Dalamber — Санация, часть 1, глава 4 "Стая" (начало)

Главные герои:

Миша Садовский, Штукарь

Настя Жиркевич

Иван Горностаев

29 апреля 2013 года, 18:00…

Старый дуб, самый древний обитатель парка Челюскинцев, снова подвергся испытанию стихии. Косые капли дождя царапали грубоватую кору и могучие ветви, а озорной ветер доводил до сладостного исступления листву и попутно проверял птичьи гнёзда на прочность. Взбудораженные птенцы лишь попискивали и крепче жались друг к другу, встречая пронизывающие порывы щитом единства.

Миша закутал Настю в байку с капюшоном и прижал к себе. Молодые люди гуляли по парку и купались во взаимном внимании и любви. Погода была дамой консервативной и вредной, потому решила слегка разнообразить отношения пары, вынудив их спрятаться в густой кроне гиганта.

— Могло быть и хуже, — ободряюще улыбнулся Миша. Если бы вагоном оптимизма Садовский поделился с призывниками, то армия была бы для них долгосрочным санаторием.

— А мне тут нравится, — положила ему голову на плечо Настя. Мокрые волосы девушки сразу распластались мёртвой медузой.    — Люди не смотрят на нас, как на больных чумой, а воздух не пахнет тухлым яйцом и ржавчиной.

— Не знал, что воздух имеет какой-то особый запах, — удивился тот.

— У тебя другой способ восприятия, — объяснила Жиркевич. Недавно ей в руки попалась книга по саморазвитию, и девушка решила козырнуть знаниями, как мажоры новым айфоном. — Изобретательный прагматизм. Помнишь брелок со статуэткой Будды, который я тебе подарила? Уже на второй день ты пытался открыть им банку тушёнки.

— Если бы открывашка не умерила пыл дяди Вити, ломящегося в форточку за жареной курицей, то о нормальном ужине можно было бы забыть, — заметил Садовский.

— Открывашка и не умерила. Нож, который полетел следом, обладал большим даром убеждения, — коварно дрогнули уголки губ Насти.

— А почему изобретательный?

— Чистый прагматик триста раз погладил бы Будду по упитанному животу и загадал желание.

— Какой-то религиозный прагматик получился, — усомнился Миша. Брюхо толстяка на его брелке этой блажи не удостоилось.

— Ладно, тогда повесил бы ещё статуэтки Христа и Аллаха.

Настя обратилась к научно-популярному методу подгона и домысливания, любимому методу школьников, имеющих ответы в конце учебника.

— Ещё хуже. Фанатичный коллекционер, — не затруднился с характеристикой Садовский. Девушке захотелось, чтобы правдоруба сдуло с ветки.

— Ты понял ход мысли, — выкрутилась девушка, подталкивая Мишу к самостоятельному изучению темы.

— А почему вообще мы сняли квартиру на первом этаже? — поинтересовался наш герой. Вопрос повис в воздухе, как лёгкая осенняя паутинка, и был списан к риторическим собратьям.

Настя, которая настояла на выборе коммунальной площади в том районе, тоже удивилась чрезмерной лояльности хозяйки, которая за скромную плату уступила им жильё, оставив загадочное предупреждение про дядю Витю. Им оказался бомж в рясе священника (ни один служитель Бога при этом не пострадал, а если это и не так, то дядя Витя не сознался бы даже под костром инквизиции), полосатых меховых тапках с протёртыми в грязи тигриными мордами и шапке растаманской наружности.

Этот «рудимент моды», нагруженный, как коромысло, торбами со стеклотарой, поднимался раньше петухов и счастливым звоном приближал наступление утра, ошиваясь под окнами молодой пары. Зинаида Петровна, бывшая владелица квартиры, совершила роковую ошибку и, оказавшись сбитой с толку приливом доброты, однажды предложила дяде Вите пирожков с капустой. Если у рыбок условный рефлекс на кормёжку при включении, допустим, настольной лампы, устанавливается с месяц, то эволюция бомжа в плане привычек сделала марафонский забег, не тормознув на нужной развилке. В тот же день дядя Витя мысленно окрестил это место «столовкой», и ежедневно наведывался к хозяйке настойчивым стуком в окна, как царь, собирающий дань.

   Попытки бунта Зинаиды Петровны закончились тем, что от кулаков бомж перешёл к булыжнику, от которого новые пластиковые окна визжали, как слабонервные девушки, увидевшие трапезу каннибала. Приезд милиции тоже не помог: дядя Витя надёжно залёг на дно, как чугунная гиря, а на следующий день террор продолжился. Смена персонала «столовки» бомжа сильно не смутила, разве что тот стал ещё более развязным.

— Придумала пример! — озорные огоньки загорелись в глазах девушки. — Открытка на День Рождения! Ты использовал её вместо зубочистки!

Миша смутился и напрягся: преступление вышло не таким идеальным, как он думал. Пока Жиркевич уходила за праздничным тортом, парень тщетно пытался вытолкнуть языком застрявший кусок петрушки, нырнувшим в щель между зубами. В пылу борьбы с навязчивой растительностью Садовский забыл про зубочистки и схватил первое, что попалось под руку.

— Прости. Обещаю, что следующие открытки я сохраню в целостности и сохранности, — торжественно сказал наш герой, нежно проводя рукой по длинным русым волосам Насти.

— То есть эта уже лежит в гробу в белых тапочках? — впилась ему ногтями в руку девушка, безошибочно определяя двойное дно в последней фразе.

— Потерялась, — признался Миша. — Вернуться, увы, не обещала. Можно отправить собак по следу открытки, но на это уйдёт время.

— Жаль только, что статус ценной находки сегодня прикреплён к тебе, — благодушно сказала Настя, с грациозностью лебедя выгибая шею. Губы молодых людей прильнули друг к другу, как два порхающих мотылька,и в ауре пылающего чувства тотчас сгорели житейские пустяки. — Отсутствие Горностаева идёт тебе на пользу.

— Что ты имеешь в виду? — прикинулся непонятливым Садовский. Знакомая фамилия резала слух, как звук крошащегося пенопласта. Тема разговора начала неумолимо, как неуверенный канатоходец, крениться в опасную сторону.

— От тебя куревом не несёт, — ответила Настя. — Учти, если сам подсядешь на эту дрянь, то ко мне на километр не приближайся.

— Учёл. Как твоя волчица? Не грызётесь? — перехватывая инициативу, спросил наш герой.

— Привыкаем друг к другу. Бурка меня иногда удивляет своими поступками. Может затаиться в траве на час, чтобы голубь чуть ли не сам к ней в пасть попал, а может увидеть за витриной магазина кусок ветчины и бросаться на витрину.

Слова девушки об этих птицах не были аллегорией. Минские голуби давно получили прописку в столице и вели там свою распутную жизнь. Крылатые хулиганы шныряли под ногами прохожих, и в случае столкновения с циничным ботинком возмущённо взлетали и презрительно смотрели на обидчика с фонарей, а иногда устраивали разборки между собой, устилая трофейными перьями места боёв. Опасные великаны, которыми рисовались люди для остального пернатого сообщества, были для голубей основным источником подкормки и мишенью для отторжений выделительной системы.

— Может волчица увидела своё отражение в зеркале и сцепилась с ним? — наивно предположил Миша.

— Поверь, это был голод. Мы делим с Буркой сознание на двоих, поэтому мне передаются её звериные инстинкты. А на своё отражение она смотрит только в лужах, из которых собирается пить, — назидательно произнесла Жиркевич и потёрлась носом о щеку Садовского. Настя почувствовала дурманящий запах человеческой плоти и тревожно отстранилась.

— И не противно тебе есть сырое мясо и пить неотфильтрованную воду? — добавил лишнюю ложку дёгтя Миша.

Однажды в гостях у Садовского девушка отобрала кусок свинины у его соседа, которым тот пытался охладить набухающий фонарь под глазом, и приказала тому не жаловаться и терпеть суровую мужскую долю. Именно приказала, а не попросила: отец Насти был полковником в отставке, от которого дочь и понабралась командирских замашек. Панарад, чуть не задохнувшись от негодования, попытался взбухнуть, но был безжалостно избит подушкой и отправлен на кухню за льдом.

В другой раз Насте померещилась накипь на чайнике, и она не поленилась сбегать в магазин за лимонной кислотой. Дважды совершив наступление на ничтожные ряды микробов, девушка успокоилась и, спустя час возни, дала добро на проведение чаепития. Потом выяснилось, что накипь оказалась просыпанной Мишей солью, и Садовский был сначала облит кипятком, а потом спешно прощён.

— Пустяки, — со спокойствием удава отреагировала Жиркевич. — Бурка внесла свои вкусовые коррективы. Первое время я вообще пугала соседей воем на луну, пускала слюни в колбасном отделе и нарезала круги за несуществующим хвостом.

— Я и понятия не имел, сколько ты пережила за последний год, — виновато заключил девушку в свои объятия наш герой. — Прости, что наша разлука продлилась так долго. Но я верил…

— Я ходила на твою могилу, — дрогнул голос Насти. — Была там почти каждый день. Разговаривала с памятником, смотрела на лицо, застывшее на каменной плите...

— Эту легенду пришлось придумать. Если бы я провалил задание, то под угрозой оказалась бы и твоя жизнь. Ставки были высоки, и мне пришлось отказаться от самого дорогого. Я утешал себя тем, что ты осталась в надёжных руках, — тихо сказал Садовский. Луч солнца пробился сквозь щель в листве и радостно засветил в лицо Мише, но тот взаимностью не ответил, а лишь слегка прищурился.

— Мне нужны были твои надёжные руки! Когда я заболела лихорадкой, то не ты, Миша, следил за моим самочувствием, а незнакомый человек! — вспылила Настя. Обида жгла ей горло горячим свинцом. Вместо искреннего раскаяния ей подали просроченные оправдания и слепую веру в важную миссию. — Хотя это не отменяет моей благодарности Горностаеву за заботу и спасение.

— Спас жизнь, сделав тебя мутантом, — сухо сказал Садовский.Он был искренне удивлен реакции Жиркевич, последние же слова и вовсе вызвали неприятную горечь. — При личной встрече с Иваном Петровичем мы обсудим тему твоего выздоровления.

— Да ладно? Ты недоволен?! С каких пор стало иметь значение, кто перед тобой: человек или мутант?

Лицо Жиркевич покрылось бурыми пятнами. «От возмущения до испепеляющего гнева одно извержение внутреннего вулкана», — запоздало подумала девушка, делая глубокий вдох. Бурка, будучи неглупой частью подсознания, правильно оценила ситуацию и начала прорываться к телу.

— Я имел в виду, что Горностаев мог вылечить тебя и другим способом. Медицина в случае лихорадки не бессильна, существуют разные лекарства, в худшем случае ты могла бы отлежаться в больнице пару недель, — медленно, будто шагая по минному полю, произнёс парень. Внутренний стержень позволял Садовскому сохранять мужской престиж и демонстрировать монументальную выдержку, галантно принимая грудью уколы критики.

— Была вероятность, что я заразилась вирусом, от которого умирали люди! — возразила Жиркевич.

— Твоя волчица тоже своего рода вирус. С той разницей, что лихорадку ещё можно излечить, а от Бурки ты не избавишься никогда, — с леденящим спокойствием произнёс наш герой. Обозначить эту странную особенность Миши можно было, как покладистый нейтралитет. Страдальцам и обиженным он мог подставить своё товарищеское плечо, но вытащить из него бонусные слова поддержки не удавалось никому. От равнодушия эта жизненная позиция отличалась тем, что в любой ситуации у Садовского оставалось своё независимое мнение, которым делиться с другими он не хотел. — Она будет пытаться сломать тебя, навязать свои правила игры, завладеть телом целиком. И если у волчицы это получится, то я могу никогда не увидеть прежней Насти.

Слёзы крупными бусинами потекли по щекам девушки, и их солёный привкус остался на губах. Настя увидела, как пальцы рук покрылись волчьей шерстью, а ногти свернулись и приняли форму когтей зверя. Бурка смещала рассудок Насти толчками, как двигают машину, заглохшую на морозе.

— Хватит! Ты опасаешься волчицы, а я боюсь того, что с каждым днём узнаю тебя всё меньше! Не Бурка разрушит наши отношения, а твои секреты, которые растут с каждым днём.

— Хочешь правды? — хрипло спросил Садовский. Лицо нашего героя начало искажаться, кожа утратила свою целостность и путешествовала в виде крупных пузырей и складок, обнажая мышцы и участки черепа. Людей, случайно увидевших превращение Миши, санитары в белых халатах отпаивали чаем с ромашкой и уверяли, что двуличный человек лишь устойчивое выражение. На Настю превращение не произвело такого впечатления, однако ей стало не по себе. Щеку Садовского диагонально рассекал свежий шрам, левое ухо представляло собой фарш, условно сохранявший очертания раковины, нос был сломан несколько раз и смещён, а глаза окружал фиолетовый ореол. — Ты можешь узнать о третьем человеке, который тебе совсем не понравится.

— Не понравится?! Миша, ты сам запутался в своих обличиях! Думаешь, что заботишься о моей безопасности? Облегчаешь мою жизнь? Заблуждаешься... Всё это ты делаешь в своих корыстных целях, чтобы скрыть свою мерзкую лживую… сущность!

Лицо Насти скрылось за частоколом густой волчьей шерсти, и девушка из последних сил начала отползать от Садовского, борясь с учащающимися волнами судороги. Дикой болью отозвался позвоночник, подвергшийся деформации, затем взвыли мышцы и суставы, вынужденные подстраиваться под новое устройство двигательного аппарата, а потом отказали руки и ноги, ставшие полноправными конечностями Бурки. Голова Жиркевич затрещала, нос смялся до нужных размеров, едва успевая в такт с формирующейся пастью, росли звериные зубы, заострились и выгнулись уши. Последними исчезли глаза, с застывшим в карих зрачках мёртвым разочарованием.

Волчица дугой выгнула спину, привыкая к доминирующей роли, шевельнула хвостом и довольно оскалилась, решив отпраздновать начало свободы пиром.

— Спокойствие, Бурка, только спокойствие, — избрал политику умиротворения зверя наш герой. Миша догадывался, что руководит волчицей не только голод, но и остаточные негативные эмоции Насти, что пропорционально сводило вероятность компромисса к нулю. Не став заморачиваться фигурами высшего пилотажа и страховкой, Садовский испытал судьбу и решительно сиганул вниз. Уверенность в поступке не всегда гарантирует его выполнение, иначе бы спор из спортивного соревнования превратился в проверку твёрдости двух лбов. В этом убедился и наш герой, оцарапав плечо о предательский встречный сук и столкнувшись с толстой веткой в нескольких метрах от земли. Грохнувшись на землю, как мешок с картошкой, наш герой скорчился от боли и понял, что сломал несколько рёбер.

Волчица, не обладающая каскадёрскими навыками, приземлилась на порядок лучше Миши, слегка подвернув переднюю лапу. Садовский тревожно наблюдал, как приближается к нему Бурка, проминая траву своей поступью досрочного победителя, и отползал назад. Зверь будто издевался над ним, понимая, насколько жалко выглядит этот испуганный человек.

— Юся, смаи, собачка! — взвизгнула веснушчатая девочка лет трёх, вцепившись в длинную юбку девушки. Коляска с игрушечным ребёнком и ранние инстинкты материнства тотчас оказались отторгнуты мозгом маленькой Жени. Громадную же «псину» в этот момент мучало сомнение по поводу того, какая часть ноги жертвы более аппетитная.

— Женя, бери коляску и немедленно пошли домой! — распорядилась Люся, хватая девочку за руку. Старшая сестра не слишком дорожила младшей, но размеры Бурки не вписывались в собачьи мерки, отсутствие же ошейника окончательно склонило девушку к принятию верного решения.

«Превратиться? Не успею! Ударить ногой? Остаться без неё. Закричать? Опять же, остаться без ноги, да и кто хочет стать закуской для волка?», — обдумывал варианты Миша. Помощь пришла неожиданно: воздух наполнил дребезжащий прерывистый звук. Раскрасневшаяся Женя довольно оторвала свисток от губ и помахала рукой зверю.

— Зашибись! — обречённо уронила старшая сестра. Бурка зарычала и сорвалась в сторону раздражителя.

Окрестить девушек слабым полом можно лишь с большой натяжкой. Вес их сумки нередко сопоставим с весом приличной гантели, а ведь этот предмет женского гардероба неразлучен с хозяйкой, как сиамский близнец. Стоит парню с огромным рюкзаком сунуться в толпу людей, как органы правопорядка найдут в нём задатки террориста и подрывника. Зато девушка в открытом вечернем платье и складным пулемётом, торчащим из сумки, не вызовет ни малейшего сомнения в своей порядочности.

Женю от неминуемой расправы спасла именно сумка сестры, которая угодила зверю прямо между глаз и переключила агрессию на Люсю. Следующая попытка обороны провалилась: Бурка прокусила кожаную подкладку и лопнула пакет с молоком, обрызгавший зверя с головы до ног. Волчица мотнула головой и вырвала ненавистный ей предмет из рук девушки. Вкус сумки зверю сразу не понравился. Бурка сомнительно подвигала пастью и охотно отшвырнула кусок тряпки в сторону.

— Пахая собака, не тогай Юсю! — закричала Женя и повисла на звере, который быстро потерял пункты очаровательности в детских глазах. Для волчицы та была не больше пушинки, и она, лениво тряхнув огромным туловищем, отбросила девчонку на пару метров. Затем пришла очередь старшей сестры. Резкий прыжок — и челюсти зверя сомкнулись, как капкан. По асфальту потекли алые ручьи. Волчица повисла на предплечье Люси, которая от страха окаменела и слегка вздрагивала, когда зубы зверя глубже входили в плоть. Крик Жени был поглощён безмолвием парка, как кухонной губкой.

— Настя!!! — заорал Миша, и в следующий миг огромный оборотень отшвырнул Бурку в сторону. Волчица кубарем покатилась по траве, и Садовский тут же рухнул на неё сверху, обмотав глаза зверю байкой. Лишённая зрения Бурка начала дрыгаться и метаться, надеясь отвязаться от настойчивого обидчика. Сдёрнуть повязку у зверя тоже не получалось, и он с остервением полосовал собственную морду.

— Сражайся! Тебе нужно вернуть контроль над телом! — взывал к человеческой части подсознания Миша. Родео с участием волчицы продолжалось до тех пор, пока Бурка не врезалась в ларёк с выпечкой. Садовский перелетел через зверя и сразу был атакован своей рассвирепевшей возлюбленной. Когти волчицы хищно вспороли грудь, а пасть пыталась прокусить пальцы оборотня, собиравшейся гильотиной сомкнуться на шее нашего героя. Из последних сил наш герой угодил ногой в бок волчицы, разящим ударом локтя освободил руки, навалился всем весом на Бурку и изменил динамику боя в свою сторону. Надавив кистью на горло зверя, Миша продолжил диалог с Настей.

— Слышишь меня? Реагируй на мой голос! Отзовись!

Садовский не решился бы утверждать, но лютый взгляд волчицы неожиданно смягчился, а лапы беспомощно опустились.

— Я укусила человека…, — утробным голосом произнесла Жиркевич. — Она пострадала из-за того, что моя воля ослабла…

— Ты не виновата! Это была необходимая жертва, чтобы успокоить Бурку!

— Не смей распоряжаться… чужими жизнями! И оправдывать… мерзкие поступки! — гневно воскликнула Настя. Миша, раненая девушка, недавняя схватка продолжали мелькать в голове, как картинки в калейдоскопе. С каждым разом Жиркевич всё больше осознавала, что не только не сожалеет о своих поступках, но и была участницей этих ужасных событий. Облик волчицы давал куда больше возможностей, обострял чувства, как поверхность скальпеля, а жажда крови доставляла сладостное удовлетворение хищника. Настя поняла, что стоит на опасной кровавой черте, другая сторона которой — тьма и сосущая бездна пустоты.

— Уступи Бурке! — достиг глубин разума голос Садовского. Он будто читал мысли девушки, понимал причину внутренних терзаний и сомнений, разделяя с ней страх и смятение. — Прими звериную природу, и волчица станет твоим союзником!

— Что ты… несёшь?! — неуверенно сказала Настя. — Я не убийца…

Бурка зарычала и с ненавистью рванулась к нашему герою. Интуитивно выставив перед собой руку, Миша спас себе жизнь. В кожу будто вонзилась сотня иголок, а пострадавшая конечность незамедлительно одеревенела. Садовский сел на траву и, прижимая ладонью, рану безразлично смотрел на зверя. Наш герой выбрал бы смерть от руки волчицы, чем позволить себе навредить ей. Однако зверя почему-то больше не интересовал вымотанный соперник. Завиляв хвостом, как обычная дворняга, Бурка высунула язык и помчалась в гущу деревьев.

Садовский неуверенно встал, но трава предательски поплыла у него перед глазами, и он упал. Со второго раза парню удалось пройти несколько шагов, пока не подул сильный ветер, на который страдальчески отозвалось израненное тело, и вновь Миша был повержен. Третья попытка оказалась удачной. Медленно переставляя ослабевшие ноги, наш герой направился за волчицей. На ходу Садовский принимал человеческий облик и пытался затянуть раны. Получилось добиться сомнительного результата: следов когтей действительно не осталось, однако боль никуда не ушла. Действительно, от перемены мест слагаемых сумма не меняется, закон оказался справедлив не только в пределах математики.

Поиски Бурки не затянулись: на внезапно появившейся, как человек с рекламным буклетом, зелёной поляне стоял высокий человек в деловом костюме и смотрел на зеркальную гладь воды. Рядом с ним в бесчувственном состоянии лежала Бурка, в луже крови и костей. Внутри у Садовского что-то тревожно оборвалось, и он в бешенстве направился к пруду. Мужчина обернулся, украдкой взглянул на волчицу и, выждав, пока парень замахнётся, отошёл в сторону. Кулак зачерпнул пустоту, и Миша снова оказался на земле.

— Это означает, что ты готов к разговору? — прокрутив в руке зажигалку, уставился на бойца Горностаев…