koyot — Один день

Саня открыл глаза, когда часы, висящие на стене, переключились на значение 4:27. Четыреста двадцать семь минут, именно столько он не спал этой ночью, или двадцать пять тысяч шестьсот двадцать три секунды, именно столько он сам насчитал. Сполоснув лицо холодной водой, Саня внимательно посмотрел в зеркало, ничего интересного там не обнаружив, он шепотом спросил у себя: «Ты уверен, что делаешь все как нужно?». Это вопрос он задавал себе все вышеупомянутые двадцать пять тысяч шестьсот двадцать три секунды, и не получал однозначного ответа. «Хватит сомневаться в ней, ты должен верить в нее, и в себя тоже», — сказал Саня себе. Отражение в зеркале повернулось к нему спиной, и он вышел в коридор. Саня решил сократить сто восемьдесят три секунды и не стал завтракать. Спустившись на семь метров ниже, Саша погрузился в утренние сумерки и приятную прохладу, оставшуюся после ночного дождя. Бесшумно ступая потрепанными кроссовками по мокрому асфальту, он сделал восемь шагов от подъезда, там стоял его мотоцикл, намотавший вместе с Саней уже две тысячи семьсот тридцать два километра. Слабый юго-восточный ветер уже успел высушить мотоцикл, и уже принялся за асфальт, что Саню особо не волновало — на любом покрытии, кроме льда он чувствовал себя уверенно. Двухтактный двигатель, коротко рыкнув и выплюнув в атмосферу облако сизого дыма, напугал дремавших на тротуаре птиц и они стаей взметнулись в высь, так и не дождавшись, старушки из сто тридцать четвертой квартиры, которая прикармливала их по утрам, зорко наблюдая, за всеми, кто перемещался в зоне ее видимости. Сане удалось избежать встречи с этим подарком социализма, так как ходил слух о причастности этой старушки к организации, ранее известной, как КГБ. А такие товарищи никогда не теряют закалки. Но это к делу не относится. Плавно выжав сцепление, Саня направился на север. Две тысячи восемьсот метров тихих утренних улиц, почти по прямой, избегая прямых углов магистральных улиц, которые могли сбыть его с правильного пути. Немного корректируя траву на газонах, Саня продвигался к своей цели. На финишной прямой Саня врубил четвертую передачу, снизил обороты двигателя, немного пробуксовывая сцеплением он почти бесшумно пробирался к ядовитой зелени запертой подъездной двери. Ближний свет фары отразился в этой ядовитой зелени и затих вместе с двигателем.

Какой то предусмотрительный пенсионер нацарапал код на стене рядом с замком, но Саня и так 2 _ 3 _ 8. «Интересно, а она знает, что если сложить эти цифры, то получиться тринадцать?», — подумал Саня, но решил, что лучше пока не спрашивать. Еще нужно кое-что проверить. На лестничной площадке первого этажа сиротливо горела слабая запыленная лампочка, одна на весь подъезд. Восемьдесят пять ступенек перпендикулярно земле в сторону неба. Пятый этаж, темная площадка, налево, и еще раз налево. Черная цельнометаллическая дверь со следами сварки, почти по середине — светлая точка глазка.

Хромированным патроном калибра семь целых шестьдесят два сотых миллиметра Саня потихоньку постучал в дверь. Через четырнадцать секунд Настя вышла из квартиры, она ждала Саню с половины пятого и очень надеялась, что ее отец не услышит, как она удалиться.

-Привет.

-Здравствуй, Настя. Как дела?

Она бесшумно закрыла за собой дверь и ответила на Санин вопрос.

-Все так же. Надеюсь, что папа не заметит, что я уехала с тобой, он до сих пор не может принять твой «стиль жизни».

-Нет, не заметит, все будет нормально.

Не торопясь, они спустились вниз, по все тем же восьмидесяти пяти ступенькам, опускаясь, все ближе к земле, в которую все, в конце концов, и уходит.

Прижав язычок замка пальцем, Саня бесшумно захлопнул подъездную дверь. Настя огляделась по сторонам и поняла, что никто не видел ее отправления и «настучать» ее отцу будет некому, если он конечно уже не проснулся и не наблюдает за ними из окна.

-Постарайся отъехать так, чтобы он не услышал, — сказала Настя, заняв пассажирское место у Сани за спиной.

-Постараюсь, — ответил ей Саня и включив вторую передачу оттолкнулся ногами от асфальта. Он не взлетел, как бы ему хотелось (скорее всего), он просто придал мотоциклу первоначальное ускорение, которое позволило, крутанув двигатель стартером только на один оборот и отпустив сцепление с наименьшим шумом тронуться со второй передачи.

Улицы в такую рань были еще пусты, набирая свою максимальную скорость они направились к восточному выезду из города, где их ждали долгие километры пути.

-А мы точно успеем вернуться? — Спросила Настя, повышая голос из-за шума ветра и треска двигателя.

-Не беспокойся за отца, точнее, за себя. Все будет в порядке, в крайнем случае, я с ним поговорю, — ответил Саня и добавил оборотов.

Двести восемьдесят три километра серого полотна асфальта двести восемьдесят две тысячи восемьсот три метра.

К восьми часам утра они прибыли на место, в нескольких десятков километров от очередного шахтерского городка располагался небольшой заповедник, с каким то там историческим смыслом. Припарковав мотоцикл на пустой стоянке, Саня подошел к окошку кассы, переговорив с кассиром и отдав символическую плату за проход, прошел вместе с Настей на территорию заповедника.

За высокими деревянными воротами начинался густой сосновый бор, там стояли сумерки — солнце не могло пробиться сквозь их плотные кроны. Воздух был прохладнее, чем снаружи, казалось, что он замер много лет назад и висит неподвижно, не беспокоя посетителей этого странного места ни одним дуновением ветра. Два чуть заметных образа замерли после того, как деревянная дверь бесшумно закрылась за их спинами, не более чем на пару секунд. Это как в фильмах, когда картинка застывает, камера успевает взять крупный план и под сосредоточенной физиономией персонажа появляется надпись с его именем, чтобы зритель все лучше понял. Но Настя и Саня замерли натурально, без всяких киношных эффектов, во первых — это не кино, во вторых — представлять их не нужно, мы их уже знаем.

«Так всегда бывает, — сказал мне потом Саня — когда за тобой закрывается эта дверь, ты всегда замираешь. Это как задержка в эфире если менять частоту приема». Он так это объяснил «задержка в эфире» — очень интересное сравнение, хотя ничего странного, если учитывать то, что Саня тогда учился на связиста и разбирался в таких вещах, как «задержка в эфире», мать ее.

Под их ногами расстелилась тропинка, обильно посыпанная сосновой хвоей, она уходила вперед и терялась из виду за высокими стволами сосен. Чуть справа в стороне от нее виднелась небольшая избушка, похожая на охотничью сторожку, только слегка больших размеров. В небольшой беседке, пристроенной к левой стороне избушки, горела под потолком неяркая сороковаттная лампочка, там тоже никого не было видно, только небольшая стая мошек кружила вокруг той лампочки, ищя чего-то в этом обманчивом и жгучим светом «светлого будущего», простите за каламбур.

Саня шел впереди, уверенно продвигаясь в зарослях папоротника, из за которого извилистая тропинка была еле различима. Настя шла следом за ним, не особо понимая, зачем они сюда приехали, но чувство беззаботного спокойствия поглотило ее тогда, когда они пересекли ту невидимую черту, отделяющею этот лес от всего остального мира. Шли они не очень долго, около двадцати минут. Восемнадцать минут и сорок три секунды, как справедливо заметил бы Саня. Нет, он бы сказал одна тысяча сто двадцать три секунды и он был бы прав, именно столько он насчитал, пока они шли по извилистым тропинкам, не разговаривая между собой.

Тысяча сто двадцать три секунды истекли, и Саша вышел на небольшую поляну, радиусом не более трех метров. Следом за ним из леса вышла Настя, она осмотрела поляну и поняла, что они пришли на место, так как с трех сторон стеной стоял лес, а четвертая выходила на обрыв. Именно эта сторона предоставляла обзор на запад, там было зеркальное полотно реки и бескрайнее поле лесов, именно тех из за которых они сюда и приехали.

—Вот мы и на месте, — сказал Саша, повернувшись лицом к Насте. — Давай присядем.

Он сел на лужайку, покрытую свежей травой, и стал смотреть куда — то за горизонт.

-Зачем мы сюда приехали? — Спросила Настя, усевшись рядом с Саней, чуть правее центра лужайки и лицом к стене леса.

-Очень хорошее место, я хотел показать тебе его.

-Что в нем такого необычного?

Поинтересовалась Настя и протяжно зевнула, ранний подъем утром не прошел бесследно, а может, были другие причины, которые мало кто может объяснить.

-Ты увидишь, я уверен в этом.

Саня не отрывал взгляда от неровной полосы, соединявшей небо с необъятной тайгой. Настя легла на спину, скрестив руки на груди.

-Очень спать хочется, — произнесла она уже через пелену дремоты.

Закрыв глаза, она погрузилась в черноту, без времени и пространства, погрузилась почти на десять часов.

Пятьсот восемьдесят шесть минут, уточнил бы Саня. Именно столько и ни минутой больше ни меньше. Каждой минуте и каждой секунде из тех почти десяти часов Саня знает счет. Еще сорок три минуты после того, как Настя заснула, он сидел и смотрел за горизонт. Там тоже не было ни времени, ни пространства, что совершенно не мешало ему считать минуты и секунды крепкого сна своей спутницы.

Настя открыла глаза, когда густой желтый цвет окрасил местность. Солнце было почти на границе неба и леса и оно все время медленно двигалось вниз, свет из темно-желтого становился оранжевым, а потом красным. Но это уже потом, после того, как Настя открыла глаза и резко села, уходящее за горизонт солнце подсказало ей, что прошло достаточно много времени после того, как она заснула.

-Доброе утро, — сказал Саня. Он сидел у небольшого костра, неспешно подкладывая спокойному пламени новые жертвы — высохшие сосновые метки, которых накопилось достаточно по периметру поляны.

-А сколько времени? — Спросила Настя.

-Почти шесть вечера.

-Странно, обычно солнце летом садится намного позже.

-Здесь такое иногда бывает.

-Где это — здесь?

-В этом месте, оно не очень обычное, скорее даже очень необычное.

Настя не стала больше ничего спрашивать, она поверила Саше, не было ему смысла врать. А может она сама чувствовала необыкновенность этого места. Оно могло проявиться в необычно долгом дневном сне, совершенном спокойствии при мысли о возвращении домой. В конце концов, ее совершенно не мучил голод, хотя последний раз она ели около суток назад.

До нее донеслись голоса, совершенно непохожие друг на друга, их различало расстояние, даже время, как обрывки радиотрансляций со всего света, но здесь они сходились в одной точке. Обрывки песен принесенных из далекого ноября и последнего вечера того, который услышал: «Горит свеча, вокруг темно, а мы встречаем Рождество. А за окном снежинки лают, за окном кого-то УБИВАЮТ», «Скоро рассвет, ВЫХОДА НЕТ» и еще много чего на ту же тему. Звук открывающегося замка, шаги вверх по лестнице, два выстрела из пистолета с глушителем, спокойные шаги вниз по лестнице и хлопок двери. Хруст снега под ногами, щелчок зажигалки, голос из-за спины, два удара ножом в печень, хруст снега под коленками, трепет пламени зажигалки на ветру, кто-то поднимается на ноги и идет дальше по бесконечной аллее.

Много голосов, много звуков, для одного места и одного дня, чем ближе солнце к горизонту, тем меньше их становиться, все они стихают, уступая место одному голосу который поет: «Вечность пахнет нефтью, а снег все идет и идет. Русское поле источает снег». Потом и он затихнет, уступив место Великой Тишине, по-другому и не назовешь, именно так. Слышал ли Саня эти голоса и звуки? Скорее всего — да, иначе бы он и не ездил сюда по нескольку раз в месяц и не искал чего-то за линией горизонта, именно для этого он и привез сюда Настю. Чтобы Место испытало ее, как грубо это ни звучит. Она многого стоила для Сани, но он хотел полностью убедиться в правильности сделанных им выводов и принять верное решение.

-Красиво здесь, — сказала Настя, глядя на размытый шар солнца, опускающийся за темную полосу леса.

Когда цвет неба и всего окружающего стал огненно красным, они услышали музыку старой рок-н-рольной песни. «When I’m staying by a river, where the water doesn’t fall…», это был Крис Реа, со своей неизменной «Дорогой в ад» (Chris Rea — Road to Hell). Под ноты неповторимого гитарного соло солнце закатывалось за горизонт. Что-то в этом дне умирало, уступая место непроглядности темной ночи. Если вглядеться в линию горизонта, то можно увидеть несравненный поединок двух самураев, видны только их тени. В самый последний момент, после него солнце скрывается за горизонт, и наступают сумерки, видно как один из воинов наносит последний удар, и голова другого отлетает в сторону. Она еще не успевает упасть на поверхность, как гаснет свет, опускается занавес. Весь мир смолкает, подводя итоги сегодняшнего боя и так каждый день — сегодня один отрубает голову другому, чтобы завтра они снова встретились, и все повторилось вновь.

-Напоминает фильмы Тарантино, — сказала Настя, вглядываясь в потухшую даль.

Именно это Саня и хотел от нее услышать, он хотел, чтобы она увидела именно то, что видел он. Не зря он уже несколько, суток считал секунды. Даже не сутки, может даже недели, месяцы, годы. Даже он сам этого не знал, и навряд ли узнает, он и дальше будет считать мгновения в ожидании перемен, они будут приходить и отступать. У каждого из нас есть свой ритм, своя тональность, каждый из нас живет по этим правилам. Чтобы понять правильно ли ты сделал свой выбор по поводу человека, с которым ты бы хотел пожить всю свою жизнь, нужно узнать его ритм и сравнить с своим. Одинаковый ритм вызовет резонанс в вашей жизни, многое может измениться, но многое вы вместе сможете сохранить и ничего не сможет вам помешать.

Саня понял, что не зря ехал сюда вместе с Настей, он лег на спину и стал смотреть в чернеющее небо, звезд еще не было видно, но они должны были появиться в самое ближайшее время.

-Я нашел это место два года назад, — начал рассказывать Саня, он смог бы припомнить, сколько дней, часов назад он нашел это место, но он не стал этого делать, в этом уже не было надобности. — Тогда, я ехал по трассе в эту сторону, увидел ворота, парковку. Я тогда очень устал и решил заехать перекусить, и просто размять уставшие ноги. Я зашел в кафе, там познакомился с Рашидом, потом я решил прогуляться по заповеднику и нашел это место.

-Понятно, но почему здесь все так происходит?

-Этого не знает никто, наверное, это и к лучшему. Здесь что-то есть, и то, что ты видела это далеко не все, — Саня посмотрел на часы, слегка улыбнулся. — Остальное, ты поймешь потом, когда вернешься домой.

-Кстати, когда это произойдет? Меня, наверное, уже ищут по всему городу, ведь никто не видел, как мы уезжали.

-Скоро, очень скоро. Давай еще маленько посидим, отсюда можно выйти только после полуночи, даже чуть позже, когда луна взойдет в зенит.

-Но летом такого не бывает.

-Здесь бывает, — сказал Саня, глядя в черное небо с россыпью алмазных звезд. Из за стены леса над его головой появилась луна, необычайно крупная и яркая, по самому короткому путь она направилась к зениту. Через несколько часов она уже была там.

Они отправились в обратный путь по ночному лесу, он совсем не пугал своим величием и безразмерностью. Лес затих и листья папоротника, казалось сами раздвигались пропуская Саню и Настю. В беседке все так же горела лампочка, только пернатые существа все куда-то подевались, или они достигли своего «светлого будущего», или с ними что-то случилось по пути туда.

На столе под лампой стояли два стакана, над ними поднимались струйки пара. Двойной черный кофе без сахара и чай с лимоном и сахаром. Саня сел со стороны стакана с кофе и почитал записку, угол которой прижимал стакан. «Я знаю, что вы сегодня приедете, встретить не могу. Похоже, мы больше не увидимся. Ведь так? Тогда прощай», — вот что написал Рашид, на листе бумаги, сидя на этой же лавке, под этой же лампой. Он был прав, больше не увидятся, никогда.

-Он недавно ушел, чай еще горячий, — заметила Настя.

-Может быть, очень даже может быть, — сказал Саня и залпом выпил кофе, время ускользало, нельзя было его терять.

-Поторопись, у нас мало времени, — сказал Саня.

-Мы куда-то опаздываем?

-Не то, чтобы очень, но лучше действовать побыстрее.

-Тогда пошли, я не буду пить.

-Правильно, оставь его здесь.

Через пару минут они вышли на парковку, ровный свет луны заливал всю дорогу.

Дорога домой стелилась направо, но Саня повернул руль налево.

-По-моему, нам в другую сторону, — сказала Настя.

-Заедем еще в одно место, совсем недалеко и недолго.

Через полкилометра, сразу за поворотом направо Саня остановился у дерева, окутанного лоскутками материи разного возраста и цвета, большинство из них давно выцвели и стали серовато-белыми.

-Что это?

-Дерево желаний, — Саня протянул Насте платок, — напиши желание, привяжи на ветку и оно обязательно сбудется.

Настя взяла платок и огрызком простого карандаша написала что-то на светлой материи, потом она привязала платок к самой нижней ветке и отошла в сторону. Лоскутки ткани еле заметно качались под действием совсем непонятных сил — ветра совсем не ощущалось, его не было, а дерево продолжало шевелиться, жить по своим правилам, не обращая внимания на правила и законы этого мира.

Меньше, чем через минуту они уже ехали назад, быстрее, чем из дома, но время все ровно убегало от них. На пустынных дорогах не было машин, непонятно были ли сами дороги, одни направления, засыпанные щебнем и закатанные асфальтом.

В 4:26 они подъехали к зеленой двери с кодовым замком. Саня проводил Настю до этой двери и поехал на юг, все те же две тысячи восемьсот метров тихих утренних улиц. Непонятно, успел ли он проехать весь свой путь, но когда часы, висящие на стене, переключились на значение 4:27 он открыл глаза и стал ждать ее звонка.

Когда Настя неслышно закрыла за собой дверь, часы, стоявшие на журнальном столе попали в поле ее зрения, на экране появились три цифры 427 и чуть выше двойки, слегка пульсируя, светилась надпись «FRI», это означало, только одно. Она никуда не уезжала, а Саня только что проснулся. Она подошла к телефону и набрала его номер.

После двух длинных гудков на частоте четыреста сорок герц, знакомый голос, слегка измененный статическими помехами, ответил: «Алло».

На одной из дорог, что идут на восток, стоит засохшая береза, вся она укутана лоскутками ткани. Это дерево надежд, никто не знает, когда оно здесь появилось. Однажды, порыв вечернего ветра сорвал с одной из нижних веток давно выцветший носовой платок. Платок упал прямо на разделительную полосу пустынной дороги, на белой материи виднелось несколько слов, кто-то невидимый прочитал эти слова, немного подумал и все тот же вечерний ветер понес платок дальше на Восток.

Еле слышимый Голос усмехнулся и произнес то, что только что прочел: «Чтобы это был не сон». И от себя добавил: «Это и так был не сон, по крайней мере — не твой».

by koyot