Капиталина — Айдокур

— Вы куда едете? Тихо, смущаясь, спросила свою соседку по скамье Кирилла Петровна. А я вот за более дешёвыми продуктами. У нас в посёлке немыслимо жить. Пенсии ровно хватит на неделю. А остальные три недели вари суп из топора, как в одноимённой сказки, где солдат от голода варил суп из топора. И получается так,— она продолжила, — обтерев глаза какой-то, не первой свежести тряпицей, — царствуй один день — мри неделю.

— Да вот, можно сказать, мы с Вами едем в одно и то же место, громко на весь вагон, проговорила товарка. И как-то на её лице будто бы отпечаталась дополнительная морщина на лбу. Улыбнувшись, добавила, — да, что там толковать: весь вагон от мала до велика едут на « Развал».

Развалом именовали рынок, а может, и базар, который организовывался один раз в неделю по четвергам по принципу « купи-продай!»

— А вы не здешняя что ли? Снова, улыбаясь, проговорила товарка.

— Здешняя. Только я из соседнего посёлка, засим мы с Вами и не знакомы, сморкаясь, то ли плача, опять в тот же платочек, прошепелявила беззубым ртом Кирилла Петровна. И начала внимательно изучать лицо соседки, которая до безумия в одночасье так понравилась и крепко, как червь, вошла в её душу и сердце. И казалось , что они знакомы вечно. Будто бы раньше были известны друг другу или, как родные сёстры, которые, когда — то в детстве разошлись. Будто их сама жизнь когда — то развела, по разные берега жизни России, а нынче, в электричке, в этом вагоне встретились.

А составы с толстпузыми цисцернами шаркали и шаркали, везя бензин уже куда-то на юг.

Соседку по сидению в вагоне оказалось, что именуют Анастасия Петровна. Получается, что они тёски по отечеству. Разговорились. И вот, что поведала Анастасия о своей жизни в Союзе. Жизнь её забросила по комсомольской путёвке на БАМ ( Байкало-Амурская магистраль ). Откуда о возвращении на Большую Землю нечего было и мечтать,

Седьмая часть

— Сама я из детского дома, и прекрасно понимала, что возвращаться мне некуда и не к кому. Меня никто, нигде, никогда не ждал.

— Надо же? Я тоже выросла в детском доме, вдруг оживилась Кирилла Петровна. Ни мать ни отца я не знаю. Продолжайте! Рассказывайте!

— Жили мы на БАМе, в Тынде, может, слышали?

— Как же не слышать. Все только об этом и говорили и писали. Вроде того с Китаем связь большую нужно было наладить. А что в Даманском китайцы наших людей столь много поубивали — остаётся только догадываться? Ни как не пойму одного, зачем нам эти китайцы понадобились?

— Поди, земли российские им нужны?    Ой, трудолюбивая нация, но дюже хитрая.

— Да, Восток — дело тонкое! Доверяй, но верблюда привязывай! Не зря гласит пословица.

— Так вот, продолжила Анастасия Петровна, — жили мы в бараках и вагончиках, в которых изморозь не сходила со стен и потолка. Проснёшься: такой колотун, зуб на зуб не сходится. Ватные штаты и телогрейку напялишь, чайку попьёшь — полегчает. А мужики? А те и, вообще, не просыхали от « Перцовки» — в бараке навеселе, на работе под « мухой» — и так дни, недели, месяцы,    годы. Отсюда и поговорка пошла в народ: « Ясный перец».

— Да у нас в посёлке тоже мужики «заливают» под галстук. Посёлок — то наш лес заготавливает. В лесу часа не проработаешь, если чуть-чуть, 100 грамм не примешь на « грудь».

— Ой! Что не говори — мужик русский спился. Никакие законы не действуют.

— Да при такой работе вол со слоном запьют, не то, что мужик русский.

— Так вот, — продолжила Анастасья Петровна,— высунешься из спального мешка, — и давай спешно надевать робу, валенки, чтобы хоть как-то согреться. На улице 40-50 градусов по цельсии. И первым делом затапливаешь « буржуйку». И топишь её до тех пор, пока с потолка капли,    словно осенний дождь, не польёт. К вечеру потолок просыхал, так как чугунная печь топилась целый день — дров из валежника в тайге — пруд пруди. Всегда оставался дежурный. Менялись. А то опасно оставлять, а ну, пожар? Головой отвечали, чтобы какое — нибудь здоровое дерево не сгорело. А нынче что? Гектарами лес горит. И никому в голову не приходит, чтобы спасти это богатство. Одним словом, толстопузым олигархам дела нет до того, что можно совсем остаться без таёжного леса, который, чтобы восстановить, требуется ни много — ни мало, а пятьсот лет.

— Да! Нет слов. Смоляные слёзы текут из глаз, когда каждое утро слышишь по радио: « Тайга горит!»

— Вот мы сегодня едем с Вами за провиантом. А на БАМ, порой, по три месяца продукты не завозились. Главное, чтобы водка была бесперебойной. Самолётом «прилетала» горькая « Перцовка».

— А что им толстопузым? Как могли, спаивали народ. Понимали: водки не будет — не быть « БАМу». Во время Великой Отечественной войны, как сказывали ветераны, без сто граммов и кисетом махорки солдаты не шли в атаку с фашистами. Хочешь –не — хочешь, а горькая сорокоградусная — это стимул для мужика.

— Продолжаю. Когда не было продуктов, то выкручивались, кто, как мог. Посылки посылали родственники с Большой Земли — тогда был «Сабантуй», как говорил татарин Ильдар Мингазов. Все вопросы решал коллектив. БАМ строили все национальности Союза : узбеки, казахи, татары, таджики, украинцы, белорусы, туркмены — все передовые комсомольцы. Конечно, фундаментом был русский народ.

Восьмая часть

— Многие из ребят отслужили свой срок в Советской Армии. Умели стрелять. Они у местных якутов купили ружьишко за бутылку водки. Можно сказать, близкое общение с якутами спасало весь интернациональный отряд. У якутов можно было всё купить: шкуры, мясо любых зверей, в том числе и медвежатину, и лосятину, и оленину но… только за водку. Перцовки хватало. Деньги, как деньги, для них значились, как красивые бумажки. Как нигде был очень позитивным бартер: ты мне — водку, а я тебе — товар. Когда якутам предлагали деньги, то они говорили: «Куда они мне? Мой юрта оклеен вся , как обоями, этими бумажки с Лениным. Детка любят смотреть на дедушку и читать, и считать. Разве что они могут пригодиться в отхожем месте. Давай водка — , и дело с концом. По рукам что ли?» Забирая бутылку, мигом пряча её в подвязку оленьей обуви или куда — то под полу малицы — не заметишь, так молниеносно они это делали, также молниеносно исчезали из вида. Наверное, у них был страх. В тех местах в то время было много тюрем. А с неволей ни одной нации примирения нет, не Было и не будет. Многих они помнили по именам с Большой Земли. Правда, имена коверкались на свой якутский язык.

— А то бурдалет Кола отберёт, добавляя при этом. Мы понимали это слово по-своему, что « бандит». Сколько не искали в словаре это интересное слово, так нигде и не нашли наши будущие филологи и журналисты.

Вот такую цену имели деньги у местного населения.

Было и такое: однажды ружьишко «бердянка» вышла из строя. Это было настоящее горе. Был у нас такой стройотрядник, кажется, Тимофей его звали, сейчас уже не помню, так он нам советовал ловить зайцев на петлю, чтобы только не умереть с голода. Припугивая словами, что, мол, не скоро ещё будет переправа, чтобы завезли продукты. Когда ещё реки оттают? А самолётам было, бывало, не пробиться, так, начиная с начала февраля и заканчивая апрелем, были такие снежные ураганы. Выйдешь из теплушки на улицу — сдувает, сбивает с ног ветряная вьюга. Мигом, залепит лицо, одежду не видно ни зги.

Никто не приносил пропитание для строителей на блюдечке с золотой каёмочкой. Приходилось впрягать весь ум, чтобы в сорокаградусные морозы выжить.

Забыли вкус фруктов, овощей и даже свежего картофеля. Картофель прибывал, но всегда был тронут холодными якутскими морозами.

Так вот! Наши мужики, а точнее парни, которым было до 30-ти лет от роду, пошли в тайгу ставить петли на жирных якутских зайцев.

Уговор был такой: парни ставят петли, а девчата из петли за уши их вытаскивают. Многих зайчиков, чуть не плача, вынув из петли, отпускали, так не хотелось этих самых зайчиков убивать. Отпускали их на волюшку вольную, приговаривая: « Иди, гуляй, Вася, косой!» И в отряд приносили самую малость — по три зайчика на человека. Никто их этих студентов не учил убивать. Душа не принимала. Но голод — не тётка.

И продолжая рассказ, как показалось Кирилле Петровне, всплакнула. Но тем не менее поведала рассказ далее.

Девятая часть

В этот период морщины на лице Анастасии Петровны, особенно на лбу и на щеках, как-то разгладились сами собой. Будто над лицом поработали хорошие массажисты. Вдруг Анастасия Петровна как-то вдруг помолодела. Даже похорошела в одночасье, когда стала вспоминать свою давно прошедшую молодость, которая никогда уже не вернётся. Анастасия Петровна поняла, что будущего у неё уже нет, а есть дряхлая одинокая старость. Слёзы катились по старевшим ланитам. Её теперешняя немощь свидетельствовала об этом. Она уже была безразлична и равнодушна не только к себе, но и всё, что её окружает. Думала об одном — дожить эту, будь она не ладная, старость. Первая полоска на её лбу появилась ещё в детстве, когда она впервые семилетним ребёнком увидела мать в гробу, который стоял на полу от самого подоконника до входной двери, столь была малой изба.

Как сейчас, наяву, помнит: мать лежала, одетая в белую кофточку с красно-чёрными звёздочками. Они так алели на фоне белизны, как звёздочки на небе. Мать не шевелилась. Красные звёздочки будто напоминали, что мать умерла от кровотечения и заражения чёрными тучами в этот февральский день десятого числа. И будто специально на покойницу надели такую кофту, как напоминание и причину её смерти. От талии тянулась серая, как свинцовое северное небо, юбка. И одеяние завершалось серыми, как бурое небо перед дождём тапочками, напоминающими серую жизнь сельских жителей — смертных.

Эта морщина на лбу была главной впадиной, оврагом, и глубоким каньоном в жизни маленькой Насти.

— А что же дальше? Как это ловили зайцев в петлю? Неужели можно было их просто так изловить? Хотя, помолчав, продолжила, — всё может быть. Кто его знает? Если сам не делал этого так и, пожалуй, не прикинешь и не сообразишь, как это делается.

По-особому мудро взглянула на свою собеседницу Кирилла Петровна заметила, что у Анастасии Петровны такой же певучий голос и такая же родинка на верхней губе, как и у неё и, которая выглядела, как муха, временно севшая на губу после еды сладкого липкого мёда , как и у самой Кириллы Петровны.

Надо же, подумав, удивилась она. Что эта родинка располагалась идентично с родинкой — мушкой, как и у Анастасии Петровны. Вынув из кармашка старенькой куртки зеркало, чтобы лишний раз убедиться, глянула на себя. И про себя подумала: « Точь —в— точь».

Да и голос очень схож. Не сестра ли уж? Вот так встреча!

Десятая часть

Совпадение?        

Когда Анастасия Петровна рассказывала про свою жизнь и смерть матери, то Кирилла Петровна тоже вспомнила ( хотя ей на тот момент было всего пять лет ), что она тоже последний раз свою маму видела в гробу, когда её привезли от бабушки. Маленькая Кирилла, пока мама её болела жила у бабушки с дедушкой. Тоже вспомнила траурную церемонию, маму, лежащую в гробу, где было очень много народа. Изба была настежь открыта, так как люди провожали в последний путь единственного врача в деревне. Народ стоял в сенях, во дворе, и метров пятьдесят на улице. Все умершую женщину вспоминали с глубоким чувством уважения и благодарности. Она спасла много человеческих жизней! И очень сокрушались: « Почему она не смогла себя спасти, будучи врачом сама?» И старушки проговаривали: « От судьбы — не уйдёшь. Дети — то у неё малые кажись, трое без матери остались. Считай, круглые сироты. Отцам — то что? Женятся на бабе, более молодой, она вновь нарожает. Дитя без матери, считай, при отце — круглый сирота. На войне мужик погиб. А девок — пруд пруди — одна другой краше.

— Ну, значит, по очереди мне надо было идти за зайцами, которых надо было доставить к обеду в стройотряд. Умри! Но зайцы, чтобы были сняты с петель, хоть кровь из носа! И по щеке Анастасии Петровны снова заиграл тик. По щеке, будто бурлил водопад, тик, доказывая нервозность рассказчицы. Мысли всё ярче и ярче оживали в памяти. И вдруг, словно очнувшись, Анастасия Петровна молвила:

— Слушайте! А у нас глаза с Вами одинакового цвета, Кирилла Петровна!?

— Да, таких зелёных глаз много на белом свете.

— Нет! Я говорю про коричневые крапинки на зрачках, в радужке. У вас пять и у меня их тоже пять. Вот взгляните-ка! Ой! Сейчас найду! Всегда в нужный момент теряю зеркальце. Постоянно ищу. То в один карман засуну, а ищу в другом. Господи-то, Боже мой, совсем без памяти стала. Демция, говорят, у стариков.

— Вы хотели сказать деменция? — поправила Анастасия Петровна.

— Вот-вот она самая и есть. Что делать с ней, когда ты уже, как старая кобыла, слепая и хромая — живьём в гроб ложись!

Найдя зеркальце, Кирилла Петровна подала подружке по электричке.

— Вот! Возьмите и посмотрите! — добавила Кирилла Петровна.

— Надо же! И впрямь счёт пятен на радужке верно пять, внимательно посмотрев на свои глаза проговорила, и добавила:

— А откуда Вы знаете, Кирилла Петровна, что по радужке можно родственника определить, будто ДНК. Говорят, чтобы доказать о родственности, нужно 450 тыс. рублей заплатить. Смотри же ты, так тут очень просто по цвету глаз и радужке с пятнами, радуясь чему-то, прошептала Анастасия Петровна. Потом продолжила:

— Никогда я не обращала внимания на такие пустяки. Ну, мало ли людей с одинаковым цветом глаз? А оттенков, как цветов в летнюю пору на лугу —    не счесть. А вот пятна на радужке — это новое для меня. Правда, гласит пословица: « Век живи — век учись!» Мимо такой истины не попрёшь, куда ни крути.

— Хм! Возможно! Возможно! Может быть! А может, и не быть! Сколько на свете учёных, каждый своё доказывает, как акула — хищник. Масштаб мыслей бесконечен.

— Так вот! Продолжала Анастасия Петровна, — рассказываю вам дальше: как же я снимала с петель зайцев. И как-то сразу посветлела лицом Анастасия Петровна. И вдруг… уставилась, как удав на жертву, своими глазами в глаза Кириллы Петровны. Уперлась кулачком о подбородок. Кулачок был усыпан, пятнышками, как просом, говоря о больной печени.

А метель мела и мела. Составы шли и шли с севера на юг и с юга на север. Мелькали за окнами пушистые, в снегу, ели и сосны. Как нищие стояли осины и северные берёзы, обнажая свою белую и зеленоватую кору, будто рыдали от холода.

04. 03. 2022 год,

Крайний Север,

Северная Лапландия.

Фото автора.