Сливин А. В. — ЛУННЫЙ ДЕМОН

   Стоило остановиться, как черные деревья начинали беседовать с ним, предлагая что-то непонятное, корявое, темное и смертельно уставшее. Травы переплетались между собой, превращаясь в пугающие, злобные фигурки каких-то существ.

   Мальчик слышал каждый звук, каждый шорох. Где-то захохотала птица, и он съежился в один маленький дрожащий комочек. Лесная тварь заливалась своим потусторонним хохотом, эхо которого холодный лесной ветер разносил по всему лесу. Звук то нарастал, то останавливался на пронзительной ноте. Хохот затихал где-то вдали и возвращался вновь. Вдруг он оборвался. И только далекий стук колес поезда напоминал, что он еще в мире людей.

   Он поднял глаза вверх и посмотрел на яркий диск. Слезы искажали луну, и казалось, что вместо нее на землю смотрит демон. Маленькие глазки, огромный нос и пухлые губы.

   Налетевший ветер принес слова лунного демона:

   — Где твой папа? — смеясь спрашивал демон и тут же отвечал — Под землей. Должно быть, черви уже подползают к его лицу.

   Деревья, качаясь, дружно ударились ветвями, аплодируя лунному оратору. Сверчки принялись выводить трели, прося сказать что-нибудь еще.

   Голос заставил мальчика вздрогнуть. Оцепенение исчезло, и страх погнал его.

   — А где твоя мама? — спросил демон. — Заблудилась в лесу, и, возможно, умерла.

   Выбежав к лесному, наполовину высохшему озеру, мальчик остановился. Тысячи лягушек на берегу и еще столько же в воде заполнили воздух своим ночным хором. Но это не была та песня, что он слышал, когда ездил с папой — под землей — промелькнуло в голове — на пруд — черви у его лица — ловить рыбу. Зеленые жабы угрожали, пугали, пялясь на него своими блестящими глазками.

   Вдруг под ногами двинулась грязь. Крик, скользнув где-то в груди, вырвался наружу. Незнание лучше самой страшной правды, но только не здесь и не сейчас. Если бы он видел, что двигается вокруг него, то убежал раньше, чем огромные пиявки повисли на его ногах.

   Он стал стряхивать их; пальцы чувствовали скользкие, отвратительно-мягкие сосульки, которые не желали отлепляться.

   На другом берегу рявкнуло какое-то животное, и они вдвоем орали так, что далеко-далеко от илистого берега, усеянного пиявками, проснулся лесник. Он приподнялся на локтях, но ничего, кроме сверчков не услышал.

   — Сон, сон... — пробормотал.

   Мальчик ринулся обратно, и, пробежав несколько шагов, упал, споткнувшись о корягу. Он принялся судорожно сдирать пиявок; их было слишком много и они были слишком жуткие. Сознание покинуло его.

   Придя в себя, он первым делом оглядел ноги. Возле колена висела огромная пиявка. Мальчик заорал и попытался стряхнуть ее. От одного прикосновения пиявка лопнула, забрызгав кожу густой, черной кровью.

   В небе смеялся демон.

   — Ма-ма-а-а-а!!!! — закричал мальчик, отползая от берега на четвереньках.

   — Анто-о-оша! — услышал он далекий, слабый голос.

   Стук колес поезда вновь проник в чащу, но через миг его смыл порыв ветра.

   Антоша поднял голову и только теперь понял, что находится у края папоротникового поля. Ни тропинки, ничего, что помогло бы ему выбраться из этого страшного, живого леса.

   Он остановился, и, закрыв лицо ладошками, зарыдал. Стук колес был, пускай где-то далеко, но он был. А голос? Тот, что звал его по имени, был ли он?

   Поле, папоротниковое поле, карликовые уроды-деревья, оранжевая луна со смеющимся в ней демоном и один малыш посреди всего этого жуткого пейзажа. Рядом не было мамы, которая обняла бы его, поцеловала в щечку и прошептала на ушко "Я тебя люблю!". Умер тот дивный вечер, когда он с родителями приехал на машине в лес за грибами. Вечер умер, когда папа провалился в яму у самой дороги и закричал. Вечер исчез, когда мама, глядя в эту яму, побледнела и закричала сыну голосом, которого он никогда раньше не слышал:

   — Беги!!! Беги, черт бы тебя побрал!

   И он побежал.

   Теперь он стоял и плакал у бескрайнего папоротникового поля.

   — Мамочка!!! — закричал он. Слез было мало, чтобы высвободить все то горе, которое скопилось в нем всего за несколько часов.

   Порыв ветра унес его крик вдаль. Папоротник зашелестел, заговорил, закричал что-то на языке, который понятен только ему, завопили ночные птицы, над головой пронеслись летучие мыши. Антон вскрикнул, и кто-то передразнил его.

   Слезы стекали по щекам: соленые капельки останавливались на дрожащем подбородке и падали куда-то в траву.

   — Мамочка!! Мамулечка-а!!! — кричал малыш, захлебываясь слезами.

   — Анто-о-оша! — послышался со всех сторон мамин голос.

   — Мама? — крикнул Антоша в темноту.

   Хохот, крики, визги, хлопанье крыльев — все это стало тише, и сквозь этот шум пробился стук колес далекого поезда.

   — Анто-о-оша? Где ты, родной? — услышал он. Голос был где-то близко.

   Звуки исчезли. Теперь лес переполнился тишиной.

   Антоша начал всматриваться в темноту, озираясь по сторонам. Слева, у гнилого ствола дерева он увидел знакомый силуэт.

   Лунный демон засиял в небе, осветив лес. Да! Теперь он точно видел — это мама. Она озиралась вокруг, выкрикивая его имя, а на лице отражалась сумасшедшая боль.

   — Мамочка! — заорал он и смеясь, бросился через поле папоротника.

   Она повернула голову на его голос и прокричала:

   — Антоша, я здесь! Иди ко мне, мой милый!!!

   Он мчался к ней под стук колес поезда.

   Конечно! Мама не могла потеряться в лесу, не могла не найти его! С мамами такого не бывает, они не могут заблудиться и потерять ребенка! Антон знал это с самого начала. И с ней ничего не страшно: одним только словом она может приказать лунному демону замолчать! Все самое страшное боится ее.

   Антоша бежал к ней, падал, вставал и снова бежал, потому что она звала.

   — Сынок, милый! Иди ко мне!!!

   Он смеялся и плакал одновременно, но то были слезы радости.

   Антон выбежал на поляну и мама распростерла перед ним свои объятия, а когда он прильнул головой к ее холодному животу, крепко сомкнула их.

   — Мама! Я боялся, мне было страшно. Очень приочень страшно! — смеясь, говорил он.

   — Все хорошо, любимый. — сказала она.

   Антоша прижимался к ней всем телом и не видел, как глаза ее вспыхнули красным, хищным светом, а брови сошлись у переносицы. Языком она слизала слюну, выступившую на губах, и прошептала:

   — Все хорошо.

   Мальчик смеялся, громко смеялся и когда его смех стих навсегда, на небе расхохотался оранжевый лунный демон. Он хохотал своим лунным смехом, гладя на поляну, где этой ночью оборвалась еще одна жизнь.

   Хохот удалялся, удалялся, удалялся пока не исчез совсем.

   Тишина леса нарушалась лишь далеким стуком колес поезда.

   У лесника скоро добавится забот, в этом можете не сомневаться...

5 июля 2006 год.