Сливин А. В. — Поговори со мной…

—— О чем? — Удивился он. — О чем нам сейчас говорить? Все слова давно уже сказаны.

—— Поговори. Поговори со мной. — Просит она, сжимая и разжимая посиневшие пальцы за спиной.

—— Слышишь ветер? — Спросил он. Она устало кивнула. — Он умеет говорить без слов. Он расскажет тебе все, что захочешь.

—— Я хочу, что бы ты поговорил со мной.....

   Он с ухмылкой отвернулся, поднялся со стула и растворился в темноте комнаты.

—— Куда ты? — Спросила она, потеряв его из вида.

—— Свет от лампы режет мне глаза. — Ответил он. Голос его был насыщен раздражением.

—— Поговори со мной! — Взмолилась она. Слезы жидким, горячим металлом потекли по щекам, обжигая, раня. — Поговори, прошу тебя!

   Ее запястья сжимала крепкая бечевку, впиваясь, раздирая кожу.

—— Ты разве ничего не понимаешь? — Спросил он из тени. В его руках появился белый сверток; он отчетливо виднелся в сумраке комнаты. — Я устал говорить с тобой. В нашей беседе нет смысла, а бессмыслица утомляет.

—— Есть! Есть смысл! — Воскликнула она. — Если ты сейчас поговоришь со мной, ты это поймешь!

   Он хмыкнул. Он встал, подошел и уселся обратно на стул, напротив нее. Сверток он оставил на столе в углу, рядом с будильником. Его лицо выплыло из тьмы в освещенный настольной лампой круг, словно лик фантома, по неясной причине решившего показать себя людям.

—— Тебе больно. — Сказал он, глядя, как время от времени искажается ее лицо. — И разве ты не хочешь избавиться от боли? Ты хочешь говорить со мной? А мне кажется, что ты только и хочешь, что бы страдания твои закончились. Разве могут быть еще какие-либо желания, кроме того, что бы прекратить боль?

—— Могут! — Вскрикнула она. Теперь, она не обращала внимания на жгучие слезы. Теперь они жили своей собственной жизнью. — Боже! Конечно могут! Я хочу оказаться на море. У самой воды, что бы мои ступни ласкали голыши, что бы чайки пели свои морские песни, а ветер в горах бил в тамтамы. Я хочу пройтись по воде, там, где отражается млечный путь. Дотронуться до каждой одинокой звезды и прошептать ей свою любовь. Хочу проснуться на восходе, когда небо отражает землю, и услышать пение птиц и разговоры колосьев. Почувствовать запах травы. Я хочу плакать и смеяться, танцевать и петь. И что бы все смотрели на меня и так же пели и плясали. Я хочу купаться в тумане, и видеть, как он преображается в фигуры. Хочу наслаждаться всей этой иллюзией!

—— Ты живешь не в реальном мире. — Пробурчал он.

—— Да! Ты прав! — Она улыбнулась. Распухшая, посиневшая от многочисленных ударов щека взорвалась болью. Из ран на губах посочилась кровь. — Я создала свой Мир! Только сейчас я создала его. И ты мне в этом помог!

—— Ты лжешь! — Процедил он сквозь зубы. — Я не созидаю. И ты прекрасно это знаешь!

—— Это правда. Ты не творец. — Слезы смешивались с кровью на ее лице. — Но, правда и в том, что говорю я. Реальность— ведьма. Она умеет колдовать, и сейчас она истыкала мою восковую фигурку тысячами игл. И я убежала от нее, по тому, что в ней больше нет необходимости! И именно в своем Мире я могу надеяться на спасение!

—— От реальности? Ты думаешь, что тебе удастся спастись? В своем Мире? — Спросил он и улыбнулся. Его неровные, желтые от табака зубы походили на шипы.

—— Нет. — Ответила она.

—— Тогда, о каком спасении ты говоришь?

—— В моем Мире нет боли. Все, что связанно с реальностью и между собой здесь, там гуляет само по себе.

—— Я тебя не понимаю. — Сказал он.

—— Оглянись вокруг. — Попросила она. — Ты можешь увидеть то, что есть в моем Мире. И знаешь по чему? По тому, что ты сам живешь в своем Мире. И твой Мир ужасен, полон кошмарных призраков и историй. Твой Мир, как помойная яма, где покоятся дохлые крысы и, если покопаться во всем этом дерьме, можно отыскать человеческие останки.

—— Ты говоришь ерунду.

—— Смотри! — Сказала она. — Смотри, и ты увидишь, что я права. Твой воспаленный мозг в силах показать тебе все это.

—— Ты пытаешься отвести мое внимание от себя? — Спросил он.

   Она усмехнулась. Остановившаяся было кровь, опять посочилась из сотен трещин на губах.

—— Даже если у меня это получится, то что толку? Ты надежно привязал меня к креслу. Или ты в себе сомневаешься? Такой человек как ты не может в себе сомневаться!

   Он пристально посмотрел на нее. Поднялся, исчез в темноте, взял сверток. Развернул его, выкинул бумажку и вернулся, теперь с ножом в руке. С большим, мясницким ножом.

—— Что ты видишь? — Спросила она.

—— Избитую и напуганную девушку. —Ответил он.

   Тут она расхохоталась, откинув голову. Боль стальным кулаком ударила по мышцам всего тела, но она продолжала смеяться. Ее смех был кашляющим, задыхающимся и больным. Но она вложила в него всю веселость, какая только осталось в тайниках ее души. Он действительно рассмешил ее.

—— Ты думаешь, я боюсь? — Успокоившись спросила она.

—— Я думаю тебе больно. — Заметил он. — Ты страдаешь. А страх, компаньон страданиям. Они друзья закадычные, поверь мне! Когда ты царапаешь ладонь ржавым гвоздем, ты боишься, что можешь подхватить гангрену, или еще какую заразу!

—— Вот именно! — Она хохотнула. — "А ВДРУГ"! И люди боятся не того, что им больно или что испачкается белая одежда! Они боятся слова "ВДРУГ". А значит — неизвестности.

—— Что ты хочешь этим сказать?

—— То, что у меня впереди никакой неизвестности нет. Я вижу все наперед. И я не боюсь слова "ВДРУГ". И плевать я хотела на боль. Ее слишком много, что бы воспринимать всерьез!

—— И ты не хочешь сохранить себе жизнь?? — Спросил он.

—— Какой от меня толк? — Пожала она плечами. — Моя жизнь целиком в твоих руках. Или не так? Впрочем, я это уже говорила.

   Он утвердительно кивнул.

   Они замолчали. В комнате взвыла тишина, и лишь будильник на столе отсчитывал секунды. Он смотрел ей в глаза, и от его взгляда они чесались и болели.

—— А знаешь, что еще есть в моем мире? — Нарушила она тишину.

   Он промолчал.

—— Дверь. — Ответила она на свой же вопрос. — Хочешь, я открою ее?

—— Ха-ха! Ты еще более сумасшедшая чем я! — Воскликнул он. _ Открывай!

—— Хорошо. Но и ты открой свою.

—— Ты не в том положении, что бы ставить мне условия. — Напомнил он.

—— Это так.

—— Да и потом; у меня нет никакой двери. По тому, что нет своего Мира. Мой мир здесь в реальности!

—— Есть. Он есть у всех. Только он скрыт от людей. Память, мечты, иллюзии, это лишь составная часть моего Мира. В моем Мире, иллюзия танцует с памятью на деревянном мостике через звездный пруд. А мечта ловит небесную рыбку среди тысяч расшалившихся метеоров. Мой Мир огромен! Открой свою дверь, я уже открыла свою! Смотри.....

   Он огляделся. Он даже сам не понял, что начал всматриваться в темноту. Вокруг стали появляться ярко-синие звездочки, словно их кто-то пробивал альпенштоком на черном бархате. На полу заблестела вода, обволакивая подошвы его ботинок. Настольная лампа потускнела, и стала похожей на луну, которую едва застилала пыль от пробежавшегося по распаханному полю табуну лошадей. Послышался шорох листьев, шепот трав. Девичий голос запел откуда-то из далекого — далека...

   Когда трава была мила.....

   Терпение — как ветер быстротечно......

   Любила нежно я тебя.....

   И думала — так будет вечно.......

   Поднявшийся теплый ветерок унес слова песенки прочь из этого дивного места. Нежной, почти материнской рукой, ветерок коснулся его грязных, спутанных волос и полетел дальше, по своим делам. На плечо привязанной девушки села синица. У птички были странные, бежевые глазки, в которых плавали маленькие рыбки. Рядом с его ногами прошлепал хомяк, держа в зубах несколько колосьев пшеницы. Он на миг остановился, поднял мордочку, фыркнул и поспешил дальше. Все вокруг двигалось, летало и шепталось; цикады выводили удивительные трели, словно соревнуясь между собой в мастерстве, ночные птицы изредка кричали, ища друг друга, где-то, совсем недалеко плескалась рыба, а лягушки молчаливо таскались по камышам, шурша сухими листьями......

   Он открыл свою дверь. Это произошло помимо его воли. Он даже не обратил на это внимания.

   Все это лесное изобилие странным образом вовлекло его в свой веселый, полный надежд хоровод.....

   Но вдруг звуки стихли. Запахи, что несли в себе природное очарование, пропали. Из воды вокруг его стула стали появляться болотные кочки. Трава вокруг, превратилась в мох. Дубы, что возвышались неподалеку, предстали его глазам уродливыми деревянными когтями. Запахло илом, гниющей тиной и смрадным газом.

   Она смотрела на него. Он на нее. В ее глазах проплывала ирония. В его начинал появляться страх.

—— Что это? — Спросил он. Дрожи в голосе еще не было, но он начинал срываться.

—— Твой мир. — Ответила она. — Тот, который ты создавал годами своими деяниями.

   Послышалось печальное пение, похожее на погребальную молитву. Вокруг задвигались тени. Иногда они напоминали живых людей, но при этом все равно оставались тенями.

—— ТЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ...........................— Услышал он чей-то низкий, протяжный голос.

—— ТЫ!ТЫ!ТЫ!ТЫ!ТЫ! — Раздался писклявый визг.

—— ТЫ!АХ!......... ТЫ! АХ............ — Говорил кто-то нежно и похотливо.

   Поднялся ветер. Пронизывающий, норовивший залезть в каждую клетку тела. Все вокруг облачилось в саван. Старый, грязный, дырявый саван, от которого в разные стороны разлеталась моль, а странные насекомые, похожие на жуков — скоробеев грызли нитки полотнища, испуская омерзительный пар.

—— Твой мир....... — Шептала она, улыбаясь все шире и шире, не смотря на боль, что будто крепкое вино расплылась по всему телу.

   Он вдруг понял, что боится всего этого. Более того, не хочет ничего видеть!! Что —то страшное поджидало его впереди, то от чего умирают, то против чего нет оружия. То, что убьет его..... А умирать он не хотел. Больше всего в жизни он боялся смерти, это осознание пришло к нему только что, он открыл для себя это, точно так же, как девушка открыла дверь в свой Мир.

   Он сильнее сжал нож и взглянул на нее. Она сидела с закрытыми глазами, чему-то улыбаясь. Из-под век текли слезы, которые блестели в свете испачканной......кровью?? .....лампы...

   Вокруг него вдруг закружились цветы...... Но те цветы были сухие.... Мертвые. Из темноты выскользнула черная лента, на которой белыми буквами было написано ........

   "Любимой дочери от папы и мамы. Помним. Любим. Скорбим."

   А за этой лентой, словно консервные банки за собакой показался ржавый, облезлый от времени венок. Запах сырой земли заполнил все вокруг.

   В руки ему упала жестяная надгробная табличка.

   Серпова

   Настасья

   Олеговна

   20 марта 1986 — 15 сентября 1998.

   Скорбь моя не имеет предела

   И любовь к тебе дочка храню

   Слишком рано твоя мать поседела

   Но ты помни, тебя я люблю.

   МАМА

   Пусть земля тебе будет пухом.....

   Было написано на железе.

   Эта табличка обжигала ему руки, словно уголь костра. Он в исступлении отбросил ее. Табличка упала в болото, зашипела, выражая все свое презрение, и трясина утянула ее в свои глубины. Над водой остался лишь зеленоватый парок, но и он скоро рассеялся.

   Он замычал, пытаясь прогнать все эти жуткие наваждения. Зыркнул на избитую, полуголую девушку и поднял нож. И ударил бы прямо в сердце, но дикий вопль заставил его застыть с поднятым над головой ножом.

—— БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! — Ревели где-то слова. — БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!

   Когда крик стих, раздались разрывающие сердце рыдания матерей, у которых он отнял самое близкое, что у них было — дочерей. Услышал и хриплый голос несчастных отцов, что клялись найти убийцу и отправить его далеко— далеко на запад.

   Он в ужасе озирался. От пота его волосы намокли и облепили лоб. Они стали похожи на черных червяков, неизвестно как обосновавшихся на человеческой голове. Его глаза хаотично вращались. Он попытался сделать еще попытку ударить ее ножом, но вдруг, со всех сторон на него налетели венки, иконки, черные ленты с белыми буквами и все они были испачканы кровью. Свежей, девственной и яркой. Чертовски яркой.

   Крики, вопли смешались с завыванием ветра и далеким, предсказывающим смерть воем волков, со злобным хором лягушек и сверчков, играющих на человеческих костях. Грохот земли о гроб, звон заколачиваемых в гроб гвоздей, мат могильщиков, захлебывающиеся, бурлящие собственной кровью стоны и смех той, что сидела напротив него. Она хохотала, потеряв рассудок в этой ужасной какофонии смерти.

—— Нет!! — Закричал он. Еще одна попытка ударить девушку ножом привела к тому, что он, не удержав равновесие, рухнул в болото. Вода крякнула от удовольствия, а трясина принялась засасывать его. — НЕТ! ЭТО НЕ МОЙ МИР! У МЕНЯ НЕТ СВОЕГО МИРА! ЭТО МИР СМЕРТИ! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! Я НЕ ДОЛЖЕН УМИРАТЬ ВОТ ТАК! Я ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖЕН УМИРАТЬ!!!

   Трясина засасывала его все глубже и глубже, давлением выбивая из легких воздух. Вонючая вода приближалась к груди. Ее запах, запах разложения бил в нос с такой силой, что вскоре посочилась кровь. А над ним, подобно смерчу, кружились смерти, которых он приютил в себе. Они визжали, гоготали голосами злых карликов и ждали своего часа, своей минуты.

   Он не мог орать, воздуха хватало только на свистящее дыхание. Он взглянул на измученную им самим девушку. Она теперь лишь посмеивалась. Глаза ее все еще были закрыты. Слезы высохли. Он потянулся к ней, размахнулся рукой, в которой все еще сжимал нож и наотмаш полоснул ее по ноге. Лезвие впилось чуть ниже коленной чашечки. Сухожилия с треском лопнул, и кровь хлынула из раны подобно адскому водопаду.

   Она вскрикнула и вновь принялась смеяться.

—— Ууууууууууууууууууаааааааааааа............ — взвыл он. И еще раз ударил ее. На этот раз нож располосовал икру до самой кости. Трясина подбиралась к его шее.

   Она хохотала, но боль стала пробиваться через это безудержное веселье, выливаясь в рыдания.

   И еще один удар. Теперь он поранил ей ступню. Девушка кричала от боли, смеялась, выла, рыдала.... Боль, убийственная, непреодолимая унесла ее в полет смерти. Она роняла покалеченную девчонку, но не ловила. Била о стены и визжала от удовольствия.

   На поверхности болота осталась лишь его голова. Трясина рыгнула, и скрыла его навсегда, обхватив лицо своими черными щупальцами. Смерти бросились за ним. Они привыкли к нему, а расставаться было тяжело.

   А в пустой квартире, привязанная к креслу, беззвучно плача умирала его последняя жертва.

   Ее мир потускнел. Стал расплываться, пока не исчез навсегда.

КОНЕЦ

2004 г.