Ольга Анти — ' Прометей '

Горы леденели под железной поступью Власти и силы, но свободный Эфир согревал их. Неумолимые, хоть и слепые, слуги Зевса вели на этот край земли закованного в цепи Прометея, чтобы он никогда уже не воспротивился воле громовержца.

Титан шёл, будто прогуливаясь по Олимпу, — до того его вид внушал спокойствие и непреклонность. Его сердце откликалось на голос бури, сливаясь с ней. Прометей был погружён в свои мысли, в которых не было места страху. Он думал о том, что основная его задача выполнена — люди, которых хотел уничтожить Зевс, спасены, — титан дал им огонь и научил различным способам добычи пищи. Тем более, Прометей знал, что царство громовержца падёт. Ему было известно и то, как можно было избежать позорного свержения, но говорить это тирану он не собирался. Не мог ускользнуть от него и страх Зевса перед ним. Действительно, верховный бог ненавидел Прометея ещё со времён войны титанов, в которой, правда, он был на стороне Зевса. Просто, узурпатор боялся его независимости и свободолюбия. Титаны — враги были низвергнуты в Тартар, но угрозу своей власти верховный бог чувствовал почему-то именно со стороны Прометея. Громовержец всё время искал способ избавиться от титана — бунтаря, и последней каплей стало неповиновение его человеконенавистнической воле. Надо заметить, и после этого Зевс разговаривал с ним только через своих верных слуг — Власть и Силу, потому что, общайся они лицом к лицу, Разум и Воля, итак никогда не изменявшие ему, явно были бы на стороне Прометея.

Именно это сейчас занимало мысли титана, и на его лице то и дело появлялась лёгкая усмешка.

Узнав о деянии Прометея, громовержец сам вынем ему приговор, даже не обращаясь за советом к Фемиде, да и вряд ли она поступила бы иначе, ведь и её ввергали в страх Власть и сила. Они подчиняли воле Зевса всех богов, потому как все боялись двух неутомимых могущественных его слуг. Они исполняли любые его желания и считали немыслимым ослушаться его, каким бы страшным не было его решение, но только не Прометей. Титан всегда прислушивался к словам разума и Воли, которые были его единственными советчиками.

Но Прометей всегда чувствовал себя одиноким. Среди этой фальши, лжи и подобострастия он единственный оставался честным и искренним как перед собой, так и перед окружающими. Только не было вокруг родственных душ, хотя он и искал её в каждом.

Единственный, кто более всего вызывал дружеские чувства Прометея, был Гефест. Во многом он понимал и поддерживал титана, но только на словах. Он так же был порабощён страхом, как и остальные боги. Ничто не могло быть для него выше этого леденящего душу чувства. И теперь Прометей окончательно разочаровался в его дружбе, потому как Гефест шёл следом за Властью и Силой, чтобы выполнить волю громовержца и приковать своего друга к скале.

Сейчас в мыслях титана явственно возник его последний разговор с Гефестом, когда Прометей просил дать ему огонь для людей. Бог-ремесленник был непреклонен. Не смотря на сочувствие, он категорически отказался помогать другу в «преступном» деле. Тогда же на Лемносе, в горе Мосхе, Прометей похитил огонь из горна Гефеста. Естественно, титан знал, что ждёт его за это, но желание помочь беззащитным людям и вера в грядущее радение тирании не оставляли других возможностей.

Гефест шёл, опустив голову. Он понимал всю тяжесть предательства, но ужас заполнял всё его сердце и затмевал разум. Подойдя к самой высокой скале, Власть и Сила кивком подали сигнал богу-ремесленнику, и он принялся за работу. Удары его молота разносились по горам, но их то и дело заглушал гром. Когда звуки раздавались тише и реже, Власть подгоняла Гефеста грозными возгласами:

— Неужели ты смеешь жалеть того, кто посмел ослушаться громовержца Зевса? Или ты сам хочешь оказаться на месте этого преступника?!

Тогда Гефест невольно переводил взгляд на Силу, стоявшую радом в тупом молчании, и начинал работать быстрее.

Когда титан был прикован, Власть решила нанести ему последний удар. Скорее, она сделала это для окончательного устрашения и унижения Гефеста.

— А теперь пронзи ему грудь, в которой созрел дерзкий бунт! Не жалей его!

Только тогда Прометей нарушил хранимое ранее молчание. С лёгкой усмешкой, твёрдым и громким голосом он произнёс:

— Жалеть надо вас! Ведь вы — рабы тирана, ставшего безумным от своей власти. Вы повинуетесь ему, и ваша жизнь лишена свободы, а, соответственно, счастья!

Власть хотела прервать речь героя, но не нашла слов, а Сила взяла меч, висевший у неё на поясе, и подала Гефесту.

Бог-ремесленник закрыл глаза и нанёс удар, но меч был расколот обо что-то твёрдое. Гефест понял, что это было сердце титана, наполненное волей и уверенностью в своей правоте.

Исполнив приказ Зевса, слуги удалились. Прометей остался наедине с собой. Казалось, он не замечал тяжких мук, его разум был заполнен другими мыслями. Он думал о грядущей свободе для всех и был счастлив тем, что внёс немалый вклад на пути к её торжеству. Его сердце было полно веры в людей, в то, что они умело воспользуются тем, чему он их научил. Физические страдания были для него нечем в сравнении с теми, которые бы он испытывал, если бы предал свою идею.

Внезапно перед скалой появилась колесница океанид. Они сочувствовали титану, и пришли, чтобы поговорить с ним. На их глазах были слёзы, которые они пытались скрыть.

Океаниды спрашивали, почему разгневался на Прометея громовержец Зевс, на что титан отвечал:

— Этот тиран не любит ничего, кроме своей власти. Ради неё от готов на всё. Получив её, Зевс словно выжил из ума: только власть занимает его мысли, больше всего на свете он боится её потерять.

Океаниды прервали титана:

— Зачем ты говоришь такие слова? Вдруг сам громовержец услышит?!

Гнев и непреклонная воля выразились на лице Прометея.

— Пусть слышит! Надеюсь, это поможет ему понять, кто он на самом деле! Ваш громовержец привык полагаться на Власть и Силу, но они не вечны. Если он сам не осознает всего этого, его царство падёт против его воли.

В это время на своей колеснице принёсся отец этих девушек, титан Океан. Сперва он гневно обратился к дочерям, но в его голосе звучал всё тот же страх:

— Что вы делаете здесь? Неужели вы хотите разделить судьбу этого безумца?!

Когда океаниды удалились, Океан обратился к Прометею:

— За что ты терпишь эти муки? Разве ты не видишь, что бороться против всесильного Зевса невозможно и бессмысленно?! Чего ты хочешь добиться?! Лучше покорись его воле. Я знаю, тебе не легко будет это сделать, но я помогу тебе. Если хочешь, я сейчас же отправлюсь на Олимп и буду молить громовержца пощадить тебя.

Прометей грозно прервал речь старика:

— Никогда ещё я не молил никого о пощаде, тем более тиранов! Я бы лучше выбрал все муки Тартара, чем покорился бы воле Зевса и служил ему. Я выбираю лучше кандалы, чем золотую клетку. Не унижайся и не проси его о помиловании, всё равно я не приму эту помощь! Всё равно царство Зевса падёт, — я добьюсь свободы!

Зевс услышал речи титана, и решил ещё увеличить его страдания — он думал, что физические муки способны сломить героя. Теперь каждый день прилетал огромный орёл и клевал печень Прометея. Тяжело было терпеть эти муки, но несгибаема была воля. Свободный ветер то и дело обдувал его, вселяя в сердце веру в грядущее счастье и давая силы. Как хотелось титану отправиться за ним на просторы, чтобы каждый уголок мира был ему родным, и ничто не сковывало его и не причиняло страданий. Мысленно он уносился в свободные края, где светило солнце и пели птицы, возвещая приход нового дня.

Его мечтания прервал Гермес, пришедший по воле Зевса. Он предлагал Прометею покориться воле громовержца, тем более что тот теперь помогал людям, укреплял власть в их государствах и вселял в низ идеи об её устройстве. К тому же титаны, ввергнутые в Тартар, уже покорились и помилованы.

Но не покорился ему гордый титан Прометей. Наоборот, в душе его стал зреть неведомый до сих пор протест и бунт. «Как же так, — думал он, — Зевс один смеет распоряжаться судьбами всех?! Мало того, что он подчинил себе богов и вселил в их сердца ужас, так теперь он ещё подчиняет одних людей другим, сковывает их свободу и не даёт развиваться их разуму. Какое право он имеет решать, кому что делать, и как он мог приковать меня к этой скале и посылать мне всяческие муки?! Ведь он такой же, как и все, только ему служат Власть и Сила. Я снова нужен людям, — моя миссия ещё не выполнена. Я помог им выжить, но не вложил в их сердца главного!»

Сердце его стало биться быстрее, рождая мотив бунта и свободы. В голове титана сама собой складывалась песнь, вселявшая волю во всё окружающее.

Восстанет разум ото сна,

И каждый суть поймёт

Себя самих и этих дней,

Чьё торжество грядёт.

Уже я чувствую тот миг,

Когда падёт стена

Тиранов, власти и рабов –

Не вечна и она.

Свободны все. Им будет дан

Для личности простор,

Для счастья. Будет прекращён

Между людьми раздор.

Свободен луч, ручей, родник,

Что меж деревьев бьёт.

Мы все равны пред счастьем, что

Для нас для всех грядёт.

Взовьётся в высь свободный дух

До звёзд, что так близки,

Не будет места на земле

Для тьмы и для тоски.

Тиран падёт, ведь этот мир

Лишь для того и есть,

Чтоб воля, счастье и любовь

Существовали здесь!

Эти слова разносились по окрестностям, словно гром, возвещавший торжество новой жизни. Казалось, им внимало всё: и седые горы, и бурная река, и каждая травинка, пробивающаяся сквозь щели в скалах.

И скала, державшая Прометея в плену, пала. Она тоже не выдержала этого напора воли, свободолюбия и любви к миру.

Титан оказался у подножья высокой горы, рядом с ручьём, который быстро тёк, журча какую-то свою песню, словно откликаясь на слова Прометея.

Верой и стремлением к победе было наполнено сердце героя. Он снова был свободен, но знал, что ему ещё предстоит многое. Его переполняла любовь к людям и ко всему окружающему, и он не хотел, чтобы хоть одна слеза упала на эту землю. Титан снова шёл на битву, и с ним были его вечные союзники, не покидавшие его всё это время — Воля и Разум.