Я честь отдам, но большего не требуй.
/Н. Резник/
Наконец луч света в темном царстве — я еду в Челябинск на две недели. Получил командировочные документы, деньги и — адью! Пишите письма мелким почерком, поскольку места мало в дипломате.
Короче, я еду на госэкзамены в университет марксизма-ленинизма.
Да нет, уже приехал!
Сдал командировочный, получил направление в гостиницу.
Многозвездочный отель «Южный Урал». Те, кому знаком Челябинск, знают — это почти на центральной площади Революции, одна остановка на троллейбусе до Дома Политпросвещения. Хотя пешком быстрее.
Меня определили в двухместный номер. Сосед уже присутствовал и спал. Судя по форме на плечиках в шкафу — курсант ЧВВАКУШа (Челябинское высшее военное авиационное краснознаменное училище штурманов). Шеврон указывал, что выпускник.
Определившись с койко-местом, пошел в пельменную обедать.
Хотелось погулять, хотелось спать…. Твоя мать!… Челябинск, здравствуй!
Вот сквер за памятником Ленину — фонтаны, чистые дорожки, ребятишки, молодые мамы, голубые ели…. О, как же ты красив, покинутый мной город!
Мне хочется встать пред ним на колени и попросить прощения.
В изнеможении от противоречивости чувств присел на скамью. Моя психосистема дала сбой. Мне нужно на кровать, в гостиницу, а сил не стало.
Эй, люди! позовите скорую!
На автопилоте пробрался в номер — разделся, бухнулся в кровать. Спать!
Когда открыл глаза, увидел устремленный на меня взгляд курсанта, сидевшего в трусах и полосатой майке в кровати напротив.
— Во флоте есть традиция — всех, кто спит в тельнике, к матрасу пришивают.
— Кто бы рискнул.
Ответ человека с самомнением, а может, агрессивного.
Курсант не стал ко мне прицениваться — встал, подошел и протянул весьма мускулистую руку:
— Николай.
— Анатолий, — я поднялся.
— Во флоте отслужили?
— Было дело.
— А я сегодня стану лейтенантом.
— Так почему не в части?
Николай чертыхнулся.
— Предков жду. Они на машине из Кургана едут. Здесь договорились встретиться, а их все нет. Я на построение опаздываю.
— Так езжай.
— А кто ключ им передаст? — я для них номер снял.
— Давай передам, если администратору не доверяешь.
Курсант оделся и умчался. Я спустился вниз, предупредил администратора:
— Будут спрашивать курсанта Безбородова, ко мне отправьте — я в фойе.
Сел в кресло за журнальный столик — листаю газеты. Час листаю, два, три… проголодался. Да что я нанялся им, в самом деле!
Пошел к администратору:
— Будут спрашивать курсанта Безбородова, отдайте им этот ключ.
И снова пельменная, сквер за Ильичом, гостиница, постель.
Проснулся — Коля Безбородов в новенькой лейтенантской форме предо мной:
— Рота, подъем!
Я чуть было не подскочил, как был — в трусах и с голым торсом. Глядь — у него дама за спиной. Ну, и…. застеснялся.
— Вставайте, Анатолий, пойдемте звезды обмывать.
— Где?
— В номере 416.
Это был номер на ключе.
— А где ты встретился с родителями?
— Они сразу в училище проехали. Ну, так вы вставайте — нас ждут.
— Идите, я приду.
Они ушли, а я оделся. Вышел на балкон и закурил — идти на пьянку не хотелось. Да и неудобно как-то. Все мысли против, за — ни одной.
Пока искал — а может, есть? — дверь отворилась. Два здоровенных молодца меня схватили за бока, и повели по коридору.
— Доставили.
Действительно доставили — вон Коля, рядышком невеста. А это женщина — возрастом и красотою в мою тещу бывшую — должно быть мама. Молодцами — отец и младший брат. Еще водитель.
Толпа для пьянства собралась.
Коньяк и водка, шампанское, вино. Закуски — мама, не горюй!
Теперь о публике.
Безбородовы — боксеры все на одну колодку.
Папа — гендиректор Курганмашзавода. Водку пил стаканами — хлопнет один, запьет другим.
— Я, пожалуй, полежу, — и на кровать.
Часик спустя поднимется, сходит в туалет — хоп-хоп — бутылки нет. И на кровать.
Братики с водителем совсем не пили. Костик заканчивал десятый класс, и сегодня ночью они улетали в Москву, шукать ему место в МГУ.
Коля рассказал, почему он здесь, а не на выпускном балу.
— Либо я их там поодиночке всех урою, либо они меня толпою.
Это ж надо, так с коллективом расплеваться!
Мама — просто чудо. Скромна, улыбчива и влюблена в своих мужчин. Но видно было — насторожена к невестке.
Мне, кстати, она тоже не в зависть. Накрашена сверх всякой меры и холодна так, что трудно угадать с какой душою.
Ну, вобщем, пили-ели-поздравляли….
Около полуночи гендиректор поднялся, в туалет сходил и объявил:
— Хватит гулять, пора в аэропорт.
Я поднялся — пожал мужикам руки, поклонился дамам и к себе в номер подался. На балкон вышел покурить. Вечерние сумерки уступили место ночи, и небо погрузилось во тьму. Город сиял гектарами огней. Мне почему-то вспомнилась Увелка — с фонарями не на всякой улице и безмолвной темнотою за околицей.
Лег спать, уверенный, что не просплю занятия.
Сосед под утро объявился — с остатками стола из номера 416. Имею в виду остатки пиршества — а вы о чем подумали? Впрочем, после рассказа Николая, как он провожал родственников в аэропорту, о столе и я бы так подумал.
Сотрудники посчитали батьку Безбородова слишком пьяным для полета и захлопнули пред ним пропускные шторки. Гендиректор Курганмашзавода так двинул по преграде кулаком, что....
— … одна повисла нахрен! — скривился Коля.
Мусора, обнажив шпалера, задержали гостя из Кургана. Мама Безбородова позвонила самому главному начальнику КГБ по Челябинской области — другу семьи. Приехали ребята в штатском с генералом, хулигана у ментов забрали и через другой терминал провели к самолету.
— Вы чем будете похмеляться? — спросил Николай. — Что вам налить?
— Ничем не буду — я в университет.
Вчера был день заезда — расслабиться можно. Сегодня начинаются экзамены.
Построены они были так. День мы с лектором разбираем экзаменационные билеты, он отвечает на все наши вопросы — короче, консультирует. На другой сдаем экзамен комиссии, наугад вытянув билет. Приехав в понедельник, я в среду сдал марксистско-ленинскую философию на «отл», в пятницу политэкономию капитализма аналогично.
На выходные не поехал домой, а решил развеяться в Челябинске.
Студенты наши со дня приезда, спарившись, кинулись развлекаться. До курьезов доходило. Одному я стал свидетелем.
Из универа пришли, конспекты-книжки побросали и вниз — у парадного кучкуемся и группируемся: кто в театр, кто в кино, кто на танцы, кто…. Из подземного перехода парочка наших поднимается — идут под ручку, одну мороженку на двоих облизывают — ну, чисто голубки. Со мною рядом паренек стоял — по всему видать: выдерга — кричит:
— Лизка, где ты шляешься? Тебя муж в фойе ждет.
— Какой муж?! — дамочка отпрыгнула от кавалера метров на пять.
Челябинск весь согнулся в хохоте.
Я себе так решил — баб и в Увелке машинами не передавить, а где там взять театры? выставки? концерты? В «Вечернем Челябинске» афишу взглядом пробежал:
— смотрел? нет, не смотрел; поеду, посмотрю;
— видел? нет, не видел; поеду и увижу;
— слушал? нет, не слушал; поеду и послушаю.
Благие же намерения…. Но как коварна жизнь!
С отбытием из номера лейтенанта Безбородова, ко мне переселили нашего студента Николая (фамилию не помню). Приехал он из Южноуральска, работал на АИЗе (арматурно-изоляторный завод), был членом горкома партии, а еще играющим тренером футбольной команды «Аизовец», бьющейся за приз по второй группе областного первенства. Прибавьте к спортивной внешности лицо Олега Кошевого и получите мужчину хоть куда.
Влюбилась в него женщина Маруся из Усть-Катава.
Тоже вобщем ничего — славянское лицо, коса до ягодиц, фигурою, как говорят хохлы: возьмешь в руки, маешь вещь. Не знаю, что там у нее с графой «семейное положение», но очень ей хотелось с Колей переспать. Но скромность женская…. Будь она неладна!
Жила Маруся в номере и подружилась с девушкой по имени Бела из Нагайбакского района. И вот эта Белка ко мне подходит, объясняет ситуацию:
— Ты должен им помочь.
— А ты уверена, что Николаю это надо?
— Для тебя это важно?
Это было равнозначно вопросу — не возражаю ли я против романтичного ужина при свечах в их номере в их обществе?
— А почему это должно быть для меня не важным?
Белка принялась осторожно объяснять:
— Она уже три сессии глаз с него не сводит. А теперь последняя — разъедутся и больше не увидятся. На долгие ухаживания времени не осталось. Да и Маруся чувствует себя не в своей тарелке, напрашиваясь. Нам надо им помочь.
— Это прекрасно — подругу выдать замуж, — заметил я. — Но кто, где и когда благодарил друга за аналогичную услугу?
— Я ведь нагайбачка по национальности. И, знаешь, трудно воспринимается ваша культура — так сильно отличается от мне привычной. Громадные различия. У нас женщина глаз поднять не смеет на мужчину. А Маруся хоть и стесняется, но все равно хочет добиться Колю. Просит помочь.
— А если б ты в меня влюбилась, как поступила?
— Молчала и томилась.
Мы квартетом сходили в кино. Поглазели на танцы сквозь решетку в парке Пушкина. В номере я предложил Коле разъехаться — он к Марусе, Белка ко мне.
— Что ты! — ужаснулся играющий тренер «Аизовца». — Она такая женщина серьезная. Как мог подумать ты такое?
Вот так бездарно и прошла суббота.
Наутро Белка заявилась.
— А где Маруся? — поинтересовался я.
— Приболела, не встает с кровати.
Мы в четыре глаза уставились на Колю.
— Это… я, наверное, схожу, — растерялся он.
Остались мы вдвоем. Я Белку спрашиваю:
— Как думаешь — чем они там занимаются?
Марусина подруга отвечает:
— Подождем и все узнаем.
Ждали-ждали…. Сигареты кончились.
— Я есть хочу, — говорю.
— А вдруг они сейчас придут? Вместе и пойдем.
— Ну, знаешь! — возмущению не было предела. — Ты как хочешь, я пошел.
Сходил, позавтракал. Потом в кино. После пообедал и решил вернуться в номер — завязать жирок. Белка спала, не раздеваясь, на кровати Николая. Мистика! Белка-Стрелка… собачья верность получается какая-то.
Разделся и лег спать. Когда проснулся, Белки не было.
Николай явился в час закатный.
Я не любитель о таком трепаться, но жалко было два убитых дня — спросил:
— Ну, как у вас там — состоялся половой контакт?
Мы курили на балконе. В косых лучах заходящего солнца чуб Олега Кошевого бронзой отливал. А лоб нахмурился.
— Прихворнула.
— Достал бы шприц и полечил.
— Не надо о Марусе так.
— Да Бог с вами!
Я заставил себя сделать глубокий вдох. Спорить бессмысленно — Колян влюблен.
Когда легли, я не утерпел:
— Колямбус, ты смотрел фильм «Генералы песчаных карьеров»?
— Ну и что?
— Главная героиня помирает, а главный герой ее тянет. Классика — учись.
— Заткнись!
Потом узнал интригу всю. Николай был глубоко женатым человеком, Марусенька — наоборот. И оба до безумия порядочны — сгорали в адском пламени нереализованных желаний.
После консультации в понедельник, во вторник на «отлично» сдал «Политэкономию социализма». И захотелось мне диплома красного. Сильно захотелось — сел за книжки.
Зовут в кино Белка, Коля и Маруся, а я рукой машу — валите к черту!
Зато в четверг на «пятерку» сдал «Научный коммунизм».
И тут лафа закончилась.
Ко мне подходит женщина из деканата и говорит:
— Где ваш диплом?
— В смысле?
— Все по приезду сдали дипломные работы, а вашей нет? Сдавали?
— Нет.
— Так что ж вы думаете?!
А что я должен думать? Кто бы мне сказал, что на госы надо везти дипломные работы. Ах, на последней сессии всем говорили, темы раздавали и списки справочной литературы? Так я на ней и не был даже. Кто я такой? Откуда взялся? Теперь и сам не знаю ….
Где телефон? Мне срочно нужен телефон!
Нашел. Звоню. Кожевников на месте. Слава те….
Я со слезами в голосе:
— Пал Иваныч, байда такая….
И шеф как доктор Айболит — ладно-ладно, прибегу, чем смогу, тем помогу.
Я сглотнул подступивший к горлу комок. Судя по всему, Кожевников завтра будет здесь и все мои проблемы уладит. Так что мне остается спокойно готовится к последнему госэкзамену — «Методика партийной пропаганды».
Мать босая! С чем ее едят, «Методику» эту? Если все предыдущие дисциплины мне знакомы были по институту, то с этой ерундой встречался первый раз. Так засесть надо за конспекты и учебники! Но конспекта нет. И главное — нет желания напрягаться. Пропади оно все пропадом!
Лежа в кровати, чувствовал, как подо мною разверзает пропасть.
Ночь прошла — настроение не улучшилось. Отсидел на предэкзаменационной консультации с отсутствующим видом и вниманием, потому что не видел перспектив. Что касается Пал Иваныча, то нашел он меня в гостинице уже после полудня. Притащил готовую дипломную работу, стопку бумаги:
— Садись, переписывай.
Другими словами — сохраняй спокойствие, не поддавайся панике.
— Пал Иваныч, ты посмотри, какой диплом — на машинке отпечатанный, в обложке прошитый. Кто возьмет мою рукопись на скрепке?
— Пиши — возьмут: договорено.
— И что поставят?
— Да какая разница? Главное — чтобы до экзамена допустили. Поторопись — у тебя одна только ночь на дипломную работу и подготовку к сдаче.
— Настроения нет. Ведь я рассчитывал на диплом в красных корочках, а теперь….
— Ты серьезно?
— Пока в зачетке все пятерки. Теперь не знаю.
— Почему же нет? Жизнь — это искусство компромисса. Пойду сейчас, договорюсь.
Полночи переписывал диплом. До восхода солнца листал экзаменационные билеты этой самой долбаной «Методики». Подглядывал в учебник….
Потом надел трико, доехал на троллейбусе до остановки «Политехнический институт». И пятилетки не прошло, как бегал здесь по парку. С удовольствием все повторил.
Как думаете, сколько унижений может вынести нормальный человек?
Я вынес четыре в один день:
— когда сдавал на кафедру чужой диплом:
— когда сдавал «свой» («сюрприз», — сказала женщина и покачала головой)
— когда, сдавая «Методику партийной пропаганды», плавал, как кутенок в проруби.
И даже после этих унижений сохранял стойкость и энергию, набеганные в парке.
Последний раз сидим в аудитории. Вручают нам дипломы. Сначала краснокожие. И первая фамилия моя. Ну что ж, по Сеньке шапка.
Встаю, подхожу, получаю, руку жму — все честь по чести.
Волна горячего стыда пришла потом — когда открыл диплом. Читаю:
— марксистско-ленинская философия — «отлично»;
— политическая экономия капитализма — «отлично»;
— политэкономия социализма — «отлично»;
— научный коммунизм — «отлично»;
— методика партийной пропаганды — «хорошо»;
— дипломная работа — «удовлетв.»
Да твоя же мать! Быстренько в карман спрятал красный диплом, в другой — университетский ромбик. На протянутые руки и просьбы: «Дай взглянуть! Дай посмотреть!» кивнул на ректора — сейчас свои посмотрите.
После вручения дипломов вышли в сквер перед ДПП (дом политпросвещения).
Для общей фотографии выпускников разбили на три ряда:
— первый посадили на скамейку;
— второй поставили за их спиной;
— третий на скамейке сзади всех.
Сейчас смотрю на фотографию тридцатилетней давности — сидят на скамейке рядышком Маруся с Николаем, счастливые такие, головки клонят. А мы с Белкой по краям второго ряда смотрим в объектив. Окончен университет марксизма-ленинизма. Впереди — прощальный ужин в ресторане «Малахит». Или банкет — кому как лучше.
Сколько рюмок опрокинул, чтобы задавить стыд от позора, боль от горьких унижений — четыре? пять? Короче, сел за стол — закуска, водка; водка и закуска — и, пожалуйста, не беспокойте. Глупее ничего нельзя было придумать. Потом отпустило.
Смотрю — за столом один сижу: все пляшут.
Подваливает выпускник из наших — кажется, Тимур зовут:
— Баб снимем? Вон парочка сидит — подвалим?
Подвалили. Дамочкам под сорок — сидят, винцо попивают, ковыряют вилками в тарелках, глазами томно так поводят. Накрашенные — страсть!
Тимур:
— Нельзя ли с вами вечер провести?
— В легкую! — одна отвечает. — За стол заплатите, мы ваши.
Упс! Проститутки. Отврат и любопытство. Что пересилит?
Тимур шампанского и водки заказал. Бабенку выбрал — клеится. На танец пригласил. Другая мне:
— Чего грустим? Может, потанцуем?
И тут я загрустил.
Пусть проститутка, но баба же — отмыть, отшлепать, замуж взять. Чего еще? Нелегко среди людского моря встретить ту единственную, которая разделит с тобой все тяготы жизненного пути. Еще труднее научиться понимать такого человека. Значит надо брать то, что Судьба дает. И биться за счастье, призвав на помощь грации — надежду, веру и любовь. Во главу поставить мудрость.
Но вопреки сказал:
— Я еще не решил — стоит ли оплачивать ваш ужин?
— Показать товар лицом?
— Это как? Стриптиз исполнишь?
— Можно и стриптиз, но лучше давай поговорим о сексе. У мужиков от этих тем такой дубак встает.
— Валяй — говори о сексе.
— Ты какой предпочитаешь — орал, анал иль классику?
— А ты?
— Все, что клиент закажет.
— И получишь удовольствие?
— Можно подумать, ты получаешь от работы удовольствие.
— Нет, не получаю. Но то работа, а то секс. Ты замужем?
— Была.
— А с ним как? — тоже секс без удовольствия?
— Всяко было. Но чаще да.
— И с него деньга брала?
— Терпела. Ради дочери терпела. А когда пить и драться начал — прогнала.
— Работу выбрала по призванию или от безысходности?
— Ты — душеспаситель? А впрочем…. Какая разница с кем спать — с мужем, любовником или клиентом: мужик всегда мужик. Мне нравится смотреть, как вы скотинеете в постели.
Упс! Обидно за мужскую половину.
Налил водки себе и ей — чокнулись и выпили. Тянул время, размышляя.
Такие мысли. Проститутка и выпускник университета. Нет, университет здесь ни при чем — мужчина и женщина. Он хочет секса, она денег. Впрочем, желание не жгучее — ни у нее, ни у меня. Можем расстаться, как сошлись — легко. Но раз уж завязался разговор…. Марксистско-ленинская философия чему-то учит — решил добиться секса я бесплатно. В порядке эксперимента. Скажем, практическое воплощение полученных знаний. Или я не агитатор-пропагандист с высшим образованием?
— Значит, ты все исполнишь, о чем тебя не попрошу?
— Да, господи, ты первый что ль? И не таких терпела.
— Мы поедем к тебе домой? Ты одна живешь? А ванна есть? Горячая вода? Теперь представь — я сам тебя помою. Шампунь, мочалка, теплая вода и нежные мужские руки…. Ты млеешь, дорогая?
К моему удивлению она просто ответила:
— Да.
— Потом массаж в постели. Ты непротив? В стройотряде доктор научил специальному массажу женщин — заводит круто. Когда от плеч вниз растираешь спину с нажимом, а на тазу покачаешь — азартные кончают.
— Звучит аппетитно — как баварские колбаски пахнут.
— Хочешь?
Она поморщилась.
— Тебе-то что за польза?
— У меня праздник — защитил диплом. Видишь сколько наших? — все гуляют. И я хочу поделиться с тобой этим настроением. Соглашайся. Все будет здорово!
— Гм-м…. Звучит заманчиво. Ну, хорошо — за стол я заплачу, с тебя выпивка домой.
Упс! Вы слышали, мужики? — которые в постели скотинеют. Мы отомщены — меня клеит проститутка, на все готовая без денег.
Марксистско-ленинская философия в действии!
Методика партийной пропаганды в работе!
А мне хотелось не постельных сцен, а новых побед во имя торжества социализма.
Появились Тимур со своей дамой, которую он уже не выпускал из рук, словно решил на ней жениться. Я подумал — самое время проститься.
Поднялся, голову склонил, щелкнул каблуками:
— Извините, мне пора.
Вышел на террасу покурить.
Следующей моей жертвой должна стать Белка — тут не было сомнений. Почему она? Мой институтский приятель Сергей Иванов любил повторять: «Легче сопромат сдать на пять, чем кызымку оболтать». Стереотип надо ломать. Вооруженный марксистско-ленинской теорией, о чем свидетельствовал красный диплом, я не чувствовал сейчас никаких преград. Но и ответственность за поражение тоже где-то присутствовала подспудно. Понимал, что с наскока Белку, как путану, мне не взять. Нужна новая тактика. Совершенно революционная — как у Ленина. Прости, Господи!
Меня Тимур разыскал.
— Ты че слинял? Бабешки тоже собрались.
— Пойди и проводи — мне в лом.
— Да что с тобой?
— Проститутки — это не мое. Заразу можно подцепить.
— Не повезет, так на жене подцепишь.
— Вот-вот. А ты иди: ты — парень молодой, тебе надо набираться опыта.
В глазах Тимура появилось насмешливое выражение, что слегка оживило их под поволокой алкоголя. И он ушел судьбе навстречу.
А я пошел, всласть накурившись, искать Белку.
План покорения неприступной нагайбачки вдруг сложился — между прочим, из памяти и с ее слов. Мол, культура их такая — глаз они не смеют на мужчин поднять. Значит, надо… да-да, надо стать на платформу их культуры мусульманской. Серегина ошибка в том, что вежливость славянская, нежность и влюбленность для кызымок знак — «внимание, перед тобою враг». И сколько не блуждай по телу в поисках эрогенных зон, ног она для тебя не раздвинет.
Шел и внушал себе, сдерживая клокочущий в груди смех: я — нагайбак. Нет, татарская мурза. Нет, каган монгольский. Блин….
Увидел танцующую Белку и остановился — такой прекрасной вдруг она мне показалась.
Нет, мы пойдем другим путем, как говорил молодой Ульянов — другим путем надо идти!
Если вы на женщин слишком падки, в прелестях ищите недостатки — подсказала другой подход к проблеме эрудиция.
Волосы у нее шикарные: густые, вьющиеся, черные — наверняка немытые.
Мордаха для кызымки вобщем-то ниче — но мама на порог бы не пустила.
Кожа смуглая, здоровая, приятная…. пусть будет неотмытая.
Груди упругие, волнующие… — с кулачок величиною, взяться не за что.
Линия изгиба спины… как говорил, не помню кто: самая красивая в природе… тьфу, черт! возбуждает как — пора смываться в туалет. А там еще остались попа, ноги….
Очаровательные волосы… очаровательный носик… очаровательные губки… очаровательная кожа гладкая … очаровательные плечи… очаровательная грудь… очаровательные глазки, очаровали вы меня…
Не тем путем пошли мы, Вова Ленин — не тем путем надо идти.
Успокоившись, приведя мысли в порядок, вернулся в зал и пригласил Белку на медленный танец.
— Смотрю, весь вечер ты один. Дипломом загордился?
— А то! Да, кстати, сегодня ты моя, — для большей убедительности притязаний чмокнул Белку в шейку.
И все — верчу башкой, смотрю по сторонам, будто и дела нет до румянца, залившего ее лицо. Она лишь покачала головой, не в силах мне ответить.
Теперь направление взято верно. Только б не сорваться — не рассиропиться, не поддаться ее очарованию, не пасть душою на колени.
Такова восточная культура взаимоотношения полов. Пусть не целуют руки, не подают пальто, но мусульманки знают: их мужчины — самые из самых на Земле. Любить такого — счастье, которое неведомо славянским женщинам.
Ура! Открыт закон всемирного влечения женщин к мужчинам.
Теперь, куда бы ни пошел, в поле моего зрения всегда попадала Белка. А когда снова сели все за стол, она рядом оказалась.
— Маруся с Колей не пошли, — сказала Бела.
— И правильно сделали — что тут ловить? Они нашли то, что искали — свое счастье, и теперь им не нужна кампания. Пусть наслаждается.
— Коля завтра уедет к своей семье….
— А ты считаешь счастьем с кем-то жить? Нет, счастье — это с кем-то быть. Разъедутся, и будут любить друг друга в мечтах и мыслях... и в воспоминаниях.
— Как мы?
Я искоса взглянул на девушку, которую хотел добиться. На которую мне было приятно смотреть и ощущать при этом, как в душе поднимается теплое чувство. И я даже удивлялся, что эта удивительная и неповторимая нагайбачка сегодня будет принадлежать мне. А я ей. Я старше ее на восемь лет, и разница в возрасте заметна. И это мне тоже нравилось, как и наше отличие, друг от друга вообще. Она черноволосая, я скорее русый; я жесткий, она нежная; я цинично-искушенный, она наивная и целомудренная. Молодость застенчивость Белы пробуждали в моей душе естественное мужское желание защитить ее.
Но нам дана одна лишь ночь.
— Не думай об этом, — попытался успокоить Белу. — Такие мысли заставляют нервничать.
Она внимательно посмотрела на меня, но я отвел глаза, не позволяя проникнуть в тайну своих помыслов.
Тут музыканты объявили последний танец.
В гостинице на нашем этаже Бела заметила без всякой связи с темой разговора:
— У тебя усталое лицо.
Еще бы, вторые сутки на ногах! Но надо быть мужчиной.
Я подхватил девушку на руки:
— Вечер закончился, настала ночь, и ты лишаешься права принимать решения.
Только в своей комнате я позволил Белке встать на пол. Включил свет. Играющий тренер и глава семейства мирно спал в своей кровати. Как плохо мы подумали о нем.
— Я пошла к себе, — сказала Белка.
Без всякой надежды на задуманное поплелся следом.
Навстречу наши шумною толпою:
— Тимурчика избили!
Мы с ними в его комнату.
Герой-любовник имел классический вид избитого хулиганами человека — подсиненные глаза, подкрашенные и припухшие губы, засосом кровоподтек на шее, руки в гематомах.
— Кто тебя так?
Тимур вздрогнул от мысли, будто весь этот кошмар может повториться.
— Довольно просто, — все же он ответил после паузы. — На квартире, куда синявки привели, ждала засада.
— Хорошо спланированная акция? Помнишь где?
— Ни фига не помню. Сюда-то кое-как нашел дорогу. А ты вовремя слинял, — с изрядной долей возмущения сказал Тимур.
— Нюх не подвел, — сказал я жестко и вышел вслед за Белкой.
Проходя мимо поста дежурной по этажу, я приобнял ее за талию и притянул к себе. Девушку обнял, а женщине сказал:
— Нам нужен номер на ночь.
И положил на стол десять рублей.
Номер оказался люкс.
— Полезли в ванну! — обрадовалась Белка.
Сверкающее никелем корыто в номере было объемно, но…. Прикосновения Белки вызывали у меня странное ощущение — даже рукой к руке казались обжигающими. И чувствовал при этом отнюдь не отвращение.
Увидев обнаженною красотку, я потерял рассудок — кинулся целовать в ванной ее ступни, лодыжки и колени…. Но натолкнулся на удивленный Белкин взгляд.
Упс! Чуть не прокололся. Это ее право и обязанность — ласкать мужчину. Моя задача — эти ласки принимать и ни одним жестом не показать, что они приятны. Действия наоборот унижают мужчину в глазах женщины.
Умерев пыл, откинулся на стенку ванной, прикрыл глаза.
Некоторое время хранили молчание, испытывая напряжение.
Признаться, сгорал от нетерпения, и доказательство торчало. А Белка все сидит и хмурится (из-под ресниц я подсмотрел), не решаясь ни на что. Мог только догадываться, что творится на ее душе. Мое же сердце сжалось от недоброго предчувствия.
Наконец, Белка тяжело вздохнула.
Я напрягся и напомнил себе сурово — сейчас ты должен вытерпеть любые ласки и сохранить невозмутимое лицо. Иначе, даже после секса девушка будет разочарована — мол, немужчине отдалась.
С каменным выражением на лице попытался унять дрожь в коленках, когда Белка своей рукой нашла мою ладонь в воде. Чтобы как-то успокоиться, наполнил память образами прошлого, которое бы предпочел забыть: лежал и наблюдал, как Лялька в пеньюаре ходит по комнате, расчесывая волосы, нанося крем на лицо и шею…. Это были мгновения былого счастья.
— Анатолий, — вывел из забытья голос Белки. — Ты спишь, пойдем в кровать.
Незаметно для себя уснул. Открыл глаза и увидел не то лицо, которое хотел.
От желания не осталось следа.
Не знал, как поступить в сложившейся ситуации. Передряги двух последних суток, ночь без сна, насилие над организмом его же подкосили.
На Белку моя слабость произвела положительное впечатление. Она вела меня за руку к единственной кровати, и с удовольствием приглядывалась к хитросплетениям мужского тела. Моего тела.
Добрались до кровати. Я лег, и Белка примостилась рядом, тепло улыбаясь. Шепнула, прикоснувшись губами к моей щеке:
— Спи — утро вечера будет приятней.
В глазах защипало от подступивших слез — слез любви и благодарности, слез пронзительного чувства нежности.
Притянул девушку к себе и пристроил ее голову на грудь. Есть спать!
Проснулся среди ночи. Не сразу, но пришел в себя и вспомнил все.
Обнаженное девичье тело, полулежащее на мне, спровоцировало спрятанные в душе чувства. Организм бросило в жар, потом и в холод. Вспомнил свой зарок быть невозмутимым. Но ладонь сама тянулась к ее телу.
Что ж я творю? — она проснется и ожжет презрительным взглядом: ты не мужчина!
А может, заигрался я? В конце концов, утром мы расстанемся — и навсегда. Не проще ли потешить плоть? — и будь, что будет.
Стараясь не разбудить Белу, тихонько приподнялся на локте. Теперь имел возможность рассмотреть прелестницу как следует.
Выглядела она очень соблазнительно — стройное, черноволосое, чувственное, неземное создание. Совсем нагая она выглядела юной нимфой — вроде хрупкая, а все на месте. Плечи, груди, бедра — будто вырезаны из слоновой кости резцом великого искусника. Шея, руки — совершенство. Ножки — взгляд не оторвать. Его притягивало, словно магнитом.
Где были раньше вы, мои глаза? Бог, помогай теперь не тронуться с ума.
Может, не сойду, но потрясение испытываю сильное — вот так лежать, смотреть и не сметь рукою прикоснуться к Женщине, в объятиях которой можно было умереть, лишь бы при этом целовать ее обольстительную грудь, ладонями ощущая жар ягодиц.
Но, блин, я должен быть мужчиной в ее глазах.
Господи, дай сил дожить до того момента, когда проснется Бела — не дай мне умереть в преддверье счастья. Но жаркая волна, поднимающаяся от живота, постепенно овладела телом. Жгло ладони от желания накрыть и мять вот эти груди… колени, бедра, ягодицы целовать.
О, как непросто быть Мужчиной!
А. Агарков
май 2016 г
http://anagarkov.ru