Бертрам Росс — На посиделках у нечисти или шыворот-навыворот

   Первый тост досталось говорить лешему. Лесной дух, кряхтя, поднялся из-за стола, пригладил свою зеленую, пропитанную запахами лесов и болот шевелюру, и, вскинув над головой полную стопку с "беленькой", величественно продекламировал:

   — Выпьем же, товарищи, за нашего именинника! Самого злобного и бессмертного из всех нас! За Кощея! Ура!

   Нечисть, заседавшая в этот поздний час в избушке Бабы-Яги, немедля подхватила тост, весело загикала, огласила хмурый лес своими радостными воплями и в унисон опрокинула стопки.

   — Эх, Яга! — сладко морщась, заговорил именинник, чувствуя как его тысячелетнее нутро обжигает огнем. — Забористая все таки у тебя самогоночка выходит, дорогуша. Прям, как ты в молодости! Хе-хе!

   Из груди кощеевой вырвался хрустящий смешок и быстро перешел в старческий кашель, который пришлось унимать хлопками по костлявой спине. Яга наигранно надула губки, которые еще с утра измазала в свекольном соку, и залепетала.

   — А что ж, Кощеюшка, — блеснула она лукаво глазенками, — разве ж я и сейчас не хороша, а, голубчик? Да ты только посмотри, посмотри!...Ну?

   Яга поворотилась и в профиль, и в анфас, и Кощей уже хотел было что-то ей ответить, но в разговор нагло влез Горыныч, который весь вечер не отходил от Яги — единственной дамы на их празднестве.

   — Хороша, хороша! — поддержал он старуху, подмигивая. — Ой, как хороша, чертовка!

   Сально ухмыляясь, он попытался своими коротенькими ручонками обхватить Ягу за талию, да только тут же и обомлел — строгий кощеев взгляд задушил его непотребные желания в самом их зародыше.

   Самодовольная Яга поплыла в улыбке. Не смотря на постоянные похищения принцесс и других красавиц, которых в округе было, как кур неощипанных кощеево-то сердечко все еще принадлежали ей — старой злобной старухе, помышлявшей о чистой духовной любви и зарабатывавшей на жизнь приворотами да заговорами.

   Ладно. Продолжали пить дальше. За первым тостом пошел второй, за вторым третий, за третьим четвертый. Когда настал черед пятого, и Леший хотел уже было затянуть долгую речь на счет каких-то его дальних родственников, — поганых, к слову, жуликов и лицемеров, — в дверь неожиданно постучались.

   Глухой, покатистый стук разнесся эхом по избушке и затерялся где-то в её захламленных просторах. Все обернулись.

   — Это что же, — обратился Кощей к друзьям своим злодеям, разглядывая их озадаченные лица, — мы еще кого-то ждем...иль опять Кикимору забыли?

   Яга, при упоминании о подруге, ядовито зашипела — её женское нутро не терпело соперничества, а Кикимора, пусть и была хорошим товарищем, но с её-то тиной в волосах да лягушачьим голосе, составляла Яге сильную конкуренцию.

   — Да нет, нет, — поспешила разъяснить старуха, пододвигаясь ближе к Кощею. — Захворала она, Кощеюшка, лежит бедненькая, мается. Напилася из болота водички холодной, вот теперь и температурит. Уж точно не она это к нам стучится, — и, сладко причмокнув губами, она припомнила недавнюю встречу с Кикиморой.

   "Не быть тебе подруженька с моим Кощеем, — подумалось Яге. — Мой он, дорогуша, мой! Не видать его тебе, как тьмы ночной...Ничего, милая, через денек-другой зелье подействует, ты о нем и вовсе забудешь. На другого глаз положишь, да и избранник твой оторваться от тебя не сможет."

   И, удовлетворенная сей мыслью, Яга плотнее подбоченилась к Кощею

   Тем временем в дверь снова застучали, — громко и призывно, — а когда на очередной стук не последовало ответа, кто-то с силой на неё навалился. Дверные навесы дико заскрипели, затрещали от натуги железные скобы, и мгновением спустя дверь, криво прогнувшись внутрь, сорвалась с петель и ухнулась на пол, разметав вокруг себя серые облака пыли.

   Ни кто из присутствующих не сдержался от испуганного и удивленного вздоха — в дверном проеме, загораживая собой бледный лунный свет стоял...Ванюша — местный богатырь-филантроп.

   Густые брови насуплены, лицо серое, осунувшееся, а руки дрожат будто в припадке. И трудно было узнать добродушного Ванюшу-богатыря, любившего помогать всем страждущим и нуждающимся (особенно когда в том никто не нуждался), в человеке, что сейчас стоял посреди избы Бабы Яги и выглядел, как черное грозовое облако.

   Никто не взял на себя желания заговорить первым. Все боялись проронить хоть слово, а уж тем более страшились спрашивать Ванюшу, от чего же он такой пригорюнившийся. Потому как знала местная и залетная нечисть, что богатырей русских лучше не трогать, когда они не в настроении — хорошо если ноги успеешь унести, а то ведь и жизни так можно лишиться.

   Однако, ко всеобщему счастью, Ваня заговорил первым.

   — Выпить мне, — прохрипел он надрывно. — Выпить, да поживее!

   Нечисть тут же засуетилась, забегала. Подвела Ваню ко столу, усадила, поднесла стопочку самогона к иссохшим губам его и участливо вздохнула:

   — Пей Ванечка, пей миленький...

   И опрокинула рюмку прямо ему в рот.

   Через шесть стопок и два стакана Ваню разморило. Он стал икать, всхлипывать и, наконец, повел рассказ о приключившемся с ним горе.

   — Я, — вздыхал тяжело Ванюша, — к ней и так, и эдак, а она ни в какую. Смотрит в окно, вся худущая, тонюсенькая, как тростинка стала. Меня совсем не слушает, по дому не прибирается, а только мурлычет себе под нос что-то — будто сумасшедшая какая-то...

   — О ком это ты, Ванюшенька? — попросила уточнить Яга.

   — Да как же о ком — о Марусеньке своей любимой, о ком еще больше. Ох, милая, родная. Я ей, Марусенька, говорю, посмотри на меня хорошая, это же я, Ваня. А она хоть бы что...

   Ваня всхлипнул и потребовал ему налить. Ему налили. Он поморщившись выпил и продолжил.

   — Даже и не знаю, что стряслось с нею. Будто и не жива, и не мертва вовсе. Обычно придет ко мне, ляжет рядом: и тепло, и легко сразу как-то на душе становится. А сейчас...Нет, верно с ней что-то неладное приключилось. А вчера вон и вовсе пришла вся растрепанная, душа не на месте — мечется по дому, будто ищет кого-то. Я опять к ней. Маруся, говорю, чего же это с тобой? Небось в поле перегрелась милая, умаялась? А она снова не замечает меня, будто и нету никого рядом. Плохо мне от этого братцы, плохо.

   Ваня с горяча хватанул кулачищем по столу. Бутылки звякнув подпрыгнули, нечисть от неожиданности пискнула. И порешили поскорее успокоить Ваню, покуда он им все тут не разнес и праздник не испортил.

   — Спокойнее, Ваня, спокойнее, — заговорил Кощей осторожно. — Чего же ты так расклеился, а? Негоже мужику сопли распускать. Ты же богатырь, мать твою нечего позорить. Возьми себя в руки, и плюнь на женские капризы. Было бы хоть дело-то стоящее.

   — Да как же на них плюнуть-то, старый? — слезливо хлюпая носом, отвечал Ванюша. — Что ж я теперь делать-то буду без Маруси-то своей? Загнусь ведь, ей богу, загнусь. Нет, не гоже так! Делать надо что-то, решать.

   Ваня соскочил со стула и заходил по избе. Леший, кивнув на богатыря, толкнул Горыныча в бок, подсунул ему полную стопку и прошептал.

   — У Ванюшеньки-то нашего совсем видать ум за разум зашел. По бабе сохнет, как сорняк какой-нибудь. Боюсь, как бы однажды его утопшего в болоте не найти, а то ведь всю мне ауру лесную, черт проклятый, испортит.

   Леший с досады сплюнул на пол и сам уже пригорюнившись отхлебнул пару глотков прям из бутыля.

   Долго Ваня ходил из угла в угол. Думал что-то, обмозговывал, шептал тихонько слова какие-то, а потом вдруг, остановившись у стола, замер и на Бабу Ягу уставился.

   Яга нервно заерзала на стуле.

   — Точно! — вскинув палец, воскликнул Ваня. — Верно, так и поступим...А ну Яга, помощь мне твоя понадобится.

   — М-моя, Ванечка? — заблеяла старуха.

— Ты же вроде приворотами да заговорами балуешься, верно?

   Яга забегала глазенками из стороны в сторону.

   — Это ж кто тебе такое сказал, милок? Нет, конечно...ну может только чуток и занимаюсь, но ничего незаконного, Ваня — все по честному, без злого умысла и обману. Я ведь что — добра всем желаю, помогаю как могу. Вот и ...

   — Ладно-ладно, — перебил её нетерпеливо Ваня. — На сей раз дело серьезное — можно и у зла помощи попросить, а уж потом как-нибудь и поквитаемся.

   Последняя фраза Яге не особо понравилась, но и отказывать Ване — только себе вредить.

   — Ну и чего же ты хочешь, Ваня?

   Ваня присел на стул и начал.

   — Приворот мне нужен или заговор какой-нибудь, чтобы Маруську мою в чувства привести. Ведь в последние дни она и сама жизни радостной не видит и мне не дает. В общем, наколдуй чего-нибудь такого, старая. Сдюжишь?

   — Да как не сдюжить, Ванюша. Ох, ну сейчас чего-нить состряпаем! Для тебя я с радостью, Ванюша...

    Яга уже выскочила было из-за стола, но Ваня её остановил.

   — Только это, старая, — окликнул он её, — покрепче приворот-то сделай, чтоб уж наверняка мою Марусю пробрало.

   — Легко, Ванечка, — крикнула Яга и скрылась в чулане.

   Минут через десять заговор был готов — бутылочка с бледной настойкой оказалась в руках у Вани.

   — Ну спасибо, Яга. Прям выручила ты меня, ей богу! — поблагодарил он старуху, пряча пузырек в карман рубахи.

   — Ой, Ваня, да не за что, не за что, — похлопывая богатыря по крепкому плечу, закивала Яга. — Не за что, миленький.

   — Будет время, я верну должок, — заверил её Ваня. — Слово богатырское даю.

   Яга согласно закивала, но потом вдруг опомнилась, голову её озарила неожиданная идея, и она к Ване шепотом обратилась.

   — Да чего же собственно тянуть, миленький. Просьба у меня к тебе небольшая будет. Сходил бы ты к подруженьке моей, Кикиморе. Сердце мое за неё бедненькую кровью обливается. Сидит на болотах одна, словом ни с кем не обмолвится. Скоро вообще с лягушками разговаривать будет. Ты бы, Ваня, сходил к ней что ли, поговорил бы немного, взбодрил, душечку.

   Ваня подумал и говорит.

   — Уж больно далеко она живет, Яга. Идти туда, только сапоги стаптывать. А мне ведь к Марусе надо.

   Яга горько вздохнула и губами покривила.

   — Эх, ну что ж, ладно тогда. Я-то ведь как лучше хочу. Страшно мне за Кикимору-то — не ровен час опять сорвется да детей из деревень красть будет, чтобы одиночество скоротать. А потом что?...А хотя и правда — нет тут моего дела. Ну ладно, Ванюша, ступай тогда, ступай.

   Баба Яга подтолкнула Ваню легонько в спину, он переступил порог, на мгновение остановился на крыльце, подумал и, обернувшись, сказал.

   — Ладно, старая, так уж и быть — схожу к ней, посмотрю что да как там. Может и впрямь помощь нужна.

   Баба Яга поклонилась Ванюше за доброту его, пожелала всего хорошего, еще раз поблагодарила и вернулась к столу легкая сердцем и чистая…ну практически чистая помыслами на ближайшее будущее.

   Ваня же тем временем навострил сапоги в сторону болот, где жила Кикимора. Идти ему не хотелось, но душа его богатырская не терпела оставаться у кого-то в долгу.

   В общем, добирался он до болот долго, устал сильно, продрог от холода, но вскоре оказался перед небольшой ветхой лачугой.

   Подойдя к дверям, Ваня постучал:

   — Эй, Кикимора, открывай! — крикнул он; ни на стук, ни на крик ему не ответили.

   «Ну что за нечисть, — подумалось Ване, — ни какой тебе культуры! Ну и ну.»

   — Эй, хозяйка, да выходи ты уже давай, — закричал громче Ваня. — Это я, Иван. Меня Яга к тебе послала, проведать просила. Открывай давай!

   Ваня опять настойчиво постучал, и вновь стук его остался без ответа. Тогда он решил, что долг им все же уплачен, ведь он же сюда все равно приплелся, пускай и не поговорил с Кикиморой лично. И, так подумав, скорее заторопился домой, к Марусе. Он боялся как бы в его отсутствие ей не стало плохо.

   Однако, как только он отступил от кикиморовой лачуги на пару шага, из-за дверей донесся тихий тонкий голосок:

   — По-мо-ги-те... — и чей-то слабый жалобный плач резанул богатырский слух.

   Ваня тут же воротился обратно.

   — Эй, кто там?! — прикрикнул он, прильнув ухом к двери. — Кикимора ты что ли это? А чего тогда не открываешь? Что там у тебя такое? А ну, давай впускай меня скорее.

   У Ваня все внутри похолодело. А что если Яга действительно была права. Неужто Кикимора и впрямь с дуру-то детей красть начала. Что ж, с неё-то такое может статься, а уж если станется, то без богатырская помощь тут не обойтись.

   Словно в ответ на эти ванины мысли в лачуге послышались торопливые шаги, кто-то засуетился возле замка, раздался щелчек открывающейся щеколды и дверь скрипнув приоткрылась.

   — Ну Кикимора, — прошептал Ваня, входя, — молись, непутевая, чтобы я детей у тебя там не нашел. А то...

   Лапмы в доме не оказалось, но бледного света луны, льющегося из окна, было достаточно, чтобы разглядеть какой не привычный для таких мест был порядок: приятно пахло жимолостью и еловыми ветками; пол был аккуратно подметен, а единственный стол, стоящий посреди лачуги, уставлен чистой посудой.

   — Кикимора ты где? — позвал Ваня, затворяя за собой двери. — Ты чего это мне не отвеч...

   За спиной богатыря раздался очередной вслих, скрипели половицы, и только он уже решил было обернуться на звук и посмотреть в чем тут дело, как что-то тяжелое и твердое неожиданно ударилось ему по лбу.

   Ваня от удара пошатнулся, в голове его ухнуло, крякнуло, ноги, сделавшиеся ватными, за что-то зацепились, и богатырь, полетев на пол, потерял сознание. А тем временем над ним, держа в руках кусок жерди, стояла...Маруся.