Глава 1
Бог един, и имя ему — Противоречие. Заросшей Земле всегда сопутствует облысевшая Луна, Рай вынужден идти на компромисс с Адом, материя неотделима от антиматерии. Преступление и наказание. Орёл и решка. Война и мир.
Фардакль Ницвини,
религиозный фанатик из юпитерского сериальчика «Восход заката»
Я кинематографичным движением прыгнул на койку. Так сказать, почтил память вымирающих штампов.
За иллюминатором романтически светила Луна. Я моргнул. Потом вспомнил, что это Плутон.
— Как вы, — спрашиваю, — находите меню, господа?
Попугайчики запищали и заволновались. На то они и волнистые. Честно говоря, взять их с собой на звездолёт было тяжело. Для нервов — убийственно. А ведь речь шла лишь о провозе двенадцати ангелочков, почти апостолов… Зачем, мол, в другой галактике попугаи. На них поле не вспашешь…
— Для души, — сказал я тогда и впоследствии благословил свою решительность.
Что можно сказать об экипаже, если единственными друзьями за полтора месяца полёта так и остались попугайчики? Да много чего, если не «фильтровать свой базар», по выражению штурмана Дью.
Вот он кстати, тот, что с красной косичкой и беременными глазами. Перед полётом мне выдали подписанные фотокарточки — выучить имена членов экипажа. Я приклеил их к подушке. Теперь боксирую перед сном…
Дью — понторез. Я быстро выяснил, что для него красивое и броское сочетание слов равносильно дорогой побрякушке. Свою косичку он называл «быдляцкой эстетикой». Экипаж — «космическими гавриками». Слушал классику в рэп-обработке. Запивал кефир коньяком…
Как-то я спросил Дью о детях.
— Дети? Ты про кучерявые камни под ногами? Те, что потом дорастают до прыщавого валуна, ты про этих? Ну, горы, которые никогда не свалятся с плеч, верно?
— Смотря на ком ты женат, — иронизировал я, хотя и знал, что у Дью иммунитет к чужим шуткам.
— У меня двойня, — снизошёл он.
— Камней?
— Детей. Симпатичные зверята, нервами питаются…
На звездолёте Дью негласно признавался душой экипажа. В основном душа проводила время в «метафизической активности». Проще говоря, в объективной и самоотверженной лени. Да, у неё тоже есть научное название…
Профессии делятся на два вида: рабские и господские. Всё-таки есть некая доля аристократизма в том, чтобы на протяжении всего полёта не делать абсолютно ничего и при этом спокойно проверять правильность шести нулей на конверте с зарплатой. Дью как господин своего личного времени мог спокойно этим заниматься. Космический штурман нужен только в поясе астероидов и атмосфере планет. Это заранее атрофированный орган корабельного тела… Я называл Дью про себя аппендиксом…
Правее фотография Хотти, учёного-биолога. Сколько слоёв можно обнаружить в человеке, если счистить телесную грязь с его души! Внешне Хотти напоминал скульптуру из обезжиренного творога. Внутренне был под завязку фарширован лавой. Неудивительно, что от каждого его поступка пахло жареным…
Извержение произошло уже на третий день полёта. В корабль забыли загрузить любимое блюдо Хотти, макароны по-космофлотски, и он разгромил холодильную камеру. Скандалом дело не ограничилось, я настоял. В камере были мои любимые котлеты…
Экипаж взял Хотти под домашний арест, он ответил голодовкой. Не спасли даже найденные в грузовом отсеке макароны. Биолог вёл себя как загнанный в угол зверь. Все мы немного тигры в запертой комнате…
Наконец его выпустили, взяв обещание вести себя тихо. Пока всё мирно. Но макароны уже кончаются…
Я облегчённо вздохнул. Хотти хотя бы не сделали нашим капитаном. Можно повременить с поисками эффективных передозировок.
Кстати о капитане, её фото крайнее слева. Ксения Артамонова, официальный представитель феминизма на звездолёте. Она называет себя прекрасной половиной экипажа, а мы, безусловно, соглашаемся. Может, хоть подмышки удосужится побрить…
Дью страстно и почти уважительно называет Ксению «гром-бабой по вызову». Иногда рифмует Ксюху со шлюхой. Кстати, совершенно безосновательно. Капитану 32 года, у неё локоны невинного альпийского ягнёнка сочетаются с цветом умудрённого жизнью барана. Вернее, овцы…
У Ксюхи есть странная привычка. Полтора месяца она спрашивает меня:
— Как вам погодка сегодня? Заметили весь этот холод, мороз, как зимой? Осень в этом году настроена решительно, чувствуется январская наледь, по-февральски стучат зубы.
И полтора месяца я отвечаю, глядя в иллюминатор:
— Да, пора бы починить кондиционер…
Феминизм Ксюхи имеет поэтическую направленность и заключается в нездоровой любви к женской литературе. В топку Пастернака и Пушкина… Даёшь Ахмадуллину и Цветаеву… «Гарри Поттер» хорош Гермионой. «Таня Гроттер» хороша Таней Гроттер…
— Любишь кроссворды? — спросил я её однажды на вопрос о первом человеке по версии христиан.
— Верно. Надоели стихи, Ахматова уже и так наизусть, — Ксюха руками пыталась воссоздать сотворение мира. — Где бродит этот мужик, когда так нужен? Только вчера о нём ночью вспоминала…
— Адам, беги…
— Что?
— Адам, говорю.
— Верно, — она выплюнула изгрызанный колпачок от ручки и нехотя вывела 4 буквы. — Даже бог был сексистом...
Вот и весь наш отряд самоубийц. Есть, правда, ещё картавый вояка Тарон и негр-медик Камаль, но они редко появляются в общем отсеке. Мы бороздим бесконечный вакуум на звездолёте «Карфаген». Нас послали в другую галактику, чтобы открывать, исследовать и покорять. Но для начала покорить бы собственные разногласия.
Все эти Дью, Хотти и прочие Ксюхи по отдельности меня терпят. Вместе — гнобят. Может, им не нравится мой сарказм.
А может, непривычная голова марсианина… Кто этих землян разберёт.
Я заметил: чем дальше планета от Земли, тем добродушнее её обитатели… Так что полёт в другую галактику можно смело называть побегом…
Я заставил себя встать. До этого были: ночной вызов, проблемы с реактором. Бумажные ноги, неистовство карминовых ламп, приставучие перегородки по краям коридора. Ради работы встаёшь за минуту. Ради хобби забываешь о существовании кровати…
Попугайчики разбились по группам, каждая у своей клетки. Вылитые солдаты на параде, не отличишь. Стоит только погуще распушить перья. Высыпешь всё в одну кормушку, начнётся смена караула…
Я обновил тарелки Меркурия, Венеры, Марса и прочих попугайчиков. Некоторое время любовался устроенным банкетом. Убедился в том, что каждая калория нашла своего едока.
Когда я вновь упал на койку, последний кусок мяса уже был разорван и съеден двенадцатью алчущими клювами. Как говорилось в знаменитой сказке, мы в ответе за тех, кого приручили.
А те, кого мы приручили, в таком же ответе за нас.