Кухонный леопард

Ограждение, сложенное из кирпича и побеленное известью, оказалось не таким высоким, как предполагал Олег. Он перемахнул его, упал в мокрые кусты. Только что прошел дождь, и на темной дороге, ведущей к городу, стояли лужи. Петляя между ними, Олег добежал до парка и там, за деревьями, впервые остановился, перевел дух. На часах было без четверти два.

Луна отсутствовала, но и без нее ночь на этой планете была очень похожа на земную. Тьма окутала деревья парка, белело ограждение научного городка пришельцев, то есть людей, посетивших Плесай шесть лет тому назад.

Олег отдышался — погони не было.

Все в порядке. Его не заметили. Как он смог решиться на такое? Что ему за это будет? — не было времени решать. Олег прокрался окраиной парка, свернул на знакомую тропу и через некоторое время вышел к реке.

Водяная гладь была черна. Дальний берег сливался с водой и угадывался по верхушкам кустов. Олег отыскал спрятанную у воды лодку. Осторожно достал весла со дна, отвязал цепь и отчалил. Кусты темной массой поплыли мимо. Кругом стояла теплая тихая ночь.

Человек направил лодку вниз по течению пустынной реки.

Через час беглец решил отдохнуть — забросил весла в лодку и лег на спину. Под днищем журчала вода, борта слегка покачивало. Лодку повело к берегу, ветка хлестнула Олега по лицу — он вскочил. На берегах показались огни пригородных коттеджей плесайцев. Доносились голоса и далекая музыка.

Красивая планета Плесай, недаром ее имя созвучно с всплеском, с ударом весла о воду. Здесь множество рек и пресноводных озер. Климат здесь влажный и теплый. Сами плесайцы невысокого роста, с зеленой, приятного цвета кожей, пористой и упругой, с черными глазами и волосами цвета пепла. Доброжелательны, не лишены чувства юмора и имеют достаточно развитую в техническом отношении цивилизацию. Олег проработал лингвистом на Плесае два года в составе второй делегации человечества на этой планете, досконально освоил язык, обычаи и образ жизни плесайцев.

Олег вывел лодку на середину реки. Огней прибавилось, они разрастались и высыпали кучней. Загудела близкая автострада.

В темноте вырос, надвинулся многотонными ажурными перекрытиями железнодорожный мост, освещенный электричеством. Вода бурлила и пенилась, натыкаясь на его мощные опоры. Показались трубы заводов в кольцах красных огней, пляжи, лодочная станция со спасательными кругами на вышках. Река раздавалась вширь. У пирсов качались прогулочные лодки, яхты, и катера.

Олег причалил к берегу.

Под кустом он быстро нашел припрятанный мешок, переоделся, положив туда мокрые туфли и синий комбинезон — рабочую одежду землян. Размахнулся и закинул мешок как можно дальше в реку.

Пустая лодка уплыла по течению. Олег зашагал к ближайшей автобусной остановке, откуда он без проблем добрался до железнодорожного вокзала. Вокруг здания сновали плесайцы. Все они куда-то уезжали.

Полицейские не обращали на Олега внимания. Возможно, они еще не знали, что в эту ночь все люди без исключения покинули Плесай в экстренном порядке и не получили соответствующих указаний.

Олег взглянул на табло. Нужный ему поезд уже отходил. Олег бросился к кассам и наткнулся на длинную очередь. Делать нечего: взял билет на поезд, отходящий через два часа.

Олег пошатался по вокзальным магазинам, разглядывая под стеклом всякие мелочи и сувениры для пришельцев, почитал газету в зале ожидания, пострелял из винтовки в зале игровых автоматов и, не зная, как скоротать время, отправился в кафе неподалеку, хотя от волнения вряд ли был способен проглотить сейчас что-нибудь. Хотелось забиться в незаметный угол и переждать.

Над вокзалом и городом раскинулось ночное, звездное небо. Земляне были

уже в космосе.

Олег нервничал. Кафе было ему знакомо. Круглые столики, накрытые желтыми скатертями, были наполовину заняты плесайцами, они не спеша ели и беседовали.

Олег отложил розовый листок меню и посмотрел на часы. Корабль землян стартовал сорок две минуты тому назад. Олег — последний человек с Земли, оставшийся на Плесае. В научных городках землян не осталось ни души. Пришельцы вынуждены были уйти. В самый разгар работ на Плесае люди стали умирать, быстро, один за другим. За последнюю неделю умерло шестнадцать человек. Здоровых мужчин и женщин убивала обычная местная болезнь, переносимая коренными плесайцами без особых проблем. Был назначен карантин, назван день отлета, прибыл корабль с Земли. Люди улетели, сегодня об этом напишут в утренних газетах.

Олег сознавал, что может умереть прямо сейчас в этом уютном кафе.

Официантка принесла заказ, Олег взглянул в ее черные глаза на хорошеньком лице нежно-зеленого цвета.

Она улыбнулась:

— Вижу вы человек. Нравится у нас?

— Да,— ответил Олег,— планета замечательная.— И, взглянув на

официантку, добавил: — И готовят у вас замечательно.

У вас почти нет акцента,— сказала она.

Зеленые ручки подхватили поднос, и девушка исчезла.

Олег вспомнил отделение больницы их научного городка: между койками ходят растерянные и беспомощные плесайские доктора, с бледными виноватыми лицами. Они не смогли ничем помочь. В палате стоял кисловатый запах, а под простынями лежали умершие за ночь люди — большие белые куклы. Наступало легкое недомогание, и через несколько часов человек умирал от остановки сердца.

Олег задумался. Сколько ему сейчас? Тридцать один. Четыре года до Земли, четыре обратно. Десятилетие на то, чтобы снять карантин, если болезнь вообще будет адаптирована к человеческому организму. Лет десять, а то и все двадцать… После сотни «если», даже оказавшись в составе третьей экспедиции, он вступит на Плесай почти стариком!

Несколько десятилетий непростительного бездействия, когда он полон идей и замыслов?

«Ерунда!» — сказал он сам себе, имея в виду болезнь. Вся жизнь состоит из безвыходных ситуаций: приходиться решать, какая бесконечность больше, какое зло полезней, какое безумие мудрее, а какая ложь правдивей.

Он — лингвист, ему не нужна сложная аппаратура, лаборатория; все, что ему нужно — это остаться на планете и общаться с ее жителями. Простой дом в сельской местности, стол, бумага, рабочий кабинет… Магнитофон найдется, деньги у него есть. Время? Он имеет минимум полгода, пока его обнаружат.

Скорее всего, его хватились только на космодроме и не стали откладывать старт.

Олег вдруг представил свой побег, как если бы он был больным плесайцем на Земле: осень, огромный освещенный плакат «Стой! Стреляю!», за ним в черноте ночи обрезок луны, вышки, проливной дождь, холодно блестят в свете прожекторов кольца колючей проволоки. Продрогшие часовые… Он крадется, прижимаясь к кирпичной стене, окрик, тишина, опять окрик с вышки, лай собаки, он бежит, путается в проволоке, воет сирена, топот сапог по металлическим ступеням, бряцание затворов, длинный луч прожектора шарит по грязной земле, накрывает фигурку в полосатой робе — выстрел…

Олег улыбнулся: удивительно, как быстро вся эта картина разрослась в воображении. Ох уж эти стереотипы человеческого мышления.

Ему порядком надоело сидеть. До отправления поезда оставалось еще тридцать минут. Олег стал рассматривать зал и в следующее мгновение потерял дар речи: за одним из столиков у окна он увидел человека!

Седеющий мужчина лет сорока пяти неторопливо прихлебывал из высокого бокала оранжевую жидкость. Вот его глаза в свою очередь остановились на Олеге, бокал выпал из пальцев, стукнул дном об стол.

— Здравствуйте! — Незнакомец быстро встал и подсел к Олегу. Голос его дрогнул.— Вы здесь?! Я так рад… А то совсем потерял голову!

Теперь они сидели напротив друг друга, и каждый внимательно всматривался в лицо неожиданного товарища.

— Эдуард Константинович,— представился мужчина.— Знаете, я опоздал на старт, отстал от группы. Пока мы еще живы, надо поскорее выбираться с Плесая! Как истинные земляне, мы вправе требовать от правительства отправки нас домой, пусть снарядят, в конце концов, собственный корабль!

— А я сбежал,— сказал Олег.— Я не собираюсь возвращаться.

— Сбежали? Но зачем?! — Эдуард опешил, но через мгновение уже хитро взглянул на Олега.— А вы — голова! Блестящий ход: пока мы будем бегать и вымаливать отправку на Землю, вас они вышлют силой, полицейским крейсером. Куда быстрее и без лишних вопросов!

Эдуард Константинович не скрывал своего искреннего восхищения.

— Вы неправильно меня поняли,— сказал Олег, слегка покраснев.— И кто это «мы»? Я отказываюсь возвращаться, а нас всего двое?

— Трое,— поправил Эдуард.— Мой друг ждет в машине у входа.

— Куда вы направляетесь?

— В столицу. А вы?

— Поездом до Варты.

— Это по пути, поедемте с нами, билет сдадите, еще есть время.

— Хорошо,— согласился Олег,— можно и на машине.

— Извините меня,— улыбнулся Эдуард Константинович, поглаживая кончик носа.— Пустая формальность — можно ваши документы. Еще раз извините. Я должен показать их другу, пусть удостоверится. С ним я встретился случайно, час назад, почти как с вами… Он всего боится… Вы меня понимаете?

— Глупость какая,— проворчал Олег, протягивая паспорт.— Но если вы считаете это необходимым… Пожалуйста.

— Спасибо,— Эдуард раскрыл документ и изменился в лице.— Да вы и в самом деле человек?! — произнес он осевшим голосом.— Вы человек? — Эдуард выскочил из-за стола.— Мне надо посоветоваться… Нет-нет, не ходите за мной, я сейчас… Не имитатор?! — шептал он, выбегая из кафе.

Прошло 15 минут. Эдуард не возвращался. Пора было на поезд. Олег выбежал из кафе — никакой машины перед входом не было. В вагон он садился с чувством, что произошло что-то несуразное и вместе с тем трагикомичное. Олег скупил все четыре места и теперь мог побыть один.

Состав тронулся. Олег сдал билеты проводнику и закрыл купе.

За окном светало. Потянулись туманные поля, полоски леса, деревни, дороги. Только теперь Олег почувствовал, как он устал и вымотался за последние часы. Думать ни о чем не хотелось, он просто смотрел в окно на плесайские просторы, провожал глазами столбы.

Поднялось из-за горизонта плесайское солнце, высветились царапины на пыльном стекле.

В полдень Олег проснулся от голосов. Поезд стоял на маленькой станции. У входа в вагон столпились плесайцы. Олег умылся, собственное лицо его не обрадовало. Бледное, мешки под глазами. Ничего, скоро он будет стопроцентным плесайцем. Не отличишь. Пока поезд не тронулся, Олег засучил рукав рубашки и, достав шприц, сделал укол в вену. Через полтора часа его кожа станет нежно салатовой.

«Держись молодцом! — скомандовал он сам себе, выходил из вагона в Варте.— Все будет хорошо.»

Перрон был пуст. Из-за двухэтажного здание вокзала торчали две кирпичные трубы какого-то предприятия. На скамейках сидели плесайцы, птицы расхаживали по асфальту у их ног. Провинция!

Олег поздно поставил укол: его лицо представляло собой печальное зрелище — будто кто-то покрасил его зеленкой, а потом недостаточно тщательно отмыл.

Наклонив голову и опустив глаза, он быстро пошел к автобусной остановке.

— Смотрите! — воскликнула вдруг одна женщина, показывая на Олега.— Я их по телевизору видела!

Плесайцы, до этого мирно скучавшие на скамейках, теперь привстали из-за сумок, коробок и чемоданов. Кто-то уже с радостным воплем бежал навстречу жителю с чужой планеты. Всем хотелось увидеть вблизи, рассмотреть пришельца! Олег, морщась, словно от боли, прибавил шагу, но вокруг него мигом собралась толпа, так что пришлось остановиться.

А руки какие белые! — сказал кто-то.

Плохо ему, еще умрет здесь?!

— Длинный какой.

Откуда-то выскочили двое полицейских, которые сразу же поняли, в чем дело и растолкали ротозеев. Один на бегу вытащил из сумки что-то наподобие противогаза и натянул это на голову Олега. Стражи порядка легко подхватили человека под руки и скрылись в здании вокзала.

Олега затащили на второй этаж. За обитой кожзаменителем дверью открылся кабинет — стол, карта района, несколько стульев. Человека посадили на стул, не снимая противогаза. Полицейский за столом коротко взглянул на землянина, набрал на телефонном диске номер. Его напарник и те двое, что привели пришельца, прыгали по кабинету, опрыскивая все, что только можно, каким-то аэрозолем. Полицейский приставил к уху трубку. В противогазе было плохо слышно, к тому же стали запотевать стекла. До Олега долетали обрывки фраз.

— Так точно! Докладываю… Что… Что не может быть?! Я пьян? Со мной… Я… Со…. помощник, лейтенант Клаузиц, он проводил задержание, даю трубку…

Клаузиц, оставив баллончик с аэрозолем, вытянулся в струну.

— Да! Так точно! Здесь! Сидит передо мной! Ору? Так точно — белый. Есть, не дать умереть! Спасаем, делаем все, что можем, есть! Ждем…

Не прошло и десяти минут как внизу, визжа сигналкой, остановилась машина. По ступеням вокзальных лестниц застучали сапоги. В кабинет, где сидел Олег, вошли еще шестеро плесайцев. С него, наконец, сняли противогаз. После полуторачасового разбирательства оперуполномоченный объявил, что Олег задерживается до тех пор, пока не будет выяснено, кто он такой. А сейчас в качестве подозреваемого его отправят в местную тюрьму.

Тюрьма поразила Олега: не было ни вышек, ни серых стен с напыленным на них раствором. Невысокая, в три этажа, и длинная, тюрьма, выходила рядами широких окон прямо на городскую улицу. Бежать, несмотря на это, было невозможно решетки заменяло сверхпрочное стекло. Олег и не собирался предпринимать ничего подобного, от него требовался пустяк — помочь бестолковому следствию установить его личность. Серьезно говоря, не было ничего проще: Олег — это человек, и пришелец устал повторять это.

Плесайцы почему-то не верили.

После очередного допроса местные следователи вызвали специалиста из столицы. Он приехал, плотный, коренастый, с лысеющей зеленой головой, короткими и сильными руками. Олег с надеждой смотрел, как его пухлые пальцы открывают папку его «Дела», встретил и выдержал внимательный, неторопливый взгляд плесайца. Столичный следователь производил впечатление умного, серьезного гуманоида. Олег приободрился.

Следователь начал с того, что стал задавать, иногда повторяясь, множество нелепых вопросов: «Где находится Лондон?», «Когда люди ложатся спать?», «Вы часто смотрите телевизор?», «Что обозначает слово «ватрушка»?», «Что такое — соль почвы?», «Какого размера животное заяц?» и так далее. Олег злился. Его не спрашивали: зачем он на Плесае, когда прибыл, что было потом… А вместо этого: «Почему в Африке вымерли кенгуру?» — «Они не смогли бы это сделать, если бы даже хотели, кенгуру никогда не жили в Африке, а живут они в Австралии, достаточно?» — «Не торопитесь, про Австралию вас еще спросят».

У следователя было терпение гранитной глыбы. Олег нервничал и иногда оговаривался, ошибался. Земля была так далеко. За тысячи световых лет.

Так прошла неделя.

В один из дней следователь изменил тактику и приступил, к великой радости Олега, к делу. Шел одиннадцатый допрос. Подозреваемого сидел перед столом, спиной к стене. Следователя расхаживал взад-вперед, в углу сгибалась спина помощника в сером мундире — он печатал на машинке.

Толстые зеленые пальцы следователя уперлись в стол, он вдруг повысил голос:

— Как ваше имя?

— Олег Владимирович.

Защелкали клавиши печатной машинки. Помощник поднял голову.

— Вы полностью осознаете себя, отдаете отчет своим действиям?

— Да, полностью.

— Кто вы?

— Человек, конечно!

Казалось, следователь пропустил слова Олега мимо ушей.

— Кто вы? Подумайте, не торопитесь. Все фиксируется и может быть использовано против вас.

Лицо следователя приблизилось к Олегу почти вплотную, пошло темно-зелеными пятнами, эта думающая рептилия изучала каждое его движение.

Олег взорвался:

— Я человек! Человек, и точка! Сомневаетесь? Докажите мне обратное! Я послушаю, я не буду возражать! Что вы от меня хотите?

— Я бы хотел вам поверить, Олег Владимирович,— сказал следователь.— Но факты упрямая вещь.

— Какие еще факты?

— Я уверен, Олег Владимирович, что вы не человек.

Олег смотрел, как на зеленой пористой коже выступают капельки пота.

— А кто же я, по-вашему?

— Это я и хочу выяснить.

— Вы зашли слишком далеко, правительство Земли…

— Правительство Земли в вас не нуждается, вы никогда не были ее подданным.

Невероятно… — Олега окружило что-то похожее на туман, пишущая машинка замолчала.

— Я понял, что вы не человек, когда убедился в том, что вы не обладаете психологией землян, их природой ума. Ваши поступки и действия не согласуются с возможными поступками настоящих людей. В аналогичной ситуации они действовали бы иначе. Хотя вам и удалось ввести меня в некоторое сомнение своей фантастической осведомленностью о Земле, но информацию можно запомнить, но с мышлением такой фокус не пройдет! Вы не учли основной характер психики человека.

— И какова же ее суть? Теперь-то я могу об этом узнать? — Олега разбирал горький граничащий со слезами смех.— Еще никто за время существования нашей цивилизации не сомневался, является ли человеческий разум поистине человеческим! У вас какие-то вои понятия о нас, что ж, давайте, выкладывайте!

— Напрасно иронизируете, я скажу, чего нет у вас, и что есть у каждого человека. Это роль. Деятельность человека ролевая, характер бытия — ролевой. Ролевое бытие, вы понимаете?

— Почему же это неприменимо ко мне?

— Я внимательно просмотрел ваши показания,— ответил плесаец.— Вы говорите, что прибыли на Плесай в составе человеческой экспедиции на корабле «Витязь» и совершили побег, с какой целью?

— Чтобы продолжить работу.

— Вы знали о смерти многих землян, о карантине и решили подвергнуть себя опасности?

— Выходит, что да.

— Сознательно?

— Вполне… Это мое решение, мне за него отвечать… Не вижу ничего предосудительного.

— Сплошное противоречие,— сказал следователь.— Решив закончить работу, вы обрекаете себя на верную, быструю смерть. Вы остаетесь чтобы умереть, и никогда ее не закончить. Самоубийство — люди так уже не поступают! Запомните, жизнь — это самое дорогое для человека. А у вас что — работа? Человеку важен сам факт его существования, даже лишенный какого-либо конкретного смысла, он живет без цели, все содержание человеку дает роль. Ее наличие. Все люди покинули Плесай, и Олег Владимирович, настоящий Олег Владимирович, улетел на Землю, я в этом не сомневаюсь.

— Если кто-то кинулся в горящий дом, спасая другого, это еще не основание считать его не человеком?

— Горящий дом — не верная смерть, побег надо обдумать, решение принимается не сразу. Все, кроме вас, поняли, что они только помешают «пожарникам», и решили вернуться после снятия карантина.

Помолчав, следователь вытащил из папки лист.

— Вот еще пример несоответствия. Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Вы женаты?

— Нет.

— И никогда не были?

— Нет.

— У вас есть дети?

— Нет.

— Свой дом, квартира?

— Своего нет.

— Вы учитесь?

— Да, и довольно много, все свободное время.

— Класс, курс, отделение?

— Самообразование.

— У вас есть банковский счет?

— Я не пользуюсь банковскими услугами.

— Ваша любимая телепередача?

— Я стараюсь не смотреть телевизор.

— Вы верны себе в повторении ошибки.— Следователь отложил листок.— Не понимаете? Что ж, я вам объясню. Если бы кто-то хотел доказать, что он не является человеком, ваши ответы явились бы для него оптимальным вариантом. Поверьте моему опыту — человеческая психика совсем не то, что вы о ней думаете, помните, я говорил о ролях? Вам следовало не штудировать под гипнозом словари и энциклопедии, а пожить год-другой на Земле.

Человеческая жизнь это обилие, нагромождение ролей. Отказаться от них не легче, чем столкнуть с железнодорожного полотна мчащийся поезд.

Жизнь разбита на этапы — детство, юность, зрелость, старость. И каждому этапу соответствует набор ролей — по отношению к государству, к семье, к людям и так далее. Они — содержание этапа. Возьмем юность, переходящую в зрелость, мужчину 20-25 лет. Сила инерции в людях столь велика, что его будут считать за безумца, если он не выполнит роли — из сына не перерастет в мужа и отца — это роль в семье, не станет гражданином, не будет голосовать, избирать, не обзаведется политическими взглядами — эта роль для государства. Хорошо если из словоохотливого юнца он превратится в степенного, умного, уважаемого человека, получит профессию. Роль имеет над людьми огромную власть. Подумайте: они женятся, в одно и то же время, несмотря на то, что каждый второй брак заканчивается разводом. Приходит время гражданской активности, и они голосуют. Чтобы приобрести уважение, перестают улыбаться и шутить.

А вы? Какой вы человек?! В 31 год — не муж, не отец, не уважаемый и серьезный представитель общества. Учитесь, а это надлежало закончить еще в юности. Вы перемешали роли различных этапов. Люди постигают мир в школе, в техникуме, в институте, крайний срок — до 25 лет, на этом постижение заканчивается, постигать далее — стыдно, несерьезно, как-то несолидно и просто смешно, словно забивать голову ненужными вещами.

— Почему же,— возразил Олег.— Многие великие ученые, писатели, художники занимались самообразованием всю жизнь, вне стен учебных учреждений, да они там и не могли ужиться: получали тройки, сбегали с уроков, пакостили учителям. Не хочу причислять себя к великим, но…

— О роли «великого человека» мы еще поговорим,— парировал плесаец.— Хвастать двойками им к лицу. Они самые плохие ученики людей.

Человек и плесаец некоторое время молчали.

— Все, что вы говорите — чушь и не имеет ничего общего с жизнью людей,— наконец вымолвил Олег.— Я люблю свою работу больше жизни, потому я на Плесае, люблю девушку, но она не моя жена. Я пока не готов к браку, хотя мне уже за тридцать. Поверьте, и так бывает. Я учусь, не в школе и не в институте, и все же учусь. Я редко смотрю телевизор, не бываю в банках, не имею серьезного мудрого вида и поголовного уважения окружающих, кстати, если всеобщее, то какое же это уважение? Я не собираюсь играть никаких ролей, не собираюсь кем-то становиться сообразно годам, я просто хочу остаться собой! На Земле меня ждут — девушка и мама, я оказался плохим мужем и сыном, выбрав Плесай, но, надеюсь, они все равно меня ждут. И это реальность, раз это случилось со мной!

— Плохим мужем и сыном… — Следователь зашагал по комнате и резко обернулся.— Вы быстро усвоили урок, мой дорогой! Быстро разобрались в психике землян. По вашим же словам, что ждут-то они совсем не вас, а Сына, Мужа…

— Да перестанете вы наконец издеваться?

— Я с радостью поверил бы тебе и отправил с Плесая на Землю,— миролюбиво сказал следователь.— Ничего не имею против тебя, кем бы ты ни оказался. Ты отличный гуманоид, но знаешь, сколько на Плесае таких, как ты, отличных гуманоидов, которые совершили преступление, а теперь хотят сбежать от наказания! Поставить тебе штамп «человек» плевое дело, но будешь ли ты тем, кем должен быть? Будешь ли ты человеком? Ты говоришь: «Я человек!», а я сомневаюсь, работа такая.

— Раскройте глаза: у меня белые руки, человеческие ноги, лицо?! — воскликнул Олег.— Разве этого мало?

— Человеческое лицо — этим в космосе сейчас мало кого не удивишь. Каждый второй убийца носит его! Если бы твоей белой кожи, волос, зубов и прямохождения было достаточно, держали бы мы тебя здесь?! Любой имитатор после достаточной подготовки изобразит из себя хоть человека, хоть плесайца.

Олег был поражен, он только сейчас понял, как глупо он поступил, не выдавая человека в кафе и насколько серьезно обстоит дело с его арестом.

— Я не имитатор, я молчал до сих пор… Но сейчас… Я знаю одного имитатора, его зовут Эдуард Константинович, у него мой паспорт, я сам отдал его, думая, что это человек, он говорил, что опоздал на посадку, я могу описать его внешность… хотя… Что мне делать?

— Успокойтесь, возьмите себя в руки! Зачем вы так долго молчали? Теперь найти имитатора будет в сотни раз сложнее, да и вы пока не показали своей человеческой сути.— Следователь отвел взгляд, глаза его радостно сверкнули: дело сдвинулось с мертвой точки, подозреваемый начал говорить, возможно выдавать сообщников. Были случаи, что для усиления имитации некоторые имитаторы разоблачали своих.

— Сейчас я соберусь с мыслями и буду готов,— сказал Олег, по его лицу градом катился пот.— Я докажу, сумею доказать. Вы же не станете отрицать, что многие не придерживаются общепринятых ролей по отношению к государству, семье, обществу, я попадаю именно в эту категорию…

— Да, но они выполняют взамен роли специальные, например, Отшельник, Пророк, Панк.

Брови человека поползли вверх, но теперь он с утроенным вниманием слушал плесайца.

— Значит, я могу быть человеком, выполняющим здесь специальную роль Отшельника — сказал он.

— Вы забываете, что Отшельники при всем желании не попали бы сюда: Плесай — благополучная планета. Со всеми своими язвами, рубищами и цепями, книгами и ересями они должны обитать на каменистых планетах, в суровых условиях, переносить голод, холод, зной — это первое правило. Второе — не общаться с людьми, а в вашем случае — какой же вы Отшельник, если вы лингвист? Отшельник не должен никого видеть, чтобы холодно и трезво мыслить, чтобы не потерять свою специальную роль, втягиваясь в роли общепринятые.

— Но на Плесае нет общепризнанных ролей, одиночество не необходимо, роль исказить нельзя, отшельник-лингвист вдали от людей, на чужой планете — чем плохо? Я совершил побег, чтобы навсегда порвать с Землей.

— Плесай — комфортабельная планета, Отшельники не сидят в мягких креслах.

— Тогда я — Пророк,— предложил Олег.— Почему нет? Кто знает, что у меня на уме?

— Вы хотите сказать, что бежали, чтобы сначала затаиться, а потом в годы мора, лишений, войн и планетарных катастроф выйти и спасти блуждающих во тьме плесайцев, указать им новый, светлый путь? Похвально! Но на Плесае не бывает планетарных катастроф. Последняя война кончилась сто двадцать лет назад, последний военный режим был свергнут немногим позже. Никто не кинется убивать другого во имя бога, истины и любви, только из-за того, что он понимает их как-то иначе. Тем более — трудно пророчествовать на инопланетном языке.

— Я — Пророк,— настаивал Олег,— Пророк, который верит в обязательность будущих катастроф, в том числе и на Плесае. Я, заблуждаясь, жду кризиса, оставаясь Пророком. Заблуждаюсь, как Пророк!

— Вы Пророк?! — следователя разбирал смех.

— Да, я — Пророк! — ответил Олег с достоинством.— Что здесь смешного?

— У вас, мягко говоря, неподходящий для этого вид: ни окладистой бороды, ни усов, ни грозно сдвинутых бровей. Да и проницательного, мудрого взгляда, горящего скрытой энергией глубокого убеждения тоже признаться нет. Ни позы, ни жеста, ни сильного и властного голоса. Кто за вами пойдет? Кому вы нужны? Внешний вид — это правило номер два в роли «Пророк».

— Это вы серьезно? — вдруг усомнился Олег. Все происходящее вдруг представилось ему как один чудовищный бессмысленный розыгрыш.— Извините, но вы на самом деле так считаете?

— Не я один. Многие земляне такого же мнения. Мы проводили эксперимент, предложили сотне землян нарисовать Пророка таким, как они его себе представляют. Перед каждым лежал чистый лист бумаги. Мы получили сотню различных старцев, сотню мудрых взглядов и самозабвенно погрязших в думах лиц! Выражение печали, непреодолимое движение мысли. При этом известно, что человеческий апостол Павел был простым неграмотным рыбаком. Почему бы Христу не носить стоптанных ботинок, широких штанов, быть рослым, широкоплечим, веселым, с загорелыми сильными руками — он же человек, а не плесаец? Пусть и походит на человека. Иначе все люди должны походить на него, но как плесайцы ни смотрели, той эфирной легкости, что на иконах, ни в одной фигуре человека с Земли ее нет.

— Хорошо, сознаюсь, я — Панк. Неприятие никаких ролей — тоже роль.

— Вы все гадаете, Олег Владимирович, выбираете. Вас самого не коробит?

— Я сказал, кто я.

— Панк? Мозолите всем глаза протестом. «Один против всех» и «Нам на все плевать!», «Долой вашу религию! Долой вашу жизнь, а нашу и подавно». Так?

— Примерно,— согласился Олег.— Мода — ходи в тряпье, небоскребы — прозябание в подвалах, кафе «Гурман» — ешь объедки, ему стул — сядет на пол! Все улетели — я остался.

— Будь вы Панком, вы бы не полетели на Плесай. Питательная среда для Панков всех мастей — тоталитарные режимы, опять повторю: этим мы похвастаться не можем. Нет у нас тоталитаризма, порождающего наивысшую волну протеста. Для Панка общественный идеологический пресс, кровавый диктатор, подминающая все под себя империя — свежая кровь для протеста, ему это необходимо. Без этого не тот масштаб, размах: без машины пропадает бесследно и голос протестующего винтика.

— Все, хватит! — не выдержал Олег.— Больше я не в состоянии слушать! Вы самонадеянны в высшей степени и не так проницательны, как бы вам хотелось. Это еще мягко сказано! Вы потрясающе наивны, пытаетесь навязать всему миру свои психологические откровения! Не зная землян! Идите к черту! Я требую другого следователя по моему делу! На Земле никто не воспринял бы вас всерьез, вы были бы смешны! На вас бы показывали пальцем. Какое вы вообще имеете право судить о людях? О человеческой цивилизации так вольно?! Кто дал это право плесайцам?

— Сами люди, как только вышли в космос,— ответил следователь,— И нам и всем остальным.

— Давайте договоримся: я — подследственный, вы — следователь и начнем без болтовни заниматься делом, искать следы истинных имитаторов, следы Эдуарда Константиновича и его дружка.

— Ловко! — улыбнулся плесаец.— Мое отступление от роли следователя вы расценили как помешательство, точно человек! Быстро наметили основные ролевые формы!

Это было уже слишком. Олег вскочил.

— Замолчите, или я разобью вашу зеленую безмозглую башку!

Олег рванул из-под себя стул, послышался треск ломающихся перекладин.

— Прибито! — ликовал человек.— Заразились!

— Стул оказался прибит, ну и что?

— Во всех тюрьмах Земли табуреты прибиты к полу. Считается, что все земные бандиты пробуют ими замахнуться, и следователь знает это и подыгрывает. Раз бандит тебе как-то несолидно не замахнуться прибитой табуреткой, и замахиваются, никуда не денешься — роль! И вы ее переняли!

— Зря радуетесь,— холодно сказал следователь.— До вас на допросе подозреваемый действительно кинул в меня стул, и его прибили, но только на время того допроса. Я приношу вам свои извинения — оплошность рабочих, они не успели выдернуть гвозди до вашего прихода.— Плесаец встретился взглядом с помощником.— Безобразие!

Олег подавленно молчал.

— Отведите меня в камеру,— попросил он.

— Допрос окончен, отдыхайте.— Следователь вызвал сопровождающих.

Олег доплелся до камеры, не снимая одежды, бухнулся на кровать и уснул. Обед он не тронул.

Пришла ночь, высыпала в синий прямоугольник рамы горсть незнакомых тихо мерцающих созвездий.

В три часа ночи человека неожиданно разбудили. Олега подняли и повели по коридору. Зайдя в кабинет, он вопросительно взглянул на следователя, тот кивнул. Олега посадили на обычное место спиной к стене, но теперь по бокам стояли два полицейских с кобурами на поясных ремнях. Следователь громко объявил, что состоится очная ставка подозреваемого имитатора и человека с планеты Земля Карпова Олега Владимировича.

Олег ничего не понимал. Все чего-то ждали, поглядывая то на дверь, то на него. Вдруг дверь отворилась, и на пороге возник улыбающийся Олег Владимирович-два, собственной персоной!

— Здравствуйте! — сказал самозванец и пожал следователю, а потом и всем присутствующим, кроме своего прототипа, руки. По старому земному обычаю пришельцев. Приближаясь к Олегу близнец воскликнул:

— Как похож! Вот я какой, оказывается, со стороны!

— Извините за задержку,— сказал следователь-плесаец.— Вы подвергали себя смертельной опасности, Олег Владимирович. Банда имитаторов с Миреды совершила убийство полицейского-плесайца и пыталась скрыться на Земле, сейчас многие из них пойманы, в частности — имитатор, копировавший вас.— Он полез в карман.— Вот ваши документы, они безупречны, печать я поставил.

Олег Владимирович-два удостоверился в наличии печати и улыбнулся.

— Не всякий гуманоид смог бы похвастаться такой,— польстил ему следователь.

— Спасибо, вы прекрасно поработали. Он не опасен?

Все взгляды устремились на Олега. Мертвенная бледность разлилась по его лицу.

— Уже нет,— заверил следователь самозванца.

Растроганный Олег Владимирович-два извлек из кармана пачку фотографий, и его предстоящее возвращение домой к своим близким, его чуть наивное, подкупающее своей непосредственностью желание поделиться со всеми своей радостью до того тронули всех, что плесайцы сгрудились над фотографиями, может, в десятый раз рассматривая их, и вскоре похвалы стали вполне искренни.

— Вот, смотрите,— лепетал самозванец,— жена, дети — девочка и мальчик! А это день нашей свадьбы, это мы в горах, на отдыхе, на своей машине. До чего мило — мама! — он всплакнул, следователь закивал зеленой головой.

— Наш загородный домик, наше гнездышко! — На снимках мелькали картины из жизни людей: коллеги по работе жали руку самозванцу, все солидные, почтенные люди, ученые; вот он смотрит в даль и размышляет, вот он за столом, и опять за столом и опять, вот их гостиная, кухня, диван, директор банка, куда он вкладывает свои сбережения, обедает с ним в кафе, дети по колено в морской воде, жена на фоне магазина, на фоне леса, на фоне песка — десятки имитаторов были задействованы в съемках. Они потрудились на славу.

— Это я в школе! Правда, ничуть не изменился?

Кладбище, могильные плиты, обелиск в овалах дедушка и бабушка. Выпуск института: хорошие, добрые, радостные лица. Люди с планеты Земля выходят в жизнь.

Все, как у людей, ничего не надо придумывать.

— Это не человек! — закричал Олег, беспомощно сознавая, как он жалок и бессилен перед ним.— Это обертка, оболочка от истинного Человека!

Олега увели, самозванец заторопился, заговорил об опасности смерти, о карантине, о намерении долететь как можно быстрее — успеть, быть может, досмотреть сто пятую серию какого-то фильма, еще раз поблагодарил всех и исчез.

Следователь устало опустился на стул и вздохнул, подперев руками голову.

Перед следователем-имитатором лежали две папки: одна толстая и потрепанная — наследство плесайского правосудия, другая, белая и тонкая. Ее завели уже здесь. Имитатор потер синеватую щеку и уставился в окно, туда, где поднимались в солнечной дымке горные пики Мидеры. Над ними отрешенно плыли облака, работать совершенно не хотелось.

Следователь перевел фасеточные, словно у стрекозы, глаза на Олега.

Имитатор не знал кто перед ним. Из пухлой папки следовало, что задержанный не человек. Но он и не имитатор, как они там ошибочно полагали — чуть что, сразу имитатор! Кто же он? А, пропади все пропадом, подумал следователь, отправлю прямиком на дознание.

Вскоре человек сидел на чем-то, что напоминало электрический стул: ноги и руки были прижаты ремнями, на глаза надели маску, между зубов продели тонкую проволоку, голову обжали металлическим обручем.

— Кто ты?

— Человек.

Разряд тока пронзил тело Олега, сделав его тонким, легким, трепещущим, прозрачным для боли. Следователь убрал руку с пульта, человек расслабился, обмяк.

— Кто ты?

— Человек.

После четвертого болевого удара по подбородку Олега потекла слюна.

— Мне плохо,— простонал он.

— Будем упорствовать? — прорычал имитатор.— Кто ты?

Олег промолчал. Вспышка ослепила. Перед глазами перекатывались огненные круги, их рваные пульсирующие края тонули в сплошном алом мареве.

— Не-е-е-е-е-е з-з-з-з-з-на-а-ю!

— Такого не может быть,— следователь отключил ток.— Вы гуманоид?

— Да.

— Себя осознаете, отдаете отчет своим действиям?

— Да.

— Тогда отвечайте.

Человек напрягся, рука имитатора поднялась. Сейчас от лица Олега пойдет дым поверх весело лопающейся кожи.

— Не слышу ответа?!

— Я Кухонный Леопард! Ха-ха-ха! В доме лаю — никого не пускаю!

Ремни, стянувшие грудь, не давали посмеяться вволю.

На Миреде, к счастью или несчастью, и понятия не имели, что такое юмор. Здесь не шутили и не смеялись. Просто не умели.

-Ха-ха-ха-ха! — рвалось из Олега.

— Раскололся! Раскололся! — подскочил следователь к молодому офицеру, что вел в углу протокол допроса.— Ты написал? Ты все зафиксировал?

Только бы не умер! — имитатору никогда не приходилось видеть до этого хохочущего человека.

— Быстрее в картотеку! Запрос на Кухонного Леопарда!

— Есть!

— Я хочу знать о них все.

— Так точно, все!

Офицер исчез, следователь по-отечески ласково посмотрел на Кухонного Леопарда и похвалил:

— Молодчина!

Офицер вернулся весь сияющий, не прошло и полчаса.

— Нашел?!

— Так точно!

Оказалось, что есть такие мыслящие существа — леобарды. По описи приметы, в общем, совпадали, только леобард выходил очень маленьким, не таким косматым и без хвостового придатка. Определение «кухонный» осталось неразгаданным. В описи, весьма бестолковой, не указывался ни цвет кожного покрова леобарда, ни цвет и длина волос, к донесению не прилагались фотодокументы. Планета — родина леобардов находилась очень далеко от Миреды, и сведения были даны одним имитатором, потерпевшим аварию на грузовом корабле. Из этого единственного на сегодняшний день донесения было видно, что парень, который обнаружил леобардов, умел только одно — перевозить руду, а не ясно и последовательно излагать свои мысли.

На звездолете, что следовал на планету леобардов, Кухонному Леопарду выделили большой отсек. Экспедицию откладывали месяц за месяцем, долго собирались и вот решились, стартовали с Миреды. Преступника надо было выдать леобардскому правосудию, если такое существовало. Олег так и не узнал, что именно ставится ему в вину. Дело Кухонного Леопарда разрослось на три папки, более пяти тысяч страниц!

Олег гадал о том, как выглядит его очередной следователь, думал о двойнике. Гуляет, наверное, в городском парке с девушкой под ручку, ступает на опавшие листья, пьет дома чай, смотрит телевизор — герой покорения чужих цивилизаций и смертоносных планет!

На ноге человека висела толстая цепь.

Бумагу Олегу давали в любых количествах, он уже составил краткий плесайский словарь и работал сейчас над языками имитаторов. Лучшего и желать было нельзя! Он не скажет, кто он, и объедет таким образом всею

Вселенную, пока не доберется до Земли.

Никем не становиться, а делать свое дело — это ему как раз и нужно.

«Достаточно день побыть самим собой, чтобы испытать счастье»,— как-то ночью подумалось ему, а потом приснился сон: стоит он у собственного надгробия усопшего имитатора, и земляне не признают в нем человека, показывают на потемневшую карточку на сером камне, на занесенную снегом оградку и говорят: «Здесь похоронен Карпов Олег Владимирович — гражданин, муж, сын, отец, космопроходец, почетный пенсионер».— А что же он сделал?».— «Как что? Жил. Жизнь прожить — не поле… А ты кто, мы тебя не знаем?!»…