Гыр тул шил
абешур
скун
ры са бу
г л эз
Арсен Каруян, один из крупнейших литературных деятелей XXII века, основатель движения «Плагиат — в массы!»
Из темноты закрытых век пробились голоса. Потом — свет. Боль ошпарила напоследок. В голове что-то отчётливо набухало. Не то синяк, не то мысли. В тот момент я чувствовал себя Ньютоном...
Вокруг проступили знакомые предметы. Приборная панель, шведская стенка, обзорное стекло.
Прямо перед глазами маячила решётка крестиков-ноликов. Та самая безнадёжно ничейная партия...
С игровым опытом приходит азарт. Ничья кажется проигрышем. Победа взращивает эгоизм...
Меня обсуждали. Весь экипаж столпился где-то вне зоны видимости. Их голоса долетали в виде обрывков. Я вслушался. По истеричности легко определил Ксению.
— Опасность — нравственная и физическая... Долой этого лишнего человека!.. Обезопасим, наконец, экспедицию...
— Марсианин, технарь и просто психопат, — вставлял Камаль.
— А что мы будем без механика делать? К реактору без него не подойти. Тут марсианин нужен, — возражал Хотти. Судя по хрусту, он совмещал дискуссию с огурцами.
Дью сказал:
— Да и вообще, там ведь пирамида приборов. На зависть фараонам...
— Вот именно! — хотел согласиться я, но недооценил прочность кляпа. Похоже, меня лишили права голоса. Ситуация напомнила президентские выборы...
— Он просидел под домашним арестом сутки. За это время с реактором ничего не случилось.
— А если случится? Кому охота получать дозу радиации?
Совещавшиеся приблизились. Радостный визг Тюбика... Шарканье терморезины... Запах жареной картошки с луком и, похоже, грибами...
Откуда в землянах такое показное высокомерие? Могли бы притвориться, что сами голодают...
Дью подошёл первым. Приблизил своё лицо к моему. Чебурек почти не ощущался за перегаром.
— Опа, очухался! — говорит. — Твоей головой только стены таранить... В Средневековье был бы нарасхват...
Дью острил, а я глядел на него бессмысленно... И беспощадно. Доказано: взглядом сбрасываются ядерные бомбы. Слова по сравнению с ним — зубочистки...
Подошли остальные, сорвали кляп. Засохшие губы требовали воды. Душа жаждала отмщения и — как ни странно — бутерброды с икрой...
Принесли еду. Кормили с ложечки, оставив верёвки на месте. Картошку я уплетал, самозабвенно чавкая. Признал себя птицей — соответствуй... На уровне лица снова замаячил кляп. Я напрягся. Но мне лишь вытирали губы.
Хотти с деланным равнодушием проговорил:
— И что нам с тобой теперь делать, Арни?
— Пытать электрошоком, — говорю. — Но только — с любовью...
Ксюха фыркнула. В этом звуке читалась солидарность. Она всегда считала, что неприязнь и симпатия связаны. Между удушающим и объятиями есть определённое сходство. Разница лишь в нюансах... И применении...
Дью укоризненно покачал бутылкой:
— А мы уж думали тебя выпустить. Решили вниманием окружить, заботой. Как питомца... Кстати, будешь вино? Юпитерское, самое что ни на есть.
— Обойдусь.
— Мы думали, ты назло нам пить бросил.
— Может, и назло. Но уж точно не вам...
Тарон, сам себя поставивший в караул, молчал. Натёртый до блеска водяной пистолет внушал почтительный ужас. Камаль в разговор не встревал. Залечивал при помощи штопора все потрясения.
Хотти подтолкнул ко мне выцветший мешок. Я пригляделся.
— Тарон ссыпал всех твоих... братьев... в мешок. Пусть поспят, наберутся сил...
— Из него торчит перо.
— Из Тарона?
— Из мешка...
— Выпало случайно. Мы ни при чём, правда! Опусти свою ногу наконец...
Я убрал ногу с груди биолога и под бдительным присмотром Тарона вернулся на место.
Хотти потёр грудь, но бить в отместку не стал. Цивилизованность — его лучшая черта. От слова «чёрт»...
— Они, кстати, волнистые? — спрашивает.
— Войнистые, — говорю, — чудо эволюции...
Разговор не клеился. Ещё бы: коллеги превратились в поработителей.
Все разбрелись кто куда. Я осмотрелся. Камаль придумывал штопору кличку. В итоге назвал Барбосом. Тюбик завистливо гавкнул. Ещё бы: тяжело быть упаковкой для пасты в компании Барбоса, Марса или Мрака...
Хотти снимал свой костюм. На глазах у всех из шмеля вылез человек. Я в который раз подивился его бледности. Он повернулся спиной, этот вампир-вегетарианец, игрушечный Дракула...
На этом переодевание закончилось. Началась эротическая фотосессия.
Чем отличается демонстративность от саморекламы? Где нагота переходит в стриптиз? В чём смысл симулировать кубики? Похоже, Хотти всерьёз вознамерился отвечать...
— Поскромнее, дружище, поскромнее, — сказала ему Ксюха. — Твой торс затмевает приборы...
Хотти поскорее оделся и снова принялся за еду. Ксюха продолжила:
— Забавно. На макаронах просыпается скромность.
Хотти подумал и произнёс:
— Мне что, макаронами хвастаться?..
И ведь не возразишь...
Ксюха с Дью мерились перегаром. Вдохновенно и демонстративно грубо целовались. Похоже, успели скоропостижно помириться...
Дети мирятся мизинцами. Взрослые — половыми органами...
Растворяются краски нравственности. Проступает маразм. И лёгкий налёт озабоченности.
Я прислушался к своему телу. Провёл диагностику.
Замечено: с возрастом человек роботизируется. Я помню, как в детстве плакал после падения. Теперь молча анализирую повреждения...
В голове проклёвывалась боль. Вокруг — враги. Союзники обезврежены. На руках верёвки. Революция провалилась... Споткнулась о штопор и водяной пистолет...
Я почувствовал потребность высказаться. Напрашивалось словоизвержение. В масштабах Армагеддона.
— Поймите же, — шепчу, — всё это огромная ошибка.
Хотти, сглотнув, проговорил:
— Согласен. Картошка пересолена... А грибы без маринада. Ошибка на ошибке. Экипаж прозябает, а им — лишь бы сэкономить...
— Нам нельзя туда.
— Куда?
— В другую галактику.
— Почему это?
-Хозяева своих питомцев не выпустят, — говорю. — Клетка не откроется. В крайнем случае закончится корм...
Забавно, что я почувствовал себя пророком. Непризнанным мессией. Этаким марсианским Прометеем.
На деле же — был механиком для битья...
Последовала пауза. Все переглянулись. За всех ответила Ксюха.
— Ах да, Арнаш, извини. Забыли проинформировать.
— В чём дело?
Пришлось вытерпеть привкус высокомерия в её тоне. Она верила в своё превосходство — к чему оскорблять чувства верующих?.. Кажется, что-то такое твердил Иисус перед распятием...
— Клетка открылась.
— В смысле?
— Мы уже полдня как в другой галактике...
* * *
Ближайшая система состояла из трёх планет. Красная, жёлтая, зелёная... «Карфаген» взял курс на зелёную. Экипаж проявил знание ПДД...
Развязывать меня никто не собирался. Ухаживали и кормили с опаской. Пару раз подводили к зеркалу.
Оттуда смотрел закоренелый уголовник. За щетиной пряталась цивилизованность. Воспалённые глаза, марсианский череп... В «Звёздных войнах» я бы определённо был на стороне ситхов...
Внешне другая галактика ничем не отличалась от нашей. Похожие звёзды, планеты, системы. Я надеялся, что зелёная планета окажется как минимум облита зелёнкой...
Но не так изобретательна природа, как её малюют. У мчавшихся навстречу деревьев даже цвет был земной. Крона — зелёная, стволы — коричневые. Никакого разнообразия.
Приземлились на берегу озера. Вода призывно поблёскивала. Но все сохраняли бдительность. Побаивались водомерок...
Меня оставили на борту. Поэтому дальнейшее я наблюдал через обзорное стекло.
Послышался гул. Предупреждающе вспорхнули птицы. Со стороны озера вышло нечто огромное.
Тираннозавр раскрыл пасть. Я не стал дожидаться развития событий. Одно дело — болтать с королём ящеров во сне. И совсем другое — встретиться в реальной жизни...
Я вскочил. Плечом прижал нужную кнопку. Убедившись, что заблокировал все выходы, развязал путы. Подошёл к попугайчикам. Посаженные в свою клетку, они сидели по спирали. Маленькому Млечному Пути...
В обшивку отчаянно барабанили. Я тщательно отмерил каждому питомцу его порцию...
Соседний мир подождёт. Главное, что наша галактика, наша клетка, наш Ноев Ковчег в безопасности.
Марс сказал:
— Етит твою мааать…
И добавил рык тираннозавра.
Я поощрил его картошкой. Про себя решил дать ему высшее образование. Как-никак впереди долгая совместная жизнь.
— Перья абитуриенту — не помеха… — озвучил он мои мысли.
И ведь не поспоришь...