Игорь Калинин — Поцелуй ценою в жизнь

Игорь Калинин

МОЕЙ ЖЕНЕ ИННЕ ПОСВЯЩАЮ

И.К.

ОТ АВТОРА

Уважаемый Читатель!

Я ,безусловно, рад нашей новой встрече!

На этот раз я решился представить Вам автобиографический, пронзительный «тюремный» роман «Поцелуй ценою в жизнь», основанный на реальных событиях.

Время действия — наши дни.                                                                             Никогда, даже в самых кошмарных снах, я не предполагал, что мой главный(на сегодня) труд будет не прежней увеселительной прозой, а станет серьёзной проверкой на гражданскую зрелость, потребует от автора немало сил и мужества пройти неожиданные жёсткие испытания и сорвать многие маски…

Поцелуй ценою в жизнь

Тюремный роман

                                                            Часть первая.

                                               СКВОЗЬ РЕШЁТКУ ГЛЯДЯ

1. НА СВОБОДЕ И БЕЗ ОХРАНЫ

Утро оказалось на удивление бурным. Инга еще пила свой специфический кофе — с куркумой, кардамоном, корицей и имбирём, а супруг только-только поднялся со своего дивана, чтобы приготовить и подать жене напиток номер два, включающий в себя особый подбор алтайских трав, как в квартиру постучали.

— Кто там?

— Полиция.

— Полиция? А что вам нужно?

— Тимофей здесь проживает?

— Да… А зачем он вам?

— Откройте — узнаете!

В дверном глазке была сплошная темнота: кто-то наглухо прикрыл его снаружи.

— Я вам не открою, пока не скажете в чём дело?

— Тогда позовите Георгия, Гошу!

— Знаете что… Если вы действительно полиция, то вызывайте повесткой… Киньте в почтовый ящик! А так, непонятно кому, я не открою… Извините…

Взволнованные супруги услышали шаги удаляющихся незваных гостей.

— Львович, ты в курсе? Зачем ты им понадобился?

— Они же спрашивали вначале Тимку!…

— Может, опять коллекторы? Помнишь, за сыном гонялись?..

У Львовича неприятно ёкнуло сердце. Пронеслась мысль: «А вдруг это Аля? Прислала своих мужиков разобраться?»

— Скорее всего коллекторы… Будешь выходить — посмотри в почтовом ящике…

— Хорошо. Чай готов?

— Одну минуту, солнышко!..

Через час с небольшим Георгий, как обычно, подал Инге в коридоре фиолетовую куртку, шарф, вязанную шапочку, помог одеть рюкзачок.

— Ну, счастливо! До вечера…

И в мыслях не было, что никакого вечера у них в тот январский день 22 числа уже не будет…

Жена позвонила через несколько минут.

— Почтовый ящик пуст. В подъезде никого… Но ты на всякий случай никуда не ходи!

— Хорошо…

Немного отлегло. Может и впрямь коллекторы? Проснулись молодые. Бородатый сынище, разлохмаченный, в семейных трусах появился на кухне.

— Что за шум, а дискотеки нет?

— Тебя спрашивали. Потом, правда, меня… Ты кому-то должен?

— Кому я должен — всем прощаю!.. А вдруг это опять твои прошлогодние «друзья»?

— В такую рань? Вряд ли…

Георгий Львович пытался уложить возникавшие мысли и сомнения в чёткие рамки. «…Подумаем… Если приходили прошлогодние наркоманы во главе с Эриком — отобьёмся. Никаких денег они не получат… Если же это дружки-приятели Али тоже хотят выбить мзду — подождём и посмотрим как будут развиваться события… На крайний случай — есть органы, призванные усмирять подобных любителей наживы…».

Не выходил из головы звонок Али в тот вечер, примерно через час после того, как они расстались. Она была пьяна. Это и понятно, поскольку накануне снова поругалась с мужем и пришла с Санечкой к подруге на день рождения её сына Паши, чтобы напиться и забыться…

— Ты, блин, зачем целовал дочку взасос?

— Ты с ума сошла?!Какой засос?!Я же чмокнул её на твоих глазах!

— Ты считаешь это нормальным? Целовать!

— Абсолютно! Просто поцеловал, безо всяких! Девочке очень понравился праздник. Ты же знаешь, что она не признаёт никаких других артистов-аниматоров, кроме дяди Гоши!

— Знаю. И что? Это повод приставать?

— Санечка призналась, что я самый лучший и что она меня любит! Я в ответ её просто чмокнул… Вы же с подругой сами видели!

— Ты, скотина, поцеловал её в губы!

— Я хотел в щёчку, но она сама повернулась… Аля, пойми — не хотел я обидеть ни тебя, ни дочку! Мы столько лет знакомы! И Санечку люблю, как внучку… Она яркая и талантливая девочка…

— Нет, ты гнусно приставал! Домогался!

— Тогда нам больше не о чём говорить…

— Ты ещё пожалеешь об этом… …

Как всё это некстати! Работа над новой книгой в разгаре. Первая повесть в ней — о моряках Севера — была выслана редактору ещё до Нового года. Вторую — о строителях — надо заканчивать срочно. Три главы были уже откорректированы Георгием Львовичем. Он, сделав зарядку и позавтракав, резко взялся за четвёртую...

...В дверь опять постучали. Странно, есть дверной звонок, домофон... Они с сыном осторожно заглянули в глазок. Он был чем-то замазан, поэтому было невозможно понять — кто там и сколько их?

...Да, за стальной дверью явно не дураки! Скорее всего, Аля, если это она послала «десант», попросила поддержать мужа, недавно освободившегося Лёню и каких-то его дружков… Под окнами во дворе прогуливались здоровенные типы. Они время от времени поглядывали на окна их квартиры. Потом опять стучали в двери. Зачем стучат, когда есть звонок и домофон?

...Проснулась Эвелина и быстро вошла в курс дела.

— А если спросить— кто они такие?

— Уже спрашивали. Документов не показывают, формы на них нет, телефона полиции не дали, глазок замазали…

— А что там за запах?

Прихожую заполнял едкий густой дым.

— О! Дверь подожгли! Точно, это — клямовская шпана!

Догадливый Львович закашлялся и плотно закрыл дверь из коридора в комнату. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слёзы… Эвелина, по-семейному просто Эва, бросилась к форточке. — Стой! Эти бандюги увидят, что мы дома… Посидим за следующей дверью… Авось уйдут…

— Львович, попейте молочка!

...Через четверть часа Георгий еле-еле пришёл в себя. Откашлявшись, снова пошёл к большому компьютеру.

— Неугомонный! — засмеялся Тима. — Ничего его не берёт! Даже фашисткие газы!..

— И дым Отечества нам сладок и приятен! — отшутился отец-литератор и опять бойко ударил по клавиатуре…

* * *

Иван сошёл с электрички вместе с толпой приехавших из столицы. Многие в Ажайске работали в Москве, мотаясь туда и обратно ежедневно. Что поделать, с работой в их заштатном городишке было не густо. Да и в белокаменной не каждого ждут с распростёртыми объятьями, там своих спецов хватает, даже с избытком. Но Ивану повезло. Он, специалист с высшим образованием в области компьютерной безопасности, устроился в фирму, занимавшуюся установкой противопожарной сигнализации. Заказов было много, особенно после трагедии в Кемерово, производственный процесс был усвоен им вполне успешно, лениться он не привык. Так что бывший житель далёкого теперь Сахалина Иван Владимиров был жизнью вполне доволен. К тому же, карман приятно грела зарплата. Надо будет прикупить продуктов домой и присмотреть какие-нибудь сувенирчики Оксанке, Лёве и матери…

Конечно, суетная жизнь здесь, в московском регионе, сильно отличалась от той раздольной и спокойной, к какой он привык с детства…

Красота на Сахалине была необыкновенная, люди жили неспешные, трудолюбивые, надёжные… Если бы не внезапная болезнь отца, так и «бросали бы они камешки с крутого бережка далёкого пролива Лаперуза», как пелось когда-то… Ходили бы поберегу океана после прибоя, собирая шевелящихся крабов и морских ежей… А гребешки! Их было за городом на песчаных отмелях просто навалом… Да что дары моря! Рассветы и закаты необыкновенные, дали необъятные там, на Сахалине. Не зря сам Чехов провёл целых три года, изучая быт и природу окраины России… Добровольно переписал всех местных жителей, в основном, каторжан и их стражей… Русских, татар, корейцев, японцев и многочисленных представителей так называемых малых народов-нивхов, камчадалов, удэгейцев, якутов… За столетия общей судьбы, жизни бок о бок, все они переплавились в едином российском котле, сблизились настолько, что и не поймёшь уже, кто тут русский, а кто нет… Сахалинец и всё тут! Сахалинец — значит трудолюбив, не ноет, когда тяжело, улыбается при встрече в тайге или в приморском посёлке, долг непременно вернёт… Первое время, как двинулись они всей семьёй «с милого Севера в сторону южную», чтобы вылечить отца в столичной клинике, не просто было Владимировым переиначивать свой быт, свои привычки под новые правила жизни здесь, в Подмосковье…

Жизнь на материке, естественно, резко отличается от островной. Правда, и тут климат стал часто чудить: в один день погода может меняться по три-четыре раза… Ну да северян или дальневосточников этим не возьмёшь. Шалишь, брат! А вот суровость лиц, мрачность местных жителей, некая отстранённость поначалу озадачили. По первости они отнесли это на счёт здешней специфики: городок провинциальный отличался от прочих средоточием «мест, не столь отдалённых». В Ажайске располагались многочисленные колонии и знаменитый Централ-СИЗО-100. Кабы знать раньше, поехали бы Владимировы в Коломну, где древний Кремль, в Зеленоград, где каждый второй не заключённый, а учёный… Но зигзаги судьбы кто же заранее вычислит? Попали именно туда, где Централ. Впрочем, в Москве публика в метро, в электричках и трамваях, на вокзалах и в торговых комплексах тоже довольно сумеречна. Все какие-то озабоченные, несутся, спешат. Редко кто улыбается. Разве что подвыпившие граждане… Не верите? Пройдитесь по Абрикосовой, сверните на Виноградную и постойте в тени на Тенистой улице… Трудно обвинять москвичей и гостей столицы в отсутствии хорошего настроения. Их испортил не только квартирный вопрос, но и множество насущных проблем большого города… Все семьи, как известно, счастливы одинаково — когда не взяли кредит в банке и не вступили в ипотеку, когда им не грозит сокращение, подселение или выход на заслуженную пенсию… До улыбок ли тут? ...Постепенно сахалинцы пообвыклись на Большой земле, пережив смерть отца, вошли в колею жизни в новом регионе. Хотя душа жила ещё порой прежними радостями…

«…Так, не забыть и про Лёву».

Племянник Лев, сын сестры Оксаны, был паренёк толковый, умненький с малолетства. Собственно, и ради его будущего и перебрались они поближе к Москве. Хотя и материальные проблемы тут тоже сказались: со свистом улетали на Сахалине все северные надбавки. Цены на острове просто зашкаливали… Килограмм картошки — почти сто рублей… Но, трудности переезда уже позади, пока всё — отлично. Сгиньте, грустные мысли! «Прочь, осенние думы седые!»

Иван вошёл в «Пятёрочку»…

* * *

— Мишка, Мишка, где твоя улыбка,

Полная задора и огня…

...Она захохотала и со стуком поставила фужер на столик. Простынь, спустившаяся с плеч, обнажила её смуглую тугую грудь…

— Люсёк, ты — богиня!

Он смачно поцеловал её напрягшийся сосок, потом полные чувственные губки. Она обхватила его бритый затылок и повалила на диван… Крепко обняла своими шаловливыми ножками. Если бы на потолке находилась видеокамера, в центр кадра попала бы могучая Мишкина спина с пятью церковными куполами… Потом опять наступило любовное безумие…

— Ты просто орёл!

— Скажешь тоже… Неужто муж хуже?

— Он рядом не стоял в своих сатиновых… А я лучше твоей?

— Которой?

— Молодой… Как её, Ленка, что ли?..

— Ты — лучше всех! Давай ещё по маленькой…

...Они выпили снова по полному фужеру армянского коньяка… Закусили сочным лимончиком. Покурили…

— Хошь свеженький анекдотец?..

— Хочу дать хачу!..Ха-ха...Щютк!.. Хочу свежий презик! С усиками! Поменяй!

— Ща… Короче, приходит один кореш к бабе. Говорит: «У меня, бл... дорогая, к тебе три вопроса…». Та в ответку: «В попу сёдне не дам!» А этот ей: «Ну, тогда два!» Усекла?

— Ну и дура!.. А я бы с толстым удовольствием, если этот корешок — ты!..

— Ловлю на слове!

— Лови...

…И опять она стонала, как куртизанка, месяц не видевшая объекта своего низменного вожделения, вертелась под ним похотливой кошкой, а он, войдя в раж, никак не мог насытиться её страстной плотью…

— Люсёк! Маленькая моя!..

— Мишенька, мой медвежоночек!

…А за окнами стоял тихий оранжевый октябрь, опадая желтизной берёзового листопада, перемежаемого багрянцем клёнов. Проезжающие по Высотной автомобили поднимали листвяные вихри, уезжали дальше по своим важным делам и листья, плавно кружась, снова тихо покрывали асфальт, тротуары, размякшую под лучами заходящего солнышка землю… Гармония и тишина ненадолго воцарялись над окраиной городка, впавшего в сонную дрёму накануне тяжёлых проливных дождей и зимнего ненастья… Что там, впереди? Новая суровая осень с её внезапными перепадами настроения и непредсказуемая суровость зимы, когда влажный снегопад внезапно сменяется собачьими холодами?… Возможно… А пока — тихий октябрь ласково обнял гуляющих со своими питомцами собаководов, важно расхаживающих по газонам галок, влюблённые парочки, весь этот уголок покоя и забытья…

* * *

…Татьяна Сергеевна медленно брела привычной дорогой: работа-дом. Идти домой совсем не хотелось. Оттягивая встречу с мужем, она покурила возле аптеки. Немного постояв, зашла внутрь. Вспомнила, что дочь просила принести глюкозы для малышки. Нужных пузырьков по 400 миллилитров не оказалось и Татьяна взяла шесть по двести. Заодно купила несколько упаковок валидола с глюкозой. Бабушке тоже нужна глюкоза! Вчера поднывало сердчишко, пусть будут на всякий случай. За главным лекарством зашла в «Пятёрочку». Какой-то рослый, могучего телосложения улыбчивый парень, галантно пропустил её в дверь:

— Пожалуйста, девушка!

— Благодарю!

…Она, одарив симпатичного незнакомца благодарной улыбкой, с удовольствием воспользовалась приглашением и прошла внутрь первой. Взглянула на своё отражение в стекле витрины. Девушка!.. Ну и сказанул! Уже три года как бабушка… Правда, фигура ещё хоть куда! Вот уж действительно: сзади — пионерка, спереди — пенсионерка!.. А можно и по-другому: если бабе сорок пять, баба — ягодка опять!..Земляничинка, малинка или клюковка, кому какая по душе…

В супермаркете, как всегда вечером, было многолюдно. Татьяна прошла к полкам с горячительными напитками и привычно взяла пятизвёздочный российский коньячок… Шкалика в 0,25литра ей обычно хватало на два вечера. Без «лекарства» в последнее время она не могла обходиться. Тому были две причины. Одна — старая, многолетняя: Степан. И другая — новая: дочка-внучка… Беда новая подкралась незаметно. Вика, долгожданная девочка, родилась со страшным заболеванием. Вначале он, этот Даун, особо себя не проявлял. Но чем старше становилась девчушка, тем мрачнее была её мама Катя. Потому, что любимый муж Владик, с которым до этого молодые жили душа в душу, мечтая о детях, о большой квартире в Москве, всё чаще стал задерживаться на собраниях, заседаниях и прочих пропаданиях… А потом и вовсе ушёл от дочки… Ушёл бы и ушёл, с кем не бывает. Но ведь Катя осталась с больной Викой, которую не оставишь одну. И в детсад её не берут. А жить на что? Тем более, что Катя вступила в ипотеку. И платить ей предстоит по тридцатке в месяц целых двадцать лет! Дочь была хорошим дизайнером и нашла выход: искала заказы в Интернете. Работая на износ, крутится-вертится сама… То чью-то дачу оформит, то офис компании, то производственный цех сыроваров, занявшихся импортозамещением на деле, а не на словах, а то книгу начинающего поэта или рекламный буклет модельного агентства. Татьяна получала в своей библиотеке не густо, подкидывала дочери с внучкой в меру сил. Часто сидела с Викой, когда Кате надо было отъехать к заказчикам. Можно было бы помогать и побольше, если бы не главная головная боль — Стёпик. Стройный, седовласый, смуглолицый — мечта многих женщин! Умный, добрый, рукастый-головастый, трудолюбивый. Стенку в комнате выровняет, пол на кухне отциклюет, кафелем ванную обложит так, что залюбуешься. На работе в строительном супермаркете им не нахвалятся… Весь ассортимент разводных ключей, выключателей, дрелей, лампочек знает, всё покупателю подскажет, мигом подаст, завернёт, добра пожелает!.. Когда трезв…

...Вот уж беда в России, так беда! Всем хорош русский мужик, во все века. И при Петре Алексеевиче, прорубившем дверной проём для приёма важных гостей из Европы и при Александре Николаевиче-освободителе, которого за это освобождение от крепостного права «отблагодарили» некие сограждане, щедро подбросив под императорский тарантас динамиту, да и при добрейшем Леониде Ильиче с чисто будённовскими… бровями. Всем хорош, когда не пьёт! А уж выпил мужик зело или мало закусил — жди, пока не оторвётся по полной! Кому выходных для загула хватает, а кому и месяца мало… Стёпа даже свою особую теорию под это дело подвёл и не раз её Татьяне излагал. Вот она вкратце.

…Так устроен у нас человек! Исторически. Да и географически. Вот пишут солидные академики в своих диссертациях, опираясь на достоверные факты и верные хроники, что мы, например, с индийцами чуть ли не близнецы-братья. Их санскрит — тот же русский. Ну вот, к примеру : у них Тата, у нас — Тятя, у нас — Капец, в смысле, Смерть, у индийцев — Хана...Толи они к нам спустились, груздей и опят пособирать, брусничных ватрушек отведать, медвежатинкой и сёмужкой малосольной отобедать, толи мы к ним на юга перебрались в древности. На слонах с утра порезвиться, бананчиков откушать, кокосового молочка испить, на пальму вместо физзарядки взобраться… И письменность наша похожа и много всякого-разного нас объединяет. Лишь по застольным традициям есть между нашими народами некоторая разница. К примеру, не пьют индийцы даже в самые главные свои праздники, включая аванс и получку, столько водки, шила или самогону. Спрашивается: почему? Они что — такие сознательные? Как бы не так! Те же самые жители Калькутты или там Бомбея, оказавшись в нашей гостеприимной столице в качестве студентов университета Дружбы народов, квасят так, что их родная мама-индианка с родинкой на лбу, увидь это, утопилась бы со стыда в полноводном священном Ганге! Там — ни-ни, тут — налей ещё! Почему? Широта! Географическая. Чем она выше в нашем полушарии, тем холоднее. Надо греться спиртом на знойном берегу Индийского океана? Нонсенс, конечно. Там, на песчаных пляжах — прохладительные напитки в ходу, спрос на лёгкие аперитивы… А на южном берегу Северного Ледовитого большое потребление эскимо на палочке? Или сливочного мороженого в вафельном стаканчике? Вряд ли. А вот дёрнуть за обедом с горячим борщечком 150 — святое дело! Для обогрева! Климат у нас такой. И солнечных дней — меньше всех в мире! А выпьешь — и теплее, светлее. Так что хочешь не хочешь, а приходится компенсировать… Это всякие французы и испанцы с жиру бесятся и лакают без всякой оглядки на местоположение. Нам же, россиянам и россиянкам, — сама природа велит блюсти традиции!..

...Эх, Стёпа, Стёпушка… Опять завис он «между прошлым и будущим». Уже целую неделю не просыхает. Потом снова будет болеть, жаловаться на резь в печени и колики в почках (отбитых ещё во время следствия), клясться, что больше никогда в жизни!.. И отчего ему два раза в год «сносит башню», как он выражается? Вот уже сколько лет… А ведь как славно начинался их роман!..

…«Добрый день, а может быть и вечер, незнакомая мне Татьяна! Пушкин А.С. добавил бы: «Я к вам пишу, чего же боле?» Я не Лермонтов, не Пушкин, а простой зэка Степан Майоров. Мне Ваш адресок подкинул толкач Славка, ваш бывший сосед. Мы с ним вместе работаем на лесоповале в Каю. Это далеко от Вашего города. Я пилю сосны и ели бензопилой «Дружба», а Славик толкает их большим шестом, чтобы падали в нужную сторону. Не пугайтесь, что я пишу из мест заключения. Я никого не ограбил и не убил. Просто я люблю с детства рисовать, такой у меня дар с рождения, и на досуге от нечего делать нарисовал несколько купюр. Пошли хорошо. Я стал сбывать эти свои «картинки», вошёл во вкус, пока не остановила милиция. Дай ей Бог здоровья! Теперь я о глупостях молодости забыл, отбыв пятерик. Осталось всего три года. А может и на УДО проскочу! Правда, статья у меня особо опасная. Но Вы не пугайтесь, милая девушка, я совсем не опасный! Просто я в 15 лет остался один на белом свете, по причине гибели родителей в автоаварии. Связался с дружками-приятелями, пошёл по скользкому пути. Некому было мне указать верную дорогу. Вот если бы рядом была такая, как Вы симпатичная и начитанная девушка… Мне Славик подарил фотку, проиграв в буру, где на празднике весь ваш двор… И ещё он сказал, что Вы — очень добрая и сердечная… И пусть у вас, Татьяна, уже были в жизни драмы по части развода, верьте — Вы дождётесь своего счастья. А Ваша дочка Катюша обретёт нового отца… Чем смогу, тем Вам помогу в дальнейшем. Я был бы рад задать Вам некоторые вопросы по линии книг, вы же библиотекарь. А я очень люблю читать! Когда-то читал даже ночью под одеялом с фонариком, чтоб старшие не ругались. Только Вы напишите, согласны ли со мной общаться посредством переписки. То есть, стать заочницей? Вкладываю в письмо портреты Ваш и Вашей дочки, как я вас представляю. На этом крепко жму руку! До свидания!

Степан Майоров»

...«Дорогой Степан! Спасибо за замечательные рисунки! Меня тронуло Ваше письмо. Я поняла, как тяжело Вам приходится в зимнем суровом климате, по пояс в снегу, работать целыми днями, добывая родной стране так необходимую для построения коммунизма древесину. Ни дома, ни семьи, ни свободы! Очень печально. Хорошо ещё, что Вы не потеряли интерес к литературе, к слову. Напишите, кто ваши любимые авторы? Что вы читаете? Классику, беллетристику, детективы? Может быть, Вам снова стоит начать рисовать? Я могу выслать карандаши, кисти, краски и всё, что нужно. Жду ответа.

Татьяна»

* * *

Бахчей позвонил, как всегда, ночью.

— Сучка, ты с кем в моей квартире шинкаешься?

Леся не поняла спросонья.

— В смысле?

— В прямом, сволочь подзаборная! Думаешь, не знаю, как ты своих кобелей вонючих водишь! Падла!

— Никого я не вожу! Я тебя жду…

— Хорош лапшу на ухо вешать! Короче, забираешь своё поганое шматьё и чешешь по холодку на …

— Милый… Бахчеюшка… Что ж ты всяких слушаешь?!

— Всяких? Верные люди сообщили… По-твоему, я сижу тут, верю тебе, а ты будешь там кайфовать! Хрен тебе в сумку! Чтоб к обеду тебя в моей квартире не было! Ключи кинешь в почтовый ящик. Иначе с тобой разберутся…

— А как же мы? Где теперь жить? Ты о нас с сыном подумал?

— А мне похер! Я всё сказал…

В трубке послышались короткие сигналы… Из СИЗО надо звонить быстро, пока не засекли.

…На работу Алеся пошла уже с вещами. Покупателей было немного. Мысли набегали одна на другую, как волны моря.

«…Куда податься? К матери?» Там временно жил Дениска, после того, как Бахчея забрали. И чего он, дуралей, продал тот соседский ноутбук? Попользовался бы, как договаривались, и вернул обратно. Тоже мне, Билл Гейц! Так нет, на дозу не хватало… Плюс гашиш припаяли… Нинка наркоментам заложила… В итоге получил свои восемь лет… Вот и рухнула вся семейная жизнь… «Нет, к матери нельзя. Для начала — в однокомнатной просто тесно… Но главное — там этот Юрий Долгорукий…»

Новый муж матери Юрий — был высок, сутул и действительно долгорук. Он почему-то сразу невзлюбил Алесю… Вязался по каждому поводу, делал замечания. Спасением от него был Бахчей. Это так, по-простому. А полностью Бахчейкин Вольдемар Дмитриевич… Теперь его нет. Сын Дениска может пока пожить у матери, тем более, ясли-сад рядом с домом.

А вот куда податься ей, молодой и красивой?.. Двадцатилетней?

Позвонила Нинка.

— Ну чё, как ты там? На миллион наторговала?

— Ага! На два! Бахчей меня выгнал!

— Вот скотина! Мне Кристинка сказала, он ей ночами из Серпухова названивает… Жениться предлагает… Давай встретимся на рашке после твоей работы. Хрюкнем пивка.

— Идёт…

…С того памятного дня прошло уже четыре года. Много в Пахре мутной воды за это время утекло… Алеся никак не находила себе покоя. Меняла работу, подруг, ночевала у малознакомых дружков. Пиво уже плохо помогало. Они с подружкой начали покуривать травку. Добывать её помогали многочисленные Нинкины знакомые, с которыми та рассчитывалась по-свойски: дашь на дашь… Проспала Леся как-то до полудня после такого ночного перекура. И милую светлокудрую девушку с васильковыми глазами (её даже Снегурочкой работать приглашал иногда столичный театр) вежливо попросили покинуть «Красное и белое»… Потом выгнали ещё с одной работы… Круг сомкнулся, стал ещё уже: ни жилья, ни работы. Да и к сыну мать с отчимом подпускали её всё реже и неохотнее. Они сказали Дине, что Алеся — его старшая сестра. А мамой он звал теперь свою бабушку — Татьяну Александровну… «Полный Пипец!» — как сказала бы Нинка. А Нинка меняла своих кавалеров по два раза на дню… Как-то она подцепила себе итальянца. Вернее, Вадик — могучий свирепого вида мужлан, был русский, но работал в итальянской фирме. Свободно изъяснялся по-итальянски и часто названивал своим партнёрам то в Падую, то в Геную, то в Сан-Ремо… Ему было за 35, Нинке 18… Ухаживал Вадик красиво, по-европейски: розы, бокалы дорогого вина, паста, марципаны… Непритязательная Нинка, привыкшая к быстрому сексу в подъездах с пивом и сухариками, была покорена новым ухажёром. Он занимался скупкой и огранкой изумрудов в крупных партиях. Позвонил как-то своей маме, проживающей возле Рима на их семейной вилле и передал трубку Нинке. Итальянская Беллачао пригласила будущую сноху в гости отведать свежего лечо с маслинами… У Нинки поплыла рыжеволосая головка, наполненная думами о роскошной жизни… К ней она рвалась, участвуя в эпизодических съёмках на телевидении, проходя кастинги в разные театрики и т.п. По случаю беседы с будущей свекровью подруги снова выпили, покурили через дырочку в пол-литровой пластиковой бутылке сизого дымка… Нинка привела вскоре Вадика к маме, которая была старше зятька лишь на три года. Итальянец в России денег на угощения не жалел и понравившись маме, поселился на время своей командировке у них, в Шапчинках… Освободившегося вследствие этого Нинкиного хахаля пришлось обихаживать Алесе… Звали его в миру Владимиром, но позывной его почему-то был Хохол. У него имелась дача в Пахрове и квартира на Львовке. Девушек он держал на даче, расположенной в районе Алой Горки. Хохол был холост, прижимист, некрасив. Комплиментами не баловал, секс с ним превращался в потную процедуру, которую повторять хотелось как можно реже… Он зарабатывал на жизнь ремонтом квартир и офисов. Голод не тётка! Алеся притерпелась к этому неласковому пятидесятилетнему партнёру. Чувствуя, что будет ночью приставать, нажиралась вечером водки и накуривалась дурью…

Потом один из брошенных Нинкиных дружков, Дэн Гребенников, или ДГ, «угостил» Лесю другой, более крутой дозой — китайской солью. Дало по мозгам так, что она не смогла сделать ни одного шага с его дивана. Так и осталась тут. Тем более, что у ДГ имелась однокомнатная квартира и оказался он значительно моложе Хохла — лет на пятнадцать. Был он строен, высок, светлоглаз. Много читал в молодости. Новый Лесин дружок в детстве подавал большие надежды, был отличником, победителем олимпиад, окончил затем институт, поднялся по служебной лестнице в одной из фирм. Сам заработал на квартиру, мебель, технику… И всё! Устал к тридцати годам от суетной жизни настолько, что бросил работу, ушёл в себя, пристрастившись к одноразовым шприцам и прочему. О браке с ним не могло быть и речи — Дэн был законченный эгоист. Великовозрастный детина не хотел ни семьи, ни своих и ни приёмных (Лесин Дениска) детей. Мамочка его, Тамара Сергеевна, по иронии судьбы врач-нарколог, жившая без мужа, покинувшего семью по непонятным причинам, дорожила в этой жизни только сыночком. Приносила ему продукты, давала деньги на расходы, оплачивала коммуналку его квартиры... ДГ мог сутками лежать на одном из двух диванов, тупо уставившись в телевизор. Лесе не нужно было тут думать о куске хлеба, о том, где добыть покурить или достать дозу… Он обучил девушку новым технологиям кайфа: как заказать зелье по Интернету, как перечислить подпольным бизнесменам деньги через платёжный терминал, где искать тайные закладки. Она оказалась хорошей ученицей. Несколько раз находила не только свои, но и чужие закладки… Дэн был в такие моменты очень доволен и целовал Алесю. Она, всегда мечтавшая о большой и чистой любви, о принце на белом скакуне, расцветала как весенний мак. Есть, есть у неё принц! Пусть не на коне, а на провалившемся диване и не с золотым мечом, а со шприцем в трясущейся руке, но вот же он, улыбается ей. И Леся в ответ благодарно целовала своего нового парня… Да, о закладках… Их размещали по городу неведомые люди, заботливо подкладывая страждущим ценнейший (судя по стоимости) продукт, прибывший неведомыми путями из-за рубежа или сварганенный отечественными умельцами в подвалах, то в подъезды домов, то за скамейками парка, то под корни оранжевых клёнов и молчаливых сосен… А пожилые люди, прогуливающиеся по осеннему леску за Ледовым Дворцом или недалеко от улицы Сосновой, наивно полагали, что какие-то худолицые, бледные ребята в поношенной одежде, от которых разило костром и несвежим дыханием — запоздалые грибники, роющиеся в загнивающей позолоченной берёзовой листве и вечно зелёных еловых иголках в поисках лесных даров…

...А если бы сторонний наблюдатель, например, космонавт, инопланетянин или ещё КТО-ТО, взглянул на осенние земные пейзажи с далёких высот, он бы точно ужаснулся и отпрянул от иллюминатора в полном шоке: подобными «грибниками» в последнее время лес просто кишел… Все необъятные просторы России, раскинувшейся от Курил до Калининграда, от южной погранзаставы до острова Котельный, представляли бы досужему взору некий адов конвейер. Он, как вечный двигатель, работает без перерывов на обед, без отговорок, вроде «Ушла на базу». И щедро катятся по нему к этим «любителям природы» таблетки, порошки, гранулы, травы, соль, маковые, конопляные изделия и прочий дурман… Падают одни едоки, куряки и шприцшталмейстеры, тотчас на смену им являются новые. Бесконечно крутится это «чёртово» колесо, унося заблудшие души за облака… А смертоносный конвейер только ускоряет ход…

                   2.ЗАДЕРЖАНИЕ

— Ну всё, ты нам надоел! — прокричали из-за двери. — Даём десять минут и начинаем штурм!

Подошёл из своей комнаты Тима.

— Львович! Это полиция. Мы прозвонили своим людям... Тебя разыскивает следственный комитет. Они пришли за тобой. Ты что натворил?

— Полиция?!.. Понятно. Это Алевтина Лакшина... Помнишь такую?..

— Надо открывать!

— Хорошо, откроем через десять минут… Можно, я пока подумаю и хотя бы схожу на дорожку.

— Куда?

— Да в туалет!

— Ладно. Мы пока перекурим с Эвой…

Молодые ушли на кухню. Львович схватил портфель. Сунул туда чистое полотенце, медицинский полис, носки. В двери снова забарабанили. У кого-то уже иссякало терпение… Не успеть собраться… Он бросил портфель на диван. Выложил из карманов мобильные телефоны, свою банковскую карточку. Подскочил к костюмерной. Из сумки с реквизитом, так и неразобранной после 19 января, достал детскую скакалку. «Пойдёт!» Забежал в ванную. Стучат. Осталось меньше пяти минут… Ручка скакалки не проходит… Львович быстро выскочил в большую комнату, схватил ножницы. Скорее закрыться! …Так, гофрированную вытяжку не повредить...Высота не так велика… Ничего, в передаче про ГКЧП говорили, что маршал Ахромеев вообще сидя свёл счёты с судьбой… Так, вентиляционный отвод будет повреждён, надо срочнейше поправить…» Стуки, крики.

В том числе Тимин голос:

— Буха, ты в порядке?

— Да… Дайте спокойно посидеть на унитазе!...

… «Успел! Господи, прости!..»

В дверь отчаянно стучали, но он уже провалился в никуда…

«…Что это? Где я? В раю или в аду? Почему ангелы так меня трясут? Что они там бормочут?..»

— Георгий Львович! Георгий Львович! Очнись…

«Где я? Кто я? Почему вокруг кровь?»                                                                     —А? Кто вы — ангелы или черти?

— Не ангелы, это точно! Вставай, Георгий Львович!

— Я что — живой?!

— Живой-живой… Вставай!

Приходя в сознание, режиссёр с ужасом осознал, что он — увы! — на этом свете, весь в собственной крови и находится в ванне. Тут же валяется скакалка.

— Умойся и вставай!

Он поднялся на слабо слушающихся собственной воли ногах, умылся. Здоровые незнакомые мужчины в штатском помогли ему вылезти из ванны, провели в комнату.

— Одевайсь, возьми паспорт! Едем! Вы тоже! — приказали они Тимофею с Эвелиной.

— А их-то зачем? Они тут не при чём! — возразил было режиссёр.

Опера забрали у него паспорт и все двинулись к выходу. Во дворе пятерых полицейских в штатском, задержанного и двух свидетелей давно уже заждались две машины: легковая и микроавтобус. Львовича два оперативника на легковой привезли в травмпункт, находившийся в хирургическом корпусе городской Пахровской больницы. Он узнал этот приемный покой, поскольку бывал здесь прежде, когда сначала сломал при падении два ребра, а позапрошлым летом левое плечо… Дежурный хирург произвёл осмотр:

— Тэ-кс, странгуляционная борозда… Кто вас так, молодой человек?

— Сам…

— Жить надоело?

— Да нет, жениться не захотел…

— Юморим? Значит, жить будем… А тут у нас что? Бровь рассечена… Тоже сами?

— Это они.

Опера насторожились.

— Они меня не удержали, когда из петли вынимали… Упал в ванну. Слышал, что водные процедуры полезны… Жаль, водички там не было…

— Всё ясненько… Роза, обработайте ему рану! Всего доброго, молодой человек!

— Очень молодой— всего восьмой десяток!.. И вам!

Львовича длинными коридорами провели ещё в один кабинет. И снова без очереди. «Лафа!» — подумал он. Там сначала один доктор, молодой, затем второй, постарше, тянули его за язык, пытаясь заглянуть в горло, чтобы понять, есть ли какие-то повреждения от процесса самоповешения. Глотать было трудно, голова кружилась, но внутренних травм не оказалось. Львович держался, хорохорился, не показывая, что он еле стоит на ногах от потери крови и от пережитого… Потом его привезли к зданию Горвоенкомата. Оказалось, что по-соседству находится и Следственный комитет. Сроду бы не знать этот адрес! Его провели по длинному коридору второго этажа почти в самый конец. Велели ждать. Один из оперов неотлучно стоял рядом.

— Извините, я смотрю –тут у вас туалет… Можно сходить?

— Валяй! Только без дураков! Ты нам живой нужен!..

Вскоре из ближайшего кабинета вынесли и стул.

Георгий Львович без сил опустился на сиденье. Кажется, в кабинете давала показания Эва. Вскоре в коридоре показался Тимофей в сопровождении двух оперов. Из кабинета вышла Эва, туда пригласили Тиму. Один из оперов, чернявый и наглый, подошёл к Калинкину-старшему:

— Ну, что, отец? Как ты?

— Тяжело… Водички бы!

— Не переживай, в камере дадут! Прямо из шланга волосатого... А ещё дадут лет семь-десять, чтоб девочек в рот не трахал на именинах! Скоро тебя самого будут е..ть! В первую же ночь! Во все дырки! Понял, подонок?

...Вскоре Тима с этим злым опером по имени Александр уехали на работу к Инге. А главного «злодея» пригласили к старшему следователю следственного комитета Ёлочкину Николаю Юрьевичу. Им оказался молодой рослый блондин с ямочкой на подбородке и румянцем на щеках. Он был одет в синие брюки и бледно-лиловую рубашку. Носил на запястье левой руки часы в тёмном корпусе. Ниже, на безымянном пальце красовалось серебряное кольцо. Говорил он спокойно, смотрел доброжелательно и совсем не походил на матёрого представителя специальных органов. Наоборот, верилось, что он непременно защитит от напраслины и оградит от наветов. Львович рассказал следователю как на духу про бывшую артистку-маму, про девочку Сашу и про их весёлый праздник и дружеские отношения… Про злополучный прощальный «чмок»… Ёлочкин всё аккуратно в присутствии присланного адвоката записывал. Адвокат Николай Сергеевич, положенный по закону, был также далеко не молод и производил тоже хорошее впечатление. И Львович окончательно успокоился… Подписав протокол допроса подозреваемого как положено — внизу каждой страницы — он оказался свободен от следственных мероприятий. И вечером два опера отвезли его в дежурную часть на Львовку. Там невысокий полицейский-дежурный Роман, ласково приняв «клиента» и поместив Львовича в «уютный» тесный обезьянник, душевно попросил того не баловать в смысле суицида. Ведь у него, дежурного, будут тогда большие неприятности, а ему надо семью кормить.

— Львович, тебя на Львовке никто не обидит! Век свободы не иметь!..

Задержанный твёрдо пообещал не баловать. Позже Роман с помощником откатали его пальчики, смазывая их чёрной полувысохшей краской. Туда же, в полицейское досье, пошли и оттиски ботинок Львовича. Стопы были настолько велики, что вошли на специальные листы бумаги только по диагонали. Краска с рук никак не смывалась холодной водой… Хороший парень Рома, вот только куртку велел снять и забрал из обезьянника вместе с брючным ремнём и шнурками от зимних ботинок. Без куртки лежать было очень зябко. Дверь в дежурку постоянно открывалась. Всю ночь то входили, то выходили патрульные. Постоянно работала полицейская связь.

— В общаге драка… Збеки с джиками…

— Не поял… Втори…

— Щага в… цатом… оме… Чурки ..рутся..

— С кем?

— С другими чур..ми…

— Понял… Понял… Кого взяли?

— Икого… бежались по сараям… ак саранча, бля…

— Ижу двоих… Похожи по ориентиров…

— Какой?

— Ну, что квартиру взяли…

— Квартиру? На Львовке?

— Не, в Пахрове, вчера… Преследуем…

— Давай…

…Короче, ночь на жёсткой скамейке с ботинками под головой вместо подушки, за прозрачной перегородкой, единственным украшением которой, по задумке неведомых архитекторов, была решётка, оказалась холодной и беспокойной… Один плюс — задержанного драматурга и режиссёра никто не трогал до самого утра… Какое счастье!

...На следующий день за ним заехали новые опера. Повезли в Пахров. Дорога проходила мимо Клямовска. Львович даже успел заметить Санечкин дом… Его снова осматривали врачи того самого приёмного покоя в травматологии, где они были вчера. Что-то там требовалось по бумажной части ещё. Медсестра заодно смазала рану на левой брови… Доктор был уже другой, с сочувствием смотрел на пожилого пациента под конвоем дюжих молодцов.

— Что, банк неудачно взяли?

— Если бы!

— А убивать-то себя зачем? Совесть замучила?

— От стыда… Представил, какой позор ждёт меня, семью и наш театр со всеми разбирательствами…

— Понятно…

Потом его повезли в наркологию.

— Куда прётесь? — закричала на троицу полногрудая тётка в медицинском халате, протиравшая в коридоре полы. — Бахилы быстро надели!

Они послушно выполнили приказ. За столом сидела врач возрастом между зрелым и очень зрелым. У нагрудного кармашка имелась краткая информация «Гребенникова Тамара Сергеевна».

— Присядьте, пожалуйста!

Она внимательно осмотрела вены задержанного, изучила паспорт Львовича, удивилась его возрасту, проверила по компьютерной базе данных.

— У нас на учёте не состоите. Тут больше молодых... — Спросила участливо, обращаясь к пациенту. — Вам справку?

— Им справку!

— Ясно… — Тамара Сергеевна быстро отпечатала на принтере нужный документ. — Печать в регистратуре поставите… Всего доброго!

— До свидания, Тамара Сергеевна!

Опера вышли, не попрощавшись. Поехали в следственный комитет. …Снова он ждал в коридоре. Адвокат Николай Сергеевич был уже на месте.

— Будет очная ставка.

— С кем? С Алей?

— С девочкой…

Вскоре в коридоре показались Санечка, её опекун-мама Алевтина Игоревна и детский психолог. На Алевтине не было лица. Она была бледна, неулыбчива. Они кивнули друг другу. Зато Саня, завидев Львовича, заулыбалась:

— Дядя Гоша, привет!

...Всех пригласил в кабинет Ёлочкин. Он задавал под запись вопросы, туда же под запись шли и ответы двух сторон: девочки Сани и клоуна Гоши… Если передать суть кратко, то сводилась она к тому, что Гоша классно провёл очередной день рождения, а именно — знакомого мальчика Паши. Участвовали взрослые и дети. Причём, взрослые, включая Алю, изрядно подпили. Аля никак не могла успокоиться из-за того, что поругалась со своим Андреем. Потому и пришла к подруге… Потом — проводы и прощальный мимолётный поцелуйчик с малышкой…

— Как ты относишься к дяде Гоше?

— Я его люблю! Он хороший. Дядя Гоша, буду ждать на день рождения!

Задал свой вопрос и адвокат:

— А долго длился ваш поцелуй с Гошей?

— Нет, не долго. Но мне не понравилось, было не очень приятно… А вообще, я хочу выйти за дядю Гошу замуж… Это тебе!

Девчушка протянула Георгию Львовичу цветок, нарисованный на бумаге…

— Ваше последнее слово, задержанный!

— Санечка! Ты славная девочка — талантливая гимнастка, артистичная, яркая, добрая. Я желаю тебе реализовать свой дар в полной мере, ведь многие (он взглянул на маму девочки) его растратили на пустяки… Мы с тобой большие друзья уже давненько. И вообще, я считаю тебя своей внучкой. Я помогу тебе при любой такой возможности пойти по избранному пути к своей мечте…

Тут голос Львовича дрогнул… Он замолчал. Беззвучные рыдания сотрясали его. Плакала и Аля… Саня никак не могла понять причину. А она была проста. Выяснилось, что по статье132 п.4 подозреваемому грозило аж от12 до 20лет. За один поцелуй!!! К тому же, Але стало известно о попытке Львовича решить вопрос кардинально…

Подписи сторон поставлены. В нужном месте весёлая, словоохотливая девочка, совсем не похожая на пострадавшую, охотно и собственноручно поставила подпись: САНЯ…

Очная ставка окончена. Небольшая пауза.

— Ты извини, Аля, я не смогу провести ваш с Андреем юбилей в эту субботу… Я, как ты понимаешь, буду очень занят…

— Львович, ну почему ты потом не позвонил мне? Мы бы всё решили…

— Я обиделся… Стыдно оправдываться в таких вещах… В моём-то возрасте…

— Я думала, ты значительно моложе… Львович, только не умирай, иначе я не перенесу…

— Дорогая, с днём рождения тебя! Тебе же сегодня тридцать!...

И я тоже не перенесу никакой срок! С такой статьёй мне ТАМ не жить!..

* * *

Набрав полную корзину необходимого, Иван пошёл к кассе. Возле стеллажа с кондитеркой вертелись две девчушки лет двенадцати-тринадцати. Вязаные шапочки с помпонами, рюкзачки, ботинки без носок, узкие короткие джинсята, обнажавшие тощие лодыжки… Они озирались по сторонам и быстро совали в рюкзаки шоколадки…Иван, проходя мимо, отодвинул одну из девчушек в сторону.

Он встал в очередь. Перед ним оказалась дама, улыбнувшаяся ему. Он припомнил, что открыл перед ней дверь в магазин.

…Татьяна вышла из «Пятёрочки» и ужаснулась: несколько дюжих молодцов сбили с ног того самого вежливого парня. И с азартом стали пинать его. Рассыпались по снегу оранжевые апельсины, раскатились консервные банки…

Парень, закрывая голову руками, неожиданно вскочил и побежал. Четверо быстро догнали беднягу и снова стали избивать, отчаянно матерясь. Прохожие в ужасе застыли. Татьяна, сама от себя не ожидавшая подобного героизма, закричала на всю улицу:

— Что вы делаете! Я полицию вызову!

— Чё орешь? Мы сами полиция!.. Вали отсюда, пока цела, дура!..

— Да вы пьяны!

Татьяна Сергеевна дрожащими руками стала набирать на мобильном 112… Не успела она дозвониться, как к месту происшествия подъехал микроавтобус полиции… Парни надели на жертву наручники и затолкали того внутрь автомобиля.

— Куда вы его везёте? У него все лицо сплошная рана! Ему в больницу надо…

— Бабуся, иди куда шла! До свадьбы заживёт…

— Что за беззаконие?! Зачем человека бьёте?! — закричали и другие прохожие, видевшие избиение.

— Не волнуйтесь, граждане! Это не человек, а особо опасный рецидивист… Серийный сексуальный маньяк… В Горотдел как всегда повезём, там разберёмся с подонком…

* * *

Напрасно Михаил названивал Люське на следующий день, когда очнулся в своей общаге. Мобильный молчал. Как они вчера расстались? Где? Как он приехал сюда? Ничего Мишка не помнил. Перебрали-с!.. О! Как же она ответит, когда её мобильник у него в походной сумке… А вот и Люськин ноутбук… Надо вернуть и заодно узнать подробности. Про крутой секс он помнил, всё остальное — выпало из памяти целиком и полностью… Домой к ней нельзя, там муж… Голова трещала, как сосновые дрова в жаркой русской печи… Мишка принял лекарство в виде пивка «Клинское»… Голова прояснела. Созрел план: оставить гаджеты у соседей, а ей написать записку и кинуть в почтовый ящик. Мишка поехал на Высотную… ...С Людмилой Ветренко они познакомились пару лет назад. Что могло связывать разбитного пензенца, регулярно приезжавшего в Подмосковье на заработки, с элегантной бизнес-леди? Неоднократно судимого с замужней паинькой? Только секс! Люська в деньгах не нуждалась, у неё был неплохой бизнес в области транспортных перевозок. Она частенько сама оплачивала номера в гостиницах, их бурные банкеты и фуршеты… Мишка протестовал было, но после смирился. Тем более, что «длинный» рубль, за которым он ездил сюда из родной Пензы, оказывался на деле не столь уж и длинным. Владельцы дач и коттеджей, которые он сотоварищи ремонтировал, не очень-то сорили денежками. А на две семьи средств нужно было немало. Так уж получилось, что уйдя к молодой жене Ленке, он не смог порвать окончательно и с первой, Анной. Их сыну Артёму исполнилось уже двадцать четыре. Анна терпеливо ждала Мишку из всех трёх отсидок… Приезжала на свиданки в колонии, посылала нежные письма, посылки… Как такое можно забыть?.. А насчёт Ленки… Она на девять лет моложе Мишки, ей 37.Горячая в постели, как пума или чёрная пантера! Короче, зверь ночной и всё тут! А для него, Мишки, горячая ... В общем, любовь горячая — всё! Да ещё малого ему удачно родила, Мишутку маленького. Михалмихалыча!.. Весь в отца-баламута! В три с половиной шестилеток в садике строит! Что не по нём — такой хайп устраивает!.. Кашу манную на пол скидывает! Бандюган настоящий! И в кого такой? Мишка младшенького просто обожает. И Настюшку, Ленкину, удочерил. Тоже любит, как родную. Бантики-фантики, платьица нарядные покупает. Денежку регулярно высылает. А вот это Ленка очень уважает только получать бабло, и всё ей мало, заразе…

Так, вспоминая житьё-бытьё, добрался Михаил свет Василич до нужной высотки напротив музыкалки. Начал набирать памятный код от подъезда. Хоп, двое сзади под локотки привычно взяли.

— Гражданин Артошкин? Михал Василич?1973 года рождения?

— Он самый…

— Вы задержаны! Сумка ваша?

— Ну моя… Что за дела, начальник? На каком основании?

— На основание 162-й статьи УК России!

«Разбой!» — ужаснулся Михаил. И это после одиннадцати лет спокойной жизни на свободе… «Мама золотая… Это надолго… Неужто Эмин, у которого по пьяни смартфон за карточный должок забрал, заложил?.. Вот паскуда…»

* * *

Алеся сверилась с записью на мятой бумажке. Всё правильно. Как сказал бы великий вождь и учитель, «Верной дорогой идёте, товагищи!» Это единственное, что она помнила из высказываний человека, который буквально перевернул весь мир и в честь которого, как и в тысячах российских городов, в центре Пахрова высился здоровенный памятник, щедро обгаживаемый символами мира — голубями… Никакие перестройки и реформы его не смогли сместить. Мало того, недавно улицу Ленина — бывшую Московскую — местные депутаты переименовали в… проспект Ленина!.. Но это так, к слову о том, что из школьной программы Алеся мало что вынесла. Ни химию, ни физику, ни математику она не любила, что вполне естественно для молодой белокурой бестии. Прочие предметы просто терпела. Хотя педагоги в только что открытой 29 школе были наилучшие: школа, построенная по индивидуальному проекту известных столичных архитекторов, считалась элитной и попасть сюда мечтали многие. Ходить сюда Алесе было довольно далеко, гораздо ближе к дому находилась типовая, неказистая 17-я. Но закадычная подруга Татьяны Александровны «пробила» своего сынка Арсения именно в новую школу на Парковой. Туда же сунулись и Онохины… Из химии Алеся помнила лишь формулу воды Аш два О. Из литературы слышала о Пушкине и Лермонтове и о Толстом, который часто, по слухам, ходил через Пахров из Москвы в Тулу почему-то босиком. О чём свидетельствовал памятник на центральном проспекте…

…Алеся снова заглянула в бумажку. «Пройти по аллее справа от лесничества до перекрёстка тропинок… Продолжить путь прямо до турника слева. За ним — полянка. Там, за лежащим деревом, в банке из-под пива «Балтика тройка» — закладка…»

«Интересно, какой дурак придумал зимой прятать товар в лесу?.. А Сашка, дебил, не захотел сам идти за китайской солью… Вечно прячется за моей спиной… Ну и хрен бы с ним, больше мне достанется…» Последнее время она обреталась с этим полубомжом-полунаркоманом Сашкой. Было ему под тридцать. Не красавец, но и не урод. Не высок, но и не мал ростом. Нигде не учился, не работал. Подворовывал в супермаркетах по мелочи. То шоколадки стащит и продаст, то шампунь… А остальное добывала она, его новая подруга. А до встречи с Алесей бродяга был слугой и охранником Марии, сорокапятилетней жгучей красотки, вполне себе успешно промышлявшей в Пахрове сексуслугами… Но Машка «работала» только летом, когда же наступала непогода, она, как певчая теплолюбивая птичка, резко улетала на юг… Дэн, когда они прошлой зимой искали закладку в сугробе, начерпал в кроссовки снега, простудился и стал хандрить. Кончилось дело больницей. Двенадцатым корпусом, палатой номер восемь. Дэн потребовал принести в инфекционное отделение шприц и дозу. Алеся послушалась… Он опустил из палаты в окно шнур. Алеся внизу привязала «передачу»... От наркоты ему стало хуже… Об этом узнала мать Дэна… У него обнаружился цирроз печени, почти разложившейся, заболевание лёгких и прочее… Мать Тамара Сергеевна тотчас отобрала у «невестки» Дэнов планшет, ключи и выгнала Алесю из квартиры… Снова пошли притоны, подъезды, подвалы, лесные шалаши… Иногда их с Сашкой привечала Нинка. Итальянец Вадик, обещавший рай под Неаполем, оказался обычным аферистом. Он хотел втихаря продать их, Витальевых, квартиру. Хорошо, что Нинка с матерью вовремя его разоблачили… Для Нинки это был чувствительный удар: она так ему верила!.. Они с Вадиком в Москве в солидном автосалоне даже уже заказали ей его свадебный подарок — белый кабриолет… Погоревав дня три-четыре, Нинка тут же сняла на какой-то музтусовке музыканта Эрика… О, это оказался интересный фрукт. Как и Вадик, Эрик тоже был изрядно высок. Длиннее пассии буквально на три головы, не меньше. Алкоголем сильно не увлекался, заменив его травкой и… Слабостью музыканта был не только джаз, но и мальчики… Как бы срифмовали остряки: «Сегодня он играет джаз, а завтра будет педера..». Да, до своих 37 лет (в этом возрасте погиб А.С.Пушкин), Эрик, исполняя роль женщины во время лихих ночных забав, не знал, что такое девичья ласка… Нинка открыла ему совершенно другой интимный мир. Правда, взаимно. Он ей тоже кое-что открыл. Например, что она вполне может быть в постели мужчиной, если надеть специальный пояс с выступающим искусственным пенисом… Так они обрели половую гармонию… Даже, сильно накурившись, сняли её на видео… Эрик сидел на шеях своих родителей, бывших певцов, довольно крепко и слезать оттуда не собирался… Нинку они терпели сквозь зубовный скрежет: хотя бы женщина у сына появилась…

…Алеся уже подходила к турнику, как вдруг услышала выстрелы. Кто-то строчил из автомата совсем неподалёку. От страха она присела под деревом прямо в снег… По сугробам бежал высокий парень в камуфляжной куртке… За ним, стреляя на ходу, бежали трое мужчин в гражданской одежде… Наконец, они догнали беглеца и завалили его в снег.

— Ах ты, падла! Зайчик грёбаный, прыгать вздумал!

— Сука позорная! Да 228-я давно по тебе плачет!..

И они принялись остервенело пинать упавшего.

Алеся поняла что происходит: парня взяли за закладкой. Надо было срочно убегать, но она не могла подняться. Отказали со страха ноги. Девушка лишь сунула в рот бумажку и стала быстро её жевать… Потом выплюнула в снег…

Мужчины заковали парня в наручники и повели по тропинке.

— Показывай, где ещё твои закладки, Лёха, да без дураков, а то пристрелим…

— Не могу идти… Я же и без того инвалид… Машина сбила два года назад, еле жив остался…

— Своим проституткам будешь басни рассказывать!

— Я женат, у нас двое детей…

— Иди, иди, падаль… Девушка, а ты чего тут сидишь? Рожаешь?

— Н-нет, пописать хотела…

— Ну давай, задницу не отморозь!.. Жаль торопимся, а то б согрели тебя...

Они загоготали и прошли мимо, увозя задержанного куда надо…

                    3.ИВС

После очной ставки, когда уходила Санечка со своими, Львович увидел в коридоре жену... Боже, как она постарела за эти два дня... Сердце сжалось от вины, сострадания, жалости и любви к этой женщине, отдавшей ему почти 37 лет!.. На глаза снова навернулись слёзы. Он незаметно стряхнул их на пол. Инга взглянула на него и ободряюще улыбнулась.

— Я к следователю…

— Инга, как ты?

— Нормально... Поесть-попить надо?

— Да, я сутки ничего не ел…

...Вскоре жена принесла огромный пакет со снедью… Львович предложил перекусить своим охранникам-операм. Те вежливо отказались… Один из них, узнав, что их подопечный снимался в фильме «Газгольдер» (не реклама!),смотрел по смартфону тот самый эпизод с участием Калинкина… В его глазах Гоша заметил некое уважение… Его повезли в местный ИВС — изолятор временного содержания. Новый страшный мир открывался ему постепенно. Вот очередь дошла и до ИВС… Размещён он оказался в знакомом здании УВД, рядом с прокуратурой и городским судом… Со скрипом, как пишут в криминальных романах, отворилась стальная дверь и… И опера сбыли с рук своего подопечного, трепещущего от неизвестности…

...Строгости начались сразу. Человек невысокий и тщедушный, но в форме, долго прощупывал в коридоре его одежду, рассматривал каждый миллиметр, вытряхивал из-за подкладки даже хлебные крошки. Были снова сняты ремень, шнурки, выложена из карманов зимней куртки завалявшаяся там мелочь и т.п. Забрали у него и шерстяную кофту — не положено… Короткий опрос. Осмотр врачом. Это была уже не очень молодая, довольно полная, женщина. Перед ней лежали отобранные у Львовича таблетки: валидол и лоперамид. Говорила она успокаивающим (вешался!), почти ласковым голосом.

— Калинкин?

— Да.

— Что с сердцем, Георгий Львович?

— Иногда прихватывает, вот и ношу валидол с глюкозой… И желудок на нервной почве иногда подводит. Можно взять мои таблетки?

— Я вам другие дам. Вот, успокойтесь, выпейте сейчас… Вы в суде были уже?

— Н-нет…

— Вы главное не волнуйтесь! Здесь Вам никто плохого не сделает… Поняли? Борозда на шее не беспокоит? Бровь? Жалобы на здоровье есть

— Нет, доктор…

— Ну и отлично! Я Вас потом ещё приглашу…

Охранник провёл его в кладовую, где протянулись большие секции под одежду задержанных и арестованных. В одну из них Львович сунул куртку с пушистым воротником «редкого зверя» и любимую серую кофту… Тот же невысокий человек по имени Илья, выдал ему матрац, подушку и постельные принадлежности. Одни решётчатые двери, вторые. Камера № 5.

— Лицом к стене!

Он повиновался. Металлический лязг — это большой ключ совершает несколько оборотов в стальной двери.

— Заходи!

Гоша с замиранием сердца ступил в камеру, ожидая увидеть воровское сборище матёрых уголовников… Камера была предназначена на двоих обитателей. Металлические кровати в два этажа находились слева у стены. На нижней лежал человек.

— Здрасьте!

— Привет!

— Я Львович.

— А я Лёха…

Лёхе на вид было лет пятьдесят…

— Проходи! Кидай матрас на шконку… Чай будешь?

Новичок согласился и выложил на общий стол свои припасы. Кстати, стол, привинченный к обшарпанному полу, располагался у стены справа. А прямо напротив двери, у дальней стены, находилась двойная решётка. Лёша завесил её какими-то тряпками — оттуда сильно поддувало… Удобства были недалеко от двери, в правом углу камеры.

Не так страшен чёрт, как его малюют! Сосед по камере оказался обычным человеком. Тоже попавшим по странному течению судьбы в катавасию. Какую? Львовича это не интересовало… Кажется, нанёс травмы кому-то… О своей беде он поведал вкратце…

— Ты, Львович, ложись, копи силы! Пригодятся…

Новосёл послушался и прилёг на верхнюю шконку… Через час снова загремели замки в коридоре, засовы на двери.

— Калинкин, на выход!

— Куда его?

— Тут недалеко… В суд…

* * *

— Гражданин Артошкин?

— Он самый, доктор!

— На что жалуемся?

— На отсутствие свободного выхода отсюда…

— Всё комикуем? Что-то мне лицо Ваше знакомо…

— Да нет, я в вашем Пахровском Ивээсе впервые. Вот в Пензе — меня каждая собака знает, особенно — легавая…

— Давление как?

— Скачет, как борзый конь на ипподроме…

— Балагур! Не впервой что ли?

— Четвёртый заход… Мне бы таблеток, доктор. Чтоб выпил вечерком и на всю ночь храпака дал… А то водки тут на ужин, я слышал, не каждый день дают…

— Нет у нас таких таблеток! Не Вип-санаторий… Дышите! Теперь не дышите!..

— Жаль. А спиртика у вас случайно не найдётся? Граммов сто с прицепом… Женщина, я смотрю, вы добрая и красивая…

— Отставить, Артошкин! Я тут пятнадцать лет работаю, со мной ваш номер не пройдёт! Я уже бабушка!.. Одевайтесь!

— Ай-ай! Пятнадцать лет за решёткой! Сочувствую, доктор. А как насчёт парного молочка — у меня диета… Приведёте корову — сам подою...

— Диетпитание в СИЗО будет, а здесь — временное содержание!.. ИВС!

* * *

   В полиции Ажайска , наконец, решили показать пострадавшего медикам.

— Посмотрете, хотя он здоров, как бык!

— А что у человека с лицом?

— Где? Где вы нашли человека? Это — опасный преступник!

— Для нас он человек, и, судя по всему, нуждающийся в неотложной медицинской помощи!

Рентген показал, что сломаны три ребра…

Левый глаз — полностью заплыл, правым он смутно различал крупные предметы и пациентов, ожидавших очереди. Ивану протёрли лицо, удалив ваткой запёкшуюся кровь. Направили ещё в один кабинет — взять анализ крови. Воспользовавшись отсутствием «телохранителей», направившихся к главному врачу с большим пакетом, он взмолился:

— Девушка, миленькая! Можно сделать один звоночек с вашего мобильного? Маме… Вопрос жизни и смерти! Вы видите, что они со мной сделали? Двое суток били…Вы же доктор!.. Пожалуйста!

Молодая врач не выдержала:

— Диктуйте номер!.. Я сама наберу…

Довольные опера вышли из кабинета главного с готовой справкой.

— Ну всё, сачок, поехали. Ты — совершенно здоров. Лишь слегка споткнулся, когда выходил из «Пятёрочки»… Осторожнее в другой раз!

Бугаи жизнерадостно заржали… Ивана снова затолкали в автомобиль. И повезли в отдел — выбивать чистосердечное…

У Горотдела полиции их ожидала… скорая помощь! Рядом стояла мать Ивана.

— Э, вы куда его, в натуре? Он — симулянт. Вот справка!

Доктор, приехавший на скорой, отвёз пострадавшего не в городскую, а в районную больницу… Говорят, позже у него были на работе неприятности…

...Всю неделю Любовь Алексеевна находилась рядом с сыном… Хотя и сама в свои 63 года чувствовала себя не очень. Но какая мать отдаст на растерзание своё дитё, сколько б лет ему ни было?.. А она была замечательная мать!.. Любовь Алексеевна звонила знакомым, доставала своему цветочку (домашний псевдоним — Ромашка), который всегда был светел и добр, старался всем помочь, не проходил безучастно даже мимо нищих у церкви, нужные лекарства… Активно подключилась и его любимая старшая сестра Ксюша, помогая всем, чем могла... Полиция, малость поостыв, сжалилась и отпустила Ивана подобру-понездорову…Тот был весь в синяках и кровоподтёках и тихо постанывал, лёжа дома на диване. И Любовь Алексеевна, не выдержав, пошла с сыном в Следственный комитет и написала там заявление об избиениях и превышении полномочий пьяными полицейскими… Бумага позже подействовала: один из полицейских чинов, позволивших беспредел, подал своё заявление — на увольнение по собственному, другого временно отстранили от работы. Доброжелательные сотрудники следственного комитета, прочитав заявление, тут же позвонили своим друзьям из полиции. Те явились-не запылились и ловко надели на инженера Владимирова стальные браслеты. Иван был обвинён по страшной 132 статье, 4 пункт которой предусматривает, как вы уже знаете, от 12 до20 лет заключения…

Обвинение звучало так: «С целью извращённого удовлетворения низменной половой страсти, гражданин Владимиров И.Б.,1987г.р., место рождения пос. Утренний Сахалинской области, образование высшее, не женат пошёл в супермаркет «Пятёрочка» города Ажайска, где под видом покупателя продукции ООО «Дымов», «Камелот-Б»,«Азамат», «Дивинка» и тому подобных совершил преступные действия, заключающиеся в тайном проникновении его руки в трусы несовершеннолетней Барановой Н.Н., находящейся там по причине разглядывания стеллажа с шоколадками на предмет покупки и дальнейшего поедания. Воспользовавшись разговором потерпевшей Н.Н. Барановой с подругой Т.Т. Козловой, тоже 20О7 г.р. в очереди к кассиру и желая окончательно удовлетворить низменную половую страсть, гр. Владимиров И.Б. ещё раз, несмотря на покупателей, охрану и видеонаблюдение, совершил указательным пальцем правой руки тайное проникновение в белые ажурные трусы 40 размера несовершеннолетней Барановой Н.Н., приспустив перед этим её джинсы бледно-голубого цвета… Смог ли он окончательно завершить сексуальное преступление и попасть куда зверски задумывал, покажет дальнейшая судебно-медицинская экспертиза».

…Весело, уважаемый Читатель?.. Увы, приведённое выше— почти дословное воспроизведение судебного документа… А что написано пером… Виноват! Что набрано на клавиатуре ноутбука в кабинете следователя СК — не вырубишь затем никаким топором… На дворе — двадцать первый век!…

                   4.СУД ДА ДЕЛО

…Вскоре пьяный судья (весь Ажайск пьян?), к которому перед заседанием дружески заглянули с пакетами, полными выпивки и закуски, полицейские начальники, вынес решение об аресте Владимирова И.Б., обвиняемого в гнусном развращении Н.Н. Барановой, юной дочки подполковника полиции Н.Ю. Баранова, бывшего коллеги ажайских полицейских, начальника отдела дознания , характеризуемого по новому месту службы в столице исключительно положительно…О неких приставаниях к дочке подполковнику сказала по телефону жена Елена, поскольку дочку при краже шоколадок в магазине задержали бдительные сотрудники. Опасаясь крутого нрава супруга,который мог обвинить жену в том, что она распустила дочь, не следит за ней, Елена решила,как говорится, перевести стрелку на мифического сексуала…

...Ивана срочно разместили в одной из «комфортабельных» камер ИВС Ажайска. Через несколько дней он переехал на престижном автозаке российского производства большой вместимости и повышенной проходимости в «удобной» отдельной её клетке, поскольку на его деле отныне и навеки стояла красная полоса (склонен к побегу!) в ещё более «просторные аппартаменты» — в знаменитый СИЗО-100, где во время войны были фашистские застенки, благо это было совсем недалеко.

* * *

— Начальник, я же нёс гаджеты в обратку…

— Нет, вас задержали с поличным!

— Ну чё бы я попёрся с награбленным на следующий день назад?.. Я нёс вернуть Люське… Людмиле этой, как её, Ветренке…

— Ветренко.

— Ну да, на лугу пасутся Ко … Унесённые случайно телефон и компьютер… На хе.. на хрена он мне? Я и включать-то не умею… Мы с Люськой… С Ветренкой мы частенько, как мужа нет, смотрели порнуху — про поликлинику, про гарем… Положили по пьяни на сумку… Он и свалился… Какой разбой?

— А потерпевшая пишет…

— Сюда её! Требую очной ставки! Имею право!..

— Спокойно! Требует он… Ты мне права не качай! Это тебе не Европейский суд по правам человека… А бутылкой по голове кто женщину бил, Пушкин? Или Артошкин?

— Какой ещё бутылкой?.. У нас же эта... Ты меня любишь? Ага!..

— Из-под ликёра импортного! Осколки найдены возле дивана… Там же — ваши трусы сатиновые…

— Не мои! Мужа! Мои на мне! И бутылка не моя, мы коньяк пили!..

— А справка о побоях от десятого октября?

— Начальник, так мы же это… Восьмого тусовались с ней в плане секса… Мало ли кто мог Люську девятого отмолотить… Может, муж рогатый догадался и навешал изменщице… Точно, муж! Вы его допросите, изверга!.. И привлеките как садиста!

— Гражданин Артошкин, мы знаем кого и когда привлекать! Пока вы привлечены за разбой, пункт второй… Сегодня — суд по мере пресечения…

* * *

Георгий Львович оделся в коридоре у склада с верхней одеждой. Коридор уже был заполнен криминальной молодежью. Их по очереди выводили во двор рослые охранники. Его, надев наручники, трое молодых бойцов почему-то быстро повели по улице — суд был в ста метрах от ИВС… В ботинках без шнурков идти так быстро было не очень ловко, но Львович старался не раздражать лояльную охрану… Они прошли через турникет главного входа. Львович узнал этот путь. Он уже был здесь когда-то неоднократно. Когда выступал свидетелем по делу о наркотиках и по защите артистки Насти Фадусовой… Её дочку Каринку тогда хотели забрать в детский дом по навету одной подруги... К счастью, удалось отстоять и девочка осталась с мамой...В коридорах было немало народа и все добропорядочные граждане с ужасом смотрели, как ведут на праведный суд его, матёрого уголовника в стальных браслетах… Они быстро, почти бегом, спустились в подвал… Оказывается, именно оттуда поднимают обвиняемых ребята с пистолетами в кобурах наверх, в зал судебных заседаний… Прямо как в сериале… Одно отличие. Там, на экране, действуют некие персонажи, зачастую выдуманные и можно в любой момент переключить канал… Тут — увы! — ничего перенастроить было нельзя. Действовал мощный суровый механизм, существовал порядок, работала хорошо отрегулированная судебная машина… И не только в этом городе, а по всей стране... И в других государствах — тоже...Это что же тогда получается, что весь мир, красивый снаружи, на деле — эскалатор в огромную тюрьму?!..

…Ждать пришлось довольно долго. Гоша даже прилёг на скамью в своей душной камере-одиночке… В некоторых соседских помещениях аналогичного назначения время от времени раздавались могучие пинки в дверь и поднимались крики:

— Начальник!

— Что шумим? — отвечал кто-то спокойным голосом минут через 20...

— Поднимай наверх!

— Команды не было…

— Откройте!

— Что такое?

— Своди на горшок!

— Щас, помощников дождусь, мне не разорваться… Вас тут вон сколько, а я один…

...Наконец, открылась и его замызганная дверь. Четверо серьёзных ребят снова надели на него браслеты, с двух сторон прицепились к ним сами и почти бегом они направились по узким лестницам…

— За что тебя, Батя?

— С девочкой поцеловались…

— Ну-у, тут лет на десять, не меньше!

Тут на него цыкнул старшой.

— Хватит молоть! Не слушайте его… Суд разберётся…

У Львовича заныло сердце, защипало в глазах. В горле появился тугой комок. «Водички бы!.. А ведь и вправду, могут впаять… Или разберутся?..»

Его ввели в небольшой зал судебных заседаний 210. Табличка гласила «Федеральный судья Терешкова И.А.». В зале справа находилось несколько рядов стульев — для публики. Сразу слева от входа располагалась его персональная клетка. С него сняли наручники и запустили в эту подругу — стальную клетку — всех уголовных элементов. «Как диковинного зверя в зоопарке», — с тоской подумал Георгий Львович.

В зале уже крутились старший следователь Ёлочкин, адвокат и прокурор в фирменном мундире… Львович припомнил, как он подписывал сегодня что-то вроде обвинительного заключения. Бумаг в эти дни оформляли в кабинете Николая Юрьевича немало — допрос подозреваемого, потом обвиняемого, протокол очной ставки, ещё что-то. Потом Ёлочкин с адвокатом ненадолго вышли из кабинета… Вернувшись, следователь и дал ему на подпись документ на двух листах. Гоша машинально расписался на втором, где показал добродушный Ёлочкин… Всё же спросил для порядка: «А что это?» Открыл первую страницу и замер, осознав прочитанное. Там было почти такое:

«С целью удовлетворения преступной половой страсти извращённым способом, гражданин Калинкин Г.Л. отправился 19 января к малолетней Ефимцевой…»

— Да за такое— расстрелять мало! Если бы кто-то ехал с подобными умыслами! А я же на работу приехал, детский праздник проводить! И не к Сане, а к Паше! Про неё я вообще не знал, что придёт… Вы же уже в курсе!

— Спокойно! — усадил его в кресло адвокат Николай Сергеевич. — Это форма обвинения такая. Они все так пишут…

— А я подписал, значит — согласен?!

— Подписали, что просто ознакомлены! — мягко улыбаясь, успокоил его следователь Николай Юрьевич. — Всё нормальненько!

«Они оба Николаи, — почему-то подумалось Гоше. — Два сапога-пара?»

— Встать, суд идёт!

Все поднялись с мест. Львович тоже поднялся со скамьи подсудимых. Вошла судья в своей профессиональной тёмной мантии. Это была довольно немолодая блондинка в очках, с резким птичьим голосом... Она, спросив данные адвоката и нет ли отводов, уточнила данные обвиняемого...

— Ранее судимы?

— Не судим, Ваша честь.

— Родились где?

— Город Свободный. Амурская область. РСФСР...

— Никакой РСФСР юридически нет и у вас в паспорте она не записана! Не надо выдумывать! Понятно вам?

— РСФСР записана в моём свидетельстве о рождении...

— А я уточняю паспортные данные!..

Затем неразборчивой скороговоркой судья прочла ту самую бумагу…

— Обвинение настаивает на аресте?

— Да! — мягко улыбаясь, подтвердил Ёлочкин.

— Прокуратура?

— Настаивает! — встал с места худощавый прокурор, с любопытством поглядывавший на диковинного зверя в клетке…

Тут в зале появились две незапланированных участницы процесса — Инга и Эва. Они уселись во второй ряд.

— Эт-то что такое?! — возмутилась судья. — Вам что — неизвестно, что суд закрытый? Вон отсюда!

Публика в лице двоих из зала испуганно удалилась. Терешкова продолжила:

— Защита согласна?

— Не согласна. Довольно будет и домашнего ареста или подписки о невыезде… К тому же он стар, характеризуется положительно…

— Я вас не спрашиваю о харатеристике!.. Вы, обвиняемый, согласны?

— Не согласен, Ваша честь! Ведь никакого преступления я не совершал. Речь в деле идёт лишь об одном мимолётном поцелуе…

Терешкова резко оборвала его пылкую речь.

— Ваше дело будет рассматриваться на отдельном заседании. Вам это понятно? У вас же высшее образование! Пока же речь о мере пресечения… Вам вменяется статья 132, по которой, согласно УК РФ, предусматривается минимум три года, а по пункту 4 от 12 до 20 лет. Значит — арест. Ясно?

— Ясно, Ваша честь! Если бы я вчера чуть-чуть задержался в петле, то этот поцелуй — был бы ценою в жизнь!..

* * *

…Обратно в ИВС его везли в автозаке, в отдельном пенале — особо опасный элемент!.. Следующий день 24 января он провёл в ИВС в обществе Лёхи. Пили чай, отлёживались, вспоминали вольную жизнь. Например, оба в молодости подрабатывали разгрузкой вагонов, работали на овощных базах... То самое высшее образование, которым Георгия Львовича попрекнула судья, далось ему, сироте, ох как нелегко!.. Ведь он не купил диплом, как ныне частенько водится, не жуировал на родительские деньги со студенточками, а с 17 лет обеспечивал себя сам, подчас просто вылезая из кожи..

На удивление, обитателей ИВС кормили! И даже три раза. Готовую пищу поставляло в изолятор какое-то ООО из города Московский. Супы, каши и вторые блюда были запаяны в индивидуальные пластиковые контейнеры, которые сотрудники ИВС подавали в «кормушку» — специальное окошечко. Они с Лёшей посмеялись, прочтя на такой упаковке с кашей следующее: «Каша манная с сухофруктами»… Стали считать обнаруженные в каше сухофрукты… Нашли с большим трудом… одну изюминку на две порции… Ничего личного — бизнес!..

…В пятницу 25 января, в день рождения Высоцкого, его вызвали с утра в переговорную клетку. В кабинет вошёл солидный немолодой полноватый мужчина. Он представился: «Михаил Евгеньевич, ваш новый адвокат… Мы заключили договор с вашей супругой Ингой Леонидовной…»

— Очень приятно…

Они обменялись рукопожатием через решётку клетки.

— Надеюсь, Вы не против моей кандидатуры?

— Нет, что Вы! Лишний раз убеждаюсь в её уме и проницательности… Мне показалось, что прежний был —подставной…

— Бывает и такое… У нас мало времени. Сейчас Вас повезут на следственные действия. Не волнуйтесь, если что — я буду рядом… Я поеду на своей машине следом…

— Да вроде всё нормально, ребята обращаются цивильно…

Михаил Евгеньевич передал ему послание из дома.

«Дорогой мой, любимый Гошенька! Ты держись, мы с тобой в одной лодке. Выплывем. Это нелёгкое испытание, не пойму только за что. Почаще молись Богу, прощай всех и сам проси прощения. Пересматривай свою жизнь. Даст Бог, всё образуется. Я постоянно думаю о тебе, люблю, крепко обнимаю...Сообщи, что тебе необходимо. Крепко обнимаю и целую.

Твоя Инга»

Другим почерком была написана приписка:

«Привет, Львович! Не вешай нос! Мы активно боремся, чтобы восстановить твоё доброе имя — есть все шансы для этого!

Эва, Тима, И.Л. и все артисты»

...Прочитав, он поцеловал несколько раз листок в клетку и вытер невольные слёзы...

Вскоре за ним заехали опера. Сразу надели наручники, больно дёрнув резко, чтоб браслетики впились поглубже. Они и впились…

— Ну чё, сучара, ты ещё жив?

Снова этот противный чернявый Александр… Враждебные лица других тоже не сулили добрых отношений… Микроавтобус со столиком в салоне дёрнулся и повёз их по городу. Один опер сидел рядом, двое напротив, четвёртый находился за рулём…

— Ты сегодня во всём признаешься, педофил ё..ный! Так?!

— Я уже всё рассказал…

— Ах ты, ты, падаль!

Один из оперов сбил с головы шапку, а подлый толстозадый Александр из УВД больно ударил его в правый бок.

— В мехах ходишь, сволочь!

Они подъехали к Следственному комитету.

— Пошли, дерьмо, чего расселся!..

В кабинете его сразу приковали к креслу. Хозяин — Ёлочкин — подал своим знак и правую руку Львовича освободили: нужно было подписать отказ от прежнего защитника… После подписания следователь, многозначительно взглянув на оперативников, неожиданно куда-то вышел… Его снова приковали… Стали трепать за куртку. Четверо на одного! Сильно…

— Не хочешь признаться, дебил?

— В чём?

— Не тупи! Что в рот малолетку е..л!

Удар.

— Не было этого! Мать рядом стояла!

— Не было? Ах ты, сука! Ты же и мать в своём вшивом театре дрючил!

Два удара в правый бок. Этот чернявый сегодня просто озверел. Ещё несколько резких хуков туда же… … Потом его повезли в Клямовск на место «преступления» — в квартиру Любы, где проходил день рождения её Паши… Ёлочкин фиксировал всё на фотоаппарат. День выдался морозный. Руки без перчаток, но в стальных «украшениях» сильно мёрзли… Автомобиль стоял возле подъезда. Гошу знобило. Долго искали понятых, жителей этого же подъезда Любиного дома 31. Снимали Львовича, адвоката и понятых у авто, у подъезда, в комнате, где проходил праздник. В детской забился в угол и со страхом смотрел на клоуна Гошу в наручниках юбиляр — Паша. «Что ему, бедолаге, интересно, наговорили про меня?» — подумал бывший затейник… Одна из понятых шепнула ему: «Держитесь! Мы за вас…»

— Благодарю!

После того, как обвиняемый «поцеловал» в авто огромную надувную куклу, фотосессия закончилась. Пока в салоне подписывали протокол, опера продолжали давить.

— Может, тебя, падаль, пристрелить, чтоб небо не коптил?..

— При попытке к бегству…

— Давайте, только в голову, пожалуйста… Чтоб сразу насмерть…

— Сука, хочешь легко отделаться… Нет, ты вначале признайся, а уж потом…

Его повезли к судмедэкспертам Клямовска… Михаил Евгеньевич пересел на «служебный» транспорт — рядом с подзащитным, очевидно, почувствовав неладное…

— Надеюсь, Вас никто не обижал без меня?

— Что Вы? Следствие ведёт себя деликатно… Проводите меня, если не трудно, до ИВС: Инга просила оформить доверенность на пенсию…

Львович незаметно подмигнул адвокату. Тот, кажется, понял…

На экспертизу была очередь. В тесном коридорчике, пока адвокат отошёл, рьяные ребята продолжили натиск. К огромному удивлению Львовича, показал своё истинное лицо и старший следователь Николай Юрьевич, злобно зашептав:

— Признавайся, падаль, хуже будет!

Ретивый Александр гнул своё:

— Ты ещё об этом пожалеешь!.. (Где-то Львович уже слышал это!...) Мы передадим, кому надо, и тебя, скот, будут дрючить всей камерой таджики… Скрипачём станешь!..

Правый бок сильно ныл… «Сволочи!… Так вот откуда ветер дует!.. Всё ясно — дело о разврате тёмное. Доказательств нет и быть не может, поэтому надо выбить признание. Любым способом! Ну уж нет, клеветать на себя я не буду!.. Хоть убейте…»

Едва он вернулся в ИВС, застучали-забрякали:

— Калинкин, с вещами на выход! Этап!

Только он вышел в коридор, как стоящий далеко в конце здоровенный начальник ИВС с чёрной бородой, закричал:

— Калинкина оставить!

— Как оставить? — подскочила к нему представительница Ажайского СИЗО.

— Так! Калинкин — срочно к доктору!

Львовича завернули в медкабинет.

— Можно?

— Заходите, заходите… Присядьте… Как себя чувствуем, Георгий Львович?

— Нормально. Только спать ночью не могу… Простите, а как Вас величать?

— Доктор. Но для Вас — Алла Владимировна… Вы ведь писатель?

— Немного, а откуда Вы…

— Читала Ваши книги… А что у нас с давлением? О, Надюша, у него повышенное… Какой тут может быть этап?! Отдыхать, отдыхать! Выпейте успокоительное и — баиньки… Я Вас ещё потом приглашу…

…Выходные. Какое счастье! В субботу и в воскресенье следственных действий не производят. Инга в субботу принесла передачу… Родная душа, спасибо за поддержку.

…В воскресенье его неожиданно провели в переговорную ИВС к адвокату… Михаил Евгеньевич начал без обиняков:

— Я тут подумал и подготовил апелляционную жалобу на меру пресечения…

— Да здесь апеллировать — пустое дело…

— А мы в областной суд! Почитайте!

Георгий Львович внимательно изучил бумагу.

— Сильно! Я бы после такого обращения — выпустил!

— То-то и оно! Подаём?

— Непременно!

— Как состояние?

— Бок болит… Только я про беспредел оперов никому ничего не скажу. Иначе ещё изнасилование лошади или ограбление старушки-процентщицы повесят…

— Инга приходила?

— Да. Передачу приносила. Такая молодец!..

— Именно. У вас надёжный тыл… Они Вас ждут! А у Аллы Владимировны на осмотре были?

— Да-а… А откуда Вы её знаете?

— Секрет фирмы… Я со многими знаком… Тем более — с северянами... Ну, всех благ!...

* * *

…Неожиданно Лёшу увели с вещами…

— Счастливо!

— Пока…

Загремели ключи, двери, засовы…

— Калинкин, через десять минут — с матрасом на выход. Пойдёшь в другую камеру…

— Илья! К таджикам?

— Ты чё? Не боись!

Подошёл опер ИВС вместе с сотрудницей, кажется, Галей.

— Боитесь?

— Опасаюсь…

— У нас Вас никто не тронет! Просто одному в камере не положено. Там двое будут, нормальных. Один — работник администрации, второй вообще первоход. Русские! У нас видеонаблюдение. В крайнем случае — стучите в дверь!..

У Львовича отлегло… Но, когда повели в самый дальний конец коридора, снова сдрейфил… «Ага, тут достучишься!…».

Камера 12.

Там находился на шконке справа у окна невысокий мужичок лет под сорок…

— Костя! Шофёр…

— Львович, режиссёр…

— А чё рыдаешь?

— Я думал, тут азиаты…

— Да ладно тебе, Батько… Давай чайку замутим, у меня кипятильничек есть…

— А… а у меня — печенье, лимон, шоколад…

— Кучеряво живёшь! Акула шоу-бизнеса?

— Какое там! Килька! Жена принесла передачу…

Камера двенадцать оказалась попросторнее — на пятерых… По центру можно было даже ходить… Попили чаю.

— Я вчера на станции подрался с одним… завтра выпустят… А ты кого грабанул?

— Если бы! Тогда б в почёте был… А так — статья позорная…

Львович коротко поведал свою историю…

— Да это беспредел! Я три раза сидел, но про такое впервой слышу: за поцелуй лепят от двенадцати!..Ты не переживай, Батько. Я завтра позвоню брату — он в уголовном розыске немалый начальник, — и он брякнет в Ажайск своим ребятам, тебя никто не обидит… Сволочьё, ещё и побили, падлы… Беспредел…

Через час в 12-ю привели ещё одного. Это был молодой здоровенный и очень испуганный парень.

— Лёша! Артёмов...

Вот везёт на Лёш…

— Костя!

— Львович! Калинкин-старший…

— Калинкин? Театр?

— Да…

— Знаю, слышал… Я когда-то на радио работал…

— Вижу, что где-то встречались…

— Братан, за что взяли? Гоп-стоп? Бакланил?

Парень горько заплакал…

— Простите, не могу… Мать больная, учительница, двое детей… Какой позор!

— Всё, всё, успокойся… На чём попух?

— Закладки делал… Наркотики… Взяли с поличным, в лесу…

«Так вот кто делает закладки… А я полагал, что какие-то мерзкие тёмные личности» — подумалось Георгию Львовичу…

— Хотел убежать, стреляли, избили… А я и без того весь зашит, две стальных вставки…

Алексей поднял штанину: по ноге шёл полузаросший длинный шрам от хирургической операции…

— Да, 228-ая это серьёзно, братан… Много дадут, лет десять…

— От пятнадцати!

Парень снова зарыдал… Успокоившись, продолжил.

— Жена, конечно, не дождётся… Она сама заявила… Лучше с собой покончить!

Львович узнал самого себя:

— Да бог с ней! У тебя же двое детей… Для них теперь живи! (Кто бы говорил!) Сколько лет?

— Мне? Двадцать восемь…

— Ух, молодёжь. Комсомолец! Ещё жить и жить! Это мне уже осталось… непонятно что…

— А чё с дурью связался? — поинтересовался Костя.

— Так деньги же. Жена все уши прожужжала: мало зарабатываешь! Что тебе эта областная администрация? Иди в другую фирму… Вот и взялся…

-Ты у губернатора работал?

— Да… Компьютерные дела... За связь с соцсетями отвечал... У меня высшее образование…

— Наркодилер?…

— И не говорите… А меньше могут дать, ребята?

— Ясное дело. Не судим, инвалид, двое детей… Не переживай!..

...Вот тебе и вторая ступень колоссальной мировой наркопирамиды... Ни окровавленных клыков, ни хищного оскала... Вполне милый молодой человечек, даже жалкий, плачет. Тем не менее, раскидывал по потаённым уголкам города вредоносные таблетки и порошки... А как, интересно, выглядят более высокие организаторы конвейера смерти?.. Эти монстры дурмана?.. Поживём — увидим, мой уважаемый Читатель!..

… Следующим вечером, в понедельник, Львович отправился с этапом в Ажайск. С комфортом — в отдельном боксе автозака…

                            5.ЦЕНТРАЛ

Быть может, старая тюрьма центральная

Меня, несчастного, по новой ждёт...

Из тюремного фольклора

Дорога длилась не так уж и долго, часа два с лишним. В соседнем пенале поместили двух девиц. В большой камере насадили человек двадцать — молодых и разбитных. Они хохотали, шутили, заигрывали с девицами.

— Ну чё, девчонки, знакомимся?

— Если бабки есть, то давай!

— А скоко надо?

— Чем больше, тем лучше!

— Откуда у него баблосы? Он нигде не работает...

— Ага! Только подворовывает! 158-ая!

— Не, ну как звать-то?

— Кого? Меня? Аня!

— А вторую?

— И меня Аня! С Силикатной...

— Вот, блин-оладушек!... Как же вас отличить, красотки?

— А тебе это надо?

— Короче, Ани, приходим к вам сегодня вечером? Вы в какой камере?

— Тебе всё скажи! Ты сперва пару косарей покажь!..

И тому подобный трёп помогал скоротать путь в прославленную цитадель содержания подследственных...

Приехали! Всех выгрузили и провели сквозь строй бугаёв в камуфляже и с собаками на первый этаж каменного здания. Оставили тут, на ветродуе. Поставили лицом к стенке. Стали оформлять, направляя в разные кабинеты. Первым был «фотограф» — снимал скелет и грудную клетку при помощи рентгеновских лучей. Потом — медкабинет. Задержанный стоял в крошечном кабинетике у окошечка.

— Суицид? — спросил Львовича пожилой мужчина с колючим взором.

— Да.

— Жить надоело?

— Вроде того... На наши пенсии всё равно не выжить!..

— Хм...Зина, замерь параметры странгуляционной борозды...

Зина, довольно симпатичная блондинка, замерила. Взяла солидную дозу крови...

— Жалобы есть?

— Что вы, доктор!.. А можно мне мои таблетки вернуть? Вам должны были с конвоем передать... Лоперамид, валидол...

— Никто ничего не передавал. Таблетки с воли тут не положены...

— А насчёт размещения с кем поговорить?.

— Там скажут... Тут все номера — пятизвёздочные... Расписался?... Следующий!..

Снова стояние в коридоре лицом к стене... Среди приехавших были не только русские, но и цела свора таджиков и несколько кавказцев. «Уж лучше грузины», — подумал Львович.

— За что тебя, Батя? — спросил один из молодых кавказцев.

— А, букет...

— А тачнее? — поинтересовался здоровый грузин с огромной спортивной сумкой. Судя по всему, бывалый и тёртый.

«Чем с азиатами, лучше уж к ним в камеру...»

Львович вспомнил наставление опера ИВС: «Не ври, всё равно статью узнают!»

— Да ерунда такая — с девочкой поцеловались....

— А сколка ей лет?

— Семь...

— Сем лет?! Ти что, совсем абарзел?.. Вали атсюда, встан, сука, далшэ ат миня...

Грузинчики тоже зашипели:

— Атайди, сука!

Охранник в форме заметил разгорающийся конфликт.

— Эй, дед, иди сюда!

Его ввели в кабинет, где полный майор, сидя за столом, оформлял карточку учёта...

— Так, почти 71 год? Поздравляю! Вы на сегодня — самый пожилой сиделец Централа...

— Спасибо...А с кем поговорить насчёт камеры, чтоб к русским и не очень молодым направили?.

— Я уже слышал, что проблемы... С опером поговорите. Я передам...

Опер оказался высок, быстр, темноволос, смуглолиц, доброжелателен.

— Дед, повезло тебе. Звонили ребята из уголовного розыска, сказали, что ручаются за тебя, просили помочь...Чем?

«Молодец Костя! Всё же рассказал обо мне брату!»

— Пожалуйста, поместите в нормальную камеру, где к моей статье отношение...

— Понял тебя...Вообще, все приехавшие этапом пошли в общую на 25 человек. Карантин десять дней... Давай, я тебя к писечникам определю?..

— А кто это?

— Кто за письку сюда попал...Там двое первоходов...

— Да, да! За письку — хорошо!.. Конечно, к ним...

— Договорились...Там всё нормально будет. Но если что — стучи, Дед!..

...Вскоре его повели длинными коридорами и переходами. По всему пути следования располагались камеры. «Сколько же здесь народищу сидит!». Вспомнилось выступление куплетиста Сухумской филармонии много лет назад в Гагре:

В зоопарке ходят двое,

Поглядеть, что там такое?

Поглядели и сказали:

«Ты смотри, сколь насажали!..»

...Камера 226.

Громыхание ключа, замка, двери. И... Львович в испуге остановился, как вкопанный... В камере оказалось четверо... Прямо напротив входа стоял здоровенный детина, стриженный, с чёрной бородой. Явно кавказец! Другие лица тоже не внушали доверия.

— Проходи, проходи, не стесняйся! — конвоир затолкнул его в камеру. — Тут все свои!...

Лязгнули запоры...

— Добрый вечер! Меня к вам определили... Я прибыл из Пахрова. Мне 71-й год. Калинкин Георгий Львович, родился на Дальнем Востоке... Можете называть меня, если удобно, Львовичем.

— Иван! — представился бородатый богатырь и приветливо улыбнулся.

— Дима, — сообщил темнолицый худощавый парень на нижней шконке справа.

— Алексей! — известил с удалённого плацкарта самый молодой на вид сиделец, чем-то похожий на сына Тиму.

— Мишка! — подал голос сверху человек, накрывшийся курткой.

— У меня статья 132-ая. Но я никому не угрожал, никого не насиловал, просто поцеловался с девочкой на детском празднике... Полицейские пообещали, что меня в тюрьме будут в первую же ночь трахать всей камерой таджики. Вы, надеюсь, не таджики?..

Обитатели 226-й заулыбались: сами когда-то вошли сюда с таким же вопросом. Они успокоили новичка. Львович выложил на стол все свои припасы:

— Вот, угощайтесь, ребята...А где мне расположиться?

Ему показали на нижнюю шконку слева под решёткой. Тёмно-серый матрац и подушка без наволочки там уже лежали. Львовичу дали одеяло. Оно было полувлажным. Из окна сильно поддувало. Вся стена, где он разместился, была влажной.

— Львович, давай чайку попьём! Ты ужинал?

— Да, приняли по-королевски: ужин подали прямо в коридоре, пока опера ждал... И посуду выдали... А какой тут распорядок дня?

— Никакого! Завтрак, обед и ужин — когда подадут, утренняя и вечерняя проверка — когда придут! — проинформировал Дима. У него была почти такая же шерстяная кофта на молнии, как и у новенького обитателя. Говорил он очень тихо и приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его речь.

— Главное, Львович, ты больше слушай и поменьше говори.. И — чтоб никакой информации о наших базарах, а то можно и ложку под рёбра схлопотать!..

— Да, что вы! Этого — никогда...

— Ну и ладно, передохни... — разрешил Дима. Это был худолицый парень лет за тридцать пять. «Хозяева» быстро наладили чаёк, попили компанией. С удовольствием полакомились привезённым с воли шоколадом, которого вдосталь положила в передачу Инга, белым хлебом, колбаской, мандаринками и сгущёнкой... Не слез с верхотуры только Михаил — он задремал...Но его долю оставили на тарелке...

— Ты ложись, Львович, отдыхай! Время!

— А вы?

— А у нас...вся ночь впереди...Мы пободрствуем... Ну, кто в дурачка будет?..

...Георгий Львович задремал было, с трудом найдя позицию — сильно ныл правый бок, укрывшись своей зимней курткой «с соболями» из какого-то азиатского тушканчика, чтоб не попадал свет и не поддувало...Его разбудило седьмое чувство. Старожилы 226-й вели, играя в карты, какие-то странные разговоры.

— Скоро начнём?

— Как всегда...

— БД в порядке?

— Ну да...

— Мобила будет?

— Сказали НТВ...

— А Серый чё?

— Х.. через плечо!.. Надо сообщить о новеньком.

— Как он сказал?

— Калинкин Георгий Львович... 132-ая...

— Тсс! Он шевелится...

Львович, чувствуя неприятный холодок где-то в районе солнечного сплетения, сел на край шконки, ближе к торцу. Чтобы в случае опасности бежать к двери и колотить в неё. Впрочем, стучать в эту видавшую виды за многие годы существования Централа стальную дверь, можно до посинения и точно до самого утра: камера находилась в самом дальнем закутке...

— Что, Батя, не спится? — спросил Михаил. — Понимаю.

На вид — он был здесь самый старший по возрасту.

— Я тоже когда-то не спал, по малолетке, свою первую ночь в тюрьме... А знаешь, как свой стартовый срок схлопотал? Два года за хищение социалистической собственности, статья 89, часть вторая УК РСФСР... Жили мы тогда в мордовской деревне, под Пензой... Мой дед оттуда родом... Я и сейчас туда часто наведываюсь... Наведывался... Красивейшие места, б.ядь буду... А рыбалка — чудо!.. Короче, иду я и вижу — мой пожилой, вроде тебя, сосед с грузом карячится. Волокёт какие-то ящики, как из-под снарядов... Я и предложил свою помощь деду Мартыну... А нёс он, как на суде выяснилось, на свой двор кирпичи, которые прихватил на стройке совхозного клуба, чтоб сарайку свою поправить... Вот и помогай после этого старшим!.. Схлопотал срок за десять кирпичей... Ну, а между первой отсидкой и второй — перерывчик небольшой... Пошёл я по зонам... Ты, отец, не бойся, никто тебя у нас не тронет! Отвечаю!.. Просто тут, в Централе, своя ночная жизнь, свои дела...

...Львович послушался и прилёг. Уснуть он так и не смог. Слышались до самого утра какие-то хождения по камере. Кто-то приоткрывал окно и что-то тянул из-за решётки, кто-то стучал в дверь разными способами, кто-то кричал далеко в коридоре, за камерой:

— Два два шесть!

— Дома!

Что значили эти передвижения и перестуки он не понимал и не хотел знать. Главное — его не трогали... Благодаря Косте, пролетели Пахровские опера во главе с Юрьевичем...

* * *

Они встретились недалеко от её магазина. Костя спешил, да и Инга выскочила из подвальчика лишь на пять минут.

— Надо передать ему сотовый. Услышать голос любимой — большое дело в тюрьме... Или посоветоваться...

— Вы считаете?

— Знаю по собственному опыту. У меня три ходки. В основном, мошенничество. Участки покупали в связке с администрациями по подложным документам и перепродавали лохам... Но это — дело прошлое. Сейчас вожу начальство... Короче, я телефон сам куплю и отвезу в Ажайск.

— Когда Вы едете?

— Сегодня. Время — деньги!

— Сколько нужно?

— Пяти хватит. Зарядку тоже сам куплю. Телефон передам в СИЗО своему человеку. Когда Львовичу понадобится позвонить, Володя его в свой кабинет заведёт...

— Держите...Как вы, Костя, думаете — отпустят?

— Надейся на лучшее, но готовься к худшему... Сегодня, Инга, беспредел в органах полный, особенно по этой статье. Столько народу ни за что хватают: тренеров, педагогов... Бизнес целый... Ладно, об этом как-нибудь потом. Я поехал...

— Спасибо Вам!..

Звонок. Инга поднесла планшет поближе.

— Инга Леонидовна, здрасьте! Это Настя Фадусова с Ирой Адмираловой.

— Слушаю вас, девочки...

— Мы слышали, что у вас беда. Весь Интернет гудит... Эта нахалка Алька так Львовича поливает... Зная его, мы не верим! Чем помочь?

— Девочки, спасибо. Это — не телефонный разговор!..

— Поняли. До встречи!..

...Стёпа никак не выходил из «штопора». Запой длился уже две недели. С тяжёлым сердцем Татьяна Сергеевна уходила на работу. В голове роились мысли не только о муже, но и о дочке, внучке, о зяте, который в трудную минуту предал их всех и попросту трусливо и подло сбежал от проблем... Больной внученьке нужны были новые дорогие лекарства, Катя просто надрывалась, сидя у компьютера чуть ли не сутками... В библиотеке — зарплата была невысока... Хорошо бы найти какую-нибудь подработку. Какую? Где? Её старшие подруги такую возможность изыскали. Лиля, будучи пенсионеркой, работала в больнице, на полставки... Инна нашла себя в магазине Алтайских товаров, предлагая несколько дней в неделю любителям здорового питания льняное масло, фиточаи и целебный мёд... Куда податься ей с глубокими познаниями в области классической литературы? Да и, честно говоря, её читатели больше спрашивали детективы, фантастику и всяческую современную чепуху, вроде «Похождения голой официантки»... Круг замкнулся, она не могла найти выход из этого тупика. Если б муж не впадал в депрессию, можно было бы как-то крутиться с расходами... Стёпа, Стёпа... Всё квасит и квасит. С чего? Почему? Что на него находит? Кто бы мог ожидать такое? Ведь так хорошо начинался их роман...

«Милая Танюша! Получил новое Ваше письмо. Спасибо. Здесь, в колонии, каждая весть с воли — глоток свежего воздуху. У меня хорошие новости. Меня с лесоповала перевели на работу в клуб. Я тут теперь рисую всякие плакаты, вроде «На свободу — с чистой совестью!» и делаю рекламу фильмов. А ведь всё началось с Вашего совета продолжать рисовать и с Вашей посылки гуаши и карандашей... Я тогда нарисовал портрет кума и майору он очень понравился. Благодарствую отдельно за фотку с дочуркой. Вы обе симпатичные!.. Хорошо бы нам встренуться лично. Это возможно, если бы вы приехали на свиданку, типа невеста. Но об этом боюсь даже и помечтать. Пока же на расстоянии шлю воздушный поцелуй.

Ваш заочный друг Степан».

...«Дорогой Стёпушка! Я очень рада твоим добрым известиям. У меня всё по-прежнему: работаю в городской библиотеке и воспитываю дочь... Катюшка тоже очень любит рисовать. Когда вы встретитесь, полагаю, что найдёте общий язык... «Типа невеста» — это что, предложение руки и сердца?.. Не рановато ли? Ведь мы знакомы — заочно — всего ничего — три года... Да и как добираться в ваш Верхнекамский район, посёлок Лесное, я понятия не имею. Напиши подробнее. И что привезти покушать...

Твоя Татьяна».

...Татьяна Сергеевна вспомнила свой первый приезд в Вятлаг, дальнейшую переписку, оформление брака прямо в колонии, условно-досрочное освобождение Степана... Как они радовались его свободе! Как они были счастливы тогда! Куда потом всё ушло? Почему будни стали серыми и обычными? Куда делась радуга с небес? Перекинется ли она снова — огромная, от края и до края горизонта, — разноцветьем радуя всех живущих на Земле?..

...Несколько лет назад она перешла по знакомству на работу в другую библиотеку, в систему ФСИН — Федеральной службы исполнения наказаний. Тут были свои плюсы и зарплата повыше. И читатели не толпились у книжных полок, а тихо дожидались, когда она принесёт им заказанные книги... Ещё она по доброй своей воле и с разрешения начальника иногда организовывала для обитателей СИЗО общение с местным священником. Сегодня, взяв последние крестики для верующих и книги, она отправилась по гулким коридорам Централа...

...В 226 камере открылась «кормушка» (Специальный лючок в двери). Пришла библиотека.

— Никишкин здесь?

— Я! — подскочил Алексей.

— Пушкина заказывали?

— Да, Пушкина и фантастику.

— Распишитесь...

Алексей поставил подпись.

— Простите, ещё крестики мы просили...

— А откуда вы вообще узнали, что они у меня есть? Рекламу мы не давали... Вас тут целая тысяча, на всех не напасёшься...

— Добрые люди подсказали...

— Всей вашей камере?

— Да...

— Ладно, уговорили... Я сегодня — сама доброта... Возьмите! Черняев есть?

Дмитрий Сергеевич тоже получил крестик.

— Артошкин!

— Тут!

— Владимиров!

Иван подошёл к окошечку... Лицо женщины показалось ему знакомым... Она тоже растерянно промолвила:

— Это вы-ы?

— Да, это я...

— Как вы себя чувствуете?.. Это я тогда скорую вызвала, возле «Пятёрочки»...

— Благодарю... Мне уже получше, хотя один глаз плохо видит...Огромное спасибо за помощь...

— Держите... Надеюсь, что Он вам поможет...Батюшки у нас пока нет — он на Соловки уехал, а нового ещё не прислали...Как только назначат, я организую выход в храм...

Храм находился сразу за забором с колючкой. Сквозь решётки камеры хорошо видна была его золотая маковка и кресты, устремлённые в небо.

— До свидания, Иван!

— До свидания! Простите, а как Вас...

— Вообще, не положено... А так, я Татьяна...Сергеевна.

«Кормушка» захлопнулась...

* * *

Пора уже описать, уважаемый Читатель, как водится в романах, обстановку, в которую попали наши герои. Один 28 января 2019-го, другие значительно раньше...

226-я камера, судя по шконкам, была рассчитана на шестерых обитателей. Изначально предполагалось, что узники будут буйными. Чтоб они особо не бузили, все эти лежбища, были, естественно, металлическими. Не только вертикальные стойки, но и, собственно, горизонтали. И, если ватный матрац кому-то из сидельцев доставался сильно бывалый — худенький, истощённый, то рёбра лежащего арестанта легко упирались в продолины и поперечины стальной основы. И, наоборот, все эти железяки, как садисты, сквозь тонюсенький слой свалявшейся за долгие годы ваты впивался в хребет несчастного. Одеяла байковые либо полушерстяные, как правило, полувлажные, конечно же, никогда ни кем не чистились и не стирались. Сколько в них было впитано табачного дыма, пота и слёз — неведомо. Тоже и с подушками... Они также были мрачны цветом, как местный житель Эфиопии и стары, как черепаха Тортилла из детского фильма про поле дураков, где растут золотые. Постельное бельё министерством юстиции предполагалось, но до обитателей Централа почему-то не доходило. В камере не было ни одной простыни, ни одной наволочки... Кто шибко благородный и привык нежиться в постели раздевшись, может сам купить себе эту роскошь в тюремной лавочке... Но о ней попозже... Пока же можно сделать предположение, что Коты и Лисы водятся не только в сказках...

...Осмотрим временное убежище наших персонажей от мерзостей непредсказуемой погоды дальше. Ведь не каждый читатель — в силу разных уважительных причин — сможет по счастливому стечению обстоятельств заглянуть сюда и уж коли автору так повезло в этом смысле,то он готов поделиться своими досужими наблюдениями немедленно...

Габариты. Они оказались почти сносны, ибо высота, ширина и длина помещения были вполне в духе Конвенции о правах Человека, то есть, удовлетворительны. По камере при желании можно было ходить на участке между столом и умывальником, минуя дальнюю от окна шконку. Там укладывалось пять полнометражных шагов. Удобства, снабжённые дверцей (ноу-хау последнего либерального новшества) находились слева от входа. Рядом с туалетом, справа — умывальник. Вода туда была подведена и кран почти не капал... Прямо напротив входа — некое пространство, внизу которого арестанты сложили дорожные сумки и пакеты, а на еле живую батарею центрального отопления повесили свои постиранные носки...

Стены. Они находились в плачевном состоянии, то есть, постоянно «плакали», были влажными. Эта влага создавала парниковый эффект и основание полагать актуальными строки классика: «Сижу за решёткой в темнице сырой»... Насчёт темницы — тоже почти в точку. Вечерами камера освещалась всего двумя лампочками накаливания, мощностью не более 95 Вт. А скорей всего, менее. Свет пробивался сквозь клубы табачного дыма и густые матюги тусклый. Читать — очень сложно. Но — не графья! Тут вам не изба-читальня, господа обвиняемые и подозреваемые!

Стол, протянувшийся справа посередине, между правыми и левыми шконками — был очень даже сносный, просторный я бы сказал...

Потолок. Что про него скажешь хорошего, если он постоянно осыпается, сдабривая пищу ошмётками прошлых шпаклёвок, грунтовок и окрашиваний, а то и является подельником преступницы-капели?..

Решётка. О, это вечно живое изобретение цивилизации... Пирамиды всяких там Хеопсов давно канули в Лету... Туда же бухнулись Трои, Парфеноны, Атлантиды и прочие...А стальная конструкция крест на крест живее всех живых! Куда сажали рабов? Где укрывали от справедливого гнева царей покусителей на их власть? Что лучше всего охлаждает буйные головушки разбойничков и всяческих возмутителей общественного спокойствия, всех этих Стенек Разиных и Емелек Пугачёвых за их русский бунт, иноземных Компанелл за их фантазийные города солнц... Графьёв Монте-Кристо... Или там простых Феликсэдмундычей, Котовских, Камо и Коб...

Украл миллиарды? Молодец! Прихватил скважины с общенародным углеводородом? Ты — бизнесмен! Сиди в... шезлонге на берегу Адриатики или на палубе белоснежной яхты исполинского размера... Пей сок манго... Ошибся, сидя в своей молочной палатке, в расчётах при оплате налоговой декларации или прихватил с работы, где зарплату месяцами задерживают, связку сосисок... Правильно, сиди за решёткой!.. Потому, что ты — преступный элемент! Ни одна страна, ни какой общественно-экономический строй не могут обойтись без решёток... Они нужны так, на всякий случай. Для подстраховки от недобрых намерений одних людей по отношению к другим...

Решётка и сама определяет, кто есть ху? А кто — не ху... Тот, кто за решёткой — опасен аки хищник... Он изначально определён в изгои... И в этом сродни матёрому похитителю овец, преступная, тёмная личность. Зверюга, в общем... А те, кто перед «решкой» — по всем кодексам всех народов мира — только благодаря местоположению — чистые, непорочные, почти идеальные граждане... Пусть даже помыслы и совесть их темны, как дёготь и грязны, как сточные воды ниже Химкомбината... Если же решёточку соединить с другими её сёстрами, то получается прекрасная клетка. Существо в клетке — это уже диагноз... Оно не может быть добропорядочно и честно... Дальше — больше... Если такие клетки соединить вместе, поставить друг на друга и залить бетоном, то эта композиция, называемая многоэтажкой, будет выглядеть снаружи, поблёскивая пластиковыми окнами, прекрасной архитектурной жемчужиной... Но это только внешнее впечатление. По сути, это средоточие множества клеток... И каждая из них, что бы там ни происходило — свадьбы, дни рождения, семейные ужины, любовные игры –частичка Централа... Хотя сидельцы, отбывая пожизненный срок, и не подозревают об этом... Кто их заточил, уведя от «дышащих» деревянных домов, от родимой Матушки-землицы, дающей силу, от лесов и долин, чистых родников и жаворонка над жнивьём? С какой целью? Неведомо...

...Скорее всего, тюрьмы и их главная часть — решётки, а также их подельники — замки и засовы, исчезнут лишь в эру роботов... Когда проштрафившуюся биомашину можно будет просто обесточить... То есть, тогда, когда мы все перестанем быть Людьми...

...Но вернёмся в нашу «уютную» 226-ю... К её решёткам... Это двухслойное, как бутерброд, сооружение. Как пирог. Первая решётка — объёмная, с выкрутасами. Она самолично вступила в саму камеру, воруя жизненное пространство. У неё выгнутые, с претензией на изящество, прутья... За ней далее — намертво встала другая массивная подруга и две полусгнившие створки окна, которое, если встать на скамейку у шконки слева, можно приоткрыть — для проветривания или ещё для чего...

Идём дальше. Сразу слева от двери находится металлический невысокий шкафчик, стоящий на полу. Тут место для съестных припасов и тюремной посуды... Он заодно выполняет функцию раздаточного стола. Тут, например, кипятится полулегальным кипятильником чай. Над ним — бывшее место для бывшего телевизора, который никак не вернётся на своё законное место. Поэтому ребята приспособили его для хранения тех припасов, до каких не смогли бы добраться хвостатые местные жители Централа — мыши и крысы... Кажется, всё!

...Прошу прощения у взыскательного Читателя за некоторую иронию при описании места действия наших страдающих персонажей. Она должна быть понятна: какой дурак будет живописать позитивными красками собственную тюремную камеру!..

И несколько слов о режиме. Он в СИЗО-1ОО оказался вполне либеральный. Всего две проверки — утренняя и вечерняя, иногда «шмон» — обыск в камере. Иногда проверка и «шмон» совмещаются. Эти мероприятия проходят, как правило, так. Гремит засов, широко отрывается дверь. За ней — офицер и несколько сотрудников ФСИН без опознавательных знаков. Все сидельцы с руками за спиной, в районе поясницы, выходят наружу, дружно встают справа от двери лицом к стене. Кто-то из тюремных служителей входит в их камеру и громко стучит там деревянным огромным молотком с длинной рукоятью. Зачем? Этим же вопросом, уважаемые читатели, задавался поначалу вновь прибывший сюда Георгий Львович. Оказывается, колошматят по шконкам специалисты тюремных дел в надежде, что из них свалятся на давно немытый пол наркотики и другие запрещённые к длительному хранению предметы: ножи, кастеты, пистолеты, гранатомёты, мобильные телефоны, баксы... Затем вышедшие в коридор поднимают руки (прямо как в кино про бандитов!) и кладут их на стенку, а сотрудники проводят короткий обыск и личный досмотр. Потом, разместив руки вновь на свои поясницы, сидельцы идут обратно в 225, 226, 227 или ещё какую-то камеру. Всё, до утра (или до вечера) все свободны! В смысле, можно отдохнуть... Во время проверки из камер выносится в коридор мусор. Пакет с отходами оставляют в коридоре, недалеко от дверей камер. Если есть письма и обращения — к начальнику, коменданту, врачу, библиотекарю, оперу, психологу — отдаются тут же дежурному офицеру. Он обязан передать их по инстанции... Обязан — не значит, что передаст... Всё зависит от конкретной личности, от его настроения, воспитания, от настроения его жены, тёщи или любовницы... Большей частью бумаги сидящих всё же доходят... Нередкими бывали и щадящие проверки. Зайдёт такой умеренный начальник в камеру сам, не поднимая понапрасну спящих и спросит.

— Сколько вас? Пятеро? Ну, доброй ночи!...

— Спасибо! И вам!

И всё! В общем, тюремный мир — не без нормальных людей!..

* * *

...Георгия Львовича постепенно вводили в курс тюремных дел его сотоварищи по226-й. Главный девиз тут был почерпнут из киноклассики: «Бери ношу по себе, чтоб... не падать при ходьбе!». Первый шок прошёл, он убедился, что в камере такие же бедолаги, как и он. И каждый попал в сложную ситуацию и, возможно, не меньше его нуждается в дружеском участии и моральной поддержке. Например, Иван Владимиров, этот здоровенный парнище, его ближайший сосед — он занимал их шконку, располагаясь сверху. А Бате уступил своё тёпленькое (дальше от окна) место Алексей. Так вот, Ваня...У него такая же 132-я статья, от 12 до 20. Якобы он в магазине «Пятёрочка» залез к кому-то там в трусы... Впрочем, читатели — эту историю уже знают. Это Львович удивился такой наглости следствия и суда...Мало того, видеозапись изъятая в магазине, куда-то волшебным образом пропала из материалов дела. Чудеса да и только творятся в Ажайске! А возможно, не только там. Ведь «Велика Русь и обильна, только порядку в ней маловато...» Чтобы отвлечь Ваню от грустных мыслей, Львович стал рассказывать ему о своём театре, о выступлениях, памятных встречах с великими... «Главное, найти своих и успокоиться», как говорилось в одном фильме... Что есть, то есть! Судьба подарила Георгию немало прекрасных встреч с достойными гражданами и прекрасными художниками. Аркадий Райкин, Валентин Распутин, Леонид Ленч, Альберт Лиханов, Владимир Крупин, прославленный бас Большого театра Александр Ведерников, композитор Людмила Лядова, артисты Роман Карцев, Александр Белявский, Людмила Касаткина, Николай Рыкунин, Герман Орлов, Анатолий Кузнецов, Валентин Гафт, Михаил Ножкин, Евгений Моргунов, Владимир Винокур... Он не только видел их на экранах, на сцене театра или на эстраде, он говорил с ними, общался, задавал вопросы и слышал ответы, часто пивал с ними чаи или другие напитки. И даже имел такую здоровую «наглость» — писать о их творчестве, публикуя интервью и статьи в прессе...

Повествования эти влетали и в чуткие уши сокамерников. Постепенно тут отношение к Георгию Львовичу стало уважительным... К тому же, он показал ребятам свою книгу, которую принесла ещё в ИВС Инна «Театр начинается!». Тот же бывалый Михаил горячился:

— Ну какой разврат? Человеку восьмой десяток! Сравнили х.й с пальцем, а тут — с языком!.. Даже если он и вывалился как-то по старости...

Не выдержал и Дима.

— Тогда этого учёного, как его? А, Эйнштейна — за порнуху надо привлекать: он всем свой язык показывает!..

— А Брежнева — судить по132-й! Все видели, как он мужиков засасывал, всех своих Хоне-херов... Совсем сыскари, е..ть их в р.т, ох.ели...Скорей всего, эта е.анутая мамаша хотела у вас квартирку отжать!..

— Мы десять лет знакомы!.. Не может быть! Я ей столько скидок за праздники делал... Хотя квартиры у них с Андреем, действительно нет... Муж вообще без работы сидит...

— А какой у тебя следак? Чё он за чмок с сопливой девчухой 132-ю впаял?.. Террористам меньше дают!..

— Да, — подтвердил Иван, — малява ночью пришла. В Централ прибыл после суда один чувак. Он кого-то зарезал, расчленил, зарыл... Скрывался три года... И получил— пять лет!..

— Раньше, в годы моей воровской юности, это называлось беспределом... Ну, так чё за следак?

— Следователь? Да вполне интеллигентный на вид... Хотя...

— Может, они в доле?..

— Вряд ли... Она плакала у меня на плече... Просила не умирать...

— Тогда, сучка, в р.т её е..ть, ужралась и спьяну заяву подала... У меня такая же катавасия... Слушай, Батя, да ведь ты поседел за эту ночь!...

...Однажды Михаил доверительно подсел к Георгию, бросившему хандрить и начавшему писать свой новый документальный труд «Искусство в моей жизни».

— Отец, я тут тоже кое-что царапаю... Посмотри, если не в падлу...

Это оказалась такая же, как и у Калинкина, толстая тетрадь в клетку формата А4. Львовичу такую подарил Алексей. В ней довольно чётким округлым почерком были исписаны несколько десятков страниц. Стихи! Где-то нескладные, в чём-то неправильные, но они были столь искренни и полны боли, любви к близким, что «румяный цензор» не выдержал и вновь прослезился...

— Что, очень ху... плохо?

— Знаешь, огрехи есть... Но местами — стихи просто пронзают, бьют прямо в сердце.

— Вот, в сорок шесть лет стал стихоплётом...

— Стихотворцем! Молодец, Михал Василич. У тебя добрая душа...

— А говорят, я — тунеядец, только пьянствую и веду преступный образ жизни...

— Кто говорит?

— Участковый наш, ё...ый в р.т!.. В Пензе... А как бы я без работы слал деньги первой жене Анне Владимировне с Артёмкой и содержал вторую — Ленку — с двумя детьми?.. Я и на ткацкой фабрике работал, и на заводе и дачи ремонтирую...

— Стоп, стоп! Давай вначале по стихам поговорим... Сперва — поэзия жизни, а потом — её изнанка. Идёт? Смотри, тут у тебя рифма хромает: Люблю — хочу... А здесь — сбой ритма... Тут — смысл напрочь потерялся...

Дети мои дети, я, радуясь, скучал,

Потому, как по новой кругом — Централ...

И Львович провёл подробный «разбор полёта» — содержание нескольких стихотворений...

А Лёша — Алексей Александрович Никишкин, офицер, капитан двадцати семи лет, правда, уже бывший, услышав разговор о поэзии, попросил Львовича надиктовать ему его детские стихи, если таковые есть.

— Конечно, есть! Только я мало помню... Ну, пиши! Живёт на кухне муха... Назойливая муха...

У Алексея дома двое детей: сын двух с половиной лет и пятилетняя дочурка Кира. Так сказать, капитанская дочка... Вот ей-то заботливый папаша и стал высылать письмами из застенков эти вирши... «Назойливая муха», «Зверь в доме», «Радужка» и так далее. Ежедневно они записывали одно-два стихотворения... Причём, под каждым произведением Алексей просил Георгия Львовича поставить автограф..

— Львович, станешь классиком — продадим за бешеные деньги!.. А как выйду отсюда, тебе гастроли организуем! Брянск-Одинцово-Сочи!.. Ещё пограничник (парень окончил высшее Московское пограничное училище) выпросил у другого «пограничника» (Львович родился в День пограничника — 28 мая)книгу. Автор с радостью подписал её... С этим подарком далее, правда, случился казус... Вот как обстояло дело.

Однажды загремели двери, засовы, замки. Кто-то невидимый неумолимо приближался к их камере...

— Никишкин! На выход!

И Алексея увезли в ИВС Голицыно — знакомиться с уголовным делом. Чтобы не скучать в дороге, Алексей взял с собой бестселлер «Театр начинается!» одного популярного автора... Не стану упоминать здесь фамилию одиозного писателя и драматурга, чтобы не создавать ненужную шумиху и не устраивать ему лишнюю рекламу... Он и без того «прославлен» в соцсетях навечно... Ехал, читая книгу К... Приехав, опять читал. Но уже тома, заботливо подшитые следователем военной прокуратуры. Потом Алексей ехал обратно в Централ, где бдительная охрана и изъяла у него этот шедевр драматургии... Напрасно горячий полемист спорил и доказывал, что это его личная вещь, лично ему подаренная автором, живым (пока, во всяком случае!) классиком! Увы!

— А мне фиолетово! Не положено!

«Не положено!» — самый главный аргумент в любом споре арестанта, вооружённого интеллектом, с тюремщиком, вооружённым Макаровым и дубинкой... Опасную книгу изъяли с обещанием — передать в библиотеку СИЗО-100...

...Передадут ли, жестокосердые «сатрапы» художественную ценность в общественное пользование, вы узнаете чуть позже, а пока несколько слов об Алексее...

Обвинение у него было похожим на обвинения сокамерников. А именно: секс и девочки... Дело в том, что, родившись рядом с широко известным всему прогрессивному отдыхающему человечеству городом Сочи, где, как известно не только Сергею Трофимову «Шашлычок под коньячок вкусный очень», отучившись в столице и женившись на симпатичной Оксане в Брянске, где в прежние времена «Шумел сурово Брянский лес», он оказался в долгой служебной командировке на окраине Московской области... А дальше что? Суровые небритые лица сослуживцев, серые армейские будни, отсутствие ласкового взгляда, скучная компания офицеров, предпочитающих скрашивать досуг зельем и... этими самыми девочками... Ведь и Пушкин с Лермонтовым долгой муштры не выдерживали и ударялись в гульбу... Пунша пламень голубой, затем — прелестницы, вроде той, кому посвящён нетленный тост: «Я встретил Вас и — всё!..» Девочки же небесами подкидываются для соблазна разные. Бывают сорокалетними, выдающими себя за двадцатилетних, а встречаются и пятнадцатилетние, которые выглядят на все... сто. То есть, на восемнадцать-двадцать... Акселератки! И есть ещё среди них и любительницы селфи. Снимет такая дурында, сняв джинсята, свои прелести в мелких кудряшках и шлёт фотку электронной почтой любимому офицерику, чтоб не скучал на службе. Вот тебе и три статьи уже готовы...135, 132 и распространение детской порнографии. А там — посмотрят, как вести себя будешь на допросах, могут и до семи статей дело довести, если шибко умный или много знаешь... Молчу, молчу!..

* * *

Почти такая же история, как у Алексея, произошла и с Димой Черняевым, 39 лет. Думал — барышня совсем взрослая, оказалась малолеткой... Сбежала от бабушки, приехала к нему на дачу в Захарово, где когда-то всё тот же Саша Пушкин по тенистым аллеям с девушками гулял... Первую ночь уговаривала его Настёна заняться «нормальной» любовью, ибо она «уже не маленькая», он выдержал. Только чаи и лакомства подавал. На вторую ночь «принял немножко на грудь» и сдался-таки... И они согрешили по-взрослому. Два раза, «с помощью резиновых изделий неизвестного производителя», как потом напишут в протоколах... Бабушка её, узнав, что не у подруги шибко озабоченная внученька ночевала, написала крупным почерком одну бумаженцию... И пожалуйста — три-четыре года вполне реально маячат впереди. Да вдобавок — следователь и прокурор — женщины... Слава Богу, хоть изнасилование отмелось… Диму в первой же камере за такую статью отпетые шалопаи избили, требуя платить им за «лояльность». Он отказался — не с чего платить... Сам последний хрен, сухарик доедает, чинарик докуривает... Избили ещё... Хорошо после в демократическую 226-ю перевели. И вот сидит он в своём единственном одеянии — серой кофтёнке на молнии — и половинкой нелегальной бритовки готовит всей камере витаминный коктейль. Состоит весьма полезная смесь из крошечных долек чеснока и лука, залитых подсолнечным маслом. Хочешь — в суп гороховый кидай, хочешь — во второе... Кстати, тут, в Ажайском Централе, где марципаны даже и не снятся, принято за обедом второе сразу переливать в глубокую пластиковую лоханку с первым, всё перемешивать, крошить туда полупропечёный серый хлеб и хлебать казённой ложкой до отрыжки...

Супы тут бывают разнообразные: просто щи, щи из квашенной капусты, рыбный суп, гороховый .На второе — отварная сельдь, килька в томате, рыбная котлета и очень редко — мяско мелкими, малозаметными без увеличительного стекла, фракциями... Чаще бикус — квашенная капуста, сильно прожаренная с запахом колбаски... Гарнир — греча, капуста квашенная тушёная, изредка — картофельное пюре... Каша по утрам — гречневая, манная, рисовая, пшёнка, перловка... Чай и хлеб — всегда. Бывал дважды за месяц кисель и однажды — компотик... Диетчику Михаилу в районе пол-шестого утра приносили маленький кубик сливочного масла и полную кружку молока. Последнее он щедро разрешил брать Ване и Львовичу, поскольку сам на завтрак обычно не вставал... Лёша с Димой тоже часто пропускали это важное событие... В общем, как говорил бывалый Мишка: «Кормить по сравнению с Советской властью, в тюрьмах России стали обильнее и разнообразнее». Надо заметить, что сокамерники в 226 делились друг с другом всем, что имели: еда, курево, таблетки, конверты... Например, Львовичу сильно помогла дефицитная мазь из общей аптечки. Он ежевечерне смазывал ею бок... И вскоре тупая боль прошла... А вот сливочное масло, что было у «ветерана Российской эстрады», как Георгий иногда себя позиционировал, оказалось не востребованным. Никто в камере, кроме него, не любил есть жиделястую кашу с этим самым маслом...Только много позже он додумался — почему?..

...А ещё, приблизительно раз в неделю, их, как и других сидельцев, водили мыться в душ. Правда, в раздевалке почти по щиколотку стояла на полу холодная вода, на вешалках имелся лишь один крючок для арестантской одежды и на пятерых в помывочной лилось только три струи — ерунда, главное — падала на горячие от невесёлых дум головы водичка горячая, смывая обиды, слёзы, пот, дурь... И хотя бы на двадцать-тридцать минут можно почувствовать теплоту, очищение, обновление... Почувствовать себя человеком...

* * *

— Калинкин, на выход!

Львович вздрогнул внутренне, хотя внешне не показал испуга. Каждый выход из камеры предполагал неизвестность. Он уже побывал в здешней «откатке» пальчиков, куда входил, кстати, и оттиск всей ладони. Оттиски его ботинок уже украсили здешнюю коллекцию подобного рода. Придётся теперь в этих ботинках ходить всю оставшуюся жизнь, чтобы соответствовать этим зафиксированным габаритам... Фото со всех точек тоже хранились теперь навечно в анналах СИЗО-100. Был он и у человека, что дал расписаться в бумаге, что никто его тут не избивал и что претензий к правоохранителям у него нет... А их действительно не имелось, к счастью. Приглашали как-то и к местному психологу Оксане. Сопровождающий спросил тогда, узнав его статью обвинения:

— Дед, кого ты там отодрал?

— Никого...

На что присутствовавший рядом доктор Фёдорович саркастически засмеялся:

— Да, тут все — святые! Никто ничего не совершал...

...Психологу Оксане Георгий Львович поведал коротко свою Лав стори — историю «любви» — юной зрительницы, поклонницы его таланта клоуна — к нему, старому хрычу...

Прямо нью— Лолита!..

Куда ещё вызывают? Может быть, к начальнику СИЗО? Тут вся камера намедни попросила его подписать обращение насчёт телевизора: ты — самый пожилой в Централе, может, начальник сжалится и выделит телек?..

Оказалось — приехал адвокат! Ура!

Михаил Евгеньевич поздоровался с ним за руку через решётку, передал послание жены и сообщил, что она тоже приехала сюда, в Ажайск, и сейчас стоит внизу в очереди, чтоб передать ему еды и вещи...

— Вам сотовый передавали?— он понизил голос.

— Н-нет...

А ещё адвокат зачитал своему подзащитному окончательный текст апелляционной жалобы в областной суд по изменению меры пресечения... Написано было очень толково... Львович искренне поблагодарил деятельного, доброжелательного Михал Евгеньича... В свою очередь, быстро начертал своим записочку:

«Ин-гулечка, Тима, Эва, я вас люблю! Львович».

Вернувшись в камеру, он первым делом прочитал послание Ингочки.

«Милый, любимый муж Гошенька!

Держись! Не падай духом! Я тебя очень люблю! За нас не волнуйся, мы всё-таки дома, а ты нет. Напиши, что тебе там нужно? Внуку Лёвчику сказали, что ты уехал в командировку. Верю, что Отец небесный нас не оставит и поможет!»

Дописывал Тима.

«Львович, салют! Все наши шлют тебе большой привет. Выполнить твои просьбы насчёт публикации глав повести «Нулевой цикл» на сайте пока не могу, так как ноутбук и компьютер ещё не вернули, как и твои телефоны и костюм клоуна. Пиши пока свои мемуары — опубликуем! Я хочу поставить новый спектакль без тебя, по классике. Что бы ты посоветовал? Не хандрить!

Весь наш театр...»

...Поддержка родных и визит адвоката вселили в него надежду на перемены к лучшему... После обеда принесли и посылку жены. В ней была всякая вкусняшка, колбаска, даже увесистый брусок настоящего сливочного масла и баночка мёда. Вечером камера 226 гужевалась... Питательный казённый ужин — варёная селёдка и квашенная капуста — оказался не востребованным... В передаче жены оказалась также и общая тетрадь большого формата. И весьма кстати, так как одну, которую подарил Лёша, неутомимый литератор уже полностью записал. Динамично начал и второй том новых сочинений об искусстве в его жизни. Вторая тетрадь была одолжена Михаилом Артошкиным на время, с отдачей. Что Львович и первым делом сделал, вернув должок. Тут же он сел писать письмецо родным, благо имелся дарёный всё тем же добрейшим Никишкиным конверт с маркой...

«Ингочка, родная!

Пользуясь официальной возможностью, шлю весточку. Спасибо за поддержку! Мне она крайне важна была всегда, а уж сейчас особенно. Ты же помнишь, родная, что я тебе всегда признавался в любви, все 37 лет нашего общения, но у меня сейчас такое чувство, что я в тебя заново влюбился. Прямо, какой-то тюремный роман!..

Коротко о делах.

1. Отдай мой долг Вардину, 4 тыс. Я брал на участие в сборнике «Писатель года 2018».

2. Кстати, передай Тиме, пусть позвонит в РСП — в феврале сборник прозы уже должен выйти в свет. Если его уже напечатали, пусть заберёт мои экземпляры.

3. По доверенности. Свяжись с нотариусом Ажайска, их тут трое и определись, кто сможет оформить её. Тогда надо будет опять приехать сюда с этой целью.

4. Меня могут направить на судебно-психиатрическую экспертизу в Москву. Иногда это мероприятие, говорят, затягивается надолго. Вернусь — напишу! Это единственный вид легальной связи, доступный нам здесь.

5. Мне ничего не нужно, спасибо за всё. Разве что два-три конверта с маркой и мой серенький свитерок с полосками. Не жарко. И, если можно, шлёпанцы для душа...

6. Тиме.

Тимок!

Найди в справочнике ПКМД координаты драматургов и срочно передай адвокату. Нужна характеристика.

По спектаклю. Я тут перечитываю на досуге пьесы

А.Н. Островского. Везде — слишком много героев. Какую ни возьми. Хоть «Без вины виноватые», «Лес», «Не было ни гроша...», «Не всё коту масленица» и т.д. Ты же, как я понял, хочешь, чтоб персонажей было поменьше... В этом плане могла бы подойти маленькая трагедия «Пир вовремя чумы» («Чумный город») А.С. Пушкина. При условии, что роль Председателя сыграет актриса, а ты сам — Священника. Там, если помнишь, ещё две девушки заняты и один юноша. С девушками у нас в театре обычно перебор, а на Юношу можешь задействовать неугомонного Гришу. Ему эта роль по зубам!.. Посмотри сам, подумай... «Чумных городов» у нас немало, стало быть, спектакль может получиться актуальным... Пишу новую книгу документальной прозы. Срочно нужны 2-3 общих тетради.

Спасибо за всё! Берегите маму, не расстраивайте её, не бродите с Эвой по квартире ночами, чтоб она высыпалась. И пусть поменьше курит! Привет Эве и артистам. Обнимаю!

Ваш Львович.

Постскриптум. Зарядку делаю.

Февраль, 2019 г. Ажайск»

...Письмо это на одной из утренних проверок он отдал дежурному офицеру. Сравнительно скоро, дней через пять-шесть, принесли покупку, сделанную женой в Интернет-магазине ФСИН (отличная новинка системы исполнения наказаний). Тут же подоспело и электронное письмо. Оно оказалось с оплаченным ответом. Тоже замечательное ноу-хау. Не нужны ни бумага, ни конверты, ни марки... И пришло скоренько!

Про покупки в Интернет-магазине особо любознательным (на перспективу, так сказать!) сообщаю, что совершаются они при помощи клавиатуры и «мышки». Находите в Интернете этот адрес — «Ф.С.И.Н. — Интернет-магазин», выбираете в Прейскуранте имеющемуся тут же, нужный продукт (сахар, чай, Люля-кебаб, пирожное Эклер), либо иной товар (бумага, сигареты, кипятильник), оплачиваете покупку при помощи карты или мобильного телефона, указываете адрес учреждения (город, область, № СИЗО) и Ф.И.О., год рождения получателя и — всё. Через день арестантики в камере уже радуется вашему привету с воли: серьёзная тётя с огромными сумками постучится в ваше железное окно на двери камеры и строго требует расписаться в получении...

* * *

Письмо № 5061226. Штамп: ПРОВЕРЕНО.

Кому: Калинкин Георгий Львович,1948г.р.

От кого: Калинкина Инга Леонидовна

Ответ заказан

«Здравствуй, Гошенька! Очень рада твоему письму, рада, что ты хочешь продолжать жить дальше! Мы всегда тебя поддержим. Даст Бог — суд проявит справедливое решение и ты опять будешь вместе с нами, дома. Лёвочке говорим, что ты всё ещё в командировке. Я работаю без выходных и пока нет возможности взять его к нам (он у матери), хотя он очень скучает и просится к нам. Оформили тебе посылку через интернет-магазин. Думаю, что где-то через неделю будем решать вопрос с оформлением доверенности, раньше не получится. Свитер твой передать не можем — не берут.

Целую, крепко обнимаю. Люблю. Жду

П.С. от Тимы.

...Получили твоё письмо по почте. Разбирать «орлиным взором» не пришлось, ты стал разборчивей писать. Эва сдала сессию на отлично, очевидно, стресс благотворно влияет на женскую учебную природу. Компьютеры и телефоны пока что не вернули. Драматургов тоже не поставил в известность — выжидаю. Артисты передают привет. Занимаюсь делами и развитием театра, в работе — 7 дней в неделю. Нужно дело делать. Если есть там в библиотеке статья Гротовского — советую ознакомиться, весьма познавательная публицистика, ещё письма Вахтангова советую. Почитай пьесы для постановки ещё. В приоритете — Бэкет, Олби, Чехов. Используй время в остроге с пользой. Продолжай писать — издадим. Молись кому надо»

6. БОЛЬШАЯ ДОРОГА

Телевизор им так и не дали. Зато, о, чудо! Они добили-таки коменданта Надежду Владимировну, симпатичную блондинку с грустными светлыми глазами, и она подняла, через месяц после доставки по почте, обогреватель с функцией вентилятора. «Ветерок» оказался как нельзя кстати: в камере уже который день к постоянно влажной испарине стен, добавилась сильная капель с потолка и течь по вертикальной трубе отопления. Текло и обильно капало с третьего этажа, где над камерой 226 был расположен чей-то кабинет. Что там прорвало — унитаз или батарею отопления — неизвестно. Но постояльцы 226-й уже почти неделю, подставив чашки-плошки под места щедрых рукотворных водопадов, писали всем, кому только можно, включая врача Фёдоровича(ведь это вопрос здоровья!), говорили на каждой проверке о потопе. Ничего не менялось. И, наконец, спасительный агрегат прибыл... Имелся при «Ветерке» и пятиметровый удлинитель. Долгонько разбирались специалисты в области бытовой электрической тяги (Кроме дипломированного инженера-электрика по первому образованию Георгия Львовича. Он никогда не лез к незнакомой дорогой технике, если его не просят!) в сложной системе эксплуатации. И, наконец, он... задул! Аппарат заработал! Подул тёплый воздух. «Ветерок» тут же направили к главной стене — напротив входа... А через двое суток наверху что-то наладили, дождь в камере прекратился... работящий «Ветерок» значительно подсушил стены и потолок. «Жить стало лучше, жить стало веселее...»

Иван, вообще любивший кому-то в чём-то помогать, теперь к своим добровольным общественным обязанностям — получение у «кормушки» завтраков, обедов и ужинов, самостоятельно добавил новую: обогрев и сушка камеры. Он строго следил за правильной эксплуатацией агрегата, переставляя «Ветерок» то к одной стене, то к другой, из-под одних шконок под другие и третьи... Пообщался он вновь и со своей новой симпатией.

— Калинкин! Вот пьесы... Распишитесь...

— Извините, тут у нашего... у вашего постоянного читателя Никишкина книгу отобрали... «Театр начинается!»... Я — её автор и подписал в дар Алексею... Сказали, что в библиотеку Централа передадут... Можно нам её заказать?

— Вы — автор?!. Тут обычно читатели обретаются, а не писатели... Мне пока ничего не передавали, я спрошу... А Владимиров здесь ещё?

— Да... Ваня, тебя!

— Здрассьте, Татьяна Сергеевна!

— Здравствуй, Иван! Как дела?

— Нормально.

— А почему ты книги не заказываешь?

— Так я же говорил: глаза быстро устают... Блюстители незаконности постарались, тогда ещё... После «Пятёрочки»...

— Адвокат часто навещает? Если что, я могу свидетелем выступить...

— Какое там! Он же — бывший прокурор города! Мне кажется, они в одной связке, как бывалые альпинисты... А в моё гиблое дело лучше не встревать... Спасибо, конечно!

— Доктор приходил? Я ему говорила!

— Фёдорыч? Да, глазные капли дал... Спасибо за заботу, Татьяна!.. А так я читать очень люблю...

— Не за что. Крестик я давала?

— Да, в прошлый раз...Только на Бога и надежда при таком беспределе...

— Ну почему? И люди добрые в этом мире попадаются..

— А вот одну из таких их я вижу прекрасно... Она не только добрая, но и...

— Ну всё, мне пора... Я тебе принесу что-нибудь из русской классики, чтоб шрифт был покрупнее...

— До свидания!..

«Кормушка» захлопнулась...

Спокойная жизнь «постоялого двора 226» продолжилась до ужина и вечерней проверки... Дима заваривал чаёк, Иван привычно забрался на верхотуру дальней от окна шконки, а Львович и Алексей продолжили работу «военно-исторического кружка». Оказывается, Алексей очень интересуется историей России. Он и стал спрашивать у Георгия различные даты, записывая их в большую тетрадь в клеточку... Вот небольшой фрагмент конспектов этих бесед-лекций...

862 г. — 879 г. Рюрик.

879 — 912. Олег.

912 — 945. Игорь.

945 — 957. Ольга.

957 — 972. Святослав.

972 — 980. Ярополк.

980 — 1015. Владимир (Святой) Великий

— Только учти, Алексей, что эта хронология — приблизительная. Она известна по «Повести временных лет», составленной много позже... Но Рюрик, Трувор и Синеус реально были... Правда, Михаил Васильевич возражал...

— Чево? — дёрнулся на шконке Михаил. — Кому я там возражал?..

— Михаил Васильевич Ломоносов!..

* * *

Неугомонного Михаила неожиданно перевели в другую камеру на первый этаж, поэтому литературное объединение «Парнас-2019» приостановило свою деятельность... Откуда «общественности» стало известно о новом местонахождении начинающего тюремного поэта М.Артошкина, написавшего недавно: «Миша, славный мой сынок, Тебя б увидеть на часок...»? Во-первых, об этом шепнул разносящий похлёбку и чай Вадим... А во-вторых... В Централе довольно эффективно работала своя система передачи информации... Тюрьмой в тёмное время суток, когда почти не гремели железные засовы, действовало своё ночное самоуправление... Всеми процессами жёстко управляла неведомая «шестая власть»... Первые пять хорошо известны: законодательная, судебная, исполнительная, власть средств массовой информации, власть денег... Последняя в последнее время, простите за невольный каламбур, всё больше и больше довлеет над нестойкими умами...

Но — вернёмся к ночной власти... В неё входят различные личности и объединения граждан по криминальным интересам. Будь то, так сказать, в мирной жизни, а ещё больше действуют законы этих слоёв населения там, где вдоволь заборов, колючей проволоки, злых псов, вышек, разного рода запоров, засовов и замков, сеток, толстых бетонно-кирпичных стен, ну и — как же без них, родненьких, — решёток... Законы эти именуются понятиями. По понятиям, неизвестно когда и кем утверждённым, тот-то — очень хороший, а вот этот — плохой. Редиска, как выражались герои известной кинокомедии... Или того хуже — «гребешок», «петушок» и т.п. Некоторые поступки, например, кражи — характеризуют тебя здесь с наилучшей стороны. Чем больше украл, тем выше авторитет. А если ещё и не признался да никого не выдал из подельников — молодчина вдвойне!.. Оказывается, существует целый свод этих понятий... Кодекс, если можно так выразиться. Как следует себя вести и как нежелательно, иначе придётся держать ответ. Образно говоря, ОТВЕЧАТЬ! Ну это так, примитивно и ориентировочно, чтобы представить хотя бы в первом приближении, что это за неукротимая, жуткая сила... Она целиком парализует волю личности и подчиняет себе массы...

Причём, даже те, кто, казалось бы, призваны бороться с несправедливостью, тоже ведь зачастую являются составной частью этого «бурного потока»... Помните неувядаемое изречение легендарного киносыщика Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме!». Справедливо? На все сто процентов... И по этому понятию, можно с чистой совестью засунуть в карман Кости Сапрыкина-Кирпича — кошелёк... А в наши дни можно, скажем, подложить кому надо наркотики. И тогда этот гражданин или гражданка даст любые показания на того или ту, куда укажет доблестное братство личностей, свято верящих в свою непогрешимость и в порочность других... Примеров из сегодняшних реалий сколько угодно... Тут и уже известные нам по камере 226 персонажи, и новые. Вот последняя жуткая трагедия из Подмосковья... Лет двенадцать-пятнадцать назад некий подросток провинился перед своими одноклассниками, совершив нечто недостойное... Ребята учинили над ним товарищеский суд. И приговорили к... повешению... Повесили на крепком дубе... А именно: привязали верёвку, а её прицепили к его штанам... Так он повисел несколько минут, расценив это как огромное унижение... А десять однокашников, посмеявшись, посчитали, что теперь они с обидчиком квиты... Но не тут-то было! Прошли годы... «Когда уйдём со школьного двора...», то пойдём куда? Правильно: кто в вуз, кто на завод или в офис... А куда двинул наш обиженный? Правильно — в самые внутренние органы!.. Поработал, набрался опыта, составил список из десяти фамилий обидчиков...И вот уже время от времени у каждого из них находят то на даче, то в автомобиле, то в портфеле что?.. Верно — наркотические вещества в большом количество, чтоб уже не отвертелись!.. Полиционера каким-то необъяснимым способом разоблачили... И что? Выпустили его одноклассников?.. Увы! Сидят как миленькие...

Но мы, уважаемый Читатель, ушли немного в сторону от «генеральной линии партии», то есть, от основной ветви «ночного дозора»...

...Уже в первую ночь в Централе Георгий Львович слышал какие-то перестукивания, возгласы, шорохи, негромкие реплики, возню... В каждые последующие ночи (Эх, вы ночи, тюремные ночи, сколько стуков и стонов вокруг...) эта бурная деятельность в промежутке от 23 часов и до 5 утра неутомимо продолжалась... Во исполнение решений неких неведомых «инстанций» работала БД — большая дорога. Специфическая система передачи каких-то не крупных вещей (сигареты, телефон и т.д.) и письменных сообщений (маляв). Состояла она из сети верёвок снаружи камер и специальных отверстий в стенах (кабур). Конечно, всё это великолепие было неплохо закамуфлировано... Часть посланий (сигареты, еда) была вполне понятна. Например, тюремное братство таким образом поддерживало «малоимущих», тех, у кого нет ни родных, с их посылками, ни друзей… С другой стороны, всяческие еженощные отчёты (непонятно кому?)о сидельцах сильно настораживали. Некто невидимый таким образом управлял (информация — это власть) огромной массой, подчиняя своей воле и понятиям... Попал сюда — живи по нашим суровым законам! Не будешь передавать по БД то, что требуют, на тебя пойдёт соответствующий документ (малява). Куда? Здесь, по Централу и далее — по колониям...

Это было жуткое открытие. Мало того, что опера, дознаватели, следователи, прокуроры и судьи вершат твою судьбу, так ещё и некие авторитеты и смотрящие... Знают ли об этом те, кто обязан блюсти законность? Скорее, да, чем нет... Как можно годами не замечать верёвки и шнуры, висящие за окнами? Чтобы их увидеть, достаточно пройти двором ясным днём... Как можно не заметить дыру в стене, в которую легко проходит батон колбасы?!. Очевидно, в этой БД есть специальное звено для копирования передаваемой информации... А сотовый, который прислали на несколько минут, «пишет» все разговоры и СМС... Вероятно, почти в каждой камере есть люди с чутким слухом и внимательным взором... Они также «цинкуют» (сообщают) своим работодателям нужную информацию. Это могут быть как любители (завербованные с обещаниями уменьшить срок, отпустить, закрыть дело и т.п.), так и суперпрофессионалы — кадровые офицеры соответствующих ведомств... Тоже — невидимая, страшная сила. И находится бедный, замороченный новой страшной обстановкой, подследственный между двух огней — красным и чёрным... «Куды бедному крестьянину податься? Белые придут — реквизирують, зелёные набегут — грабють, красные налетят — конфискують!»...

...Ещё Георгию довелось пообщаться с одним из серьёзных людей Централа... Сидельцы камеры называли его Сергеем. По ночам он по БД что-то получал и непрерывно отправлял. Сосед Сергей был под следствием по обвинению в организации наркотрафика в крупном размере... Вот она, акула этого страшного бизнеса!... Писатель, полный «высоких дум», обычно лежал в это БД-время, укрывшись с головой курткой и не вслушивался в происходящее... Либо забывался в тяжёлом сне, боясь пошевелиться или кашлянуть: боль сразу отзывалась в боку... Его разбудил Алексей:

— Львович, тебя Серый зовёт!

Калинкин подошёл к кабуре .

— Доброй ночи, уважаемый Сергей!

— Привет! Как дела, Дед?

— Да вот, жду апелляцию...

— Я в курсе...Здоровье как?

— Нормально...

— Бок болит?

— Да, немного...

— Говоришь, за поцелуй взяли?

— Ага...

— Рамсы явно попутали, менты позорные! Ну, держись! Ты тут у нас самый ветеран труда! Спасибо за подогрев! (Львович через ребят передавал в их 215-ю как-то— с посылки и передачи— чай, сахар и печенье).

— Святое дело...

— Именно! Котлеток рыбных хочешь?

— Нет, благодарю...

— Ну, Дед, доброй ночи...

— Вам также...

Больше за весь месяц они не общались — старика тут жалели... Воротила наркотрафика оказался совсем не страшен. Как и прежние, уже известные благожелательному Читателю, деятели адова конвейера, — не уродливый монстр, не клыкастое чудище... Говорит спокойно, с сочувствием... А ведь десятки, сотни, тысячи наркомэнов и нарковумен подсажены на его дьявольскую иглу... Тут вроде бы, правоохранители, поступили вполне морально... Пресекли движение колоссального механизма, ведущего молодые судьбы к деградации, разрушению, слому... При условии, естественно, что несчастному они же не вложили в гараж некий опасный груз... Все эти Лёхи и Серые — лишь пешки в крупной игре... Имя таким — легион... А кто закрутил эту всемирную смертельную карусель, губя судьбы отдельных индивидов, уничтожая в итоге целые народы, всё живое на планете?.. Ответ, возможно, знает лишь Он...

* * *

Уважаемые читатели!

Вероятно, некоторым из вас уже претят все эти кабуры, смотрящие, шконки, кормушки и тому подобное.. .Я бы и сам с радостью писал о более привычном и радостном. О романтических встречах, румяных восходах и золотых закатах, о нежных цветах в утренней росе... Да ведь жанр повествования сразу был задан: тюремный роман... Я ведь ещё 21 января 2019 года не предполагал, что вдруг судьба моя повернётся, как Луна, оборотной стороной. И «жизнь научит сквозь слёзы смеяться»... Так что, прошу меня извинить, но вернёмся в уже известную нам камеру 226 — малую частичку огромного места сосредоточения подследственных — арестованных людей, с их невидимыми миру душевными страданиями и мечтами о свободе... Тем более, что у меня для вас есть две новости: хорошая и неплохая!..

— Владимиров здесь?

Вот этот вопрос звучит каждый день. Вначале Иван дёргался беспокойно, как и его сотоварищи. Потом все попривыкли, поскольку поняли: виной тому — красная полоса в личном деле Ивана. Поэтому, кроме общих проверок, у него есть индивидуальные, как у заключённого, «склонного к побегу»... Посмотрят, что парень на верхотуре и успокаиваются: на месте... Иногда Ване приносят лекарства, тоже окликая подобным образом... Часто приходили, выкрикивая Никишкина, и к Алексею. Ему — то укол, то посылка, то книги...

Черняева почему-то никто за месяц почти не вызывал... Он частенько пользовался своим «служебным» положением (лежал рядом с решёткой). Встав на скамейку и держась за шконку, Дима, покуривая, подолгу смотрел сквозь решётку.

— О, этапчик прибыл... Ого, Надежда Владимировна идёт! А фигурка у неё ништяковая! Вань, ты бы такую стал?..

Иван в ответ... захрапел. Он работал на БД всю ночь...

— Ух ты! Опять комиссия прибыла! Четыре полковника... Щас в показательную камеру их поведут — где телик, холодильник, микроволновка и евроремонт!.. Угостят арестантским обедом — с ромштексами и коньячком...

— Дима, а ночью сквозь решётку звёзды видны?

— Нет, конечно... А зачем, Львович, зэкам смотреть на звёзды?! Для чего им Кассиопеи, Альтаиры и прочие Млечные пути? Им надо различать звёздочки на ментовских погонах!..

С прагматиками не поспоришь! Тем более, в Год Свиньи, которая тоже вверх никогда не смотрит...

А вот и нашего Батю ищут.

— Калинкин!

— Слушаю Вас! О, здравствуйте...

Принесли новые книги. Среди классики и знакомая тёмно-зелёная обложка «Театра начинается!»

— Вернули? Большое Вам спасибо!..

— Читайте на здоровье... Владимиров!

А он уже тут, возле двери. Ивану почему-то хочется что-нибудь спросить у библиотекарши... Ребята в камере понимающе молчат...

— Я вам Тургенева принесла. Шрифт крупный. Охотничьи рассказы. Как с глазами?

— Получше. Заявления на телевизор вовсю пишу... Месяц мой собственный телевизор не несут! Тазик не дают, чтоб постираться... Бельё постельное!

— Пишете? Ну и хорошо... Начинайте почитывать понемногу... Это не просто охотничьи байки, это даже не рассказы, а правдивые очерки о непростой жизни крестьян. Между прочим, Иван Сергеевич за эти самые произведения тоже попал в места, не столь отдалённые...

— Спасибо, Татьяна... Обязательно почитаю...

— Всего хорошего!..

«Кормушка» давно закрылась с нежным ржавым скрипом, а Иван всё стоял у двери и чему-то улыбался...

...А возвращённая Алексею книга Георгия Калинкина оказалась вся в жирных штампах СИЗО-100. «Проверено на экстремизм»...

...Но вот отворилась вся дверь и в камеру почти вбежал... Михаил.

— Привет, детвора! Здорово, Батя! Что, не ждали?

— Угадал мелодию...

— Меня обратно к вам кинули: моего сокамерника увезли в Бутырку, а одного оставить боятся! Вдруг онанизмом начну баловаться!

— Давай, давай к нам, Михалвасилич! Стихами займёмся!

— Батя, у меня есть кое-что поинтереснее!

Неугомонный Михаил-романтик с большой дороги — вытащил из своей необъятной спортивной сумки монитор и прочие причиндалы.

— Телик смотреть будем! Я из сто девятой прихватил!..

Все (кроме Львовича, инженера по первому Вузу) тут же кинулись собирать, втыкать, прикручивать, высовывать сквозь решётку провод-антенну...И вот уже засветился экран, полилась речь оттуда — с воли. Телевизор это вам не просто микросхемы и набор элементов, это связь со всем цивилизованным миром. Они лежат на своих роскошных диванах, сидят в руководящих креслах, утопая жирными задами, а мы стоим посреди обшарпанной камеры. Но тем не менее, мы — равны! Ибо все мы — телезрители!.. Ура!

— Ребята, только не спорить. Что включу, то и смотрим. Договорились?

— Замётано, Мишка!

— Чё найти?

Далее, как в спектакле, звучат реплики персонажей.

Алексей. Какой-нибудь военный фильм!

Иван. Можно Муз ТВ!

Львович. Новости на России! Что там с Курилами?

Дима. Есть классные мультики для взрослых!

Округлив ответы, Михаил включает канал ТНТ. И все смотрят развесёлый телесериал, идущий, оказывается, десятый год, — «Универ» про приключения студентов и студенток...

...И ещё одной позитивной новостью явилось то, что у Георгия Львовича появилось, наконец, постельное бельё. Михаил подарил его Алексею, когда уходил из камеры, а вскоре Лёше заказали простыню и наволочку по Интернет-магазину и он передарил подарок...

* * *

— Мужики, хочу посоветоваться... Тут такое дело...

Михаил задержался с речью, тщательно подбирая литературные слова... Дело это было непростое. Кроме Львовича, тут все выражали свои мысли с помощью «джентльменского» лексикона, где общепринятые слова являлись большой редкостью...

— К какой жене мне после отсидки возвращаться? К первой — Анне или к этой сучке Ленке, е..ть её в р.т? Анна всю жись меня ждёт из отсидки, а молодая — любимого сынка Михалмихалыча родила? Не могу я без него, бандитика!.. И не могу без Ленки, хоть и Спидом наградила, коза е..ивая!

— Живи сразу с двумя, мать их за ногу!

— Заведи третью, Миша!

Михаил на шутки не отвлекался.

— Батя, а ты как считаешь?

— Молодая бросит в трудную минуту... А первая любовь — не ржавеет!..

— И я так рассудил... Молодая уже офонарела. Пишет: «Мне тут тяжело без твоих денег, чё не шлёшь? Сам-то ты там хорошо устроился, на всём готовом!» Вот сучка, да?!..

— Так пусть сама посидит здесь!

— На трёхразовом калорийном питании!..

Короче, 226-я дружно выбрала в жёны Мишке Анну Владимировну... Их сын Артём, во-первых, уже не против, а, во-вторых, Михалмихалыча, да и Настюшку (если пожелает), можно будет брать на выходные...

— Батя! Я тут на досуге кое-что накидал.

Артошкин протянул Георгию Львовичу свои многочисленные листочки. Литератор прочёл его новые стихи, ставя плюсики, вопросы и восклицательные знаки...

— Во-от, уже гораздо лучше, Михаил! И темы свежие появились... Очень рад!

* * *

Инга понемногу стала привыкать к своему новому гражданскому статусу: жена обвиняемого... Страшно было осознавать, чем всё это может закончиться... Шок первых дней, когда вдруг словно обрушилось небо, понемногу стал проходить. Она сразу не поверила в низменные намерения мужа. Поцеловал какую-то малявку?.. Возможно. Но, чтоб соблазнить, совратить, да ещё на глазах у матери? Бред полнейший... Эта странная Алька ей никогда не нравилась. Было в её поведении нечто неуловимое, какое-то чувство «второго» дна: говорит одно, а в глазах — совсем другое... Они на репетициях и выступлениях театра особо не общались, эта дородная девушка больше липла к мужскому обществу. И, похоже, Тимофей ей был небезразличен... Да и сын тоже поглядывал на артистку с некоторым интересом... Инга заметила это ещё во время репетиции сцены «Учат в школе», когда Тимофей, с разрешения отца ставивший танцевальный пролог к спектаклю «Правила дорожного уважения», стал вслух нахваливать Альку. Хотя двигалась та, как все. Как говорится, не лучше других. Инге в этом плане даже больше нравились Настя Фадусова с Наташкой Еремеевой... У них двигаться с чемоданом или шляпой с тросточкой гораздо ловчее выходило... А вот поди ж ты... Но искусство — дело вкуса... Теперь — это уже далёкое прошлое... Сколько подобных артистов у них в театре перебывало за тридцать один год!..

...Потом Алька выскочила замуж, стала приезжать на репетиции всё реже... Дальше просочилась весть о тайном её аборте — втихаря от мужа... От кого? Да не всё ли равно. Эта обычная, недалёкая девица мало её интересовала... Дальше — пошли дети... Потом она для Инги вообще оказалась в тени. Иногда Георгий упоминал, что Алька организует изредка ему подработки. То юбилей, то детский праздник, то новогодние дела... И тот ехал в Клямовск, отрабатывал на совесть все заказы, а Альке всегда делал заметную скидку... Георгий Калинкин, настоящий мастер эстрады, Лауреат Всероссийского конкурса, которого сам мэтр Николай Рыкунин называл «артистом высочайшего столичного уровня», занимался такой мелочёвкой, потому, что важна была каждая копейка в доме: Тима то учился, то женился, то разводился. Плюс внучёк Лёвушка... И тут вдруг эта странная Аля, про которую все артисты за спиной говорили, что она свистанутая, снова появилась в их судьбе. Да ещё как! Мало того, что написала заявление в Следственный комитет и мужа арестовали, так ещё организовала в Интернете настоящую травлю... Из-за неё Георгий чуть не ушёл из жизни... Когда Инга узнала о задержании и о попытке самоубийства мужа, вечного бодрячка и оптимиста, мир буквально перевернулся... Было настолько тяжело, что они до утра бродили по опустевшей квартире, бесконечно курили... Инга тоже вспомнила эту вредную привычку... Без сигарет сейчас было никак... Тем не менее, надо было ходить на подработку в магазин здорового питания (выступлений было не густо), надо было что-то делать, чтобы спасти мужа... Да что там мужа — друга, великолепного партнёра по сцене, коллегу, с которым вместе создавали театр, любимого мужчину...

Она часто вспоминала, как пришла в студию театра, как боялась впервые выходить на сцену, хотя и мечтала об этом давно. И Львович тогда, в Мурманске, просто вытолкнул её из-за кулис... Как он учил её актёрскому мастерству... Как пришла — нагрянула любовь... Она явилась однажды поутру, когда проснувшись солнечным летним утром, Ингочка увидела у изголовья огромный букет пламенеющих Ейских роз... Они были как нарисованные! Яркие, свежайшие, точёные, незабываемые!.. Где их смог тогда отыскать ночью этот весельчак Гоша!..

...А крымская пахучая сирень, окружившая плотным кольцом Дом отдыха в Николаевке и сводившая с ума даже соловьёв!

И, они, пьяные от любви и аромата этих весенних соцветий, самозабвенно заливались с вечера до утра, в свою очередь волнуя сердца влюблённых. Таких, как Гоша и Инга...

Ведь почти 37 лет вместе, а их любовь до сих пор не остыла... За эти годы они ни разу так и не поругались, хотя Инга иной раз и ворчала по поводу необходимого ремонта или брошенных носков, или из-за отсутствия нового платья... Но Львович — так его называли в театре почти все — только шутил в ответ! Его невозможно было вывести из себя... И вдруг он пошёл в ванную, чтоб лишить себя жизни... Невероятно! Она понимала, что не из-за трусости он это сделал... Скорее всего, хотел оградить их с сыном, весь театр, от грядущих расспросов-допросов, от сплетен, шушуканий. Гордый, немного обидчивый человек... Тяжко было ей, неподъёмный груз свалился на плечи, но Инга стала действовать. По совету знакомых она нашла нового адвоката. Тот, кого к мужу «приставили» сразу, ей не очень понравился. Чувствовалась в этом человечке Сваркине нечто, что внушало опасения... К тому же, он затребовал за свои услуги очень приличную сумму — двести пятьдесят тысяч для начала... Да где же их взять?.. Инга доверилась интуиции и... Результат мы знаем. Михаил Евгеньевич понравился ей тем, что, пройдя большой и сложный путь в органах, дойдя в милиции до поста начальника следственного отдела, не потерял там человечности. В 1994 году он перешёл «на другую сторону следствия» — стал адвокатом. Не рвачём, который пользуясь безвыходным положением несчастных, набивает свои карманы, а борцом с несправедливостью, с подлостью и беззаконием... Она заключила договор и адвокат немедленно приступил к активным действиям... Активностью он обладал ещё с тех юных лет, когда учился в Троицкой школе, потом, когда занимался классической борьбой в ДК Лепсе, когда работал участковым в Шапчинках или расследовал сложные дела... Инга тоже понравилась адвокату: искренняя, любящая жена, порядочная женщина. Да, их объединяло именно это — порядочность, неравнодушие... Михаил Евгеньевич был почти ровесник Георгия Львовича: адвокату скоро исполнялось 73. Но он был бодр, свеж и неиссякаем...

...Сразу после того приезда в СИЗО-100, Михаил Евгеньевич отправился в Красногорск и подал документы на апелляцию в областной суд...

* * *

— А кто скажет, господа сидельцы,как называется самая большая в мире тюрьма? Молчите? Правильно делаете— нечего гадать попусту. Отвечаю: в США есть тюремный комплекс Райкерс на одноимённом острове. Там веселятся среди пальм десять тысяч зэков…Идём дальше. А самая маленькая тюрьмишка где? Просвещаю: находится она на островке Сарк, что в проливе Ла-Манш…Всего двоих счастливчиков вмещает…Ещё вопрос: что такое Вологодский пятак?...Темнотища! Россия,остров Огненный. На нём— ИК— 5, где содержатся пожизненно осужденные наши соотечественники…Это была лёгкая разминка. Теперь вопросик по существу. Вот ты нам скажи, Батя: кто ты есть на самом деле?

— Я же уже докладывал, Михаил. Дима даже бумаги мои читал...

Камера прислушалась.

— Да это понятно... Но вот смотрю я на тебя и думаю. В мою дурную голову тоже иногда приходят мысли. Как такой солидный седой человек почти семидесяти одного года может быть обвинён в явной туфте. Ну ладно Лёшка с Ванькой. И даже Димка, в р.т его е..ть... Им по возрасту положено интересоваться пи..ой. Мой вывод: ты — подставной!

— В каком смысле?

— Не тебя подставили, а ты сам — подставной, не настоящий. Понял нет?

— Уточни!

— Да заброшен ты в нашу камеру! Со спецзаданием! На кого работаем, Шарапов?

— Конечно, на Жиглова, товарищ подполковник! Петровка,38.

— А по чесноку?

— На МВД! То есть, на всю полицию сразу!..И заодно на СК России. А вдруг Вы тоже их агент? Тогда и на Вас!.. Шучу! Кстати, а все знают, почему милицию переименовали в полицию?

Первым выдвинул свою версию быстрый и начитанный Алексей.

— Чтоб новое штатное расписание утвердить! И галочку об успешно проведённой реформе поставить.

— Те, кто новую форму шьют — заработали! — это версия Ивана.

Львович представил свои соображения.

— Ещё в 1992 году, когда МВД возглавлял Ерин, в Правительстве ставился такой вопрос — о переименовании. Ведь что такое милиция? В переводе, это объединение вооружённых людей. Какая-то банда получается.

— Так и полицию часто называют ненасытной бандой... — подал реплику Дима. — Девок насилуют, с ворами дружат, дела склизские заводят... Заплатил нормалёк — прекращаем... Нет тити-мити — посидите!..

— Возможно... Я, Дима, пока о другом... У нашего народа о милиции были хорошие представления — она народная, она защищает нас от преступных элементов... Но дело в том, что в других странах — даже таких мелких, как Гватемала, Люксембург или Лихтенштейн — полиция... А мы вступили в Интерпол! У них — Интерпол, а у нас — Интермил? Непорядочек... Документы не сходятся, форматы, протоколы там всякие...Вот и решились наши правители на отчаянный шаг — переименовать, чтоб не быть белой вороной...

Самый опытный — Михаил — тоже внёс своё субъективное мнение в эту щекотливую тему.

— Да не только это... Полиция — народ не защищает. Она ограждает от гнева честных граждан своих чиновников и олигархов, присвоивших, в р.т их всех е..ть, наши недра...

— Жаль только, что, обучая полицейских дубасить дубинками по головам, мало кто озабочен тем, чтоб у них самих в головах крепко сидели нравственные законы... А то ведь как зачастую получается? Дали мелкому душонкой человечку власть, а возможность надевать наручники — уже власть, и он, как индюк, уже весь раздувается от осознания важности собственной персоны! Кичится! И одна такая «ложка дёгтя» портит даже не бочку — цистерну мёда!.. Один Захарченко отравляет всё, что сделано полезного целым МВД... А он-то, гнилой внутри, лично тут как бы и не при чём. Без большого класса, вернее, клана с названием Полиция, который его возвышает над окружающими, — он из себя, зачастую, мало что представляет... Это вам не Шарапов! Не захотел учиться, не стал отменным токарем, лень вкалывать на производстве — идёт куда?.. Но пусть каждый, направляясь сюда, уразумеет, что он — на службе не у себя самого, чтобы повелевать, унижать и обогащаться, а на службе у народа... Это должна быть не просто работа, а высокое служение. Сотрудник органов — Служитель законов — общегосударственных и высших, ниспосланных Создателем...Нутро у него должно быть без гнили!

— Ты прав! В каждом человеке можно найти что-нибудь хорошее. Если…его как следует обыскать!..Шутю! Но ты, Батя, не уводи следствие камеры в сторону! Если ты не спецагент МВД, заброшенный с целью выяснения планов Лёши сделать подкоп ... под тюремный ларёк, тогда ты работаешь на МИ-6! Шпрехен зи дойчь? Говорите вы по-англицки?.. Или только по-хрюнцузски?..                                 –Хювяилта!                                                                                                                                     —Извини, я в персидском не секу!                                                                                     —Это по-фински добрый вечер!                                                                                         —Яволь!

...Словом, Михаил хорошо повеселил тогда приунывших мужиков... Дело в том, что интеллектуальному офицеру и хорошему доброму парню Алексею Никишкину предъявили незадолго перед этим новое обвинение. Вместо двух статей, в деле стало стало семь... Есть отчего призадуматься...

...Да и телевизор забрали обратно: он был «приписан» к 109 камере...

* * *

19 февраля 2019 года. СИЗО г.Ажайска. Камера 226. Утро.

— Калинкин, на выход!

— С вещами?

— Здесь. На конференцию. Начало в 10.

Львович уже знал, что конференция — это заочное телевизионное участие в заседании суда... Он вскочил со шконки... Небольшой коридор на их этаже и вот его уже вводят в специальную камеру. А в ней — в техническую клетку. Там — мониторы, микрофон, аппаратура... На экране уже виден судейский стол. Сбоку — Михаил Евгеньевич. Он энергично машет рукой.

— Доброе утро, Львович!

— Надеюсь, что доброе! Приветствую Вас!

— Слышно нормально?

— Не очень отчётливо...Но — пойдёт. Я не буду тут ничего трогать. Нет такой привычки — тырить микрофоны по карманам...

— Правильно! В общем, не волнуйся. Я к апелляции приложил ещё копию ходатайства о прекращении уголовного дела.

— Отлично!

— В общем, не волнуйся...Отвечай на вопросы спокойно...

— Есть, капитан!

— Я подполковником ушёл в адвокаты, а то бы уже точно генералом был... Короче, от Инги тебе привет, она любит и ждёт...

— Спасибо! Передайте, что я люблю её больше прежнего! Только в тюрьме это понял...

— Молодец! Всё, судья идёт!..

В кадре появилась довольно полная женщина в тёмной судейской мантии и начала дело по апелляционной жалобе об изменении меры пресечения... Судья, на удивление, оказалась адекватной, не давила, как Терешкова. Всё заседание продлилось минут двадцать...

И вот оглашение решения областного суда в Красногорске. Георгий Львович встал и с замирание сердца вслушивался в голос судьи Бродиной Н.Н.

— Освободить Калинкина Г.Л. с ограничением определённых действий... Вам понятно решение?

— Да, ваша честь! Благодарю...

Освобождение! Освобождение! Освобождение!

— Выходи!

Клетка открылась. Они с конвоиром пошли в камеру. И тут всё, что он сокровенно держал внутри себя, вдруг прорвалось наружу... Плечи старика затряслись, глухие рыдания вырвались из груди, слёзы посыпались крупным градом...

— Что, дед, срок добавили? — с сочувствием спросил сопровождающий.

— Наоборот, отпустили...

Возле одной из камер стоял толстый человек в белом несвежем халате...

— Фёдорович, я же вам говорил, что никого не драл... Меня выпускают...

Доктор с изумлением смотрел на седого арестанта...

Рыдания продолжились и в камере...

— Поздравляем, Львович! Возьми таблетку...

— Успокойся! Я твои книги сдам!

— А сакавозь решётку глядя, я кричал ей «Надя! Милая ты тока не забудь!» Эх,и завидки меня берут, Батя! Но ты не расслабляйся — дело-то не закрыто... Эти бульдоги свою добычу из пасти не выпускают... Ты всё своё шмутьё собрал? Мне кружку даришь? И кипятильник!..

— Конечно! Это — тебе, простынь и наволочку — Ване, это — Лёше, это — Диме... А еду — всем вам...

— Ого! Баночка мёда объявилась! Ну и жук ты, батя! Примыливал? Икры там нет случайно?

— Берёг, вдруг простуда у кого... Вон Дима как раз простыл у окна... Ребята, всё забирайте!

Но его не отпустили ни днём, ни вечером...

Вечерняя проверка.

— Когда отпустят?

Прапорщик ответил не задумываясь:

— Так лишь через десять дней решение вступит в законную силу...

Подтвердил и Алексей. Михаил не сдавался.

— Завтра, крайняк! Ты, Батя, как будешь домой добираться? Советую — на такси, прямо до дома... А то ещё загуляешь по пути!..

— На такси — НТВ (нет такой возможности)!

— Молоток! Освоил нашу феньку...

...Ночью снова работала на полную мощь БД.

— Два два шесть! — кричал сиплый голос где-то внутри Централа.

— Дома! — отвечал Ваня и стучал определённым образом в кормушку... За полгода он уже освоил многое...

— Львович, есть сотовый, звонить жене будешь?

— Да она спит уже, ей с утра на работу... Лично засвидетельствую своё почтение... Если завтра отпустят... Спасибо, ребятки...

...Тюрьма, как всегда, ночью бодрствовала. Кто-то общался при помощи БД, кто-то перестукивался, кто-то говорил с родными по левому телефону... А какой-то несчастный, у кого напрочь сдали нервы, до самого утра колотил в дверь и что-то кричал... И этот дикий крик, похожий на звериный вой, холодил сердца, шевелил шевелюры даже у тех, у кого их не было...

...Утром, Георгий, как всегда помолился, глядя сквозь решётку на маковку храма, сделал зарядку и приступил к работе над рукописью — чтоб не терять времени. Михаил не спал.

— Батя, ты позвонишь моей Анне?

— Конечно! Что передать?

— Что я её люблю и перед сыном извиняюсь... Мы однажды поругались...

— Передам обязательно!

— А четыре свечи за нас, оставшихся, в большом храме Пахрова поставишь?

— Обещаю!

— А мне, Львович, на адрес сестры пришлите свои книги. Выйду— почитаю...

— Конечно пришлю, Ваня...

— И не попадай сюда больше, Батя! Мне тюрьма уже тоже вот где!.. В молодости я и понятий этих придерживался, рамсов всяких, и жил неправильно... Неправедно жил, в чужой игре... И что? Где все дружки-приятели? Воры? Блатяги? Вся эта шпана и шушера? На что я потратил лучшие годы?.. Кто сдох по пьяни, кого зарезали... Сам больной насквозь...

— Скажи мне, неамериканец, в чём твоя правда?

— Моя? Ничего уже не хочу. Никакой воровской солидарности!.. Только тихо работать, рыбачить, жить своей семьёй, воспитывать Мишку-малого...

— Я-то сюда снова не собираюсь... Ни за что!.. Да ведь человек предполагает, а судьба — располагает... Все мы под Богом ходим...

— Наказал тебя, Батя, Господь-то, и очень сурово...

— Да уж... Значит, было за что... Кому-то милостыню не подал, кого-то в трудную минуту не поддержал, где-то трусливо промолчал... Обидел мимоходом... И все, кто здесь — тоже подобны мне... Но, возможно, мы отвечаем не только за себя, мне кажется..

— Как это?...

— А может, и за предыдущие воплощения отрабатываем, Миша...

— Думаешь?

— Полагаю...Всё Человечество сейчас что-то отрабатывает... Не зря вокруг столько бед: войны, террор, цунами, вулканы, катастрофы, эпидемии... Тюрьмы — это лишь малая толика бедствий...Тёмные силы давят по-страшному... И ещё я верю в то, что Он поможет найти верный путь, укажет дорогу... Хотя, в такой ситуации, должно быть, и Ему очень непросто нести свою высокую миссию и направлять нас на путь истины...

— Да ты, Батя, не агент 008, ты — философ! Правда, я не всё понял...

— Я мыслю, значит, я существую! — говорили древние.

В беседу включился проснувшийся Алексей.

— А лично я мыслю так: Львовича сюда светлые силы забросили, чтоб он сам всё прочувствовал, посмотрел на нас, на Централ, на беспредел органов и описал всё это... Ты напишешь книгу про нас?

— Дорогие мои товарищи по несчастью — Лёша, Ваня, Дима, Михаил! Я обязательно напишу про вас и всех, кого встретил за решётками! О существовании кого мы, живя суетными буднями, в вечной погоне за несущественным — благами, успехом, престижем, даже не подозреваем, чьи невидимые миру слёзы образуют ещё один Мировой океан с горько-солёной стихией — Океан Горя, Страдания, Несправедливости... Я обязательно напишу об этом... Отвечаю!.. А может быть, и фильм снимем...

И, если Создатель посчитает, что это своевременно и важно, Он непременно поможет!..

* * *

...Его отпустили после обеда. А точнее — после бани, вернее — душа...Чистый и умиротворённый Львович (на свободу — не только с чистой совестью, но и с чистым телом!) расслабился было на своей шконке с дефицитной простынёй, как вдруг привычно загремели засовы, замки, двери.

— Калинкин, на выход...

— С вещами! — заорали сокамерники.

— Ребята, спасибо за всё! Дай вам Бог поскорее выйти отсюда!..

...Короткое мужское прощание, проходы по длинным коридорам, оформление справки об освобождении, документов, выдача денег на проезд, проход через КПП... И вот уже какой-то офицер вежливо указывает Георгию Львовичу на проход в заборе...

— Туда и налево. Там — большая дорога!

...Навстречу ему двором шёл человек в тёмных одеждах, в шапочке, тоже с бородой... Новый батюшка перекрестил Львовича...

...И идёт наш освобождённый, как Матвей Морозов из фильма «Дело было в Пенькове», по свободной земле свободным гражданином... Над головой — бесконечное синее небо. Слева — сплошь серые заборы с колючей проволокой. В Ажайске, кроме легендарного СИЗО-100, ещё немало колоний и тому подобного... Денёк двадцатого февраля выдался солнечный. Снег подтаивает. Ну, чисто ранняя весна... Только не на Заречной улице, а на улице Горького... Дальше — автобус, электричка на Москву, метро, электричка на Пахров, всё как во сне... Путь явно «простроен» небесами, Георгий проехал домой без сучка и задоринки...

Пахров. Автобус от станции. Кондукторша — полная, румяная, улыбчивая и давно знакомая.

— Простите, социальный дома оставил. Вот возьмите, а восемь рублей завтра отдам...

— Ничего отдавать не нужно! Езжайте!

На него странно смотрит какая-то полупьяная девица. Кажется, Нинка, бывшая Снегурочка...

— Львович, ты-ы?! Борода... Весь седой...Выпустили?.. Ик...

— А что — не ждали?

— Да, полицейские сказали, что ты кого-то изнасиловал и хотел убить...

— Врут, как видишь.

— Они меня тёпленькой взяли, вдобавок ещё наркоту подкинули... Требовали сказать, что ты и меня тоже тово... Но я — ничего не подписала... Ик... Веришь?

— Конечно. Сама как?

— Да вот к Леське в больницу приезжала... У неё от соли, сам знаешь какой, — печень разложилась и анорексия, жрать не может ва-абще...

— Бросайте вы это дело...

— Хорошо говорить... Хошь ко мне?.. Бухнём? Покурим травку?..

— Извини, я спешу! К тому же ты в курсе, что я не любитель...

— А, да!.. Извини, я уже немного под кайфом... Ну, я выхожу... Пока!

...Автобус мягко двинулся дальше... А вот и их дом... Инга уже должна прийти с подработки... В окнах — свет... У подъезда — тоже, словно приглашая внутрь, ярко светит лампочка. Обычно она не горит. «Значит, дом меня дожидается...» А вот домофон не отвечает. Георгий Львович вошёл в подъезд с соседями с пятого этажа. Это Настя с сынком.

— Как дела, сосед?

— Всё отлично! (Знает! Похоже — знает. Но молчит... Они же весь дом опрашивали, искали гадость на меня!) Подождите, не спешите уходить... Сейчас на гавайской гитаре сыграю...

— Кто там?

Львович «заиграл» было на своей «гавайской» (имитация на носу, коронный номер Калинкина-старшего), но не выдержал.

— Здравствуй, любимая! Вот и я...

Дверь распахнулась и родная душа — Инга — бросилась ему на шею...

Конец первой части

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вот и пришло время попрощаться с Вами, мой великодушный, терпеливый Читатель. Благодарю Вас за возможное сочувствие, за то, что сопереживали моим реальным персонажам... А, возможно, кому-то и не близки их мысли, их страдания. Ведь, судя по обвинениям, они — злобные преступники и отъявленные негодяи... Начиная с меня! Что ж, каждый имеет право на свои суждения... Главное, не забывать при этом вечную мудрость: «От сумы и от тюрьмы — не зарекайся...»

В эпилогах обычно пишут, что сталось с героями произведения после того, как закрыта последняя страница.

Что тут сказать? Пока известно немного. Суд над Иваном должен состояться вскорости. Другие — всё ещё под следствием. Первые — в Централе, а автор сих строк — пока на свободе, с ограничением определённых действий. Свечи в храме я сам поставил, книги сестре Ивана отправлены, жене Михаила звонок Инга сделала... Сборник «Писатель года 2018» с фрагментом повести «Одиссея Стаса Кальмарского» в свет вышел... А вот Нинка соврала — она, оказывается, дала-таки тогда под давлением нужные следствию показания...

...Поэтому, возможный вопрос читателей: а будет ли продолжение этой истории с поцелуем — остаётся открытым... Если литератор будет жив, то новый роман-продолжение, уже «нетюремный», не заставит себя долго ждать!                                        ...На другой, крайний случай, есть у меня стихи...

КОГДА МЕНЯ НЕ БУДЕТ

Когда меня не будет,

Пожалуйста, не плачьте...

Тоску и страх пред Вечностью

Поглубже вы запрячьте.

Когда меня не будет,

Прошу вас: не рыдайте,

А нищему, убогому

На этот раз подайте.

Когда меня не будет, –

Один цветок завянет...

Но чёрный день отбудет

И вскоре солнце глянет.

Когда меня не будет,

Возможно, дрогнут души...

Простите, что невольно

Я ваш уют нарушу.

Когда меня не будет,–

Чуть-чуть тепла убудет,

И мой знакомый голос

Кому-то сниться будет...

Когда меня не будет,

В слезах не убивайтесь,

За всё — за всё простите

И злом не поминайте.

Когда меня не будет,

Заметите, что — был,

Что жил для вас, припомните,

Поверите: любил...

Март 2019 г.