Дух Никопола — Вмешательство дядюшки Натана

Изумлённый, я подошёл ближе, и увидел, что домик стоит на самом краю глубокого, практически бездонного оврага. Стоит смело, уверенный в том, что никогда вниз не рухнет, и оттого казался он неким пограничным столбом, который преграждает путь бездне, не позволяя ей проникнуть в наш город. Я тогда ещё не знал, что бездна (как и безумие) притягивает. И сам не заметил, как оказался на самом краю пропасти, заглядывая вниз,… и тут мне стало страшно. Невыносимо страшно. Я был парализован, не в силах пошевелиться, ибо мне казалось, что сделай я хоть одно движение — неминуемо сорвусь вниз. Я стоял на самом краю, испытывая то же самое, что чувствуют люди, пытающиеся совершить самоубийство, стоящие на краю небоскрёба, и не имеющие воли ни отступить назад, ни шагнуть вперёд (только в отличие от них, вперёд я шагать не собирался). Сознание моё поплыло. Я понимал, что долго так продолжаться не может. Я готов был рухнуть без сил, когда сзади кто-то меня схватил и рывкам откинул от пропасти. Я упал на траву совершенно обессиленный и дрожавший от нервного перевозбуждения. Подняв глаза вверх, я увидел невысокого коренастого мужчину, с абсолютно лысым черепом, с лицом, изборождённым глубокими морщинами и одетого, несмотря на жару, в толстые брюки и поношенный свитер. Так я познакомился с дядюшкой Натаном.

Прошло семь лет. Я благополучно окончил школу, поступил в институт, и время от времени навещал дядюшку Натана, но разгадать этого странного человека я никак не мог. Все окружающие считали его немного ку-ку, ибо он производил впечатление человека с образованием и большим житейским опытом, но жил отшельником в своей заброшенной хижине (где не было ни электричества, ни воды, и газа) и вёл образ жизни бомжа: собирал бутылки и жестяные банки, сдавал их и на вырученные деньги покупал хлеба, молока и иногда консервы. Он был добродушный, незлобный и полностью внесоциальный. Он жил в каком-то своём мире, всегда был чем-то озабочен, и казалось, что постоянно мысленно работает, по меньшей мере, над докторской диссертацией. Говорил он путано, невнятно, скороговоркой, половину слов съедал, поэтому я не воспринимал его всерьёз, и тем более не хотел считать себя Соломоном, но со временем, моё представление о дядюшке Натане полностью поменялось. Началось всё с того, что я заметил, что кроме банок и бутылок дядюшка Натан собирает различные запчасти, сломанные механизмы, электросхемы и тащит их себе в дом. Я спросил его: «Зачем всё это?» «Это самое, я «Заватон» собираю» «Что собираете?» «Ну, это, вещь такая, «Заватон», очень нужно мне её собрать» «А что «Заватон» делает?» «Он, это самое, изотопы сближает и обогревает помещение» «Печка что ли?» «Нет, «Заватон»». «А можно мне посмотреть?» «Конечно» — и он повёл меня к себе. Впервые я был у дядюшки Натана дома. Это оказался не дом, а чрезвычайно захламлённая мастерская. В полумраке я мог разглядеть многочисленные полки, заваленные частями настенных часов, шестерёнками, маятниками, пружинами, частями электродвигателей, якорями, роторами, катушками, кусочками проводов, вентиляторными лопастями, платами радиоприёмников, болтами, гайками, различными железками, генераторами, аккумуляторами и прочее, прочее. (Когда, позже я смотрел мульт «Валли», мне показалось, что контейнер Валли — это один в один домик дядюшки Натана) Он показал мне «Заватон». Как объяснить попроще: некая фиговина, чуть ли в человеческий рост, вся из переплетения каких-то труб, фланцев, раструбов, переходников, заглушек, а с боку прифигачено три разных двигателя. Такое чувство, будто маленький ребёнок возился с конструктором и неожиданно собрал «Заватон». «Он работает?» — спросил я. «Нет. Это самое, нужен конвертор ЕZ 114 и ртуть» «А зачем ртуть?» «Чтобы его запустить» «Он работает на ртути?» Я был тогда слишком молод для сарказма, хотя, с самого начала я был уверен, что эта фиговина работать не будет. Оказалось, что я ошибался.

Вскоре я встретил дядюшку Натана и спросил: «Ну как, «Заватон» заработал?» «Да» — просто ответил он. «Как?» — удивился я. «Пошли, посмотришь» И я пошёл. Внешне «Заватон» не изменился ничем, кроме того, что двигатели шумели, и сам он дрожал и потрескивал. «Теперь я могу не топить печь» — сказал дядюшка Натан. «Он что, тепло производит?» — спросил я, протягивая руку. «Осторожно!» — вскричал дядюшка Натан, но было поздно, я уже дотронулся до «Заватона» — и заорал. Одёрнув руку, я увидел, как на тех пальцах, которыми я прикоснулся к устройству, запузырились волдыри ожогов. Дядюшка Натан нашёл бинт, замотал мне пальцы, и был очень расстроен тем, что так всё случилось. Я побежал домой, чтобы обработать ожоги, а вечером залез в интернет. На запрос «Заватон» я, как и ожидал, получил нулевой результат. Тогда я набрал «сближение изотопов» и получил, как и ожидал, термоядерную реакцию. Получается, что дядюшка Натан собрал дома токомак, или термоядерный реактор, и использует ядерную энергию для обогрева помещения. Но это же бред! Как можно сделать такой крохотный токомак, или это устройство для холодного термоядерного синтеза? Да нет, не может этого быть. Если каждый будет экспериментирвать с ядерной энергией у себя дома, тогда у нас будет сотни Чернобылей. Я даже представил себе колонку новостей, вместо: в доме таком-то произошёл взрыв бытового газа, будет сообщение: в городе таком-то, по улице такой-то произошёл бытовой ядерный взрыв, такого города больше не существует на карте страны. «Заватон» я выкинул из головы, так же, как и голубоватое свечение домика дядюшки Натана.

И тут я подхожу к кульминации моей истории. Как я уже говорил, прошло 7 лет после моего знакомства с дядюшкой Натаном. Стояла весна, и я шёл по улице озабоченный тем, что не успеваю закончить курсовую. Завтра уже сдавать, а мне не хватает ещё 150 страниц. Как успеть написать 150 страниц за одну ночь? Никак не успеть! Я шёл по улице совершенно раздавленный мыслями о последствиях того, что я не сдам курсовую, а последствия будут весьма печальные. И тут навстречу мне идёт дядюшка Натан, в своей заношенной камуфляжной куртке и кепке на лысом черепе. Он очень обрадовался, увидев меня, и спросил, отчего я такой озабоченный. Я рассказал ему о том, что за одну ночь не успею закончить курсовую, и это катастрофа ужасная. Дядюшка Натан, подумал немного, и сказал: «Я помогу тебе». «Как?» « Есть у меня одна штуковина, это самое, она тебе поможет» «Что за штуковина? Что она может? Чем она мне поможет?» «Она время замедляет» Я посмотрел на дядюшку как на вконец спятившего. «Приходи сегодня ко мне, бери весь необходимый материал» — и, не прощаясь, дядюшка Натан заспешил к себе домой. Никуда идти я не собирался, но… это трудно объяснить, в конце концов, вечером, я оказался у дядюшки Натана в его сияющей голубым светом хижине, посреди которой шумел и потрескивал «Заватон» продолжая разгонять не только холод, но и темноту, ибо дядюшка подцепил к нему провода и протянул их к лампочкам — в доме отныне стало светло. За высокой перегородкой дядюшка освободил от хлама стол и водрузил на него странное, нелепое устройство, такое же абстрактное, как и «Заватон» только более компактное. Устройство имело маятник, торчавший вверх, как у метронома, и несколько проводов, тянулись от устройства к браслету. Этот самый браслет дядюшка Натан надел на моё запястье. «Сейчас, это самое, ты маятник качнёшь, и прибор запуститься. Время замедлится, и ты успеешь закончить свою работу». Он ушёл, оставив меня наедине с курсовой и со странным прибором. Я качнул маятник метронома. И внезапно, «Заватон» выключился и в доме погас свет. Горела только керосиновая лампа, которую дядюшка Натан заблаговременно повесил над моим столом. Я начал работать, маятник метронома начал замедляться. По мере того, как я продолжал свою работу, колебания маятника растягивались, скорость его движения замедлялась. 6-я страница, 7-я. Маятник метронома практически не двигался, хотя я, бросая взгляд, замечал, что положение его с каждым разом меняется. 18-я страница, 19-я. Не знаю, почему это случилось, но на меня снизошло всепоглощающее спокойствие. Появилась вера, что я успею закончить свой труд до утра. 31-я страница, 32-я. На часы я уже не смотрел, я писал, и писал, и писал. 41-я страница, 42-я. Я и не думал, что способен так сосредоточенно трудиться. Я не знал, в чём причина: в замкнутой отрешённой обстановке, или действительно прибор с метрономом на меня влиял. 63-я страница, 64-я. Я не замечал времени, ибо оно замедлилось. Оно перестало существовать. Я не думал ни о чём — я писал курсовую. 79-я страница, 80-я. Я остановился, и с сомнением почитал то, что уже написал, полагая, что там полный бред. Но оказалось, что написано всё грамотно, структурировано, по теме. Я продолжил работать. 116-я страница. 117-я. Правая моя рука практически онемела, а тело всё затекло. Я писал и писал, чувствуя, как наваливается на меня космическая усталость. 140-я страница. 141-я. Маятник метронома продолжал своё неуловимое шествие от полюса к полюсу. Сквозь неимоверную усталость я медленно, медленно добрался до финиша. 149-я страница, 150-я. Всё! Я закончил! В изнеможении я откинулся на спинку стула и снял с руки браслет. И тут же заработал «Заватон» и в доме включился свет. Пришёл дядюшка Натан «Ну как?» «Я закончил!» «Ну вот, я же говорил!» Дядюшка Натан искренне верил, что это именно его устройство с метрономом помогло мне. А мне было пофиг, главное, что я закончил!

Когда я вышел на улицу, было уже утро. Я взглянул на часы: 8 утра. Я пошёл домой, намереваясь принять душ, позавтракать, а потом идти в институт сдавать курсовую. Сначала, когда я зашёл домой, я ничего необычного не заметил. Родители уже ушли на работу (я их предупредил, что буду ночевать у друга, и они не волновались). Я прошёл в свою комнату, бросил папку с курсовой на стол, сам завалился на кровать, чувствуя блаженную истому. И тут — в мою комнату заглянула совершенно незнакомая мне девушка. Она, увидев меня, спросила: «Ну что? Закончил курсовую?» Я от изумления сел на кровати. «Да» — машинально ответил я, разглядывая незнакомку. Она была одного со мной возраста, одета была в домашний халат и вела себя так, будто здесь живёт и давно меня знает. «Ну вот, а ты боялся, что не успеешь. Тебе в институт ко скольки?» «К 10-ти» «Ладно, тогда я Артёма в садик отведу» «Кого?» «Артёма, нашего младшего брата. Ты что, совсем заучился?» — развеселилась она и выпорхнула из комнаты прежде, чем я успел спросить, а она, собственно говоря, кто такая? Из всего разговора я понял, что она моя сестра, и что у нас есть младший брат Артём. Но у меня никогда не было ни брата, ни сестры! Я всегда был единственный в семье! Двигаясь, словно во сне, я вышел из своей комнаты. Рядом был кабинет отца. По крайней мере, всегда был кабинет отца. У меня появилось нехорошее предчувствие, что сейчас я там увижу нечто другое. Я открыл дверь, и передо мною предстала девчачья комната. Незаправленная постель, разбросанные в умеренном беспорядке девчачьи шмотки, на стене плакаты Джастина Бибера, на полках парфюмерия, бижутерия, рамки с фотографиями. На одной из фотографий я стою рядом с этой девушкой, которая оказалась моей сестрой. Нет. Этого не может быть. Это какой-то сон. Я поспешил в спальню родителей, но там ничего не изменилось. Даже фотография со свадьбы была та же самая. Совершенно запутавшись, я вышел из родительской спальни и столкнулся с девушкой-якобы-моей-сестрой, одета она была в джинсы и пуловер, за руку вела белобрысого мальчугана 5 лет. Это, по всей видимости, Артём — мой брат. «Ну всё, мы пошли, вечером увидимся» сказала девушка, надела куртку, помогла одеться мальчугану и, помахав мне, ушла. Как могли за одну ночь произойти такие непостижимые изменения. Я отказывался верить, что это как-то связано с дядюшкой Натаном и его метрономным прибором. Выяснять было некогда — надо лететь в институт. В институте также ничего не изменилось. Те же самые сокурсники окружали меня. Мы сидели в аудитории, ожидая декана, когда сосед наклонился и спросил: «Как поживает твоя сестра?» «Кто?» «Ева, сестра твоя двойняшка» Так она оказывается, моя сестра двойняшка!!! Я хотел у соседа кое-что спросить, но в это время в аудитории вошёл декан. Точнее, вошла. Деканша. Ибо это была высокая женщина, приблизительно 40-а лет. Но, насколько я помню, вчера ещё это был мужчина: Каменских Леонид Павлович. И вдруг — за одну ночь — он превратился в женщину! Сменил пол?! «Сдавайте курсовые» — сказала деканша. Я наклонился к соседу и шёпотом спросил «Слушай, я забыл, как декана зовут?» Сосед посмотрел на меня подозрительно «Что, всю ночь прогудел?» «Да» — вынужден был ответить я. «Каменских её зовут, Лидия Павловна»

Дядюшка Натан слушал меня с волнением. Потом начал копошиться в своём метрономном приборе. «Неужто, я ошибся? Нет, всё правильно. Он должен был замедлить время в четыре раза. Может он ещё искривил пространство?» — задумчиво произнёс дядюшка Натан. У меня в голове вертелось: пространство-время, пространственно-временной континуум, они взаимосвязаны. Значит, нельзя изменить время, не изменив пространства? «Мне кажется, он коротнул» — сказал дядюшка Натан. «Что сделал?» «Закоротил две параллельные реальности так, что они пересеклись, и ты соскочил с одной реальности в другую» Такого не может быть! Такого просто не может быть! Как может какой-то прибор искривить пространство? Это совершенно недопустимо! То есть я сижу дома, а в это самое время мой сосед экспериментирует с таким вот метрономным прибором и меняет реальность, уничтожает на небе луну или стирает с лица земли целый материк. Даже более того, играет не только с пространством, но и со временем. У меня вдруг появляются братья и сёстры, а декан из мужчины превращается в женщину. «Подожди, так значит, ты можешь обратно всё вернуть» «Ну в принципе, да. Хочешь, чтобы я всё вернул?» И тут я сказал: «Подожди». Это даже интересно. Я попал в несколько другую реальность. Здесь кое-что по-другому. Не так, как я привык это воспринимать, а по-другому. И это было интересно. Необычно. Появившийся брат, сестра, деканша. Наверняка какие-то есть ещё изменения. А, может, есть совершенно глобальные изменения. Скажем, глобальные политические изменения. К примеру, что СССР не распался. Или, наоборот, его никогда не существовало. «Подожди, пока ничего не делай» — сказал я дядюшке Натану и вышел на улицу. Мне не терпелось узнать, что ещё изменилось в мире за одну ночь.