Пропасть.
Порывистый горный ветер не знал пощады. Он, словно непобедимая, многотысячная армия, сокрушал все на своем пути, властвуя над остроконечными пиками гор. Огромные клубы пыли поднимались в воздух, попадая в глаза, холод пробирал до костей. Дикий вой не стихал ни на секунду. От того прекрасного солнечного лета, которое было где-то там, внизу, ни осталось и следа. Погода здесь всегда была одинаковая. Весь этот горный склон словно умер: ни животных, ни птиц, ни людей. Никто никогда сюда не приходил, ни у кого не хватило бы духу. Только он.
Ему было все равно. Ни ветер, ни погода — ничто не могло остановить его, его стремление и желание, желание идти вперед. Кожаные сапоги истерты до дыр, плащ насквозь пропитан пылью и грязью, его шатает от ураганного ветра, но он идет. Медленно, не спеша, но продвигается, продвигается к цели. Цели, к которой он стремился всю свою недолгую жизнь. Он не знал, сколько ещё надо пройти, но чувствовал, чувствовал, что оно рядом, то, для чего он здесь.
Его длинные, прикрытые капюшоном, черные, как ночь, волосы раздувало ветром. Узкие карие глаза слезились от потоков летящей в лицо пыли. Он — небольшая тоненькая фигурка на фоне бесконечно тянущихся каменных валунов, склонов, пустынных горных равнин. Ветер играет им, как пожелтевшим осенним листком, швыряет его из стороны в сторону, но не может повалить, победить. Что-то есть в этом одиноком, бредущим по горам человеке, что не позволяет необузданной стихии одержать над ним верх.
Ему было семнадцать. Имени его сейчас уже никто не помнит, так как оно ничем особенным не выделялось. Обычное имя обычного рыбацкого сынишки одной из бесконечных деревень Туманных земель. Его отец был уважаемым в селе человеком. Порой, к нему приходили за советом, звали в старосты, но он отказывался. Рыбалка была его страстью, стихией, жизнью. Ничто не могло оторвать его от загнанного в сеть окуня. С женой ему повезло, высокая и стройная темноволосая красавица своей внешностью не оставляла равнодушным никого. Однако с детьми все обстояло иначе, очень долго супруга не могла забеременеть, зато, когда это, наконец, случилось, рыбак был безмерно счастлив. Он ухаживал за любимой, как мог. Иногда, пренебрегая любимым занятием, подолгу сидел рядом с ней, наблюдал, как она вяжет будущему малышу одежду, рассказывает, каким будет их сын (она очень хотела мальчика), как его будут уважать и почитать.
— Как и отца, — улыбалась она.
Роды начались раньше срока на неделю, ночью. Что-то пошло не так, темноволосая красавица долго мучалась, и утром, когда ребенок появился на свет, прервалась её жизнь. Рыбак долго горевал по ней, но время и подрастающий сын сумели излечить глубокую рану.
С самого рождения мальчик был особенным. Он, вполне здоровый и красивый, все же чем-то отличался от своих сверстников. Любил одиночество, часто, отказываясь играть с друзьями, он уходил куда-то далеко, любил долго бродить по лесам, думать о чем-то своём. Его отец нередко возмущался подобным прогулкам, ссылаясь на опасности, подстерегающие юношу в лесу. Но ничто, ни наказы отца, ни друзья, ни девочки позже, не могли одолеть в нем эту непонятную страсть, страсть куда-то идти, сам не зная куда. Словно что-то внутри него говорило ему о том, что он должен идти, идти постоянно вперед, не сидеть на одном месте. Очень часто уже стареющий отец пытался поговорить с ним, понять его, но все попытки были тщетны, юноша отводил взгляд от отца. Этот прекрасный и загадочный взгляд карих глаз, доставшихся ему от матери.
Мальчик рос, и вместе с ним росла и его тяга, тяга к движению. Иногда он просыпался ночью, уверяя самого себя, что слышит голос, говорящий с ним, зовущий его. Он не знал, куда его зовут и зачем, но понимал, что должен идти. Нет, это было не проклятье, не бремя, всё это приносило юноши радость, счастье. И вот однажды, поняв, что час настал, он ушел. Проснувшись ночью, молча, попрощавшись со спящим отцом, он покинул родную деревню. Совершенно не жалея об этом, парень отправился в путь. Отец поймет его. Юноша надеялся на это, однако не знал, сможет ли вернуться к нему. Вернуться домой. Он ничего не взял в дорогу, его это волновало меньше всего. Желание, непрерывное и непреодолимое, полыхало внутри него.
Песчаная дорога пошла в гору. Постепенно она становилась все круче и круче, преобразовавшись вскоре в горный склон. Молодой странник начал двигаться на четвереньках. Его облаченные в замшевые перчатки руки не знали усталости. Упругие и длинные пальцы ловко цеплялись на каменные выступы. Из-под ног частенько вылетали груды мелких камней. Ветер все сильней бил в лицо, будто не желая пропускать юнца вперед. Но ему было все равно, он не ощущал этой встречной волны, голоса, некогда неразборчивые и тихие, здесь, почти на самом конце его долгого пути, становились громче.
Зачем он здесь? Для чего? Кому, и что он пытается доказать? Ответов на эти вопросы он никогда не искал, да и не хотел искать. Чувство, что он должен прийти сюда, на землю, куда уже тысячу лет не ступала нога человека, было так естественно и так обыденно, будто это было чувство усталости, или голод, сон — все что угодно, любое ощущение, которое человек испытывает очень часто, вот каково оно было. Сколько дней, недель, месяцев он шел сюда? Откуда ему знать. Леса и поля, реки и пустыни, шумные города и мелкие деревушки — все это проплывало перед глазами так быстро и так незаметно, словно все это — лишь сон, наваждение, бред. Он смутно помнил глаза и лица, встречавшихся ему людей, высокие каменные башни старинных заброшенных замков, шум и толкотня узеньких городских улиц, где он — не более чем часть толпы, неприметный и обычный, идущий по своим делам. Его звали, торговцы и купцы, обычный люд и портовые девицы, но он не откликался, молчал, он был слишком занят своим путешествием, чтобы обращать на них внимание. У него мало времени — он должен спешить, так ему казалось.
Нога соскочила с отломившегося куска скалы. Юноша кое-как выпрямил тело, чтобы не упасть. Только сейчас он непроизвольно посмотрел вниз, ужаснувшись, как высоко ему удалось взобраться. Не долго думая, он продолжил путь. Нога нащупала другой выступ, и худенькое тело плавно поплыло ввысь по мрачному склону. Мышцы жутко болели, на руках мозоли, одежда от остроконечных выступов медленно превращается в лохмотья, холод все сильнее и сильнее окутывал беззащитное тело. Нет, он, определенно, не создан для этого. Но почему он не думал об этом раньше? Когда покидал отцовский дом. Ах, как там его бедный отец? Ему, наверняка, сложно одному справляться с хозяйством? Странно, почему сейчас? Именно сейчас он начал думать об этом.
С каждый усилием, с каждым выступом, что-то менялось. Холод и ветер раньше абсолютно не ощущались, но теперь стихии становились сильнее, набирали силу. Он чувствовал это. Чувствовал, что здесь, на выжженной безлюдной земле, конец его пути, все ответы на его вопросы, та самая заветная цель, ради которой он здесь.
Крутой и почти вертикальный склон становился равнее. Юноша присел на небольшой выступ, чтобы перевести дух и немного отдохнуть. Отдохнуть? Усталость. Он почувствовал, как мышцы ноют от боли, ноги и руки словно ватные. Да, определенно, скоро вершина, конец. Перемены, происходящие внутри него, удивляли. Усталость, боль — кто-то сопротивляется, не хочет, чтобы он продолжил путь.
Юноша глубоко вздохнул и посмотрел на небо. Ни облаков, ни солнца, бесконечная пелена, предгрозовые тучи. Неужели он действительно сюда добрался? Место, при упоминании которого кровь стынет в жилах, дети прячут головы под одеяло. Ни один храбрец на свете не осмелился бы на то, что он сегодня совершил. Иногда, это место называют концом света, мертвой землей, пустыней смерти. Дорога сюда не отмечена ни на одной карте, но он смог найти её, сам, не зная каким образом.
Минуты казались вечностью. Желание возвращалось. Вперед, и только вперед. Перчатки покрылись дырами. Из некоторых текла кровь. Сотни мозолей покрывали совсем ещё молодое тело. Голоса в голове уже не просто шептали, кричали, стонали, взывали. Он не разбирал слов, не понимал языка, однако, чувствовал, знал, что они зовут его туда, ввысь, на вершину этой безмолвной мертвой горы. И он шел на их зов, шел из последних сил. Легкие забились пылью, осложняя процесс дыхания, пытаясь убить его. Все было против него, весь мир, каждый камешек этой проклятой горы пытался помешать ему. И все безуспешно. Он побеждал, с трудом, изо всех сил, но все же склонял чащу весов в свою сторону.
Еще один небольшой камешек, некогда служивший юноши подставкой для сапога, откололся от горной породы, и поспешно, ударяясь о каменные выступы, полетел вниз. Парень не слышал звука приземления, земля далеко, там, где он стоял час, день, минуту назад. Мурашки поползли по коже. Нет! Он просто обязан дойти до конца, упасть со скалы и разбиться ни в коем случае нельзя. Собрав все силы в кулак, он продолжал карабкаться по отвесному склону.
Вершина была близко, он уже не просто чувствовал её, а видел, тот длинный выступ, за которым не было видно гор. Пара минут — и он здесь, выбрался на обширную горную равнину, такую же, как и там, внизу. Путь продолжился. Ноги уже не ступали, а волочились по земле. Юноша опустил тоненькие, словно девичьи, руки и, склонив голову, не спеша, брел по горной вершине. Широкая пропасть встретилась ему на пути. Глубокая расщелина преграждала дорогу. Он остановился и заглянул в мрачное ущелье, дна которого не было видно, его закрывала глубокая и непроглядная пелена тумана. Там, внизу. И тут он остановился, понял, почувствовал, что именно оттуда и исходят эти голоса, которые жили в его голове всю жизнь, которые так манили его сюда, на самый конец света.
Юноша опустился на колени, сил больше нет. Всю дорогу он не чувствовал усталости, а теперь, здесь, возле темной бездонной пропасти, она настигла его, и он уже не мог с ней справиться. Глаза закрылись, голоса стихли. Вой, грохот, скрежет камней. Новые звуки, словно подхваченные горным ветром, ворвались в его голову, наполнили его сущность. Что-то происходит внутри него. Перемены, глобальные перемены. Он открыл глаза и с ужасом понял, что грохот и вой властвуют не только в его юной голове, они исходят из пропасти. Землетрясение, будто сам ветер шатает гору. Пыль и дым, мелкие камни и языки пламени градом посыпались из бездонной пропасти. Мелкие трещины поползли от ущелья. Юноша робко отполз подальше от пропасти. Небо потемнело, и непроглядная ночь опустилась на мертвую землю. И словно новое солнце, невиданное и необъятное светило, пламя из пропасти осветило скалу. Грохот усилился, он приближался сюда, из глубины, к обессиленному юнцу, бросившему вызов стихии. Мощный взрыв. Груды камней, облака пыли и сажи вырвались наружу. Вслед за ними из пропасти вылетел дракон.
Он был огромен, даже по меркам других драконов. Да, безусловно, он был великаном среди этих магических, непобедимых существ. Языки пламени отражались в его красной, словно рубиновой, чешуе. Его крылья заслонили полнеба. Один их взмах — и плащ юноши сорвался с плеч и улетел, мелкие камешки, будто капли дождя, гонимые ветром, последовали за ним. Дракон завис в воздухе, плавно двигая массивными крыльями. Его взор устремился на крошечную фигурку, распластавшуюся на голых камнях. Из ноздрей выходили мелкие язычки пламени, дракон тяжело дышал. Он, будто заново родился, покинул темницу, в которой пребывал нескончаемое количество времени. Теперь он свободен.
И тогда дракон заговорил. Его голос был схож с раскатами грома. Земля содрогнулась от одной лишь фразы гигантского чудовища.
— Здравствуй, хозяин, — промолвил дракон.
Тимофей Верхов(2004).