Ирина Хотина — Путеводная звезда. Глава 11.

Наверное, так и растворилось бы на просторах степей египетских безвестное кочевое племя, и мир бы еще долго не узнал о величайшей идее существования Единого Бога, а если бы узнал, то история эта выглядела бы совсем по-другому. Но когда речь заходит о делах Божественных, то, как не углядеть во всех поворотах и коллизиях истории Его твердую волю, проявляемую самыми разнообразными способами, в том числе и в виде возникновения ярких, сильных личностей, отголосок деятельности которых достигает потомков и через тысячи лет. При чем разобраться с каким знаком, положительным или отрицательным, проходила для современников эта деятельность бывает сложно. Вот так случилось и с тем самым племенем Иакова, для которого приход к власти третьего фараона девятнадцатой династии Рамсеса Второго обернулся настоящей трагедией.

Здесь следует отметить, евреи вынесли столько неприязни к египтянам, что в своих сказаниях об освобождении от рабства не сохранили имени ни одного фараона, чего не скажешь о правителях других народов, с которыми сводила их непростая судьба. Этим умолчанием они значительно усложнили задачу историкам, пытающимся установить даты описанных в Библии сюжетов. И все же большинство ученых склоняются к мнению, что порабощение евреев началось в тринадцатом веке до нашей эры, во времена правления Рамсеса Второго.

Чем провинилось перед могущественным правителем племя мирных, безобидных кочевников? И что подвигло Рамсеса на такой жестокий шаг?

Рамсес был весьма деятельным и амбициозным правителем, но во все его планы и начинания активно вмешивались жрецы. К слову сказать, даже гиксосы вынуждены были считаться с властью жрецов, поэтому политика Иосифа не коснулась их: «Только земли жрецов не купил, ибо жрецам от фараона положен был участок, и они питались своим участком… и не продали земли своей» (Бытие 47:22).

Рамсес тяготился плотной жреческой опекой, целью которой было, навязать ему свою волю, как это было в случаях с предыдущими фараонами. И он нашел выход, давший ему возможность освободиться от духовенства, а заодно покрыть себя вечной славой. Он решил стать фараоном-воителем и расширить несколько сузившиеся ко времени начала его правления границы страны. Место для военной базы, откуда планировались многократные военные экспедиции, он выбрал специально подальше от столицы и от жрецов. Это была дельта Hила вместе с землей Гесем. Да, да, той самой землей Гесем, где на протяжении двух сотен лет после изгнания гиксосов мирно пасли свой скот евреи.

И вот тут евреям припомнили все, и связь с гиксосами, и службу у них, тем более что презрительное отношение к кочевникам у египтян не изменилось, а только усилилось. Для строительства городов, где помимо многотысячного войска должен был разместиться фараон с полчищем вельмож, чиновников, надсмотрщиков, и располагаться огромные склады с продовольствием и амуницией, требовалось такое же число рабочих. И Рамсес, просто напросто, обратил в рабов дикий кочевой народ, живший на землях, ставшими стратегическими. «И поставили над ним начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами. И он построил фараону Пифом и Раамсес, города для запасов» (Исход 1: 11).

А вот как описывает эту ситуацию Елена Уайт: «Благодаря неусыпной заботе Иосифа и покровительству царя, который правил при нем, евреи быстро заселяли страну. Но они держались обособленно, не имея ничего общего с египтянами в обычаях или религии, и их увеличивающаяся численность внушала страх царю и народу, опасавшихся, как бы в случае войны они не объединились с врагами Египта. Но выселению их из страны препятствовали серьезные основания. Среди них было немало талантливых и умных людей, которые во многом содействовали процветанию государства; царь нуждался в таких работниках для возведения великолепных дворцов и храмов, поэтому он уравнял их в правах с египтянами, которые продали себя вместе со всем имуществом государству».

Вот ведь какую несуразицу можно сочинить в оправдание религиозных догматов. Оказывается, евреев превратили в рабов для того, чтобы уровнять в правах со всем населением Египта, бывшим уже в рабстве у фараона. А не отпускали из рабства этих талантливых и умных людей, потому что они гениально месили глину и лепили кирпичи, ведь именно об этой работе, как основной, подробно рассказывает Тора в главе «Исход». Обидно, что в наши дни, когда имеется доступ к колоссальному количеству исследовательской литературы, сочиняются подобные трактаты и публикуются ни где-нибудь, а на сайте «Новейшие библейские археологические открытия».    

Но, возвращаясь к действительной истории и к Рамсесу в частности, скажем, что правил он долго, около семидесяти лет, из коих половину воевал. Когда же бесконечные войны истощили экономику Египта, заключил мир со своим извечным противником — хеттами, после чего задался целью увековечить свое имя в монументальном строительстве, переквалифицировавшись в фараона-строителя. В этом стремлении к гигантомании его подвигло, наверное, завершение строительства огромнейшего дворца, начатого еще его отцом.

Рамсес строил с размахом: города-крепости, величественные храмы, пирамиды-гробницы, отстраивал целые острова на Ниле, для чего ему требовалось все больше и больше рабов. Для захвата невольников посылались военные экспедиции в другие страны. Его агенты скупали рабов на всех рабовладельческих рынках Ближнего Востока. Издавались жестокие законы о должниках, наказанием для которых являлось обращение в рабство.

И все же, рабство этих людей — трагедия отдельных судеб. Рабство сынов Израилевых — трагедия целого народа, уделом которого стала подневольная жизнь под постоянным страхом плетки надсмотрщика. «Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью» (Исход 1:13-14).

Правда, тут присутствует один нюанс: судьбу евреев в тот период разделили и другие кочевые племена, обитавшие на окраинах плодородных египетских земель. Но только сыны Иакова не согнулись под навалившейся на них тяжестью египетского произвола, не сгинули в море жестокости и бесправия, но, оценив в дальнейшем все происшедшее с ними, поднялись на высочайший духовный уровень.

Египтяне отняли у этого народа не только имущество, землю, свободу. С особым цинизмом они решили распорядиться его будущностью, приказав умерщвлять младенцев мужского пола еще до рождения. Когда стало понятно, что повивальные бабки саботируют этот указ, «фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного [у Евреев] сына бросайте в реку» (Исход 1: 22).

Но позвольте, возмутится вдумчивый читатель, вы же только что доказывали, что Рамсес нуждался в рабах. Он должен был радоваться плодовитости племени, обеспечивающего его будущей дармовой рабочей силой. Зачем же ему понадобилось убивать еврейских младенцев? Как-то не убедительно, плохо объяснимо. Может быть, это часть придуманной легенды, объясняющей происхождение Моисея? И никакого убийства детей не было?

Скорее всего, сей трагический эпизод в истории евреев имел место. Может быть, даже явился поворотным в их сознании, и с него началось стремление евреев к свободе.

Решение Рамсеса, кажущееся парадоксальным, объясняет сама же Библия, рассказывающая о значительном увеличении евреев. Давайте, почитаем вместе. «Сыны Израилевы расплодились и размножились, и возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та» (Исход 1:7). Их многочисленность стала так очевидна, что обратила на себя внимание Рамсеса: «Вот, народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас; перехитрим же его, чтобы он не размножался» (Исход 1: 9-10). «Но чем более изнуряли его, тем более он умножался и тем более возрастал, так что опасались сынов Израилевых» (Исход 1: 12). За отказ от убийства еврейских детей в утробе матерей «Бог делал добро повивальным бабкам, а народ умножался и весьма усиливался» (Исход 1: 22).

Что означают эти многократные упоминания Торы об увеличении количества евреев? Какой вывод из этого можем сделать мы, образованные люди двадцать первого века?

В дни правления Рамсеса Второго в результате его нерациональной политики в и без того густонаселенном районе дельты Нила произошел демографический взрыв. Взрыв, не желательный ни с военной, ни с социальной точки зрения, и к которому ни фараон, ни его подданные не были готовы. В первую очередь он выражался в проблемах с пропитанием — его перестало хватать.

Рамсес решил сократить численность народонаселения в стратегической местности не путем перевода части армии в другие провинции или за счет уменьшения численности своей бюрократии, а вот таким примитивным, жестоким способом. Ведь это же рабы, число которых можно регулировать — оставлять в живых только девочек, которые, придет время, нарожают новых рабов.

Вот в таких суровых для евреев исторических условиях, когда репрессии так и сыпались на их голову, когда жестокость египтян по отношению к ним стала нормой жизни, появился человек из семьи фараона, который не просто заступился за еврея-раба, а убил обидчика-египтянина. Ну, как тут не придумать трогательную историю о найденном в зарослях речного тростника младенце, над которым сжалилась дочь фараона и взяла к себе на воспитание, хотя знала, «это из еврейских детей» (Исход 2: 6)?

В пользу легенды говорит много фактов, и один из них состоит в поразительном сходстве библейской истории со сказаниями других древних народов о рождении своих героев, которым пришлось пройти испытания судьбы на выживание в засмоленной бочке или корзинке. Но эффект схожести пропадает при внимательном чтении, когда начинаешь осознавать, что это легенда-наоборот — не царский отпрыск, спасенный чудесным образом, попадает в бедную семью, и по прошествии многих лет восстанавливается в своих правах, становясь правителем, а совсем наоборот.

И как тут не воспользоваться авторитетным мнением Фрейда, проведшего в своей статье «Моисей и монотеизм» глубокий анализ личности Моисея: «Как правило, в случае реальных героев реальной бывает бедная семья; вымышленной, приписанной — знатная. Но в случае Моисея что-то не сходится». Фрейд доказывает, что Моисей был египтянином, в котором впоследствии захотели видеть еврея.

И в самом деле, если вдуматься, что выигрывает член царской семьи в надменном кастовом египетском обществе от своей принадлежности к рабам? Ничего. Например, такое низкое происхождение, безусловно, должно было как-то отразиться на его карьере. В то время как в талмудической литературе имеется легенда о том, что Моисей был талантливым египетским полководцем, предводителем пехоты и колесниц. Его успехам завидовали. Как известно, раввины, жившие более двух тысяч лет назад, не создавали свои сказания на пустом месте.

Существует и другая широко распространенная легенда: в младенчестве, оказавшись на руках фараона, Моисей снял с него корону и одел себе на голову. Фараон сразу углядел в этом поступке дурное предзнаменование, по поводу чего созвал совет мудрейших. Мудрецы с готовностью подтвердили, что ребенок несет угрозу безопасности самому фараону и его дому. И в подтверждении осознанности действий маленького Моисея поставили перед ним два блюда, одно с золотом, другое — с раскаленными углями. Ребенок протянул руки к золоту, но архангел Гавриил направил ее к блюду с углями. Моисей схватил один из тлеющих угольков и сунул его в рот, чем прижег себе язык. С тех пор якобы страдал косноязычием. Традиционный вывод из этой истории: в еврейском мальчике Моисее изначально была заложена сила, позволившая ему вступить в конфронтацию с фараонами и освободить свой народ.

А что если история с короной имеет конкретную основу, то самое рациональное зерно, которое должно присутствовать в любой легенде? Тогда именно здесь следует искать ключ к разгадке всех событий, происшедших с этим человеком в дальнейшем. Дочь фараона, в самом деле, воспитывала приемного сына, а точнее брата, от которого отказался их слишком суеверный венценосный отец. И вся эта история с найденным в речном тростнике младенцем —— лишь инсценировка, позволившая спасти жизнь ребенку, и в то же время оградить его от каких-либо поползновений на престол? Тогда никакой легенды-наоборот нет. В этом усыновленном ребенке, действительно, течет кровь фараонов, но статус его значительно понижен — он всего лишь сын дочери фараона.

В этот рассказ следует внести один пикантный нюанс. Из исторических хроник известно, что Рамзес Второй был чрезвычайно плодовит, и число его детей исчислялось десятками, приближающихся к сотне. В этой ситуации занятие места наследника трона — игра в рулетку, в которой Моисею не повезло в самом начале. Случай с короной можно рассматривать, как прекрасный повод для окружения фараона убрать одного из претендентов в пользу другого.

Было ли известно самому Моисею, кто он и чей сын? Судя по всему, да. Вся его жизнь — это вызов той несправедливости, с которой ему, сыну Рамсеса Второго, приходилось сталкиваться с детства. Принц, который по воле Судьбы не будет править Египтом ни при каких условиях. И это он-то, сильный человек с железной волей и решительным характером, унаследованными от отца?

Именно характер Моисея, взрывной, буйный, с обостренным чувством несправедливости, свел его в конечном счете с евреями, когда в порыве ярости он убил надсмотрщика-египтянина, издевавшегося над беззащитным рабом-евреем.

Но давайте не будем голословными и почитаем Библию: «И вырос младенец… и он был у нее (дочери фараона) вместо сына, и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его» (Исход 2:10).

Иудейская традиция считает, имя Моше, а именно так Моисей звучит на иврите, было дано младенцу как производное от глагола «лимшот», то есть «вытаскивать, извлекать», в данном случае, из воды. Но все дело в том, египетская принцесса вряд ли знала иврит. А если бы знала, то уж точно не воспользовалась бы этим глаголом, так как на самом деле он означает «извлекать из чрева матери».

Иосиф Флавий комментирует эти строки следующим образом: «От того, что он был брошен в реку и вытащен из нее, ребенок получил и свое имя, так как египтяне называют воду мо, а спасенных — исей. Сложив эти два слова, они дали их ему в виде имени». В данном случае, претензии в незнании египетского языка можно предъявить Флавию.

Дело в том, что корень «мос», означающий «дитя», в разных вариантах присутствует во многих египетских именах: Рамсес —— «дитя Ра», Тутмос —— «дитя Тота». Какому богу было посвящено имя Моше, сегодня сказать невозможно. Вполне возможно, что приобщившись к новому богу, Моисей сам отказался от первой части своего имени?

Но продолжим чтение следующего стиха книги «Исход»: «Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим сынам Израилевым и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его» (Исход 2: 11).

В этом месте Тора впервые сводит Моисея с евреями лицом к лицу, сразу обозначив их братьями. Но братья-евреи что-то не спешат признать его своим соплеменником, вовсе не расценив убийство египтянина как акт сочувствия им. «Кто поставил тебя начальником и судьею над нами? не думаешь ли убить меня, как убил Египтянина?» (Исход 2: 14), с вызовом обращается к нему один из евреев, ограждая тем самым вмешательство Моисея во внутренние дела своего племени.

Далее, боясь гнева фараона, Моисей вынужден бежать из Египта, найдя убежище в земле Мадиамской, в доме жреца местного храма. Здесь он начинает вести неспешную жизнь обычного обывателя: женится на дочери жреца, у них рождается сын. Моисей не сидит без дела, а пасет стада овец своего тестя. И такая тихая спокойная жизнь продолжается долгое время.

И вдруг все меняется! Сначала меняются мысли Моисея — он начинает общаться с Богом. Авторы Торы утверждают, что это бог Авраама, Ицхака и Иакова. Как? Почему? Что послужило причиной столь важных перемен в религиозной переориентации, ведь до этого Библия не рассказывала о его конфликте с египетскими богами, в послушании которым он как египтянин был воспитан?

Но что еще интереснее, коренным образом меняется вся жизнь Моисея. Он принимает поворотное решение своей жизни —— возвратиться в Египет. По логике событий, приобщение к новому богу, скорее всего мадиамскому, должно означать окончательное смирение перед судьбой и продолжение размеренной жизни среди мадиамитян, заключительной фазой которой, вполне возможно, стало бы признание его вождем племени.

На самом деле, причина, поворотный пункт, после которого начинается совершенно новый этап жизни изгнанника, лежит на поверхности, более того, мы можем прочитать об этом в Писании: «Спустя долгое время, умер царь Египетский» (Исход 2: 23). И сразу же после этого краткого сообщения о смерти фараона, по нашей версии Рамсеса Второго, в этом же стихе начинается рассказ о том, что Бог наконец-то обратил внимание на стоны евреев, а затем явился Моисею, убедить его взять на себя миссию по их освобождению.

С точки зрения традиционной трактовки, определяющей миссию Моисея в выведении евреев из Египта с целью избавления от рабства, не имеет никакого значения, при каком фараоне произошел исход сынов Израилевых, поэтому на значение этих трех слов «умер царь Египетский» мало кто обращает внимания. Но фраза эта столь же кратка, сколь и информативна, если рассматривать Моисея, как сына фараона и одного из претендентов на трон. Для него смерть Рамсеса — самый благоприятный момент для предъявления своих претензий.

На вопрос об обоснованности претензий Моисея на фараонский престол отвечает история Египта, где традиции передачи престолонаследия часто нарушались. Например, все последовавшие за Аменхотепом I фараоны этой династии не были законными наследниками, так как являлись детьми царствующих отцов от их наложниц или рабынь; трое фараонов, замыкающих эту династию, вообще не состояли в родственных отношениях с власть предержащей семьёй.

На момент смерти Рамзеса Второго перед Моисеем стоял другой вопрос, как и с помощью кого осуществить свой план по захвату власти?