Капли дождя катились по его зеленому плащу. За ту секунду, на которую Мелинда позволила себе задержать взгляд на незнакомце, прислонившемся к стене ратушной башни, она успела лишь увидеть, как вода стекает с капюшона на его светлые волосы и дрожащие губы. Глаза он старательно прятал.
— Отец?
За торговыми рядами возле костела Святого Войцеха виднелась их повозка, запряженная парой гнедых лошадей, и Транкан, с грустью поглядев в ту сторону, обернулся к дочери. Он ничего не спросил, но куда красноречивее были сошедшиеся к переносице брови и проницательные карие глаза.
— Отец, я, кажется, забыла у торговки тесьму.
Чужестранец в промокшем насквозь плаще, жмущийся к стене, выглядел столь жалким, что Мелинда, не раздумывая,тайком вытащила из корзины с сукном ярко-синюю тесьму, которую она выбрала для нового платья, и спрятала ее в рукав.
Транкан пуще нахмурился.
— Ты уверена? В корзине смотрела?
— Да, я все обыскала. — Она протянула корзину, дабы он лично убедился, но отец отмахнулся.
— Я буду ждать тебя на площади. Не задерживайся. Давай корзину.
Мелинда протянула отцу плетенку. И когда тот зашагал к повозке, бросилась обратно через арку у ратуши, где все еще стоял чужестранец, мимо торговых рядов и палаток суконщиков. Ее целью была бакалейная лавка Софии Варны, которую Мелинда считала туповатой и скупой, но отец всячески отказывался иметь дело с другими торговцами.
Мелинда толкнула скрипучую дверь и окунулась в темноту, полную разных запахов: кислой капусты и вяленой рыбы, изысканных индийских специй и терпкого чая. Они с отцом уже побывали здесь, а потому хозяйка удивилась, увидев Мелинду опять.
— Что-то забыли, деточка? — спросила Варна, навалившись своей немалой грудью на прилавок.
Мелинда скривилась от отвращения — когда-нибудь эта старуха выведет ее окончательно, и она выскажет все, что думает об этом убогом местечке и самой хозяйке бакалеи. Но не теперь.
— Отрежьте полкраюхи хлеба и четвертушку сыра, и чтоб никакой плесени! — заявила девушка, чем привела торговку в еще большее замешательство. — Ну, чего стоите?
Варна, обтерев руки о передник, полезла на верхнюю полку, где хранились огромные сырные головы.
— И, пожалуй, дайте мне бутылку вина. Да не какую-нибудь кислятину, а из погреба! Я видела ваши запасы.
Хозяйка бакалеи, надрываясь под тяжестью сыра, покачнулась на табурете и едва не упала.
— А известно ли вам, милсдарыня Транкан, сколько будет стоить ваша покупка?
Мелинда украдкой улыбнулась; ее всегда веселила манера торгашей столь витиевато набивать цену своим услугам.
— Не беспокойтесь, деньги у меня есть. — Мелинда бросила на прилавок мешочек с монетами, и, о чудо, хозяйка зашевелилась быстрее. Она буквально спорхнула с табурета, отхватила острым ножом четвертушку сырной головы и полбуханки, а потом умчалась в погреб за бутылкой вина.
— Положите-ка мне все это в мешок. — Попросила Мелинда. И когда ее просьба была выполнена, девушка поклонилась совсем легко, как умела только она, и вышла на грязный двор, где все еще моросил дождь.
Проходя мимо чужестранца, она, не говоря ни слова, сунула мешок ему в руки и побежала через площадь к костелу, где ее дожидался отец.
Прежде, чем развязать мешок, незнакомец проводил девушку взглядом. Она остановилась возле повозки.
— Нашла? — спросил Транкан, берясь за вожжи.
— Да, — Мелинда незаметно выдернула из рукава тесемку и показала отцу. — Завалилась между мотками ткани.
Транкан кивнул и стегнул лошадей, едва дочь уселась в коляску. Он выглядел как обычно суровым и непоколебимым, но Мелинда могла поклясться, что в ее отсутствие отец перерыл всю корзину с шитьем.
Повозка умчалась. И Роджер, так звали незнакомца в зеленом плаще, уже сомневался, что видел девушку, а не призрак — так быстро она исчезла из вида.
А дождь хлестал все сильней. Роджер открыл мешок и увидел еду, а затем и бутылку вина. Не какое-то пойло, коим заполняют бадьи свиньям, а настоящее красное вино с выдержкой. Уж в этом он разбирался. Он сунул бутылку за пазуху. В одну руку взял ломоть сыра, в другую — хлеб, и долго смотрел на них, будто они могли испариться также, как и повозка с девушкой. Но еда не исчезла, только хлеб немного намок от дождя. Роджер жадно принялся откусывать то хлеб, то сыр. Он уже не помнил, когда ел последний раз — дня три назад, может, четыре. Пока его челюсти тщательно перемалывали пищу, по щекам текли слезы. Благодарность к незнакомке захлестнула его. Как она узнала? Почему вообще не прошла мимо, как другие? Кто она, наконец?
Роджер совсем не запомнил ее лица. Не видел — просто не смел поднять глаз. В деревнях в него кидали тухлые помидоры и гнилую картошку. Бывало, летели и камни. Люди гнали его от жилья, но она… Неужели она не поняла, кто он такой? Только так ведьмак мог объяснить доброту девушки.
Роджер сложил остатки еды в мешок. Посмотрел на бутылку. Пробка была откупорена, чтобы он не мучился, открывая ее. Она обо всем позаботилась. Он смахнул рукавом с лица влагу, но оно не стало суше. Отпив глоток вина, он зажмурился блаженно, как кот, а потом убрал бутылку в мешок и зашагал к харчевне, где надеялся получить ночлег. У него оставалось в кармане лишь несколько монет. Сегодня слишком сыро, чтобы коротать ночь на улице или в каком-нибудь стогу. Впрочем, Роджер сомневался, что в Валаарте найдется хоть один стог сена, неурожайным выдался год в этих местах — скотина вся подохла, и люди голодали.