Хвостенко Кириллл — Под крылом галактики

— Что ты здесь делаешь? Вроде должен сидеть у себя и не рыпаться.

Дью сидел за поворотом. В коридорах не было скамеек, и он расположился прямо на полу. В руке — надкусанный чебурек.

Я сел рядом. Взаимоотношения Дью и буквы «ч» интриговали. Чипсы, чебурек... Что дальше? Чевапчичи?.. Чернослив?..

Чебурек мне понравился. Впрочем, человечеству следует остановиться. Пока в пустынях не закончились верблюды...

Дью сказал:

— Начинка — попытка хоть в чём-нибудь находить смысл. Ты ешь чебурек и точно знаешь, в чём его истинная суть. Можешь посмаковать, можешь запихнуть целиком. Со смыслом жизни так не выйдет... А вот в выпечке — запросто. Всё быстро и безболезненно. Даже тужиться не нужно. «Ам — ням» — вот и весь поиск. Люди от природы такие...

— Однодневки?

— Скорострелы, братан, скорострелы...

Я подумал: еда наталкивает на философию. В желудке определённо открываются какие-то чакры. Или за метафизику аппендикс отвечает?.. Если так, то нельзя его вырезать. Некоторым бы вставить не помешало...

Чебурек закончился на самом интересном месте.

— Есть ещё? — спрашиваю.

— Конечно. Тебе какие мысли: про салат или про суп?..

— Только не про чебуреки.

Циферблат на стене сообщал о половине первого ночи. Дью царапал на матовой панели рыболовную сеть. Вскоре стало ясно, что это крестики-нолики. Только в стиле импрессионизма...

Дью гордо вывел нолик. Естественно, в центральной клетке. Я понял, что не выиграю. Против меня — откровенный шулер... С непобедимой классикой жанра наперевес...

Пользуясь случаем, я осторожно начал:

— Как думаешь, что мы встретим в другой галактике?

И накарябал свой крестик.

— Твой проигрыш, — отвечал он, выводя нолик.

— А если серьёзно?

— Допустим, феечек из клуба Винкс. Ну, этих, долбаных волшебниц. Помнишь? Энчантииикс... Волшебная пыыль...

Я не знал, о чём идёт речь, но понимающе моргнул. По крайней мере, так решил Дью. Моргал я из-за попавшей в глаз ресницы.

Игра шла своим чередом. Люди знающие поймут: шахматы нельзя даже сравнивать с крестиками-ноликами. В шахматах есть право на ошибку. В крестиках-ноликах — нет.

— Почему именно фей? Почему вообще гуманоидов? Может, там азотистые слизни с тремя полушариями. Надо мыслить рационально.

— Я этим и занимаюсь. Теоретически вероятность встречи и с теми, и с другими ничтожно мала. Скорее уж там никого не будет. Только межзвёздная скука. Одиночество — по сути вакуум вокруг человека, сечёшь, бро?

Мы перешли дальше по коридору. Там панели были свободны для фантазии и идиотизма. На Дью снизошло вдохновение. По крайней мере, половые органы получались хорошо...

Я остановился на морском бое. Рисовали на разных стенах. Дали взаимное слово не подглядывать. Вскоре я потерял половину кораблей. Дью сидел довольный, но немного косоглазый...

— А ты не думал, что другой галактики может просто не быть? D-4.

От неожиданности он перестал подглядывать. Повисла тишина. Я почти слышал работу его мозга.

— Не думал. И с чего ты это взял? Ранил.

— Вселенная, — говорю, — может быть нашей клеткой. Гигантским искусственным вольером. D-5.

Мне всегда казалось, что человек кем-то поломан. Отсутствует важная шестерёнка. А именно — желание прислушиваться к чужому мнению...

Дью скептически изогнул бровь. Под тупым углом.

— Брось ты, — говорит, — эту шарманку. Я тебе о высоком, о чипсах, о чебуреках, а ты опять со своей лабудой вселенской лезешь. Сразу видно, что марсианин. Мимо.

Я понял, что толку не будет. Дью слишком ленив, чтобы менять мировоззрение.

Мне вдруг стала интересна его родословная. Семья лепит человека из пластилина. Кто, мол, вылепил тебя? Мастера или подмастерья?

Я так и спросил. Он начал чем-то возвышенно-лирическим:

— Родительский ремень заменяла сама жизнь...

Дью рос в полноценной неполноценной семье. Отец — знаменитый лингвист, мать — широко известная проститутка.

В особняке отца мать смотрелась как очередной экспонат. С тёмным прошлым и сомнительной историей. Ходили легенды, что отец приобрёл её на аукционе...

В 6 лет Дью окончательно запутался. Целомудренная мораль отца пугала. Тотальная безнравственность матери настораживала. В конце концов он пошёл на компромисс. Родители были в восторге. С каждым из них Дью вёл себя соответствующе. Мгновенное переобувание стало его стихией. Противоречивость — чертой характера...

С отцом они разбирали структуру латыни. С матерью — особенности мата.

Отец таскал ребёнка по научным конференциям. Мать — по лучшим борделям.

Родные решили за него, кем он должен быть. Его вечно кто-то заставлял, поэтому он не научился заставлять себя самостоятельно.

Его главным подвигом стало поступление на факультет космической навигации. Отучиться помогла двуличность. С преподавателями он говорил о философии и религии, со студентами — о выпивке и женщинах.

Дью сумел превратиться в феномен. Он научился контролировать своё раздвоение личности...

На «Карфаген» его взяли из-за знания языков. Начальство почему-то закрыло всевидящие глаза на пьянство и волокитство. Оно бы оправдало это, назвав «обоснованным риском» или «минимальным допущением». Но у нас весь экипаж набран через пень-колоду... Никакой обоснованностью тут и не пахнет...

Я посмотрел на свои корабли. Да, думаю, геометрия меня изнасилует... Наперегонки с черчением...

— Слушай, — говорю, — у меня в отсеке осталась бутылочка.

— Сядь на неё вместо меня.

— Зачем? Могли бы вместе распить...

Дью колебался, и я понял, что иногда биологическое оружие страшнее огнестрельного. Больше всего беспокоит неопределённость. Ну, что могут сделать с человеком попугайчики?! Обглодать?! Неизвестно...

Наконец Дью махнул рукой:

— Ладно, но чур я выиграл!

— Капитулирую, шах и мат...

Уже войдя в мой отсек, Дью вдруг остановился. Напрягся и попятился, бормоча:

— Стоп-стоп. Ты ведь бросил пить...

Я усмехнулся. Глупость землян порой достигает космических масштабов...

Я вышел из отсека. Перед уходом обернулся и посмотрел на связанного Дью. Сказал:

— Не скучай. Скоро принесу чипсы. Со вкусом чебурека...

Он бы не стал мне помогать. Помешали бы лень и шовинизм.

А мне нужны были союзники.

И совсем не нужны враги...