Снаружи бушевала вьюга, а в охотничьей избушке было тепло и сухо. От печки, в которой догорали последние березовые поленья, шел жар.
Олег лежал на скамейке, подложив под себя полушубок, и слушал, как метель, пытаясь пробиться внутрь, яростно хлещет по окнам и бревенчатым стенам домика. Было слышно, как высоко в небе свистит ветер, как в лесу жалобно скулят под его яростным напором деревья и как хлопает по крыше, оторвавшаяся от кровли, дощечка.
Как же хорошо, что Олег с дедом вернулись к охотничьему домику вовремя — еще до того, как началась буря. Не поторопись они в лесу, может быть там бы и встретили непогоду, ну а так хотя бы переждут ночь и вьюгу здесь, в тепле.
Олег перевернулся на другой бок. Керосиновая лампа, висящая под потолком, скупо освещала избушку. На скамейке у печки сидел дед. Он дремал.
Его голова склонилась на бок, и каждый раз, когда она собиралась упасть на грудь, старик вздрагивал и возвращал её обратно, сонно бурча себе под нос.
Тут же возле печки стояла небольшая елка. В полутьме её пышные лапы, казались Олегу сборищем жирных мохнатых гусениц, а тени, ползущие по стене и полу, лишь довершали это странное сравнение.
Елку эту они срубил недалеко от домика. Дед сказал, что эта отличная ёлка, в самый раз для подарка.
— Настеньке она понравится, — говорил он, укладывая деревце на санки. — Ох, и обрадуется же она, когда такую красавицу увидит.
Олегу елка тоже понравилась, но он не подавал виду.
— Да, хорошенькая, — отвечал он с напускным безразличием, а сам шагал позади и время от времени, когда дедушка не видел, тянулся к ней, чтобы потрогать её густые ветви.
Олег знал, что это смешно — верить в Новогоднее чудо, в загадывание желаний и в деда Мороза. Все эти сказки для маленьких детей, а не для него, он ведь больше не ребенок. Ему уже одиннадцать, совсем взрослый, а значит и должен вести себя подобающе, по-взрослому.
Но как это часто бывает с детьми (да и со взрослыми не редкость) их поступки порой идут вразрез с их намерениями. Олег хоть и не до конца понимал всего этого, но ему тем не менее было трудно признаться родителям, что он, как пятилетний мальчишка, написал письмо деду Морозу.
Да, именно письмо, настоящее письмо с марками, адресом и наивной просьбой найти его любимого пса.
Глупо было, конечно, просить о таком. Ни один человек, каким бы он не был волшебником (даже если они и впрямь водятся, эти волшебники, а не просто прикидываются такими) не смог бы вернуть ему Бимку. Пес убежал из дома три месяца назад, и теперь вряд ли кто-то сможет его найти.
Скорее всего на этот Новый год родители подарят ему другого щенка, может даже лучше. Ну и пусть! Он все равно его не примет. Это будет означать предательство. А как он сможет предать того, к кому так сильно привязался? Нет, этому не бывать! Он не предаст дружбу…
Неожиданно дверь избушки скрипнула, пытаясь открыться, но заржавевшая щеколда удержала её. Олег вздрогнул. Ледяная волна страха и, ворвавшегося через щель, ветра окатила мальчишку, заставив его замереть.
В избушке повисла тишина, даже поленья в печке перестали трещать, и только ветер, довольный, что его впустили, негромко насвистывал.
— Деда, — испуганно позвал Олег. — Деда, проснись.
Старик не отвечал.
— Дедушка, — чуть громче повторил Олег.
Снова ничего.
Олег испугался. А что если это проголодавшийся волк или куда хуже — медведь-шатун лезет к ним в домик? Если так, то им с дедом точно несдобровать — зверь легко снесет дверь, загрызет их и даже не поморщится.
Хотя может это только ветер? Дедушка ведь ни разу не упоминал, что видел здесь медведей-шатунов, а раз это так, то их здесь не должно быть. Значит это всего лишь ветер…да, точно, просто сильный ветер.
Наконец, успокоив себя, Олег откинул полушубок, сел на скамью и опустил ноги на пол, собираясь уже идти к двери и прикрыть её. Но как только его ноги коснулись прохладного пола, дверь снова скрипнула, на этот раз не так громко, а после послышался звук, тот самый, который бывает, когда кто-то огромный, учуяв добычу, начинает скрестись когтями о преграду.
Мурашки пробежали по коже. Олег хотел уж было броситься к деду, чтобы разбудить его и предупредить об опасности, но собачий лай, раздавшийся за дверью, остановил мальчишку на пол пути.
Олег застыл посреди избушки в полном изумлении и недоумении. Мысли проносились в его голове, сменяя одна другую.
Неужели он и вправду слышал лай? Нет же, нет, это ему только послышалось, это все из-за страха. Не может же быть такого, чтобы там под дверью сейчас была собака, да еще и та, лай которой он мог отличить от любого другого. Такого ведь не бывает. Все это глупости, все это от страха, все это...
В дверь снова заскреблись и заскулили, отметая на этот раз все сомнения Олега. Не отдавая себе отчета, он кинулся к двери. Щеколда не поддавалась. Он навалился на нее всем телом, стал вытягивать запор, чуть не прижал палец, но все же распахнул дверь. Снег больно резанул по лицу. Он зажмурился.
На пороге у него ног, виляя хвостом и высунув язык, стоял пес. Снег налип на черную шерсть, одно ухо было отмороженным и болталось, другое стояло торчком.
Сердце Олега затрепыхалось, к горлу подступил комок, а в глазах заблестели слезы (хотя последнее могло быть и от ветра). Он смотрел на собаку, все еще отказываясь принять то, что видит, а та смотрела на него и ворочала головой из стороны в сторону.
Он осторожно прикоснулся к носу пса и, когда понял, что это все взаправду, не выдержал и бросился к нему, крепко стиснув в объятиях.
Собака приняла ласку хозяина и уткнулась мордой в мальчишечье плечо. Олег уже не чувствовал ни холода, ни ветра. Детская радость заполнила все его сердце и согрела теплом.
Какое-то время они сидели обнявшись — мальчик и его добрый, вновь обретенный, пес. Наконец, Олег отнял собаку от себя и потрепал её по голове. И вот в этот самый момент в отдалении он заметил фигуру. Она стояла, махая ему одной рукой, а другой опиралась на большую палку. Рядом с ней на снегу возвышался бугорок.
Олег поднялся, улыбнулся и замахал ей в ответ, веря в то, что это вовсе не старое засохшее дерево, которое стояло так далеко, от чего могло показаться (особенно в такую пургу), что там человек.
Но для Олега это уже не имело значения. Он хотел верить в то, что его пес не сам наткнулся на их следы, что он не сам здесь оказался, что его письмо дошло куда нужно и что его просьбу исполнили. Это сейчас было самым главным — вера в чудо, в чудо, которого никогда не бывает, но которое мы сами может сотворить.