Абрикоскина — Чьи руки загребают, те и выгребают.. ©

Тянет скорой осенью. Раскисла от дождей степь. В норках, где живут суслики, жижа чавкает пузырями и разлетается по сторонам от тяжелых шагов. На резиновые сапоги Мишки налипают комья глины с пучками пожелтевшей травы и цветов.

— Ерунда, — сам себе сказал Михаил, поправляя рюкзак. — Погода на несколько дней устаканилась, дождей не будет, нужно использовать это время по максимуму.

Металлоискатель и чехлы (они предохраняют уязвимые части прибора от попадания влаги и грязи, такие как блок питания и батарейный отсек）мужчина купил в конце прошлого года.

Почти каждый день, почти в любую погоду, он выезжал на поиски клада. Но найденные пуговицы, медные колечки и мелкие детали от сбруи лошадей — не имели ценности. Пару лет назад Мишка искал поселение петровской эпохи, которое, по слухам могло располагаться близ хутора Кротово. Карта, естественно, не сохранилась. Проезжая по пустынной улочке почти обезлюдевшего хуторка на своем "Патриоте", Михаил встретил старушку, стоявшую на обочине. Она,  с непосредственным любопытством, рассматривала, из-под поставленной козырьком ладошки, его гремучее ведро.

Михаил остановил машину около женщины. Она пригласила гостя в дом, где угостила его липовым чаем с блинами.  Завязался разговор. Тогда-то парень и услышал от старушки, доживающей тут свой век, историю, которая  заставила встать его в стойку, как хорошую охотничью собаку. Марьяновна, так звали словоохотливую, соскучившуюся по людям бабку, посетовала, что живых-то, всего три хаты осталось, — разбежались остальные да перемёрли. Всплакнула о молодости, о преждевременно покинувших муже и дочери, и напоследок, с явной гордостью, рассказала историю появления этого хуторка. Что, мол, основан он ее предками. Прапредок ее, не знать в каком колене, еще мальчишкой  сплавлялся с отцом на плоту — по речке, которая и до сих пор тут протекает. 

— Ажно видят — на берегу, наполовину в воде, человек побитый. Пристали, а он уж Богу душу отдает, и просит похоронить по-христиански. Назвался он купцом, что плыл с торга. Да обуял его страх отчего-то, словно шепнул кто: "Поберегись, раб божий!" Кликнул он работникам ладью причалить, и сошедши в приметном месте, барыш свой закопал, а когда отплыли, то за излучиной напали на них тати, да и побили его работников, а самого торгована жгли огнем, пытая, где спрятал золото. Один схрон открыл им, где малую часть сложил, а второй, где большая, утаил. А была она недалече закопана. Сказал так, и отдал богу душу. Прапредок  нашел то место и раскоп свежий, а в отвале земли — золотую серьгу. А большей части, что торгован схоронил, так и не нашли. 

Добавила старушка, что золотая серьга так и передавалась по наследству, с рассказом о том, где найдена была. И один из прадедов Марьяновны основал неподалеку хуторок, чтоб ближее ездить было, но и он не нашел остачи. А там уж, разуверились, искать перестали, а серьгу ту, в голодное время на муку сменяли. Так и выжила семья. А хутор потихоньку разваливался. Одно название  осталось, Кротово... Так люди предка старушки прозвали. И фамилия её — Кротова, почитай,  с тех самых пор...

Михаил знал о таких кладах, находившихся в основном вблизи рек и перекрестков. Знал он и о практике торговцев, возвращающихся с барышом. Зачастую, чуя неладное, перед подозрительным местом, они прятали наторгованное, и отправлялись дальше. Если опасности не встречалось, возвращаясь забирали свой скарб и продолжали путь. В том, что история не выдуманная, Михаил был уверен. И поиск той древней закладки с тех пор, стал его идеей фикс. Поэтому, излазив местность, как мог зарисовал на тетрадном листке примерные ориентиры.

                           ***

Миша вздохнул и расчехлил лопату. Копал неспеша, берёг силы. Счищал с лопаты налипшую землю. Снова копал. Несколько раз лопата с глухим стуком на что-то натыкалась, но чаще всего находкой оказывалась какая-нибудь ерунда, в виде  камня или бесполезного куска железа. Вроде давно разорвавшегося снаряда, каски и прочего чермета. Через какое-то время копатель решил немного отдохнуть и перекусить.

Мишка вылез из ямы и присел под деревом на еловые ветки, приготовленные заранее. Взял из рюкзака консервы и бутыль с водой.

До темноты было далеко, поэтому парень достал самодельную карту, и, елозя по ней нестриженым ногтем, прикинул, что успеет проверить ещё одно местечко, возле старой заброшенной запруды. 

Покопавшись в груде находок, Мишка с досадой плюнул, и , покидав вещи в рюкзак, подхватил лопату. До заветного места, судя по карте, идти каких-нибудь десять минут. 

Но сначала перекурит. Странное дело, но в карманах не оказалось зажигалки. Скорее всего, Михаил обронил её в яме. Чертыхнувшись, копатель прыгнул обратно в яму, но, не удержавшись на ногах, брякнулся в глиняную жижу. Приземление было мягким, но Мишка неспеша встал, ища пропажу. На дне копанки её не оказалось. Поддев носком ботинка какой-то камень, мужчина выковырнул его и, вдруг, его взгляд притянул какой-то предмет, отлетевший к краю ямы вместе с камешком.

Мишка подошёл ближе и наклонился к неожиданной находке, поднял её и, не веря собственным глазам, аж присвистнул. Это была фаланга чьего-то пальца, с потемневшим от времени перстеньком, который мужчина, не долго думая, одел, чтоб не потерять. "Сейчас-сейчас..."– пронеслось мигом у него в голове. Михаил осторожно вылез из ямы, схватил лопату и вернулся, с остервенением обратно вкапываясь в землю. Вслед за первой косточкой, в стороны летели другие, с обрывками истлевшей одежды. Вероятно, они принадлежали хранителю клада. Мишка слышал о таких вещах раньше, поэтому не испытывал ужаса или паники — чего бояться мёртвых? 

Смеркалось. Мишка мысленно обругал себя за то, что не подумал заранее одеть на голову фонарик. И тут лопата, с особо громким чавканьем войдя в землю, стукнулась о какой-то большой предмет. Уставший копатель продолжил работу, хотя пальцы рук уже сводило, в ногах поселилась дрожь, а спина грозила не разогнуться. Но Мишка азартно махал инструментом, потому что нутром чуял, что поиски клада идут к завершению.

А вскоре обнажилась крышка сундучка, затем он сам — чёрный, то ли от грязи, то ли от времени.

Когда находка наконец-то оказалась на поверхности, мужчина уронил в сторону лопату, упал на колени и обнял сундучок, шмыгая носом.

У копателя не осталось сил не то, чтобы поднять предмет, но и выбраться с ним из не такой уж глубокой ямы. Но, Мишка поднатужился, и, в обнимку с кладом, еле-еле выбрался из копанки.

— Эй, паря, помощь нужна?

Луч фонаря резанул по глазам и скользнул в сторону. Мишка ошалело заморгал, пытаясь разглядеть окликнувшего, и, подспудно ожидая нападения. Крепче прижал к себе сундучок. А когда развиделось, в неверном свете фонарика Михаил увидел кряжистого бородатого мужика в затёрханом зипуне, мешковатых штанах и сапогах. Чужак тоже разглядывал парня, насмешливо и вроде как осуждающе.

— А вы кто?

С вызовом, вопросом на вопрос, ответил Мишка, рассудив, что раз мужик не напал на него беззащитного сразу, значит ещё можно договориться. А там видно будет.

— Алексей Петрович звать меня, живу тут недалече. Давно наблюдаю, как роешься тут аки крот (на шее мужика висел бинокль, и Мишка мысленно хлопнул себя по лбу, в который раз кляня за невнимательность), вот проверить решил, много ям наковырял, аль нет? А ты ж ба — ночевать никак удумал в степи? Нашёл чего?

— Да вот, сундук, наверняка с хламом каким-нибудь, — Мишка произнёс фразу как можно равнодушнее, мол, ерунда, да бросать жалко, раз уж вытащил.— Ещё и закрыт наглухо. 

— Ну, это не беда, пойдём со мной, паря, придумаем что-нибудь. Али тут останешься, так я пойду до́ дому, некогда мне лясы точить, ночь-полно́чь на носу.

И мужик развернулся и пошел своей дорогой, а вместе с ним удалялся и свет фонарика, оставляя Мишку в сумерках. Вот тогда парень завопил вслед уходящему:

— Эй, погодите! Алексей Петрович! Я сейчас-сейчас, вещи только соберу.

Пятно света впереди остановилось,  будто в ожидании, а затем двинулось обратно. Чужак подождал, когда Михаил накинет рюкзак, перехватит поудобнее сундучишко, а после они уже вдвоём отправились к жилищу Алексея Петровича.

— Тут недалече, паря, скоро будем на месте.

Петрович оказался пытливым, всю дорогу выспрашивал у Мишки о житье-бытье в городе, удивлялся и цокал языком. А копатель устало отвечал. Сундучок с каждым шагом становился всё тяжелее, оттягивая руки. От рюкзака ныла спина. Мишка шел на автопилоте, мечтая где-нибудь приземлиться и отрубиться до утра.

— Ну вот мы и пришли.

Покосившаяся хата. Дверь тихо скрипнула, когда хозяин отворил её, пригласив гостя. Войдя в полутёмную комнату, освещённую лишь лампадой, Мишка вяло удивился.

— Можешь поставить на стол,— сказал Петрович, кивком показав на сундучок.— Завтра разберёмся. 

На столе, притулившемся к одной из стен, лежал ломоть хлеба, стояла кружка. У другой стены был топчан.

— Располагайся.

— Аа?

— Завтра. Сейчас спи, мил человек.

Мишка поставил сундучок на стол, лёг на топчан, и провалился в сон.

Подскочив, будто кто за руку дёрнул, парень не мог понять, где находится. Вспомнив, тихонько встал, пошарил в карманах замызганных брюк, достал зажигалку и крутнул колёсико. Освещенная комната оказалась мрачной и словно нелюдимой. Кроме стола и топчана, в ней стояло ведро (в углу), рядом с ведром — лопата (какие-то смутные мысли насчёт неё вертелись в голове мужчины, но никак не желали оформится в вопрос, как будто непонятный заслон в памяти мешал этому).

Холодная капля упала Мишке за шиворот, потом ещё одна, и ещё. Мужчина глянул вверх — в самом центре потолка зияла небольшая дыра, в которую моросил дождь. А ещё оттуда шёл неясный свет. Поставив сундучок на пол, Михаил поднял стол и поставил его посреди комнаты, прямо под дырой. Затем залез на это возвышение, и выглянул наружу. Опять подсветил зажигалкой. Вместо пыльного чердака, Михаил увидел края какой-то ямы. Он сам себе не поверил, присел, снова глянул в угол, туда, где стояла его лопата. Когда и кто её принёс? Точно не он, потому что шёл с сундучком, с рюкзаком за спиной. У Петровича в одной руке был фонарик, а во второй? Ну точно, лопата. А иначе как она сюда попала? Михаил машинально покрутил перстень на пальце, осторожно спустился, взял лопату. И тут услышал за дверью шаги. Прибираться поздно. Как по наитию, замер с лопатой наизготовку и стал ждать. Шаги затихли, послышался бодрый голос Петровича:

— Михайла, ты там как, встал уже? 

И тут дверь резко открылась и двинула Мишку по лбу. Он упал, перед глазами поплыло. Сквозь туман, услышал причитания Петровича. Открыл глаза, и, в недоумении, стал разглядывать обстановку. Комната была уютной, обставленной не богатой, но добротной мебелью — диван, шкаф, стол у окна. На столе — ржавый сундучок. На потолке горела обычная лампа, а сам Михаил лежал на ворсистой ковровой дорожке.

— Жив, Мишаня? Эк угораздило, не серчай, паря. На, держи.

Что-то холодное шлёпнулась на лоб Мишке, кажется кусок мяса. Боль притупилась.

— Сундучок твой потом отворять будем, видать. Идти-то можешь? Я тут завтрак какой-никакой сварганил.

Михаил ещё раз оглядел комнату. Померещится же такое! Мужчина отдал "компресс" хозяину вышел за ним из комнаты, попав в другую, скорее всего кухню — плита, в наличии стол и стулья.

Ели молча, каждый думал о своём.

А после нехитрого завтрака, мужчины вернулись к сундучку, так и стоящему на столе в комнате, где ночевал Михаил.  Петрович притащил откуда-то набор отмычек. Но упрямый ржавый замок не поддавался — в скважине глухо скрежетало и скрипело, а всё без толку. Тогда хозяин принёс другие рабочие инструменты. И возня продолжилась. В какой-то момент Мишка чуть не остался без пальца, случайно зацепившись перстнем за край сундучка, поэтому снял помеху, положив на стол. 

— Хороший перстенек, не продашь, Мишань? В сундуке небось и поболе чего найдёшь.

— Как откроем, так и поглядим, что почём. А перстень и самому нужен, без обид, Петрович.

— Ну как знаешь...

Наконец-то, когда мужики отчаялись и, запарившись, решили перекурить, в замке́ что-то щёлкнуло. Не веря своим ушам, Мишка дрожащими руками откинул крышку сундучка, но оттуда вдруг повалил густой сизый дым и окутал комнату. Мужчины закашлялись и покинули помещение, выползая на улицу. 

— Что за ...!

Прохрипел Мишка, отдышавшись.

— Да, шо за ...бень ты ко мне приволок, паря?!

Обождав, Петрович заглянул со двора в окошко комнаты, и со словами "кажись чисто" , приглашающе махнул рукой гостю. Они снова зашли в комнату, ожидая худшего, но дыма как и не бывало.

Подскочив к сундучку, мужики увидали в нём ворох каких-то потемневших бумаг с вензелями и небольшой мешочек. Жадно глядя на находку, Мишка прикидывал, сколько в мешочке может быть монет, есть ли в сундуке какая-нибудь карта, и какова ценность бумаг на сегодня. Эти мысли пронеслись в его голове подобно "красной стреле". Увлёкшись ими, Михаил не заметил, как Петрович зачем-то отошёл от стола, а потом вернулся и треснул гостя ломиком по затылку. И Мишка, в который раз, увидел серые стены, дыру в потолке и осыпающиеся сквозь неё грязь и кусочки глины.

Очнулся Михаил от того, что за шиворот ему бежала вода. Он стоял в яме, по пояс засыпанный глиной с пучками пожелтевшей травы и цветов. Связанный. С кляпом во рту. Сверху вниз на Мишку, с жалостливой усмешкой, смотрел Петрович. Наигранно мужик покачал головой, поставил рядом с Михаилом сундучок, и вылез из ямы. Потом он появился с лопатой и неторопливо стал бросать землю туда, где она раньше и была. Мишка узнал место и тихо замычал.

— Вишь как получается, паря, пришла нам пора прощаться. Оно может бы обошлось всё. И забрал бы бумажонки свои, да и монеты... Кабы не жадничал. Мда... Перстень то ещё моему прапрадеду принадлежал, про́клятый он, но тебе об этом знать не следовало.

Ну, земля к земле, прах к праху...

И, Алексей Петрович, перекрестясь двумя перстами, продолжил работу.

Мишка застонал обречённо, дёрнулся пару раз и затих. А земля всё сыпалась и сыпалась...

                        ***

Тянет скорой осенью. Раскисла от дождей степь. В норках, где живут суслики, жижа чавкает пузырями и разлетается по сторонам от тяжелых шагов. На резиновые сапоги Стаса налипают комья глины с пучками пожелтевшей травы и цветов.

— Ерунда, — сам себе сказал Станислав, поправляя рюкзак. — Погода на несколько дней устаканилась, дождей не будет, нужно использовать это время по максимуму...