечера, когда представится возможность покататься на иномарках с «конкретными пацанами», всласть позаниматься сексом, попить бесплатного пива. А если партнёры расщедрятся на пару капсул экстези или амфетамина, то можно смело заявлять, что счастье всё-таки существует».

***

Такие или примерно такие мысли вертелись в голове Реваза Георгадзе, бизнесмена средней руки, томящегося в ожидании нового работника. Конечно же, выражались они несколько иным набором слов. Даже с учётом перевода с грузинского языка! Но, тем не менее, общее направление рассуждений отображено, верно.

Реваз    был грузином. Настоящим, дворянских кровей.    Георгадзе не ставил перед собой несбыточных целей, и всегда упорно и настойчиво шёл вперёд, отталкиваясь от достигнутого. В последнее время его экономические успехи выражались счастливой цифрой семь. Именно столько столиков для продажи овощей на рынке находилось под его контролем. Один Бог знает, сколько сил, здоровья и денег ушло на это.

Торговали за столиками наёмные украинки и молдаванки, доставкой продукции с овощных баз занимался младший брат Реваза, а вот с грузчиками коммерсанту не везло. Если бы Георгадзе ответственней относился к изучению государственного языка страны, в которой имел счастье проживать, то непременно столкнулся бы с поговоркой «по Сеньке и шапка». В одной из интерпретаций эта русская народная мысль не может не означать, что на конкретную зарплату может претендовать рабочая сила строго определённого качества.

Проще говоря, платил Реваз мало, поэтому в грузчики к нему шли только люмпены. И на уме у них было одно: украсть и пропить. Так что ротация кадров на постоянно освобождавшейся должности весьма напоминала движение лопастей ветряной мельницы во время урагана.    

По крупному счёту на рынке Георгадзе был чужим человеком. Овощи — это монополия азербайджанцев. Но Реваз вовсе не собирался обращать внимание на такие условности. Были у него намётки на куда более серьёзные дела. Однако мечтать не вредно лишь тогда, когда в кармане копейка водится. И Георгадзе настойчиво продолжал высекать цент за центом из пусть и не столь прибыльного, но надёжного и стабильного дела.

Иногда Реваза заедала гордыня. Он, чистокровный грузин, для которого уже сваны с мегрелами    «третий сорт — не брак», не говоря о всяких — разных аджарцах или, не к ночи будет помянуто, осетинах и абхазах, работал, практически в одной упряжке с азер…баранами. Лучшего слова для этих людишек Реваз не выделил бы и на Пасху, в день Воскресения Христова, когда принято всех прощать и желать людям добра.

Как крысы, они заполонили всю Москву, не давая вздохнуть полной грудью достойным и уважаемым людям: Ревазу и его землякам. Он не любил их всеми фибрами души. За то, что молятся не тому Богу, говорят не на том языке, держат в голове не те мысли. Хотя в последнем случае Георгадзе сильно ошибался. Думы у так нелюбимых им людей были крайне похожи на его собственные: «Срубить с лохов бабки».    

Говорить о каком-либо стратегическом национализме Реваза было бы просто неправомочно. Национализм его был бытовым, прикладного значения. Особенно ярко это выражалось касательно армян. Близость религии, культуры, быта, двух народов, казалось бы, не давала Георгадзе серьёзных оснований для антипатий. Но, поинтересовавшись у среднестатистического жителя Львова или Луцка, так называемого «западенца», чем же ему    не нравятся «москали», то есть русские россияне, легче понять и Реваза.

Армяне, как и вышеупомянутые жители солнечного Азербайджана, самым беспардонным образом завладевали тёплыми местами в непроизводственных сферах российской экономики, которые и без них было, кому занять.

Отношение же Георгадзе к коренной или титульной нации состояло из крайних противоречий. Ограниченное количество русских, которых он знал лично, были пьяницами, бездельниками, равнодушными людьми. Он презирал их за то, что у них не было интереса к обогащению, за низкий уровень амбиций, за отсутствие, по крупному счёту, чувства национальной гордости.

Конечно, разумом Реваз понимал, что не все русские такие. Иначе, как бы им удалось создать и сохранить в бесчисленных катаклизмах столь могучую державу? Тут-то размышления Георгадзе заходили в тупик. Горделивые, мужественные, отчаянные, энергичные земляки Реваза отлично жили в составе СССР, за счёт «лохатых» русских. И жаждали «свободы», полагая, что станут жить ещё лучше.

Но, обзаведясь независимостью, они очень быстро осознали, что воровать можно лишь там, где хоть кто-то работает. И тут же дружно потянулись в столь «ненавистную» и «постылую» Россию. Точнее, в её столицу, где концентрация денежных потоков на единицу площади, как хорошо всем известно, несравнимо выше, чем в провинции.

Находясь в Москве, Реваз постоянно испытывал двоякое чувство. Несомненно, он думал, что является хозяином жизни, пришедшим в эту землю в потоке завоевателей, чтобы кормиться её обильными плодами. Но холодная по сравнению с его Родиной северная страна, суровыми зимними метелями напоминала ему, что он, всё-таки лишь гастарбайтер. Вопреки собственному желанию, своим трудом способствующий     развитию и процветанию экономики «занятой» им территории. А осознание, что его потомки натурализуются в неотвратимом процессе ассимиляции и, в конце концов, станут русскими, просто выводило Реваза из себя.

Он никогда не мог понять русских и поэтому боялся их. Действия этих людей очень часто были непредсказуемы, потому что русские жили, прежде всего, эмоциями. В отношениях с другими нациями деньги всегда действовали безотказно. Здесь же ничего нельзя было рассчитать или спрогнозировать.

Завидев деньги, гордый и мужественный грузин, как и беспощадный, бесстрашный чеченец, тут же превращались в рядовых торгашей, готовых удавиться за каждый цент. С русскими всё было намного сложней. Георгадзе лично знал многих из них, кто легко отказывался от выгоднейших контрактов и предложений из-за, ничтожных, по мнению грузина, обстоятельств. Вроде отсутствия настроения или внешней непривлекательности потенциального делового партнёра.

Русские всегда оставались для Реваза загадкой. Он заставлял себя верить в то, что все они дебилы и лохи. Но согласиться с этим было нелегко. Каждый прожитый в России год, всё больше и больше убеждал его в том, что это ложь.

Этнический натиск с юго-востока, как казалось в начале девяностых годов, должен был поглотить Россию без остатка. Но через десяток лет обнаружились его пределы. Первые сигналы стали поступать с рынков, где реализовывалась высокотехнологичная электроника.

Захватив торговлю продуктами питания, обувью, одеждой южане так и не смогли быть на «ты» с современными технологиями. Для этого мало наглости и подлости. Здесь не поможет даже специальное образование. Нужен конкретный тип мышления. А его человек получает при рождении. Или не получает.

Реваз со страхом видел, что дети его земляков в освоении информационных технологий резко отстают от русских сверстников. Это была беда всех южан. Всё чаще они теряли даже те позиции, которые совсем недавно казались незыблемыми. Раньше домушниками в Москве становились в основном выходцы с Кавказа, обычно грузины и абхазы. Но в последние годы даже здесь, узнавал из СМИ Реваз, кавказцы отступали.

Ведь одно дело выпилить или вырезать замок автогеном,    разобрать стену, срезать с двери петли, украсть ключи. Но что делать с дверьми, в которых нет ни скважин для ключей, ни замков в привычном значении слова. Если дверь реагирует только на знакомый голос или радужку глаза. А появление в любой точке квартиры незнакомого человека уже через мгновение приводит в действие сигнализацию вневедомственной охраны.

Чтобы преодолеть такую систему защиты, одного автогена мало. Нужен совсем другой уровень подготовки. И даже любимый способ ограбления — врываться в квартиру вслед за хозяином, давал осечку, как глиняный горшок, разбиваясь о достижения электроники.

Торговля овощами с каждым годом приносила Ревазу всё меньший и меньший доход. И его сын, хорошо осознавал Георгадзе, через десять — пятнадцать лет будет жить не намного лучше дворника. Принимая на работу очередного грузчика, кавказец отнёсся к нему с опаской. Молодой студент — заочник, непьющий — это хорошо. Но было во взгляде этого парня нечто такое, что заставляло Реваза съёживаться. Он сразу почувствовал превосходство юнца. Но в чём оно выражалось, Георгадзе не мог понять.

                                                ***

Для Орлова наступила однообразная, спокойная жизнь, которая затянулась на долгие месяцы. В семь утра за ним заезжал на «Газели» младший брат Реваза и вдвоём они направлялись на одну из ближайших овощных баз. Куда ехать и что закупать, ещё с вечера решал сам Реваз. Загрузившись овощами и фруктами, отвозили товар на склад рынка, где Георгадзе арендовал небольшой отсек. Уже оттуда Лев в течение рабочего дня на тележке развозил продукцию по лоткам.

Овощи и фрукты были расфасованы в стандартные упаковки, поэтому контроль над движением товара не представлял особого труда. Примерно в три часа пополудни рабочий день Орлова заканчивался, и он отправлялся домой. С первых же заработков Лев всего за сотню долларов приобрёл старенький, но вполне пригодный для работы процессор в комплекте с таким же монитором. Имея выход в Интернет, он вздохнул свободней. Однако на этом пока пришлось остановиться. И Орлов    прекрасно понимал, что ему нужна совсем другая работа, чтобы можно было идти в ногу с последними достижениями мультимедиа технологий.

В институте появлялся он не часто. Почти все вопросы решались дистанционно. Попытка посетить фитнес — клуб закончилась для Льва неудачно. Цена занятий никак не соответствовала его доходам. Приходилось тренироваться самостоятельно в однокомнатной квартире под одобрительные реплики Семёна Павловича.    

            Дядя Сеня оказался не плохим малым. А так как ночью Лев переселялся на кухню, то пьяные вопли и стоны не особо мешали ему. К тому же Орлов использовал тампоны для ушей, что давало дополнительную защиту от дядюшки.

Нередко Лев созванивался с друзьями в Нижнереченске. Стас ушёл в армию, но дело борьбы не затухало. Конечно, по телефону, как и в социальных сетях, прямым текстом ему говорили далеко не обо всём. И Орлов с нетерпением ждал будущего лета, чтобы навестить родной городок: обнять мать и отца, по которым он изрядно соскучился, пообщаться с парнями. Однако он прекрасно понимал, что объявиться, в городке открыто, для него смертельно опасно. Таких обид чеченцы не прощали никому.

Обзавестись приятелями в Подлипках как-то не удавалось. Замкнувшись на овощном рынке, Лев объективно повис в определённом социальном вакууме. Так или иначе, он сблизился с двумя грузчиками, числящимися в штате организации. Один из них, плюгавенький мужичонка с колоритным прозвищем Барбос, едва находилась свободная минута, тут же принимался подначивать другого: высокого, похожего на туберкулёзника со стажем, флегматичного астеника по имени Анатолий. Впрочем, иначе, как Длинный, его никто и не называл.    

— Ну что,    Длинный, на солнышке разомлел, — покончив с делами, Барбос сразу направился к объекту собственных притязаний, — или по своим свиньям тоскуешь?

— Слушай, Барбос, — нехотя ответил Длинный, — подсаживайся за столик, ставь пузырь.

— Хочешь, подскажу эффективный способ, как добиться, чтобы слово не расходилось с делом? — плутовато ухмыляясь, спросил Барбос.

— Хочу, — простодушно согласился Длинный, тем самым непроизвольно выбивая у собеседника почву из-под ног для дальнейших изысканий в области казуистики.

— Тогда ответь, что к Москве ближе, — «передёрнул текст» Барбос, — Украина или Хохляндия?

— Это как посмотреть, — принял правила игры Длинный, — если с положительной стороны, получается одно, а со стороны забора — вроде бы, другое.

— Молодец, — похвалил его коллега, — мыслишь хоть и не верно, но правильно. А совет мой такой. Чтобы слово не расходилось с делом, надо ничего не говорить и ничего не делать!

— Да у тебя всегда так, — вовсе не обидевшись на подковырки, с осуждением проговорил Длинный, — «я не я, и хата не моя».

— У тебя была хата твоя, — неожиданно возмутился Барбос, — а толку, кот наплакал. Уезжал в деревню, заводил кур, свиней. От запаха хлева до сих пор не отмылся, а кроме горба и мозолей ни хрена не заработал. А я ничего никому не должен, и то всем прощаю. Так что, Толян насчёт хаты грузить меня будешь, когда на толчок сяду!

Барбос, победоносно окинув округу преисполненным гордостью взглядом, направился в кафе, где добрейшей души человек, Юсуф всегда подавал стопку водки к порции мантов или горячему чебуреку.

Глава седьмая.

        Орлов вовсе не считал свою деятельность на рынке оптимальным вариантом трудоустройства. Несколько раз он ездил в Москву поинтересоваться условиями предлагаемой работы, но почти везде его ожидал откровенный обман. Там же, где надуть не пытались, были или невыносимые условия труда, или мизерная зарплата. Но, не теряя оптимизма, Лев продолжал настойчивые поиски.    

Как-то в первых числах апреля Орлов ехал в полупустом вагоне электрички. Войдя в Интернет через мобильный, он приник взглядом к маленькому дисплею. Конечно, это было весьма неудобно, но на безрыбье и рак рыба. Льва интересовали последние поступления на один из патриотических сайтов, связанные с ролью чеченской диаспоры в Москве. Выбирая наиболее яркие и значимые из них, он разделил материал на две тематические колонки: «За» и «Против». Для начала Орлов решил ознакомиться с дурными новостями.

«Ваша смерть уже не за горами, — безапелляционно утверждал неизвестный автор, — она спустилась с гор. Какие все умные и смелые: мочить, давить, уничтожать. Кто вам испортил жизнь? Конечно же, чечен. Ах, как же, они бандиты, а мы хорошие. Так вот, зарубите себе на носу. Всё то, что вы сделали нам, мы вам воздадим в стократном размере. А взрывы в аэропортах, метро, на стадионах — это только капли в море жестокой мести. Худшее всех вас ждёт впереди. И тогда живые позавидуют мёртвым».

Послание    заканчивалось банальной, уже набившей оскомину фразой: «Смерть кафирам, Аллах Акбар!»

Следующая заметка, наполненная злобой и ненавистью, говорила практически о том же самом: «Вы вошли в Чечню на танках, самолётах: град, смерч, и всё, кроме подводных лодок. И хотите, чтобы чеченцы воевали с вами честно. Но что значит в такой ситуации честно? Нелогично! Прежде, чем привычно нести пьяный русский бред, хоть немного подумайте. И пусть ваши старшие братья вспомнят времена, когда чеченцы служили в советской армии, и как русские чистили чеченцам сапоги. Все вы дешёвые болтуны. А чеченцы всему миру показывают, как один миллион с автоматами может эффективно воевать со ста пятьюдесятью миллионами, плюс танки, самолеты, вертолеты, ракеты, СОБРы — кобры и прочие бобры. Так что сосите, господа сосите! Хотя, какие вы на х… господа!»

Совершенно противоположной точки зрения придерживался автор, назвавшийся Андреем: «В моём вузе учится несколько чехов. Так вот больших дебилов найти не так-то просто: шесть на семь в уме умножить для них непосильная задача. Впрочем, как и на калькуляторе. У нас в институте есть также секция бокса, но ни один чех ещё не осмелился туда записаться. Аварцы ходят, а чехи боятся. Это про вашу смелость. На московский чехский молодняк смотреть смешно. Про таких говорят: это ничего что у него грудь впалая, зато спина колесом! Да ещё шея цыплячья! Не секрет, что гордые чеченские группировки давно уже гнут спины на славянские, выполняя разные мелкие поручения. Долги выбивают, дань собирают. А про ваш коммерческий талант даже анекдот сложили».

Далее автор приводил длинный юмористический рассказ, высмеивающий скудоумие вайнахов. Орлов снисходительно    улыбнулся. Те чеченцы, которые    покорили Нижнереченск, ни с какой стороны не подходили для прототипов    от начала и до конца выдуманной истории. Автор во многом уподоблялся создателям советских военных фильмов, снятых в 1941 — 45 годах, в которых тупые, трусливые немцы в ужасе разбегались от героев-красноармейцев.

«Возможно, — подумал Лев, — в те годы такой самообман себя и оправдывал. И многие искренне полагали, что тупоголовые трусы могли дойти до Сталинграда чисто случайно. Верит же сегодня большинство, что война, которую ведёт международный терроризм против человечества, основывается только на деньгах. В упор не замечая того, что немало шахидов, взрывавших себя с именем Бога на устах, были далеко не бедными людьми. А террорист №1 вообще из семьи миллиардеров!

За советскими большевиками, немецкими фашистами и даже японскими милитаристами, мы оставляем право сражаться и умирать за идеи. А вот новых приверженцев тоталитаризма лишаем его полностью. Наверное, потому что так удобнее. Возьмём, например, американского пехотинца высадившегося в составе морского десанта в Нормандии в июне 44 года. Он и на передовой требовал высокого потребительского стандарта, не сомневаясь в собственной правоте. Уж ему-то точно были бесконечно непонятны    и Павка Корчагин, и Александр Матросов!

Да, как тяжело оставаться объективным по отношению к врагам. Но ненавидеть и презирать — это одно, а недооценивать — совсем другое!»

Ещё одна небольшая заметка показалась Орлову крайне интересной. «Проблема русских, — утверждал Дмитрий, — не чехи, не другие иностранцы, а сами русские. Например, моя мать и брат наотрез отказались прописывать мою жену. Вот мыкаемся теперь без полиса и всякие гадости в придачу. Все остальные народности, и чехи в том числе, как только появляется возможность, прописывают всех, кого возможно. Но это следствие. Главная причина — полное безверие. Нет никаких идей, цементирующих нацию. Теперь можно с уверенностью сказать: возврата к былой славе России не будет. Русским хана. И на Болотной площади, и на любой другой их будут гнать в три шеи. Горькая, но, правда. Очень хочется, чтобы это было не так!»

До Льва донёсся дерзкий, преисполненный внутренней силы голос: «Убери руки, чурка!» Орлов мгновенно обернулся,    почувствовав, что кто-то нуждается в его помощи.

                В углу вагона двое восточного типа мужчин, крепко схватив молодую,    одетую в камуфляж женщину, откровенно угрожали ей физической расправой. Они намеревались вывести её в тамбур, дальше от глаз немногочисленных пассажиров. В тот миг, когда Лев ринулся на помощь, женщина нанесла одному из насильников резкий удар коленом в пах и тут же стукнула открытой ладонью по глазам.

               Кавказец непроизвольно отпустил свою жертву, прикрывая руками низ живота. Взвыв от боли, он скрючился, забыв обо всём на свете, кроме собственных страданий. Его напарник вначале слегка опешил, но затем, напав сзади, обхватил женщину в охапку, пытаясь повалить её на пол.

Вцепившийся в женщину боец был широкоплеч и массивен. Орлов сразу понял, что шутить с таким не стоит; он нанёс короткую серию прямых ударов по почкам, а когда враг стал медленно оседать, схватил его за курчавые иссиня-черные волосы. Ударив кавказца коленом в позвоночник, Лев рывком потянул его на себя.

                Мужчина с грохотом стукнулся об пол и, широко разбросав руки, замер в неподвижности. Коротким боковым правым Лев послал в нокаут и второго врага, всё ещё продолжавшего стоять в виде вопросительного знака. «Уходим!» — прокричал Орлов, выразительно взглянув на жертву поверженных кавказцев. Она тут же перешагнула через безвольно лежащее на полу тело и устремилась к выходу вслед за своим спасителем.

               Но в это мгновение открылась дверь и из соседнего вагона в тамбур, прямо наперерез беглецам вывалились два милиционера. Один из них держал на поводке служебную собаку. Убегать от овчарки было глупо. Впрочем, Орлов вовсе не считал себя в чём-то виновным. И он замер на месте.

            Сотрудники милиции оказались молодыми парнями из батальона срочной службы. Кому-то из срочников Чечня достаётся, другим остров Врангеля на краю света, кто-то в маленьком городке, в опостылевшем гарнизоне увольнения ждёт: повезёт, так к концу месяца выпадет. А здесь гуляй по Москве, лопай чипсы и попкорн. Это тебе не на «точке» в тайге гнить.

               Ментами они были не настоящими. И вместо того, чтобы «развести на бабки» каждого из четырёх участников инцидента в отдельности, они, недолго размышляя (пусть начальство думает!), потащили всех скопом прямо в линейное отделение.

            Дежурный по ЛОМу капитан Воскобойников сразу вызвал у Льва определённое недоумение. Умное, доброе лицо, честный открытый взгляд и чистая, правильно поставленная речь с огромным трудом ассоциировались с занимаемой должностью.

               Закрыв всех четверых в «обезьянник», капитан заставил патруль оформить рапорт о задержании. Посмотрев на сморщенный лоб, нахмуренные брови и мелко дрожащую руку «писаря», Орлов сразу определил, что для парней такое занятие — самая сложная и ответственная часть служебных обязанностей.

            Кавказцы едва успели прийти в себя и перебрасывались короткими фразами на родном языке. Лев сразу определил, что говорили они на тюркском наречии, видимо, по-азербайджански. Он внимательно осмотрел свою невольную соратницу. Высокий рост, сильное, явно тренированное тело. Ей вряд ли было более двадцати лет, хотя выглядела она несколько старше. Камуфляжные штаны, куртка-бомбер с загадочной нашивкой на левом рукаве, тяжёлые ботинки на прочной подошве производили впечатление мощи и агрессии.

                Волосы и ногти были коротко острижены, удивляло полное отсутствие любых украшений. Лицо нордического типа с голубыми глазами показалось Орлову по-своему привлекательным. Взгляд же её просто обжигал, Лев почувствовал неотразимую магнетическую силу.

                Забрав у задержанных документы, дежурный тщательно их изучил.

                — Тебя как зовут? — на «ты» тихо обратилась к Орлову девица.

                — Лев, — улыбнулся он в ответ.

                — Короче так, Лёва, — тоном профессионала произнесла она, — сейчас ментяра начнёт    одного за другим всех по очереди выдёргивать. Запомни, что говорить. Ты увидел, как двое мужчин, не чурок, не хачей, а просто мужчин, пытаются избить беззащитную одинокую женщину. Ты ринулся на выручку, но не стал их метелить, а начал объяснять, что они поступают нехорошо. Они ответили попыткой нанести тебе телесные повреждения. И ты вынужден был защищаться. Оттолкнув набросившихся на тебя мужчин (только оттолкнув, без всякого мордобоя!), ты, схватил несчастную жертву за руку и попытался увести её как можно дальше от агрессивно настроенных людей. Всё понял?!

    — Да! — ответил Лев, откровенно любуясь девушкой. С каждым мгновением она казалась ему всё интересней и привлекательней.

    — Ну и молодец, — она провела пальцами по тыльной стороне ладони Орлова и, крепко сжав поднятый на уровень подбородка кулак, твердо, произнесла, — мы их с тобой здесь всех сложим!

А затем, немного подумав, добавила.

— Прикинь, менту наша версия в цвет. Он их сейчас обвинит, запугает, на бабки растрясёт и выгонит. А от нас одна морока. Потом же они чурки, а у капитана в глазах кроме желания выпить вроде ещё что-то светится. А если не дурак, то понимает, что хороший хач — это тот, что живёт    где-нибудь южнее Дербента. Ну ладно, всё молчим, сейчас вызовут.

— Кравцова! — командным голосом произнёс дежурный.

— Я! — как на параде ответила девица.

— Выходи, — позвал её к себе Воскобойников, открывая засов, — остальным сидеть!

— Так, Ольга, — заполняя протокол, обратился к задержанной капитан, — изъясни нам собственное видение ситуации.

— А что там рассказывать, — явно напуская на себя простоватость, заголосила она, — иду по вагону, плеер слушаю через наушники. Никому не мешаю, сама в отпаде. А эти лица, ну не славянской внешности, по наглянке подруливают. Типа, коза драная, что ты тут выпендриваешься: бомбер, камуфляж. Ты, что из тех, которые бейсбольными битами размахивают и головы бреют?!

Я ж им конкретно: мы, мол, и не из этих и не из тех, мы представляем политех, а я вообще не такая, я жду трамвая. Только они не поверили. И реально хотели учинить физическую расправу. Так вот пацанчик этот впрягся на подписку, намеривался их приструнить словами. Они и на него набросились с той же самой целью, чтобы нанести телесные повреждения. Вдвоём мы вырвались и пытались убежать. Всё остальное вы знаете.    

Воскобойников с интересом окинул «лектора» с ног до головы и спокойно спросил.

— И вправду, зачем ты так вырядилась?

— А что, нельзя, — резко парировала она, — мы, вроде бы, живём в свободной стране.

— Ладно, посиди пока, — махнул рукой капитан, направляясь за Орловым.

— Так, Лев Николаевич, — листая паспорт, офицер внимательно осмотрел задержанного, — родился в Нижнереченске, там же прописан. Слушай, так ты, получается у нас кавказец?

— Ага, — ухмыльнулся Орлов, — а чеченец, рождённый в Твери или Рязани, выходит, вроде бы уже как русский.

— Ну-ну, ты я вижу, фишку сечёшь, — слегка удивился капитан, — студент?

— Заочник, — коротко ответил Орлов.

— Анекдот на эту тему есть, — закуривая, милиционер продолжил переходящий в беседу, допрос: « — Ашот, ну, ты вообще какой национальности?

— Армянин!

— Как армянин, э, ты же в Тбилиси родился?!

— Слушай, да, Вазген в гараже родился. Он что, машина!»

— Значит, ты Орлов, — серьёзно спросил капитан, — встал на защиту чести и достоинства девушки?

— Выходит так, — согласился Лев.

— Ну что ж, — закончив оформление протокола, дежурный всучил Орлову ручку и добродушно сказал, — поставь подпись, везде, где помечено галочкой и можешь быть свободен. Лично от себя хочу добавить, что поступил ты правильно. Так и держи!

— Ты, красавица, — обратился он к сидящей рядом девице, — тоже распишись, и можете идти на все четыре стороны.

Орлов явственно увидел, как на лице капитана скользнула тревожная мысль. Немного подумав, он, словно боясь собственно вопроса, с лёгкой дрожью в голосе спросил.

— Ну а как там, в Нижнереченске жизнь? Всё-таки    «прифронтовая полоса».

— Хреново, — с тоской ответил Лев, — хуже некуда!

— Да ну, — недоверчиво уточнил офицер, — бедность кругом?

— Это полбеды, — Орлов почувствовал живой интерес собеседника. И понял, что этот простой московский милиционер не знает даже малой доли правды о том, что являлось основой жизни многих миллионов русских россиян, волей судьбы оказавшихся в зонах межэтнического противостояния.

— Ликаны давят? — с надеждой переспросил офицер, в душе всё ещё веря, что ответ будет другим.

— Давят, — отрешенно согласился Лев.

— Ну, а русские-то что? — недоумённо спросил капитан, — взялись бы…

— Русские каждый сам за себя, и все против всех. — Орлов не стал подыгрывать собеседнику. — А «меньшинства» стоят один за другого горой. И всегда так получается, что они в большинстве. Вышел там случай. В школе. Стояли чеченцы в туалете, курили. Они ж все на занятия на одном двести тридцатом «Мерседесе» ездят. Как перемена — сразу в стаю. А тут пацанёнок из младших классов забежал по нужде. Ну, чех на него в упор взглянул с презрением, да как гаркнет:

«Да здравствует великая Ичкерия!»

Пацан-то мелкий, лет десять, в политике не искушен, а обиду почувствовал. Боль, она же через сердце проходит. Так он им в ответ:

«Да здравствует великая Россия!»    

— Молодец, пацан, — обрадовался милиционер, — падлы, меня там не было. Я бы им показал Ичкерию.

— Вышло всё по-другому, — с грустью констатировал Орлов, — совсем по-другому. Взяли они этого мальчишку за ноги, засунули головой в унитаз и воду спустили. А потом объяснили: «Запомни, русская свинья, никогда при чеченцах не произноси слово «Россия». В следующий раз просто убьём!»

— Вот что творят, мрази, — в сердцах воскликнул офицер, — ну и что, отчмырили этих чехов?

— Преступление на лицо, — согласил Лев, — хочешь злостное хулиганство шей, при необходимости разжигание межнациональной ненависти вполне прилепить можно. Но это в теории. А на практике получился обратный результат. Хорошо, если какой-то милиционер погрел на этом деле руки на две — три сотни баксов. Но, скорее всего, и ему объяснили, что граната, влетевшая в окно спальни, не оставляет шансов выжить практически никому. В школе по классам провели собрания, чтобы все молчали. Даже представить тяжело, какое унижение. Как раз День Победы по срокам подходил. Ну, все и напились, чтобы забыть, как их, внуков победителей, мордой да в грязь.

   — А сколько в городке чеченов? — уточнил капитан.

— Один процент. Не больше!

— И эта кучка держит город! — возмутился дежурный.

— А в целом по России их тоже от силы один процент. И ничего справляются, — с сарказмом ответил Орлов.

— Но как же так получается, — скорее себя, чем собеседника, спросил капитан, — ума не приложу?

— У них деньги и власть. Реальная власть, основанная на всеобъемлющем страхе перед угрозой смерти. На подхвате у чеченских бандитов — армянские. — Продолжил объяснять Лев. — Тех раз в пять — семь больше. Чеченцам они не друзья, и не братья, но уживаются неплохо. По крайней мере, не воюют. У каждого своя экономическая ниша. Есть ещё и дагестанцы. Они хоть и не беспредельщики, но с тёплых мест русских выдавливают шаг за шагом. А чистые паразиты — цыгане. Наркотики, конечно, держат чеченцы. Но сбыт только через цыган. Русским же остаётся ишачить в надежде на рост уровня ВВП, да исправно платить налоги!

— Твою мать, — в сердцах выругался капитан, — неужели ничего нельзя поделать?! За нацию обидно до боли в сердце. Оно и в Москве не лучше. Вот я офицер милиции, пятнадцать лет в органах. И что? Дачку леплю, доска к доске. На плохонькую машинёнку едва накопил. А смотришь вокруг, кавказцы, молокососы ещё, а уже на иномарках разъезжают. Деньги-то, конкретно криминальные!

— Ну а есть в Нижнереченске пацаны, — уже просто в отчаянии спросил милиционер, — которые хотя бы в душе не сломлены?

— Таких хватает, — уверенно ответил Орлов, — но нет организации. В последнее время, вроде бы, кое-что в лучшую сторону изменилось. Потихоньку казаки поднимаются. Там чистые национал — патриоты собрались. Но в отличие от обезбашенных скинов «Майн камф» на стол не поставят. Конечно, казачество для них — только ретушь. Теперь уже можно их «неоказаками» называть. Но не это главное. Важно то, что они готовы с оружием в руках биться за интересы нации. Биться с врагом, который громко кричит, что он друг и в этот же миг вытаскивает из-за пазухи нож!

Лев смолк, осознав, что слишком расчувствовался. Дежурный внимательно посмотрел ему прямо в глаза, тут же порвал протокол и выбросил в урну.

— Слушай, — с восторгом произнёс он, — а то, что ты за девчонку заступился — это здорово. Молодец!

Капитан проводил Орлова до двери, и, крепко пожав руку,    твёрдо произнёс.

— Я сам в Болшеве живу. Если какие проблемы, друг, обращайся. Таких пацанов, как ты, надо беречь. Дай я напишу тебе мои номера рабочего, домашнего и мобильного телефонов.

— Лев, — на прощанье решительно сказал офицер, — мы победим! А с такими мужиками, как ты, без всяких сомнений!

— Ну а с этими «лицами неславянской внешности», — подмигнул он девице, — разговор будет строгий.

Глава восьмая.

— Спасибо тебе за помощь, — с чувством произнесла невольная соратница, едва они вышли из отделения, — давай ближе познакомимся.

— Лев! — представился Орлов.

— Сильное имя! — заметила она.

— Выходит так, — словно оправдываясь, ответил Орлов, — имя — от царя зверей, фамилия Орлов — от царя птиц. Но поверь мне, я тут ни при чём. Все эти вопросы решались задолго до моего рождения и далеко не мною.

— А у тебя с чувством юмора всё в порядке, — для себя отметила девица, — я невольно слышала ваш разговор с ментом. Чувствую: ты пацан наш. Меня Ольгой зовут.

Обаятельно улыбнувшись, она протянула для рукопожатия, гибкую кисть с длинными, тонкими пальцами.    

Затем она взглянула на дисплей мобильника и, подумав, сказала.

— А тебе куда ехать?

— До Подлипок.

— Знаешь, время уже позднее, только что ушла последняя электричка на Подлипки.    Брать мотор — без штанов останешься. А я тут в трёх шагах живу. Пойдём, что ли, ко мне?    Ну, типа «крутая тёлка в клёвом прикиде и с хатой ищет чувака с тачкой для разговоров о погоде». Только сразу предупреждаю: интим не предлагать. Короче, трахаться не будем.    Не всегда уместно следовать    рекомендациям вроде постулатов: «Мы не можем переспать со всеми женщинами на свете, но стремиться к этому должны неустанно». Или: «Так выпьем же за то, чтобы в каждом городе страны к тебе мог подойти мальчик и сказать: «здравствуй, папа».

           Орлов немного опешил от такого информационного натиска.

            — А что скажут твои родители? — в недоумение спросил он.

            — А я одна живу, — подбодрила Ольга, — в однокомнатной квартире. Тебе на кухне постелю.

           Льву было не привыкать к ночевкам на кухне. К тому же выбирать не приходилось, и он согласился. Позвонив дядюшке (Семен Павлович, как всегда, был пьян, и пришлось изрядно постараться, чтобы заставить его добраться до телефонного аппарата), Орлов бодро зашагал рядом со своей новой знакомой.     Лёгкое приятное томление разливалось по телу. Он всё больше благодарил судьбу за встречу с Ольгой.

Она была весьма немногословна. Лев тоже не навязывался на разговор, веря, что у них всё ещё впереди.

— Вот здесь я и живу, — указала Ольга на шестнадцати этажную башню. Почти весь дом уже спал, лишь в нескольких окнах горел свет. По какой-то причине лифт не работал.

— Дело молодое, — не особо расстроилась Ольга, — до седьмого этажа пешком доберёмся.    

Орлов сразу обратил внимание на входную дверь в квартиру. Она была изготовлена, из сплошного полотна бронированной стали. Ни скважин для ключей, ни других признаков присутствия замков обнаружить не удалось. Ольга привычно на мгновение заняла определённую позицию на лестничной площадке, раздался лёгкий, едва слышимый щёлчок.

— Дверной замок с CDMA — модулем, — пояснила она, увидев замешательство приятеля, — с беспроводным сенсором. Реагирует только на знакомый голос или радужку глаза. Может сообщать хозяину о последних посетителях по SMS, на случай взлома рапортует о своём состоянии, и даже делает фотографии гостей.

— Солидно, — с удивлением произнёс Лев.

Квартира поразила его с первого взгляда.

— Ни фига себе! — присвистнул он, оглядываясь по сторонам, — а живёшь ты не бедно.

— Стараюсь! — между делом ответила хозяйка.

— Папочка с мамочкой капусту стригут, а доченьке отстёжку не забывают делать? — скорее констатируя факт, чем, задавая вопрос, произнёс Лев.

— Не угадал приятель, — с лёгкой обидой ответила она, — хату, конечно, предки организовали к совершеннолетию. А всё, что внутри, нажито «непосильным трудом», вот этими мозолистыми руками.

И она поднесла к его лицу открытые ладони. Её руки сразу же поразили Орлова. Длинные тонкие пальцы, несомненно, должны были принадлежать музыканту, но ладони, оказались на удивление упругими, крепкими. Лев почувствовал её силу ещё во время рукопожатия.

Для начала Орлов быстро прошествовал в ванную, задержавшись там, на пару минут. Вернувшись в комнату, он внимательно осмотрелся.

Несмотря на ограниченные размеры комнаты, хозяйка нашла место и для многофункционального силового тренажёра и для водоналивной, крепящейся к полу боксёрской груши.    Подойдя к снаряду, Лев нанёс пару апперкотов «по печени». А затем, почти не удлиняя дистанцию, развернулся на левой ноге по ходу часовой стрелки на сто восемьдесят градусов и обрушил на упругое тело груши стопу правой ноги. Почувствовав вязкое сопротивление, он с лёгкой завистью заявил.

— Хорошая штука!

— Удар у тебя поставлен конкретно, — с уважением произнесла Ольга, — сразу видно: техника неплохая. Когда ты за два движения чурок оформил, я с ходу поняла — не лох.

— Заболтались, — встрепенулась она, — сейчас ужин сварим. Как ты на счёт сосисок?

— Адекватно, — равнодушно ответил Орлов, — надо, значит надо.

— Молодец, — бравурно произнесла она, — я бы даже перенесла ударение на первый слог. Хотя, знаешь, молодость далеко не бесспорное достоинство. Многим даже столь очевидное преимущество и то не впрок.

— Ольга, — с изумлением спросил Орлов, — компьютер, ноутбук, планшетник, домашний кинотеатр, даже мобильник. Всё это у тебя самых последних моделей. А синтезатор звука? Я-то    прекрасно знаю, сколько это стоит. Неужели ты всё заработала сама?! И как ты не боишься    приглашать в гости незнакомого человека?

— Ты чем занимаешься в свободное от драк в электричках время? — улыбнулась хозяйка, пропустив мимо ушей последнее предложение.

— Я студент — заочник. А работаю грузчиком на овощном рынке, — понимая, что хвалиться нечем, скомкано ответил Орлов.

— Знаешь, друг, если воду из бочки вычерпывать чайной ложкой, — с превосходством заметила Ольга, — то кроме суеты ничего не выйдет. Здесь нужен насос! Так и с деньгами; в человеке всё должно быть прекрасно, в том числе и материальное положение. Помнишь, как классик говорил: «Человек — это звучит гордо». Хотя, надо заметить, выглядит он весьма часто отвратительно.

— Ольга, — с сомнением спросил Лев, — мы с тобой совершенно не знаем друг друга. Но мне кажется, что я уже где-то слышал твой голос. И не однажды.

— Когда, кажется, креститься надо, дружище, — она снисходительно положила руку    на плечо Орлова, — впрочем, я мало сомневаюсь в том, что и это ни хрена не поможет.

— Вспомнил, — Лев с восторгом хлопнул себя по колену, — знаешь, почти год назад в Интернете на одном из патриотических сайтов я встретил песню, которая просто потрясла меня. Голос солистки был таким сильным, сочным и поразительно похожим на твой. Мы с ребятами восприняли эту песню, как гимн нашей команды.

— Напой, — задумчиво попросила Ольга.

— Бей паразитов, бей заразу! — старательно пропел Лев, — Бей заразу на повал сразу!

Собеседница Орлова мило улыбнулась и протянула руку.

— Автор слов и музыки, а заодно и исполнитель песни Ольга Кравцова.

— Ты! — от изумления Лев открыл рот.

— Не похожа? — ухмыльнулась она.

— Похожа, очень похожа! — Постояв в растерянности несколько секунд, он слегка дрожащим голосом проговорил. — Я представлял тебя точно такой, какая ты есть: сильная духом и телом, гордая, отчаянно смелая. Совсем не такая, как кисейные барышни. Веришь, я давно мечтал, что встречу девушку, с которой смогу идти по жизни плечом к плечу, сметая преграды.    

— Кто-то из классиков сказал, — заметила Ольга, — что настоящая любовь, это когда двое смотрят не друг на друга, а в одну сторону. Здесь ты на гребне волны. А вообще, надо отметить, дружище у тебя сексуальный идеал, если и не извращённый, то своеобразный. Надеюсь, дело не дойдёт до того, что ты станешь называть меня «Товарищ Кравцова». Хотя, впрочем, заболтались. Ты как предпочитаешь сосиски: с кетчупом, горчицей или майонезом?

— А можно всё сразу? — простодушно поинтересовался Орлов.

— У тебя как у того попа в анекдоте, — с иронией произнесла хозяйка квартиры, сервируя стол.

«— Батюшка, вы что будете: водочку или винцо?

— И пиво!»

— Но ты ешь, на неровной, то есть на нервной почве аппетит так может разыграться — не угонишься.

Лев, расправившись с сосисками, налёг на бутерброды с сыром и маслом. Ольга, строго придерживалась правила «ужин отдай врагу». Съев большое сочное яблоко, она наслаждалась вкусом зелёного чая с персиком. Впрочем, предстоящий завтрак, который полагалось съедать самому, был уже не за горами.

— Мы, — развивая тему, обрисовала ситуацию Ольга, — создали группу втроём, — мой старший двоюродный брат, я и ещё один паренёк. Часть песен, которые из соображений политкорректности, тяжело вставить в концертную программу, запустили в Интернет. Наш сайт бесплатный. Делать деньги на крике души порочно. Но их хватает и без этого: концерты, продажа дисков, не гнушаемся и корпоративными заказами.

            — Ну, что, — с лёгким сомнением произнесла Ольга, — пора ложиться спать? У тебя завтра, точнее уже сегодня, когда начинается рабочий день?

            Лев быстро открыл на нужной странице расписание движения электричек и потянулся к мобильнику.

            — Придётся выставлять будильник на пол шестого, — словно оправдываясь, Орлов развёл руками, — ничего не поделаешь. Его взгляд неожиданно упал на отпечатанную, на цветном принтере репродукцию. В центре составленной на компьютере композиции располагался обнаженный по пояс витязь с огромным мечом в руках. За ним простирались леса и горы, поля, с тщательно возделанными тучными нивами, громады заводов и фабрик. Вверху плаката огромными буквами было написано: «Вставай!»

— Что это? — Лев подошёл к плакату, внимательно всматриваясь в каждый штрих.    

— В принципе заставка к видеоклипу, спокойно ответила Ольга, — таких «шедевров» у меня много. Знаешь, на днях мы подписали контракт, нет, обошлось без подписей… в общем, некий очень не бедный дяденька хочет ощутить вкус власти. Одним словом, продепутатиться. А свою избирательную компанию он конкретно ведёт на патриотической волне. В душу я к нему не лезла, но чувствую: мужик он правильный. Плюс к тому, платит по-царски. И наша группа должна в этом карнавале сыграть далеко не последнюю скрипку.

Нет, конечно, без PR — агентства не обошлось. Но, что замечательно, они-то и посоветовали ему выйти на нас. Выборы состоятся в одном из самых отдалённых районов области. Придётся на какое-то время выезжать на местность: концерты, беседы с электоратом, короче с «бабами Манями» и «дядями Васями». Знаешь, в нашей стране иметь деньги отдельно от власти крайне опасно. И не заметишь, как в один миг окажешься и без денег, и без головы. Вот наш клиент и старается.

— А на чём он поднялся? — уточнил Лев.

— Если бы на нефти или, там, алмазах, я с ним и здороваться бы не стала, — Ольга гордо вскинула подбородок, — но он, красавчик, давит на высокие технологии. У них такие наработки! Но нужны бабки, огромные бабки. Потом же психология. Ты лично поспешишь брать мобилу, на которой вместо: «Made in USA» стоит «Сделано в России»? Так и каждый!

Здесь пиар очень часто полностью подменяет суть дела. И на товар уже не смотрят. Деньги, вкачанные в промоушн, обладают магнетической силой! Так это мы совместно с ним    рискнули приступить к раскрутке ММС носителей. Полагаю, что у нас в стране мы первые. Да и в мире далеко не последние. Я думаю, если такие парни, как он выдавят наверху тех, у кого мозги за пределами нефтяной трубы уже не работают, мы будем жить в другой стране. И я считаю своим долгом помогать таким людям.

— А потом он зажрётся как все, будет капусту рубить, а про электорат на ближайшие годы начисто забудет? — усомнился Лев.

— Это только один из вариантов будущего, — после долгой паузы произнесла Ольга, — но вовсе не единственный. Однако проблема совсем в другой плоскости.    Бизнесмен и меценат Билл Гейтс тоже далеко не подарок. И большинство американцев его не любят. Многие, я полагаю, элементарно из-за зависти. Нам крайне нелегко понять мысли людей, у которых такие деньги. Думаю, что и сами они не всегда могут чётко сформировать собственные цели.

Однако над субъективным всегда стоит объективное. Если кто-то набивает карманы на захоронении ядерных отходов и строительстве химкомбината-гиганта в предместье областного центра — это один расклад. А когда в погоне за прибылью производятся радиоуправляемые роботы для обслуживания     тех же самых химпроизводств — это уже совсем другое дело. Как говорится, здесь «две большие разницы!»

— Ну и где же этот, герой нашего времени, — с нетерпением произнёс Орлов, — я просто горю желанием заочно с ним познакомиться!

— Вот она всё сметающая сила пиар — технологий, — рассмеялась Ольга, — если такие парни, как ты, готовы клюнуть, то, что же тогда остаётся электорату?! Мы доведём их до экстаза! Они у нас, как в приснопамятные годы застоя, пойдут не на выборы, а на голосование: 99,99% «за» я тебе не обещаю, но стремиться к абсолютному максимуму будем неустанно.

— Плакаты пока    не распечатаны, — пояснила Ольга, — их надо основательно доработать. Вся информация ещё на жёстком диске.

Она загрузила компьютер, открыла нужный файл.

— Смотри, — указательная стрелка компьютерной мыши скользнула по дисплею монитора, — на заднем фоне — уходящие за горизонт шеренги людей в рабочей форме. Над ними идеально голубое небо. Чуть сбоку — громада православного храма,    размерами и красотой соизмеримого с храмом Христа Спасителя. На переднем плане — наш герой в приличном костюме и при галстуке стоит плечом к плечу рядом с крестьянином, явно трактористом, и рабочим в чистеньком комбинезоне и строительной каске. Тут же, в этом ряду молодая женщина с младенцем на руках и солдат-спецназовец.     В руках у него «калашников» с подствольным гранатомётом.

— С солдатом вы не переборщили? — усомнился Лев.

— Нет, в самый раз, — уверенно ответила Ольга, — не забывай о тотальной опасности терроризма. А младенец — адекватный ответ угрозе вымирания народа.

— По-моему, всё-таки, — не согласился Орлов, — немного примитивно.

— Да ты, Лев, — с удивлением заметила Ольга, — рубишь фишку конкретно. Чем больше я тебя узнаю, тем сильнее ты мне нравишься. Не подумай, не в том, конечно плане, а вообще. Насчёт примитивности ты прав. Но это как раз то, что надо! Прикинь, возьмём хотя бы попсу. Тексты песен — мама, роди меня обратно. Ля-ля — три рубля, люли — поцелуи, ты целуй меня везде. Думаешь, они там все тормоза, три слова в приличную рифму связать не могут? Ошибаешься, приятель! Чтобы по мозгам било конкретно, нужна простота. Давить, так сразу на подкорку. То же самое и у нас. Эстетствующие молодчики, как и интеллектуальные циники ни на какие выборы не ходят вообще. Они прекрасно понимают, что кинут по-любому. Мы этих ребят к электорату не причисляем в принципе. Наш контингент — те, кто так и не дождался коммунистического рая, и боятся капиталистического ада.

— У нас в Нижнереченске, — заметил Орлов, — плотно стоят свидетели Иеговы. В их журналах картинки тоже такие: радостные лица, счастье, озарение. И люди клюют на наживку ещё как.

— Хоть свидетели, хоть очевидцы, — непроизвольно выдала каламбур Ольга, — технологии везде одинаковые.

— Слушай, приятель, — растерянно произнесла она, — что же это мы с тобой никак не уляжемся? А то уже скоро пора пить утренний кофе. Давай на кухню, по чашке чаю и спать.    

Пока подруга готовила чай, Орлов осмотрелся по сторонам. Кругом взгляд упирался в удивительно нужные и полезные вещи, о существовании которых, проживая в Нижнереченске, он даже не подозревал.

— Яйцеварка. —    Объяснила Кравцова, почувствовав заинтересованность. — Утром встал, положил в агрегат пару яиц, залил водой и занимайся своими делами. Продукт всегда будет доведён    до нужной кондиции,    строго в «мешочек». И никакой опасности, зазевавшись, превратить их в «крутые».

— А это что за вилка? — вновь удивился Лев. — Нашпигована температурными датчиками, хоть отбавляй!    

— Прибор, контролирующий качество приготовления мяса. — Как дотошный учитель нерадивому ученику, растолковывала Ольга. — Степень готовности хоть отбивной, хоть буженины отражается на дисплее агрегата. Достаточно попробовать подвергаемое тепловой обработке блюдо такой вилкой. Нет никакой опасности, что мясо пережарится или останется сырым внутри куска.

— Сколько же она стоит? — не удержался от вопроса Орлов.

— Знаешь, — стараясь, как можно меньше затронуть амбиции приятеля, пояснила Кравцова, — каждый тратит деньги так, как считает нужным, Одна без цепи золотой в палец толщиной жить не может. Другой колье с бриллиантами подавай. Не хватит средств, она ещё и кредит откроет. Мне же вся эта мишура по барабану. А вот технические новинки — моя слабость.

— Взгляни, — Ольга сама предложила обратить внимание на приспособление для откупоривания бутылок, — настоящий шпион. Не просто снимает крышки, но и считает их. Мне это так, для прикола. А на пивной вечеринке вещь незаменимая. Чтобы знать, сколько выжрали. Тут есть небольшой дисплей, на него выводится вся информация. Эту штучку дали в подарок, когда я покупала специальный «погребок» для холодильника. В нём очень удобно хранить напитки в режиме строго заданной температуры.

— Ох, — сквозь зевок прервала разговор Ольга, — пора уже спать.

Осмотревшись, она добавила.

— Вот твоя раскладушка, на ней матрас,    простыня. Одеяло и подушка тоже на месте.

— Ложись, — тихо промолвила она, погасив свет.

— Спокойной ночи, — улыбнулся в темноте Орлов. Он почувствовал непреодолимое желание мгновенно заснуть. Глаза смыкались, тело жаждало принять горизонтальное положение.

— Лев, — он почувствовал, как пальцы Ольги слегка коснулись его запястья.

— Что? — растерянно ответил он.

— А ты не собираешься ко мне приставать? — тоном заговорщика произнесла она.

Орлов растерялся, замер в молчании.

— Спи, — она быстро чмокнула его в щёку и, словно борясь с искушением, прочь метнулась из кухни.

— Спи, — донеслось уже из комнаты, — скоро вставать.

                   ***

К тому времени, когда послышалась мелодия будильника на мобильном телефоне Орлова, его новая подруга уже была на ногах: причёсанная и слегка подкрашенная. Лев привёл себя в порядок буквально за пять минут.

— Съешь на дорогу хоть йогурт, — предложила она.

Орлов не стал сопротивляться. Ольга зафиксировала в записной книжке телефонный номер его мобильника и на прощанье сказала.

        — Знаешь, во время предвыборной кампании нам понадобится административный работник. Если ты не против, я поговорю с ребятами. Ведь это всё же лучше, чем мешки с овощами таскать.

        — Конечно, я двумя руками «за», — растерявшись от столь неожиданного предложения, Орлов остолбенел от накативших на него чувств. В этот миг он ощутил, как неведомая магнетическая сила тянет их тела друг к другу. И сопротивляться этому движению не было ни сил, ни желания. Они слились в едином порыве, ощущая сладость губ, обжигающий жар плоти. Время полностью потеряло свой смысл. Казалось, нет, и не может быть в целом мире силы, способной прервать этот порыв истинной страсти.    

        — Иди, — Ольга, пошатываясь от охватившего тело бессилия, неимоверным усилием воли заставила себя вырваться из объятий Льва, — иди, до подхода электрички осталось совсем мало времени.    

        — Я с нетерпением буду ждать звонка, — прошептал Лев, плавно, словно в замедленном кадре, выпуская её руку из своей. Когда девичьи пальцы выскользнули из горячей ладони, Орлов почувствовал, будто в нём что-то оборвалось. Его точно ударило электрическим током.

            Он окончательно понял, что без этой девушки уже просто не сможет жить. Он полюбил её задолго до того, как впервые увидел. Он влюбился в её голос: сильный, сочный, властный. В своём воображении Орлов не однажды рисовал образ певицы: слегка грубоватое лицо, твёрдый, убежденный взгляд, сильные уверенные движения. Неотразимая энергия, здоровье, крепость духа и тела. Именно такой он представлял её, и ему не пришлось испытать разочарование. И вот она стояла рядом с ним и готова была ответить на его любовь. Оживший сон, ставшая реальностью мечта. Как ещё мог назвать Лев то, что произошло с ним с эту переполненную событиями ночь?!

— Я обязательно позвоню тебе, — не отрывая взгляда, прошептала Ольга, — обязательно.

Она выставила вперёд ладони, словно боясь, что не сможет удержать свою страсть и, бросившись Льву на шею, уже никогда не выпустит его из своих объятий.    

Он бежал к железнодорожной платформе со скоростью мчащегося к финишной ленточке спринтера. Физическим напряжением всего тела, он жаждал заглушить    разливающееся по каждой клеточке смятение. Радость, волнение и невыразимая боязнь потерять неожиданное счастье: ничего подобного Орлов не ощущал никогда в жизни.    

Постепенно он всё-таки смог взять себя в руки. И к началу трудового дня был на рабочем месте. Младший брат Реваза с удивлением посмотрел на работника.

— Ты, это, сегодня, почему такой? — с тревогой спросил он, — у тебя лица нет.

— На тебе лица нет, — улыбнувшись, поправил Лев.

— На мне есть, — с обидой ответил шофёр, — на тебе нет.

— Сейчас появится! — бодро отчеканил Орлов, с силой похлопав себя по щекам.

— Эй, ты, где? —    заговорил он с собственным лицом, продолжая массировать щёки и лоб.

— Теперь на месте, — не найдя в шутке подвоха, молодой грузин отнёсся к ней вполне благосклонно, — ну, поехали.

Глава девятая.

Весь день Орлов был как на иголках. Возвращаясь, домой, он собирался быстро лечь в постель и тут же заснуть. В эти дни Семён    Павлович находился в стадии подготовки к входу в длительный запой. Как и положено классическому алкоголику, в данной фазе цикла он проявлял неимоверную, титаническую активность. Счёт собранных бутылок и алюминиевых банок шёл на тысячи. Соответственно крепла и его финансовая мощь.

Однако Палыч вовсе не спешил приобрести хорошей колбасы или хотя бы курочку-гриль. Он готовился к запою, как архангельский крестьянин к зиме: серьёзно, основательно. Он хорошо понимал (а может быть, чувствовал?), что в тяжёлую минуту никто не плеснёт в стакан, не поднесёт к губам живительного эликсира. И тогда неминуемо произойдёт то, что происходит на Севере без источника тепла: неотвратимая смерть.

А Палыч, без сомнения, себя любил больше всего на свете и о собственном здоровье беспокоился не на шутку. Он сумел взять на короткий поводок страшную болезнь, имя которой — алкоголизм. Ответственности и дисциплине, с которыми он приступал к организации каждого запоя, могли бы позавидовать многие.

На кухне шёл оживлённый разговор. Семён Павлович общался с незнакомой Орлову маленькой, сухонькой старушенцией. На столе стояла початая бутылка водки. Лев мгновенно осознал исходящую от неё потенциальную опасность. Ограничившись коротким дежурным приветствием, он быстро прошмыгнул в свою комнату.    

В то тревожное утро, когда Орлов вынужден был бежать из Нижнереченска, вдвоём     со Стасом они зашли к Николаю Зарецкому поговорить по душам. И Лев запомнил каждое слово из напутствия старшего товарища. В который уже раз он вновь обратился к подаренной Зарецким видеозаписи.    Уединившись, Орлов включил воспроизведение. Вслед за Функционером и Священником выступила     моложавая, немногим старше Зарецкого, дама с короткой стрижкой, волевым взглядом и далеко не женским напором. Черты её лица были необычайно правильными, но ей явно не хватало миловидности. Почему-то захотелось назвать её Политологом,

Едва она произнесла первую фразу, Орлов сразу понял, что мысли этой женщины во многом совпадают с его собственными. «Русские поняли, — она построила свою речь в жёсткой, безапелляционной форме, —    что образ жизни,    который они принимали до сих пор, великодушно уступая другим, теперь их не защитит. Молодёжная среда, сталкиваясь с реалиями существования, формирует совершенно иной тип русского поведения, не сулящий ничего хорошего…»

Орлов ещё раз внимательно просмотрел запись выступления Политолога. За сухими, академическими фразами он чувствовал её боль за свой униженный, и дезориентированный народ. Слушая её, он понял, что надо говорить другие, совсем другие слова, чтобы каждый, кто смотрит телевизор, понял, а скорее почувствовал, что так жить дальше нельзя — враг у ворот.

Лев вспомнил невольно услышанный разговор двух толстых, краснолицых тёток, выбравшихся в Москву, откуда-то из-под Вязьмы.

— И чего, не пойму, — разглагольствовала одна из них, — им надо, от чеченцев-то. Отстали бы, пусть живут, как хотят.

— Дык да, — соглашалась другая, —    уж если сами жить по-человечески не могут, так хоть другим не надо мешать.

Эти тётки были русскими по крови, воспитанию, культуре, русскими в десятом поколении, русскими до рецессивности. Но интуитивно они дистанцировались от собственного народа, подсознательно не желая причислить себя к когорте неудачников.

За определенной чертой падения, абсолютно точно знал Орлов, происходит привыкание к катастрофе. Большинство, волей случая опущенных на дно жизни, бомжей совершенно не хотят возврата к докризисной ситуации. И находят в сложившемся положении вещей массу выгод. Толпы таких людей Лев лично встречал    повсюду на огромных просторах мегаполиса. «Многие ли из заключённых, — вопрошал он себя, — часто просто по случайности ставшие «петухами», готовы покончить с собой, чтобы всю оставшуюся жизнь не находиться в состоянии презираемого и унижаемого существа?»    

Это привыкание к катастрофе Лев повсюду видел своими глазами. По всей стране рынки, где производится огромная, практически необлагаемая налогами, насквозь криминальная прибыль, захватили «южане». И русские уже смирились с этим. Лозунг «работа русским, а нам деньги» никто не считает пощёчиной, вызовом, унижением. Это нормально, так и положено! Повсеместно идёт жесткое выдавливание русских со всех, приносящих не только сверхприбыль, но и просто прибыль, мест.

Для клановых структур, ведущих эту необъявленную войну, выигранные бои, вряд ли имеют стратегическое обоснование. Ставка делается на решение конкретных практических задач. Но проигравшим от этого легче не становится.

В борьбе за доходы азербайджанцы — шииты готовы смести со своей дороги не только русских, или грузин — христиан. С такой же лёгкостью они «разберутся» и с дагестанцами — суннитами, оставив слова о мусульманском братстве для похоронных речей.

Бессонная ночь брала своё. Однако как ни пытался Лев заснуть в тёплой, уютной постели, у него ничего не получалось. И он вновь обратился к видеозаписи:    

«Большинство азиатских и кавказских культур относятся к культурам стыда, представители которых не будут совершать дурных поступков на глазах своих соплеменников. Но когда эти люди попадают в общество, которое живёт по другим правилам, стыд, как регулятор поведения исчезает. Тем более в мегаполисе: полная анонимность, никто никого не знает, легко спрятаться, скрыться…»

Лев поднялся из постели. В нём клокотали неистовая, почти безумная сила и непреодолимое желание своими руками разорвать порочный круг обстоятельств. Он хорошо знал, где искать выход. И принялся истязать тело физическими упражнениями. Он осыпал сотнями, тысячами ударов невидимого противника, прекрасно понимая, что только предельная усталость сможет снять неимоверное душевное напряжение.

Окончательно обессилив после непрерывной трёх часовой тренировки, Орлов опустился в ванну с обжигающе горячей водой. Он был настолько слаб, что уже ни о чём не мог думать. И в этой слабости было его спасение. Безвольно откинув голову, Лев блаженно закрыл глаза. Наконец-то, он смог, «отключиться» от всего. Он знал, что, выйдя из ванной, заснёт сразу, даже не поужинав.

И в этот миг раздался звонок на мобильном телефоне. По крупному счёту звонить Орлову было некому, особенно в столь поздний час. «Ольга, — словно вспышка озарила сознание, — Ольга!» Он мгновенно потянулся к лежавшей под рукой трубке и, едва сдерживая дыхание, взглянул на дисплей. На экране высветилось заветное имя.

— Ольга! — с надрывом промолвил Орлов, — я так ждал твоего звонка.

— Привет, приятель, — послышался наигранно-бодрый голос, — как поживаешь?

Лев чувствовал, что за напускной весёлостью она неискусно пытается спрятать свои истинные чувства. Он понимал, хорошо понимал подругу. Она играла так неумело, почти по-детски. Это была попытка обмануть, прежде всего, себя. Доказать себе, что всякие — такие «люли — поцелуи», лишь блажь и глупость. Но со стороны её стремление казалось наивным и милым.

Как и подавляющее большинство людей, она не только жаждала любви, но и опасалась её. Боялась превратиться в заложника собственных чувств. И Лев посчитал своим долгом в эту трудную для любимой минуту броситься ей на выручку.

— Ольга, как хорошо, что ты позвонила! — Он говорил то, что думал, и этой откровенностью    опрокидывал все преграды на пути их чувств. — Я так скучал по тебе, просто не находил себе места.

— Я тоже, — отбросив все условности, тихо прошептала она.

И, словно окончательно набравшись смелости, страстно произнесла.

— Я хочу тебя видеть Лев, видеть и чувствовать.

Затем, обуздав порыв страсти, она продолжила беседу в привычной для неё деловой манере.

— Я поговорила с ребятами. Они согласны. Я объяснила им, какой ты и они просто горят желанием познакомиться с тобой.

— Давай, я перезвоню тебе на домашний телефон, — предложила Ольга, — ведь надо и время согласовать и место уточнить. Да много что ещё нужно сказать.

Они болтали обо всём на свете, им было весело и уютно. И чем больше Орлов узнавал свою пассию, тем сильнее в неё влюблялся. Ему страшно было представить, что всего лишь неполные сутки назад он совершенно ничего не знал о существовании самого близкого на свете человека. И, о Боже, мог так никогда и не встретиться со своей любовью. Лев чувствовал себя переполненным    счастьем; такое состояние в долгой и, в общем-то, блёклой человеческой жизни может длиться лишь какие-то неуловимые мгновения.

Она сказала ему «до скорого свидания» лишь через два с лишним часа после начала разговора. Пошатываясь от слабости, он просто рухнул в постель и, крепко обняв подушку, тут же заснул. Орлов был опустошён, до дна испит безумной, нечеловеческой радостью. Безмерное чувство любви превратило его в былинку, невольно оказавшуюся в безбрежном океане счастья. Он спал беззаботно, как младенец. И лишь юношеские губы, прерывая ровное, сильное дыхание, иногда сквозь сон, как магическое заклинание произносили имя любимой: «Ольга».

****

А на следующий день, сразу после работы Лев направился в Москву, где в подвальном помещении административного здания располагалась студия группы. Строение находилось недалеко от метро, и Орлов без затруднений добрался до указанного места. На пороге студии его встретил высокий мускулистый парень.

— Олег, — представился он, протягивая руку. Его пожатие было крепким, энергичным. Он него исходила сила и уверенность в себе. Лев сразу понял, что это старший брат Ольги. Их сходство было просто поразительным.

— Лев, — горячо ответил Орлов, невольно протягивая для пожатия и вторую руку. Он просто жаждал ощутить единение с этими сильными людьми. Ведь их мысли и суждения были столь близки и понятны ему.

Едва войдя в помещение, Лев сразу наткнулся на пронзительный, проникающий в самую глубину души взгляд небесно-голубых глаз. В этом взоре светились безграничная отвага и отчаянная, необузданная смелость. Лишь мгновение спустя Орлов понял, что смотрит на огромную, в человеческий рост, репродукцию.

На фоне чернеющего неба с багровыми отблесками, уходящего на запад солнца был изображён древнерусский воин в дорогих, княжеских доспехах. В руке он держал громадный, опущенный книзу меч. Лицо его было прекрасно воинственной нордической красотой. Чувствовалось, он был готов по первому зову в порыве неукротимого бесстрашия вступить в схватку с любым врагом и победить.

Воин был весьма похож на Олега. И Орлов далеко не сразу понял, что репродукция сделана с весьма известной в определённых кругах картины, написанной, скорее всего, ещё задолго до рождения брата его пассии. Уловив лёгкое смятение во взгляде гостя, Олег осторожно взял его под локоть и бодро отчеканил:

— А вот и наш долгожданный друг!

Оторвавшись от компьютера, навстречу Льву пружинящей походкой направился высокий стройный юноша с такими же, как у всех в этом помещении голубыми глазами. Орлов быстро определил, что, скорее всего, с этим парнем они одногодки.

— Ратибор, — представился молодой человек.

Почувствовав некую растерянность гостя, он тут же пояснил.

— Всё очень просто — способный побеждать рати, то есть армии противника. Бор — это борьба. Когда мама с папой о ребёнке задумались, «Русь изначальная»    на подъёме была. И книга, и фильм. Вот — результат на лицо. Но всё познаётся в сравнении, Как тебе Тробузилена — Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Ленин. Или Даздраперма — да здравствует Первое мая. Ну и на десерт Кукцаполь — кукуруза царица полей. Так что Ратибор — это ещё очень даже ничего.

Ольга появилась последней. Но Лев чувствовал, что она с трудом сдерживается, чтобы не броситься ему на шею. Они устремились навстречу, замерев в полушаге, друг от друга. Орлов вновь залюбовался своей пассией. Высокий лоб, прямой античный нос, тяжёлый, волевой подбородок, обжигающие холодным огнём голубые глаза. Она будто только что сошла с одного из многочисленных плакатов, играющих столь значительную роль в её жизни.

— Привет, — стараясь выглядеть, как можно независимей, улыбнулась она, — добрался без проблем?

— Да, конечно, — не отрывая взгляд от её глаз, тихо ответил Орлов, — ведь ты так детально изъяснила план движения. Мне оставалось лишь следовать твоим указаниям.

— Олег, — словно встряхнув с себя наваждение, Ольга вновь стала собранной, деловой, — подробней объяснит тебе, какую работу мы хотим предложить.

Тут же завязалась беседа, в которой каждый из присутствующих принял активное участие. Орлов быстро понял, что большинство финансовых и технических вопросов в группе решает брат Ольги. Сама она являлась солисткой и играла на клавишных. Большая часть мелодий    и слов песен принадлежали Ольге. Ратибор был бас — гитаристом, принимал посильное участие в создании музыкальных композиций, написал несколько текстов принадлежащих группе песен. Олег играл на соло — гитаре и изредка, когда текст и мелодия соответствовали его темпераменту, заменял сестру в качестве солиста.

Такой крупный контракт на участие в избирательной кампании они подписали впервые. Конечно, пиар — агентство,    выработавшее генеральный курс совместной деятельности, для текущей работы непосредственно в регионе выделяло необходимое количество людей. Но группе нужен был свой административный работник, готовый заодно справиться с обязанностями, как охранника, так и грузчика. Сотрудник, которому можно доверять.

Закончив деловую часть встречи, друзья устроили небольшой фуршет. Ольга заварила парагвайский чай мате, на столе появились шоколадные конфеты, бутерброды с горбушей.

— Лев! — торжественно произнёс Олег, — прошло уже больше года с тех пор, как мы втроём поклялись друг другу никогда не прикасаться к спиртному и табаку. Я уже не говорю о наркотиках. Это крик души, наш внутренний протест. Сегодня повсюду нам пытаются навязать, что все «особенности национального характера» сводятся к беспробудному пьянству и всеобщему разгильдяйству. И хочется доказать, хотя бы себе, что это не только огульное охаивание, а элементарная ложь.

Знаешь, порой доходит до смешного, и тогда спрашиваешь себя: «Неужели они всех поголовно держат за дебилов?» Возьмём рекламу американских сигарет. Красивый мускулистый мужчина бесстрашно прыгает с парашютом. На утлой лодчонке преодолевает таящий смертельную опасность водопад. Спускается по канату с отвесной, вздымающейся в небо скалы. Справившись с    трудностями, он остановился лишь на миг. Конечно же, для того, чтобы затянуться ароматным, живительным дымом сгорающего табака. Тут уж и последнему тупице становится понятно, в чём дело. Только благодаря сигаретам герой и стал таким, каким мы видим его в рекламном    ролике.

А у нас? На экране болезненный, с нескрываемой одышкой дядька, ожирение которого давно уже зашкаливает за все мыслимые градации. Вытирая со лба ручьями струящийся пот, он вливает в себя, будто в бездонную бочку, несколько бутылок пива. Вывод напрашивается сам собой. Пей вместе с нами, и ты будешь таким же, как он. Стремись к идеалу! Нет, Лев, у нас другие идеалы и никакие «особенности» охоты или рыбалки вместе с пивным прессингом нас с выбранного пути не свернут. Жизнь и без этого прекрасна: здоровье, секс, спорт, радость творчества, трудовые успехи, материальный достаток. Разве этого мало, чтобы наслаждаться земным существованием?! Мы верим, что будущее нашего народа именно на этом пути, а не на тропе суррогатных иллюзий, для многих, слишком многих заменяющих реальную жизнь.

Олег вовсе не собирался произносить столь длинную, наполненную пафосом речь. Слова сами непроизвольно вырывались из сердца. Закончив, он с улыбкой посмотрел на Орлова, словно извиняясь за причинённые неудобства.

— Ребята, — от изумления Лев развёл руками, — понимаете, как-то даже странно. Но там, в Нижнереченске за две тысячи километров отсюда, мы с моими лучшими друзьями дали друг другу клятву на крови, которая почти слово в слово повторяет то, о чём говорите и думаете вы! Даже не верится, как сильно могут у разных людей сходиться мысли.

— Это вполне нормально! — заметила Ольга. В переломные моменты жизни народов, находящиеся далеко друг от друга и даже не подозревающие о существовании себе подобных, люди начинают мыслить и действовать в унисон.

Вот наиболее яркий пример. После поражения в Крымской войне российская элита поняла, что техническая отсталость упирается в крепостное право. Пошли массовые разговоры о необходимости освобождения крестьян. Но дворянство лоббировало, свои интересы и правительство медлило. Годы шли, а дело стояло на месте. Тогда по всей России мужики, как один, перестали посещать кабаки и трактиры.

Сейчас это называют «коллективным бессознательным». Бюджет страны, был во многом «пьяным». И он начал трещать по швам. Тогда-то власти и поняли, что это восстание страшней Пугачёвского. Смутьянов и разбойников можно было казнить и загнать по острогам. А как накажешь человека, за то, что он отказывается оставаться безропотной скотиной? Вот так в России и начиналась демократия!

— На какой не помню радиоволне, — поддержал Ольгу Ратибор, — слышал сегодня бардовскую песню о тяжёлой русской доле. Некоторые особенности этнической психологии отмечены, верно. Но всё равно, они там выступают с позиций слабого, будто оправдываясь за то, что они такие, а не другие. А, по крупному счёту, вообще за то, что живут на белом свете. Хорошо запомнился припев.

Если тишина, то Матросская,

Ежели звезда, то Кремлёвская.

Если не взлетел, значит сел,

Если приговор, то расстрел.

— К чёрту все эти копания в грязном белье, — Ольга с возмущением ударила кулаком по столу, — в наших текстах не должно быть даже малейшего намёка на слабость. Шашки наголо и вперёд. Мы ни перед кем, ни в чём не виноваты. Любой Гордиев узел стоит лишь того, чтобы его разрубить одним махом. Надо создавать общественный настрой для победителей. Нам есть чем гордиться! А на пути борьбы и побед нас ждёт прекрасное будущее!

Вскоре Олег и Ратибор, попрощавшись, бесшумно удалились каждый по своим делам. Лев и Ольга остались вдвоём.

— Как не хочется расставаться! — страстно посмотрев в глаза друга, тихо произнесла Ольга.    

— Да! — прошептал он, обняв её за плечи.

Его губы скользнули по её волосам, дотронулись до щеки, потянулись к влажным, пунцовым от желания губам.    

Они слились в долгом, сладостном поцелуе. Лев всем телом чувствовал её напряжённое, жаждущее неги тело. Казалось, ещё миг и они опустятся на стоящий в углу диванчик, чтобы слиться в трансе и до дна испить пьянящую чашу любви.

— Не здесь, — Ольга решительно оттолкнула Орлова от себя, — у нас ещё всё впереди. Ты же согласен?

— Нас ждёт безбрежное море счастья и одна лодка на двоих. Это будет самое прекрасное путешествие. Такое, которое судьба никогда не дарила никому из проживавших на земле людей, — Лев чувствовал — ещё миг и он заговорит рифмой.

— И мы проплывём сквозь бури и ненастья на этой волшебной лодочке, и не одна беда не посмеет, коснуться нас, — в тон ответила Ольга.

— Нам сюда, — выходя из здания, Кравцова зашагала в направлении,    противоположном месту, откуда пришёл Лев.

— Так метро же в другой стороне, — удивился Орлов.

— Поедем на машине, — улыбнулась Ольга.

— На моей, — не меняя интонацию, она потянулась за ключами.

— У тебя есть автомобиль, — изумился Лев, — и ты его водишь?

— Не парься, — скрывая за напускным равнодушием законную гордость, произнесла Кравцова, — воспринимай её всего лишь как средство передвижения, и всё сразу встанет на свои места. В конце концов, это же не «Майбах», не «Феррари» и даже не шестисотый «Мерседес», а всего лишь старенькая, изрядно потрёпанная «БМВ».

— Попса, — выруливая на автостраду, Ольга продолжила прерванный разговор, — тоже несёт определённую социальную нагрузку. Свой кусок хлеба они едят не задаром. Но должны быть в обществе люди, готовые взвалить на себя ношу Пророка. Вспомни Лермонтова:

«И прежний сняв венок — они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

Но иглы тайные сурово

Язвили славное чело;»

Не каждому дано, не каждый и готов. Но тот, кого судьба выбрала, просто обязан.    

— Ты причисляешь себя к этой когорте? — стараясь не обидеть любимую, спросил Лев

— Да! — не задумываясь, твёрдо ответила она, — и я сполна ощущаю ответственность перед временем и судьбой. Время — совершенно неоднозначно. В первую очередь важно осознать его рваный ритм. Четыре сезона года, двенадцать месяцев абсолютно объективны и зависят только от движения нашей планеты во Вселенной.

Но сейчас я говорю о человеческом времени. Времени, которое фиксирует ход истории. И здесь его пульсация особенно заметна. Оно то сжимается, подобно пружине, то растягивается, чуть ли не до бесконечности. Сегодняшний день — это лишь промежуточное состояние. Мы живём по законам, созданным в прошлом, но всегда мыслями и мечтами о грядущем.

Уловить реальность на непрерывно смещающемся рубеже времён крайне нелегко. Надо обладать способностью, чувствовать время на вкус, ощущать его. Явь всегда рассыпана, разрознена. Снять кальку действительности и беспристрастно оценить её, дано далеко не всякому. И если твоё виденье жизни тревожит и приводит в смятение других, значит, ты попал в точку. Ухватив почти неуловимый миг настоящего, ты уже распахнул двери в завтрашний день.

И здесь нет никакой мистики. Пророк — это тот, кто зрит дальше других. В своих песнях, Лев, мы хотим сказать правду о сегодняшнем дне, чтобы у нашего народа оставался шанс на будущее.

Ольга остановила машину возле находящегося недалеко от её дома супермаркета. Уже через четверть часа они вышли из магазина, неся в руках, целую связку увесистых пакетов с продуктами питания.

— Сегодня есть пельмени мы не будем, — важно произнесла Ольга, закрывая за собой дверь квартиры, — Когда-нибудь, полагаю весьма скоро, мы сходим в один очень уютный ресторанчик, где можно отведать настоящей русской кухни.

— А пельмени разве к этой кухне не относятся? — с лёгким сомнением уточнил Лев.

Услышав вопрос, Ольга даже засмеялась.

— Пельмени, дружок, — пояснила она, — прибыли к нам из Китая, борщ изобретён украинцами, а наша родная селёдочка под шубой и вообще продукт еврейской национальной кухни.

— А что ж тогда русское? — растерянно спросил Лев.

— А вот с этим мы сейчас и разберёмся! — Тоном знатока ответила Ольга. — Готовясь к нашей встрече, я основательно постаралась. Соляночки с осетриной, скоблёночки на сковороде, пятислойной гурьевской каши и омлета — сюрприза с запечённым в яйце мороженным предложить не могу. Эти блюда в приготовлении чрезвычайно сложны. А вот блинчики с паюсной икоркой под свежий огурчик — это вполне реально. Как и расстегай, и настоящие щи из квашеной капусты.

— Подлинная русская кухня, — сервируя стол, просвещала Орлова подруга, — появилась в седой древности, расцвела в помещичьих усадьбах, а с падением значения дворянства, укрепилась в трактирах.

— А почему ты упустила кабаки и харчевни? — резонно спросил Лев.

— Ну, в кабаках кроме хлеба и огурцов предлагали разве что солонину, — заметила Ольга, — туда люди не есть, а закусывать ходили. Водочку. Реже вино и пиво. Знаешь же, как говорят: «Когда заканчивается водка, закуска превращается в жратву». В харчевнях же подавать спиртное запрещалось. А вот трактиры — это в самый раз. Здесь-то и сформировался самый разнообразный в мире ассортимент супов и похлёбок, как заправочных, так и холодных. Богатейший закусочный стол, равного которому в Европе нет и не было никогда.

— Ну и щи, — изумился Лев, приступая к трапезе, — за уши не оторвёшь! Неужели, то, что я сейчас ем, и есть щи?!

— Не удивляйся, — улыбнулась Ольга, — в эпоху, «диалектического материализма» русская кухня значительно деградировала. Её просто вытеснил общепит. С одной стороны, во всём мире сейчас популярна кухня — фьюжн, то есть сплав. Но совдеповский фьюжн    был крайне беден. Даже в элитных ресторанах всегда чего-то не хватало.

Хорошо французам. Выловил устриц или креветок, сбрызнул лимонным соком — кушанье и готово. А у нас каждое блюдо — целая наука. Вот ты щи даже и не узнал. Потому что здесь и репа, и белые грибы, и корень сельдерея. К тому же целый букет приправ, например майоран. А где в годы «победившего социализма» ты видел в магазинах майоран?    

— Да я-то в те годы и не жил, — развёл руками Лев.

— И я не жила, — заметила Ольга, — но это не снимает с нас исторической ответственности помнить и знать. Не было там не только репы и майорана, но порой кроме хлеба с солью вообще ничего!

— Знаешь, — налегая на десерт, словно примирившись с невидимым оппонентом, закончила мысль Ольга, — мы не ретрограды исконно — посконные. И галоши «мокроступами» называть не собираемся. Пусть кругом будут и «Макдоналдсы» с вложенными в ватные булки условно мясными пластинами. И немецкие пивные с колбасками. И французские кофейни с жареным сыром. И даже арабско-турецкая шаурма. Но если я захочу кулебяку на четыре угла или мелкорубленых боровичков с луком и клюквой, я должна найти их в этом тесном ряду. Мы не имеем права прерывать пусть и невидимую, но абсолютно реальную связь поколений. В этой связи наша сила, в ней наш шанс на будущее.

— Ну ладно, — прервалась Ольга, — я пока зажгу свечи и поставлю соответствующую моменту музыку, а ты сгоняйся в ванную. Шампунь и пенка на полочке, твоя зубная щётка синего цвета, в тон полотенцу.    

Орлов вышел из ванной свежим, взбодрённым. Комната преобразилась. В полумраке, в старинном бронзовом канделябре, отбрасывая неровные отблески огня, горели свечи. Шесть равномерно распределённых по всему объёму помещения колонок и мощный сабвуфер давали такое качество воспроизведения звука, что возникала иллюзия подлинного присутствия.

На огромном экране домашнего кинотеатра над безжизненными скалами    парил могучий кондор. Высматривая добычу,    он пронизывал округу плотоядным взглядом. Сильными плавными движениями    мощных крыльев хищная птица нарушала безмолвие ослепительно-синего неба. Каждый взмах раскатами разносился по комнате. Они слышались отовсюду, даже из-за спины. Тяжело было поверить, что это всего лишь видеоклип, настолько реалистичными казались изображение и звук.

Ольга бесшумно подошла сзади,    прижалась ко Льву всем телом.

— Возможности видео и звуковых карт нарастают так быстро, что приходится обновлять их минимум раз в полгода, а то и поквартально. Знаешь, продвинутые «юзеры» сегодня говорят: «Если я в компьютерной игре не вижу, как у героя сужаются зрачки глаз, я не могу насладиться качеством картинки!» Но это всё ерунда. Я хочу, милый, пригласить тебя на белый танец.

Она была в лёгком, накинутом на голое тело халатике, перехваченном в талии тонким поясом. Отовсюду лилась перуанская народная мелодия «Песнь кондора». Лев взглянул в переполненные нежной страстью глаза любимой. Его руки потянулись к её манящему, источающему аромат желания телу. Всё, что было после этого, Орлов помнил смутно.

Они долго кружились в танце, сливаясь в единое целое. Уходящая корнями в глубину веков мелодия уносила их через невообразимые пласты времени и пространства. Окружающая действительность, со всеми её тяготами и заботами, без остатка растворилась в безбрежном океане любви. Разбуженная чувственность, то, спадая, то, вновь нарастая, до утра клокотала буйным пламенем неистовства. Порой им казалось, что насыщение блаженством превысило все мыслимые пределы. Но измождённая усладой плоть снова рвалась в горнило страсти. Чтобы уже который раз, ощутив немыслимое наслаждение, впасть в состояние полного бессилия и тихой, спокойной радости.

Они не сомкнули глаз даже на мгновение.    Едва придя в себя, Ольга со страстью продолжила говорить о том, что являлось для неё смыслом, самой сутью жизни.

— Наша задача — пропагандировать русскую музыку. Глубинная связь между музыкальными ритмами, которые человек постоянно слышит и мыслями, которые у него возникают, никем не изучалась. Но для меня она очевидна. Вспомним годы, когда началась духовная экспансия Запада на СССР. Чужеродную музыку, как свою, первыми воспринимали как раз те, кто был абсолютно недоволен существующим социальным строем. И возможно, что «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Дип пёрпл» разрушали социализм не менее эффективно, чем «радиоголоса», или джинсы, кроссовки и прочие предметы материальной культуры.

— Тоже самое и в наши дни. — Затронутая подругой тема полностью захватила    Орлова.    Он резко поднялся из постели,    даже не замечая того, что совершенно гол. И начал излагать свою точку зрения, подкрепляя слова активной жестикуляцией. — Особенно наглядно это    у нас в Нижнереченске. Возьми без выбора    любого человека, который с удовольствием слушает исламскую музыку. Для русских она неприемлема чисто физиологически. Так же, как звуки, извлекаемые движением гвоздя по стеклу. Но ведь есть среди нас и такие, кто с этих ритмов просто балдеет. Не сомневаюсь:    они вполне готовы к тому, что в своё время сделали стиляги, битники, хиппи. Стать     разрушителями существующего порядка.

— Сегодня все намного сложней и опасней. — Ольга опёрлась спиной на придвинутую к стене подушку, подтянув колени к груди. И, инстинктивно, стыдясь собственной наготы, прикрылась одеялом. — Социализм — капитализм, тоталитаризм — демократия, это явления социального плана. Любое общество может сбросить их с себя. Реже — без страданий,    точно ненужную летом зимнюю одежду. Чаще —    в мучениях, будто больная змея старую кожу. Меняться столь же кардинально в этническом плане ни один народ не в состоянии. Он просто гибнет, в лучшем случае растворяясь среди других.    В худшем — исчезая полностью, без остатка.

Да, мы предлагаем определённый стандарт. И здесь у нас огромное преимущество. «При коммунизме» молодёжь чуралась народной музыки.    Ведь её навязывали как неотъемлемую часть дискредитировавшего себя общественного строя. Делалась чёткая подмена понятий: русский — значит советский. Когда в начале девяностых рухнул СССР, многим русским казалось, что наступила гибель    этноса. Но это далеко не так!

Лев с восторгом смотрел на свою пассию. В этот миг он, как никогда осознавал смысл понятия «духовная близость». Ещё несколько минут назад она дарила ему невиданное, ни с чем несравнимое плотское наслаждение. Но он любил её не только, и не столько за это. Радость творчества, сладостные муки духовных поисков: тем, кто не познал этого, крайне нелегко понять их невообразимую, божественную природу!

— Сейчас, — убеждённо произнёс Лев, — в душе русского человека нет таких огромных противоречий между национальным и классовым сознанием. И сегодня настало    наиболее благоприятное время укреплять национальный дух. Конечно же, и через музыку. Сильный этнос — это как одна большая дружная семья. С общими делами, мыслями, заботами.

— Поп и рок музыка, как бы мы не сожалели об этом, — губы подруги скривились в пренебрежительной ухмылке, — значительно выдохлись во всём мире. Энергетический прорыв практически иссяк. Джаз — элитарная музыка для изысканных ценителей. Чтобы всё было удобно и приятно. За последние двадцать пять лет ничего, соответствующего уровню «Битлз», «АББА», «Бони М», так и не возникло. Застой, если не отстой, по всей планете.    И здесь роль этномузыки возрастает. У каждого этноса свои ритмы, которые отражают его внутреннюю    сущность.

— Но мы, — Ольга твёрдо сжала кулак выдвинутой вперёд правой руки, — должны помнить свою главную задачу: поднимать национальное сознание русских через пропаганду русской музыки!

Этот жест до неистовства возбудил Орлова. В порыве нахлынувшей страсти, он обхватил подругу за плечи, повалил её на спину и со словами, «я обожаю тебя, моя революционерка», потянулся к губам.

— Лёва, — ближе к утру несмело предложила Ольга, — может быть, ну его к чёрту этого Реваза? Подналягут с братом вдвоём, грыжу не заработают. За те копейки, что он платит, пусть сам горбит.

— Знаешь, Оленька, — подумав, ответил Орлов, — проблема не в Ревазе. У меня трудовой контракт, и «кидать» партнёра не в моих правилах. Сегодня он, завтра другой. Как там говорят: «С рюмочки всё и начинается!» Не стоит своё «Я» разменивать по мелочам. Хочется быть сильным. И духом, и телом. Если меня сломает всего лишь одна бессонная ночь, то, что же я тогда стою?! В сорок первом под Москвой полководец Жуков не спал четыре ночи подряд. Представляешь?! Четыре ночи! И очень даже возможно, засни он в то переломное время от бессилия хоть на час раньше, не было бы сейчас ни нас с тобой, ни русского народа.

— Ты просто чудо, Лев! — с восторгом произнесла Ольга, — и я тебя обожаю. После работы вздремни пару часов и со всеми вещами переселяйся ко мне.

— Да какие там у меня вещи, — улыбнулся Орлов, — нищему собраться, только подпоясаться.

— Ты растёшь не по дням, а по часам, — с одобрением ответила Ольга, — парируешь не хуже того шоумена, которого журналюга где-то в расклад к стене прижал: «Говорят, вы весьма богатый человек». А тот с ходу не в бровь, а в глаз: «Духовно — да!»

Глава десятая.

Семён Павлович отъезд Орлова воспринял как личную трагедию. И не только потому, что лишился дополнительной финансовой подпитки. За это время он успел привыкнуть к работящему, порядочному парню, и по-своему полюбить его.

Лев не видел смысла скрывать возникшие обстоятельства и, недолго погоревав, Палыч     предался искренней радости за родственника. Молодая, красивая москвичка, деловая и при деньгах, из бесчисленного множества вариантов предпочла именно Льва. Дядь Сеня без всяких сомнений считал её выбор обоснованным. Орлов пообещал систематически звонить и иногда навещать. На том и расстались.

Реваз тоже был огорчён. С работы уходил лучший за всё время грузчик. Из уважения, он даже не поднял логически вытекающий вопрос о неустойке и на прощанье пожелал удачи.

        Подошли и старые приятели, рыночные грузчики.            

        — Сваливаешь? — поинтересовался Барбос.

        — Да пора уже, — панибратски ответил Орлов, — ведь не всю жизнь мешки ворочать. Правильно ж? Нашёл работу поскладней.

        — Без базара! — важно произнёс Барбос, — рыба ищет, где глубже. Я за тобой давно уже присматриваю. Мужик ты продуманный до упора.

        — Ты вообще пацанчик прохаванный, — с лёгкой завистью отметил Длинный, — зуб даю — далеко пойдёшь.

        — Ну, давай, брателла! — они крепко пожали бывшему коллеге руку, — «мерина» купишь, заезжай, попонтуешься. И нам приятно будет: рядом с нами человек кули на горбу таскал, а тут вот поднялся.

        — Спасибо, ребята за пожелания, — искренне поблагодарил Лев, — и вам удачи!

                                       ***

   До начала предвыборной кампании оставалась ещё целая неделя. Организационных вопросов было не много и почти всё свободное время Лев, и Ольга посвятили любовным утехам и задушевным разговорам. Кроме того, подруга продолжала удивлять Орлова техническими новинками.

— Зачем тебе синхронный переводчик собачьего лая, — в недоумении поинтересовался он, — может быть для начала стоит обзавестись собакой?

— Сделать это никогда не поздно, — не согласилась Кравцова, — а прибор я купила для Джерри, пекинеса родителей. Прикольная штука. Прямо к ошейнику крепится микрофон. Он улавливает собачий лай и передаёт его на миникомпьютер. Там происходит анализ тембра, ритма, частоты, интонации и множества других параметров собачьего монолога. На экран выводится уже перевод на человеческий язык.

— А вот эту штучку я для Дашки приобрела, — похвалилась Ольга, — классная вещь, обучающий электроинструмент.

Орлов в растерянности пожал плечами. Он точно помнил, что раньше никогда не слышал этого имени.

— Дашка, — неуверенно переспросил он, — а кто она такая?

— Как же, — удивилась подруга, — неужели я тебе до сих пор ничего о ней не рассказывала? Просто удивительно! Дарья — моя младшая сестра. Вы с ней одного года рождения. Сейчас она учится на первом курсе факультета журналистики. К сожалению, у нас с ней очень не простые отношения. Я ведь старшая и по жизни всегда ступала на полшага впереди. Порой это ущемляло амбиции сестры. Взять хотя бы ту же музыку. Этот путь был уже проторен, и поэтому она отказалась идти по нему. И так во всём. Например, я всегда утверждала: хачей надо давить, пока они окончательно не сели нам на голову. Дашка же говорила, что мы должны изучать внутреннюю жизнь кланов. А победить их можно, лишь разрушив социальную структуру. Я убеждала её: история просто не оставила нам времени для мирных методов борьбы. Мы спорили, чуть ли не до драки, всёгда оставаясь при своём мнении.    

Ольга смолкла, задумалась.

— И чем же закончились ваши споры? — нерешительно прервал паузу Орлов.

— Знаешь, — с обидой произнесла Кравцова, — в последнее время она спуталась с чеченом. Я, конечно, понимаю, что она, как профессионал, просто ищет сенсационный материал. Но мне всё равно было обидно. Я даже обвинила сестру в предательстве. Ведь чехи в любой миг могут переиграть её. И тогда не миновать беды. Я, Лев, очень сильно люблю Дашку и ревную её. Но она же упёртая: я сама. Ни меня, ни Олега не слушает. Как подумаю о том, что с ней может случиться несчастье, сердце кровью обливается!

— Может быть, — предложил Орлов, — стоит встретиться с ней нам обоим? Я бы рассказал ей о Нижнереченске. Не исключено, это поможет твоей сестре изменить свои взгляды.

— Конечно, так и сделаем, — не задумываясь, ответила Ольга, словно давно уже ждала совета, — и тянуть время не стоит.

— Да кстати, — будто сбросив наваждение, улыбнулась она, — совсем забыли об электроинструменте. Звучит и как гитара, и как бас-гитара, и даже голосом банджо. Подсветка указывает, какими пальцами куда нажимать. Можно даже отдельно тренировать левую руку, и тогда струны перебираются автоматически. Поедем к Дашке, обязательно    завезём. Она будет довольна!

***

Подоспел срок выезда в провинцию. Олег и Ратибор отправились вместе с музыкальными инструментами на предоставленном работодателем «ПАЗике». Лев и Ольга выехали немного позже на «БМВ».

— Ольга,    а как в вашу команду попал    Ратибор, — едва выбрались за МКАД, Орлов задал давно уже назревающий вопрос.

— Он перец не простой, — улыбнулась Кравцова, — ещё до нашего знакомства два года руководил на правах босса собственным SMS — чатом. Чатовский ник «Бригадир» был для него вторым именем.

— Ни фига себе, — с недоверием присвистнул Лев, — в его-то годы?

— Ну, знаешь, — спокойно, как о давно    решённом деле, заметила подруга, — возраст — не помеха. Один уже в пятнадцать поднялся, а другой и к восьмидесяти не успел. Так вот: Ратибор в своё время эсэмэсился с утра до вечера каждый день. В те дни надписи почти на всех кнопках клавиатур он стирал начисто, но любой текст мог набрать вслепую.

Сейчас в российской мобильной сети уже создано несколько десятков тысяч чатов. А в рейтинге лидеров по количеству посещений его «Коловрат» никогда не выходил из первой сотни. Не слабо, да? Конечно, на первом месте всегда чаты «Sex» и «Porno». Тут, как говорится, комментарии излишни. Далее идут чаты геев и лесбиянок, рэперов и металлистов, готов и толкиенистов.

— Конкуренция солидная! — с уважением произнёс Орлов.

— Ты имеешь в виду количество чатов, — засмеялась Ольга, — или духовную направленность вышеперечисленных категорий граждан?

Не дожидаясь ответа, она продолжила.

— Бригадир, ну то есть Ратибор, создал патриотический чат. Мы с Олегом там с ним и познакомились. Изредка все наши назначали встречу в кафе или на площади. В зависимости, сколько народа собиралось. Обычно босс рубит на всём этом бабки. Но для Ратибора главным было    сплачивать единомышленников, продвигать определённые идеи. Мне это стало понятно    при первой же встрече. Я дала ему прослушать несколько наших песен и предложила место в группе. Он    согласился без колебаний. А чат у него за хорошие деньги купил Серёга Смирнов. Тот самый, которому мы делаем предвыборную кампанию.

— Да ну, — удивился Орлов, — как тесен мир!

— Особенно хорошо это заметно в часы пик на таганско — краснопресненской линии метро. — Философски заметила Кравцова. — Короче, Ратибор жёстко потребовал, чтобы чату оставили название и профиль. Мы нередко и сейчас заходим туда. Новый хозяин слово держит крепко.

А в принципе, общение при помощи SMS — чата — прекрасная ролевая игра. Ведь можно примерить на себя любую маску. Хочешь — представься    лидером. Или донжуаном, или всеми забытым одиноким человеком. Хватит фантазии, становись покорителем сердец, или женщиной вамп. Поле дерзновений бесконечно.

— Но слабый человек, — посчитал своим долгом отметить Орлов, — может элементарно подсесть на это дело, впасть в SMS — зависимость. Не лучше, чем от наркотиков, алкоголя, азартных игр. В реабилитационных центрах уже начинают предлагать услуги лечения зависимости от мобильного телефона.

— Я сама знаю одну деваху, — согласилась с другом Кравцова, — она меньше сотни эсэмэсок в день не отправляла. Так правая рука конкретно отнялась. Поставили диагноз «воспаление сухожилий от неумеренного набора SMS — сообщений». Порекомендовали несколько недель к телефону даже не притрагиваться.

— А вообще, — после долгой паузы, глубокомысленно произнесла Ольга, — патологическая потребность в общении посредством эсэмэсок — это лишь часть широкой проблемы зациклинности на современных технологиях. Об Интернете тут уж и речи нет!

***

Не прошло и двух часов, как Лев и Ольга оказались в гостинице городка, в котором в ближайшие дни предстояла нелёгкая, ответственная работа.

Там же произошло знакомство с представителем пиар-агенства, с которым намечалось работать в одной команде. Им оказался довольно-таки крепкий, благообразный мужчина возраста, когда «Виагру» уже пьют, но говорить об этом ещё стесняются. Он был со вкусом, безукоризненно одет. Расточал едва уловимый аромат приличного мужского парфюма. Носил аккуратную, стриженную по самой последней моде, бородку и изящные очки, которые часто очень манерно поправлял.

С первого взгляда Орлов понял, что этот жест может основательно «завести» многих дам. Из числа готовых часами заумно рассуждать о литературе, драматургии, музыке и других, не менее возвышенных вещах. Но никогда не забывающих, что инстинкт размножения занимает в жизни человека, независимо от его возраста,    почётное второе место после инстинкта самосохранения.

Политтехнолога звали Евгений Прович. Впрочем, он сразу же заявил, что для удобства общения, предпочёл бы просто Прович. В нём чувствовалась какая-то изюминка, положительная сексапильность. Такие с первых дней жизни и до глубокой старости излучают бодрость, личным примером настраивают на позитив. Независимо от изменения ситуации, они всегда числятся по разряду    «обаяшек». Подобные ему люди почти без предпочтения любят весь мир, и подавляющее большинство окружающих отвечают им тем же.

Умные выразительные глаза, в которых непрерывным хороводом кружились искорки стыдливой похоти. Гладко зачёсанные назад, уже начинающие седеть волосы. Чётко очерченный рот. Этот человек был весьма привлекателен. Однако общую картину портили едва заметная за оправой очков небольшая волосатая бородавка над левой бровью, и диссонирующие с благородно-бледной кожей лица красноватые кратеры ещё в юности омрачавших его жизнь прыщей.

Прович поселился в одноместном номере и Орлов готов был поставить сто к одному, что сделал он это лишь для того, чтобы было удобней водить в гостиницу поклонниц, которые непременно найдутся среди местных любительниц остросюжетного времяпровождения.

С первых же минут общения Прович развернул бурную активность, ошарашив компаньонов увесистым ушатом информационных помоев.

— Друзья мои! — Поучал он «аудиторию» в присущей ему псевдо академической манере, выражающейся    на первый взгляд, в абсолютно эклектичном сочетании литературного русского языка, воровского жаргона, уличного сленга и даже площадкой брани. — Пиар — бизнес, это, я прямо скажу, перелопачивание чужого грязного белья. И подобно героине Эльфриды Елинек мы вынуждены залезать в ещё неведомые глухие уголки человеческого подсознания, постигать самые чёрные стороны людских душ. Каждый из нас обязан однозначно понять главное. Запретных тем не существует в принципе. Жизнь — это грязь. Нечистоплотность в своей истинной сути.

— Ага, типа «Герой на героине. Героиня на героине», — вставил реплику Ратибор.

— Хуже. Значительно хуже, — входя в роль оратора, Прович преображался на глазах, становясь похожим на римского сенатора Катона Старшего, в очередной раз вещающего «Карфаген должен быть, разрушен!», — внимательней читайте «Пианистку» Елинек. Эта пошлость жизни вырывается из наших тел: непристойность подмышек и промежностей, алкогольный перегар, просачивающийся сквозь поры тела, запах мочи. Тяжелые испарения, вздымающиеся из желудков, восковой дух сукровицы и перхоти. Вам перечислить весь список?!

Лев невольно вспомнил слова пламенного трибуна пролетарской революции товарища Маяковского, который «…вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката». Прович распалялся всё больше, не ограничивая себя в художественных средствах:

— Несомненно, не может не возникнуть вопрос: «Но как же так? Если человек — это ужасное скопище пороков, откуда тогда исходят стимулы для высоких чувств? Той же любви!» Это величайшая загадка человека и человечества. И тот, кто хотя бы на шаг приблизился к ней, получает огромное преимущество перед другими людьми.

«Да! — с удивлением подумал Орлов, — политтехнологии, это вам не мелочь по карманам тырить. Тут прямо на глазах выстраивается целый культ. Религия, в которой можно заменить одного бога на другого с такой же лёгкостью, как в детском конструкторе детали».

— Наша главная цель, — гнул линию оратор, — молодёжь. Убедить молодых в необходимости идти на выборы и голосовать именно за нашего кандидата — задача не из лёгких. Нужно абсолютно точно выверить социальный срез общества и донести основную мысль до каждого индивидуума. Ярким примером могут служить речи Сталина периода войны с Германией.

Первые же приграничные сражения показали вождю: хуже может быть только в морге. Вы почитайте его выступление на военном параде 7 ноября 1941 года. «Красноармейцы» и «красноармейки», «краснофлотцы» и «краснофлотки», «братья и сёстры». «Отец народов» не упустил никого. Список перечисляемых категорий населения занимает, чуть ли не полстраницы.

Классики не стареют. В современном варианте это может звучать примерно так: «Братья и сёстры! Рэперы и хипхоперы! Фанаты, скины, готы и сатанисты! К вам обращаюсь я!» Лозунги должны давить до истерии. Уровень слогана «голосуй или проиграешь» может пробить мозги далеко не каждого.

Образцы, опять же надо брать у зачинателей жанра. «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!» «Ни шагу назад!» «За Волгой для нас земли нет!» Чувствуете разницу? Конкретизирую тему. Пока ещё не время нанести по главному сопернику удар подобный удару знаменитого телекиллера. Достаточно ему было на весь экран вывалить кусок окровавленной человеческой плоти, в которой будто черви ковырялись пальцы врачей. И вслух    подсчитать во сколько раз конкуренты ничтожней своих безмерных амбиций. Виртуальная пуля вошла в самое сердце. Это чёрный пиар. Мы можем и должны работать чище и умнее.

Глава одиннадцатая.

На следующий день, с раннего утра, Лев вооружился увесистой пачкой самоклеющихся листовок. И двинулся по городу в соответствии с заранее разработанным маршрутом. Несмотря на весьма скромные размеры городка, на его территории располагалось несколько учебных заведений, предоставляющих возможность получить как профессионально-техническое, так и среднее специальное образование.

Маршрут Орлова пролегал через принадлежащие эти форпостам образования общежития. Лев не спешил обольщаться. Напоминание Ратибора о том, что «героиня», вполне возможно, давно уже на героине, было не просто игрой слов. Единственным фактором, который организаторы акции воспринимали всерьёз, была материальная заинтересованность потенциальных «соратников».

Расклеиваемые Львом объявления гласили: «Несложная разовая работа! Двести рублей за два часа плюс сувенир. Тел…спросить…». И здесь листовки делились на пять категорий. Одни из них предлагали обратиться ко Льву, другие к Ольге, третьи — к Евгению. Таким образом, были введены в игру все пятеро участников команды.

Подразумевалось, что детали никогда не поздно обсудить с каждым «рекрутом» отдельно. А лёгкая конспирация позволяла хотя бы на старте взять фору у конкурентов. Перед самым выходом Орлов поинтересовался у Провича, не велика ли оплата за столь необременительный труд. На это бывалый пиарщик ответил, что митинг устраивается специально для организации «правильного» телевизионного репортажа. И уж если кто и будет грести деньги лопатой, так это люди с телевидения.

Звонки посыпались незамедлительно. Одновременно с учащейся молодёжью на призыв отреагировали и пенсионеры. Казалось бы, логически вытекающие из ситуации вопросы так и не были заданы. Никого не интересовало, какие политические силы, и по какому поводу устраивают митинг. Также никто не уточнил, является ли акция выражением протеста или наоборот направлена в поддержку какой-либо организации или физического лица.

Всех звонивших интересовало лишь одно обстоятельство. Почему предлагаемая оплата труда в два раза ниже московских тарифов?! Приходилось растолковывать, что Москва есть Москва, а, начинающаяся уже прямо за МКАД, провинция — это не Москва.

Такое объяснение вполне удовлетворяло большинство любопытных. Предложение привести с собой знакомых искренне радовало активистов. Ведь совершенно официально с каждого завербованного «рекрута» им полагалось сорок рублей.    

Естественно, за счёт привлечённых «соратников». В течение весьма короткого времени набралось изрядное количество потенциальных клиентов, и Орлов окончательно понял, что является самым неискушенным в этом вопросе человеком. Однако занимаемая должность облекала его непререкаемым авторитетом. В этот миг он совершенно по-новому оценил мысль Наполеона о том, что главное — ввязаться в бой.

Митинг был назначен на пять вечера следующего дня. За час до срока организаторы подъехали к определённому для этих целей месту на всё том же «ПАЗике». На небольшом раздвижном помосте были установлены музыкальные инструменты. Здесь же рядом расположили транспаранты, плакаты, портреты кандидата в депутаты.

Народ стал подтягиваться задолго до утвержденного часа. Каждый участник митинга из рук Орлова получал синий талончик. Всматриваясь в лица, Лев определял, кому можно поручить материальные средства агитации. В основном он останавливался на пенсионерах. Доверенным лицам вручались красные талоны.

Подразумевалось, если человек с таким талоном придёт за деньгами без транспаранта значит, он его просто выкинул. Столь элементарная форма контроля, тем не менее, была необходима. Ведь каждая, даже самая маленькая, бумажка стоила денег.

Собралось не меньше двухсот человек.

— Пора начинать, — Прович осторожно подтолкнул Кравцову к микрофону, закреплённому на жёсткой стойке.

Она была в неизменном камуфляже, коже, металле. Широко раскинув в стороны руки, Ольга твёрдо упёрлась ногами в дощатый помост. Площадь    огласил её сильный, уверенный голос.

— Друзья, — прокричала она, и шум в толпе тут же стал стихать.

Лев залюбовался своей пассией. Она была прекрасна, как богиня. Её взгляд излучал волю, натиск, безусловную веру в собственную правоту. От неё исходила такая магнетическая энергия, что Лев физически ощутил, как электризуется воздух.

«Боже мой, — с трепетом подумал Орлов, — она же просто чудо! И почему среди множества парней она выбрала именно меня?!»

— Друзья, — дождавшись, когда ропот стихнет окончательно, вновь заговорила Ольга, — вы узнали меня?

Отовсюду неслись разрозненные крики.

— Ольга Кравцова!

        — Да — это я, Ольга Кравцова, — выкинув вперёд и вверх сжатую в кулак правую руку, азартно произнесла она, — в эти ответственные дни, когда перед каждым из вас стоит непростой выбор, наша команда пришла вам на помощь. Мы твёрдо заявляем: «Сергей Смирнов — наш кандидат!»

        — А теперь дружно вслед за мной повторяем три раза, — приказала толпе Ольга, — «Сергей Смирнов наш кандидат!»

           Все присутствующие по мере сил и возможностей принялись отрабатывать зарплату. «Ну, это уже прямо программирование, — с сомнением подумал Орлов». «Но ведь мы, — он тут же поправил себя, — собственно говоря, для этого тут и находимся. Мы тоже лишь выполняем условия контракта.    Но всё же здесь существует огромная разница. У нас есть определённые политические симпатии. Хотя ни нам, ни им иметь какие-либо взгляды    вовсе не обязательно. Не удивлюсь, если эти    люди завтра тут же на площади за сто рублей и сборник сканвордов будут утверждать, что их кандидат теперь уже Иван Петров, или, не к ночи будет помянуто, Мовсес Акопян.

            Не давая толпе расслабиться, музыканты исполнили две песни остросоциального характера. Впрочем, других в их репертуаре и не было. Народ изрядно завелся, милиционеры из оцепления повысили бдительность.

           — Друзья! — Ольга вновь твёрдо взяла бразды правления в свои руки, — как часто мы слышим: ходить на выборы бесполезно. Мол, всё давно уже схвачено одними и теми же отъевшимися мордами. Что способны лишь воровать, ездить по заграницам, скандалить и устраивать клоунаду в Думе. Да ещё защищать интересы базарных спекулянтов из южных сопредельных государств. Дескать, как бы мы ни проголосовали, народ всё равно обманут.

            Мне горько осознавать, что всё это правда! Но я, Ольга Кравцова, хочу спросить вас: «Станет ли лучше, если мы не пойдём на выборы?» Мы обязаны сказать наше твёрдое «нет» тем силам, которые жаждут такого разворота событий. Своими голосами мы должны остановить дорвавшихся до власти мерзавцев. Тех, что насаждают у нас волчьи нравы олигархического колониализма и нагло плюют на национальные традиции и устои!

           Снова над площадью разнеслись песни группы. Но в перерывах всё чаще слышались требования исполнить хит «Мой депутат». Песня принадлежала девчонкам, которые не смутились    посвятить известный шлягер    Верховному Главнокомандующему,    а затем взялись и за народных избранников. Кравцова не без оснований полагала, что у поп-див впереди немало работы. Сколько ещё всего доброго можно сказать о милиции, налоговых органах, сотрудниках ЖЭКа?

        Слов песни никто из музыкантов не знал,    мелодию же уловили почти мгновенно. Ольга тут же вошла через планшетник в Интернет. Поиск быстро привёл к успеху. Вскоре текст уже мерцал на дисплее. Тут же над округой разнеслось.

        Мужчина выступал в предвыборном ролике,

        И мне запали в душу умные слова.

        Он не такой, как те шуты и алкоголики,

        И мы ему с подругами отдали голоса.

        Толпа неистовствовала. Песня понравилась даже самым древним старушкам.

        Митинг подходил к концу.

        — Друзья, — на прощание напомнила Ольга, — не забываете: ваши голоса — не прицельные выстрелы по неприятелю. Это часть заградительного огня. Если мы все проголосуем за честных людей,    огонь из наших голосов станет, губителен для врагов Отечества. Наш кандидат — Сергей Смирнов!!!

        Толпа дружно поддержала оратора, понимая, что уже близится самая приятная часть процедуры. По команде люди слаженно подходили к Орлову, обменивая синие и красные талончики на белые. Лишь тот, кто дождался конца мероприятия, мог рассчитывать на денежное вознаграждение.

        Олег и Ратибор принимали из рук митингующих средства наглядной агитации, аккуратно складывая их на помосте. Получив заветные белые контрамарки, митингующие направлялись к Провичу, который менял их на «живые», реальные деньги. В качестве сувенира прилагался календарь на будущий год с портретом Сергея Смирнова.        

        Уже минут через семь площадь опустела. Остались лишь организаторы мероприятия и часть милиционеров из оцепления. Первое действие предвыборной кампании прошло вполне удачно.

        По местному каналу телевидения в вечерней сводке новостей событие было освещено «весьма объективно». Смирнов, без всякого сомнения, был подан зрителям в самом выгодном для него свете.

        Орлов тут же подумал, что кандидат забрасывает на избирательный участок информационный невод    с очень мелкой ячейкой. И, похоже, он рассчитывает не только на крупную и среднюю рыбу. Но даже и на таких пескарей как тунеядцы, алкоголики, асоциальные элементы в широком смысле слова.

       ***    

       Наступила череда наполненных бешеным ритмом дней. Бесплатные концерты, оплаченные митинги, «встречи с народом» и прочие аналогичные действа несли с собой огромную психологическую нагрузку. Как новинку, Прович решил «обкатать» рискованный приём. По городу был брошен клич: «Фанаты всех клубов объединяйтесь!»

           Элемент заимствования из «Манифеста коммунистической партии», без сомнения, присутствовал. Но Прович был твёрдо уверен, что фанаты манифестов не изучают. А читают они только надписи на стенах, да и то, скорее всего, лишь пишут их.

           Именно на стенах и были развешаны многочисленные агитки, гласящие: «Враг у ворот! Он жаден, коварен и беспощаден. Он считает нас быдлом и поступает, как с быдлом. Пока лучшие русские парни    мутузят друг друга, враги    продолжают разворовывать то, что по праву принадлежит нам. Фанаты всех клубов объединяйтесь!»    

           Перед началом футбольного матча местных команд музыканты дали небольшой концерт, как часть агитационной программы. Многочисленные «спартачи» в красно-белых шарфах вели себя просто вызывающе. Противостоящие им болельщики ЦСКА в красно — синих шарфах и бело-голубые динамовцы выглядели не столь агрессивно. Однако чувствовалось, что в случае начала потасовки, и они не побегут.

        В памяти Льва всплыли яркие картины недавнего прошлого. Русский мальчишка, которого чеченцы засунули головой в унитаз, за то, что он любил свою родину. Объятый пламенем автомобиль, из которого в безумии убегают чеченцы. Мёртвый Илья в морге.

        Орлов смотрел на фанатов и понимал — это сила. Однако хаотичное движение без направленности в конечном итоге выходит на ноль. И Лев осознавал: если эти парни воспримут здоровые, патриотические идеи, они смогут сделать многое и для себя и для людей.

        — Друзья! — воззвала к присутствующим Ольга, — в России идёт война. Правда, в стране не гремят взрывы. Чаще, чем по несколько раз в день! Не стреляют из автоматов. Кроме как в межбандитских разборках, ежедневно в каждом городе! Идёт война против народа, его социальных прав, желания жить по-человечески.

        Так называемые «реформаторы» считают, что наш народ плохой, не вписался в рыночную систему и не привержен демократии. А потому лучшего и не достоин! Это подлая, грязная ложь. Друзья! Оглянитесь вокруг. Каждый просящий милостыню ребёнок, каждый бомж — это искалеченные войной реформ наши братья, у которых кровоточат ранами униженные и оскорблённые души. Каждый замороженный стужей, оставленный без тепла русский город — это попавшая во вражеский котёл, бьющаяся за выживание часть нашей территории. Каждая проститутка на наших улицах, каждый гонимый нуждой за рубеж «челнок» — это угнанный на работу во вражескую неволю соотечественник.

        И мы говорим всему этому наше дружное: «Нет!!!»

       Затем одна за другой полились песни. В перерывах между исполнением Ольга не забывала выкрикивать по несколько раз: «Наш кандидат — Сергей Смирнов!» По мере сил и возможностей толпа пыталась поддержать музыкантов. А затем состоял матч между двумя местными командами. Футболистам неплохо заплатили и они весьма постарались.    

        За поздним обедом Прович представил компании молодую, весьма экстравагантную даму. Взглянув на неё, Лев тут же вспомнил строки из «Наутилуса Помпилиуса»: «…Он должен стать её мужем». Прович, как и упомянутый в песне Ален Делон одеколон не пил. Поэтому, несмотря на то, что девица была, как минимум, вдвое его моложе, не просто имел шансы на успех, но и удачно реализовал их.

***

           «Эсэмэска» пришла,— про себя отметила Кравцова, — от кого?» На её лице, едва она взглянула на дисплей мобильника, отразилось переходящее в тревогу удивление.

       — Я сейчас подойду, — думая о своём, обратилась к компании Ольга и тут же вышла.        

       — Наташенька, — не обратив внимания на произошедшие за столом изменения, Прович продолжал вести беседу в ироничном ключе, — оказывается большой специалист политтехнологий. Чтобы у вас не оставалось сомнений, господа, готов немедленно процитировать переполненные тонкого юмора и здорового сарказма строки.

       — Лев, тебя можно! — Орлов был полностью поглощён беседой и, взглянув в переполненные смятением глаза подруги, растерялся.

       — Что случилось? — бесшумно вставая из-за стола, тихо спросил он.    

       — Понимаешь, — нервно кусая губы, произнесла она, — из дома позвонили. Дашка пропала.

       — Как пропала? — с трудом соображая, о чём идёт речь, переспросил Орлов, — куда пропала?

       — Намётки есть, — задумавшись, ответила Кравцова, — оказывается,    тут и исламский центр замешан и хрен знает что. Одна деваха, которую тоже попутали, успела оттуда соскочить и прислала на Дашкин e-mail аудио файл.    Хотела предотвратить беду. Но, похоже, не успела. Мать, недолго думая, перебросила информацию мне, и предупредила эсэмэской. Я тут же позвонила ей. Для удобства мы сейчас воспользуемся программой перевода голосового сообщения в письменную форму. Так легче анализировать информацию. Но знаешь, это программное обеспечение пока не даёт стопроцентного качества. Придётся рассмотреть обе модификации.

Пройдя в свой номер, они тут же прильнули к компьютеру.

«Дарья, извините за вторжение, — обращалась незнакомка, — но по известным причинам я не могу раскрыть своего имени. Надеюсь, у Вас хватит терпения до конца выслушать мою исповедь. Уверяю, Вы многое сможете понять».                                    

Далее следовали весьма пространные рассуждения, которые закачивались словами:

«…А вскоре я поняла, как далеко от ислама, да и от религии вообще многое из того, о чём говорили в мечети. Дарья, из таких как я и Вы хотят сделать шахидок — смертниц. Знайте, что за вербовку девушек славянской внешности агентам платят немалые деньги. Именно на русских    делают ставку боевики, планируя теракты. Ведь чеченки в Москве слишком заметны. Многие из тех, кто занимался на курсах, просто пропали. Поверьте мне, их увезли в горы! А уж в тех условиях,    повернуть психику человека в любую сторону     — дело техники. Отрезанные от цивилизации, девушки легко усвоят даже самые бредовые идеи. Всё, о чём я говорю, Дарья, крайне серьёзно. Пока не поздно, бегите из этого вязкого болота. Как сделала это я. Поймите, директор ООО «Сегмент» Хацаев Ильберд Ваитович вовсе не тот, за кого он выдаёт себя. Это страшный человек. Ещё раз прошу простить и понять меня».        

           «Хацаев Ильберд Ваитович!» — в сознании Орлова тут же мелькнуло сомнение. Без малого год назад, в последовавшую за выпускным вечером ночь, судьба столкнула его с человеком, носящим точно такое же имя. Негодяй, насиловавший в Нижнереченске женщину, был прописан в Москве. Мог ли Орлов вновь столкнуться с ним или просто произошло полное совпадение имени, пока оставалось загадкой. Впрочем, к делу это имело лишь косвенное значение.    

— Ну, что скажешь? — с надеждой спросила Кравцова, остановив    запись.

        Лев вкратце рассказал ей о ночном побоище на Ериках, которое и послужило причиной бегства из Нижнереченска. А затем, немного подумав, добавил по теме:

        — У чеченов два варианта. Первый: немедленно вывозить сестру в Чечню, пока никто не кинулся искать. Но здесь желательно её согласие. В этом случае мы ловим конский топот. Если же её, всё-таки, взяли силой, для них будет надёжнее выждать неделю-другую. И это означает, что Дарья в Москве или где-то поблизости.

        — Ты что несёшь, — жёстко обрезала Ольга, — какое согласие? Ты её в шахидки не записывай! Пойми, Дашку украли. Мы можем исходить только из этого.

        — Хорошо, — задумавшись, ответил Лев, — значит, нам надо как можно быстрее захватить кого-нибудь из организаторов этой акции и попытаться обменять на сестру.    

        — Смотри, — усмехнулась Ольга, — никому даже в голову не пришла мысль обратиться к ментам.

        — Ага, — поддержал подругу Орлов, — «моя милиция меня бережёт, сначала посадит, затем стережёт». Они, если нас в ваххабиты не зачислят, то уж точно «чехам» продадут с потрохами. Нет, как говорится, лучше вы к нам.

        — Понимаешь Лев, — строго посмотрев на друга, спросила Ольга, — мобилизация — это не подготовка к войне. Это война. Занеся кулак, надо бить.

        — Ты имеешь в виду ликвидацию пленника? — не меняя интонации, уточнил Орлов.

        — Блин, у тебя и терминология, — ухмыльнулась Кравцова, — «ликвидация». Есть и другое словечко — «убийство».

           — Ошибаешься, — невозмутимо ответил Лев, — это там «у них» шпионы, а наши все разведчики. Надо будет — замочим без базара.

           — Хорошо, — решительно произнесла Ольга, — сосредоточимся на главной фигуре. Итак, Хацаев Ильберд Ваитович. Директор ООО «Сегмент». Других данных нет. Что же, дарёному коню в зубы не смотрят.    

Она загрузила компьютер, установила диск, вывела информацию на рабочий стол.    

            — Ты что ищешь? — не контролируя обстановки, Орлов пытался угнаться за ходом мысли подруги

— Понимаешь, — войдя в поиск, сообщила Ольга, — электронные базы данных, запрещённых к широкому доступу сегодня приобрести несложно. Это крайне засекреченная информация. Где-нибудь в законопослушной Новой Зеландии. Но не у нас. Здесь же это товар, кстати, очень не дорогой. Продаётся всё. На любом радио рынке вперемешку с жёстким порно и чебуреками. Списки должностей, званий, служебных телефонов и домашних адресов начальства МВД, таможенного комитета, Минфина, Центробанка. Данные о владельцах автомобилей (пожалуйста, нам Хацаева!), о лицах получивших загранпаспорта. Информация об угнанном, разыскиваемом транспорте. Сводки МВД о задержанных, разыскиваемых, подозреваемых лицах за предыдущий год.

— Ага, — радуясь успеху, уверенно произнесла Кравцова, — обычная электронная таблица с возможностью сортировать по любому параметру. Так, набираем: Кравцова Ольга Викторовна. Есть. Вот она: даже размер полученных доходов с указанием источника. Всё как в аптеке. Ни одной ошибки. Неслабо!

Лев с изумлением посмотрел на дисплей монитора.

— И так по каждому человеку? — с недоверием спросил он.

— Только по тем, кто платит налоги, — улыбнулась Ольга, — к счастью, тебя здесь нет! А вообще весь этот бизнес на солидной основе. Постоянные покупатели сверхсекретных баз данных, например,    расшифровок телефонных переговоров милиции, могут через Интернет подписаться на ежеквартальное получение обновленной информации.

— А кому это надо? — с сомнением уточнил Орлов.

— Конечно, прежде всего, бандюгам. — Продолжая поиск, пояснила Кравцова. — Если кто-то из подельников слабоват и может сказать лишнего, его найдут по этим    данным. В тюрьму придёт «малява». Сегодня это не клочок бумаги, исписанный с ошибками искусанным карандашом, а звонок на мобильный. И человека устранят ещё до первого допроса.

То же самое данные по ГИБДД. Угонщики, путём слежки,    заранее выясняют, где хранится автомобиль: на платной стоянке, во дворе дома, или в гараже. Появился заказ на определённую модель и цвет, а воры уже знают, в каком месте находится машина.

Организовано всё    без лишних премудростей.     Имеющие доступ к секретной информации менты, продают её оптом. Фирмы, производящие компакт-диски, оформляются на подставных лиц. «Учредителей», конечно же, давно уже нет в живых. В случае крутых разборок, все разбегутся как крысы с тонущего корабля, и искать будет некого. А на следующий день производство наладят в соседнем квартале.

        — Ага, вот и мсье Хацаев! — в азарте, Ольга даже захлопала в ладоши, — поиск закончился. Смотри!

        Лев прильнул к экрану.

       — Паспортные данные, домашний адрес, ИНН, место работы, телефон, марка автомобиля! — изумлению    не было предела.

               — Не обольщайся, — с укоризной произнесла Ольга, — всё не так весело, как ты думаешь. Мы не знаем, сколь велика квартира, в которой проживает мистер Хацаев. И как много домочадцев делит с ним жилплощадь. А без этого проводить операцию по захвату крайне рискованно. Надо прозвонить его домашний телефон. Сейчас рабочее время и самого Ильберда Ваитовича дома, скорее всего не застать Хорошо бы нам и не дождаться ответа. Но не будем путать мечты с реальностью.

        — Какие проблемы, — потянулся к мобильнику Орлов.

        — Проблемы могут возникнуть и очень серьёзные, — Ольга вырвала трубку из рук друга, — мы совершенно не знаем технических возможностей нашего «клиента». Возьмём худший вариант. Номер твоего мобильника фиксируется в памяти домашнего телефона Ильберда. А потом предприниматель Хацаев исчезает.

           Диаспора начинает поиски. Ага, Лев Николаевич Орлов. Звонил четырнадцатого числа в шестнадцать часов восемь минут тридцать две секунды. Кто такой этот Орлов непонятно. Не знаем такого. Ладно, ошибся номером. Нет, не так. И в шестнадцать часов пятнадцать минут двенадцать секунд тоже ошибся? И в шестнадцать часов двадцать семь минут пятьдесят три секунды тоже? И ещё несколько раз в течение трех часов?

            — А как они узнают, что я это я? — уже догадываясь, уточнил Орлов.

            — А SIM-ка на кого зарегистрирована, — улыбнулась Ольга, — на дядю Васю?

            — Но я же прописан в Нижнереченске! — пытался усложнить схему Лев.

            — Не переживай, — с сарказмом ответила Ольга, — Нижнереченск не на Марсе, не на Луне находится. Туда, даже пешком можно не торопясь за три месяца дойти, а на хорошей машине меньше суток понадобится.

            — И что    будем делать? — с бодростью не отягчённого раздумьями исполнителя уточнил Лев.

            — Необходимо срочно выезжать в Москву, — твёрдо ответила Ольга, — и постараться перехватить Хацаева уже сегодня. Надо отпроситься у Провича до утра. Нарушать контракт — тоже не дело. И вопрос здесь не в деньгах. Ситуация, как у тебя с Ревазом.

                       Глава двенадцатая.

               Евгений Прович всё никак не мог угомониться, рекламируя достоинства своей новой подруги. Олег и Ратибор « искренне» восторгались ею, полагая, что не всякая лесть достойна осуждения. Ольга осторожно дотронулась до плеча «оратора». Всеми силами, стараясь скрыть тревогу, она с наигранным равнодушием произнесла.

                — Прович, — нам с Лёвой надо бы сгоняться в Москву. К началу рабочего дня вернёмся.                                                        

               С трудом, перестроив мысли, Прович покровительственно ухмыльнулся и лишь для порядка    спросил.

               — Что там у нас на завтра запланировано?

               — Ага, — он сам ответил на собственный вопрос, — к пятнадцати ноль, ноль диспут с пенсионерами. Нормально. Ну, в принципе, раньше полдня вполне сможем обойтись и без вас.

                Не мешкая ни минуты, Лев и Ольга быстро ввели в курс дела Олега и Ратибора и тут же выдвинулись в сторону Москвы. На всякий случай проезжая через лежащий на пути городок решили завернуть на    рынок, обзавестись небольшим запасом продуктов питания. Под рукой неожиданно оказался магазинчик, торгующий сотовыми телефонами.

                — Приятель, — Кравцова панибратски обратилась к продавцу, — я свой мобильник, как назло дома забыла, а без связи, сам понимаешь, хуже, чем без рук. Мне бы бэушный какой-нибудь. Он-то и нужен на пару звонков. Так-то у меня новьё.

                — Ворованный что ли? — резко обрезал продавец, — нет, мы ворованными не торгуем.

                — Впрочем, — тут же смягчился он, — вон там, у входа в    магазин стоит мужчина, желает продать свой мобильник. Я так понимаю, у него не хватает денег на водку. Но это не моё дело. В принципе, мы покупаем бывшие в употреблении аппараты, точнее берём на комиссию. Но не все модели. Ведь техника так быстро обновляется. Однако если    престиж не важен, такое предложение для вас весьма выгодно. A SIM-ку мы поменяем в два счёта.

               «Вот как раз этого, дружок — пирожок, — отметила про себя Ольга, — ни в коем случае делать нельзя!»

               — Мобилу ты продаёшь? — голосом держащего в кармане финский нож человека, Кравцова обратилась к парню, экономическая устойчивость которого явно, стремилась к нулю.

               — Ну, — неопределённо ответил он, — а чё?

               — А ничё, — Ольга надвинулась на него всем телом,— через плечо, не горячо? Сколько просишь?!

               — Штукарь, — вовсе не веря в обоснованность своих претензий, «коммерсант» забегал глазами по сторонам.

                — Короче, — Кравцова с превосходством посмотрела на мужчину, — Москва не Сочи, — пятьсот даю и свободен. Да — да, нет — нет, у нас тут не школа экономического всеобуча.

               — Да нет, я-то того, я-то это, — забормотал мужичок, интуитивно осознавая великую мудрость высказывания о значении журавля и синицы, в зависимости от их местонахождения.

                Проверив исправность аппарата, Ольга небрежно отдала деньги и со словами «ну, давай, вали отсюда», не спеша, направилась к стоящей за углом машине.

                — А ты зачем его прогнала, — поинтересовался Орлов, окинув взглядом спину убегающего мужика.

   — Кто знает, куда кривая выведет? — подумав, ответила Ольга, — трубка-то, не исключено, на него зарегистрирована. Представь, наши «оппоненты» выйдут на адрес. Ну и вставят ему паяльник кое-куда, а вилку в розетку. «Давай, дядька, — скажут, — вспоминай, как же так вышло, что с помощью твоего мобильника всякие нехорошие гадости творятся. Продал? А кому?» Знаешь, Лёва, в такие моменты резервы организма возрастают просто неимоверно. То бабка сундук вытащит из горящей избы, а на следующий день даже с места сдвинуть не сможет. То «в далёкой жаркой Африке» паренёк, убегая ото льва, перемахнёт через пропасть, размеры которой превышают официально установленный мировой рекорд по прыжкам в длину. Ну, а наш «клиент» возьмёт да и вспомнит номер машины. Жить-то захочется. А так — не знает, не бредит. Вот и всё объяснение. К тому же сейчас уже существуют программы поиска. Стоит вору поменять в похищенном аппарате SIM — карту, как трубка сама отправит SMS с указанием параметров новой «симки» по заранее запрограммированному номеру.

            Воспользовавшись ближайшим терминалом, соратники положили на счёт только что приобретённого мобильника изрядную сумму. Едва выехали на трассу, Лев набрал номер домашнего телефона Хацаева. Никто не отвечал. Орлов сделал несколько попыток, растянув их во времени. Результат не менялся.

           — Ну, что будем исходить из того, что Ильберд Ваитович проживает в гордом одиночестве? — предложила Ольга, — давай подумаем, как нам войти с ним в тесный контакт. Смелость города берёт. Наглость — второе счастье. Против лома нет приёма.

            — А лом причём? — уточнил Орлов.

            — При том, что придётся «переть на кассу» и «ломиться по — копаному». Думаю, нам будет не до тонких тактических ходов. Читаю на днях в одной из газет. Гитлер собирался устроить парад в захваченной Москве и на руинах взорванного мавзолея повесить советских вождей. Что ж, мечты, мечты, где ваши сладости. Но цинизм ситуации не в этом. Сталин понимал, что столица может    не устоять. И поручил Судоплатову создать команду для того, чтобы Гитлера убить. Но лучше, вдумайся, выкрасть и доставить в Куйбышев, ныне город Самара!

           Вот так-то. Выкрасть! Линия фронта реально должна быть уже где-то под Нижним Новгородом, блин, Горьким. Кругом сотни тысяч немецких солдат, а ты, товарищ Судоплатов, выкради и доставь. Впрочем, операция Отто Скорцени по освобождению из плена Муссолини была не намного легче. Ладно, заболтались. А с Хацаевым других вариантов не вижу

            Остановившись метрах в трёхстах от подъезда, где проживал чеченец, Ольга, не выходя из салона машины, сменила «экипировку». Мощные, прочные ботинки уступили место изящным туфелькам на высоком каблучке, камуфляжные брюки сменила узкая, до бесстыдства короткая мини-юбка. Накинутая на плечи поверх топика лёгкая курточка, шикарный парик, превративший её в жгучую брюнетку, и огромное количество наложенной на лицо «штукатурки» несли совершенно определённую информацию.

               Кто-то не дурак выпить. Другие почти всё время едят: помногу и с аппетитом. Третьим — поспать бы, да побездельничать. Но есть ещё люди, которые просто обожают детей. Делать! В смысле процесса. И среди молодых женщин эта категория    не столь уж и малочисленна. В данный момент неискушённый наблюдатель, без всякого сомнения, отнёс бы к ней и Ольгу Кравцову.    

            — А зачем брюнетка, — удивился Орлов, — не лучше ли блондинка?

            — Нет, не лучше, — с чувством превосходства ответила Ольга, — это армяне все как один «бландинка хачу!» Так то    отдельно арменоидная    раса, выделяемая, так сказать, некоторыми антропологами в составе большой европеоидной расы. И накопление рецессивных генов шло там по своим каналам. Поэтому для них любая светловолосая деваха уже красавица.

            Ну, как для французов в эпоху революционных потрясений известная сегодня всей нашей стране цыганка Эсмеральда. Ты думаешь, цыганка эта была намного складней    тех расхристанных чушек, которые кругом по Москве шныряют: где бы что украсть? Ответ в другой плоскости. Просто в этносе в те годы накопилось слишком много рецессива. Вот цыганка и пошла за высший сорт. Ладно, горбун, так и попик не устоял: «Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой»

            У чеченов таких проблем нет. Во время Кавказкой войны в них влилось столько русской крови, что многих и от русских на вид не отличишь. Так что им хоть блондинка, хоть брюнетка — по барабану. Здесь главное донести, что форма женщины и есть её содержание.

                — Знаешь, — укладывая в сумочку аэрозольный баллончик, Кравцова давала пояснения, словно делилась с лучшей приятельницей рецептом сногсшибательных пирожков, — в принципе и «черёмуха» покатит и «си-эс», но «сон» — это вещь конкретная! Разрабатывалась для спецслужб. Действует моментально. И, что замечательно, память отшибает.

                — А если он будет не один, — уточнил Орлов, — ну, допустим, с подружкой. Да мало ли как вывернется?

                   — Что ж, кто не спрятался, — ухмыльнулась Ольга, — я не виновата. Лес рубят — щепки летят!

                   — Он не должен успеть выйти из машины, — вслух подумал Лев, — но где его ловить?! У подъезда? Вряд ли. В ряду ракушек? Вполне возможно. У капитальных гаражей? Но там их целый блок для нескольких домов сразу.

                   — А если у местных поинтересоваться? — предложил он.

                   — Реальная засветка! — нервно ответила Кравцова, — это не лучший вариант.

                   — Смотря кого спрашивать, — усомнился    Орлов, — если бабушек на скамейке, завтра уже во всех газетах напишут. А любой «правильный пацан», ещё и поможет.

                    — Ну, это да, — подумав, согласилась подруга, — давай попробуй, только осторожно.

                    Сделав беззаботный, непринуждённый вид, Лев расслабленной походкой    двинулся через двор по диагонали, огибая песочницу и детскую площадку. На его пути совершенно неожиданно оказался крепкий, мускулистый паренёк весьма свирепого вида.

                   — Братан, — твёрдо, но без блатной распущенности Орлов обратился к незнакомцу, — не подскажешь где гараж Ильберда Хацаева?

                   Юнец внимательно осмотрел Льва с ног до головы и, улыбнувшись, сказал.

                    — Мне без разницы, собираешься ли ты его мочить или только точило угнать. Дела эти по-любому благие. Его гараж под номером тринадцать. Катается он на манёвренном джипе «Тойота RAV-4» Обычно подъезжает к гаражу между семью и восемью часами. Окна у тачки тонированные. Ну, всё, я ничего не говорил, ты ничего не слышал. Бывай, братан, желаю удачи!

                   Парень тут же направился прочь и вскоре исчез за углом.

        «Тойота RAV-4», тонированные окна! — с изумлением подумал Орлов, — чёрт побери, так много совпадений быть не может. Неужели это он?!»    

Лев в подробностях пересказал Ольге весьма странный диалог, не забыв поделиться подозрениями.

                   — Я думаю, — рассудила она, — этот «чех» так уже всех в округе достал, что и без нас для него готовили    капкан. Не так давно мента одного замочили — из булочной шёл. Так он нохчей оказался. Ну «демократическая» пресса сразу шумиху подняла: это всё скины: фашисты, сволочи. Убили человека лишь за национальную принадлежность. А фактов-то никаких.    Его и свои могли мочкануть. За долги, например. Не выполнял, допустим,    свой долг перед кланом по развёртыванию партизанской борьбы в тылу врага. Или справлялся с этой работой, в виду безответственности и наплевательского отношения крайне плохо. Вот и отвечай по полной! И, что самое интересное, во время этого поросячьего визга ни одна падла не вспомнила о тех пятистах тысячах русских, что были выгнаны из Чечни, рассеяны по всей России, уничтожены. Хрена о них базарить, кто старое помянет — тому глаз вон.    

— Эсэмэска пришла! — Орлов в недоумение потянулся к мобильнику. — Наверное, оператор сотовой связи баланс прислал? Или новые услуги предлагают? Смену тарифа что ли?

        — Ну что там? — с интересом уточнила Кравцова.

        — У нас в институте, — пояснил Лев, — совсем недавно    появился новый SMS — сервис для студентов. Подписка    бесплатная и добровольная. В минувшие времена как было? Профессора вывешивали объявления на стендах. Затем их заменили сайтами в Интернете. Но везде студент должен был проявить инициативу.

        — Ну, да, — усмехнулась Ольга, — дождёшься с моря погоды!

       — И я о том же, — поддержал подругу Лев, — но сейчас всё сделали чисто по-взрослому. Теперь преподаватель набирает текст уведомления на компьютере и с помощью программы задаёт нужные группы адресатов. Все SMS немедленно отправляются по назначению. Конкретно на трубки студентов! Волей — неволей прочтёшь. Вся информация об изменениях в сроках проведения семинаров, экзаменов и лекций приходит прямо на мобильник. Помимо специальных объявлений в посланиях содержится реклама необходимых пособий и руководств.

       — Классно! — оценила новшество Ольга, — как говорится: учись — не хочу.

                Лев взглянул на часы. До указанного пареньком срока оставалось совсем немного времени.

                — Ну что, выдвинемся к объекту, — предложил Орлов.

                Тщательный осмотр местности радостных новостей не добавил. Гаражи стояли в два ряда и любой находящийся в проходе между ними человек не мог не вызвать подозрений.

                — Придётся лезть на крышу, — тоскливо произнесла Ольга, — но, по сравнению с канализацией, это всё-таки курорт.

                Они прокрались к задней стене гаража, числящегося под номером восемь. Мини — юбка, которой ещё предстояло сыграть свою роль сексуального раздражителя, превратилась в настоящие оковы. Дело грозило застопориться. Тогда Ольга просто подняла кусок ткани вверх, дав свободу ногам.

           Непроизвольно Орлов отметил, как красиво её тугие бёдра обтягивают тончайшей хлопковой пряжи стринги. Используя согнутую спину соратника в качестве домкрата, она босиком одним махом запрыгнула на крышу. Приняв, от Орлова свои туфли, Ольга помогла забраться и ему. От того места, где должен был остановиться автомобиль Хацаева, теперь их отделяло полтора десятка метров.

Гаражи находились на отшибе, к тому же над ними раскинулись кроны деревьев. Из окон близлежащих домов разглядеть двух приникших к накатанному на железобетон рубероиду бойцов было не так-то просто.

Подъехало несколько машин, но каждый раз тревога оказывалась ложной. В тот миг, когда стрелка часов перевалила за полвосьмого, послышалось почти бесшумное шуршание протекторов и гул работы двигателя, характерный для    качественных иномарок.

— Он, — от волнения едва не вскрикнула Кравцова.

Она спрыгнула, чуть ли не на багажник «Тойоты». И, на ходу надевая злосчастные модельные туфельки, ринулась следом за плавно катящимся автомобилем. Притворяясь пьяной, Ольга обошла машину слева. Манерно поигрывая незажжённой сигаретой, она поравнялась с водительской дверью. Всё её поведение говорило о непреодолимом желании «любить и быть любимой».

Водитель прекрасно видел, что происходит за пределами салона. Сам же он был абсолютно неразличим за зеркальной тонировкой окон.

— Извините, — обворожительно облизнув губы, со стоном промолвила Кравцова, в тот миг, когда джип остановился, — зажигалки не найдётся?

Казалось, она была готова отдаться прямо на капоте автомобиля. Окно плавно опустилось на четверть расстояния, и Ольга почувствовала на себе жёсткий, цепкий взгляд холодных глаз.

— Ты что хотела! — с намёком на флирт, но всё же весьма тревожно спросил чеченец. Он хорошо знал эту жизнь и давно уже привык не верить никому. Он так и не успел проговорить фразу до конца, потому что упругая струя ледяной мглы на вдохе одновременно вошла в рот, глаза, уши. Коварное марево тут же пробило мозги: отключая сознание, превращая человека в кусок функционирующей по законам физиологии плоти.

В этот миг из-за поворота блеснули фары. Отчёт времени пошёл на доли мгновений. Кравцова просунула левую руку в образовавшийся проём и открыла водительскую дверь изнутри. Опустив кресло, на котором сидел чеченец, она тут же распахнула и заднюю дверь. Боязнь того, что газ ещё не выветрился и может поразить и её, заставила Ольгу выполнить всю операцию на одном дыхании.

Оценив опасность, Орлов спрыгнул с крыши и тут же ринулся к задней двери. Перемахнув через находящегося в горизонтальном положении обездвиженного водителя, он    просто влетел в салон. Схватив Хацаева за плечи, Лев выдернул его из водительского кресла и перетащил на заднее сиденье. Догадки Орлова оказались верными: это был тот самый чеченец из Нижнереченска, который в составе группы насильников издевался над беззащитной женщиной!

Напугавший соратников автомобиль уже въезжал на пригаражную площадку,    фары    готовы были выхватить из сумерек силуэт Ольги. Но, запрыгнув на водительское кресло, она, не закрывая двери (парализующий газ опасен и в малых концентрациях), тут же тронула джип с места. Блок гаражей имел два въезда, и    вскоре им удалось благополучно покинуть опасную зону.

Повернувшись к другу, Кравцова прижала к губам указательный палец, всем видом показывая, что нельзя говорить ни слова. Лев не терял времени. Не церемонясь, он закрутил руки пленника за спину, крепко связал их прочным шнуром, затем тоже самое проделал с ногами. Никто не знал, как долго на пленника будет действовать газ. Поэтому Орлов, не жалея скотча, прочно залепил Хацаеву рот липкой лентой, заодно плотно прижав к груди подбородок. И тут же нахлобучил на глаза панаму.

   Выбрав более — менее безопасное место, Ольга остановила машину, заглушила двигатель. Она тщательно обследовала салон, мотор, багажное отделение. «Сигнализация — отпад, — наконец-то Кравцова позволила себе заговорить, — лоху тут делать нечего.    Здесь и автоматическая остановка двигателя, и блокировка центрального замка. Короче, чистая мышеловка.    Хорошо, что мы тачку захватили вместе с хозяином. А так, если сдуру лезть, нас через полчаса менты взяли бы по навигатору местоположения. И    разговоры в салоне тоже легко прослушивались. Но теперь всё чисто! Нам эти прибамбасы на хрен не нужны, я их полностью отключила.

— Ольга, — с тревогой произнёс Орлов, — давай сразу определимся. Если конкретная измена, я тут же дёргаю. А ты погонишь пургу, что собиралась потрахаться с «горячим кавказским парнем».    Я, дескать, его приглушил, а тебе ствол в затылок: «езжай, куда скажу!» Пока они будут чухаться, я успею затеряться. Гаишники-то у нас как бегают?!

— Мысль абсолютно верная, — поддержала соратника Кравцова, — главное: на грани фола. Чем наглее ложь, тем охотнее в неё верят. Но я не сомневаюсь, мы и так проскочим!

                                                        ***                    

Сторонясь центральных улиц, соратники вскоре пересекли МКАД. Пробираясь едва успевшими просохнуть после весеннего половодья грунтовыми дорогами, они стали не спеша приближаться к дачному посёлку, где находилась «фазенда» родителей Ольги. В это время года огородники ещё только готовились к делам. И застать на дачах можно было лишь истинных любителей жизни на природе, для которых суета мегаполиса страшнее отсутствия городских удобств.

Перед глазами Ольги на дисплее планшетника лежала подробнейшая электронная карта Московской области, на которой были указаны практически чуть ли не каждая тропка, возвышение, низина, ручей. Это позволяло надёжно ориентироваться на местности, обходя потенциально опасные места.

— Знаешь, — поделилась мыслями Кравцова, — по-крупному счёту мои предки на «дачный бизнес» давно забили. В начале девяностых, когда мы с тобой были лишь только в проекте, вся Москва думала: «Ну, всё труба, осталось в магазинах исчезнуть только хмели — сунели и лавровому листу. Поедем на землю. Картошки, морковки, лука вырастим. Грибов и ягод в лесу соберём. С голоду не умрем». Вот люди «фазенды» и строили. А сейчас это вроде как спорт. Если все накладные расходы на себестоимость честно отнести, намного дешевле купить в супермаркете.

— А вообще, — после долгой паузы заметила она, — существование любого человека подчиняется естественным природным циклам. На зиму мы набираем вес, запасаясь подкожным жиром, готовимся к холодам. Становимся менее активными, больше спим. Весна приносит с собой активизацию жизни. Растёт длина дня, всё ярче светит солнце. Человек худеет и, несмотря на то, что ослаблен зимой, начинает больше двигаться. Хочется любви, секса, счастья. В это время легче всего переоценить свои силы и заболеть. Лето и ранняя осень — пора здоровья, радости, достижений. Поздней осенью, холода и нарастание ночи заставляет вновь готовиться к зимней спячке.

— Да, — согласился Орлов, — но ведь законам природы всегда была подчинена и хозяйственная жизнь человека. Где-то эта зависимость выражалась крайне резко. Если во время двухнедельной путины туземные племена Камчатки или Аляски не успевали заготовить рыбы, мало ли что: война, стихия, люди были обречены на голод, а то и на    вымирание.

В России же производственный календарь был расписан по дням, если не по минутам. Снег сошёл — посевная, следом — покос, заготовка сена. Затем уборка зерновых, льна, картофеля. Становясь горожанами, люди не отрывались от земли, заменив поля дачами. Каждый знал, где и как хранить свёклу и морковь, как готовить к посадке картошку. Помидоры же растут у нас очень плохо. Поэтому консервировали их не в марте, когда они созревают лишь в теплицах и стоят, как парное мясо. А в октябре, те, что привозят издалека, и продают по цене «рупь — ведро».    

            — Как он там? — Ольга движением головы указала на Хацаева.

            — Лежит, не шевелится! — ухмыльнулся Лев, — похоже, ты не пожалела аэрозоля.

            Бесшумно проехав по дачному посёлку, соратники быстро вырулили к искомому дому. Открыв ворота, подогнали джип к большому дощатому ангару, в котором отец Кравцовой берег свою машину от дождя и ветра. Лишь поставив «Тойоту RAV-4» в ангар, они смогли немного расслабиться. Ольга откинулась на спинку сидения, закрыла    глаза. Затем, вновь собрав волю в кулак, она    твёрдо сказала.

               — Этого урода надо в подвал!

                Они подхватили пленника как бревно и с трудом втащили в дом. Кравцова достала ключ, и открыла тяжёлый амбарный замок, висящий на ведущей в подвал прочной железной двери. Бетонная коробка сразу напомнила Орлову чеченский зиндан.

            — Блин, — с удивлением спросил он,    слегка пнув ногой неподвижное тело, — твой папочка, специально, что ли, строил этот склеп для таких парней?

            — Да нет, — улыбнулась подруга, — я же говорила, страх был перед голодом. От крыс надёжно защищались, от бомжей. Ну и всё такое.

            Лев спустился по лестнице в подвал, высота которого изрядно превышала человеческий рост. Выставив вверх руки, он приготовился принимать груз.

—    Аккуратней, — обратился он к сподвижнице, видя с какой непринуждённостью она «кантует» тело, — он нам ещё живым пригодится.

— Не бойся, — бодро ответила Кравцова, — они все живучие. Такого змея укусит — сама умрёт!

Благополучно опустив тело на бетонный пол, Орлов вслух подумал:

— А здесь не теплей, чем в холодильнике. Так и загнуться не долго.

— Сейчас я матрас принесу, — согласилась с доводами подруга.

Уложив связанного пленника в лишённую минимального комфорта постель, Лев поднялся наверх и следом вытащил лестницу. Вновь навесив на железную дверь — крышку мощный амбарный замок, он задумался.

— Прикидываешь, есть ли у него шансы свинтить? — спросила Ольга.

— Даже пусть ему удастся развязать руки и ноги, — предположил Орлов, — а дальше что? Долбить кулаками железо?

— Короче так, — рассудила Кравцова, — до утра он никуда не денется. Будет день — будет пища, завтра разберёмся. Надо ещё раз тщательно обследовать машину.

Среди множества трофеев, в первую очередь соратники выделили смартфон и ноутбук с    несколькими компакт дисками различного формата записи.

            — Ага, — с удовлетворением отметила Ольга, — пин-кода на смартфоне нет. Это облегчает нашу задачу.    Казалось бы, совсем недавно появились телефоны, ноутбуки, карманные компьютеры,    с биометрическими сканерами, способными идентифицировать людей по ладони. Там даже не требуется физического контакта — тепловое излучение считывается датчиком с небольшого расстояния.    А сейчас для защиты информации разработана система распознавания владельца по лицу. Процесс идентификации занимает меньше секунды. Встроенная в аппарат цифровая камера делает «фотометку». При опознании необязательно смотреть в объектив камеры именно под тем углом и с того расстояния, как при записи «фотометки».

— А пароль на ноутбуке? — тревожно спросил Лев.

— «Элементарно Ватсон», — ухмыльнулась Кравцова, включая ноутбук, — так, слово — подсказка «война». Ну, что для правоверного мусульманина может означать это слово? Конечно же, джихад!

— Так что, — Орлов потянулся к сенсорному экрану тачпаду, — начнём с «Аллах Акбар»?

— Пока других предложений не поступало, — бодро ответила Ольга.

— Чем-то эта фраза ему не нравится, — с недоумением спросил подругу Лев, видя отказ компьютера на пароль, — а как насчёт «У-алла-акбар» или «Иншалла-а»?

Однако результат не менялся.

— Чёрт побери, — с возмущением произнесла Кравцова, — как мы сразу не догадались: ведь там нигде не стоят восклицательные знаки!

— Точно! — радостно выкрикнул Орлов. Пальцы тут же скользнули к клавиатуре.

Однако ни один из вариантов, несмотря на разное количество восклицательных знаков, не являлся паролем.

— Отбой, — скомандовал Лев, — по-моему, мы зарапортовались. Давай посидим в тиши и без суеты подумаем.

— Слушай, минут через пять с сомнением уточнила Ольга, — а ведь войну против русских в девятнадцатом веке горцы называли не джихад. А каким-то другим словом. Я точно помню. Значит, есть отличия и в самом смысле?

— Давай в энциклопедию заглянем. — Предложил Орлов, тут же переходя к стоящему на соседнем столе компьютеру. — Может быть, ниточка и потянется?

        — Так, джихад, — прильнул он к монитору, — буквально: усердие, рвение. Предписание ислама, предусматривающее его распространение и утверждение, вплоть до так называемой «священной войны» против иноверцев — газавата.

        — Понимаешь, — тихо, словно боясь вспугнуть удачу, проговорил Лев, — только «предписание,    предусматривающее    распространение».    А сама «священная война» — это газават.

— Неужели всё так просто?! — с изумлением прошептала Кравцова. Через несколько секунд пароль был взломан.    

Затем Лев «пролистал» книжку телефонных номеров смартфона.

— Прикинь, — ухмыльнулся он, — при каждом номере не только имя, но и фотография. У них там что «Асися — это любовь?»

— Ага, сейчас мы их и проверим на вшивость. — Сделав несколько манипуляций с клавиатурой, Ольга разочарованно отложила трубку в сторону. — Не хотят господа чеченцы становиться потребителями новейших технологий. Что ж, придётся в светлое будущее тащить их за волосы!

— Ты о чём, — не понял Орлов.

— О том, что Земля имеет форму саквояжа, — пошутила она, — смотри. Услуга автоматического определения местонахождения абонента АОП действует так. Допустим, и ты и я подключились к системе АОП. Я просто посылаю тебе SMS — сообщение и тут же получаю ответ с указанием твоих координат на местности. В чём преимущества? Ребёнок со школы задержался — проверь, где он. Туристам, грибникам — раздолье.    

А для лиц этой самой национальности вообще прорыв. Выхватили менты из толпы, ни пять, ни шесть, и в обезьянник. Ну, мобилу дежурный отобрал, чтоб клиент не умничал, и царапает бумажки. Кореша из диаспоры раз звонят, два, три. Ахмед (Джамбулат, Мухарби) пропал. Что делать? СМС забрасывают, координаты снимают. Ага, РОВД (ЛОМ, ОПМ) — ясный красный. И едут с бабками, связями, адвокатами. По ходу пьесы всё пригодится.

Или вышел хач из крутой тачки, до подъезда метров двадцать. А тут скины с бейсбольными битами. Бах, бах по башке. Лежи, отдыхай. Ну и валяется он, связи с ним нет. Опять же SMS-ку ему на мобилу, координаты. А он рядом, только об этом никто не знает. И выяснили бы уже в морге. Но почему наши «клиенты» это дело не просекли, не понятно. Надо им помочь.

— И как ты собираешься это замутить? — бодро спросил Орлов, не сомневаясь, что подруга найдёт соответствующий выход.

— Лев, — Кравцова с досадой развела руками, — надо срочно ехать домой. Понимаешь, соответствующая программа у меня есть. Но на флэшке. Инсталлировать её на жёсткий диск было бы до глупости опасно. Сейчас пешком выйдем на трассу, на попутной тачке доберёмся до нашей машины и уже, затем выдвинемся на квартиру.

-Тотальная «мобилизация» общественной жизни, — бодро шагая по просёлку, Ольга просвещала приятеля, — палка о двух концах. Возьмём тот же АОП. Полагаю, что ушлые американцы уже запихали это дело в брачные контракты. Допустим, муж отказался поставить на свой телефон такую услугу. Почему?!    Элементарно — чтобы изменять жене. Оттягивается он в сауне с девочками или на барбекю. Она хлоп внеплановую проверку. Накладывает точку на карту. Есть контакт: вот где у вас, господа хорошие, совещание проходит!

— Слушай как у Оруэлла в «1984» с «телекранами» получается, — заметил Лев, — но там ведь беспробудный тоталитаризм. А «мобилизация» в увязке с Интернетом вроде бы вершина достижений «свободного общества».

— Диалектика, — усмехнулась Кравцова, — люди ни при каких условиях хорошо жить не желают. Видно так уж устроен человек. Возьмем, например тот же рай. Чего им там, ну Адаму с Евой не хватало?! Замутили воду и остались у разбитого корыта.

— А прослушивание салонов автомобиля? — продолжала возмущаться Ольга, — раньше это дело было под силу только спецслужбам. Да и стоило всё: извините, подвиньтесь. А сейчас аналогичную аппаратуру можно приобрести чуть ли не за копейки. И установить так, что никто не докопается. Подвёз по дороге симпатичную незнакомку, произнёс пару комплиментов, а у жены уже прямой репортаж с места событий. Хорошо, если скандал закатит и разругается. А то ведь в электронную картотеку занесёт на всякий случай. Ёмкость памяти у сменных носителей растёт как на дрожжах: «Вы, мужчина, болтайте ваши скабрезности. Тут у нас места хватит, где их разместить!»    

— Ну, а натиск видеотелефонов вообще всё ставит с ног на голову, — поддержал подругу Орлов, —    ты под постоянным контролем в режиме реального времени. Только включаешь аппарат, говорящий с тобой человек сразу видит «картинку». В офисе ли ты, в салоне машины по дороге домой, фитнес клубе, или всё-таки в постели другой женщины. А может быть, пьянствуешь с друзьями на ночном рандеву. И что тут самое ужасное, это возможность фиксации поступающей информации. Накопила женушка на муженька (впрочем, не исключён обратный вариант) достаточный объём компромата и в суд: «Давайте, дорогой, ваш, то есть наш заводик поделим. Нет, не честно, а правильно. Стены, извините, и крыша нам не нужны. Акции, как-то привычней!»

— Не так страшен чёрт, как его малюют, — спокойно произнёсла Кравцова, — извечная борьба меча и щита и здесь приведёт к зыбкому равновесию. На рынке появятся новые приложения к средствам мобильной коммуникации на манер нынешних игр. Сидишь в сауне, а собеседник получает «картинку» офиса. Завалил в салоне машины незнакомку с известной целью, а на «прослушке» идёт «деза» о мучительных поисках истины в разговоре с самим собой.

— Пожуём — увидим, — резюмировал разговор Лев.

Глава тринадцатая.

Едва выйдя на дорогу, соратники    остановили несущуюся в сторону Москвы «девятку» и вскоре, расставшись с весьма основательной суммой, оказались возле своей машины.

Спустя    полчаса они уже входили в квартиру, ставшую родным домом и для Орлова.    Ольга тут же переоделась.

— Ещё не так давно, — загружая компьютер, пояснила она, — Вася Пупкин, хакер домашнего розлива из Верхнеголодранцева, мог взломать систему защиты крутого американского банка. И выкачать оттуда столько денег, на сколько совести хватало. Но это в прошлом. Сейчас Интерпол возьмёт Васю за располагающуюся ниже спины мякоть в два счёта. И срок впаяют далеко не виртуальный. Легко вычисляется и место расположения компьютера, и его принадлежность. Да и системы предохранения совершенствуются не по дням, а по часам. Но нам банк не нужен, а только конкретная сеть сотовой связи. По Сеньке и шапка. Воровать у них особо нечего, отсюда и соответствующая защита. Сейчас мы попробуем подключить к услуге АОП лучших друзей синьора Хацаева.

— Ага, программа в исправности, — радостно произнесла Ольга, проверив содержимое, компакт диска, — будем штурмовать. Вытащив диск из дисковода, она апробировала его на ноутбуке Хацаева.

— Лев, — строго сказала Ольга, — работать с нашего компа — лишний риск. К тому же герр Хацаев предоставляет нам прекрасную возможность поработать на новейшем ноутбуке, который ни по одному из параметров не уступает имеющемуся в нашем распоряжении компьютеру.

Они вновь сели в машину, и отъехали от дома километра на полтора в глухое место рядом с промзоной. После недолгих усилий Ольга, оживленно ударив себя по колену, торжествующе вскрикнула:

— Есть контакт!

Манипулируя тачпадом и клавиатурой, от неимоверной интеллектуальной нагрузки она тяжело дышала и тихо постанывала. С удивлением и даже благоговением Орлов наблюдал за подругой. Её глаза горели огнём страсти, руки слегка дрожали, губы непрерывно шептали неуловимые на слух слова. Со стороны она была крайне похожа на одержимую.

Наконец-то справившись с работой, Кравцова склонилась набок и откинула голову на ноги сидящего рядом друга. Орлов провёл ладонью по её лбу. Кожа и даже волосы были мокрыми. Он нежно погладил девичье лицо. Руки непроизвольно скользнули по груди, животу, опустились ниже. Лев почувствовал, что непрерывное, длящееся уже более восьми часов духовное и физическое напряжение, требует немедленной разрядки.    Желание охватило их тела в один миг.

— Мы их сделаем, Лев, — потянувшись губами к губам, с придыханием произнесла Ольга, — и сделаем ещё не раз. Иди же ко мне!    

Она подалась бёдрами вперёд. Лев почувствовал дрожь её жаждущего неги тела, прерывистое горячее дыхание. Они слились в порыве необузданной страсти, обжигая друг друга пламенем любви. Сплачивающее их в единое целое, глубокое взаимопонимание, общность мыслей и дела дали невообразимый всплеск сексуальной энергии. В эти мгновения Орлову казалось, что он готов умереть от счастья. Бурная страсть выплеснулась волной безумного, нечеловеческого наслаждения. А затем наступили долгие минуты тихой радости, нежности, спокойного счастья.

Ольга пришла в себя первая. Со смущением, разыскивая разбросанную по салону автомобиля одежду, она как могла, привела себя в порядок. Взяв в руки мобильник Хацаева, она вывела на дисплей выбранное наугад имя из записной книжки.

   — Шахид, — ухмыльнулась Кравцова, — ну и имечко, следующий будет, Джихад, а третий Газават? Полный блин,    кондоминиум!

Эсэмэска тут же ушла по указанному номеру. Шахид на ночь телефон не отключил и сигнал сработал. Получив точные координаты владельца телефона, соратники тут же обратились к базе данных по налогоплательщикам. Поиск дал следующие результаты. Шахид Алхазурович Алдамов проживал совсем недалеко от Ильберда Хацаева и работал его замом во всём том же ООО «Сегмент». «Поставив на учёт» Алдамова, сподвижники вновь обратились к списку телефонов.

Человека по имени    Джихад там всё-таки не оказалось. Однако, услышав слово «Хиззир», Орлов встрепенулся.

— Покажи фотографию! — Лев с волнением обратился    к Ольге.

— Он, точно он! — внимательно вглядываясь в дисплей, твёрдо произнёс Орлов, — этот одноглазый был там, на Ериках. Я ударом палки сломал ему ключицу.

Контрольная эсэмэска выявила, что Хиззир находится вне зоны досягаемости сети. Это временно обрывало все нити дальнейшего поиска.

— Боюсь, — после паузы задумчиво произнёс    Лев, что Хиззир является ключевой фигурой в этой игре. И он вместе с Дарьей уже далеко от Москвы. Дай Бог, чтобы я ошибался!    

— Давай, — стараясь отогнать, прочь тревогу предложила Ольга, — пройдёмся по записной книжке.        

Умалт Джабраилович Татаев, как и господин Алдамов,    оказался порядочным    семьянином. И никаких проблем с ним не возникло. Таким образом, где последовательно, а где и перепрыгивая через неудобные в конкретной ситуации номера, Орлов набрал семь человек для дальнейшего «сотрудничества». С остальными же всегда можно было продолжить работу, если в этом возникнет необходимость.

— Давай переедем куда-нибудь в сторону, — предложила Кравцова, — долго стоим на одном месте, лишняя засветка.

Найдя местечко укромнее, Ольга пояснила.

— Надо проверить все файлы в памяти ноутбука и на компакт-дисках. Это дело откладывать нельзя. Вдруг выплывет что-то важное. Чтобы потом не пришлось как в той поговорке: «хватай мешки, вокзал уходит».

— Ну да, — поддержал Орлов, — типа: «Я теперь люблю Отечество, а красавиц не могу». Будем добивать до конца.

Ни один из файлов ничего интересного не показал. На дисках тоже были записаны или фильмы, или музыка.

— Странно, а это что за болванка? — Установив диск, Ольга в первую очередь проверила параметры «Свойства». — Объём информации всего тридцать килобайт! Это же максимум половина книжной страницы текста! И что тут такого масса Хацаев от нас таит?

Она открыла файл и от удивления разинула рот. Затем ещё несколько раз тщательно перепроверила данные.

— Это невозможно, — трясущимся голосом прошептала Кравцова, — неужели так может повезти?! Нет, это нереально. Я, конечно же, ошибаюсь!        

— Что там? — тихо, будто зачарованный спросил Орлов.

— Спокойно, Лёва, спокойно, — прошептала Ольга, — не вспугни птичку!

Она неотрывно смотрела на дисплей, словно на великое божество, боясь сделать хоть одно лишнее движение. А затем,    осознав, что немыслимое чудо всё-таки возможно, тихо, почти шёпотом, сказала.

— Лёва, не исключено, что скоро у нас появятся полляма.

— В каком смысле? — не догадываясь, что речь идёт о деньгах, спросил Орлов.

— Полляма баксов, — с лёгкой растерянностью произнесла Ольга, и более уверенно добавила, —    если мы не будем щёлкать клювом, то, самое позднее через пару дней, сможем принести их из банка в простой хозяйственной сумке. Как тебе такой вариант?!

-Я «за», — подыгрывая подруге, в тон ответил Лев, — деньги нам не помешают. Для того чтобы вызволить из беды Дарью, они понадобятся срочно и в большом количестве.

— Тогда нам остаётся немного вздремнуть до утра, — подвела итоги ночной операции Ольга, — проснувшись, мы направимся на площадь трёх вокзалов. В этом гадюшнике, я думаю, найти подходящего для нашего дела человека будет легче всего.    

Они тут же вернулись на квартиру. Прижавшись к подруге под одеялом, уже засыпая, Орлов в недоумении спросил.

— Не укладывается в голове, как в принципе можно заставить чужой компьютер выполнять твои команды. Но ты же подключила чеченцев к АОП?

— В общих чертах, — стараясь сформулировать основную идею как можно проще, пояснила Кравцова, — это выглядит так. В Windows существует функция «удалённый помощник». Допустим, по ходу работы у тебя возникли не решаемые проблемы. Активизировав эту функцию, можно через сеть соединиться с владельцем любого другого компьютера и попросить помощи. И этот человек со своего компьютера проведёт настройку твоего. В это время он имеет полный доступ ко всей информации, содержащей в твоём компе.

Если ты позвал на помощь друга и, безусловно, доверяешь ему, то никаких вопросов не возникает. Но через сеть в твой компьютер может попасть вирус. Здесь прослеживается определённая аналогия. Ну, как в варианте, использованном эллинами при захвате Трои. Поэтому такие вирусы часто называют Троянскими конями. Вирус может сам включить функцию «удалённый помощник». И заставить твой компьютер выполнять чужие команды. Что и было успешно осуществлено нами в сети сотовой связи. Справившись с задачей, вирус обычно самоликвидируется. При необходимости он может уничтожить всю базу данных поражённого компьютера. Но в нашей ситуации делать этого наоборот было нельзя. Вирус исчез по-тихому.

— Теперь понятно? — сквозь зевоту спросила Ольга.

— Всё гениальное просто, — ещё крепче обнимая    подругу, задумчиво ответил Лев.

Сильная, смелая, красивая, умная: она служила живым воплощением идеала. Его идеала. Засыпая, он улыбался во сне. Счастье находилось рядом, и имя ему было Ольга.

***

               Едва проснувшись, Ольга отправилась на кухню, поручив другу ознакомиться с утренней подборкой    новостей.    

           — Смотри, смотри! — возбуждённо прокричал Орлов, указывая на экран.

           — С чего ты такую панику поднял, — с недоумением спросила Кравцова, входя в комнату, — конец света что ли?

           И тут же замерла в полной неподвижности. Шёл репортаж о том, как спецслужбы провели успешную операцию по разгрому отряда из «школы смертниц» в горах на юго-востоке Чечни.

           «Её выпускницы, — сообщал репортёр, — устраивали кровавые фейерверки по всей стране. Попавшие в плен «школьницы» подтвердили, что на базе, местоположение которой так до сих пор и не установлено, одновременно    обучается около тридцати «сестёр» в возрасте от тринадцати до двадцати пяти лет».    

        «Идейных» учениц, — пояснял комментатор, — из числа вдов погибших боевиков    немного. В основном туда попадают не по своей воле, а особо ценятся девушки славянской внешности».    «Их завлекают обманом или похищают, — цитировал он несостоявшихся шахидок, — а назад уже не вырваться».

           Крупным планом были показаны лица убитых террористок. Некоторые из них обладали типично славянской внешностью.

           — Нет, это невозможно! — будто заклинание прошептала Ольга, — Лев, я не верю, что подобное может случиться и с ней!

           Орлов подошёл к подруге, крепко обнял её, нежно погладил по голове.

            — Оленька, — твёрдо сказал он, — мы сделаем всё, что в наших силах. И даже больше!

Вскоре, приступая к    реализации заранее намеченного плана, они выехали в сторону трёх вокзалов. Стараясь хоть как-то отогнать дурные мысли, Кравцова обратилась к сподвижнику.

            — Что мы вчера вечером говорили о цикличности жизни?

            Осознавая значимость беседы, Лев вернулся к прерванной теме.

            — В глубокой связи с природой всегда воспринималась и религия. Рождение Бога в момент, когда после зимнего солнцестояния начинает прибывать солнечный день, кажется естественным и логичным. И Пасха, и двунадесятые праздники: Рождество, Крещение, Вознесение, Троица плотно привязывались к реалиям жизни. Тот же Покров Пресвятой Богородицы. «Покроет землю снежком, а невесту женишком», — не задумываясь, произносили люди. И даже не догадывались, что повторяют мощную кодированную установку.

           — А сейчас в мегаполисе, — с тревогой заметила Ольга, — человек окончательно оторван от природы. Даже косвенно. Круглый год на рынке свежие фрукты и овощи. Они не вянут, не гниют, лежат, чуть ли не вечно и всё время имеют привлекательный вид. Ладно, мы    в курсе, что это продукты генной инженерии. А каково тем, кто не понимает, да и не хочет вникать? Уже в январе свежая картошка, которая чуть дороже, чем прошлогодняя. Я же знаю, что ни в Фергане, ни в Ленкорани к этому времени она не вырастет. Из Марокко привезли! А арбузы в начале июня? В Астраханских бурунах в это время только семена в землю опустили. Ждут конца августа.

Показался Ленинградский вокзал. Припарковав машину на платной автостоянке, соратники направились к находящейся в сотне шагов железнодорожной платформе «Каланчёвская». Рядом с кассами располагался пункт приёма стеклотары и алюминиевых банок, который действовал круглосуточно. Данное обстоятельство давало «фирме» весомые преимущества перед конкурентами.

Ведь любой социально деградировавший тип начинает работу по поиску и сдаче вторсырья лишь в тот миг, когда окончательно исчерпаны все наличные. А такая ситуация может сложиться (а чаще всего и складывается!) в самое неподходящее время. Например, в три часа ночи. Среди московских деклассированных элементов «точка» пользовалась особой популярностью. Завсегдатаем здесь был и родственник Орлова Семён Павлович.

Внимательно осмотрев очередь, состоящую из неопохмелённых бедолаг, Ольга в растерянности обратилась ко Льву.

— Как ты думаешь, кого выбрать? Рожи у всех, блин, одно дебильё!

— В этот миг в десяти шагах от них послышалась какая-то возня. Трое люмпенов, о которых вполне уместно сказать «на ладан дышат», неумело пытались мутузить четвертого. Физическая немощность не позволяла им наносить удары. Поэтому они хватали жертву за руки, за одежду, пытаясь то ли повалить на землю, то ли стукнуть о стену. В конце концов, одолев противника измором, насильники всё равно добились бы своего.

Со стороны действо выглядело мерзко и противно. Всё это являлось проявлением другой, практически параллельной жизни. Но Льву и Ольге крайне важно было найти точку пересечения почти не соприкасающихся миров.

— По-моему, это то, что нам надо, — с лёгким сомнением произнёс Орлов.

— Давай попробуем, — согласилась подруга.

Устремив на толпу преисполненный решимости взгляд, она, опережая Льва, бесстрашно ринулась в самый центр круга.    В один миг вдвоём они разбросали насильников в стороны. Выбрав на вид самого крепкого из них, Кравцова остановила его увесистым толчком в грудь и с вызовом проговорила.

— Ты чё бычишься! У тебя проблемы или ты хочешь ими обзавестись. Давай вали отсюда, а то на карачках поползёшь.

Бродяга быстро сообразил, что с вновь прибывшими бойцами его команда, явно, находится в разных весовых категориях. Он тут же решил перевести конфликтную ситуацию в более подходящее в изменившихся условиях русло. Надеясь на выгодных для себя позициях превратить побоище в «толковище», он интуитивно ловил общий тренд.

— Я чё, я ни чё, — добавив в имидж простоватости, он попытался доступно изъяснить свою точку зрения, — но по-любому долги надо отбивать. Он только нам штукарь не отдаёт. Но это мелочи. Так он же и Ахмеду четыре куска должен. А за такое режут без базара. Ну, нам-то Ахмед по барабану. Пусть возвращает положенное и все дела. Больше и трещать-то не о чем.

— Сколько ты им задолжал? — Орлов строго посмотрел на измученного туберкулёзом мужика.

— Триста, — не моргнув глазом, ответил он.

— А они утверждают, что тысячу!

— Так это ж по счётчику, — вмешался в разговор босяк, которого сами обстоятельства выталкивали на роль руководителя группы. Он уже начал соображать, что возможность возврата долга становится вполне реальной.

— Ну, мужики, у вас    тут крутизна! — Едва сдерживая улыбку, произнес Лев. — Триста — долг, семьсот — проценты. Чистая мафия!

— Короче ты, — он грубо обратился к «жертве», — ты, где прописан?

— На Сетуни, — с определённой гордостью ответил люмпен.

— Паспорт с собой? — не снижая натиска, допрос продолжила Ольга.

— Здесь, — не сомневаясь, что должен подчиниться этой дерзкой властной девице, бродяжка сразу полез в карман за документами.

— Ага, — пролистав паспорт, Ольга с удовольствием отметила, — значит, ты Вениамин Владимирович Поликарпов, 1964 года рождения у нас москвич. Только, скажу я прямо, приятель, устаревшей модели. Не выше четыреста двенадцатой!

— В общем, так, парни, — обратилась она к замершим от неожиданности бомжам, — вот вам пятьсот рублей наличными и закроем тему. А гражданина Поликарпова мы из оборота вторичной стеклотары временно изымаем.

Всучив «вожаку» деньги, Орлов весело произнёс.

— Что ж, господа, концерт окончен, можно расходиться.

— Веня, — обратился он к спасённому от растерзания босяку, — есть предложение. Мы хотим помочь тебе рассчитаться и с Ахмедом тоже. Но нужны кое-какие шаги и с твоей стороны.

— Видишь вон, — Лев указал рукой, — большими буквами написано «Банк». Ты же читать умеешь? Похоже, вообще, бич! Ну, я имею в виду бывший интеллигентный человек. В общем, так: в банке этом у нас есть определённые дела. Тебе же надо просто при этом присутствовать. Ну, ещё пару раз свои закорючки поставишь, типа, роспись. И за это получишь двести баксов. Хочешь рублями по курсу. Для анализа,    на всякий случай, напомню, что за сумму, которую ты задолжал Ахмеду, «режут без базара».

— Да кто же меня в таком виде в банк пустит? — бродяжка, ухмыльнувшись, окинул себя взглядом.

— А мы тебя сейчас подрихтуем, — Ольга достала семьдесят рублей и всучила их люмпену, — давай дуй в душ. Как в здание вокзала входишь, сразу направо и за лестницей вниз. Там и мыла кусок дадут. А полотенце тебе ни к чему, и так обсохнешь.

Через четверть часа Вениамин вышел посвежевшим. Трёхдневная щетина вполне соответствовала модной небритости в стиле «обаятельный мерзавец».

— Ну вот, расцветаешь на глазах, — Ольга с удовольствием отметила произошедшие изменения, — сейчас мы тебя приоденем.

Ближайший магазин «секонд-хенд» оказался немногим дальше душевой. В тёмно-зелёном пиджаке, коричневых велюровых брюках и джемпере пастельных тонов Вениамин стал почти неузнаваем. Его выдавали лишь старые туфли. Но покупать новые соратники не сочли нужным. Лишние расходы были просто ни к чему.

— Теперь ты уже скорее не бич, а ич, — пошутил Лев.

— Это как? — не понял бомж.

— Сейчас мы его интеллигентность и проверим. — Кравцова вновь строго посмотрела на Вениамина. — Ты когда последний раз зубы чистил? Ладно, носки старые выбросил, вонь свою смыл, а изо рта несёт как из помойки. На, классную таблетку леденец. Освежит дыхание, как в рекламном ролике.

— Давай, соси! — Прикрикнула она на сомневающегося бродяжку. — Что стоишь, как недотраханный?

Веня несмело положил таблетку в рот. Постояв в раздумье, он все-таки принялся за дело. Осознав, что травить его никто не собирается, бомж хитровато ухмыльнулся. И отметил про себя, что ещё ни разу не видел, чтобы двести долларов валялись на улице.

— Ну, пошли, — распорядился Орлов, — время не ждёт.

Уже через несколько минут поведение Вениамина стало меняться прямо на глазах. Он сделался необычно болтливым и хвастливым.

— Ты смотри, действует! — улучив момент, тихо произнёс Лев.

— Химия — чудесница, — дежурным слоганом начинающего журналиста, ответила соратница, — я в эффективности препарата была уверена не больше тебя. Лежал в заначке, не успела выбросить. Если с этим мудаком прокатит, предложим и Хацаеву. Ты же сам видишь, сомнение в собственной компетенции человек начинает воспринимать как личное оскорбление.    

— Веня, — Орлов задумчиво обратился к люмпену, — а ты ничего не перепутаешь, потянешь?

— Да ты что, — искренне возмутился бродяжка, — я, что придурок какой? Подумаешь — расписаться! Вениамин Владимирович Поликарпов, смею доложить вам, в своё время окончил радиотехнический институт. Да радио! И уж расписаться, будьте покойны, сумеет.

— Ну и ладушки, — Лев одобрительно хлопнул его по плечу, подмигнув сподвижнице.

Открытие виртуального счёта прошло просто и гладко. Миловидная девушка прочитала Вениамину небольшую лекцию о преимуществах данного направления банковского дела. Направив хорошо поставленный «честный и открытый» взгляд в лицо клиента, она душевно изъяснила.

— Вы сможете с помощью системы Интернет — банка переводить средства и отслеживать банковские операции по своим счетам. Покупать и продавать безналичную валюту, платить за доступ в Интернет, рассчитываться за коммунальные услуги, счета операторов сотовой и пейджинговой связи.

Веня смотрел на банковскую служащую с нескрываемым презрением. Она говорила о банальных вещах, и без того понятных каждому глупцу и недоумку. Лишь природная скромность не позволяла ему сказать: «Хватит гнать пургу, ты меня, что за полного идиота держишь?!» Он лишь понятливо кивал, с превосходством осознавая, что сможет без малейшей заминки поставить подпись туда, куда надо. И не какую-нибудь закорючку. Выйдет не хуже, чем у министра!

— Стоимость услуги, — продолжала отрабатывать зарплату миловидная девушка, — на сегодняшний день колеблется в пределах от десяти до ста рублей. Деньги снимаются в качестве комиссии. Но её размер уже сейчас значительно ниже, чем в обычном отделении. Однако в ближайшее время наш банк намеривается вообще отказаться от взимания оплаты за проведения операций. Предложить такой бонус мы сможем уже в следующем месяце. Кроме того, ставки для виртуальных клиентов по каждому виду депозитов выше, чем при обычных вкладах. И это не удивительно. Ведь банк, в конечном итоге, неплохо экономит на обслуживании Интернет — клиентов.

После оформления соответствующих бумаг на счёт было внесено пятьдесят долларов, а Веня получил на руки, занесённую на компакт-диск систему цифровых подписей, которые необходимо было вводить при каждом сеансе.

Покинув    банк, соратники изъяли у Вени диск, а взамен он получил обещанное вознаграждение.

— Ну, прощай, приятель, — Орлов панибратски хлопнул бродяжку по плечу, — не обзаводись большими долгами, это очень вредная привычка!

***

Едва босяк удалился, Ольга напомнила другу план дальнейших действий.

— Кроме господина Поликарпова, нам необходимо добавить к цепи ещё одно звено. Слабое звено! Ибо на нём цепь и оборвётся. Есть одна старушенция на заметке. Короче, у неё башню сорвало на почве классовой борьбы. А по бумагам умнейший человек. Ну и там заслуженная, ветеран и всё такое. Надо ехать прямо к ней.

— Оно ведь как в жизни? — Выруливая со стоянки, развила мысль Кравцова. — Сколько хитромудрых обзавелось различными справками, один Бог знает. По крайней мере, хоть на это я надеюсь. Но дураков, которые по документам умнее умных, ещё больше. Возьмём тех же алкоголиков. Любой из них, кто до сорока лет    дотянул, однозначно инвалид. А бумаг-то соответствующих нет. Для того чтобы весь этот ворох окучить, я уже о взятках и не говорю, необходимо несколько дней подряд оставаться трезвым. Но это просто не реально!

        — Чтобы выжить в мегаполисе, — заметил Лев, — надо совсем немного умений и навыков. Достаточно просто научиться зарабатывать деньги. А здесь море вариантов. Много ли людей вокруг нас занимается производством реальной продукции, которую можно пощупать и взвесить? Едва ли каждый десятый!

        — Остальные, — ухмыльнулась подруга, —     менты и воры, артисты и охранники. Торгаши и профессиональные нищие, как наш Веня. Гадалки, экстрасенсы и прочие специалисты разговорного жанра.

        — Человеку вполне хватает небольшого объёма знаний в конкретной области, — развёл руками Орлов, — а остальное ему по барабану. И тут огромная опасность духовного, да и интеллектуального оскудения. Если не одичания! Полностью оторванный от природы, животных и растений, человек помещён в среду из высоких технологий, принцип действия которых ему неведом.    

        — Это точно, — согласилась Кравцова, — чтобы управлять компьютером, надо просто научиться двигать мышью и немного уметь стучать по клавиатуре. То же самое и мобильники, другая мультимедийная техника. В этом мире вполне можно выжить без знаний законов математики, физики, химии, даже    обойтись без таблицы умножения и    навыков счёта.

Они подъехали к ожидающей сноса «хрущёбе»,    быстро нашли нужную квартиру на первом этаже. Обшарпанный, загаженный подъезд был расписан призывами нацболов и скинхедов. Символика лозунгов ещё раз подтверждала, что ненависти крайне нелегко удержаться в определённых рамках. Как классовых, так и расовых. Убедившись, что дверной звонок приказал долго жить, Ольга решительно постучала в некогда крашеную дверь.

— Кто там? —    раздался скрипучий старческий голос.

— Клавдия Петровна! — Голосом связного периода революции 1905-1907 годов, произнесла Кравцова.    — Мы от товарища Астахова.

Послышалось шараханье, в замке загремел ключ, дверь приоткрылась на размер цепочки. Сухонькая сгорбленная старушка окинула незнакомцев колючим преисполненным недоверия взглядом и с сомнением уточнила.

— А где товарищ Красовский?

— Его взяли, — всем видом показывая непереносимую душевную боль, ответила Ольга, — но из ЦК прислали связного. Теперь всей операцией будет руководить Марк Наумович Астахов. Откройте, пожалуйста, быстрее.    

           Тщательно проанализировав свои фантасмагории и сравнив их с новыми данными, Клавдия Петровна после долгих раздумий всё же впустила в квартиру незнакомцев. Впрочем, вполне возможно, что она «узнала» их. Ведь типажи её бредовых изысков могли найти собственное отражение и в реальной жизни.

— Клавдия Петровна! — не снижая уровень психологического прессинга, Кравцова продолжила «беседу» в прежнем ключе, — многие первичные ячейки разгромлены, из ЦК пришла инструкция о переводе всей организации в подполье. Мы должны спасти кадры. Кадры решают всё!

— Если враг не сдаётся, его уничтожают! — Ключевыми фразами, Ольга продолжала направлять воспалённое сознание «соратницы» в нужное русло. — Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме.

Увидев определенное «просветление» на лице старушки, Кравцова, перешла к следующей фазе операции. Указав на Орлова, она, понизив голос до шёпота, провещала.

— Товарищ Железняк прибыл специально для того, чтобы спасти деньги партии. В дерзкой, преисполненной революционного бесстрашия операции доверено участвовать и вам. Это великая честь, Клавдия Петровна! Сражаться за светлые идеалы и победить в борьбе, разве не этого жаждет каждый истинный революционер?!    

— Деньги партии? — Старуха пыталась понять, о чём идёт речь. — Деньги партии?

Она неоднократно и читала и слышала об этих мифических деньгах. Данную тему везде и всюду раздували «дерьмократы», «подлые прихвостни олигархов». Столь удобным жупелом ещё несколько лет назад, пугая «электорат», размахивали продажные СМИ. В душе она всегда верила, что в партии нашлись здоровые, устоявшие перед вирусом предательства и пораженчества силы, которые смогли спасти финансовые ресурсы для будущих побед. И вот теперь выбор пал на неё, «товарища Игнатьеву». Гордо вскинув подбородок, она твёрдо произнесла.

— Каким оружием мы располагаем?

— Операцию будет контролировать группа прикрытия. Наше же с вами оружие — это ум, — немного подумав, Ольга добавила, — честь и совесть эпохи.

— «Кто — кого», «они и мы», «тот, кто не с нами — против нас»! — Кравцова продолжала зомбировать сознание «сподвижницы».

Лев вспомнил шутку, имевшую широкое распространение ещё в школе. Особенно удачно она выходила у Стаса. Щёлкнув каблуками и ударив себя рукой по сердцу, он выкидывал её вперёд и вверх в нацистском приветствии со словами «Аллах Акбар!». Очевидная нелепость происходящего никого не смущала. Любой из находящихся рядом одноклассников тут же замыкал два противоположных полюса в единый круг фразой: «Воистину Акбар!»

Молодёжь всегда интуитивно смотрит дальше предшествующих поколений. Сегодня никого не удивляет слово: «красно — коричневые». А смог бы хоть кто-то осмыслить его 22 июня 1941 года?! Лев прекрасно понимал запутавшуюся    в идеологической паутине старуху. Она принадлежала к поколению, которому сказали: «Вы жили глупо и бессмысленно. Вы прожили зря! Весь двадцатый век для России — потерянное столетие». Не каждый    согласится с такой постановкой вопроса. И многие ушли в подполье, организовывая его хотя бы в своих душах.

Тронувшаяся на этой почве умом «товарищ Игнатьева» принадлежала к немногочисленной когорте тех, кто желал бороться за выброшенные историей на помойку идеалы не только на словах. Душевная болезнь вовсе не помешала Клавдии Петровне быстро усвоить смысл предстоящей операции. Уже через четверть часа она была готова выдвинуться на задание.

Модная в семидесятые годы прошлого века шляпка, приталенное серого драпа пальто и    достойные стать экспонатом любого музея обуви ботинки. Всё это наделяло    хозяйку наивным изяществом, выталкивающим из глубин памяти на поверхность сознания народную мудрость «что млад, что стар».

Глава четырнадцатая.

Оставаясь верной своей манере «бережёного Бог бережёт», Ольга для поездки в банк предпочла даже не такси, а услуги частника. Преднамеренно был выбран не самый известный и не самый надёжный банк. Миловидная девушка, напоминающая сестру — близнеца той, что «читала лекцию» бомжу Вене, с достойным подражания энтузиазмом объяснила «товарищу Игнатьевой» огромные, просто невообразимые преимущества Интернет — банкинга.

В эти минуты Клавдия Петровна была похожа на несгибаемого большевика Камо, готового перенести самые чудовищные пытки царской охранки и работающих на неё психиатров. Она блестяще справилась с задачей, не допустив ни единой ошибки. Когда все бумаги были оформлены, Кравцова подошла к заведующей отделением и, обворожительно улыбаясь, сказала.

Сегодня на счёт Игнатьевой придут полмиллиона долларов. Она хотела бы снять всю сумму сразу. Я понимаю, такого количества наличных в свободном обороте может и не быть. Поэтому мы решили заказать деньги заранее.

Заведующая, долго и с нескрываемым недоверием осматривала Ольгу.

— Раньше, чем через неделю ничего не получится, — решительно произнесла она, — и на то есть немало веских причин. Важнейшая из них: мы не имеем никакой уверенности в легальном происхождении этих денег.

— Что ж! — обрезала собеседницу Ольга, — значит, деньги придут просто в другое учреждение!

— Вы меня не совсем поняли. — Пошла на попятную сотрудница банка. — Но нельзя не учитывать того обстоятельства, что мы сильно рискуем. И какие проблемы возникнут у нас после завершения операции, никто не знает. Вы же со своей стороны проделали свою часть акции так, что свели долю риска к нулю. Вполне разумно и вам взглянуть на весь комплекс формирующихся вопросов нашими глазами.

— Хорошо, — согласилась Кравцова, — допустим, я уже посмотрела. И как должно выглядеть компромиссное соглашение?

— Назовите точно сумму, которая перейдёт на счёт, — почуяв запах удачи, заведующая автоматически изменила манеру изложения мыслей.

— Полмиллиона долларов, — без всякой интонации ответила Кравцова.

— Я думаю, что за двадцать пять тысяч мы найдём в себе силы закрыть глаза на очевидно криминальный характер их происхождения.

— Пусть будет так, — с наигранной неохотой, но, ликуя в душе, произнесла Ольга, — только, пожалуйста, постарайтесь к открытию банка, мы очень спешим.

— Можете не беспокоиться, — уверила её собеседница, — это уже наши проблемы. А мы привыкли с ними справляться.

    Доставив новоиспечённую «миллионершу» домой, соратники по дороге купили ей продукты питания и настоятельно потребовали, чтобы она не реагировала на    звонки. С    согласия «верного партийца», Ольга забрала ключ от входной двери, и закрыла её снаружи. Кроме того, временно, из строя был выведен телефон.

***

Посчитав, что необходимые меры предосторожности приняты, Кравцова, взглянув на часы, произнесла.

— Так, время ещё позволяет. Заскочим на дачу, посмотрим, как себя чувствует эфенди Хацаев.

Они тут же выехали в сторону дачного посёлка. Двигались молча. Каждый думал о своём. Лев физически чувствовал, в каком колоссальном напряжении находится подруга. Постоянные мысли о пропавшей сестре могли измотать Ольгу до основания. И Орлов, надеясь развеять тревогу, вернулся к неоконченному разговору.

           — Получается колоссальный парадокс. Возьмём крестьянина былых веков. А в те годы крестьянство составляло не менее девяноста процентов населения. Так вот, для того, чтобы эффективно работать и конкурировать на рынке сельхозпродукции, ему необходим был немалый объём знаний. В области агрометеорологии, физиологии растений и животных, агрохимии, земледелия, почвоведения и других не менее важных дисциплин.

           — А много ли, — с изумлением спросила друга Кравцова, — требуется сегодня от работника, который в течение тридцати лет стоит на утюжке готовых изделий? Или, того круче, с утра до вечера ходит по привокзальной площади с висящими на груди и спине щитами. На них же написано что-нибудь вроде: «Скупка золота и драгметаллов, мобильников б/у». А ведь такую и аналогичную производственную нагрузку сегодня несут как раз те девяносто процентов населения, которые пару сотен лет назад пахали землю. Конечно, есть и интеллектуальная элита, и рабочая аристократия. Но она была и в иные века,    всегда составляя минимальную прослойку. По всему миру во всех отделениях «Майкрософт», работает не более тридцати тысяч человек. И конкретно завалили планету программным обеспечением.

       — Отрыв от природы ведёт только к одичанию, — далее развил тему Орлов, — ведь почти каждый имеет возможность хорошо жить мало что, зная. И зарабатывать на сносное существование, не особо тужась.    Человек делается ленивым, неспособным напрягаться, ставить цели и стремиться к ним. Неведение законов природы и принципов действия техники крайне распространено. Особенно заметно это при переходе к управлению техникой от кнопок и рычагов к голосовым командам. Создаются просто идеальные условия для обожествления машин.    

        — Это точно, — согласилась Ольга, — такой вариант прокручивал ещё Джек Лондон. Так у него паренек, обслуживающий динамо-машину принял её за Бога. Материальная база для    духовного кризиса в наши дни нарастает спонтанно. Не сегодня-завтра не люди будут управлять машинами, а машины людьми. Типа, холодильник по команде компьютера не выдаст тебе кусок мяса. Потому что тот же компьютер    составил    для тебя диету. Основана же она на анализах твоей крови и мочи. И машина лучше тебя знает, что тебе сегодня положен салат из тёртой редьки без соли и чай без сахара.

        — Я уже не говорю о том, — ухмыльнулся Лев, — что роботы, а следом за ними киборги вытеснят безвольных, пассивных людей сначала из производства, а затем и из жизни вообще. Это уже из области фантастики

Показался дачный посёлок. Остановив машину, Ольга включила трофейный ноутбук. Вскоре    она радостно вскликнула.

— Если бы Веня знал, каким богачом он сейчас является, точно голова пошла бы кругом. Но как поётся: «Ты беременна, это временно!»

— Нет, — поправил её Орлов: «Жениха хотела, вот и залетела!»

— Тоже неплохо, — не отрывая пальцев от клавиатуры, согласилась подруга, — так и Поликарпов, калиф даже не на час, а на минуту. Если быть точным, то и того меньше. Нет у него на счету уже ни цента, все перешли Клавдии Петровне. Ну ладно с бабками определились, теперь можно смелее беседовать с камрадом Хацаевым. Деньги, как бы ни ёрничали на эту тему те, у кого их не было, и нет — это, всё-таки, сила. А чеченцы силу понимают лучше всего. Ну, а по крупному счёту, только её и признают.

В первую очередь соратники решили осмотреть пленника. Открыв дверь — крышку, Лев включил в подвале свет. Хацаев лежал в позе эмбриона, явно стараясь сохранить тепло тела. Руки и ноги чеченца оставались прочно связанными, и Орлов рискнул опустить лестницу вниз. На всякий случай, Ольга приготовила баллончик с газом. При возникновении опасности, можно было напустить аэрозоля в подвал и усыпить обоих, а затем вытащить Льва на поверхность.

Хацаев находился в плену уже более полусуток. Его руки и ноги основательно затекли, тело сделалось слабым, безвольным. Укрепив на глазах чеченца тугую повязку. Лев разрезал ножницами скотч на лице и лишь после этого заговорил.

— Ильберд Ваитович Хацаев! Ты и работающие с тобой люди похитили Дарью Кравцову. Не секрет, что она может быть отправлена в Чечню для прохождения обучения на одной из баз террористов. Нам многое известно. Например, на каком из открытых на твоё имя банковских счетов лежат полмиллиона долларов.

При этих словах чеченец дёрнулся, злобно сверкнув глазами. Однако он так и не проронил ни слова.

— Так же располагаем мы полной информацией и о господах Алдамове, Татаеве и многих других. Место жительства, работы, семейное положение, вредные привычки, слабые места. И если они сейчас не здесь рядом с тобой, то лишь потому, что в этом пока нет необходимости. Мы просто собираемся обменять тебя на Дарью Кравцову и всё. Хочу сразу предупредить: если Дарья не вернётся, ты умрёшь. А теперь я готов выслушать тебя.

Хацаев выждал долгую паузу. Осознав, что находится в полной власти захвативших его людей, он, стараясь казаться хладнокровным, произнёс:

— Она сама захотела уехать в Чечню. Её никто не заставлял. Вернуть её просто невозможно. Оттуда обратной дороги нет.

— Выходит, — пожал плечами Лев, — ты сам подписал себе приговор? Что ж, если дело зашло в тупик, остаётся только отрезать тебе голову и отослать её по почте твоим друзьям?!

— Нет, — понимая, что угроза в любой миг может быть приведена в исполнение, чеченец в страхе дёрнулся в сторону. Однако прочные путы парализовали любые движения.

— Тогда, давай душевно расскажи своим землякам о том, в какую засаду попал, — посоветовал Лев, — объясни, что Дашек много, а ты один.

— И знаешь что? — будто вспомнив нечто важное, неожиданно произнёс Орлов, — не надо нас лечить, насчёт того, какие вы все идейные воины. Суть вашего менталитета ясна как Божий день. Были бы вы    идейными воинами, вас всех давно перебили бы в боях. Нет, вы мобильные профессионалы, всегда готовые оказаться там, где можно не бедно жить.    

Лев достал микрофон и жёстко сказал.

           — Давай, объясняй ситуацию своим друзьям, а я передам каждому лично.

— По-чеченски? — с сомнением уточнил тот.

— Как считаешь нужным, — сверху распорядилась Ольга, — чтобы тебе было легче, и твоим подельникам понятнее.

Немного подумав, Хацаев произнёс несколько гортанных фраз.

Выключив диктофон, Орлов    вставил в рот пленника кляп, и поднялся наверх.

— Короче так, — обратилась к чеченцу Кравцова, — вечером увидимся. Поесть,    не предлагаем, с голоду не умрёшь. Вернёмся, тогда и насчёт физиологических нужд поговорим: хоть малой, хоть большой. А пока терпи. Бог терпел и нам велел. Впрочем, я не уверена, что в вашей религии аналогичная ситуация интерпретируется подобным образом. Всё, чао!

Садясь в машину, Ольга с тревогой произнесла.

— Ну, теперь только, как говорится,    дави на газ.

— А зачем ты с чеченским замутила, — едва тронулись, уточнил Орлов.

— Знаешь, чего больше всего боялся Штирлиц? — вопросом на вопрос ответила подруга и тут же пояснила, — однажды во сне заговорить по-русски. Он и думать-то научился на немецком. Как раз на этом и попалась радистка Кэт. Мы не знаем, как Хацаев оценивает наши возможности. Скорее всего, он полагает, что мы даже не попытаемся перевести сообщение. Много ли ты знаешь русских, понимающих чеченский?

            Как-то в одном журнале я познакомилась с интереснейшей статьёй о работе шифровальщиков в годы Второй Мировой войны. На Тихоокеанском театре боевых действий американцы никак не могли сохранить тайну шифров, и японский генштаб был осведомлён практически обо всех начинаниях флота и авиации противника. Несмотря на непрерывный рост и подавляющее превосходство боевой мощи США, японцам долго удавалось наносить действенные контрудары и сохранять паритет в гигантском регионе, площадь которого превышала размеры всей обитаемой суши.

               Всё гениальное просто. В индейских резервациях прозябали остатки многочисленных народов, некогда бывших полноправными хозяевами континента. И правительство Америки обратилось к ним с призывом: «У нас с вами одна    Родина, одна историческая цель!»    В армию, авиацию и флот были призваны молодые мужчины из самых разных племён. Важнейшим для них условием стало знание родного языка. Быстро освоившие азбуку Морзе    индейцы, сделались надёжной преградой японским дешифровщикам. До самого конца войны неприятель так и не смог понять, что же произошло.

            Смысл принятого решения оказался необычайно прост и оттого сногсшибательно эффективен. Апач на своём языке передавал информацию туда, где её ждал радист из племени наваха. Он тут же переводил сообщение на родной язык и на английский. Далее уведомление уходило на навахском. Принявший его команч, как минимум, знал навахский и сиу. Сиу же распадается на пять весьма несхожих диалектов. В общем, японцам этот камушек оказался не по зубам.

— Хотя ни подвал, ни наша с тобой манера вести беседу к такому выводу не подталкивают, — продолжила мысль Ольга, — предположим, Хацаев думает, что его взяли супер-пупер крутые спецслужбы.    И мы, всё-таки, в состоянии перевести сказанные им слова. О дальнейших     перспективах ты оповестил его вполне доходчиво. Так что, за любую альтернативу он будет бороться до конца. Ведь ничего другого ему не остаётся. А на родном языке он, вне всякого сомнения, скажет намного больше, чем на русском. И это даст нам дополнительные козыри.

— Всё понятно, — согласился Орлов, — но как ты собираешься переводить, ума не приложу?!

— Когда завязалась первая чеченская, — пояснила Ольга, — мы натолкнулись на языковый барьер, как те самые японцы. А меня вопросы подобного плана с детства привлекали. И не думала, что они будут иметь такое практическое значение. Допустим, знатоков чеченского в России всё же было больше, чем в Японии специалистов по диалектам сиу: дакота, лакота, оглала, ну и ещё десятку-другому менее значимых. Но в той ситуации живые носители наречий исчислялись сотнями, в лучшем случае тысячами. Чеченцы же, как ни крути, самый многочисленный народ на Северном Кавказе. Их больше одного миллиона.

Едва началась война, срочно понадобились переводчики. Но ни за день, ни даже за год специалиста соответствующего уровня не подготовишь. К тому же нельзя не учитывать наличия ряда диалектов чеченского языка: мелхинского, аккинского, плоскостного, чеберлоевского, галанчожского, кистинского, итумкалинского. И все они весьма разнятся. С учётом этого для спецслужб стали создаваться программы компьютерного перевода с чеченского на русский и обратно. Вначале всё это было страшно засекречено. Но ты же знаешь, в какой стране мы живём. Типа: «Я Родину не продавал… не было покупателей». Или, как вариант: «… этим занимаются, люди посолидней меня»

            — Да, — Орлов с удивлением посмотрел на подругу, — составление таких программ дело не простое.

            — Но перспективное! — Заметила Ольга. — Хотя с помощью компьютера получить хороший перевод довольно сложно. Язык — не просто набор слов. В каждом языке существуют свои законы сочетаемости, правила и исключения, идиомы и аллюзии. Первые попытки научить компьютер учитывать все эти тонкости больших успехов не принесли. Но выход был найден.

            В этом деле, кроме прочего стали задействовать священные тексты мировых религий.    Например, взять Библию. Нет второй такой книги, которую перевели бы, как учил Господь,    «… всякому племени и колену, и языку и народу». Тысячи переводчиков корпели в течение многих сотен лет.

            Сегодня для подбора нужных слов и выражений используются статистические модели. Допустим, делается перевод с чеченского на русский. Для этого берётся текст, уже имеющийся на обоих языках. Тот же Коран. Оба варианта вводятся в память компьютера. Он делает сравнительный анализ. Когда компьютер находит в нескольких местах одно и тоже слово на чеченском и постоянно в соответствующем месте русского текста стоит слово «лес», машина приходит к заключению, что это слово с чеченского по-видимому так и надо перевести. А соседние с «лесом» слова, вероятнее всего прилагательные. И выполняют они функции определений — «густой, дремучий, еловый». Конечно это упрощённая схема. Статистические модели работают многовариантно. Окончательный вывод делается после проработки колоссального объёма фактического материала.    

— Там же, — сообщила Кравцова, — где я приобрела    базу данных по налогоплательщикам, лежит и программа перевода. Всё элементарно, на базе операционной системы Windows. Просто вставляешь диск в дисковод, несколько нажатий кнопок и процесс пошёл. Этим ты сейчас и займёшься.

Лев, выполняя команды Ольги, включил ноутбук, открыл флэшку.

— Переводы с английского, немецкого или там хорватского, — пояснила подруга, — это всё вчерашний день. Тема обкатанная, всё устаканилось. Кроме чеченского, сегодня актуальны грузинский, азербайджанский, армянский языки.

Продолжая внимательно слушать, Орлов загрузил произнесённое Хацаевым звуковое сообщение в    память ноутбука. Затем он перевёл информацию    в формат текста и разбил его на отдельные слова. По русско-чеченскому и чеченско — русскому словарю Лев провёл перевод каждого слова в отдельности. Некоторые из слов были ему знакомы ещё в Нижнереченске.

— Обострение обстановки в Дагестане, — внимательно следя за дорогой,    продолжала делиться мыслями Кравцова, — выдвигает на первый план аварский язык, в котором диалектов чуть ли не на порядок больше, чем в чеченском. А также даргинский и лезгинский. Чтобы не получилось как при коммунистах: космонавта на орбиту запустили, а землю кое-где ещё на быках пахали.

Завершив автоматический перевод, Лев прочитал текст непрерывно следящей за дорогой Ольге. Ознакомив её с информационным блоком в целом, он начал зачитывать смысл    слов по словарю.

— Мы должны учитывать    абсолютно все значения каждого слова, — с тревогой произнесла подруга, — здесь может крыться и двойной, и тройной смысл.

Так, — анализировал текст Орлов, —    «давал» — повелительное наклонение глагола уходить. «Чахвэл» — быстрее. «Дуккаа» — много. «Шортта» — тоже много. Зачем замена слова?! Так ли она необходима? «Шинар» — вторник. «Таксан» — сегодня. Все совпадает!

— Ольга, — Лев, с трудом подбирая слова, обратился к подруге, — по-моему, Ильберд совершенно не верит в то, что Дарью можно вернуть. Он предлагает им блефануть.

— Падлы, — вскинула руки Кравцова, — чурки, ненавижу! Если они не вернут сестру, я на их глазах разнесу его на мелкие кусочки.

После долгой паузы, она добавила:

-Нет! Вместе с ними!

— Лев! — Ольга решительно посмотрела на Орлова, — у нас теперь есть деньги. И ради Дашки я отправлюсь    в Чечню. Там или отобью или выкуплю сестру. Я как представлю, что они накачают её наркотиками и взорвут где-нибудь в центре Москвы, так сердце кровью обливается.

— Вместе поедем! — едва сдерживаясь от крика, в волнении проговорил Орлов, — я от тебя ни на шаг!

— Я обожаю тебя Лёва! — страстно произнесла Ольга и, обворожительно улыбнувшись, уже совсем другим тоном добавила, — сейчас только до гостиницы доберёмся, докажу это на деле.

— Знаешь, — ухмыльнулся Орлов, — в отличие от американцев мы всё-таки должны помнить что «любовь», это существительное, а не глагол. И обозначает чувство, но не действие.

— Я готова разделить твою точку зрения, — Ольга тут же ответила одним из штампов, которые на всякий случай пылились на полке «интеллектуальной заначки», — но боюсь, что после этого она перестанет быть точкой!

Они оба одновременно засмеялись.

— А ну-ка заряди в ноутбук, — распорядилась Кравцова, — «Я тебя люблю». Как это будет по-чеченски.

— Сунезу, — вскоре ответил Лев.

— Сунезу, — по слогам произнесла Ольга, — так набор звуков, никаких ассоциаций. А ведь для кого-то это целый мир чувств, переживаний, душевной боли.

— Чудна слобода, — усмехнулся Орлов, — один раз был, семь раз били!

— Это точно, — согласилась Кравцова, — не надо напрягаться, надо радоваться.

Лев ввёл голосовое сообщение в смартфон Хацаева и тут же разослал его по мобильным телефонам людей, места, жительства которых были определены. Следом с небольшим    интервалом он послал SMS — сообщение, в котором напрямую спрашивал, готовы ли чеченцы провести обмен. И если «да», то в какие сроки. Закончив работу, Лев тут же отключил питание смартфона. Аппарат вполне мог стать воротами в западню. Следующий сеанс связи решили провести вечером по дороге в Москву. Орлов ни на миг не сомневался, что после инцидента в Нижнереченске и Ильберд, и Хиззир Хацаевы отлично запомнили его облик. И по фотографиям, и по видеозаписям. И при личной встрече, несомненно, опознают его. Но готовы ли они к тому, что судьба вновь столкнёт их с врагом при столь невыгодных обстоятельствах?! Лев вовсе не собирался раскрывать своё инкогнито, хорошо помня, что на войне, как и в любви приемлемы любые средства.

***

— Всё, приехали, — Ольга остановила «БМВ» перед гостиницей, — и не заметили как.

— Ну да, — в тон ответил Лев, — так с песнями, шутками, прибаутками народ встречает Первомай.

— И что, отдохнули всласть? — с налётом похотливости спросил Прович, недвусмысленно акцентируя сексуальный аспект вопроса.

— Всласть идёт борьба за власть, — скаламбурила Кравцова, — высший кайф, увы, дают только творческие процессы. Физиология, к сожалению, имеет свои строго ограниченные пределы!

           — С этим вряд ли поспоришь — тут же согласился Прович, — кстати, о творчестве. Вы так и не дослушали рекомендации Наташеньки     для выезжающих «в народ» депутатов. К тому же у нас целый опус о политкорректности. За обедом можно бы и расслабиться. И в первую очередь речь пойдёт об эстетике.

           — Наташенька уже в штате? — не преминула немного сыронизировать Кравцова.    

            Никто иронии не понял, и Льву с Ольгой пришлось выслушать рассуждения пассии Провича о, как казалось ей, самых злободневных вещах. Орлов незаметно посмотрел на Олега и Ратибора. Ольга успела вкратце информировать их о сложившейся вокруг Дарьи ситуации. Похоже, они воспринимали светские беседы, как внеплановую производственную нагрузку. Ольга тоже, по крайней мере, внешне, не проявляла недовольства. Впрочем, Наталья, хотя и зачитывала текст, говорила с экспрессией и весьма захватывающе.

            В пятнадцати ноль, ноль, как и было, запланировано, состоялся диспут с пенсионерами. Хотя ничего нового он не дал, Евгений Прович обстановку в целом оценил очень высоко. Говоря о достижениях конкурентов, он не преминул привести цитату: «Узок был круг этих революционеров».

            — Так что, — сделал соответствующие выводы Прович, — высеченная ими искра    никогда не разгорится в пламя. За нами же стоят народные массы, ведь «наше дело правое».

            — Ага, — вмешался в монолог Олег, — вроде того, как: «Я милашку завалил в красную смородину, а она задрала ноги и кричит: «За Родину!»

Все дружно засмеялись.    

За столом Прович был весел и остроумен.

— Господа, — манерно поправив очки, он продолжал веселить публику, — в годы бурной юности был со мною такой казус. Девушка, которую я безумно полюбил, решила отрекомендовать меня своей маме. Едва войдя на порог, я понял, что уже знаком с этой женщиной. Я знал её близко. Очень близко! В тот вечер нам удалось сделать так, чтобы дочь ничего не поняла. Но всё-таки пришлось расстаться с обеими. Вот вам друзья и тема для мыльной оперы!

Наталья фыркнула,    всем видом показывая недовольство.

— Я полагаю, — стремясь справиться с заминкой, Прович мгновенно сменил тему разговора, — что сегодня Наташенька сама дочитает нам свои рекомендации «избранникам народа».

— Конечно же! — надеясь преодолеть неловкую ситуацию, Лев и Ольга дружно поддержали Провича, — мы с удовольствием послушаем.

Воодушевлённая поддержкой, Наталья мгновенно преобразилась. Чувствовалось, что ей очень нравится и окружающая её компания, и тема предстоящей беседы.

!!! Продолжение следует.