Druid — Выстрел

Выстрел.

Кто знал, что в офис одной из самых влиятельных компаний можно пройти так просто? Всего лишь паспорт на посту охраны забрали — вот беда-то!

Еще выстрел.

Пуля угодила мужчине прямо в лоб. Он, не успев до конца встать с черного кожаного кресла, с грохотом упал на пол. И хорошо, не придется тратить патроны на контрольный.

И снова выстрел.

Теперь уже последний. Этот — толстяк в красном галстуке — просто ударился лбом о стол, а затем медленно сполз на ковер. Повезло, что их было всего трое, и они не смогли оказать вообще никакого сопротивления, иначе бы Нине не повезло: рука быстро устала, а колени предательски дрожали прямо как в первый раз. Вот, что значит практически двадцатилетнее отсутствие каких-либо тренировок.

«А ведь сначала даже без глушителя идти хотела. Идиотизм» — думала она, глядя на трупы, — «Конечно, началась бы паника, быстро прислали бы кого-нибудь… Нет, не надо так. Мне бы еще закончить то, зачем я пришла, а это требует времени».

В кабинет робко заглянула молоденькая блондинка-секретарша, которая несколько минут назад побоялась не впустить странную, мрачную женщину в потрепанной кожаной куртке. Ей хватило буквально секунды, чтобы понять, в чем дело, и резко захлопнуть дверь. Нина лишь усмехнулась, садясь на один из стульев: хотела бы убить — убила. Почему многие этого не понимают?

Тем временем на горизонте появилось, окрасив комнату в бордовые тона, солнце: все же окно во всю стену это очень здорово. А еще выпал первый снег. Нина подумала, что для такого дела лучше дня не выбрать: первое декабря как-никак. Она медленно, но довольно уверено, поднесла пистолет к виску, сняла его с предохранителя, мысленно считая до трех.

Ее сбил звук резко распахнувшейся двери. Рефлексы сработали быстрее, чем удалось что-либо сообразить: Нина направила оружие на появившегося в комнате мужчину, а тот целился в нее. Но никто не выстрелил. Их обоих словно кипятком облили. Постаревшие призраки прошлого, она — потрепанная и осунувшаяся, а он изрядно поседевший, в черном деловом костюме, но все же, сколько бы ни прошло лет, в какой бы они ни оказались толпе — спутать невозможно: взгляд никогда не меняется. Казалось бы, произошло чудо, то самое, которое случается лишь один раз на миллион случаев. Только в чудеса нынче никто не верит.

— Нина? — осторожно спросил мужчина, продолжая держать ее под прицелом.

— Подумать только! Неужели еще кто-то остался в живых? — Нина не собиралась стрелять. В конце концов, какая разница самой ли пустить пулю себе в голову или словить от кого другого, однако опускать оружие и не думала. Неэтично. — Что ты здесь забыл?

— Оказывается, ты. И я, — удивительно, как время рушит все: двадцать лет тому назад они стояли спиной к спине, а сейчас готовы вышибить друг другу мозги, словно никогда и не были знакомы. Это в очередной раз доказывает, что нас, по сути, не существует. Каждый миг мы меняемся, каждая секунда безвозвратно уходит в небытие: все обращается в пыль.

— Вижу. А здесь-то что делаешь? — Нина резко опускает оружие, от чего Андрей рефлекторно дергается, — Успокойся, не буду я стрелять.

— Работаю. По крайней мере, работал, пока ты не ворвалась и не прикончила моего шефа, — он поставил пистолет на предохранитель и удрученно посмотрел на труп своего бывшего начальника. За четыре года ни одного покушения, а тут отвлекся буквально на минуту… Едва ли кто-либо еще наймет его после такого.

— Неужели в телохранители подался?

— Что-то вроде того. Чем я еще могу заниматься, по-твоему? А ты, я смотрю, все никак не можешь избавиться от пережитков молодости?

— Ну, знаешь, это как на велосипеде ездить: один раз научишься и навсегда.

— Сравнивать убийства с ездой на велосипеде? Сколько лет прошло, а мозгов у тебя как не было, так и нет.

— Правда? — Нине показалось, что ее пнули в поддых. Она даже усмехнулась, потому что искренне верила в свою смерть и полное равнодушие к происходящему вокруг, — А не ты ли восхищался нами? Не ты ли говорил, что многое бы отдал, чтобы хоть немного приблизиться к нашей четверке? Теперь же мы — безмозглые ублюдки. А сам-то чем лучше?

— Я не могу назвать иначе таких отморозков, как вы. Убивать женщин, детей стариков просто из-за того, что они попались вам под руку, забивать их до смерти, закапывать живьем, резать, использовать как живые мишени — мне это всегда было противно. Уничтожать себе подобных — пожалуйста, но то, что творила конкретно ты — не каждый серийный убийца так может. Насчет меня? А что мне было делать, скажи?— действительно, а что Андрею было делать? Работать в каком-нибудь киоске продавцом до тех пор, пока его бы ни закапали где-нибудь за гаражами? Или сидеть на шее у больной матери? Здесь и пояснять не надо. Однако он всегда четко знал, что, как только сможет, уйдет, убежит, сквозь землю провалится, если надо будет. Так Андрей и поступил, стоило заподозрить неладное.

Сейчас у него жена и двое маленьких детей. Он почти забыл тот кошмар, те жуткие времена. И вот теперь появляется Нина, словно страшный сон из далекого прошлого, плохое воспоминание, которое связывало его с той темной полосой жизни. Убить бы ее да все дела, но… Сердце Андрея жалобно заныло. Это ведь та самая Нина, которая, будучи сама избитой, с переломанными пальцами, двадцать лет назад тащила его, на тот момент практически стокилограммового детину, на себе, когда какой-то урод в одной из потасовок воткнул ему отвертку в бок. Андрей тогда думал, что она не выдержит: бросит его где-нибудь в одном из дворов и уйдет, но Нина только говорила, что если они умрут, то оба. В тот момент ему казалось, что никого ближе на свете просто не существует. А какая у нее была дурацкая куртка: жуткий кожзам, затертая до дыр, на два размера больше, чем надо. Помнится, он хотел купить ей что-нибудь получше, но боялся, что она не примет, не поймет… В каком дерьме они тогда были, а она все равно всегда была такой жизнерадостной. Весь тот ужас был для нее привычным и единственным миром, в котором можно было жить, другого она не знала.

— Я не знаю, что тебе было делать, — как всегда спокойный голос Нины вывел его из глубин воспоминаний, — У меня вот был выбор. Либо самой быть жертвой, сидеть тихо, пугаясь каждого шороха, и ждать лучших времен, либо делать так, как говорил мой брат, и никогда ничего не бояться. Помнишь, что Цезарь говорил: «Лучше один раз умереть, чем всю жизнь бояться», не так ли?

— Хватит играть в Цезаря. Все Бруты и Кассии обошли тебя стороной. Но времена меняются. Сейчас перед тобой столько разных возможностей: нашла бы себе занятие, завела семью, жила бы. Откуда у некоторых людей такая тяга к смерти?

— Смеешься? Можно предать кого угодно, но быть самому себе Ииудой — это слишком. Серьезно, ты можешь представить меня продавщицей в магазине сотовой связи, женой, черт возьми, матерью, — Нина презрительно сплюнула. Голос начал предательски подрагивать. Странно, ведь она правда-правда считала себя живым трупом. Должно быть, это была последняя агония, — Какой бред. В моем мире такое просто невозможно, а принять другой я не смогу, понимаешь?

— Понимаю, — с неподдельной грустью сказал Андрей и мягко добавил, — Знаешь, что с тобой будет, если тебя закроют? Ладно, скажи сначала, кто тебя сюда послал? А потом уже будем думать, как сделать так, чтобы все, насколько это возможно, обошлось. Я могу попытаться позвонить…

— Брось, — заливаясь заливаясь истерическим смехом, кое-как вымолвила Нина. Успокоилась она также быстро, как и начала смеяться, — Бесполезно. Мой срок годности давно истек. Единственный человек, которого я любила, может быть, ты помнишь Женю, моего брата, был жестоко убит и расчленен, остальные мои товарищи тоже мертвы, время играет против меня… Я даже не на грани, я давно за чертой.

— Так ты хочешь, чтобы тебя взяли? — удивленно спросил Андрей.

— А кто сказал, что я вообще хочу отсюда выходить, м? — И тут он все понял. Страшный сон скоро будет окончен: он прикончит сам себя, а на смену ему придет спокойная, уютная действительность, — Кто меня послал? Не знаю, честно. Я не взяла ни денег, ни чего другого. Просто хотелось напоследок вспомнить былое.

— Ты точно решила? — с одной стороны, у Андрея сильно щемило в груди: вместе с Ниной должно было погибнуть и его прошлое, с другой стороны, он решил не пытаться ее остановить, так как ему было страшно. Таких людей, у которых нет ничего: ни радости, ни страхов, ни семьи, ни друзей, всегда боятся больше всех. Им-то терять абсолютно нечего: даже себя они уже потеряли. Никто не исключает того, что однажды кто-то из таких самодуров окажется в твоей спальне и удушит твою жену ее же колготками. И Андрей боялся Нины. Всегда.

— А что мне теперь осталось? Может быть, поможешь? — Она грустно улыбнулась и вновь приставила дуло себе к виску.

— Каким образом?

— Считай до трех. Пожалуйста. — Тихо добавила Нина.

— Хорошо, — до сих пор не веря во все, что происходило, сказал Андрей. В конце концов, он ничем больше не мог помочь. Так должно было произойти и ничего на свете не могло это изменить. Все же мир систематичен: никто не в силах идти против предрешенного финала…— Раз.. Два..

Выстрел.

Опять противный звук ударяющегося о пол мертвого тела. Андрей вздрогнул и хотел закричать, но вовремя взял себя в руки. Кошмар кончился, последний плохой сон погиб, но, как оказалось, от этого не стало легче. За дверью послышался топот. Надо было как-то выпутаться, как-то объясниться с женой, как-то найти новую работу, как-то жить дальше…