Хвостенко Кириллл — Под крылом галактики

Тираннозавр раскрыл свою пасть. Я пожал ему лапу. Давно, мол, не виделись.

Он спросил:

— Друг, ты как?

— Подсознание в порядке.

— Это радует.

— Но, возможно, я в коме...

— Это печалит.

Тираннозавр коснулся моего лба когтем. Может, мысли прочёл. Или полушария местами поменял... Короче, вторгся в личное пространство...

— Да не, всё нормально. Мисс Истеричка тебе горло передавила, вызвала кислородное голодание, так что обморок был неизбежен. Но марсиане крепкие. Жить будешь.

— Долго и счастливо? Или в инвалидном кресле?

— Это уж от тебя зависит.

Помолчали. Как написал бы поэт: между марсианином и тираннозавром возникло взаимопонимание...

— Ладно, иди. Тебя семья ждёт.

— Жена, дети?

— Попугайчики. Не знаю уж, кем они тебе приходятся...

Я очнулся. На стене отсчитывал время циферблат. Даже у часов бывает нервный тик...

Рядом сидел Камаль. Очевидно, исполнял врачебные обязанности. Я понял: мир перевернулся. Камаль был абсолютно трезв...

Бытует мнение, что вселенная стоит на черепахе и слонах. Это, конечно, бред. Ни на ком она не стоит. Зато постоянно занимается паркуром...

Попугайчики взвизгнули. Я заворочался. Только тогда понял, что они сидят на моей груди.

Камаль сказал:

— А я уж думал, что кина не будет, электричество кончилось...

— Зря надеялся, — отвечаю, — я ещё всех вас закоротить могу.

Он аккуратно просунул стетоскоп между Юпитером и Венерой. Зачем-то прослушал мои лёгкие. Хотя пульса там отродясь не бывало...

Я давно сомневался в профессионализме Камаля. Его компетентности. Даже адекватности. Подозрения подтвердились. В душе он с детства был прирождённым сомелье.

— А птичка у тебя почти что говорун. Отличается умом и сообразительностью, — заметил Камаль.

Я подумал: неужели сегодня годовщина советского кинематографа? Да нет вроде, Всемирный день грузчика...

Камаль ушёл. По отсеку сновали попугайчики. Они воображали себя истребителями. А когда приспичит, ещё и бомбардировщиками...

Я мысленно поставил посреди отсека памятник. Условно говоря, Трампу. И вдруг осознал, что только что сконструировал птичий унитаз...

Плутон давно исчез вдали. Я был без сознания несколько часов. Дью бы наверняка пошутил на эту тему: «Есть смерть клиническая, а есть — космическая...»

Динамик на потолке ожил и заговорил Ксюхиным голосом. Я погрозил ему пальцем. Средним...

— Арнаш, мы вынуждены взять вас под домашний арест. Вы сумели пронести на борт опасных для экспедиции животных, поэтому мы заблокировали вашу дверь, убедившись в поправке. Покидать пределы своего отсека запрещено. Еда и питьё будут поступать через запасной шлюз.

Капитан остановилась и свистящим шёпотом добавила:

-Приятного полёта, мерзавец...

Обедать пришлось кашей и яйцом. Но мне это даже понравилось. По-спартански получилось, по-мужски. Тем более что каша называлась «Геркулес».

Потом я прикинул: что случилось бы, не скажи я про феминизм. Это такой посттравматический наркоз: взвешивать уже сказанное и случившееся в поисках лучших вариантов.

Так вот, я поставил мысленный эксперимент. Мы с Дью успокаиваем капитана, я извиняюсь. Она благодарно решает отказаться от запоя. Дью это бесит, начинается драка. Я на правах каратиста побеждаю. Успокоительное. Медроботы в крови. Лоботомия... Что угодно, лишь бы остаться наедине со своими питомцами.

Животные — создания недоверчивые. В этом, пожалуй, и заключается мудрость. Чтобы запомнить теорему Фаллуроида, много ума не надо, только память. А вот чтобы в хилом двуногом кенгуру-инвалиде разглядеть опасность...

Я посадил Марса на палец. Он аккуратно погладил меня пузом. Вот и первый поцелуй состоялся...

Осторожность заменяет попугаю объём мозга. Ребёнок трогает всё руками, рискуя: обжечься, уколоться, отравиться и наконец умереть. Попугай трогает всё клювом. Безопасность превыше всего.

Я почесал Юпитеру щёку. В каком-то смысле устроил предварительные ласки... Тот в порыве чувств пропищал:

-Сваливаем...

Первое слово — это всегда радость. Ребёнок говорит: «Мама». Попугай говорит: «Сваливаем...» Хорошо хоть, не матерится. Посылал бы всех без разбору. Попробуй объясни ему, что такое цензура…

Юпитер заговорил на Энцеладе. На слух это бессмысленный парадокс, конечно.

На деле же не только бессмысленный, но и беспощадный...