Teodor — Подвиг инженера Семёнова.

   Через время Семёнов увидел, что пол стал белым, мебель и остальные предметы исчезли, а посреди комнаты растёт тонкий искусственный куст с лампочкой вместо плода. Подошёл, потрогал стебель, похожий на ёлочную гирлянду, выкрутил лампочку и проверил наличие фазы. От прикосновения лампочка в руках вспыхнула и упала вверх.

   Семёнов проследил за ней взглядом и увидел свою комнату в старом, нетронутом виде. Оглянувшись, понял, что сам находится на потолке и видит существующий мир вверх тормашками. Попробовал спуститься, но голова закружилась и в животе занемело.

   С тех пор Семёнов жил на потолке. Приколотил кровать за ножки; стол кое-как пристроил; телевизор, который отказался показывать в перевёрнутом виде, оставил внизу, положив вверх экраном.

   На улицу выходил редко, плохо ему было среди людей. Стоять или сидеть получалось, а от пешеходного движения лицо краснело и в ушах бой барабанный. Когда становилось совсем невмоготу, шёл по стенам ближайших домов. Из-за этого несколько раз забирали в милицию, но отпускали, — подходящей статьи не находилось.

   На работе в течении дня ничем себя не выдавал, только в обеденный перерыв, дождавшись всеобщего отсутствия, бродил по потолку, давая выход скопившемуся неудобству. Однажды в неподходящее время вошёл начальник и увидел рядового инженера над своей головой. Другой бы подумал: «Вот чудо!» или «Ничего себе дела», а этот стал как вкопанный, да так и простоял дурак дураком весь обед. Лицо его выражало недовольство, он не любил, если кто-нибудь высовывался из коллективного труда. Когда обед закончился, подошёл к телефону, набрал короткий номер и что-то рассказывал, прикрывая трубку рукой.

   За ним пришли в тот же день. Семёнов лежал на кровати, перечитывая «Трёх мушкетёров». Три человека вошли бесшумно, со своим ключом. Увидев пустую комнату, замерли, но в этот момент Дюма выпал и угодил в первого, наверное, главного «мушкетёра». Все трое выхватили пистолеты.

   — Слезай,— сказал главный, грозя оружием.

   Семёнов показал язык и натянул на голову одеяло. Раздался залп, — Семёнов проснулся. В дверь стучали.

   — Да,— сказал Семёнов, прячась под одеяло.

   Послышались входящие шаги, снова трое.

   — Где он? — спросил первый.

   «Где я?» — подумал Семёнов, неосторожно шевельнулся и выронил толстого «трёхмушкетёрного Дюму».

   Кто-то из пришедших случайно нажал на крючок, началась перестрелка... Семёнов дотронулся до раненой головы и проснулся. В дверь ломились, и ломились, наверное, давно.

   — Иду-у-у! — крикнул Семёнов и спрятался под кровать.

   Ему оставалось дочитать пол страницы, и он не мог преодолеть любознательную силу, скоропостижно складывал последние буквы в слова, не понимая ни содержания, ни смысла.

   Дверь выпала, развалившись на две тощие половинки. Вбежали трое и ещё один. «Четверо вбежали»,— подумал Семёнов (прямо из-под кровати подумал).

   — Я его из-под земли достану,— ревел первый (Д’Артаньян).

   Он был страшен: голова забинтована, рот не закрывается, рука на перевязи, из ушей дым, в носу кольцо. Семёнов увидел такое чудо и совсем буквы алфавита забыл. Держит в руках книгу и не поймёт куда смотреть и как перелистывать.

   А тут ещё Д’Артаньян как запоёт «Пора-пора-порадуемся...».

   Семёнов охнул и проснулся. Дверь тряслась, — кто-то пытался войти. Семёнову не хотелось ступать на холодный пол, он прошёл по стене и открыл щеколду не одетой в носок ногой.

   Увидев то, что увидел, — обмер. Это было ни на что не похожее странного вида «нечто». Захотелось бежать, но существо протянуло в его сторону подобие хвоста и загудело действующей на нервы нотой. Семёнов незаметно ущипнул себя, но не проснулся. Он ущипнулся заметнее, и его опять не проснуло. Тогда он окончательно ущипнулся, но, как и раньше не проснул.

   — М-да, — сказал Семёнов, уже не понимая ничего, но чувствуя близкую опасность (или неотвратимую гибель).

   Что-то блеснуло, и прочная довоенная постройка сложилась карточным домиком...

   Семёнов с трудом открыл присыпанные строительным мусором глаза, понял, что «оно» находится рядом. «Может умерло»,— размечтался Семёнов, и увидел движущиеся к нему желеобразные гребешки. Попробовал закрыть руками незащищённую голову, но руки движений не произвели, попытался опасно ударить ногой, — вместо этого зевнул и безразлично отвернулся.

   Что-то зашумело-заскрежетало, где-то далеко рухнула доменная печь, сошёл с путей товарный поезд, упал переполненный аэробус. Никто на Земле не знал, какие опасности зародились под обломками старой крыши. Гибель была близка, невидима, непоправима. Это была тайная всеобщая смерть. Только Семёнов понял необъяснимым предчувствием повреждённого мозга весь апокалипсис предстоящих событий. Биполярные нейроны, отравленные неземным ядом, нетипично замкнули абсолютную схему удивительного прозрения.

   Тысячи вариантов пронеслись в мозгу Семёнова, и только один из них дал поразительно высокую вероятность. Одно смущало, человеческий организм на такие нагрузки никто не рассчитывал. Но когда речь идёт о существовании вселенной...

   Семёнов потянулся и, превозмогая боль, дотронулся слабеющими пальцами ближайшего щупальца, которое нехотя шевельнулось, но почувствовав лакомство чужой энергии, раздвоилось, стало существовать и слева и справа, заполняя всё большую часть пространства. Семёнов увидел бенгальские огни, услышал пряный запах, глаза сами-собой закрылись, гибнущие нервные клетки переставали отзываться.

   «Пора!» — пронеслось в том месте головы, где раньше был мозг, и Семёнов, собрав всё оставшееся, крикнул:

   — Эна-бена-купорос!

   Это было то единственное, невозможное сочетание, которое могло предотвратить катастрофу, произнесённое в нужном месте в определённую секунду времени. Всё совпало, но это не было случайным происшествием. Семёнов за малое мгновение решил систему уравнений Дронта, отбросил комплексные корни, получил единственное возможное для планеты Земля. Показатель степени был слишком высок, поэтому Семёнов, наверное, знал, что собственный эгрегор сохранить не получится.

   Семёнов повторил заклинание, повторил шёпотом, с трудом вспоминая произношение нужной буквы. Раздался хлопок и мягкие, обволакивающие звуки создали удивительную мелодию неземной гармонии. Чарующие ноты неописанного в музыкальных учебниках лада осыпали окружающий микрокосм, едва народившаяся бездна разделилась на ноль и лопнула от собственной возможности.

   Все были спасены, хотя никто об этом не догадывался. Семёнов лежал на обугленной земле, прижимая горячий лоб к холодному обломку кирпича. Безумие вселялось отмеренными порциями, вытесняя желание и понимание жизни.

   Голова больше не болела, глаза перестали слезиться, он стал счастлив. Счастлив тем неподдельным психическим способом, который не поддаётся описанию, ибо испытавший его перестаёт быть сообщником человечеству. Последняя волна разума прокатилась по разрушенным извилинам. «Карету мне, каре...»,— успел подумать Семёнов и засмеялся. Карета скорой помощи не заставила себя ждать, ко всему привыкшие санитары не заставили себя просить. Сноровисто схватили почти невесомое тело инженера и всё вместе уселись в тесный, выкрашенный в ужасные цвета Уазик.