Halgen — Казнь героя

Как правило, массовое сознание имеет дело с упрощенными схемами, пусть и происходящими от великой идеи, но имеющими с ней очень отдаленное родство. Эти схемы включают в себя установку на определенные действия в ответ на некие побудительные мотивы.

Казалось бы, все получается просто. Мастер агитации и пропаганды извлекает из ткани идеи набор побудительных мотивов и действий, и вкладывает их в сознание людских масс. В результате они работают уже по принципу машины «вызов-ответ».

Но, конечно, не все так просто. Не всех агитаторов и не все идеи, даже доведенные до уровня схем, народ воспринимает близко к сердцу. Причем часто это бывает даже не связано с профессиональными качествами агитатора. Здесь вспоминается случай, произошедший в одной из баварских пивных, которые по германскому обычаю были не только питейными заведениями, но и клубами. Там встретились два великолепных агитатора — коммунист Эрнст Тельман и нацист Адольф Гитлер. Народ не стал слушать Тельмана, а стал — Гитлера. Притом, что по профессиональным агитаторским качествам они были практически на равных. Но Гитлер в своей речи обращался к самому главному, что игнорировал Тельман — к коллективному бессознательному народа. То есть к тому набору смыслов и символов, который и делает народ самим собой.

Однако и это еще не все. Сила даже очень древних символов и смыслов может со временем теряться, и то, что поднимало людей прежде, перестает поднимать их теперь. Ибо сила символов и построенных на их основе идей — в силе человеческой крови, пролитой за них. Причем крови, пролитой людьми сознательно, по своей доброй воле. Так мы приходим к важнейшему символу героя. Какой смысл он имеет? Герой — это человек, поставивший свое служение идеи выше собственного бытия. Исчезнувший в мире живых, растворившийся в Небесах, в Вечном, в Высшем. Он абсолютно бескорыстен, он ничего не требует от мира живых людей, и потому он — бесконечно выше него. Всех его соблазнов и всей его суеты.    

Но, одновременно, сам герой происходит все же из людского мира, причем до мгновения подвига он тоже был человеком со всеми присущими ему слабостями. Подвиг, какой бы он не был по своей длительности, всегда превращается в вечность, куда уходит герой. Власть земного времени над ним теряется!

Случается, что герой остается после своего подвига живым. Это — не вина его, это — проявление высшей, Божьей Воли, пожелавшей оставить его среди живущих. Но и в этом случае его смысл — уже не тот, который был у «просто человека» до совершения им подвига. Герой превращается в символ, и уже не имеет значения, остается ли сохранной его плоть, или не остается.

Герой — это особенный символ. Он дает жизнь всем символам и всем идеям, вливая в них свою живую кровь. Без него они обратятся в сухие, безжизненные ветви, споры теоретиков сделаются бессмысленной схоластикой, а речи агитаторов — простым словоблудием. В конце концов, и те и другие окажутся для общества столь бесполезными, что оно от них избавится.

Всю историю христианства для христианских народов (зачастую даже неграмотных) теоретические споры отцов Церкви оставались чем-то лежащим вне их жизни, запредельно непонятным и недосягаемым. Зачастую, их сути не понимали даже приходские священники, читающие проповеди каждый по своему усмотрению. Безусловно, все это было необходимо, и, вместе с тем, этого было так мало для того, чтоб делать народы — христианами.

Но все христиане знали о духовных подвигах святых, причем ближе всех воспринимали тех святых, которые происходили из их народов. Ответом на духовные подвиги были чудеса, в которых проявлялось Божье Присутствие, что и давало основу для живой веры. На них веками и держалось Христианство. В 16 веке стали возникать многочисленные протестантские учения, богатые логически правильными теориями, но лишенные подвижников они с самого своего рождения были решены и святости. В конце концов, подвижничество исчезло в Западном Христианстве, а к 21 веку почти не стало его и в Православии. И мир сделался тем, что культурологи и религиоведы называют словом «постхристианский».

Присутствие героя само собой создает установку на действия, на подражание ему. Мало кому удается повторить подвиг, но люди, следующие его примеру, делаются уже иными людьми, чем были прежде. Потому сила идеи зависит больше всего от подвигов, совершенных в ее имя. Сила идеи — это сила крови, пролитой за нее.

За человеческую историю больше всего крови пролито за Родину. Понятие Родины в прежние времена было неотделимо от понятия нации, ибо каждый народ был теснейше связан с землей, на которой обитал. Потому самая могучая идея — это идея национальная.

Кто же способен посягнуть на бытие героя? Ведь в нашем мире выше него ничего быть не может, ибо каждый герой объемлет собой весь мир! Но так же в мире есть самые обычные, средние люди, лишенные каких-либо присущих героям качеств, силой обстоятельств оказавшиеся на вершине властных лестниц современного мира. Причем, не относясь к царским родам, и даже не имея превосходства над другими людьми по сугубо человеческим качествам. Таким как таланты или даже — умственные способности. Последнее обстоятельство особенно печально, ибо низкий уровень умственных способностей существующих ныне властных элит не дает им хотя бы логическим путем прийти к мысли о необходимости присутствия героя. Герой для них — не только непонятный субъект (герой обычно бывает не понят и большинством народа), но, вдобавок, еще и субъект опасный. Ведь одно лишь его присутствие ставит под сомнение их право на власть, обычно имеющее весьма сомнительное происхождение! Сравнение героя с сомнительными субъектами, наделенными уже мало что значимыми знаками власти, однозначно, никогда не будет в пользу последних.

Отсутствие героев вызывает потерю у общества нравственных ориентиров. Всякий его представитель легко оправдает свое бытие тем, что встречаются люди, которые — еще хуже, чем он. Тотальное самооправдание в любом случае — это путь к массовой деградации. Не имея примеров максимального самопожертвования, народ теряет способность и к самопожертвованию минимальному. С которым связаны и высокая наука, и высокое искусство, и даже деторождение, то есть — выживание самой нации.

Лишенную даже средних умственных способностей, случайную, власть, такое положение дел вполне устраивает. Объект ее управления, то есть народ, уменьшается количественно и упрощается качественно. Соответственно, управление им требует все меньше усилий, что, разумеется, для «элиты» такого рода весьма желанно. Потому она старательно уничтожает пространства, в которых возможно рождение героев, например — стремление в большой космос.

Природа не терпит пустоты, и земли, освобождаемые вымирающим народом, занимают инородцы. Их разноязыкие, оторванные от своей родины и от своих культурных корней толпы — идеальная среда для развязывания партизанской войны против коренного народа. Отсутствие у массовых мигрантов самосознания делает возможным формирование их массового сознания во внешних странах с последующим их использованием в качестве «ударных колонн» для новой войны. Противопоставить которой ныне «элита» ничего не способна. Против них окажутся одинаково бесполезны и ядерное оружие, и танковые дивизии. А нация, лишенная героев, скорее всего, сдастся без сопротивления и покорно займет указанное ей место в резервации.

Едва ли такое будущее устраивает и саму власть. Ведь исчезновение объекта управления сотрет с лица земли и тех, кто им прежде управлял. Беда в том, что она даже не способна себе представить такое будущее.

Итак, страдающая комплексом неполноценности власть прежде всего стремиться извести героев своего же народа. Разумеется, физическое уничтожение героя-человека героя бессмысленно, ибо феномен героя заключен вовсе не в его теле. Потому усилия по борьбе направлены на стирание героя, как символа, как знака.

Проще всего, конечно, не допустить возникновение ситуаций, которые могли бы порождать героев. Отказаться от стремления на космические просторы, покорно уступать соседним народам свои земли, всеми силами, ценой любых уступок, избегать войн. Но все же, война может найти свою жертву среди народов мира и помимо их желания. Тогда герои необходимы, но их подвиги следует всеми силами обесценить, сделать невидимыми для народа.

Борьба с феноменом героя, на мой взгляд, началась с изобретением звания «Герой Советского Союза» и соответствующей медали. Сделано это было в давние времена СССР, конечно, из лучших побуждений — отметить подвиги, сделать их видимыми для всего народа. При этом, очевидно, была и надежда на честность людей, не подходящих под понятие героя. Но надежда эта не оправдалась. Уже во время Второй Мировой Войны это звание в большом количестве вручалось штабным офицерам, получавшим его в награду за добросовестное исполнение своих рутинных служебных обязанностей. Разумеется, любой добросовестный труд должен быть награжден, но вот с понятием подвига он едва ли может быть сопоставлен. Тем более, что даже исполнение штабных обязанностей официально провозглашенных «героев» не всегда было добросовестным, о чем говорит соотношение собственных потерь и потерь, понесенных противником…

В последующем все помнят измерение сантиметровой лентой груди Л.И. Брежнева для расчета, сколько золотых звезд на ней поместятся. Вручали их сперва к его юбилеям, а последнюю, из опасения, что Генеральный секретарь до следующего юбилея не доживет — к очередному дню рождения. Меньшим количеством звезд обзаводились представители ранга меньше. Забывая при этом, что у истинных героев такая звезда была часто лишь одна. Посмертно.

Удивительно, но люди, стоящие во главе страны, полагали о наличии у продукции фабрики «Гознак», каковой были золотые звезды, магических свойств. Превращающих в героя любого их носителя без приложения им каких-либо усилий, и, само собой — без риска для жизни. На самом же деле все их «магическое действие» было в связи простого обладателя звезды с истинными героями, подвиги которых и наполняли эти знаки смыслом. Логика в процессе награждения напоминала логику продажи индульгенций Папой Римским. Подвиги святых, по мнению католических теологов, были достаточны, чтоб смыть множество грехов с разных людей. Потому благодать, которую они стяжали, через индульгенции можно было продавать кому угодно, хоть даже — разбойникам.    

Но настоящие герои войн, в которых страна участвовала после Второй Мировой — Корейской, Вьетнамской, Подводной, Афганской, звезд героев зачастую не получали. А если даже и получали, их имена и подвиги оставались известны лишь узкому кругу людей, не выходящему за пределы армии или спецслужб. Так было и с героями боев на Даманском. Подвиги же времен Второй Мировой постепенно уходили в прошлое, рассказы о них для новых поколений уже походили на сказки. Ибо совершались людьми иного времени, с иными мыслями и идеями, чем ныне живущие. Потому знак героя и подлинный героизм все дальше и дальше отходили друг от друга. Лишь космонавты поддерживали смысл звания героя, но их было слишком мало по сравнению с самозваными орденоносцами.

К 21 веку смысл понятия «герой» оказался утрачен окончательно. Две войны в Чечне и множество войн на периферии бывшей Империи, в которых участвовали русские люди, породили множество истинных героев, ныне мало кому известных. Вместе с тем вновь придуманное звание «Герой России» с самого рождения чаще всего давалось лицам, не имевшим никакой связи с понятием подвига. Увы, надежды на переход магических свойств золотой звезды Героя СССР на новый наградной знак не оправдались, и ныне его цена — немногим выше его себестоимости. То есть — численно равная, в лучшем случае, стоимости нескольких бутылок водки.

Андрей Емельянов-Хальген

2013 год