Top.Mail.Ru

Neon_KaligulaВзывая из бездны

Самая первая моя книга
Взывая из Бездны...


Эпическая сага.



Мартынов Алексей

http://neon-kaligula.net.ru/











Предисловие:

Я смеюсь, чтобы не заплакать, и рыдаю, чтобы вновь засмеяться, но к концу сказки добро обязательно победит зло, поставит на колени и зверски убьёт...


=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=

I    Дневник



"Вот, пожалуй, отсюда и следует начать мой рассказ. Для начала, позвольте представиться. Меня зовут Павел, хотя во многих странах меня знают и под другими более изощрёнными именами. Я народился на этот свет в телесном обличии в году шестьсот тридцатом от рождения Христа. А до этого я был простым ангелом.

Случилось так, что мне дали повышение. Теперь мне следовало следить за работой ангелов-хранителей и вмешиваться в неё, если возникнет в том потребность. Мне выделили рабочую телесную оболочку и я стал жить. В то время начальству требовалось много душ, и я стал одним из воинов вождя гуннов Аттилы. Участвуя в боях, я, тем самым, мог наблюдать за переходом душ в нужном направлении и вносить в это свою лепту. Не подумайте, что я кровожадный, но было обидно смотреть на то, как от Аттилы некоторые откупались, в то время, когда у нас каждая душонка была на счету. Но мы должны помнить: вождь всегда прав. И я не мог лишить жизни тех, кто хотел её сохранить, откупившись, если мне не позволяло начальство. Но в "битве народов" было самое настоящее мясо, тогда-то план по душам был выполнен, а я был спасён и вскоре получил задание стать странствующим мудрецом, что и было произведено.

Спустя несколько лет, я совершил грех: я в шутку направил душу не в рай, а в ад. За это я был сослан в чистилище до выяснения обстоятельств и провёл там ровно сто сорок девять лет. Мне был дан шанс исправиться. Мало кто знает, но иногда появляются такие души, которые намного сильнее обыкновенных рядовых душ и изъять их из тел непросто. И самое плохое — то, что ангелы-хранители не приставлены к ним. Эти души сами вершат свою судьбу и сами решают куда им идти. А я должен был искать эти души и помогать им в выборе пути. Идёт война, большая война. Первым признаком надвигающейся бури была смерть Христа. Сейчас обе стороны копят силы. Но война эта началась не сразу, она как зараза расползается по всей земле, с каждым разом всё сильнее и сильнее вгрызаясь в почву. Местом битвы выбрана Земля.

Я был проклят и сослан на землю в обличии великого война, жившего много тысячелетий назад. Тело это было доселе мертво, но в него вновь вдохнули жизнь. Я лежал на голой земле, мне было холодно, у меня болело всё тело. Не помню как, но я добрёл до ближайшего дома и, теряя сознание, попросил о помощи. Моё тело было в некотором роде бессмертным: оно было не подвержено болезням и прочим веяниям природы. Оно могло лишь умереть от физического ранения, но я мог быть прощён только, когда выполню свою задачу. Вы знаете, как умирают души? Они затвердевают и превращаются в камень, а потом распадаются в песок от времени. При всём этом они живы, они всё помнят, но никогда ничего уже сделать не смогут. А по прошествии многих тысячелетий они перестают видеть и помнить, они засыпают и никогда уже больше не просыпаются. То же произошло бы и со мной, если бы я умер до выполнения миссии.

Проснувшись в незнакомом доме, я не помнил ничего, только в голове звучали два слова: "Найди их!" Долгое время я прожил в этом гостеприимном доме и не могу сказать, что мне было там плохо. Я даже научился вырезать поделки из дерева, но своего имени вспомнить так и не смог, и мне было дано новое имя, но оно не важно. За время пребывания на земле у меня было много имён, я несколько раз для всех умирал и вновь возрождался там, где меня не знали, а потом снова умирал и снова появлялся по разным частям света. Мне была неведома старость, и посему приходилось скрываться от знавших меня людей и не привлекать к себе внимания, что мне с лёгкостью и удавалось.

По ночам, когда я спал, в мои сны вплетались воспоминания о давно ушедших днях, когда моё тело, ещё будучи воином, сражалось за Родину. Слышимый мною в этих снах язык был мне незнаком, но я мог его понимать. И хотя было ясно, что эти воспоминания не из моего прошлого, в них было что-то знакомое, будто бы я когда-то очень давно бывал в этих местах. Я помнил каждый закоулочек, каждого павшего в бою человека, но я чувствовал, что они не знают меня, что я не тот, кто я есть сейчас. В долгих походах по местным лесам на ум шли воспоминания о растениях и деревьях, растущих здесь, о поющих на ветвях пичугах, о шагающем по небу солнце... мне всё было знакомо и известно. Я даже чисто случайно изобрёл несколько полезных и нужных в хозяйстве вещей (стакан, автоматический насос для забора воды из колодца, самогонный аппарат, сейфовый замок, водку, а что самое главное — это автоматическое открывание дверей при наступании на определённую доску пола), устройство которых не смогли понять жители посёлка, и чуть не признали меня колдуном, если бы я вовремя не собрал все свои пожитки и не убежал в другие края. Тёмные были времена.

Лил проливной дождь, мокрая крыса спешно уползала под бревно, я в лохмотьях сидел под наспех сделанной палаткой и тщетно пытался развести огонь. Дрова были сырыми и никоим образом не желали разжигаться. После получасовых безуспешных попыток развести огонёк, я решил не мучаться попусту и сел выстругивать что-нибудь из подвернувшегося под руку бревна. Дождь колотил по натянутой коже палатки, хлюпал по воде. Выстругивание продвигалось медленно, ибо и эта деревяшка была сырой. Поддавшись своевольному потоку творческой мысли и отпустив руку выстругивать всё, что ей заблагорассудится, я стал раздумывать о том, как сейчас поживают мои гениальные изобретения в руках этих варваров, и что бы произошло, если бы они оценили их по достоинству. Жуткое время и жуткие люди, раздираемые порочными страстями и религиозным фанатизмом. Я мог бы пихнуть их на новый виток эволюции, помог бы стать властелинами мира, а они... Они отвергли меня, унизили, бросили в грязь и растоптали. Но ничего, дайте мне только немного времени, и я на всех вас буду плевать с высокой колокольни.

Едва только эти мысли пришли мне в голову меня, как молнией ударило. Что-то внутри меня заговорило низким голосом и приказало отказаться от этих мыслей. Не зная, что и думать, я опустил глаза на обструганную деревяшку: под действием моих умелых рук и острого ножа полено превратилось в нечто длинное с маленькими круглыми окошечками по бокам и башенно-образным выступом посередине. Я не знал, как это называется. И, как бы в ответ на мой немой вопрос, сбоку донёсся низкий громовой голос, который поведал, что сия бука есть субмарина. Тогда я поверил этому голосу на слово, ощущая в нём какое-то предзнаменование, но голову повернуть не хватило моральных сил. Я чувствовал, что со мной говорил кто-то очень важный. Тогда-то я и узнал кто я такой на самом деле. Ко мне вернулась память и даже, в некотором роде, вернулся былой рассудок, я вспомнил всё, почти всё. Какая-то древняя часть моей памяти оставалась закрытой. Как бы я не пытался воззвать к этой закрытой для меня информации, у меня не хватало сил, чтобы пробить ту непробиваемую блокаду, которую поставили высшие силы, сбросив меня с небес.

Но мне было не положено отчаиваться, ведь я был выше простых смертных, хотя и по многим параметрам стал равным в их обществе. Поначалу было немного странно и страшно — жить среди людей и видеть, как они умирают, но не умирать самому, а потом ничего, отошло. Скитаясь по свету, я обнаружил хорошее средство для снятия напряжения (алкоголь), а в России нашёл самую лучшую разновидность этого чудесного лекарства (водку), которая периодически спасала меня от смерти. Единственное плохое в водке — это то, что я никогда не пьянел, ибо моё тело не может усваивать яды. Я так и не познал, как это — быть пьяным. Но, насмотревшись на разную пьянь, я смог достаточно правдоподобно имитировать состояние алкогольного опьянения, что меня не раз выручало. Были в старину различные наркотики, хотя тогда все думали, что это лекарства от неведомой болезни. Я тоже так думал сперва, но уже в двадцатом веке было много наркоты, вот тогда-то я уже знал как заблуждался и как заблуждались многие мои соплеменники и соратники, да и просто друзья по несчастью.

Я помню еще, как Колумб сдуру открыл Америку: я был на его корабле простым моряком. Помнится, что он тогда по морде врезал одному моряку, а я ему и говорю: "Вот, не пойму, что вы за народ такой — гопники?!!" Или это я не ему говорил, но сейчас не об этом. Стою я, значит, на самой задней доске у корабля, солёный ветер дует прямо в моё обветренное лицо, а мне плевать. Вокруг бескрайнее море мирно плещется, наш корабль рассекает водную гладь и идёт как горячий нож сквозь сливочное масло. Колумб всё время ходил и что-то бормотал себе под нос. Как-то раз мои товарищи-моряки на мой день варенья выбросили меня за борт. Они-то хотели посмеяться надо мной. Ха! Не тут-то было. Смеялся тогда только я один, ибо сумел утянуть за собой в тьму морской пучины якорь, в то время как мы шли на чуть ли не рекордной скорости. Корабль чуть было не утонул. Все тогда не на шутку переполошились, они не знали, что я давно знал об их коварных замыслах, мне только нужно было пропасть и возникнуть новым для всех человеком.

Ещё до этого злополучного плавания я слыл абсолютно сумасшедшим парнем, готовым за бутылку выпивки пойти на любой, даже самый неразумный и опасный поступок. Все меня знали как Везунчика, ибо мне всегда везло (со стороны это смотрелось как везение, но на самом деле это была ловкость тела и никакого мошенничества). Я знал, что рано или поздно моей везучести должен был настать конец, я даже продумал, как должна была закончиться моя жизнь, как Везунчика, и начаться вновь, как какого-нибудь другого человека. Эта визуальная смерть должна была произойти через неделю, как вдруг подвернулся более удачный случай — плыть неизвестно куда и неизвестно с кем. Сколько поводов для несчастного случая! Мне предложили спор, и я его выиграл, поплыв на одном борту с самим Колумбом. Он, кстати, неплохо рисовал и даже подарил мне дюжину своих картин, которые я впоследствии очень выгодно продал, объявив себя потомком Колумба.

В тот прекрасный день небо было добрым, ветерок дул попутный, ничто не предвещало беды. Корабль плыл ровно, а моряки задумывали меня утопить, списав всё на качку. Ну, что ж, почему бы им не помочь. Я же вижу, как горят их маленькие глаза, как нервно подёргиваются их плечи, когда они видят меня. На этом корабле я уже всех достал, все меня ненавидят и жаждут моей скорейшей кончины. Если я умру сейчас, от их рук, они недолго будут помнить меня, будут всем рассказывать байку о том, что была сильная качка, а я как и всегда напился и случайно выпал за борт. Спасти меня не удалось. Этот план давно зреет в их головах. Внезапно кто-то закричал на всю палубу: "Земля!" Его крик подхватили остальные, и кто-то ненароком задел меня локтём в дыхалку. От боли я согнутся и тут же получил дубиной в ухо, цепь намоталась на мою шею как удав, и я, получив ещё один удар дубиной по голове, решил немного отдохнуть от столь сильного избиения и вывалился за борт, изрыгая дикий хрип от душившей меня цепи. Слышно было, как ликуют матросы от моей столь страшной кончины; каково бы было их удивление, если бы они узнали, что около получаса я болтался на дне этой проклятой лодки, вцепившись в неё когтями. Потом, проплыв около трёх десятков миль под водой и сбросив с шеи ненавистную цепь, я изобразил жертву кораблекрушения. Меня подобрали местные аборигены, и я для них стал первым человеком, который прожил более ста лет и умер не от собственной старости, а лишь от несчастного случая: смыло в море, во время рыбалки.

Прибыл я уже к берегам Финляндии, как житель Африки. Все думали, что я приехал изучать наследие бывшей там ранее великой цивилизации. У меня были почести и уважение. Учитывая то, что никакой цивилизации, окромя финнов, в Финляндии отродясь не было, я, без зазрения совести, плёл местным учёным откровенную чушь. Как всё-таки легко обманывать человека и входить к нему в доверие, если он даже не знает о чём говорит. Я выдумывал всякие небылицы и каждый день визуально усердно трудился, проводя почти всё своё свободное время то в библиотеке, а то и на раскопках, а может и ещё где. Достаточно быстро ко мне привязалась репутация очень весёлого и быстрого человека; и уже через пару лет все так ко мне привыкли, что я мог вообще не работать, но все думали, что я где-то усердно работаю, не щадя себя. Мне были открыты двери всех домов истории и науки, я даже стал национальным героем.

Несколько позже я побывал в Германии, Швейцарии, Англии, США, Канаде, Австралии, России, Китае, Японии и так далее. Всех стран уже и не вспомнить. Участие во всех великих войнах было для меня более чем просто честью, это был дар... Я воевал во Вьетнаме, лазил по лесам, комары кусали, пиявки присасывались по ночам, змеи ползали и пару раз даже укусили, но я терпел: где-то неподалёку была одна из тех сильных душ. Был я и Великой Отечественной Войне, там тоже была мною обнаружена сильная душа.

Работа моя может на первый взгляд показаться лёгкой и шутливой. Конечно, эти разъезды по странам и континентам, зарабатывание авторитета, временное бессмертие... за пеленой счастья и удовольствия не стоит забывать и тот фактор, что моё тело мертво уже более трёх тысячелетий и пребывание в этом телесном обличии для меня представляется пыткой. Я не чувствую ни боли, ни счастья. Я не живу, я просто временно существую. Это худшее наказание, какое я и врагу бы не пожелал. Жить и видеть как твои близкие умирают, как рушатся судьбы людей, как гибнут зря целые цивилизации и знать, что ты ничем не можешь им помочь, ибо твоя смерть будет в миллиарды раз дольше и мучительнее самой изощрённой смерти до какой только когда либо додумывалось человечество — вот самая дьявольская пытка. Я был рождён в неведении, пусть мне было плохо, но я не знал всех ужасов, через которые мне предстоит пройти, я думал, что я обычный человек...

С тех самых пор я, павший ангел, скитаюсь по свету, ища избранные души. Моя миссия ещё не окончена и когда она закончится, я не в курсе. Знаю только одно: это событие будет не скоро. Как я уже сказал, идёт жестокая война и вскоре на землю будет выслана небольшая элитная армия ада, чтобы предварить приход ещё большей армии. Место где они будут высажены я ещё не знаю, но буду там в нужное время, по крайней мере, постараюсь быть. С нашей стороны силы ещё не собраны и поэтому придётся срочно искать помощи на земле. Это будет сложно, ибо конечный исход войны придётся выбирать простым смертным. На этом мой дневник заканчивается и начинается история."









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


II    Начало чудес



Мама. Мамо-о-очка!

Лёша, ты меня звал?

Да, мам, я сейчас пойду к Серому.

Зачем это ещё?

Ну, у нас опять телевизор сломался, а через полчаса по нему будет футбол. Я и пойду его смотреть к Серёге. Не волнуйся, я позвоню, как дойду.

Ну, что ж, иди. Переходи дорогу аккуратнее!

Хорошо, хорошо, пока, мама!

Дверь закрылась перед лицом сорокалетней Марьи Павловны, — вдовы. Муж её погиб в автокатастрофе, оставив Марье Павловне пятилетнего мальчика на воспитание, и она отдавала ему всю свою любовь до последней капли. Как и всегда она провожала своего сына, куда бы тот ни шёл. И, хотя он давно уже перестал быть школьником и даже окончил институт и поступил на хорошо оплачиваемую работу, она все равно считала его своим маленьким мальчиком и продолжала беззаветно о нём заботиться.

Было обыкновенное воскресное утро, по небу плыли кучерявые облака, птички щебетали, и вообще уже наступала весна. Зима в этом году выдалась особенно холодная и снежная, но и сейчас она продолжала отстаивать свои права на место под солнцем с весной. Было достаточно тепло и слякотно, но на дорогах всё ещё лежал снег, хотя его можно было назвать льдом. Урчащие машины ездили взад и вперёд, неистово брызгая на прохожих из грязных луж и выдыхая из выхлопных труб ядовитые испарения.

И вот в это утро обыкновенный парень по имени Алексей вышел из дома на прогулку. Вообще-то он не собирался идти к своему лучшему другу Серёге, ибо телевизор не был сломан. Он хотел повидаться со своей девушкой — Леной, но, скажи он своей маме правду, то на него бы обрушился град вопросов и упрёков с её стороны. А у Серёги как раз на днях сломался телефон, и выяснить точное местоположение Алексея не представлялось возможным, и у него была отмазка на то, что он не позвонил.

Лена жила не очень далеко, можно даже сказать близко. Её дом располагался всего через несколько кварталов отсюда. Лена была первой и единственной любовью Алексея. Их давняя дружба, коя с годами переросла в даже нечто большее, нежели просто детская привязанность и желание быть вместе, началась ещё в десятом классе, и эти давние чувства не угасли до сих пор, но даже ещё более окрепли. Была ли это действительно любовь или простая привычка, но они не могли долго быть друг без друга.

Как бы то ни было, но он шёл к ней с чётким желанием предложить ей руку и сердце, и почти полностью был уверен в положительном ответе. Он уже неделю репетировал своё торжественное признание, отрабатывая каждую нотку голоса, каждое движение мышц лица. И вот он идёт твёрдой и уверенной походкой, от счастья его отделяют лишь пять минут, один знакомый квартал и одна широкая дорога.

И вот уже виден её дом, такой обыкновенный для посторонних людей и такой красивый и притягательный для Алексея. Он блаженно закрывает глаза, представляя себе сцену признания, и с этими закрытыми глазами смело шагает на дорогу. Он, вероятно, забыл как в детстве его, как и всех остальных, учили переходить дорогу, но сейчас его разум был занят объектом воздыхания, а не какой-то там дорогой без зёбры; ноги же несли его вперёд лишь по старой привычке.

Пройдя всего несколько шагов, он как будто приходит в себя, разум, спустившись на землю, вновь вошёл в голову. Открыв глаза, он находит себя стоящим посередь дороги с букетом купленных заранее алых роз, всё тихо, лишь в голове играет нежная воздушная музыка. Вдруг он замечает, что не нежная музыка играет у него в голове, а на него несётся машина, истошно гудя и тормозя. На секунду его охватил страх и неосознание ситуации, что послужило поводом к застыванию на месте, и этой секунды было достаточно.

Дальше не было боли, было, в какой-то степени, даже приятно, если не считать небольшого подташнивания, как во время полёта или падения с большой высоты. Алексей никогда не верил (ну может быть только в раннем детстве) в мистику, в НЛО и в параллельные миры, но теперешнее состояние заставило его сильно пошатнуться в своих убеждениях. Он как бы парил надо всем материальным, не ощущая вообще ничего. Он видел, как его охладевавшее бездыханное тело везут по длинному белому коридору больницы и как его кладут на такой же белый операционный стол; доктора и медсёстры бегают, суетятся, кричат что-то и истерично размахивают руками.

Зрелище это было достаточно интересное, и он бы смотрел это и дальше, но внезапно всё окружающее его пространство стало темнеть, и где-то с правого боку появился мерцающий огненный шар размером с небольшой арбуз. Алексей не слышал речи и сам не мог говорить, но с шаром у них было какое-то общение. Шар не двигался, нельзя даже было сказать из чего он был сделан, ибо его яркость заслоняла весь обзор, но на уровне подсознания он внушал какой-то древний и неискоренимый страх, кой бывает, когда на вас падает слон. И этот пугающий огненный шар сказал:

А мы тебя уже ждём и готовы принять тебя. Но у тебя есть выбор, ибо ты умер не своей смертью, но был убит. Ты этого хочешь? Подумай, прежде чем ответить.

Да, я подумал, и говорю, что не хочу! Я хочу к родным и любящим меня людям.

Итак, это твой окончательный ответ? Ты уверен? А не будешь жалеть?

Я хочу назад, и я не буду жалеть!

Тогда помни, что в следующий раз ты должен умереть своей смертью, иначе сюда уже не попадёшь! И ещё запомни: если уходить, то с улыбкой! Иди.

Может это был сон, а может и явь, но Лёша очнулся на больничной койке, проколотый капельницей в вену правой руки. Память о случившемся была черна, как негр в тёмной комнате. Алексей продрал глаза и увидел сначала лишь тёмную фигуру на голубом фоне, но постепенно фигура стала принимать очертания высокого седого мужчины с густыми чёрными усами до подбородка и в зелёном больничном халате:

Да, дорогой, упади ты хоть чуть-чуть правее и умер бы: какой-то идиот оставил открытым канализационный люк.

Где... я?

Ты в больнице. Тебя немножечко сбила машина, и ты ударился головой об стенку, но ты не волнуйся — небольшое сотрясение мозга... ничего страшного. А сейчас тебе сделают укол, ты уснёшь, а завтра сможешь увидеть свою маму.

Врач нажал на небольшую красную кнопку в стене, и незамедлительно в палату вошла медсестра со шприцом в руках. Она сделала Алексею укол, и он вскоре погрузился в мирный и беззаботный, с виду, сон.

Ему снилось, как он летит над землёй; вот он пролетает над домами, он видит небо и летит к нему, а оно всё ближе и ближе. Ах, так много дел и так мало времени. Но вскоре небо закончилось, и перед ним предстали голые просторы космоса — холодные и безжизненные. Как здесь холодно, уныло и неуютно, прямо как в гробу. Но это ощущение полёта затмевает все неудобства и хочется кричать от восторга. Но тут Алексея охватывает ужас, ибо в космосе нету звуков, и он не может даже крикнуть. Рот открывается и закрывается, как у рыбы, но звук из него не выходит. Изо рта не выходят даже пузыри, как у рыбы под водой, что и пугает.

Внезапно космос сменяется очертаниями той же самой больничной палатой, а там, где прежде сидел усатый врач, сидит теперь его мать в полудрёмном состоянии. По выражению лица Марьи Павловны можно было сказать, что она провела около койки своего пострадавшего сына большую часть ночи, причём без сна. И сейчас она клевала носом в очередной роман, лежащий в её руках. Алексей взглянул на свою мать: в такие моменты он готов был на всё ради неё, лишь бы она снова повеселела и превратилась в ту добрую заботливую и жизнерадостную маму, какой он привык её видеть и которую любил до глубины души.

Может быть слабость после снотворного, а может просто собственная лень заставила его закрыть глаза и рот, втянув, попутно, капающую оттуда слюну. Он впал в глубокий сон ещё на несколько часов, но, в отличие от предыдущего сна, этот сон не был наполнен сновидениями; вокруг была просто тьма.

Через несколько часов, выспавшийся и даже вероятно выздоровевший, Алексей потянулся и зевнул, чем привлёк к себе внимание своей мамы:

Лёшенька, сынок... Как ты?

Да... я... Да нормально, вроде бы.

Ничего не болит? Расскажи скорее, что там случилось? Я тебя не очень утомляю, а то врач прописал тебе покой, — в слезах говорила Марья Павловна дрожащим голосом.

Нет, мам, ну что ты. Как можешь ты меня утомить, ты — моя родная мама... А ничего особенного не было: меня сбила машина, я на дороге о чём-то задумался и не заметил её. Мам, ну не плачь, всё нормально сейчас, мне хорошо, ничего не болит.

Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты переходил дорогу аккуратнее и только по переходам?! Эх! Ну ладно, не могу я на тебя долго сердиться... А мы так за тебя волновались.

Кто — мы? — спросил Алексей, в лице его читалось наступавшее волнение.

Так, ведь, я, Серёжа и твоя подруга Лена. Не волнуйся, она мне всё рассказала. Да, я знаю, что ты шёл к ней, но это нормально.

Лена здесь? Позови её, — уже с нескрываемым волнением и со стекающей по щеке слюной сказал он.

Да, она здесь, сейчас позову. Тогда я и Сергей пойдём домой, а то устали здесь сидеть всю ночь. Благо у тебя паспорт при себе был, а то ищи-свищи. Ну, пока.

Марья Павловна встала, наклонилась к сыну и, поцеловав его в лоб, тихо вышла из палаты. Через минуту дверь тихо заскрипела, и в палату просунулось небольшое девичье личико, по коему можно было сказать, что и она провела ночь без сна. Через мгновение вся голова влезла в палату, и за ней крадучись зашло и остальное тело. Лена плавно, почти летя, подошла к его койке и плавуче, как пантера во время прыжка, опустилась на стул рядом. Ростом она была невысокого, и всё её тело было на вид очень хрупким, глаза у неё были цвета морского прибоя, а волосы цвета заходящего солнца.

Тут неплохо бы оговориться и про Алексея: он был на голову выше Лены, коротко пострижен, черноволос, с глазами цвета протухших солёных помидоров и частенько хромал на правую ногу, ибо постоянно травмировал колено.

Так вот, она села и стала пристально глядеть на него. В палате повисло гробовое молчание. Алексей смотрел на Лену и дивился преображениям, кои происходили с ней прямо на глазах: вокруг Лены вдруг стало темно, а сама Лена вдруг начала расти, и, вроде бы, из-за её спины вырывался яркий свет, что заставляло её светиться ярким ореолом, это начинало пугать Алексея. Плюс ещё эта тишина, не нарушаемая ни единым звуком из внешнего мира, очень нагнетает атмосферу.

Ну, что, последний герой, ыт адгокин ен ласялп с ималегна ирп моннул етевс? Что, жить тебе надоело? — крикнула со злобной радостью в голосе и реальной злобой в лице Лена, начинающая походить на ведьму.

Ой, да ладно, не кричи. И что это ты такое сказала, — попытался тоже крикнуть он, но вместо крика вышел лишь громкий змеиный сип вперемежку с шипением.

На минуту в комнате снова воцарилась гробовая тишина. И снова они пристально смотрели друг на друга немигающими взглядами. Для Алексея время тянулось почти вечно, даже часть всей его жизни пронеслась перед его глазами, зрелище не из приятных и не для слабонервных, но оно фатально неотвратимо, как жизнь или смерть. Медленно, но верно тьма растворялась, принося свет и облегчение; Лена вновь приобретала нормальные размеры, и злоба в её лице также медленно и плавно проходила, пока не перешла в весёлую, без признаков былой злобы, ухмылку. Она заражающе-заливно рассмеялась и весело произнесла:

Дурачок ты мой, совсем ты себя не жалеешь: ну как так можно, и потом, ты что забыл наш язык эльфов, коим мы любили баловаться в детстве? Ладно, не расстраивайся, всё нормально, спи. А я пойду.

Лена, Лена, подожди, я...

Он не успел договорить, ибо его любовь успела выйти раньше. Он оказался в палате один и только тут обвёл взглядом всё это помещение и пришёл в восторг от царившей здесь чистоты и порядка. Но обстановка была явно без какого-либо вкуса. В изголовье у него находилось единственное окно, в метре от ног располагалась дверь, по правую руку встала тумбочка вместе с единственным деревянным стулом. По виду из окна можно было судить о том, что палата находилась на уровне высокого этажа, кроме того, на улице темнело.

Внезапно он ощутил, как по всему телу начало разливаться какое-то необъяснимое тепло, кое со временем стало переходить в жар, и что самое интересное, так это то, что сей жар не простирался на голову, что являлось достаточно странным.

Спустя пару часов жар в мышцах не прекратился, но появилась некая ломота в суставах, и жар начал простираться на голову. Алексей почувствовал себя плохо и принял решение позвать медсестру. Нажав на маленький звонок, он растянулся на койке и попытался расслабиться. Не помогло... Жар не спал, а ломота в суставах перешла в нестерпимую боль во всём теле. Алексей стал медленно отделяться от тела и куда-то улетать.

Прошло всего пара минут, но для него это время было вечностью. Комната плыла, тело не ощущалось и не повиновалось, в ушах били мощные барабаны шаманов Вуду, сознание безвылазно заперлось в туалете. Кто-то высокий в ярком свете, из-за коего не было видно лица, казалось, звал его, но слов было не разобрать. Тут этот кто-то стал медленно приближаться, постоянно что-то говоря и размахивая руками. Вот фигура подошла, плавно взяла его за плечо, Лёха судорожно подумал о смысле жизни. Правая рука фигуры поднялась, в ней что-то подозрительно блеснуло и Лёша неявно, как сквозь подушку, ощутил боль в сгибе руки.

Вот так, а теперь спи, — промолвило нечто, приобретя очертания медсестры со шприцом в руке.

Он попытался сказать слова благодарности за спасение от полёта души, но вместо этого из горла вырвалось бессвязное бормотание. Медсестра с улыбкой на лице и тревогой в глазах удалилась, и Лёша отрубился через минуту.

Сон его был относительно спокоен, но даже во сне ему снился жар в теле. Он ходил по родному городу, и всё было хорошо, если не считать того неприятного аргумента, что было нестерпимо жарко. Жар был такой, что мороженщиков расплавилось всё их мороженое. Далее от такой нестерпимой жары начались пожары. Люди в панике бегали по улицам. Разъезжали пожарные машины, пожарники пытались тушить огонь, хотя у них мало что получалось. Вскоре, к вечеру, жара в городе стала спадать, а с сумерками пришло и облегчение в виде дождя.

Приятный сонный дождь превратился в слабый свет ночника в палате. За окном была уже глубокая ночь, но спать ему вовсе не хотелось, но хотелось встать и покрушить что-нибудь и кого-нибудь, да и себя заодно. Во всём теле присутствовала великая бодрость, в голове великая ясность, в суставах, опять же, великая лёгкость и подвижность. Звонить в красную кнопку не хотелось, и он не позвонил, а сам бодро вскочил на ноги, не ощущая былого присутствия болезни.

Да, он выздоровел, или, по крайней мере, физическое и духовное состояния его были на порядочной высоте. Бодрость из него так и пёрла, как черви в дождь. И он как был, в трусах, в майке и в кепке, смело открыл дверь и шагнул в другой мир — потусторонний мир внепалатного помещения. За дверью было также скучно и мрачно, как и внутри, но снаружи было больше дверей, что не делало больнице чести. Все уже спали, и кругом стояла кромешная тишина, даже было слышно, как чихает и сморкается за стенами больницы дождь.

А в дальнем конце длиннющего коридора так заманчиво, как кошелёк с деньгами на статуе Пушкина, пристроилась дверь на лестницу. Вид её был заманчив, как бутылка водки в пустыне для русского человека. Прямо перед дверью кемарил здоровый парень лет двадцати в форме медбрата, кой и портил столь замечательный вид выхода. Плохо ещё было то, что дверь была закрыта, а ключи лежали у медбрата под ухом, и ухо отдавать их не собиралось, но выходить как-то надо было.

Если медбрата тихонечко разбудить и вежливо попросить отдать ключи, то начнутся продолжительные расспросы, сопровождаемые нервным покрикиванием по поводу пробудки в столь ранний час и приставания с назойливым вопросом, после чего выйти так и не позволят. Значит, оставалось только стащить эти вожделенные ключи из-под уха. Лёша по-пластунски подкрался к спящему медбрату и тихо протянул руку к ключам, вслед за чем и стал их медленно тянуть, пытаясь не разбудить спящего. Внезапно отдыхающий трудяга странно дёрнулся, повернул голову, освободив ключи, но глаз не открыл, а заплетающимся спросонья языком сообщил: "М-м-ма-ма... я сегодня не пойду... в школу."

Хорошо, дорогой, не ходи. Спи спокойно, — свободно парировал на эту фразу немного опешивший Лёша, легко имитируя мягкий женский голос.

Медбрат ещё раз пробормотал что-то, чего наш герой не разобрал, после чего подложил под щёку кулак и забылся невинным сном младенца, как будто бы ему реально разрешили не ходить в школу, и лицо его расплылось в торжествующей улыбке.

Алексей тоже торжествовал: ключи были у него, охранник спал, в туалете трубу прорвало — жизнь прекрасна. А теперь вперёд, — на свободу. Он повернул ключ в старом замке и лёгким движением руки толкнул дверь. Дверь открылась тихо, даже не скрипнув (надо отдать должное местному техобслуживанию). Ещё раз осмотревшись, он убедился в безмятежной спячести медбрата и быстро вышел на тёмную лестницу.

Можно сказать, что полпути было уже позади, но это было не только полпобеды, но и полбеды. Пройдя всего пару ступеней, Лёша столкнулся с ещё одним медбратом, но на этот раз не спящим, а патрулирующем свои владения, как собака, пасущая стадо овец. Медбрат ходил небольшими кругами и проскочить мимо него было можно, только осторожно, но с нижних этажей слышались разговоры, что доказывало наличие гораздо больших проблем.

Ситуация была критическая: снизу ходит охрана, кроме того спящий медбрат стал просыпаться от голосов, слышимых в открытую дверь. Недолго размышляя, Лёша бросается, почти летя и падая, вверх по ступеням, надеясь сбежать через крышу на улицу по пожарной лестнице. Было похоже, что сей пробежки чрез этажи никто толком не заметил. Он бежал, не считая этажи, подгоняемый лишь паникой от мысли, что его сейчас настигнут, и желанием поскорее очутиться в родном доме. Ему ещё тогда показалось странным то обстоятельство, что он практически не слышит собственного топота и звериного дыхания, кои он обычно производил при беге, но тогда он счёл это временным помутнением слуха после недавней травмы.

И вот он на крыше. Дождь к тому времени кончился, и на небе из-за облаков проступила ясная полная луна. Как красива она бывает по ночам, особенно если только что вырвался из плена врачей. Он взглянул на неё мимоходом, ибо его мысли были заняты одним лишь вопросом: как отсюда быстро, тихо и безболезненно спуститься. При беглом взгляде вниз можно было различить высоту этажей в десять, а справа болталась стандартная пожарная лестница. Других спусков не было видно.

Ну, что ж, хочешь — не хочешь, а лезть надо, ибо охранники вскоре обнаружат пропажу и начнут его искать, значит, времени остаётся мало. Пребывая в панике, Лёша быстро обежал крышу в отчаянной надежде на ещё один выход, но его не было. В его голове зародилась мысль о смысле жизни и об отсутствии у больниц пожарных лифтов. Лёша только сейчас вспомнил о своей боязни высоты. При взгляде с такой верхотуры у него захватывало дыхание, а сердце уходило куда-то ниже пояса. Тут раздался звук открываемой двери, и на крышу вышел медбрат,спешно огляделся и, не увидя никого, ушёл восвояси, хлопнув в сердцах дверью.

Лёша в это время превозмог свою давнюю боязнь высоты, что стало революцией в его сознании. Он висел на пожарной лестнице, глядя только вверх. Где-то через минуту он решил, не глядя вниз, спуститься ещё на пару-тройку этажей, а потом уж и спуститься также медленно на твёрдую землю. Задумка начала медленно поэтапно реализовываться. У него как бы отключился слух, но через пару минут до него как будто издалека донеслись приглушённые выкрики и звон разбитого стекла. Весь спуск казался странным сном, лишь эти звуки напоминали о реальности; вскоре пришлось отбросить сон в сторону.

Как в полудрёме он повернул голову через правое плечо, но поначалу ничего не разобрал в дьявольской тьме Варфоломеевой ночи. Постепенно глаза стали привыкать к ночному приглушённому лунному свету, — стали вырисовываться силуэты домов и очертания статуй, вросших в асфальтированные основания улиц, а прямо через пару улиц по прямой можно было разобрать некое движение. Он изо всех сил напряг зрение и различил небольшую толпу (человек двести) скинов. Да, толпа бритоголовых ребят со злорадными ухмылками и ломами наперевес шла рассыпным строем по улице, попутно громя витрины магазинов и оглашая улицу выкриками на гавкающем немецком языке.

Алексей мельком глянул вниз: до земли было этажей десять, поэтому он решил пока не спускаться и не делать резких движений, дабы не рухнуть вниз. Тут на пути возбуждённой бритоголовой толпы вырос в свете одиноко светящего фонаря одинокий человек в одиноко лежащей на его голове шляпе и длинном плаще. Толпа, было, ринулась на него, но человек, пытаясь избежать участи боксёрской груши, выкрикнул три слова очень властным тоном, из-за чего толпа остановилась в замешательстве. И теперь было слышно, что этот человек им говорил.

Ребята, что ж вы позорите свою родную страну? Вы говорите, что верны Гитлеру, но он давно умер, из-за него НАША страна, в коей вы живёте и в коей вы родились, чуть не пала. Ваше счастье, что ваши деды разбили Германию, а то бы вы не родились. Вы громите улицы — вы же уничтожаете сами себя, пилите сук, на коем сидите. Ваши деды умирали за то, чтобы на нашей Русской земле никогда не звучал сей гавкающий язык, вы же их предаёте. Зачем вам Гитлер, ведь есть Солженицын, Пушкин, Ленин. Они, хоть и не идеальные, но они свои родные. Отрекитесь, ребята, пока не стало поздно!

Пока шляпа толкала речь, в толпе пошли сначала недовольные толки, но потом стало слышно что-то вроде раздумий над словами новоявленного спикера. Можно только гадать чем бы всё это закончилось, продолжай он и дальше свою речь, но тут к толпе подошли ещё три бритые фигуры, но, по виду, взрослее остальных. Сперва они слушали, но затем стали кричать, пытаясь ввести толпу в состояние злобы. Один из этих взрослых бросил в оратора камень, оратор упал и толпа, подгоняемая взрослыми скинами, ринулась на него.

Алексей не в силах был так запросто смотреть на это избиение младенца, кровь кипела в нём, и адреналин выплёскивался из носа в виде соплей. Да, зрелище было не из приятных, но такова жизнь и дерьмо иногда случается. Пока висящий на лестнице закипал кровью и пускал сопли, яростная толпа почти вплотную подошла к бедной одинокой шляпе. Шляпа, похоже, пребывала в бессознательном состоянии, ибо лежала, не шевеля ни единой конечностью. Луна светила ярко, к тому же асфальтное побоище освещал одинокий фонарь, похожий на глаз кота: хитрый и яркий.

В Лёше взыграло непреодолимое чувство патриотизма и стремление помочь пострадавшему поборнику справедливости. Мало разбирая, что собственно происходит, он резко разжал обе руки и смело шагнул назад в воздух. Пролетев порядка десяти этажей, он мягко шлёпнулся на бетонную плиту, плавно отскочил от неё, упал на землю, и незамедлительно принял позу трупа, предварительно издав жуткий вопль, похожий на рёв бешеного бегемота во время пожара. Бетонная плита вздрогнула, качнулась из стороны в сторону, но, устояв, застыла в позе летящего топора.

Скины явно заинтересовались сим падением: толпа остановила своё марширующее движение, напрочь позабыв про жертвенную шляпу, будто бы её и не было вовсе. От толпы отделились несколько личностей с арматурой в руках и быстро направились к месту падения. Оставшиеся челы тупо и молча глазели на бездыханное тело самоубийцы. Отделившиеся личности подошли к трупу, и один из них тыкнул арматурой тело в бок и, убедившись в смерти субъекта, крикнул собратьям по нацистскому оружию: "Дохлый!" Толпа секунду ещё постояла, обдумывая ситуацию, а затем вновь пошла к лежащей шляпе.

Внезапно улица огласилась криками неподдельного страха, но сей крик прекратился также быстро, как и начался. Скинхэды вновь обратили свои взгляды на источник крика, а именно к трупу самоубийцы. Но трупа там не было, равно как и не было стоявших ранее рядом с ним трёх бритоголовых; только чёрная кошка хвостатой тенью ушла за угол дома. Толпа была в явном замешательстве и начинала испуганно роптать. Но тут в дело вмешались начальники, сказав, что, скорее всего, ушедшим ребятам просто захотелось приколоться, что бояться нечего, и поэтому сейчас кому-то надо пойти и всё там проверить. Были названы имена и соответствующие им подростки нехотя пошли в темноту, ибо фонарь, освещавший место падения, резко вспыхнув, погас.

Зайдя в темноту, двое из трёх силуэтов, что-то увидев, резко повернули налево. Послышалось громкое шуршание; эти два силуэта исчезли, а третий, отшатнувшись, бросил лом и в панике побежал. На бегу, не разбирая дороги, он сбил с ног одного из главарей и упал вместе с ним, разбив себе голову об угол дома. И всё бы ничего, но именно в сей момент, когда скины и так были в напряжённом состоянии, прямо перед ними упала откуда-то сверху спутниковая антенна, что и повергло их в состояние животного страха. Потому-то в ту ночь те, кто не спал, могли видеть странное зрелище: толпа бритоголовых, побросав арматуру, крича, размахивая руками и падая, побежала рассыпным строем кто куда.

Наутро в новостях сообщили следующее: "Сегодня утром на улицах нашего города было обнаружено пять тел подростков. По внешнему виду, подростки состояли в местных нацистских группировках; в их крови были найдены наркотики. Предположительно, вчера, во время демонстраций, произошла крупная ссора, в процессе которой и произошли убийства. Все пятеро юношей убиты одним способом: им свернули шеи. Настораживает тот факт, что трупы находились в разных частях города. По предварительным версиям: скинхэды были убиты в процессе ссоры, а развезли их по разным частям города, чтобы отвести подозрения. Ведётся следствие.

К другим новостям: вчера из больницы #2 пропал тяжелобольной подросток Алексей Иванов. На вид ему 20 лет, высокий, черноволосый. Одет в нижнее бельё, хотя мог уже где-нибудь достать одежду. Есть опасения, что он стал жертвой нацистских разборок. Его родные просят: если кто-нибудь знает о его местонахождении, обращайтесь в ближайшее отделение милиции.

И в заключение о погоде: на соревнованиях по прыжкам в воду спортсмен Сидоров разбился об лёд..."

Прослушав это сообщение, бедная Марья Павловна заплакала: и так весь день на нервах, а тут ещё по телевизору говорят, что её бедный сын — жертва нацистов. Ну зачем им надо было это говорить? Делу такими высказываниями не поможешь, а, вот, запугать родных и близких очень даже можно, что так успешно и проделали в новостях. Да, у неё было настоящее горе, как и у всякой матери, чей сын пропал. Она сидела на кухне своей небольшой квартиры, а справа от неё сидела та самая Лена, из-за коей всё и началось, и, как могла, подбадривала безутешную мать. Она говорила, что всё будет хорошо, что телекомпании только нагнетают страх для поднятия собственного рейтинга, что есть люди добрые — помогут, и что Лёша — умный и сильный парень, кой сможет за себя постоять.

Хорошо бы, чтобы это так и было, — слёзно причитала Марья Павловна.

Лена хотела ещё что-то сказать, но её опередил телефонный звонок. Марья Павловна впала в какое-то подобие транса (она застыла, не двигаясь и пристально глядя на телефон с некоторой тоской и радостью одновременно), в то время как Лена, как бы сбросив оковы сна, быстрой походкой, почти бегом, подлетела к телефону: "Алё... Да, я... Нет, Серёжа, его ещё нет... Хорошо."

Она медленно положила трубку, медленно подошла к стулу и так же медленно села. Всё это время Марья Павловна не спускала с неё глаз, и сейчас своим правым глазом немо вопрошала. И Лена, немного помолчав, решилась ответить на сей немой вопрос:

Это Серёжа звонил — тоже волнуется — звонит каждые 15 минут. Сказал, что сейчас будет обзванивать все больницы и все милицейские участки. Через полчаса позвонит нам и доложит, что узнал... Не волнуйтесь, Марья Павловна, всё будет хорошо, он найдётся.

Да я знаю, Лена, сердцем знаю, что он жив, но что-то с ним не то. Что-то с ним сейчас происходит, я это чувствую.

Что же с ним происходит, что-нибудь плохое?

Не знаю, Лена, не знаю.

Сергей, как и обещал, позвонил через полчаса, но хороших вестей он не принёс, равно как и плохих: ни самого Алексея, ни его трупа пока не обнаружено, но поиски продолжаются. Несколько раз видели на улицах парня с похожей внешностью, но он был в хорошей кожаной одежде и на имя Алексея Иванова не отзывался. Так прошло ещё два дня в смутных надеждах и опасениях. Сергей с каждым разом звонил всё реже и с каждым разом оставлял всё меньше надежд на то, что Алексей жив. Лена, коя не отходила от телефона, дабы не утруждать мать Леши и не травмировать её психически, временно перебралась к ней на квартиру. Под вечер второго дня в комнате глухо затрезвонил телефон, Лена подошла:

Да...

Привет, дорогая, как дела? — раздался в трубке резкий голос, принадлежавший бывшему сокурснику Лены Артёму. Ещё будучи на первом курсе института, он поспорил с друзьями, что овладеет ею. Тогда он проспорил, но, с годами, шутка переросла в стремление. Красивой внешностью он был обделён, впрочем, был наделён вот этой вот наделённостью — доставать всех, что он с успехом и делает. Лена ему давно уже доходчиво объяснила, что в гробу она его видала в белых тапках, но Артёму было все равно. Алексей периодически пытался отвадить Артёма от своей девушки, но тот каждый раз выходил сухим из воды.

Что тебе надо?! — с некоторой злобой в голосе спросила Елена.

Как грубо, моя красавица, но ради тебя я готов выслушивать любые грубости. Я тут подумал, раз твоей пассии нету рядом и, наверно, не будет никогда, то не сходить ли нам в ресторан?

А почему бы тебе (такой заразе) не повесить сейчас трубочку, не выйти бы на улицу и не пойти бы на...ласково сказала красавица и повесила трубочку.

Сказать, что Артём был сволочью — значит назвать слона блохой. Родом он был из богатой семьи, в коей был единственным ребёнком, коего родители обожали, холили и лелеяли. Ещё с детства он привык, чтобы все его желания исполнялись в мгновение ока или ещё быстрее. Вот и сейчас, желая заполучить Лену, он пользовался тем, что её защитник не в состоянии был её защитить. Неплохо было бы ещё сказать, что грязные мысли частенько имели место в его голове, и для их претворения в жизнь он применял самые грязные методы, кои придумывали, в основном, его самые близкие друзья — такие же сволочи и моральные уроды, как и он сам.

Вот уже два дня с тех пор, как пропал Лёша, в городе продолжалась, начатая в ту самую ночь, череда убийств, так что у родных и близких Алексею людей были серьёзные причины для беспокойства. Отягощало ещё то обстоятельство, что он был после аварии, да ещё мог простудиться в своём нижнем белье. И, как всегда бывает в таких случаях, телевидение и печатные издания лишь нагоняли страху, вместо того, чтобы его рассеивать: "В городе продолжаются массовые убийства. Правоохранительные органы заявляют, что — это дело рук одного человека. Убивает он тихо, используя гитарную струну, при этом не оставляет никаких следов. Даже случайные прохожие не подозревают, что в метре от них совершается убийство. Убийца специализируется на членах бандитских группировок, уличных вымогателях и прочих уголовниках, но не брезгует и некоторыми выборочными жертвами из числа законопослушных граждан.

Предполагается, что именно этот маньяк похитил и удерживает недавно пропавшего из больницы юношу по имени Алексей. Ведётся следствие.

Главы арабских государств, собравшиеся обсудить новое устройство Ближнего Востока, решили, что, скорее всего, это будет взрывное устройство."

В тот вечер Лена, как и всегда по будням, шла с работы, но сегодня она несколько часов после работы не заходила домой, развешивая по стенам домов фотографии Алексея, в надежде, что кто-нибудь увидит его и сообщит об этом куда следует. С тех пор, как её возлюбленный пропал, её ни на минуту не покидало ощущение, что за ней постоянно кто-то наблюдает, но по каким-то причинам не выдаёт себя. Она уже не раз видела то там, то здесь мелькали блестящие глаза, но в этих глазах была скорее скрытая боль, нежели похотливое желание. Внутренний голос подсказывал Лене, что этого человека, или ещё кого, не стоит бояться, даже наоборот. Вот и сейчас она задним умом ощущала его присутствие.

На улице было темно, ездили редкие машины, на часах было около полуночи. Она шла по улицам, многолюдным в дневное время и почти пустынным в ночь, когда силы зла вылезают на поверхность. Она шла походкой девушки, которая с раннего детства занималась в секциях каратэ и славянской борьбы, в чём добилась немалых успехов. И каждый раз, когда она оказывалась один на один с неизвестностью и неведомой опасностью, она опасалась, что рано или поздно ей придётся применить свои познания в боевых искусствах на практике. В школах учат, что эти знания необходимо применять только при самообороне, но не учат, как поступать в том случае, если нападающий будет покалечен. И вот, идя по этим улицам, мертвым и пустынным, она и не подозревала, как скоро ей придётся перейти от теории к практике.

Едва зайдя за угол, она внезапно ощутила на себе несколько пристальных взглядов (знаете, такое щекочущее чувство, как будто идёшь голой по улице и не знаешь где бы укрыться), но это было так непохоже на тот следящий взгляд, к которому она уже привыкла. Эти пристальные взгляды источали что-то злобное и страшное, и стало ясным, что это страшное скоро должно было случиться. Лена быстро обернулась и заметила какое-то движение по ту сторону дороги — вроде от стены отделилось и тут же ушло в тень несколько фигур. В её голову стали лезть невесёлые мысли, из-за чего она пошла быстрее, изо всех сил напрягая слух. Вокруг всё было тихо, если не считать её собственных шагов и ударов сердца. Возвращаться назад и идти более длинным, но и более людным путём было уже поздно, а тот короткий путь, по которому она пошла, как назло, лежал среди богом забытых переулков с размалёванными стенами и побитыми висячими фонарями, отчего там постоянно было темно, даже днём царил зловещий полумрак и убивающая тишина, даже было слышно, как падает булавка. Старые пятиэтажки не пропускали ни одного звука извне, а внутри этот звук некому было производить. Подчас эти места с затёртыми от времени названиями улиц навевали чувство неотвратимой близости смерти, а по ночам напоминали одно большое кладбище.

Как Лена с собой ни боролась, а усмирить в себе чувство нарастающего страха она не смогла. В мертвецкой тишине темноты её напряжённый слух стал различать отдалённые крадущиеся шаги, как будто кошка весом в полсотни килограммов мягко ступала на асфальт. Вдруг эти шаги мягко остановились и им на смену пришли другие, более грубые с тяжёлой поступью ботинки. По звуку шли человека три-четыре. Звук был ровный и монотонный, но шли они всё-таки в разнобой, будто бы спеша на некое великое событие, одновременно с тем осознавая, что это событие от них никуда не денется. Она прошла несколько метров вперёд и обнаружила выход с этого кладбища. В конце переулка с высоким потолком расположились самодельные железные ворота из стальных прутьев. Это был ближайший (а может и единственный) выход на более людные улицы, и Лена быстрым шагом пошла туда. Не доходя шагов пять до ворот, она пришла в ужас от увиденного: мало того, что ворота вели на такую же безлюдную улицу, так они ещё были заперты на амбарный замок. Не судьба.

Кричать было бесполезно, ибо никто не услышит, а если даже услышит, то не поможет. А меж тем шаги приближались, теперь стали слышны перешёптывания и негромкий злорадный смех. Лена попыталась успокоиться, в то время как её глаза судорожно искали место, где можно спрятаться. В левой стене было небольшое углубление для двери, но оно было в тени и рассмотреть есть ли там дверь или нет, не было никакой возможности. Лена медленно подошла поближе и, о чудо! На открытой двери красовалась табличка: "Складское помещение". Было логичным с её стороны спрятаться именно там. Но опять злая судьба сыграла недобрую шутку с перепуганной девушкой: дверь было нечем запереть изнутри. Лена решила напасть первой, если они войдут, и спряталась за дверью, снова прислушиваясь к приближающимся шагам.

Она услышала какую-то пошлую шутку после которой идущие суда люди дико заржали. А потом громко прозвучал вопрос: "Девушка, а вы где?" Ледяной холод пробрал Лену, и ноги вдруг сделались ватными, но она устояла на ногах, хотя и пришлось схватиться за стену. Чтобы успокоить себя она стала вспоминать, что доброго она сделала своим друзьям, но на ум пришёл только Алексей. Он стоял перед ней, протягивая руку со словами: "Где ты?"

Где ты? — повторил громкий голос, и Лена очнулась. Леша растаял в воздухе, а на его месте образовался высокий парень в кожаной куртке, сующий свою небритую морду в дверной проём в тщетной попытке разглядеть что-нибудь в темноте. Все предыдущие мысли ушли из её головы, она лишь хотела вдарить по этой наглой морде, чтоб из ушей потекли сопли. Ярость от того, что Лёшу похитили моментально перекинулась на эту небритую рожу. Ладонь Лены самопроизвольно сжалась в кулак, а рука медленно стала поворачиваться для удара. Но тут небритого позвали, и он резко отошёл от двери. Что-то подсказало Лене, что можно временно расслабиться, ибо через шумное бормотание этих молодых людей она снова услышала знакомую мягкую поступь и какой-то звук, похожий на: "Ну, заяц, погоди!"

Через дверной проём было отчётливо видно четыре человека, среди которых этот небритый и был главным:

Я видел, как она сюда зашла. Лысый, подтверди!

Да, было...сквозь зубы прожурчал самый маленький и самый длинноволосый из этой группы.

Ну вот... Не могла же она сквозь землю провалиться. Ворота закрыты... Она где-то здесь! И я, кажется, знаю где, — небритый, пританцовывая, направил свои стопы в сторону заветной складской двери. За ним нехотя пошёл Лысый, как-то нервно покачивая головой, а за ним пошли оставшиеся два парня (по виду — братья) в одинаковых красных штанах Adidas. Лена из последних сил напрягла все мышцы, готовясь к обороне, и зажмурилась. Внезапный пугающий смех, донесшийся из проёма, заставил её вздрогнуть в преддверии близкой, очень близкой и очень большой силы. Оставшиеся силы стали быстро её покидать, она плавно опустилась на колени и, не владея более своим телом, стала падать на бок. Последнее, что осталось в её памяти — это новый залп душераздирающего смеха и мечущиеся в проходе фигуры. А дальше пустота...









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


III    Рассвет вдали



Бедная Марья Павловна. С ней чуть не случился удар, когда она узнала о пропаже своего любимого сына. Единственный оставшийся в живых родной человек исчез в неизвестном направлении, это было тяжёлое потрясение. Хорошо, что рядом вовремя оказалась Лена, иначе Марья Павловна этой разлуки с сыном просто бы не пережила.

Когда её муж умер, она вплоть до десяти лет говорила Лёше, что папа просто уехал за границу по делам. И, хотя её маленький сын о чём-то нехорошем догадывался, она продолжала держать его в блаженном неведении. В день, когда ему стукнуло десять годов от роду, она провела с ним разъяснительную беседу на тему долгого отсутствия папы и сообщила ему ужасную новость. Тогда он очень расстроился и несколько часов просидел в комнате в полной тишине, после чего вышел с грустным лицом, в котором, несмотря на столь большое потрясение, выражалась вера в светлое будущее.

Нельзя сказать, что Алексей узнал роковую тайну, которая могла бы в корне изменить его жизнь, ибо воспоминания об отце были беспорядочны и их было немного. С годами у него лишь обострялось чувство вины. Каждый раз, ложась спать, он задавался вопросом: "Почему? Ну, почему я не помню его?!!" Несколько лет он провёл в депрессии, тщательно скрывая её ото всех, даже от своей мамы и друзей. Суть депрессии сводилась к тому, что они с отцом недостаточно хорошо друг друга знали, когда он ещё был при жизни, а теперь он мёртв и Алексей ничего с этим не мог поделать. В двенадцать лет он стал злиться на весь мир, на каждого, кто попадался ему на пути. Он связался с местной шпаной, стал отстраняться от внешнего мира и чуть не подсел на иглу.

Кем бы он был сейчас, да и был бы он вообще, остаётся лишь догадываться, но помощь пришла неожиданно со стороны Лены Моргоновой. Будучи обкуренным и бухим, Алексей, как всегда, шатался с братвой по улицам и решил ещё добавить веселящего напитка. Заплетающимся языком сообщил народу, чтоб его не ждали, он направился в сторону ближайшего дома, в котором жил парень, который всегда располагал нужным топливом. Народу на улице было мало, и Алексей решил не подниматься на третий этаж, а позвать парня вынести бутыль и сообразить на двоих. Поэтому он принялся кидать маленькие камушки в знакомое окно, но, по причине своей нетрезвости, никак не мог попасть в нужное окно. Прохожие стали оглядываться на нетрезвого парня. Старушки качали головами и бормотали что-то ругательного содержания. Алексей уже собирался со злости метнуть в злосчастное окно кирпич, но тут на его плечо опустилась чья-то рука. Алексей обернулся: позади него стоял невысокий человек в кепке и с усами.

Вместо того, — сказал человек сквозь усы и убрал руку, — чтобы напиваться и бить стёкла, иди и помоги девушке, которую грабят за углом.

Алексей повернулся лицом к окну на третьем этаже и на секунду задумался. Что-то предостерегающее было в словах дядьки, внутренний голос говорил, что ему можно верить. Он повернулся, чтобы спросить дядьку о том, за каким же углом грабят девушку, но дядьки уже не было. Внезапный страх стал подходить к нему, но то был страх не за себя, а за жизнь близкого человека. Состояние опьянения стало быстро проходить. Не понимая смысла своих действий, Лёша схватил мирно лежащую рядом доску от забора и, выбрав наобум угол, направил свои стопы в сторону этого угла.

Было ли это случайностью или направлением свыше, но, забежав за выбранный угол, он действительно обнаружил там картину грабежа: всего в пяти метрах от него стояли спиной к нему два парня (у одного из них в руках был нож) и подходили к зажатой в угол девушке. Зажатой в угол девушкой была Лена. Чувство опьянения и страха, нараставшие до недавнего времени глубоко в груди Алексея, мгновенно прошли, остались только ярость и вся злоба, копившаяся годами на весь мир.

Грабители так и не узнали, кто им врезал. Алексей, полный праведного гнева, налетел как вихрь и с одного удара повалил сразу двух зайцев, то есть грабителей, после чего нанёс автоматически ещё несколько ударов, сломав им пару рук и рёбер. Произведя все эти действия, он немного пришёл в себя и успокоился. Рассудок, замещённый на время слепой яростью, вновь возвращался к нему, а злость, накопленная годами, наконец, нашла выход в нужное русло и теперь уходила.

Потратив пару секунд на приход в себя, постоянно мотая головой и нервно дыша через рот, Алексей додумался подумать о состоянии Лены.

Ты... в порядке? — неуверенно спросил он у неё. Ответ он прочитал в её глазах: "Мой герой!"

Алексей, как истинный джентльмен, помог даме подняться и проводил её до дома, по ходу пнув пару раз лежащие и стонущие тела воров. Путь до дома прошёл без неприятностей. Голову Лены занимала мысль о том, что появился, наконец, рыцарь в старых кедах и с доской от забора и спас её, а Алексею не давали покоя размышления о смысле жизни, о лежащих ворах, о Лене и об усатом дядьке, призвавшем его на помощь беззащитной девушке.

Усатый дядька, — вслух подумал Алексей и сплюнул шелуху от семечек.

Что? — спросила Лена, не расслышав сказанного Алексеем и встретившись с его недоумённым взглядом, — Я не расслышала. Что ты только что сказал?

Да, я, — он задумался на секунду. Внутренний голос опять подсказывал ему, что про усатого дядьку лучше не говорить. — Погода, говорю, хорошая: птички поют, небо голубое... ты рядом...

Точно, — мечтательно протянула Лена и прижалась к нему плечом.

Этот случай позволил Алексею одуматься и вернуться на землю. Ибо любовь Лены и её помощь заставили его порвать со старыми связями с плохой компанией и перестать злиться на мир. Как говориться: не было бы счастья, да несчастье помогло.

Но, когда Алексей подумал, что начинает жить как в Эдеме, на горизонте замаячил Артём Сволокин. Когда-то они даже были друзьями, но разошлись во мнениях и поссорились. С тех самых пор Артём всюду пытался испортить жизнь своему бывшему другу: то кнопку на стул подложит, то капнет учителю о том, что Алексей не выполнил домашнего задания, и так далее.

Алексей принял тактику непротивления насилию и старался не обращать внимания на подлые выходки Артёма, что ещё больше бесило Артёма. Алексей закрывал глаза на те проказы Артёма, которые не указывали на самого Артёма. Но если Алексей заставал его за очередной шалостью, то на и без того неприятном лице Артёма появлялся внушительный синяк.

Но наибольшие увечья Артём получил, когда домогался Лены.

Тот роковой для Артёма день начинался достаточно хорошо: светило яркое солнышко, Интернет работал на запредельной скорости и вообще хотелось жить и творить. Именно желание творить и сгубило его в тот замечательный день. Около одиннадцати часов утра он сидел и размышлял о том, как бы выиграть спор и завладеть Леной. Воздействовать на неё собственным обаянием мешали только две вещи: обаяния не было, и Алексей не позволит. Где-то через час в его голове созрел дьявольский план.

Ровно в четыре часа в квартире Алексея зазвонил телефон.

Леша! Приезжай быстрее на площадь, здесь Лена и ей плохо! — буквально кричал в трубку Артём с нотками искренности в голосе.

Что? Что с ней? — не на шутку перепугавшись, изрёк в ответ Алексей.

Я... я не знаю. По-моему обморок... от солнца. Я её положил на скамью, но она как-то странно дышит.

Так. Положи ей что-нибудь холодное на лоб и виски и убери её в тень. Жди меня, я скоро буду. — Он бросил трубку, даже не выяснив, как на площади так случайно оказался Артём, но на это не было времени, надо было идти на помощь возлюбленной.

Через пять минут он был на площади. Площадь была почти пуста, как и всегда в это время суток, но Артёма нигде не было видно, равно как и Лены. Минут за десять он обежал всю площадь вдоль и поперёк, попутно призывая то Артёма, то Лену, но так их и не обнаружил. Забежав в телефонную будку, он позвонил сначала Лене домой, потом Артёму, но никто не ответил. Постояв минуту в размышлениях, Алексей позвонил ещё и себе домой, но там тоже было глухо. Спросив у старичка, одиноко сидевшего под дубом на одной на всю площадь скамейке, давно ли он здесь сидит и не было ли тут красивой девушки в обморочном состоянии, Алексей узнал, что за последние два часа никто в обморок не падал и на эту скамейку не садился., также он попутно узнал, что издеваться над старыми нехорошо и что надо закусывать.

Вооружённый всеми этими знаниями, он оставил старика в покое и глубоко задумался на несколько секунд и пришёл к двум выводам: первое — Артём над ним подшутил, второе — он что-то нехорошее задумал. Алексей пытался представить, что же такое задумал его бывший друг и с кем эта задумка может быть связана. Сидевший до этой минуты неподвижно старик решил прогуляться и, вставая, прокряхтел:

Эх, молодёжь. Всё бы им по девкам бегать!

Точно, девки, — как громом поразило Алексея, — эта зараза к моей девке пошла. Спасибо дедушка! — уже на бегу бросил Алексей недоумевающему дедку и понёсся к Лене.

Дед ещё что-то сказал по поводу неразборчивости современной молодёжи в связях, но Алексей его уже не слышал, ибо нёсся со скоростью курьерского поезда в сторону дома Лены. Ветер развевал его волосы, крупные капли пота капали с его лба, расслабленная до сих пор ладонь медленно превращалась в кулак, в глазах разгоралась злоба.

Только бы успеть, господи помоги, только бы успеть, — почти вслух думал Алексей, сбивая дыхание.

Артём всё продумал и расписал свои действия по минутам, не оставив Алексею шансов успеть, а Лене избежать неизбежного. Он специально позвонил из телефона-автомата около дома Лены, чтобы номер нельзя было определить и ввести Алексея в заблуждение. Позвонив и выждав момент, когда Алексей выйдет из дома, он направился прямиком к Лене. Как и предполагалось, Лена спокойно читала дома книжку, ни о чём не подозревая. Внезапный резкий звонок в дверь вырвал её из волшебного мира книги, и она нехотя пошла открывать дверь.

В глазок она увидела запыхавшегося Артёма и открыла ему. Артём, отдышавшись и напившись воды, соизволил объяснить причину своего столь неожиданного визита. С его слов получалось, что Алексей чем-то серьёзным заболел и просит Лену навестить его.

Лена заподозрила что-то неладное: почему он сам не позвонил или не прислал кого-нибудь из более близких друзей, а не это убожество. Заметив у Артёма в правом кармане брюк блестящий нож-бабочку, который он раньше никогда не носил, да и вообще боялся всяких колющих и режущих предметов, она взяла свою любимую удавку и, решив не подавать вида, изобразила на своём лице то, что она очень волнуется по поводу внезапной болезни Лёши и пошла вместе с Артёмом к Алексею домой.

Артём и не надеялся, что Лена ему поверит, ему нужно было только дойти до дома Алексея. При входе в дом можно было пойти по ступенькам на нужный этаж, так как лифт был сломан, но в планах Артёма был подвал под лестницей, в котором и должно было всё случиться. Стены в подвале были достаточно толстые для того, чтобы не пропускать ни единого звука, а один из дубликатов ключа от него был у Артёма.

Артём с Леной шли быстрым шагом по улицам. Артём предвкушал близость неминуемого и представлял себе как Алексей, поняв что его надули, устремляется на квартиру к Лене и не находит там её, после чего бежит к себе домой, но и там её нет, а потом рыдает. Каково же было удивление Артёма, когда навстречу ему выбежал сам Лёша с кулаком наперевес и, сбив его с ног, поцеловался с Леной.

Он к тебе приставал? Руками трогал? — негодующе кричал Алексей, поглядывая то на лежащего Артема, то на опешившую Лену.

Нет, ничего он мне не сделал... не успел.

Так, значит, хотел?! — произнёс Алексей, вырывая из земли трубу.

Нет, нет, я ничего не хотел, — попытался выкрутиться Артём, но, получив кулаком в зубы, замолчал.

Врёшь, зараза, — молвил Алексей, вытирая испачканный в крови Артёма кулак о его рубашку и готовясь нанести новый удар, — ты меня заставил идти на площадь. Ты обманул меня, сказав, что Лене плохо, а я чуть от переживаний с ума не сошёл. Её-то ты куда вёл?

Он сказал, что тебе плохо и вёл меня к тебе домой. — Выглядывая из-за плеча Алексея, сказала Лена.

А может и не ко мне, а может и не домой, — вслух раздумывал Алексей, попутно вытаскивая из кармана Артёма ножик. — Что ж это ты, неужто что-нибудь плохое задумал? У-у-у, зараза! — злобно прокричал Алексей и вытащил из нагрудного кармана Артёма ключ от того подвала.

Поразмыслив и поняв, что этот ключ он уже где-то видел, Алексей схватил Артёма за шкирку и потащил его в сторону своего дома. Не то, чтобы Артём был настолько слабее Алексея, но страх перед расправой, а особенно ощущение того, что сильно нашкодил, убавляли его силы и сводили их почти к нулю.

Алексей в сопровождении Лены подтащил Артёма к своему дому и спросил его, не хочет ли он сам признаться в том, что хотел сотворить. Но Артём смотрел на него глазами попавшего под паровоз кролика и молчал как заправской партизан, а может всему виной была боль в зубах от сильного удара Алексея. Алексей посмотрел на него взглядом удава, когда он смотрит на добычу. Потом в его глазах промелькнула искорка радости, которая тут же была замещена яростью.

Вместе с Леной они затолкали Артёма в подъезд, после чего бросили на пол и пару раз пнули в живот. Алексей вытащил ключ и попробовал отпереть старую трухлявую дверь подвала. Ключ со скрипом повернулся в замочной скважине, замок удивлённо скрипнул и дверь открылась. В подвале стоял полумрак, лишь одиноко светила тусклая лампочка. Лена склонилась над распластавшимся на полу Артёмом.

Ну, что, последний герой, ыт адгокин ен ласялп с ималегна ирп моннул етевс? — магически сверкнув глазами, крикнула Лена.

От этого крика у Артёма помутнело в глазах, и он отключился.

Утро следующего дня не радовало Артёма своим началом. Голова раскалывалась, как после большого бодуна, во рту кошки ночевали... Он с трудом мог вспомнить, что происходило вчера, лишь какие-то обрывочные воспоминания и картинки. Куда-то он шёл, какой-то дом, кто-то его ударил, какая-то бутылка летает...

Скрежетнув зубами, он сделал над собой усилие и встал с дивана. Затем, пошатываясь и распевая русские народные песни голосом пьяного и беззубого Киркорова, он направился в сторону кухни, дабы опохмелиться. Зайдя на кухню, он выкрикнул что-то типа: "Все козлы, а мне налей" и, не получив ответа, понял, что, скорее всего, он у себя дома. Да, опохмел давался с трудом, особенно в его возрасте.

Подождав минут пять, чтобы собраться с мыслями и оценить ситуацию настолько трезво, насколько позволяло состояние, он включил телевизор. Послушав прогноз погоды и советы по правильному приготовлению вкусного салата из колибри в условиях холодной России и ничего не поняв, он решил пойти принять душ, но его поход в душевую комнату прервал телефонный звонок.

Помянув нехорошим словом мать звонившего, создателя телефона, изобретателя радио, двоюродного брата, Путина и того, кто сделал в этой квартире такие жёсткие ковры, Артём дополз до телефона и пробурчал в трубку нечто неразборчивое. Трубка ответила ему гробовым молчанием и через несколько секунд начала издавать короткие гудки. Артём, выдав громкое ругательство, из которого следовало, что он состоял со звонившей самкой собаки в интимных отношениях, и в этом принимала участие труба от паровоза, на бровях пополз к душу. Внезапно его передвижение прервал неожиданный телефонный звонок, который привёл Артёма в бешенство, ибо пришлось вновь ползти к телефону. Трубка вновь отзывалась тишиной. Такая ситуация повторилась ещё три или четыре раза, заставив его вспомнить едва ли не всё население великой и необъятной России.

Устав от таких долгих ругательств, он решил-таки не принимать душ, а пойти на кухню и принять чего-нибудь спиртного. На этот раз назойливые телефонные звонки не мешали его продвижению на кухню, хотя он и просидел около телефона минут десять, пребывая всё это время в лёгкой эйфории. Когда он шёл на кухню, совершенно внезапно рядом с его головой упал цветочный горшок, до этого времени прочно прибитый гвоздём к стене.

Это падение несколько насторожило Артёма, но не остановило его продвижение к кухне. Медленно переставляя налитые свинцом ноги, он шёл прямо по коридору, сшибая всё на своём пути. В его голове крутилась мысль только о выпивке, но теперь там появилась и мысль о столь неожиданном падении горшка. Вдруг на подходе к кухне слетела с петель кухонная стеклянная дверь и со звоном разбилась. Это ещё больше насторожило Артёма, заставив его немного испугаться. Окончательно его добила надпись на холодильнике: "Не лезь — убью!" Он с криком отпрянул от холодильника с чётким желанием залезть под одеяло и долго трястись там от страха, что он незамедлительно и проделал.

Тряска под одеялом пошла ему на пользу: стала приходить трезвость, а вместе с ней нахлынули воспоминания о вчерашнем дне. Многое стало понятным, и Артём не очень удивлялся, когда к нему зашёл весёлый Алексей с весёлым подарочком: фонарика в виде кулака с отогнутым средним пальцем.

В тот раз Артём понял намёк и больше не приставал к Лене, а проказы у него стали более изощрённые и стали сильнее походить на несчастные случаи.

Но внезапное исчезновение Алексея из больницы заставило его вновь начать своеобразно ухаживать за Леной.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


IV    Борьба за жизнь



Лена не знала, сколько она пробыла без сознания, может минуту, а может и целый час.

Едва очнувшись, она немедленно попыталась собраться с мыслями. Она огляделась вокруг, обнаружив только смутные очертания стен в кромешной тьме и тускло поблескивающий выход прямо перед собой. Память вернулась к ней, она вспомнила, что за ней гнались несколько ребят. Но Лена ощупала себя и поняла, что с ней всё в порядке, что ничего не произошло, просто немного кружилась голова после обморока.

Лена ещё раз с трепетом взглянула на выход и поняла, что, возможно, эти панки ждут её там. Она быстрым движением руки провела по земле ладонью, тщетно пытаясь найти что-нибудь тяжёлое. Но пол был гладок и чист как тефлоновая сковородка. Через несколько секунд поисков Лена, стараясь создавать как можно меньше шума, нашла-таки нечто отдалённо напоминающее кирпич.

Времени на разборки не было, дорога была каждая секунда. Лена крепко ухватила кирпич правой рукой и попыталась напрячь слух, чтобы по дыханию определить, где находятся эти панки. Затаив дыхание, она вслушивалась в звуки улицы. Наконец она расслышала смутное прерывистое дыхание, напоминавшее храп. По этому храпу она поняла, что двое находятся справа, а один — слева.

Сгруппировавшись для прыжка и нескольких мощных ударов, Лена выпрыгнула в дверной проём с грацией настоящей пантеры. Однако, выпрыгнув и оглядевшись, она сильно изумилась, даже удивилась: все трое мирно спали прямо на асфальте, одежда на них была порвана, на лицах кровоподтёки, и вообще у трёх грозных панков был вид помятых помидоров.

Кто бы их мог так побить, — не страшась своих мыслей, вслух подумала Лена и, словно в ответ на свой вопрос, услышала где-то вдалеке знакомое шуршание и дыхание, а потом звук, похожий на звон колокольчика.

Лена решила осмотреть своих несостоявшихся обидчиков. Ничего особенного в них не было, если не считать, что рядом с самым волосатым на полу лежал нарцисс — любимый цветок Лены, который Алексей дарил ей на каждом свидании. Этот цветок внушил Лене, что всё будет хорошо, и подарил ей хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.

Лена втянула тонкий аромат нарцисса, улыбнулась, ещё раз оглядела место битвы и спокойно пошла домой к Марье Павловне, которая, вероятно, уже давно волнуется за неё.

Над городом вставало солнце. Человек проснулся. Утро его прошло в обыкновенных делах, и уже к полудню он стоял перед многотысячной толпой в красивом роскошном одеянии правителя и вещал своим подданным свою новую речь.

Товарищи, — почти кричал Гай Калигула, — солнце уже давно встало, жизнь уже давно началась, поэтому пускай разразится революция! Вы все заслуживаете большего, заслуживаете лучшей жизни. Вы хотите революцию?

Да! — отвечала ему толпа.

Вы хотите коммунизм?!

Да!

Так пусть же начнётся революция, пусть у каждого будет вагон тушёнки, пусть у каждого будет всё, чего ему надо! От каждого — по способностям, каждому — по потребностям! — Цезарь оглядел умным взором беснующуюся толпу, которая пошла громить рынок и сплюнул...

Свобода, равенство и братство, — буркнул себе под нос Цезарь, высмаркиваясь в занавеску.

Революция, — невнятно, но громко пробормотал Алексей, просыпаясь.

Он обнаружил себя сидящим на жёстком стуле посреди небольшой тёмной комнаты, которая напоминала больше тюрьму, нежели жилое помещение. Прямо перед ним находилась железная дверь без единой ручки и замка, которая закрывалась, видимо, снаружи. Пол был бетонный, без какого-либо покрытия, что делало его ужас до чего холодным и твёрдым. Почти под самым потолком находилось небольшое наглухо застеклённое оконце. Из окна просачивался в комнату слабый лучик света. В одном углу была большая тарелка с водой для питья, рядом примостился унитаз. Больше ничего в комнате не было.

В животе у Алексея бурчало, из чего следовало, что он здесь сидит достаточно долго. Руки и ноги затекли и он решил пройтись по месту своего заточения, по ходу простукивая стены. Как он и ожидал, стены были толстые и монолитные, дверь была наглухо вбита в стены, а оконное стекло было настолько твёрдым, что даже прицельный удар обитой железом ножкой стула не оставил не стекле и царапинки. Через двадцать минут безуспешных попыток выбраться из тюрьмы, он сел на пол, прислонился спиной к холодной русские народные песни. Минут через тридцать такого напева Алексея разобрало, появилась смелость. И уже в полный голос он орал "Боже, царя храни!". За "царём" последовали "Из-за острова на стрежень", "Священная война", "Пачка сигарет" и "Эх, дороги".

И, когда Алексей по третьему разу пел:

"Славься, Отечество наше свободное,

Братских народов союз вековой,

Предками данная мудрость народная.

Славься страна, мы гордимся тобой!", зависнув под потолком посредством держания за провод от перегоревшей лампочки, дверь тихо отворилась, не издав ни единого звука.

Эй, солист, щас тебе будет дует, — сказал кто-то до ужаса знакомым голосом.

Алексей хотел, было, послать его на три буквы, но не успел. Увесистый булыжник просвистел в метре от его головы, ударился об стенку, разлетелся на куски, один из которых огрел Алексея по голове, из-за чего он и потерял сознание. Последнее, что он видел перед тем, как повалиться на пол — это как к нему подбегает нечто в чёрной маске и выкрикивает: "Попался, козёл!" Козлом Лёша себя не считал, но возразить подбегавшему не успел, ибо упал без сознания.

Последующие несколько часов, а может быть минут, прошли для Алексея как сон. Ощущения притуплены, воспоминания обрывочны. Куда-то его тащили. Было высоко. Кто-то похаживал мимо и сморкался в рукав

Вновь очнулся Алексей, но уже не в той холодной тюрьме. Теперь его руки были связаны, ноги тоже, а сам он сидел на высоком кресле на крыше посреди обломков самолёта. Была ночь. За краем крыши шёл дождь и одинокий прохожий. Была ночь и было очень ветренно, то тут, то там сверкали молнии. Оглядевшись как следует, он понял, что позади кто-то стоит таким образом, что Алексей его не видит. Тщетно попытавшись вырваться из объятий прочной верёвки, он удручённо вскрикнул, чем и привлёк к себе внимание стоящего позади человека.

А-а-а, вижу, что ты, наконец, проснулся! — сквозь гром молвил некто и вышел вперёд так, чтобы Алексей мог его видеть.

Алексей оглядел этого странного человека, стараясь угадать, где бы он мог его видеть. Человек стоял перед ним, раскинув руки в стороны и подняв вверх скрытую под чёрной тряпочной маской голову. Его чёрный плащ с эмблемой чёрной пантеры на жёлтом фоне развевался по ветру. В правой руке он держал увесистую железную трубу, в левой — флаг с изображением той же самой пантеры. Ноги были закованы в тяжёлые сапоги со шпорами, которые позвякивали при каждом его шаге и блестели с каждой вспышкой молнии.

Постояв неподвижно секунд пять, этот чёрный опустил руки и уставился на привязанного Алексея пронзительными глазами.

Ты — следующая жертва, — громко молвил незнакомец басом, который к концу фразы сбился на визг.

Чё? — пытаясь отвернуть лицо от ветра, рявкнул Алексей, который всё ещё пытался вспомнить этот голос.

Узнаешь, — голос незнакомца снова стал басовитым, — подожди несколько дней и узнаешь.

Сказав это, незнакомец подошёл к Алексею вплотную и приложил к его рту неприятно пахнущую тряпочку, от которой в его голове что-то лопнуло. Пытаясь из последних сил оттолкнуть от себя тряпочку, а заодно и укусить за руку незнакомца, Алексей так сильно тряхнул стул, что повалился на пол вместе с незнакомцем и попытался уползти, пользуясь возникшим замешательством. Но незнакомец быстро оценил ситуацию и принял решительные меры: он набросился всем весом на брыкающегося Алексея и запихнул тряпочку ему в рот, заодно треснув его кулаком в ухо. Такого напора Алексей не выдержал и потерял сознание.

Когда он вновь очнулся, вокруг вновь была та самая тюрьма, только теперь около двери была вбита в пол тумбочка с большой железной кружкой на ней. Алексей крикнул, стены отозвались глухим эхом, за которым последовала продолжительная тишина, лишь изредка прерываемая глубокими вздохами Алексея.

Сообразив, что он в заключении у этого безумца, Алексей решил продолжить попытки побега, которые начал ещё в прошлое своё пребывание здесь. Но для начала он решил освежиться. Медленно встав на ноги и тряхнув пару раз головой он направился к железной кружке с целью хлебнуть немного водички. Водички так просто хлебнуть не удалось, ибо кружка была приварена к тумбочке, которая в свою очередь была вбита в пол. Пришлось отбросить мысль о продалбивании стены посредством тумбочки. Постояв над тумбочкой минуту и переборов свои принципы, он начал позорно лакать воду из кружки как собака. Если бы его кто-нибудь видел в этот постыдный момент, то Алексей бы провалился сквозь землю, но он каким-то задним носом ощущал, что на него никто не смотрит.

Логичным было бы в данной ситуации осмотреть место заключения на предмет уязвимых мест. Из окна было видно озеро, а может и река, которая подмывала основание здания.

Так, — рассуждал логически Алексей, пытаясь избавиться от паники, — здания не строят специально в реке. Значит, скорее всего, это здание старое... Да, плотину на реке построили давно... лет сто назад. На стенах нет следов реставрации, — и он ущупал стены с облупленной штукатуркой, — реставрировались только окна и двери. Можно попробовать продолбить стены чем-нибудь твёрдым. Но чем?

Алексей уже в который раз обвёл взглядом квадратную комнату, если это можно назвать комнатой. На вид из окна стены были толщиной около тридцати-сорока сантиметров, скруглённые по углам, все в неровностях и выбоинах, но выбоины эти были небольшие.

Измучавшись от напряжённой умственной работы, он решил немного вздремнуть. Вид из окна напоминал о том, что дело близится к вечеру. Алексей лёг на полу в позе солдата на посту, подложил под голову правый кулак и принялся изучать теневой рисунок на потолке. Это изучение привело к тому, что вскоре он забылся беспокойным, но всё-таки сном.

В это время Марья Павловна с нескрываемым беспокойством ложилась в кровать, приняв на ночь валидола. На кухне сидела Лена, пила крепкий чай с лимоном и с надеждой смотрела в окно. На город опускались сумерки и тьма.

Ночью, когда силы зла выходят на свободу... — Лена так и не смогла понять сама ли она это сказала, или ей послышалось, а может это были всего лишь её мысли, показавшиеся ей голосом. Но она решила не сопротивляться этому, — не бойся, я с тобой.

Лена подошла и выглянула в окно. В ночной темноте огни города мерцали, как спасительные маяки в море страха. Вот пошёл закутанный в плащ прохожий, оглянулся и воровато шмыгнул в темноту подворотни. Вон подъехала иномарка к светофору, посигналила заснувшему водителю запорожца и уехала. Пейзаж ночного города, живущего своей особой жизнью напоминал о чём-то далёком, взывая к глубоким воспоминаниям и переживаниям о великом.

Допив чай и выплюнув косточку в форточку, Лена глубоко вздохнула и пошла спать. Сон, как всегда после пропажи Алексея, обещал быть беспокойным.

Ночь опустилась на город. Началось время империи зла. На тропу войны вновь вышел маньяк, совершивший все эти убийства. Никто не знал, кто будет его следующей жертвой, и каждый втайне желал не стать этой жертвой.

Невысокий седой мужчина в кепке шёл по улице в круглосуточный продуктовый магазин за колбасой. Разъезжающие одинокие машины пугали его своим приглушённым рёвом и успокаивали, когда хоть на мгновение освещали дорогу перед ним. На тротуаре, прислонившись спиной к кирпичной стене, сидел юноша-цыган в лохмотьях и мирно дремал. Но, едва различив среди автомобильного рёва поступь и затяжной кашель мужчины в кепке, сонливость юноши улетучилась, уступив место выступившей на лице грусти.

Добрый человек, подайте на пропитание, — монотонно и заученно, но со слезами на глазах сказал оборванец, протягивая руку.

Мужчина в кепке недовольно кашлянул, сунул руки в карманы и ускорил шаг.

Вам что жалко? Немного, всего мелочь, — сказал юноша и его голос задрожал от злобы.

Юноша резко поднялся и в его руке что-то подозрительно сверкнуло. В глазах заблестел страшный огонёк, предвещающий нехорошее дело. На месте бездомного голодного юноши-цыгана стоял теперь сильный и хладнокровный убийца.

А ну стой! — громогласно прозвучал его голос на всю улицу.

Мужчина в кепке резко обернулся на секунду и попытался убежать, но на его пути встал ещё один цыган, но постарше и более прилично одетый. В каждой руки он держал по длинной палке с заострённым концом и яростно ими помахивал. Побрякивая цепями, он перемещал свой вес с одной ноги на другую.

Тебе было жалко подать бедному человеку? Придётся самому стать бедным. Снимай плащ!

Но... ребята... — сказал мужчина в кепке с явным страхом в глазах.

Что, ребята?! Надо делиться с бедными, а то сам пузо нажил, а другим не даёшь. Нехорошо получается, не честно как-то, — злобно улыбаясь, сказал оборванец, подходя почти вплотную.

Да как ты смеешь говорить о чести?!! — вскипел мужчина в кепке, но получил увесистый удар кулаком в челюсть, от чего и повалился на тротуар.

Подростки стали пинать его ногами, поминутно оглядываясь. Но никого не было. Мужчина в кепке, вернее уже без кепки, ибо кепка скатилась в лужу, поначалу отбрыкивался, но потом движения стали медленные, а под конец и совсем прекратились — мужчина без кепки перестал дышать. Грабители обратили внимание на этот факт, ещё пару раз пнули его и прекратили избиение.

Отдышавшись, они стали обыскивать его, пытаясь найти что-нибудь ценное, но ничего, кроме часов "Слава" и пачки сигарет "Беломор", найти не смогли. Плюнув на распластавшееся бездыханное тело, они изъяли из его кармана кошелёк с сотней рублей и карточкой зубного врача и пошли за угол делить добычу. За углом было темно, как у негра в одном месте, но они сели прямо на голый тротуар и стали делить то немногое, что им удалось добыть.

Ну, что, давай так: сотню мне, карточку тебе, "Славу" мне, "Беломор" тебе.

Не, я так не согласен, я сидел, холодел, клиента ловил, а ты себе всё самое лучшее забираешь. Это не честно... Надо бы уходить отсюда, а то мы его, наверно, зашибли. — сказал юноша в лохмотьях.

Да, ты прав, сваливать надо, — задумчиво сказал другой юноша, но тут же весело добавил, — но сначала надо бы с него одёжку снять. Потом на рынке толкнём.

И они поднялись с твёрдого и холодного тротуара и пошли обирать мужика без кепки. Каково же было их удивления, когда, выйдя к месту возлежания мужика без кепки, они не обнаружили там никого и ничего, даже кепки в луже не было. Быстрый осмотр местности ничего не дал. Когда они уходили, поблизости никого не было, никто не полезет на улицу из тёплой квартиры за этим мужиком, значит он ушёл сам.

Вот ведь сволочь! — в сердцах сказал оборванец, — значит не совсем мы его добили. Ушёл-таки, козёл!

И, как бы в ответ на последнее ругательство, он схлопотал сильный подзатыльник. Не разбираясь за что он был награждён таким знаком внимания, оборванец, матерясь, бросился на своего напарника по грабежам. Через пару минут упорной драки они, устав, решили прекратить и сели на асфальт, тяжело дыша и сплёвывая кровь. Отдышавшись, оборванец всё-таки решил узнать за что он получил подзатыльник.

Ты зачем меня ударил? — спросил он, ковыряясь ножом в зубах.

Что? — не расслышав спросил его напарник.

Ударил, говорю, меня зачем? — ковыряясь тем же ножом в ухе спросил оборванец.

Когда? — недоумевал напарник.

Ну, в самом начале, я после этого на тебя и бросился, — почёсывая зад тем же самым ножом, сказал оборванец.

Да не трогал я тебя: ты на меня первым бросился, я дал сдачи, ты кусаться, я в глаз и... всё, — напарник обиженно сплюнул.

Да, но ведь сначала ты мне по голове дал! — состригая ножом ногти на ноге молвил оборванец.

И в мыслях не было, не говори чушь, — фыркнул на него напарник.

А кто же меня тогда ударил, а? Может Бэтмен? — удивлённо рассматривая свою грязную стопу, язвительно сказал оборванец.

Это был я, — сказал глухой голос позади.

Оба грабителя резко обернулись, но смогли рассмотреть лишь тёмную фигуру в тени здания. Они не могли видеть лица этой фигуры, они не могли даже с уверенностью сказать был ли это человек или какое-нибудь животное, но они ощущали на себе пристальный пронизывающий до костей взгляд этого существа, который не давал им двинуться с места и вселял в них страх. Существо залилось пронзительным смехом, от которого стыла кровь в жилах. Этот смех сковал сознание грабителей.

Зря вы обидели человека, — перестав смеяться, сказало существо глухим, но настолько мощным голосом, от которого задребезжали стёкла в окнах и витринах. Существо сделало шаг вперёд...

На следующее утро на этой улице нашли трупы двух юношей.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


V    Вопросы и ответы



Наступил новый день, солнце слабым лучом проглядывало в маленькое окошко и щекотало нос Алексея. Он открыл сначала один глаз, потом другой, часто ими заморгал и негромко чихнул. День обещал быть тяжёлым и утомительным. Предстояло много думать. По стене полз одинокий, неизвестно откуда взявшийся, паук. Алексей привстал на локте и стал наблюдать за медленным движением паука по стене. Паук пробежал почти до потолка, после чего юркнул в небольшую трещину в стене. Алексей встрепенулся и полез смотреть на трещину. И обнаружил интересный факт: почти всё пространство на стыке стены и потолка было усеяно мелкими трещинами, некоторые из которых пронзали стену насквозь.

Ага, — радостно воскликнул он, выискивая глазами что-нибудь тяжёлое. Но ничего тяжёлого в комнате не оказалось.

Пару десятков раз стукнув кулаком по трещинам, Алексей отбил кулак и сорвал голос. Обессилевший, он сел на пол и из последних сил стал думать о том, каим ещё образом можно отсюда выбраться. Подойдя к двери, он стал ощупывать её, пытаясь найти в ней слабое место. Не секунду ему показалось, что одна из извилин от краски пошевелилась. Он попробовал её повернуть и она отошла в сторону, обнажив замочную скважину, которую скрывала. Он попытался найти что-нибудь острое, дабы вскрыть замок, но ничего не нашёл.

Поковырявшись в скважине ногтём, он, обессиленный своими неудачами, сел на пол и впал в депрессию. В его голове проплывали образы Путина, АПЛ "Курск", мамы, Лены... Лены! Внезапная мысль о Лене заставила его задуматься о смысле своего пребывания здесь.

Зачем этот сумасшедший держит меня здесь? Зачем я ему нужен? А вдруг ему нужен не я, а моя мама или Лена. Он сказал, что я следующий. А вдруг они уже мертвы, а он меня держит здесь на закуску?!! — в Алексее с каждым словом нарастала злость.

Когда он произнёс последние слова, что-то лопнуло в его сознании, что-то скрытое вышло на свободу, именно страх за своих близких пробудил это. С бешеным криком он бросился на тяжёлую вбитую в пол тумбочку и неимоверным усилием вырвал её с солидным куском бетона. На пол упала булавка, но он её не заметил. Это нечеловеческое усилие прибавило ему храбрости и он поднял тумбочку, в которой было не меньше ста килограмм (тумбочка-то чугунная), над головой и бросил её на стену с окном. Всё здание содрогнулось от такого удара, стена ухнула, но выдержала. Тогда Алексей, зверея с каждой минутой, вновь подхватил тумбочку, как будто бы это был футбольный мяч, и снова бросил её на ту же стену. Здание содрогнулась ещё сильнее, а стена пошла трещинами, но опять выстояла. Тогда он схватил эту тумбочку на этот раз и швырнул её в сторону двери с такой силой, что чуть всё здание не свалилось. Дверь, злобно ухнув, вылетела куда-то далеко.

На улице уже наступила ночь, об этом Алексей судил по виду из окна. Он шёл по сумрачному коридору, не зная куда повернуть. Вокруг было всё тихо, лишь изредка откуда-то издалека доносился звук капающей воды, многократно усиливающийся в извилистых коридорах.

Внезапно Алексею показалось, что кто-то крадётся за ним, об этом говорили едва различимые шаги. Он остановился, шаги тоже остановились. Он пошёл медленно, шаги за ним тоже пошли медленно, но с каждым разом они звучали всё ближе и ближе. Уже нельзя было точно определить были ли они сзади или спереди, а может сбоку. Помня, что в последний раз они звучали сзади, Алексей резко обернулся и встал в боевую позу, готовясь к драке. Однако драки не было, а шаги прекратились. Алексей постоял в напряжении ещё минуту и решил продолжить движение к выходу. Едва он успел обернуться, как получил чем-то тяжёлым по голове. В глазах стало быстро темнеть.

Очнулся он в знакомом месте — на крыше. Да, это была та самая крыша, на которой он впервые встретился с этим сумасшедшим. Он вновь стоял перед ним в том же самом одеянии. Вновь была дождливая погода, как по заказу этого безумца. Безумец стоял спиной к Алексею, держа обеими руками большой чёрный флаг с белым черепом. Флаг дико развевался по ветру.

Алексей попробовал пошевелить рукой, но он был привязан к тяжёлому стулу. В молчании они провели несколько минут, которые показались Алексею почти вечностью: дождь безжалостно хлестал в его лицо, бил по глазам и вообще был неприятен, холод ночи пробирал до костей. Несколько минут на крыше стояла абсолютная тишина, никто не издал ни звука, Алексей начал успокаиваться и даже попытался немного вздремнуть, фигура с флагом не двигалась с места, напоминая монументальную фигуру Ленина, застывшего в ожидании перед толпой.

Молчание и тишину нарушила музыка, доносившаяся из мощных динамиков, расположенных по краям крыши. Алексей только сейчас заметил их присутствие, хотя они были не маленькими. Играл Реквием, и звук был настолько мощным, что вибрировал бетон под ногами. С каждой секундой мощь звучания нарастала, но внезапно всё стихло и фигура с флагом резко повернулась в сторону Алексея.

Вот ты и в моих руках, и никуда тебе не деться! — прокричала фигура, не выходя из тени, причём к концу фразы голос сбился с дребезжащего низкого на звенящий высокий.

Стой! Давай поговорим...

Как цивилизованные люди? Ты это хотел сказать!? — фигура взмахнула флагом и сделала пару шагов вперёд, — не получится. На этот раз я не дамся!!! Я тебя просто убью. Ха!

Тебя поймают и будут судить. Понял?! — пытаясь заглушить ветер, сказал Алексей и ощутил, что правда на его стороне.

Ой, боюсь. Никто не узнает, что я тебя убил. Ты ведь в розыске, некоторые думают, что это ты совершаешь все эти убийства.

Какие...

Молчать! — фигура снизошла на визг, — не смей меня прерывать. Ясный пень, что ты никого не убивал, потому что я их всех убил! Да, я один, и никто больше! Я — самый великий творец смерти! Хочешь узнать, кто я такой? На, получи!!!

Произнеся последние слова фигура рванула маску, скрывающую её лицо, и... Алексей оторопел, хотя и ожидал увидеть что-то подобное. Перед ним стоял, кто бы вы думали, Артём во всей своей красе и хохотал, размахивая своим флагом. Алексей взглянул на него исподлобья и сплюнул.

Сволочь ты порядочная, — в сердцах сказал Алексей, целясь слюной ему прямо в нос.

Согласен, хотя это уже не имеет никакого значения, потому что ты скоро умрёшь. Твой труп найдут рядом со мной живым, но без сознания, а я скажу, что ты пытался меня убить, но тебе на голову упал кирпич. И с меня сняты все подозрения, а все убийства автоматически вешаются на тебя. — Сказал Артём, вытирая флагом с носа чужую слюну и используя флаг, как носовой платок.

Ну и зачем тебе это?

Зачем? Хороший вопрос. Дело в том, что Она разочаруется в тебе и уйдёт ко мне, — ехидно улыбаясь, сказал Артём.

Ну ты и урод: убивать ради того, чего никогда не будет! — Алексей пытался попасть ещё раз Артёму слюной в нос, но пока ничего не получалось. В Алексее начала нарастать злоба на этого урода.

Да, чуть не забыл, я всё это сниму, чтобы потом смотреть, как умирает мой давний соперник. Тут три камеры и они снимают, — Артём повернулся к нему спиной и медленно направился к куче кирпичей.

Алексей не знал, что делать. Глазами он всё время искал что-нибудь, что могло помочь выбраться отсюда, но вблизи ничего такого не было и этот факт заставлял его злиться с удвоенной силой. В карманах брюк тоже ничего не было, кроме того до них не дотянуться. А Артём, важно смеясь, подходил всё ближе с кирпичам.

Окинув взглядом окрестные дома, Алексей обнаружил единственное окно со светом, в котором стояла какая-то фигура и наблюдала издалека за происходящим. То, что она наблюдает за ними, Алексей не увидел, а, скорее, ощутил. Фигура в окне стояла не подвижно и пристально смотрела на него, Алексей тоже заворожено смотрел на неё, не ощущая более желания выбраться отсюда, но злость на всё происходящее в нём по прежнему росла.

Вдруг Алексей явно ощутил, что фигура кивнула головой, будто разрешая сделать что-то. Алексей, не раздумывая, стал изо всех сил тянуть верёвки, сковывающие его, пытаясь их порвать.

Артём дошёл медленной походкой до кирпичей и, сказав что-то невразумительное, поднял самый тяжёлый. Подбросив его пару раз, примеряясь к удару, он отбросил флаг в сторону.

Вот тебе и пришёл конец, — нараспев заунывным голосом сказал он и обернулся.

То, что Артём увидел, привело его в некоторое замешательство: стул, на котором минуту назад сидела его жертва, был пуст, а прочные капроновые верёвки были порваны в клочья. Алексея нигде не было видно. Немного придя в себя от увиденного, Артём быстро сообразил, что Алексей, вероятно, нашёл какое-нибудь лезвие и разрезал верёвки, а потом спрятался за одним из динамиков.

Что? Думаешь, что можно убежать от меня. Ты можешь бежать, но тебе не спрятаться! — говорил Артём, осторожно подходя к самому ближнему динамику, — с этой крыши тебе не уйти без ключей, а ключи у меня. Рано или поздно ты появишься.

Ему и в голову не приходило, что Алексей не прячется за динамиками, а висит на стене, с трудом удерживаясь за выступающий кирпич. Забавная прихоть судьбы: кирпич, который едва не лишил Алексея жизни, теперь, возможно, спасает её.

А вот и дядя Артём, — ласковым убаюкивающим тоном сказал Артём, приближаясь к динамику и резко заглядывая за него, — иди к дяде Артёму, я тебя не обижу. Засранец!

Короткими перебежками по три-четыре шага он направился к следующему динамику. Дождь хлестал всё сильнее, руки Алексея скользили по мокрому кирпичу и он решил вылезти, чтобы принять открытый бой. Осталось только выбрать подходящий момент, который не заставил себя долго ждать.

Подбежав ко второму динамику, Артём резко заглянул за него и, удостоверившись, что и там никого нет, встал в полный рост. Злорадная улыбка озарила его мрачное лицо, он засмеялся, подкинул на ладони кирпич, достал из-за пазухи железную трубу и важной поступью направился к последнему динамику, неподалёку от которого висел в напряжённом ожидании Алексей.

За несколько шагов до динамика он остановился и победоносно закричал, после чего пошёл дальше. Напряжение Алексея нарастало и он был готов прыгнуть, как вдруг Артём странно покачнулся и, не удержавшись на мокром краю крыши, соскользнул вниз. Правая его рука была занята кирпичом, левая — трубой, и он не успел ухватиться за что-нибудь.

За секунду до падения, когда он только покачнулся, будучи не в силах удержать равновесие, лицо его озарилось сначала радостью, которая тут же сменилась грустью. Падал он всего несколько секунд, так и не выпустив заветного кирпича из руки, выражая своё недовольство от падения и неистово размахивая ногами, как будто пытаясь убежать от неминуемой гибели.

Алексей зажмурился, не желая смотреть на смерть этого безумного, но всё-таки человека. Только услышав глухой звук удара, он открыл глаза и вылез на крышу. Алексей взглянул вниз, его глазам предстало неприятное зрелище: Артём упал на спину, раскроив себе череп кирпичом, который держал в руке.

Реквием играл по тебе, — неподвижно глядя на труп, сказал Алексей.

Он постоял ещё минуту, обдумывая всё случившееся и пришёл к выводу, что не знает как выбраться с крыши, а дождь всё не прекращался. Алексей решил осмотреть площадку и попытаться найти выход. Поискав, он обнаружил две камеры, снимающие всё происходящее. Из одной он сразу вытащил плёнку и засунул себе в карман, вторую же прикрыл флагом, чтобы не промокла.

В самой середине крыши была дверь, больше похожая на люк в подводной лодке. Как это ни странно, но люк не был заперт.

Даже в такую минуту этот гад мог мне врать! — в сердцах сказал Алексей, ощущая, что очень хочет есть и спать.

Спускаясь по старой лестнице, он старался не держаться за поручни, чтобы не свалиться вместе с ними вниз. Через десять этажей спуска ступеньки кончились и перед ним предстала трухлявая деревянная дверь с единственной тусклой лампочкой над ней. Стены вокруг были изрисованы всякой гадостью, которая осыпалась вместе со штукатуркой. Непонятно было как это здание ещё держалось и не падало.

Он отворил со скрипом дверь и с блаженством вдохнул воздух города. Запоздалая радость пришла к нему — он радовался угарному газу, летавшему в воздухе, скрипучей двери, мокрому асфальту под ногами. Несмотря ни на что он был жив, хотя и немного болели кисти рук, но это было не важно.

Дождь почти кончился, из-за тёмных туч показалась рваный месяц и осветил Алексея своим светом. Алексей провёл взглядом по домам и неслышно усмехнулся.

Нахлынувшая внезапно радость ушла, а её место заняли более приземлённые ощущения: голод и усталость. Внутренний голос подсказал, что неплохо было бы направиться домой и там поспать и перекусить после сна. Медленно уходя с места трагедии, а может и комедии, Алексей как сквозь сон услышал отдалённые звуки сирен. Какая-то мрачная мысль промелькнула в его голове, но задержаться не смогла.

Как в бреду, он брёл по ночным улицам, не осознавая сколько сейчас времени и куда он идёт, но ноги упорно тащили его в сторону знакомого дома. Он прошёл мимо дремлющего бомжа. Бомж проснулся и хотел было пристать к Алексею с просьбой дать денег, но в ужасе отпрянул, когда тот очень выразительно взглянул на него глазами разъярённого быка.

Вот уже и показался родной подъезд, на лице Алексея мелькнуло слабое оживление. Он вскарабкался на свой этаж и, с трудом подняв руку, позвонил. Звонил он долго, буквально повиснув на звонке. В конце концов дверь медленно отворилась и из-за неё высунулась сонная Лена, протирая глаз кулаком.

Привет, — собрав последние силы и улыбнувшись, сказал Алексей и упал без сознания.

Он не знал сколько он проспал, его сознание было полностью погружено в сны. А сны были обрывочны и бессвязны. Но в каждом прослеживалась одна и та же мысль о падении Артёма. Каждый сон был как-то связан с падением, а в некоторых снах представала чёрная фигура с развевающимся по ветру флагом. Люди проходили мимо и призывали фигуру прыгать. Алексей пытался остановить эту фигуру, но его крики не производили на неё впечатления и она всё равно падала. Наконец Алексей решился спасти эту фигуру и побежал к ней, но она вновь прыгнула, тогда он прыгнул за ней в бездонную пропасть.

И вот он летит в никуда. У пропасти не видно дна, а где-то впереди летит чёрная фигура, но её тоже не видно. А Алексей не задумывается о том, что он разобьётся, когда долетит до дна. Его мысли поглощены спасением чёрной фигуры. Вдруг он слышит душераздирающий смех, который заставляет его дрожать. Он смотрит вправо: мимо него пролетает вверх кто-то заслонённый тьмой, но Алексей с трудом различает на лице этого летящего маску весёлого клоуна. Клоун издаёт тот самый страшный смех и... Алексей с криком просыпается в холодном поту.

Перед ним предстала родная комната, залитая светом. Знакомый дубовый шкаф ручной работы около окна, два удобных кресла перед телевизором, стол с лампой и разбросанными по нему бумагами. Всё это заставило Алексея успокоиться.

Я дома, — блаженно сказал он и потянулся. — Хорошо...

Только сейчас он заметил, что у двери слева неподвижно как статуя стоит Лена и выразительно смотрит на него. Алексей медленно перевёл глаза на неё. Она была в синем халате и в кепке, затеняющей её глаза. Сквозь зубы она сказала что-то нечленоразборное и слабо улыбнулась, после чего подошла к Алексею и плавно опустилась на табуретку рядом.

Лена начала рассказывать о том, как они тут жили без него, о новостях в мире и о жизни вообще. Алексей выслушал всё с неподдельным интересом и выяснил, что проспал более суток. Особенно его заинтересовал тот факт, что мнения о его пропаже разделились: одни считали, что он умер, другие — что он жив, но в заложниках, а третьи думали, что он и есть тот самый маньяк.

У тебя с собой была плёнка, — опустив глаза, сказала Лена, — мы её посмотрели... Ты молодец! Недавно приходили из милиции, они откуда-то взяли ещё одну такую запись. Я сказала, что ты сейчас не можешь говорить.

Всё правильно, Лена, всё правильно, — ободряюще сказал Алексей и задумался. Нахлынули воспоминания, — а где мама?

Она отдыхает в соседней комнате — оправляется от потрясения и от радости.

Только сейчас Алексей ощутил, что он давно ничего не ел, поэтому он решил это дело исправить. Тихо, чтобы не разбудить спящую маму, он прокрался в ванную. Там он побрился, умылся, короче привёл себя в порядок и вскоре вышел оттуда новым человеком.

За обедом он слушал негромкие рассказы Лены и размышлял о роли картошки в воспитании высшего командного состава Советской Армии. На ум вдруг пришёл Алексей Иванович Чапаев и Алексей невольно рассмеялся, но тут же взял себя в руки и принялся с серьёзным видом поглощать манную кашу с земляничным вареньем.

А ты неплохо готовишь, — заметил он.

Это не я, а твоя матушка готовила лично для тебя, — с улыбкой на лице сказала Лена, следя за тем как очередная ложка каши направляется Алексею в рот. — Очень старалась.

И мама тоже неплохо готовит, — попытался пошутить Алексей. — Слушай, у меня идея: давай после того, как мама проснётся и порадуется моему возвращению, мы все вместе пойдём в кино, и...

Он не успел окончить фразу, ибо на кухню вошла, медленно почёсывая голову, Марья Павловна. Лицо её расплылось в улыбке и следующие полчаса она закидывала своего сына вопросами, не переставая пристально глядеть на него. Наконец Алексея спасла Лена, прямо сказав, что они могут не успеть в кино.

В кинотеатре Лена села слева от Алексея, а Марья Павловна — справа. Алексей был со всех сторон окружён вниманием и заботой. Крутили какую-то комедию с кучей спецэффектов, но ему было на них наплевать. Получилось так, что он не вникал даже в смысл картины, ибо мысли были далеко.

Он мысленно возвращался к месту падения Артёма. Ощущение, что он сам мог упасть туда не давало ему покоя. Стоило на секунду закрыть глаза и вокруг становилось темно, пол под ногами превращался в крышу, а в нескольких метрах впереди стоял Артём и размахивал флагом.

Весь день прошёл в бесконечных хлопотах вокруг Алексея. Он, как истинный джентльмен, пытался помочь, но ему запрещали, аргументируя это тем, что он устал.

Следующие несколько дней прошли достаточно спокойно. Заходил Сергей, справлялся о состоянии пострадавшего, съел за два часа пребывания в квартире более половины холодильника, выпил всю минералку и ушёл. Заходили ещё несколько друзей и близких людей, но подолгу не задерживались.

Прошла неделя с того момента, как Алексей вернулся домой. Жизнь вернулась в своё нормальное русло. Похождения кровавого маньяка прекратились после падения Артёма с крыши. Алексей как будто переродился после всех своих похождений и открыл в себе талант к рисованию и написанию стихов. Только стихи он никому не показывал, ибо в них рассказывалось про убийства, смерти и про спасения от этого.

Однажды, сидя за написанием очередного произведения стихотворного искусства, он не мог собраться с мыслями. Ничего не шло в голову, хотя очень хотелось что-нибудь мощное написать. Но муза не шла к нему. Тогда Алексей решил писать всё, что идёт в голову, не следя за рукой.

Через некоторое время бессвязного вождения рукой с карандашом по чистому альбомному листу, в течение которого он витал в облаках, Алексей решил взглянуть на своё художество. Посреди закорючек и загогулин, не похожих ни на один из известных языков, явно проступало одно предложение, написанное чистым русским языком: "Я рядом, ты меня знаешь, я приближаюсь!"

Интересно, про кого это я так написал? — подумал Алексей и почесал небритый подбородок, — будто бы и не я писал, а кто-то другой. Кто бы это мог быть?

Может эти вопросы и были важны, но Алексей быстро забыл об этом случае. Недавно он сделал предложение Лене, и она приняла его. Теперь у Алексея был ещё один стимул для того, чтобы забыть о днях своего заточения. Артём был признан виновным во всех убийствах, город мог спать спокойно, ибо с маньяком было покончено.

Одним прескверным субботним утром, когда за окном светило солнышко и весело кричали дети, Алексей имел несчастие проснуться посредством падения на пол с кровати. Пол в комнате был паркетный, и падение было очень болезненным. Алексей упал и полежал, не шевелясь, минуту, после чего решил, раз уж проснулся, пойти на кухню и съесть чего-нибудь на завтрак.

Открыв глаза, он огляделся по сторонам и обнаружил под кроватью кассету с надписью: "Тебе!" Ничуть не удивившись, он взял её в руки и повертел, раздумывая о том, кто же мог её сюда положить. Не придумав ничего путного, он бросил её на кровать и направился на кухню.

Алексей быстро сварганил себе несколько бутербродов с сыром, после чего съел их, закусив земляничным вареньем, и начал готовить завтрак своей маме, которая ещё спала.

Через полчаса, когда на кухне дымились аппетитные пельмени, он пришёл в свою комнату. Сев на диван, он почесал в затылке, пытаясь вспомнить, что же он забыл. Тут его взгляд пал на мирно лежащую кассету.

Ага, — сказал Алексей и всунул её в магнитофон.

По чёрному экрану поползли белые полосы, которые со временем переросли в очертания какой-то крыши. Экран перестал рябить и откуда-то справа вышла фигура, обращённая спиной к камере. Вскоре эта фигура остановилась в нескольких шагах от края крыши и повернулась к камере лицом.

Это был мужчина в чёрных джинсах и таково же цвета джинсовой куртке, в которой Алексей узнал свою. Лицо было почти всё белое, только нос и губы были ярко-красные. Улыбка на лице расползлась до ушей, обнажив белые зубы. Но улыбался не только рот, улыбалось всё лицо, каждая его клеточка. Человек ещё больше улыбнулся и шаркнул ногой.

А вот и я, — сказал человек голосом, переходящим с высоких тонов на низкие и обратно. — Если ты смотришь эту запись, значит ты выжил. Ты просто не имел права умереть. Если бы я не был уверен, что ты выживешь, то не стал бы делать эту запись. Короче, ты — это я, а я — это ты. Не знаю уж от чего я появился, но скоро ты снова станешь мной. Ну, вот и всё... Да, чуть не забыл, ты убил всех этих людей, а не Артём! — человек дьявольски засмеялся и на этом запись кончилась.

Бред какой-то, — резюмировал Алексей, доставая плёнку и зашвыривая её за шкаф. — Кто-то ещё на эту тему может шутить... Козлы!

Он был немного потрясён услышанным и увиденным, голова раскалывалась, поэтому он решил пойти немного освежиться. Склонившись над раковиной, Алексей окатил себя ледяной водой. Он взглянул на себя в зеркало и на секунду увидел некое видение: мир, переливающийся всеми цветами радуги, синее солнце, красную траву, песочные часы, в которых не было песка, прозрачный куб, проплывающий по воздуху, несколько бетонных плит, сложенных одна на другую. И на этих плитах стоит человек в чёрных джинсах с маской клоуна на лице и оглушительно смеётся.

Что-то внутри Алексея поднялось до самого его горла и сказало: "Беги отсюда!" Но он не побежал, а упал без чувств от всего увиденного.

Очнулся он через несколько минут. Голова до сих пор болела. Алексей решил выйти на улицу. Мама ещё не проснулась, поэтому он вышел беспрепятственно.

Он шёл по улице, не обращая внимания на проезжающие мимо машины. Ветер дул ему прямо в лицо, но и этого он не видел. Он просто шёл, куда несли его ноги. В голове было что-то странное: как будто мозг пытался пробиться к какому-то скрытому участку памяти, но пока ничего не получалось. Все моральные силы были брошены на пролом блокады, защищавшей эту память.

Вдруг он застыл на месте: перед ним возвышалось здание больницы, из которой он сбежал в ту далёкую ночь. Не понимая причин своих действий, он направился прямо в больницу. Никто не задержал его в столь ранний час, он прошёл беспрепятственно. Голова стала болеть меньше, когда он вышел на крышу больницы и взглянул вниз.

Сверху открывался такой замечательный вид, но сейчас не было времени им любоваться. Алексея как током шибануло: он вспомнил начало, хотя всё было смутно и неотчётливо, как в чёрно-белом кино.

Он помнил, что увидел толпу скинов и решил помочь оратору в шляпе. Он прыгнул, но не разбился. Потом, когда никто не смотрел, отполз в тень и притаился, одновременно схватив в охапку троих скинов и утащив их с собой. Они закричали, но тут же смолкли от невероятно сильных ударов кулаком по голове. Мимо прошла кошка, что-то мурлыкнув себе под нос.

А дальше тишина... потом раздались звуки шагов и появились два подростка и, хотя он был в глубокой тени, в ужасе убежали, но он догнал их и мощным рывком свернул каждому шеи.

Далее следует пробел в воспоминаниях, только неясные картинки и выкрики. Какие-то парни подходят к дверному проёму. Далее следуют их испуганные лица, после чего они мертвы, никто не выжил.

Всё это время, пока Алексей вспоминал, он незаметно для себя шёл куда-то, но шёл быстро и чётко, как будто знал дорогу наизусть.

Когда воспоминания кончились, он обнаружил себя стоящим перед высоким домом. Понимая, что этот дом как-то связан с воспоминаниями, он вошёл внутрь. На стене маркером было написано единственное слово: "Клоун" и была нарисована стрелка вверх. Алексей пошёл вверх. По пути своего следования он не нашёл каких-либо ещё знаков, поэтому решил вылезти на крышу.

С крыши этого высокого дома было видно далеко, но самое главное было всё же на крыше. В углу стояла маленькая видеокамера. Алексей подошёл к ней и оглянулся: эта была та самая крыша, на которой снимал своё послание смеющийся человек.

Неожиданно, когда Алексей был в шаге от камеры, она заработала. На маленьком экране появилась мрачная картина этой крыши. Там снова был этот Клоун.

А я знал, что ты придёшь. Думаю, что ты понял — это ты их всех убил. Ты!

От этих слов у Алексея помутилось в голове, мысли стали путаться, перед глазами встала эта картинка со смеющимся Клоуном, смех его стоял в ушах и отдавался тяжёлыми ударами по всему телу. Он махнул ногой и попал по камере, из-за чего она завалилась на бок и перешла в режим записи.

Он подбежал к краю крыши и посмотрелся в отполированный лист металла. Его лицо стало стремительно меняться: вся кожа на нём белела, исключая только губы и нос — они краснели. Мышцы лица стали вытягиваться в отвратительную улыбку. Он в ужасе отпрянул.

Теперь на крыше стоял не Алексей, а нечто другое — нечто смеющееся, с лицом, похожим на маску клоуна. Существо рассмеялось и весело пробежалось по крыше. Потом оно резко остановилось и замотало головой. Лицо стало вновь принимать нормальный цвет и форму. И вот вновь Алексей стал самим собой.

Его всего трясло, перед глазами всё плыло, но явственно присутствовало ощущение полного восстановления памяти. Он вспомнил почти всё и от этих воспоминаний он содрогался: мало того, что умерло столько плохих, но, всё же, людей, ещё и погиб смертью безумца ни в чём не повинный Артём!

Алексей трясущимися руками выудил из своих бездонных карманов упаковку шипучего аспирина и положил одну таблетку под язык. Аспирин бодро зашипел, но Алексею не стало лучше. Свежий ветерок обдувал его, потихоньку возвращая его в этот мир. Солнышко выглянуло из-за тучки и обдало его мощным потоком света.

Алексей понял, что он всё ещё здесь и громко заорал. Крик явно пошёл ему на пользу, ибо уже через несколько секунд он судорожно ходил по крыше кругами, собираясь с мыслями и постоянно сплёвывая. Один из плевков пришёлся как раз на видеокамеру, которая до сих пор снимала. Только сейчас Алексей вспомнил о ней.

Надо бы её забрать, — логически рассуждал Алексей, — а то заберут другие. О, могу логически мыслить. Я в норме!

Он схватил камеры в охапку и направился к выходу с этой крыши, пошатываясь от переполнявших его мыслей, как вдруг его внимание привлекло одно открытое окно. Не понимая, почему это окно так заинтересовало его, он остановился и стал пристально вглядываться в него, но смог заметить лишь невысокую фигуру, отходящую от этого окна.

Путь домой был наполнен случайностями, которые в обычной жизни показались бы Алексею волшебством, но мысли о своём альтер-эго не давали ему покоя. Машины гоняли мимо, чуть не задевая его, сверху упал цветочный горшок, немного не дотянув до головы, деревянный мостик через канаву обвалился, когда Алексей по нему прошёл.

Дома он просмотрел запись, сделанную на крыше несколько раз, всё более убеждаясь в своей виновности. Что-то надломилось в нём. Внутреннее чувство справедливости не давало успокоиться при мысли о том, что он совершил. Но факты делали своё дело. Всё ещё не веря в свою виновность, Алексей решил вновь направиться к месту, от которого и начинался отсчёт смертей — к больнице.

Мрак опускался на город. Монолитное белое здание больницы выглядело мрачно в это время суток. Этот дом смерти и обитель жизни был построен среди жилых домов, постоянно напоминая людям, что болезни близко, а может просто по халатности рабочих.

Алексей зашёл в больницу.

А, вы вернулись. Ваш лечащий врач хотел вас видеть, — добродушно сказала немолодая уже женщина за приёмным столиком, забыв надеть очки и сослепу приняв Алексея за одного из пациентов.

Нет, вы... — Алексей хотел сказать, что его не за того приняли, но передумал, — я к нему зайду немного позже.

Хорошо. Мне кажется, что у вас голос раньше был мягче, — сказала женщина вслед Алексею, но, не получив ответа, решила почитать газету.

Алексей в это время быстрыми шагами направлялся в свою бывшую палату. Вот он — этот этаж. Алексей просунул голову за дверь и увидел охранника, который опять дремал на посту. Тихо как мышь Алексей прошмыгнул мимо сони и через несколько секунд был у двери палаты. Дверь отворилась тихо, он залез в палату, она была пуста.

Похоже, что в палате ничего не трогали, пока Алексей отсутствовал. Это было странным. Оглядевшись по сторонам, он ринулся к койке и быстро её обшарил. Ничего подозрительного не было обнаружено, тогда он осмотрел каждую вещь в палате, но так ничего и не нашёл, хотя и не знал, что искать.

Разочарованный, что ничего, что могло повлечь за собой появления альтер-эго, найдено не было, он двинулся на крышу. По пути своего следования он дал спящему охраннику подзатыльник, от чего тот проснулся и тут же снова уснул, буркнув что-то по поводу несвоевременной пробудки.

Алексей понимал, что источник всех бед находится в этой больнице, но как этот источник выглядит и, тем более, где он находится, он сказать не мог. Вспоминая свои ночные похождения, он выбрался на крышу. Вероятно, стоило обратить внимание, что выход на крышу в этой больнице не закрывали, хотя и следовало бы, но Алексею было не до того.

Взбираясь по этой лестнице, Алексей возвращался к размышлениям о том, как жить с альтер-эго, которое всех убивает. Его можно было убить, но вместе с ним умер бы и сам Алексей.

Да, это... единственный выход, — полный сомнений, сказал Алексей сам себе.

С каждым шагом мысль о самоубийстве росла в нём, но, в то же время, рядом находилась и мысль о словах, услышанных во сне. Там сказали, что не примут самоубийц.

В вечернем сумраке стали загораться одинокие окна. Кто-то готовил ужин, кто-то просто смотрел телевизор, жизнь продолжалась. Алексей решил спуститься по стенке и осмотреться получше. Уцепившись руками за выбоины, он вглядывался в стены, как вдруг услышал отдаленный шум. Шумом являлись несколько голосов. Повернув голову, Алексей разглядел пять фигур в кожаных куртках, которые отнимали деньги у прохожего.

Ситуация повторялась: Алексей, висящий над землёй, беззащитный человек, на которого нападают. Он не мог смотреть на то, как измываются над беззащитным человеком. Злость вновь взыграла в нём. Кодекс чести заставлял его помочь этому человеку.

Пятеро подростков, решивших немного позабавиться с прохожим, смеялись и угрожали прохожему ножом. Вдруг они услышали крик и быстро падающую фигуру. Это Алексей, чтобы привлечь их к себе, издал крик павиана в период размножения и, ведомый внутренними силами, прыгнул, но не разбился.

Подростки в кожаных куртках не сразу сообразили, кто им надавал по мордам. Только когда четверо лежали на земле, а на пятого смотрели два горящих глаза, этот пятый, который был с ножом, додумался воткнуть нож в Алексея. Нож отскочил, не причинив ему никакого вреда. Через секунду уже все пятеро лежали на земле.

Алексей смотрел на них и глубоко дышал, снимая напряжение. Пот лился с него ручьями, но не было никакой усталости. Все пятеро были живы, но без сознания.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


VI    Выход



Алексей стоял и немо смотрел на эти тела нарушителей закона. В нём боролись чувство свершённой справедливости и ощущение ещё одного подтверждения своей ярости на весь мир. Не было понятно что теперь с ними делать: убить или оставить жить.

Но мысль об убийстве стала отходить на задний план, пока совсем не исчезла. В какой-то момент он даже ощутил некое облегчение, как будто прятавшееся внутри альтер-эго медленно, но верно уходит, освобождая его от своего бремени.

Молодец! — услышал Алексей за своей спиной негромкий голос. — Ты прошёл проверку. А теперь, парень, извини, но всё, что ты сделал с момента падения на дороге, не существовало.

Что? — не понял Алексей и повернулся к прохожему.

Перед ним стояло нечто настолько яркое, что не было сил смотреть. Пейзажи вокруг стали настолько тёмными, что превратились в сплошную тьму. Лежачие подростки провалились куда-то вниз вместе со всей землёй.

Мы тебя проверяли, — говорил светлый, — ты почти всё сделал правильно! Иди туда и всё будет в порядке.

Алексей не понял куда он должен идти, ибо не видел как ему показывали направление, но что-то подталкивало идти в определённом направлении. И он пошёл, вернее поплыл...

Лена с Марьей Павловной сидели около операционной. Из неё вышел человек в белом халате, подошёл к Марье Павловне и отвёл её в сторону.

Извините, — медленно сказал он, — мозг умер ещё при ударе, тело мы так и не смогли спасти...









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


VII    Взрыв



В этот самый момент в другом российском городе случилось ещё одно нехорошее событие.

Грохот заполонил улицы, жители могли видеть, как на них надвигаются клубы пыли, сопровождаемые всплесками огня. Люди выглядывали из окон, машины неистово ревели и мигали фарами, но никто не собирался их унимать. Какой-то ребёнок заплакал и побежал к маме, которая ничем не могла его успокоить. Через мгновение к воющим машинам присоединилось несколько сирен. Приехали пожарные, санитары и милиция, но вряд ли кто-нибудь выжил в этом...

Стоп!

На этом мы остановим свои искания и вернёмся к началу, к тому моменту, когда жизнь была повёрнута судьбой в неизбежное русло, не оставив никому из участников шанса выжить. Ну, может, почти никому...

Мы не прервём наших исканий правды и смысла в их поступках, и вернёмся к тому месту, откуда начали и узнаем это место в первый раз. Но для того, чтобы понять их смысл придётся задаться вопросами, старыми как сама жизнь. Мы узнавали место, откуда начинали множество раз, но, повернувшись назад и пойдя по новому кругу, история возвращает нас назад, очищая наши умы, заставляя нас думать, что мы не знали этого места раньше. Но стоит ли задумываться над этим, и не сводятся ли все вопросы и искания к простым истинам: мы живы и можем жить, а остальное не важно!

Поехали!

Денёк был таким поганым, что и говорить не хочется: с самого утра, несмотря на то, что на дворе была весна, лил проливенный дождь с градом, и погода явно не собиралась улучшаться.

Ученик 9 некой школы Алексей Папортников просиживал дома штаны и не знал, чем ему заняться. Ещё вчера он созвонился с друзьями и договорился, что в воскресенье они все вместе поедут на Митинский рынок. И надо же было такому случиться, что именно в этот самый день, когда ему стукнуло четырнадцать лет, он вынужден был не веселиться с друзьями и радоваться подаркам и поздравлениям, а пребывать в своём старом, ещё Сталинских времён, доме, и готовиться к скорой поездке на ненавистную дачу.

"Опять дача, опять картошка, и ни компа тебе, ни Mtv! Ну что за отстой." — так думал Лёша.

Но всё когда-нибудь кончается и дождь, а вернее сказать подобие урагана, постепенно заканчивался и уже к трём часам дня на небе не было ни облачка. Солнце снова выглянуло из-за туч. Выглянув в окно, Лёша мог наблюдать большие разрушения: половина стоявших во дворе "ракушек" была перевёрнута и разбросана в разные стороны, было повалено одно дерево и одна большая и красочная афиша L&M; на улице царила полная разруха.

"Красота," — подумал Лёша.

О, господи, какой ужас, Алёша взгляни, всё сорвало и разбросало... Хорошо бы чтобы твой отец не попал в этот ливень! — Кричала в страхе мать Алексея Маргарита Акакиевна — ужас до чего набожная женщина.

Да, что тебе не нравится, мама? Ну, прошёлся небольшой дождичек, ну повалило пару ракушек, но ведь никто не умер.

Побойся бога, это благо что никто не пострадал, а ведь могли бы. По радио только что сообщили, что этот ветер совсем немного не дотянул до отметки ураган. А если бы ты сейчас на свой рынок ехал?

Ой, мама, хватит тебе выдумывать... Ведь не поехал же. Давай лучше мой день рождения праздновать!

Вот сейчас отец придет и отпразднуем.

Вот ведь гадина, и на фига я у неё родился? Всё пристаёт и покоя от неё нет. — сказал про себя Папортников.

Взглянув на старинные, ещё дореволюционного времени, фамильные часы, наш герой убедился, что отец ещё не скоро явится домой. Старые часы как раз отбивали три часа дня. Тонк-тонк-тонк.

Дабы хоть как-то развлечь себя, он достал откуда-то из-под кровати любимую порнушку. Красивая надпись "PLAYBOY" красовалась на обложке, тут же пребывала красивая обнажённая девушка, хотя правильнее было бы сказать — проститутка, поскольку именно такие девушки, в понимании Алексея, так просто не отдавались мужчинам, а только за деньги. Вперив глаза в эту красоту, он постепенно уходил в мир своих эротических грёз и фантазий. Ему казалось то что он лечащий доктор, а она — пациент, то он — рабочий, пришедший домой после тяжёлого трудового дня, а она его верная жена. Не то, чтобы он был извращенцем, но каждый мыслит в меру своей испорченности. Так бы он, наверно, и грезил ещё часок, но тут его чуткий слух услышал чьи-то шаркающие шаги в вестибюле, и шаги направлялись к его комнате.

Чёрт, это мать! Если она увидит порнушку, то она меня убьёт! Куда бы её спрятать?!? — в панике думал он. Но, он не смог найти более подходящего места для этой цели, как собственный школьный ранец. Алексей наскоро и в панике запихал журнал в ранец и принял самую развязную позу, которую он знал — позу сна. Нет, он не боялся материных угроз по поводу порно, он боялся, что она может сильно на него обидеться, ведь они зарабатывали не так уж много, а деньги от неё он получал на завтрак в школе. Мать не могла выдержать то, что её сын тратит деньги на такую ерунду, вместо того, чтобы обедать, а значит и лучше учиться. Но её сын не обедал, не хотел учиться, а Маргарита Акакиевна, кроме её набожности, была ещё больна слабым сердцем, и такое потрясение могло очень ей навредить.

Но вот дверь в комнату Лёши открылась и на пороге действительно появилась его мать. Эта была полная женщина средних лет, с очень длинными волосами. Волосы её были этакого каштанового цвета с радужными переливами на солнце, так что, смотря на них, можно было и не смотреть на радугу. Но сейчас на её волосах был яркий шёлковый платок. Она взглянула на своего сына, тяжело и протяжно вздохнула, и, тихонько пожелав сладких снов, вышла из комнаты. Через некоторое время на кухне уже что-то журчало и шкварчало. А уже через полчаса, насмотревшись на журналы и решив немного развеяться, Алексей вышел на кухню и ласково прошептал матери: "Я ухожу, буду через пару часов." Мать ничего не ответила, только грустно взглянула на сына.

На улице было светло, но свет этот не очень-то радовал Лёшу. Во время прогулки ему предстояло ещё зайти к Александру Александровичу, как и обычно, раз в неделю взять товар. Он шёл по старым глухим и мрачным подворотням, не понимая, зачем он здесь идёт, но не он хотел, чтобы его кто-то видел. Дело предстояло нелёгким, но такова работа; как он собирался жить в будущем он не задумывался. Иногда, правда, в лёгком опьянении по поводу крупной сделки до него начинали доходить какие-то проблески осознания собственной беспомощности и что он вляпался не в тот бизнес, ибо торговля наркотиками была нелёгкой работой, за которую всё же немало платили. А риск был немалым ибо за домом Александра Александровича (фамилию он так и не захотел назвать), как предполагал Лёша, постоянно следили. Он не раз видел странных парней, шатающихся возле подъезда, и опасался их. Как бы то ни было, но на дворе был ясный день, тучки рассеялись, а в переулках всё время царила вечная тьма апокалиптической ночи. Со стен злорадно смотрели мелкие окна, как бы напоминая о том, что смерть неизбежна. Эти доставшие до глубины души надписи на стенах всё гласили об одном и том же: "ДЕЦЛ — УРОД", "Кино — Виктор Цой", "коля любит иру", "Все дерьмо, а мы крутые!"; но все они были не более чем выпендрёж. Его начала одолевать смутная мысль о несовершенстве мира. Понаходившись долго в подобных застенках Гестапо, может развиться истерия.

Вот так и шёл бы он через хмурый лабиринт, погружённый в свои мысли, если бы вдруг его не одёрнул грохот где-то неподалёку. Грохот был такой силы, как будто упал самолёт. "Не моё дело," — подумал Алексей, и правильно, потому что поверни он назад, одному чёрту известно, что бы было. Сразу после грохота откуда-то сзади побежали люди, ужас был написан в их глазах. Один человек упал и из его рта хлынула кровь. Лёша тоже побежал в общем направлении, но не успел он пробежать и двух метров, как кто-то большой и тяжелый упал на него, придавив его собственным весом. Казалось, что в этом мужике больше тонны веса. Лёше на голову посыпались мелкие камни.

Кое-как выбравшись из-под этого мешка с навозом, он попытался осмыслить ситуацию. Оттуда, откуда он пришел и откуда бежали люди, вырывались языки пламени и слышались крики. Надо было бежать, но куда и зачем? Такие вопросы мучили его в эту минуту. Но он забыл всё, и языки пламени и бегущих людей и даже ноющую руку, когда услышал вой сирен. К месту взрыва подъезжали не менее десяти машин скорой помощи и милиции.

Пойти, что ли, посмотреть в чём дело? А вдруг меня схватят? Ладно, будь что будет. Как говорится, que sera — sera.

Лёша шёл обратно к этому пылающему аду. Но не успел он пройти и двух шагов, как впереди он увидел фигуру в форме милиционера, идущую прямо на него. Фигура что-то истерично кричала, но на разборы не было времени. Лёша понял: пора бежать. И он побежал, как никогда в жизни ещё не бегал. Так бы он, наверно, и бежал, если бы не сильный толчок в спину. Боли не было, но силы резко уходили от него. Он чётко ощущал, что не протянет и нескольких секунд. Хотя, что были эти секунды сейчас, когда вся жизнь как будто бы пролетела перед глазами.

Он видел себя ещё в самом детстве, когда он, будучи ещё пятилетним ребёнком, бежал в деревне по песку. На дворе было лето, и он, в одних шортиках и без обуви, бежал по тёплому мелкому песку. Свежий ветер дует ему в лицо, развевает его волосы. Вот он добежал до реки и, прямо в шортах, нырнул в неё. Вода тоже по-летнему тёплая и какая-то даже ласкающая. Он плывёт по реке, хоть и неуклюже, но плывёт. Вынырнув и оглянувшись по сторонам, он видит бегущего к нему дедушку.

Но фигура бегущего дедушки медленно расплылась в фигуру бегущего к нему мента. Служитель порядка что-то невнятно выкрикивал и размахивал пистолетом.

"Сегодня ночью по улицам будут бродить мертвецы..." — подумал Лёша и отключился.

Вот он, знакомый берег реки. Вокруг всё залито солнечным светом, по небу плывут облака, такие близкие и, вместе с тем, такие далёкие, трава шелестит под босыми ногами, прохладный ветерок обдувает, и хочется побежать к нему навстречу, взмахнуть руками и... полететь. И Лёша побежал... Ветер дует ему в лицо, теребит его взъерошенные волосы. Справа течёт река, названия её никто не помнит, да это и не надо, все называют её Великой Рекой. Да, она и впрямь велика. По всей своей длине, на которую Лёша убегал, она не сужалась, не расширялась, текла она всегда медленно и неторопливо. Даже когда по весне таяли снега, она текла также вальяжно и спокойно. За это спокойствие дедушка любит называть её Спокойной. Многие мальчишки из деревни соревновались в переплытии реки, но лишь немногим это удавалось.

Если пройти по реке, то можно увидеть старую сторожку. В ней сидит такой же старый, а может и старше, сторож Иван Жид. Никто не знал точно, Жид — это фамилия, или его так прозвали. Но, как бы то ни было, он был большим жидом. От своих друзей Лёша слышал, что у Ивана жена утопилась в этой реке, с тех пор он и сторожит реку, дабы никто не утонул и не посягнул на его жёнушку. Поговаривали так же, что по ночам он подолгу молился у реки, у того места, где его жена бросилась в воду. Помимо этого о нём ходило много слухов, например, что он иногда ходит по кладбищу и ищет там души умерших, дабы воскресить свою жену. Иван был замкнут, дети его не очень любили.

Ах, вы, паразиты, да я вас щас! Мёртвые встанут из могил! Сегодня ночью по улицам будут бродить мертвецы! И всё из-за вас! Ироды... — кричал Иван на детей, которые пытались поиграть в старинную игру под громким названием "Переплыви речку". Дети со смехом разбегались.

Но вот Лёша добежал до этой сторожки. Как ни странно, но сторожа там не оказалось. В сторожке оказалось не так уж и плохо: небольшая кровать, рядом тумбочка и на ней книга "О тщете всего сущего". Видимо, сторож и впрямь свихнулся, раз читает такие книги. Всего одно небольшое оконце, устремлённое на юг, на реку. Очень уютно.

Немного странно, что сторож покинул сторожку в такой ранний час. Лёшу не очень-то беспокоит мысль о стороже, он не хотел бы с ним встречаться, а то мало ли что... Радость за своё бытиё не покидает его, и он продолжает свой путь к деревне.

Вот и сама деревня. Множество покосившихся от времени домов, соломенных крыш. Через всю деревню идёт главная сельская дорога, вокруг неё и строились дома. Все дома с первого взгляда однообразны, но если приглядеться получше, то можно увидеть, что каждый дом являет собой некое произведение искусства. Каждый дом сложен по-разному, и в каждом есть своя неповторимая изюминка. Он решил забежать в первый попавшийся дом, как было принято в их деревне, там без спросу заходили в гости и никто не обижался на это.

Но, зайдя в первую избу, он не обнаружил там радостного приветствия, никто не вышел к нему навстречу, даже не спросили кого это там принесло. Может это оттого, что в доме вообще никого не было. Проверив, Лёша убедился в полном отсутствии жизни в данном доме. Та же картина наблюдалась и в других избах, как будто деревня вымерла.

"Что случилось?" — возникла мысль в его голове.

Тут только он ощутил то, что тут было. В деревне абсолютно никого не было. То есть вообще никого. На улице и в домах не было ни людей, ни собак, ни даже скота. Даже птицы на улице не щебетали, хотя была такая чудная погода. Да, мало это похоже на то весёлое время, когда в деревню приезжала ярмарка. Вот были деньки, так деньки: по улицам бродили, неизвестно откуда взявшиеся толпы совсем неизвестного народа; повсюду слышались выкрики продавцов с предложениями купить у них нечто, что, как потом выяснялось, ненужно. Вместе с ярмаркой приезжал цирк. Лёша любил цирк за его простоту, открытость и яркость. Вероятно, что именно яркость и западала в детскую душу.

Но в деревне и вправду никого не было. Ни единой живой души. Даже ветер перестал дуть, а может быть и не дул вовсе. Внезапно Алексей ощутил всю глубину той странной и пугающей тишины, что царила в этом мире. Начали бегать мурашки по коже. Странно, но ему стало казаться, что кто-то невидимый, но в то же время страшный и сильный пристально наблюдает за ним. Откуда выглядывал этот кто-то, да и выглядывал ли вообще понятно не было. Лёше стали идти на ум самые страшные мысли о тех тварях, коими его любила запугивать бабушка, если он не слушался.

Бабуля, помимо всяких избитых сказок про бабу Ягу, которая кушала на обед непослушных детей, знавала разные действительно страшные истории. К тому же бабуля была очень хорошей рассказчицей и любила рассказывать свои истории на ночь и при свечах, дыша на пламя, отчего дьявольские огоньки плясали в её старых сдвинутых на кончик носа очках. В её страшных рассказах можно было услышать о многих ночных созданиях, которые только и ждут случая, чтобы напасть на беззащитного путника и отнять у него жизнь.

Порой эта милая и заботливая в обыденной жизни старушка так увлекалась рассказом, что начинала нервно двигать ногами по полу. От этих движений слушающим всегда казалось, как чудища из рассказов тихо ползут по полу, выжидая удобного момента для нападения. Рассказывала она с таким оживлением, что можно было поверить, что она сама присутствовала при каждом событии.

Рассказы охватывали порядочный промежуток времени. Некоторые сказки были рассказаны бабулей как предания старины, доставшиеся ей от её бабки по наследству, но были истории и недалёкие во времени. В сказках нового времени в основном рассказывалось о гремлинах и оборотнях. Бабуля любила говорить, что оборотни живут в каждом лесу, а гремлины обитают в каждом доме, хотя жильцы об этом вряд ли догадываются.

Хотя каждый новый сказ не был похож на предыдущий, в каждом слове, сорвавшимся с уст рассказчицы, в каждом её телодвижении и взгляде ощущалась какая-то неведомая и всеобъемлющая сила, временно дремлющая, но готовая проснуться из-за любого ненароком изданного звука.

Вот так и сейчас Лёше казалось, что нечто подобное, что каким-то образом вылезло из бабушкиных рассказов, наблюдает за ним своим пристальным взором и только и ждёт момента, дабы накинуться и разорвать бедное маленькое беззащитное тельце на мелкие кусочки. Но в бабушкиных рассказах частенько бывало, что на помощь людям приходил некий герой, который был силён как бык и хитёр как змея. В данном случае на него вряд ли можно было положиться.

"Главное-это как можно лучше спрятаться и не показываться!" — подумал Лёша.

В данной ситуации это было правильным решением. И прятаться надо было быстро, пока чудище не нашло его. Вот перед Лёшей старая изба его бабушки. Ему ничего не оставалось делать, как вбежать в неё и спрятаться под кроватью. Страх пробирал его до костей, по всему телу бежали мурашки огромными толпами. Но на улице была тишина, зверская тишина. Он не знал, сколько он пролежал, может минуту, а может и час; время словно остановилось и не собиралось идти вновь. И вдруг:

Что это?.. Не пойму... Как будто бы какой-то шорох или чья-то поступь за окном. Как бы то ни было, но это мне не кажется... — хотел, было, ещё что-то добавить Лёша, но мысль оборвалась, так и не будучи законченной.

За окном действительно кто-то шёл медленными размеренными шагами, никуда особо не спеша. Как будто охотник загнал дичь в яму и теперь медленно приближается к ней с ружьём наперевес, а рядом бежит его верная собака, злобно пыхтя. Было ощущение присутствия в комнате каких-то высших сил, которые всё видели, но не хотели встревать до поры, а может и вообще принявших роль наблюдателей и решивших лишь немного порезвиться с беззащитным человеком.

Пока Лёша собирался с мыслями, все звуки вновь пропали, и стало почти абсолютно тихо. Глаза паренька начали медленно расширяться и лезть на лоб. Весь он обратился в слух, пытаясь определить направление угрозы. Вдруг совершенно без причины стали холодеть кисти рук. Со всех сторон послышался гул, быстро переходящий в оглушительный рёв, который стал выливаться в бой барабанов.

Будучи не в силах остановить этот бой или, по крайней мере, противостоять ему, Лёша схватился руками за уши и повалился на пол, сильно ударившись при этом локтём правой руки, но он не ощущал боли. Комната поплыла перед глазами, его стало швырять из стороны в сторону.

Проснись, дядя! — кричало ему в лицо какое-то невысокое существо. Леша, наконец, пришёл в себя и мутным взглядом посмотрел на мальчика лет восьми в рваной куртке, который не переставал его трясти изо всех сил.

Что?.. — сплёвывая кровь, спросил Лёша у мальчугана.

Дядя-а-а-а! Там... маму... доски упали, она упала! Дя-а-дя-а-а! — с этими словами мальчик потянул дядю за рукав.

Ничего не понимая и вертя головой, как вытащенный на свет совёнок, Лёша ещё раз сплюнул, утёрся свободным рукавом и попытался встать. Болела спина и очень хотелось водки, но он неимоверным усилием воли поборол в себе боль и несвоевременное желание спиртных напитков. Хватаясь свободной левой рукой за выпирающие кирпичи, он поднялся на ноги, но, бессердечно увлекаемый за собой ребёнком, любящем свою маму, не смог устоять и, вступив во что-то скользкое, повалился на твёрдый асфальт. Мгновенно оценив ситуацию, ребёнок бросился помогать дядьке, что принесло свои плоды: Лёша, неестественно выгнувшись и кувырнувшись через голову, принял таки вертикальное положение.

Вновь собравшись с мыслями и с удовольствием заметив, что земля, наконец, находится именно под ногами, он обратил внимание, что настойчивый ребёнок до сих пор тянет его за рукав.

Ребёнку, цветку новой жизни, надо помочь, ибо, — начал какую-то длинную фразу Лёша, но забыл что хотел сказать, вследствие чего просто быстро пошёл за мальчиком, хромая на обе ноги.

А что, говядину уже не продают? — не в тему спросил Лёша на ходу и сильно задумался, почему же он до сих пор не купил говядину. Мальчик метнул на него взгляд такой злобный, что Лёша тут же забыл про всякую говядину. Через несколько секунд он понял о чём кричал мальчик. Картина была однозначной: упали строительные леса и, по видимому, под них попала мама этого мальчика, ибо из под одной кучи больших занозистых досок высовывалась подрагивающая женская рука.

Он метнулся в сторону этой кучи, но снова упал, но во время падения всё-таки успел разглядеть, что дело обстояло несколько лучше, чем было видно с первого взгляда. Дело в том, что леса не задели женщину, а упали неподалёку от неё, сама же она была, видимо, оглушена упавшими с лесов досками. Он подполз к ней поближе и убедился, что она жива. Дыхание было ровным, женщина была без сознания. Лёша прислонил её к стене и несильно, но настойчиво потряс за плечо. Женщина что-то замычала и начала мотать головой.

Всё это время её сын находился рядом и наблюдал за всеми манипуляциями Лёши. Но, услышав произносимые его мамой бессвязные звуки, он пришёл в восторг. Он бросился к ней, достаточно некультурно оттолкнув Лёшу, после чего стал её трясти, постоянно громко сообщая, что он, её любимый сынуля, рядом, что он её любил и никогда её не оставит. Наконец, мама открыла глаза и чисто машинально обняла своего сына, который к тому времени успел разразиться плачем по поводу долгого молчания мамы.

Лёша, стоявший неподалёку, ещё раз сплюнул, хотя кровь уже не шла. Радость по поводу воссоединения матери и ребёнка наполнила его сердце. Он бы ещё постоял и полюбовался этим умиляющим зрелищем, но спина напомнила о себе ноющей болью под обеими лопатками. Приняв позу буквы "Г" и оглянувшись по сторонам, он обнаружил слева от себя свободную улицу и медленно пошёл по ней.

Козлы! — негодующе рыкнул Лёша и погрозил кулаком пустому окну на третьем этаже.

Зайдя за угол дома, он обнаружил скамейку и немедленно плюхнулся на неё. Ощущение недовыполненного долга витало в воздухе и Лёша пытался сообразить что оно тут делает.

Что же я мог не сделать? Что? — задавался он вопросом, за которым последовал уже ставший риторическим вопрос — И кто же в этом виноват?

Тут он заметил сидящего на ближней скамейке бомжа в пальто. Бомж пристально смотрел на него и скрежетал на редкость белыми зубами. Правую руку он держал на ухе так, как будто оно болело, а левой пытался сколупнуть ещё не отвалившуюся краску со скамьи.

Что смотришь?! Щас дам и во второе ухо, чтоб совсем оглох! — разразился резким криком Лёша и, помедлив немного, добавил, — денег нету.

Бомжа, похоже, не интересовали деньги; ему было интересно откуда это тут появился человек. Бомж продолжал безмолвно и неотрывно смотреть на Лёшу, пока удивление на его лице не прошло и не сменилось какой-то уверенностью. Бомж усмехнулся чему-то своему, но промолчал.

В Лёше сменялись чувства со скоростью света: то ему хотелось вдарить этому бомжу со всей возможной силой, то хотелось его отвести в кафе и накормить. Но Лёша постепенно перестал интересовать бомжа, ибо лицо его расплылось в улыбке и он расслаблено развалился на скамье, почёсывая бока. Лёша тоже немного расслабился и тут же вспомнил, что у него сильно болела спина. Он медленно поднялся и поковылял на встречу солнцу. Бомж тоже встал и пошёл в противоположном направлении.

Лёше повезло: пройдя несколько улиц, он обнаружил больницу и зашёл в неё. Там его наскоро осмотрел врач и сообщил, что ничего страшного нет, просто ушиб спину. Врач сказал, что необходим отдых и всё пройдёт, и вышел покурить. Через минуту зашла медсестра и спросила, не знает ли Лёша чего-нибудь про взрыв магазина. Он сказал, что как раз оттуда и пришёл. Медсестра несказанно обрадовалась, как будто выиграла крупную сумму в лотерею, и сообщила, что раз так, то к нему через минуту подойдут хранители правопорядка и немного расспросят его, после чего вышла.

Лёша сообразил, что светиться ему пока не следует и решил побыстрее уйти отсюда. Он быстро вышел из палаты и бодрым шагом направился к выходу, бегло посматривая по сторонам. Всё было спокойно, если не считать того фактора, что было много больных, но это, вероятно, были такие же пострадавшие как и он сам.

Товарищ! — услышал он настойчивый командный окрик позади себя, когда уже находился у самого выхода. В боковое стекло он разглядел, что голос принадлежал существу мужского пола в фуражке и форме сотрудника органов. Сие существо шагом ещё более быстрым, чем у Лёши, направлялось к нему.

Товарищ, стойте! — услышал Лёша уже над самым ухом и неуверенно обернулся. Милиционер смотрел прямо ему в глаза. От него исходил жар, видимо Лёша был не первым, за кем он сегодня бегал, ноздри его раздувались как у быка на корриде. У Лёши сердце ушло в пятки.

Товарищ, где-то я вас видел, — задумчиво произнёс закононосец. У Лёши похолодели руки и ноги, все остальные части тела тоже начали холодеть.

"Это провал. Меня раскрыли, — думал он, нервно шевеля руками. — Был бы пистолет — застрелился бы."

А-а-а! — воскликнул милиционер, хлопнув себя по лбу, — вы же привезли капельницы. Извините, что отвлёк. Можете идти.

Спасибо — тихо промямлил Лёша, смотря на удаляющуюся фигуру. Он ещё не успел придти в себя, как двери открылись и быстро пробежали два санитара с носилками, грубо отпихнув его. И Лёша быстрым неслышным шагом по стенке выполз наружу.

На улице смеркалось, но всё ещё было достаточно светло для того, чтобы фонари были бесполезны. Осведомившись у прохожего насчёт времени и своего местонахождения, Лёша сообразил, что до дома Сан Саныча недалеко и решил всё-таки сходить к нему.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


VIII    Вырезка из дневника



"Сегодня подошёл на улице какой-то чел и попросил закурить. У меня не ничего было, он ушёл. Странный он: такая рожа, будто только вчера стал человеком, а до этого был либо глистом, либо ещё какой гадиной... Тут меня спросили, веду ли я дневник. Я ответил, что веду, но для конспирации никогда не пишу даты. А может и не для конспирации, а просто, чтобы потом было интересней читать и напрягать мозги, чтобы вспомнить, когда же происходили события. Но я не психолог, поэтому не буду обдумывать цель моих поступков. А вообще-то я же описываю жизнь, а она не разграничивается — она течёт, где-то медленнее, где-то быстрее, но если она остановится, то никогда уже больше не начнётся. В смысле не начнётся для умершего человека, ибо это будет уже не он, а кто-то иной. Может это мои домыслы, а может я этого набрался у Кинга. Это не важно. Важна только жизнь, остальное — только ответвления и домыслы.

***

Прочитал, что я тут понаписал... Блин, да я философ. Может, когда-нибудь стану круче Маркса, может меня даже будут читать. Прославлюсь, получу много денег, куплю себе дом где-нибудь подальше от цивилизации, наплюю на всех и всё, поселюсь в этом доме и буду жить там до глубокой старости и облысения в одиночестве и рассуждениях о смысле бытия, дойду до маразма, начну орать на правительство и достающих меня детей и сдохну от сердечного приступа, никем не услышанный. Моё тело будет гнить и разлагаться — его будут есть личинки мух и всякая другая животина, которая влезет ко мне в дом. Про меня забудут, забудут и про мои учения. А потом через много-много лет в мой полуразрушенный дом войдут люди в рабочих одеждах, отпихнут лежащий на полу скелет человека и один из них скажет: "Можно сносить". Таковая судьба меня ожидает... Красота!

***

Ничего не происходит. Ровным счётом ничего. Пойду — напьюсь! Вышел новый Плэйбой. Гы-гы-гы...

***

Давненько не писал, да и не о чем было. Скукота. Как будто ядерное изничтожение убило всех, а я остался в этом мире. Даже муравью, таскающему каждый день сотни палочек, веточек, травинок и прочей лабуды и не делающему больше ничего, наверно, веселее, чем мне. Какой-то период застоя: ничего не происходит, музыки новой никто не сочиняет, игр не пишут... Неразбитая любовь стекает грязной томатной пастой на дно погребальной урны. Даже в чатах скучно разговаривают. Думаю, что у меня депрессия...

***

Зря я говорил, что было скучно. Это был застой, затишье перед бурей. На днях познакомился с девушкой в Нэте. Думал серьёзная — оказалась юморной. Нашёл её по объявлению на сайте для знакомств, а она ещё спрашивает откуда я о ней узнал. Пришлось гнать про то, как в студёную зимнюю пору я из лесу вышел. А на другой стороне улицы — она... Я пал, сражённый стрелой амура и ослеплённый её красотой, ибо она — само совершенство. Далее всё в том же духе с различными наворотами в стиле Шекспира, Ленина и Жюля Верна вместе взятых. Поверила. Хе-хе. А, может, даже и не вникала в написанное. Обидно, если так и случилось, а то я там такое написал, что повторить не получится! Ну ладно, будем ждать до следующей связи, то есть до завтра. Можно, конечно, немного ускорить процесс и забрать почту с вечера, но у меня ночь бесплатная, а вечером тратить деньги желания нет. Ещё мне стишок рассказали:

"Вышел Децл из тумана,

Вынул пейджер из кармана.

Пейджер пискнул, Децл сдох,

Потому что Децл — лох." Я от души посмеялся, похлопал рассказчика по плечу и дал ему в морду. Он вопрошающе посмотрел на меня, а я тоже посмотрел на него, но презрительно, ибо, хоть я и сам не очень уважаю Децла, но издеваться над человеком (каким бы лохом он ни был) нельзя. Кто не за нас — тот против нас!

***

Нет, вот сволочь — я перед ней наизнанку выворачиваюсь, чтобы ей понравиться, пишу мощные рассуждения, задавая попутно с дюжину вопросов, даю множество тем для разговора, а она пишет мне про то, как она заморачивается на одежду! Ну ты хотя бы на вопросы ответила, дура, и то бы полезное чтиво вышло! А то написала, что на дискотеку большинство парней пришло в не модном теперь красном! И после этого она мне будет ещё утверждать, что для неё внешний вид не важен, а важна душа и всё такое... Не представляю, как можно так общаться: письмо не несёт в себе ни полезной информации, ни, в крайнем случае, вопросов. Что мне ей ответить?!! Послать что ли...

***

От нас ушёл Витёк... Он ушёл от нас... Покинул нас... Перевёлся в другую школу. Предатель! Изменник! Я его больше не уважаю, даже плюнул ему вслед. Напоследок он что-то говорил про шанс, который выпадает только раз, про собственный успех и про то, что у нас ещё всё впереди. Он смеялся, но это была больше насмешка, чем дружеское веселье. Если бы с ним рядом не стоял его старший брат, то его избили бы. Но брат у него здоровый! Просто шкаф, а не брат. Мне бы такого брата... Шёл домой и слышал вой сирены. Нет, не ментовской и не скорой помощи. То была какая-то мощная сирена, слышимая издалека, ибо я шёл лесом и, по крайней мере, на километр вокруг не было ни одного строения. А выла она долго — порядка пяти минут. Потом стихла ненадолго и снова завыла, ну а дальше я ушёл за дома и больше её не слышал. Странно, второй раз в жизни слышу такую сирену. Впервые я её услышал года два назад, когда шёл от Дисы домой. Тогда она была ближе и ревела гораздо громче. Может это предупреждение о начале войны или о заложенной бомбе. Надо попробовать позвонить в домуправ и сказать, что в доме заложена бомба. Интересно, выть сиренка-то будет?

***

Наконец-то поступили деньги на счёт! Прошло две недели, я уж думал, что не дойдут. На радостях начал скачивать по своему диалапу стодевяносто-метровый клипушник. Не скачал... Но это ещё не конец — я буду работать над собой и над связью и над всем остальным вместе взятым. Слушайте меня, люди! Я обещаю повысить пенсии, снизить налоги, отменить все войны и предотвращать и урегулировать любые конфликты! Но для этого вы должны продать свои квартиры, дачи и всю остальную ценность и утварь. После этого вы должны перевести все полученные деньги на мой секретный счёт под номером хыхыхыхыхыхыхыхыхы, разбить в лесу лагерь и ежедневно приносить мне дары, драться за меня и голосовать за меня всегда и везде, ибо я ваш бог. И воцарится тогда мир, и я поведу вас вперёд — к светлому будущему! Женщины, мужайтесь! Мужчины, женитесь! Ждать осталось не долго... К чему это я? Ах, да. Скачал новый менагер закачек — говорили, что крутой. Проверил. Так себе — ни бэ ни мэ. Стал качать пятиметровую вещь, так менагер при соединении в сорок кило бод выдал мне скорость закачки в 15 (пятнадцать!) кило байт!!! Вот юморист, он бы их ещё прокачивал, а то написал пятнашку, а качал от силы тройбан...

***

В автобусе рядом со мной ехал подозрительный человек. Вошёл на начальной остановке с большими сумками (бутылки) и встал на ступеньке спиной к дверям. Проехал он всего пару остановок, при чём на каждой, когда открывались двери, не отходил вперёд, а чуть отклонялся в сторону, освобождая проход на одного человека. И что странно, то, что ему никто и слова не сказал, будто он никому не мешает, и вообще его нет. Что меня в нём напрягло — так это то, что он пристально смотрел на мою сумку. Думал, что упрёт, но он ничего не сделал, а мирно вышел.

***

Звали нас в военкомат, мы отказались. Тогда нас немного обругали (всего минут десять) и сказали, что через два дня всё равно нужно будет идти. Заберут ещё... Что бы такого придумать, чтобы не забрали. Интересно, какой коньяк они там пьют...

***

Получил неплохое бабло за новую партию. Ну теперь точно могу прикупить кефиру, то есть коньяку, для товарищей офицеров и выше по званию в военкомате. Скоро пойдём. Поспрашивал у бывалых, они говорят, что будет весело и смешно. Главное — это не напиваться и вести себя прилично (ну да, конечно). Провели в классе референдум (так наша математичка называет голосование путём поднятия рук и выкрикиванием своего мнения) по поводу посадок летающих тарелок на крыши троллейбусов. Мнения разделились: одни считают, что инопланетяне прилетали на нашу планету и даже забирали людей для изучения, другие думают, что мы одни во вселенной, а третьи (больше половины от общего количества человеков) сказали, что им пофиг и надо немедленно закончить занятия и отпустить всех домой. Наивные.

***

Срочно надо кого-то избить. На мыло пошёл спам, кто шлёт — не знаю. Пришлось бросать мыло. Найду источник — убью. Ходил всё утро пасмурный и злобный. Надо будет поодиночке прощупать всех, у кого есть и-нэт. Как там Шерлок Холмс поступал: подходил в тёмном переулке к подозреваемому и, говоря что он всё знает, бил прикладом в глаз... или это был Рембо... Не важно, но метод был хороший — все сознавались, кажется. А вообще-то я уважаю Священную Инквизицию, ибо перед ней была поставлена задача, с которой она превосходно справлялась и не жалела на это сил. В какой-то мере это помогло. Еретиков тогда стало меньше, равно как и колдунов и колдуньей. Некоторые скептики скажут, что Священная Инквизиция погубила многих невинных людей, ещё большему количеству исковеркала жизнь. На это я могу ответить следующее: всё это отходы производства, могло быть и хуже, но цель достигалась, и многие даже подумать не могли о магии, не то, чтобы её творить. В некотором роде я за деспотизм, как наиболее эффективный метод борьбы со свободомыслием. А то сейчас, при демократии, народ распоясался — появились и официально существуют нацисты, каждый чем-то недоволен, каждому государство задолжало... Народу нельзя давать волю, ибо человек с собственными мыслями — разумное существо, а народ с собственными мыслями — толпа. А толпа, в свою очередь — это мощная неуправляемая куча, которая подчас сметает всё на своём пути, линчуя всех неугодных. Если в России законы есть, но их мало и они не действуют, то в США законов много и они действуют, побуждая человека к сознательности, но эти сознательные граждане всё равно обворовывают государство. А нам ещё говорят, что это мы — отстой, а не они.

***

Сейчас глубокая ночь. Все спят. А я сижу и думаю: как долго зарождается жизнь и как легко её потерять... Ушёл от нас Ванёк. Нет, не в другую школу. Он вообще ушёл, от всех, навсегда, в мир иной и больше не вернётся. Умер он, короче. Плыл по речке, решил поплыть под водой, а когда выныривал, стукнулся головой об мостик. Мостик у нас железный и очень прочный. Стукнулся он головой, потерял сознание и захлебнулся. Не откачали... Странно, вот как будто только вчера говорил с ним, он шутил, смеялся, короче был полон жизни. И вдруг, ни с того, ни с сего. Бац! И уже он не шутит, не улыбается, ничего не спрашивает, а просто лежит в гробу, сложив руки на груди. Какой он спокойный — будто спит. Смотрю на него и в душе надеюсь, что он сейчас встанет, протрёт глаза и скажет, что хорошо поспал. А может и какой-нибудь виденный им сон расскажет. Но всё это только фантазии, ибо я сам щупал ему пульс, когда вытаскивали его из воды, видел, как люди старались его спасти и что он ни разу не вздохнул, видел как скорая помощь пыталась его реанимировать... В конце концов я видел, как его уже охладевшее тело везут в морг... Родителям пока ничего не сказал (не хочу расстраивать, а то они и так устали на работе), скажу завтра, а там посмотрим...

***

Хоронили Ванька, я даже на школу забил. Мне показалось, что на похоронах были чужие люди. Пришли трое, подходили к родственникам, говорили как им жаль Ванька, жаль, что он так не вовремя ушёл из жизни и тд. Я чуть было не подумал, что они либо дальние родственники, либо какие-нибудь друзья, но что-то больно они были взрослые для друзей и уж слишком незнакомым и безразличным взглядом они смотрели на покойного друга моего, хоть и плакали навзрыд и говорили длинные заунывные речи. Но если родственники и друзья были настолько убиты горем, что почти ничего не ели и мало говорили, то эти трое съели еды на неделю вперёд и столько же выпили спиртного. Но самое главное — это то как один из них высказался в своей плачевной исповеди по поводу усопшего, хотя этого никто не заметил: "В его институте о нём будут скорбить, я об этом позабочусь!" Ванёк был моим одноклассником, до института ему ещё было далеко. Надо было бы их побить... Ну и ладно, если есть бог на свете, то он их покарает и совершит возмездие наказаниями яростными. В целом похороны прошли без чего-нибудь экстраординарного.

***

Навёл справки про тех троих. Оказалось, что их частенько видят на похоронах, свадьбах и других событиях, где можно на халяву поесть и, может быть, заработать немного бабла. Странные эти люди — не судьба найти себе работу, честно (или не очень) зарабатывать свою, может не очень большую, но всё же стабильную зарплату. А то может случиться, что никаких событий в городе может и не быть, а кушать хочется. Тут мне вспоминается образ Остапа Бендера. Может быть, эти трое и есть современные Остапы. Хотя, что они будут делать, когда начнут стареть, увядать, терять силы и слепнуть, ведь когда-то это должно случиться. Либо они вообще не задумываются об этом и живут только сегодняшним днём, надеясь что их убьют раньше, чем они успеют постареть, либо они всё-таки потихоньку накапливают деньги на старость, либо они собирается через определённое время бросить это дело и устроиться на законную работу с пенсией. Можно, конечно, предположить, что в глубокой старости они будут без зубов и чистой одежды на вокзалах и протягивать руку, призывая подать ветерану какой-нибудь войны, потряхивая в доказательство украденными или поддельными орденами и медалями. Время покажет.

***

Сегодня наблюдал байтораздирающее зрелище: на дороге столкнулись Газель и Москвич, причем водилу Москвича ремнями безопасности перерезало надвое. Его верхняя часть лежала на приборной панели, и из неё текла кровь и вываливались кишки, а ноги судорожно подёргивались. Не знаю был ли он жив в этот момент, но если был, то ему было больно, а наблюдающим было не приятно на это смотреть. Хотя, некоторым маньякам было интересно и даже захватывающе. Знавал я одного такого извращенца, тот ещё был тип. Всё время говорил о своих экспериментах в области анатомии. Делал ли он всё, о чём говорил, я не знаю, но в любом случае у него было извращённое воображение. То он брал лягушку, привязывал её к столу и заживо отрезал от неё по маленькому кусочку, после чего плевал на него и привязывал ниткой обратно. Вся эта экзекуция продолжалась долго, но в конце он отпускал живую, но сильно искалеченную лягушку на волю. Сомневаюсь, что она доживала до рассвета. Но он издевался не только над лягушками. Под его нож попадали бабочки, гусеницы, змеи, мыши, собаки, кошки и даже человек. Однажды он словил на улице какого-то пьяного мужика, оглушил его и затащил к себе в дом. Там он его связал по рукам и ногам, завязал глаза и заткнул рот кляпом. Далее он решил узнать, что будет, если аккуратно ввинтить ему в голову (прямо в череп) дюжину маленьких винтиков и зашить так, чтобы не было заметно. Операция была проведена успешно — мужик не умер. Не буду описывать что этот доктор Моро ещё с ним делал, чтобы не пугать себя в старости; скажу лишь, что этот мужик потом попал в психушку с шизофренией... Как-то раз этот мой друган поставил эксперимент на самом себе: проткнул себе горло толстым шилом и впихнул туда трубочку... Так бы и умер, если бы его сестра не пришла домой пораньше. Откуда я это знаю? Всё это и многое другое он рассказал мне сам, к тому же у него на шее виден шрам.

***

Ввели новый предмет — философия. То есть он у нас и раньше был по расписанию, но не было преподавателей. Только теперь я понял, почему их не было: такая мура! У нас техническая школа, а меня заставляют учить различные философские школы, направления и течения. И что самое главное — то, что много суждений и все они правильны. Не могу я так работать! Пихают различные философии, а с какой целью? Если мне надо выбрать одну из философий, то каждую из них надо изучать во всех подробностях, а не бежать галопом по Европам. Если не для выбирать, то мне не надо знать все эти философии. Вот пойду и создам свою собственную философию, и пусть её изучают в школах и ВУЗах и боготворят меня, как создателя нового мышления. Во! Понял зачем так много понаделали философий — чтобы загрузить и без того загруженных школьников и студентов. Какой я умный, дайте мне медаль и постройте мне памятник!

***

Тянут сетку в наш дом. Сосед предлагает подключиться, а меня это напрягает. Не хочется что-то мне, чтобы кто-то имел доступ к моему компу, кроме меня и моих родных (которые в него не лезут никогда, ибо не знают что там

интересного). Ну скажите мне: чего там хорошего? Чем локалка лучше и-нэта? Что, говоришь музыки много, чаты халявные и играть с другими можно? Согласен, много и качается побыстрее и платить не надо. Но есть ли у них всё, что мне нужно? Я понимаю, что музыки много, но есть конкретно мой запрос? Нету? Бывает. Ну ладно, а программы для Палма? Как это нету?!! Да вы что там, с ума посходили! Нету прог для Палма... А откуда мне их брать? А-а-а, просить людей с нэтом скачать мне прогу? Нет, дорогой друг, я год просил друзей и знакомых, у которых есть нэт найти и скачать мне разные проги. Но им не до того, им самим нужно что-то качать. А когда у меня появился нэт, я за два дня выкачал прог больше, чем за год прошений. А что до игр и чатов, то в чатах сидят только ламеры или влюблённые, а так это просто трата времени и денег (время — деньги!); что же касается игр по сетке, то тут уж на любителя. Мне не нравится, когда против меня играет больше одного человека.

***

Тут у одного старшего человека узнал, что в нашем лесу какие-то люди в рыцарских одеждах рубятся на деревянных мечах с деревянными щитами. Толком он ничего не рассказал, ибо очень спешил по какому-то срочному делу. Может ему вдруг захотелось съездить в Израиль, а может приспичило сбегать в туалет. Ещё бы, столько выпить пива одним махом, а потом сидеть без права выхода три часа... Ну да ладно, оставим его в покое. Вся суть в том, что собирается группа людей в удароупорных костюмах, имитирующих рыцарские доспехи, и начинают военную игру. Начинают они в два часа, так что я ещё успею, если пойду прямо сейчас... Вот и вечер наступил, я сбегал-таки на эти военные действия. Да-а-а! Спецназ им в подмётки не годится. Я думал, что будут драки, мордобой... кого-нибудь унесут. А оказалось всё гораздо примитивнее. Действительно собрались люди (штук двадцать), сильно разодетые с большим количеством деревянного оружия. Далее они разделились на два лагеря. Первый — орки, огры и уродливые человеки; второй — гномы. Около часа ничего захватывающего не происходило: оба лагеря не продумывали никаких тактик, а сидели на полянах на расстоянии трёхсот метров друг от друга и разговаривали, изредка высылая разведчиков. Потом, правда, первый лагерь (орки) напали на второй (гномов) и через десять минут упорной борьбы (ну да, конечно, я и то сильнее бью, когда ковёр выбиваю) отбили у них некое подобие крепости. Потом они стали говорить о выполнении квестов... Они-то периодически двигались и перемещались, а я не особо двигался и замёрз. В итоге пришлось уйти, так и не досмотрев спектакль до конца. Досадно, ну ладно. Обратно шёл вроде бы той же дорогой, но не узнавал мест. Когда же вместо двадцати минут ходьбы я прошагал сорок, а вокруг не было строений выше бревенчатых одноэтажек, я немного занервничал. В итоге выяснилось, что я сильно отклонился от курса и сделал крючок, на который затратил два часа ходьбы, вместо тридцати минут. Помню как-то раз мы с Ваньком были... Нет Ванька. Помню, стою и смотрю как его несут на носилках. Кто-то похлопал меня по плечу и сказал: "Он умер." Какие простые слова, как они быстро произносятся и как много в себе несут. Дальше всё как в тумане: уезжает машина, люди ходят... Чьё-то размытое лицо смотрит на меня, а я пытаюсь это лицо разглядеть, но мысли мгновенно перебрасываются на тело на носилках. И в голове, как приговор звучат слова: "Он умер, он умер..." Всё, заканчиваю писать, а то сейчас заплачу!..

***

Жизнь порою бывает столь прекрасна, а порой и несколько ужасна. Вот тут порнушечка новая вышла! Хи-хи-хи. Иногда думаю, а зачем я в своём дневнике пишу про порнуху? А может так: вот вырасту, остепенюсь, женюсь (чуть не написал, что выйду замуж), взращу детей и буду с ухмылкой вспоминать каким же я был извращенцем. И вообще, мне можно. Что, я виноват, что ещё маленький, что со мной девушки не хотят общаться? Одна объяснила почему: "Странный ты какой-то". Нет, ну прямо приговор получается: за своё ламерство ты обречён умереть, так и не познав любви! Нет! Я не виноват, меня подставили! Пустите, сволочи! Вы мне за это ответите, вы будете гореть в аду, а я буду подбрасывать в топку дрова! О чём это я? Да, о приятном. А ведь скоро мой день рождения. Гыыыыы. А вы все равно будете гореть в аду и во всём остальном!

***

Вечеринка у Децла дома... Пардон, увлёкся. Что-то я сегодня в приподнятом настроении. Уже совсем недолго ждать осталось — ровно через неделю я снова буду рождён, так сказать, реинкарнирован. Ура, товарищи. Командовать парадом буду я! Не знаю, с чего это я вдруг так радуюсь от будущих событий, ведь раньше такого не было. Раньше тоже были дни рождения, много их было и не обязательно мои. Но тут... На днях должно что-нибудь случиться, я это точно знаю. Своим внутренним носом и ухом ощущаю. Рассказали мне сегодня самый короткий анекдот в мире: "Родил"... Всё, здесь смеяться нужно!.. В новостях что-то передавали о сильных ветрах на будущей неделе, а нам всё равно. В этом году буду гулять!..









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


IX    Смеркалось



На улице было не светло, но и не темно, а вполне нормально. К тому же фонари, которые не выключались даже в самый светлый день, светили ярко и освещали заблудшим странникам путь. Одним из таких странников был Лёша — одинокий воин в чистом поле. Каждый новый день его жизни не был похож на предыдущий, ибо Лёша обладал свойством притягивать к себе неприятности, хотя и умудрялся всегда выходить из них живым и почти невредимым. То, что он торговал наркотиками, его нисколько не пугало, ведь каждый должен зарабатывать на жизнь...

И вот Лёша, этот одинокий волк, этот борец с жизнью и за жизнь, шёл сейчас в очередной раз навстречу неприятностям, а может быть навстречу радостям, а может ни на какую встречу он не шёл, а так — прогуливался мимо событий.

Он шёл с виду бодрой походкой, почти маршировал, но в душе у него был какой-то неприятный осадок, и он не знал почему. Ни с того, ни с сего сильно заболела голова и захотелось пить, а рядом не было ни одной палатки. Хотя, нет, вру, вот одна появилась на горизонте. Как оазис среди пустыни материализовалась она из воздуха. Он пошёл к ней, на ходу доставая деньги. Он точно помнил, как клал в правый карман штанов сто рублей одной бумажкой.

Оп-па, — сказал он, ловко вынимая деньги из кармана.

Палатки отличаются от магазинов не только тем, что появляются в самых неожиданных местах, но, также, и тем, что продаётся в них абсолютно всё съедобное. Но, по закону подлости, когда Лёша подошёл к продавщице с явным намерением испить водицы, сего предмета в палатке не нашлось.

Буквально минуту назад купили последнюю бутылочку, — весело произнесла молоденькая продавщица, — но могу предложить отличный шоколад.

Уйди с глаз моих долой, — злобно, но тихо сказал Лёша и быстро пошёл прочь.

Так что, шоколад брать не будете?

Если бы в палатке был продавец, а не продавщица, то не избежать бы ему удара в челюсть. Но женщин бить нельзя — это был один из Лёшиных постулатов, которые он не мог нарушить. Вместо ответа он втянул голову в плечи и зашагал ещё быстрее. Продавщица так и осталась стоять, неподвижно глядя ему вслед и ничего не понимая. Ей было не очень понятно почему такой вкусный и малокалорийный шоколад отказываются брать именно мужчины. Женщины, особенно девушки, берут аж несколько плиток сразу, но мужчины...

А Лёша тем временем всё шёл и шёл. Идти было недалеко — минут десять, но стоило поторопиться, ибо начинало смеркаться. Он шёл, глядя себе под ноги, но не на дорогу. Через некоторое время он чуть было не столкнулся с фонарным столбом. Столб как-то неожиданно появился прямо перед глазами и Лёша еле успел затормозить. Он успел прочитать рукописное объявление: "Ищу босс-ноду для подключения к фидо. Плачу пивом. Звонить по телефону xxx-xx-xx после 18:00, спросить Костика." Лёша решил, что это ему может пригодиться и запомнил телефон. Слева от столба висели часы без часовой стрелки.

Тут его внимание привлёк человек, сидящий в позе лотоса рядом со столбом. На человеке был старый чёрный плащ, закрывавший его тело от шеи до пола, и новенькая коричневая шляпа с полями. Человек сидел и мерно покачивался из стороны в сторону, опустив глаза и сложив руки на груди. Рядом стояла табличка, написанная нетвёрдой рукой: "Я воевал в Афганистане — потерял слух и дар речи."

Лёша решил провести эксперимент. Для этого он повернулся к человеку спиной, затем резко повернулся, хлопнул в ладоши и изо всех сил заорал... Человек продолжал раскачиваться, как ни в чём не бывало.

Лёша уже собирался пройти мимо, уже отошёл на два шага, как вдруг за спиной услышал слабый, но чёткий голос.

Не ходи туда! — молвил голос. Он был настолько слабым, что Лёше понадобилось секунд десять, чтобы понять, что голос исходил от сидящего человека. Лёша удивлённо взглянул на него, почти тут же его лицо исказила злорадная ухмылка.

Я так и знал, что ты не немой и не глухой, — сказал он, грозно нависая над инвалидом. — Знаю я вашу породу. Все вы так сидите, просите подаяний. Никакие вы не инвалиды, просто денег охота... Скажи, сколько таким манером получаешь в месяц? Тысячу? Две? Двадцать? Молчишь?!! А крыша сколько стоит, а? Ведь подойдёт такой как я, только посильнее и отнимет денежку. Ведь нельзя же совсем без крыши. Что замолк? Я же знаю, что ты меня прекрасно слышишь. Отвечай, когда с тобой разговаривают! Всё, считаю до трёх и если не скажешь хоть слова, то я тебя отпинаю. Раз, два, три. Ну, ты сам напросился!

Произнеся эту речь, Лёша чуть подался вперёд и толкнул человека обеими руками в плечи. Человек не поднял головы и продолжил размеренно качаться. Лёша начинал выходить из себя. Он легонько пнул человека по коленке, но тот не реагировал. Такой наглости Лёша не смог выдержать и сорвался: он размахнулся и изо всех сил врезал нищему в челюсть. Голова нищего чуть приподнялась и повернулась, но быстро вернулась в первоначальное положение. За ударом в челюсть последовал не менее мощный удар ногой в грудь, а через мгновение Лёша прыгнул на человека и начал бить его головой об пол. Внезапно голова нищего оторвалась...

У агрессора мгновенно пропала агрессия — он сидел с тупым выражением лица, держа в одной руке тело, а в другой — голову от тела. Где-то через минуту до него дошло, что из головы не льётся кровь, равно как и из тела. И вообще, какое-то всё твёрдое.

На его лице стали быстро сменять друг друга различные чувства — радость, грусть, недоумение, снова радость, страх. Выражение лица менялось как кадры на экране телевизора. Наконец этот поток метаморфоз прекратился и на лице возникло всего одно статичное выражение: выражение клоуна, когда он распиливает надвое своего напарника настоящей пилой. Он засмеялся, потрясывая в воздухе головой нищего, после чего упал на колени и быстрыми движениями начал рвать одежду на теле нищего.

Э-э-э, муляж, — ошарашено выдавил из себя он, когда одежда была разорвана и перед ним предстала тряпичная кукла на металлическом каркасе.

Лёша постоял минуту не двигаясь, затем воровато оглянулся, спрятал лоскуток одежды муляжа себе в карман и испуганно разжал руки. Внешне он напоминал маньяка, беспричинно набросившегося на куклу и зверски её разорвав: руки тряслись, челюсть отвисла, изо рта стекала слюна, левый глаз дергался, дыхание было тяжёлым и частым.

Через минуту он пришёл в себя и огляделся.

Что за юмор? — сказал он спокойно.

Тут до него дошло, что стало вокруг немного темнее. Он отряхнулся, поправил на себе одежду и посмотрел на часы и понял, что вся эта возня с куклой отняла у него не менее двадцати минут.

Блин! Я же совсем опаздываю! — в ужасе и отчаянии закричал он, схватившись руками за волосы.

Он резко рванулся вперёд, но тут же остановился. Дело в том, что он забыл куда надо идти. Чтобы вспомнить, пришлось походить кругами. Побегав минуты две, постоянно постукивая себе по голове, он наткнулся на объявление о подключении к Фидо, увидел на нём знакомый телефон и что-то в его мозгах зашевелилось — он вспомнил куда ему надо идти.

Нельзя было терять ни минуты — Лёша резко повернулся на месте, но упал. Высказав всё, что он думает по поводу мамы асфальта, строителей, продавцов и президента, Лёша медленно поднялся, ещё раз высказал своё мнение и медленно похромал вперёд.

Скорость пешего хода и так не очень высока, и уж тем более она низка, если человек подвернул ногу. В нормальных условиях человек посидел бы, порастирал ногу, оказал бы сам себе первую помощь. Но условия были не нормальными, а в некотором роде экстремальными — опоздание грозило наказанием, а неявка... Но этого лучше не делать. Именно этого Лёша и не хотел делать. И вот он, превозмогая боль, целеустремлённо шёл по улицам и не смотрел по сторонам. Однако через некоторое время ему всё же пришлось оглядеться.

Впереди у него открывался такой вид: у дома Сан Саныча стояли машины с синими номерами, а самого Сан Саныча выводили двое в форме. Сан Саныч не сопротивлялся, лишь что-то бормотал себе под нос. По кустам прятались люди в косухах и с бритыми головами. Они выглядели немного нервными и периодически дёргались. Из окон высовывались заинтересованные люди, на балконе пятого этажа двое мужчин курили.

Лёша огляделся по сторонам. Справа от него стояла машина ОМОНа, а слева стояла толпа зевак, среди которых он углядел своего друга Ярослава. Ярик, как они его звали, был вылитым программистом — невысок ростом, худой, с горбинкой. Также он носил толстые очки, которые увеличивали его и без того большую голову. Ярик был слаб — не мог поднять штангу весом более тридцати килограмм, но при этом виртуозно стучал по клавишам.

Видал? — спросил Ярик, подходя к Лёше и как всегда озарил своё небритое и заспанное лицо улыбкой до ушей.

Чего? — спросил Лёша. — И убери этот оскал.

Саныча поймали. Говорят, вышел на истерические крики в коридоре, а там никого не было. Ну, то есть почти никого. Были там эти хлопцы с наручниками. Наорали на него, повязали и вот...

В это время Сан Саныча затолкнули в машину и повезли. Машина ОМОНа тоже заурчала и медленно поехала куда-то вдаль.

Да, — медленно сказал Лёша, провожая глазами машину с Сан Санычем.

На секунду воцарилась тишина — все задумались о чём-то своём. Кто-то смотрел вслед машинам, кто-то смотрел на своего соседа, некоторые просто молча грызли семечки, но и они на секунду прекратили сплёвывать шелуху.

Но, когда уже стало казаться, что тишина уже никогда не кончится, в толпе зевак кто-то громко чихнул, и все будто проснулись. Мгновенно улица наполнилась говором — каждый хотел узнать что же случилось и высказать по этому поводу свои мысли. Какая-то бабка толкнула Лёшу плечом с такой силой, что он с трудом удержался, схватившись за Ярика, который, в свою очередь, ухватился за торчащую из земли трубу.

Толкаются тут разные, — тонким голосом крикнула бабка и презрительно фыркнула.

У Ярика кончились силы, он отпустил трубу и шмякнулся на землю. Через мгновение на него навалился Лёша, которые почти вжал его в пол. Тихо проклиная бабку и твердую землю, Лёша поднялся, подмяв под себя Ярика, и сплюнул. Только по истошным крикам Ярика, Лёша понял на ком он стоит. Лёша ещё немного постоял на Ярике, после чего поднял его и извинился, ссылаясь на тугоухость и контузию, полученную от бабки.

Да, — согласился Ярик, — ненавижу вот таких. Сами толкнут, а ты ещё виноват. Что за наглость... В метро тоже нависнут, а через остановку начинают орать о том, какой ты моральный урод! Будто я им чем-то обязан, будто я должен встать, только завидев пенсионера и удерживать место свободным до его прихода, будто...

Точно, точно, — быстро сказал Лёша, понимая что программиста понесло, а это надолго, — пошли, лучше, посмотрим на квартиру.

Нет, иди один, а мне домой надо. Я тебе сегодня позвоню, расскажешь, как всё прошло. Кстати, вот тебе твоя лампочка. Спасибо.

Не за что. Ну, бывай.

С этими словами Лёша повернулся и по стенке, прикрываясь кустами и деревьями, полез к дому Сан Саныча. Прятался он для того, чтобы никто не всполошил охрану, возможно оставленную стеречь квартиру. Но главная опасность исходила от тех трясущихся людей в косухах. Видимо, это были наркоманы. Они редко приходили к дому Сан Саныча, но если приходили, то на это были веские причины, о которых Лёша слышать не хотел.

И вот Лёша под покровом ночи прокрался к дому и вошёл в подъезд. На лестнице никого не было, но вверху слышны были тихие разговоры. На лифте ехать было бы громко, поэтому он решил идти пешком. Но через пару этажей он понял, что выбор был сделан не правильно: вверху на площадке стояли два мента и переговаривались. Пройти мимо них не было возможности — засекли бы. Лёша остановился, слился с тенью и глубоко задумался. Внезапно он обратил внимание на вздувшийся нагрудный карман и вспомнил про лампочку.

Милиционеры стояли на лестнице и разговаривали. Мимо них вверх проехал лифт, но им было всё равно. Прошла минута, а служители правопорядка всё стояли и разговаривали, но громкий хлопок где-то на уровне второго или третьего этажа хамски прервал их мирную беседу. Оба резко замолчали и навострили уши, причём тот, что стоял ступенькой ниже, медленно поднял левую руку и одним глазом долго смотрел на часы.

Что бы это могло быть? — машинально спросил он глухим утробным голосом и отвёл глаз от часов.

Второй милиционер, до сих пор пристально наблюдавший за манипуляциями своего напарника, сунул руку в карман и извлёк оттуда пачку Беломора. С каменным лицом он протянул напарнику папиросу, сплюнул, дал прикурить и затянулся сам.

Надо бы проверить, а то мало ли что, — сказал он, пуская колечки дыма.

А с квартирой что?

Да кому она нужна! Пошли, может булочку какую купим или пиво.

Точно, но ты всё равно вонючка.

И оба человека в форме вразвалку поплелись вниз по лестнице, поминутно сплёвывая и пиная лежащие повсюду банки из-под пива. Дойдя до первого этажа, они сообразили, что на лестнице ничего подозрительного обнаружено не было. Но это их не интересовало — их больше занимало пиво, сигареты и булочки.

А в это время Лёша уже был у заветных дверей квартиры Сан Саныча. Дверь, как он и предполагал, не была заперта, была лишь несильно прикрыта, чтоб не дуло. Лёша быстрым и чётким движением руки открыл её и смело шагнул внутрь.

Он никогда ещё не был в этой квартире, ибо доступ в неё был закрыт для всех. Никто не входил туда, ибо жилище вождя должно оставаться тайной, и только избранным позволяется войти туда. Эта тайная обитель всегда привлекала Лёшу своей закрытостью и недоступностью. Иногда он даже представлял себя входящим в эту квартиру и ожидал увидеть в ней по меньшей мере живого мамонта, поедающего молодую анаконду или ещё что-то в стиле позднего ренессанса. Сам же Сан Саныч, как ему казалось, ходил по квартире исключительно в восточном халате и чалме.

Однако квартира была не такая уж и волшебная. В прихожей стоял старый резной шкаф, в который вешались куртки, пальто, шляпы и прочая верхняя одежда, а также ставились ботинки. Несмотря на свою объёмность, шкаф вмещал в себя мало обуви, и несколько пар обуви стояло на коврике рядом. На вбитом в шкаф гвоздике гордо висела старая красная кепка. Вернее, она когда-то была красной, но за долгие годы ношения почти полностью выцвела и протёрлась в некоторых местах.

Беззвучно, как тигр на охоте, Лёша шмыгнул в комнату рядом. Эта комната, видно, была гостиной. Она была большая. По углам была расставлена дорогая мебель, на стенах были дорогие обои. Посреди стоял стеклянный стол и несколько мягких стульев на изогнутых ножках. Около двери висела верёвочка, потянув за которую можно было зажечь огромную хрустальную люстру.

Далее Лёша проследовал в комнату, которая являлась одновременно личным кабинетом и спальней. У окна стояла кровать в спартанском стиле, у изголовья возвышалась пластиковая тумбочка, которую Лёша незамедлительно обследовал и пришёл к выводу, что она пуста. На другой стороне комнаты стоял письменный стол, на котором лежала кипа рекламных распечаток и пара книг по психологии. В остальном стол не был примечателен — у него даже не было ящиков.

Но один из элементов обстановки привлекал внимание. Если посмотреть под определённым углом на стол, можно было увидеть небольшую деревянную коробочку. Открыв коробочку, Лёша увидел лишь клочки бумаг. При ближайшем рассмотрении эти бумажки оказались разорванными письмами. Обрывки писем как лица пассажиров в проходящем мимо поезде — их много, каждого из них видно лишь одно мгновение, каждый из них похож на всех остальных, но у каждого написана на лице его история. Как много может поведать одно такое лицо, но, увы, эти лица уезжают из нашей жизни навсегда. Вот и эти письма были разорваны и перемешаны. Половины кусочков не хватало. Не осталось ничего, чтобы восстановить былое величие писем.

Но вот Лёша наткнулся на два небольших куска, которые образуют одно целое. Это даже не письмо, а, скорее, записка. И почерк какой-то неровный, будто не Сан Саныч писал. Чернила смыты, видимо она лежало в воде, но отдельные слова и строки видны: "Саша, пишу... Как... с бизнесом... сейчас мне очень тяжело, поэ... Не надо упрашивать, я всё... Лучше сейчас прекратить нам... дальше не будет легче. Не пиши... прощай! Лиза."

Так у него была подруга?! — ошалело буркнул Лёша, бережно уложил все обрывки обратно, причём записку положил себе в карман, и поставил коробку на место.

Следующим объектом осмотра стала кухня. Это была бедно обставленная кухня, без излишеств и выкрутасов: квадратный фанерный стол с вазой, две табуретки, ящики для ножей и т.д. Единственной достопримечательностью был большой чёрный холодильник, доверху забитый пивом и баночками с быстрым завтраком. Он сильно контрастировал с общим убранством квартиры.

За этим осмотром Лёша не заметил, что вокруг несколько прохладно. Объяснялось это тем, что на кухне было настежь открыто окно. В это окно не замедлил влететь поздний голубь, который так напугал Лёшу, что тот с размаху шмякнулся об пол, попутно смахнув стоящую на столе вазу. Ваза с присущей ей звонкостью разбилась и затихла.

Лёша лежал в полной прострации до тех пор, пока не услышал в прихожей встревоженные голоса. Он мог бы услышать их ещё из коридора, так как двое в форме успели вернуться, но не смог, ибо потрясение от обстановки временно лишило его слуха. Но встряска при падении вернула всё на круги своя. Рывком Лёша вжался в стенку. Милиционеры приближались шаркающими шагами. Вот они уже совсем близко, сейчас войдут и увидят его. Он ещё сильнее вжался в стенку и закрыл глаза...

Ваза упала, — услышал Лёша прямо над ухом рычащий голос.

Он не мог и не хотел открывать глаза, но ощущал тяжёлое дыхание милиционера и громкие удары собственного сердца. Удары становились всё громче, и вскоре Лёша с трудом переносил их — настолько гулкими и мощными они ему казались.

Конечно. Вон, голубь влетел, крылом махнул, вазочка упала и разбилась... А кто за неё в ответе? — ехидно сказал другой голос.

Ну, я. А что? — вызывающе рявкнул первый голос, отдаляясь.

А то, — продолжал ехидничать второй, — что ты не...

А в глаз?!!

Да ты не сможешь! Друга в глаз? Нет, ты на это не способен. Но за вазочку-то...

Ты попал! — холодно сказал первый голос, шмыгнув носом.

До слуха юноши донёсся звук удара. Удар был не очень сильным, скорее он задел чувства второго голоса, ибо голос разразился долгим матом. Далее снова последовал мат, но более тихий, а затем послышался и ответный удар. Через мгновение мат и звуки ударов смешались настолько, что превратились в пьяную драку.

Лёша с трудом разлепил глаза, отлепился от стены и медленно повернул головы: слева никого не было. Меж тем звуки драки продолжались, с каждой секундой отдаляясь. Надо было срочно что-то делать, например, быстро уходить, но сделать это было не так просто. Прыгать из окна не хотелось, спуститься было не на чем, а коридор был занят дерущимися.

Он сделал неуверенный шаг и остановился. Ноги не подкашивались — это было хорошо. Он решил подождать немного, но ноги предали его и сами пошли к двери на лестничную клетку, Лёша был не в силах их остановить — ему казалось, что если он хоть о чём-нибудь подумает, то точно упадёт и заплачет.

К счастью, к тому времени, как он подошёл к двери, драка переместилась далеко за пределы квартиры. Двое милиционеров кричали и катались по полу, навешивая друг другу зубодробительные удары. Наконец один подмял другого под себя и начал душить.

Лёша не слышал хриплого крика удушенца, не слышал он также тяжелого дыхания душащего. Он предпочёл вообще ничего не слышать и ни о чём не думать. Его гнала лишь одна цель — поскорее уйти отсюда.

Покачиваясь, как после хорошего бодуна, он подошёл к двери, не разбирая дороги. Глаза его занесло белой пеленой, он почти ничего не видел и не слышал. Медленно и бесшумно вышел он из квартиры, так же бесшумно подошёл к перилам, как-то неопределённо махнул рукой, втянул слюну и, поминутно спотыкаясь, поплёлся вниз. Тело его ничего не ощущало, он даже не ощущал насколько сильно вцепляется перила. Лицо его налилось кровью, он был страшен...

Но, пройдя не более этажа, сквозь белую пелену он услышал тихий голос. Голос сказал что-то короткое, но этого было достаточно. Где-то глубоко в его организме что-то негромко щёлкнуло. Белая пелена, под тяжестью которой Лёша согнулся, улетучилась. В теле появилась лёгкость, мышцы стали повиноваться мозгу. Лёша, на радостях, остановился и потянул носом воздух.

Но голос снова повторился и, хотя Лёша не разобрал команды, но понял откуда она исходит. Он резко оглянулся и увидел двух бегущих на него милиционеров. Оказалось, что за то время, что он шёл, они успели уняться и обратить внимание на тёмную сгорбленную фигуру, выходящую из охраняемой ими квартиры. Фигура вызывала подозрения, и они решили её поймать.

Лёша, не долго думая, бросился вниз по лестнице. Добежав до верхней ступеньки, он замер и приготовился к прыжку. Как только преследователи подошли достаточно близко, он прыгнул на стенку впереди себя. Благодаря чёткой работе ног, у него получилось мгновенно повернуться лицом к преследователям и, выставив вперёд руки и громко закричав, броситься на них. Милиционеры, не ожидая такого поворота событий, тяжело повалились на пол.

Лёша, подобно кошке, изящно изогнулся и поскакал вниз. Но бравые служители закона быстро оклемались и снова бросились в погоню. На втором этаже они вновь встретили свою цель, но не признали её — уж слишком не по воровски она себя вела.

Чтоб я тебя больше не видел! — кричал всклокоченный старик с ведром, выталкивая за дверь злобного юношу.

Никогда больше к тебе не приеду! А ещё родня... — громко ответствовал ему юноша, коим являлся, случайно забежавший в апартаменты к выносящему мусор деду Никодиму, Лёша.

Один милиционер хотел было что-то сказать Лёше, но второй уже успел убежать вниз, поэтому пришлось последовать за ним. Лёша для виду попинал ногами дверь и с обиженным лицом пошёл на улицу.

Дяденька милиционер, а меня мой собственный дед за дверь выставил. Посадите его! — хныкающим голосом сказал Лёша своим бывшим преследователям.

Да пошёл ты, — синхронно сказали оба милиционера и разбежались в разные стороны.

Лёша громко и надолго засмеялся. Смеялся он до тех пор, пока сверху не упал какой-то тяжёлый предмет.

Хорош ржать! Тут люди пытаются уснуть! — закричал голос из тёмного окна, явно принадлежавший большому небритому мужику с пивным животом.

Лёша захохотал ещё сильнее, но от дома отошёл. Редкий прохожий мог видеть подростка в грязной одежде, истерически смеющегося и почёсывающего голову. Что ж, повод для радости был.

Вдоволь насмеявшись, Лёша сообразил две важные вещи: во-первых, места, в которые он забрёл в приступе смеха, не были ему знакомы, и во-вторых, все телесные повреждения, полученные за день, дали о себе знать.

Казалось, что каждую мышцу и каждый сустав пронзили одновременно несколько сотен маленьких иголок. Движения замедлились и каждое новое стало приносить боль. Но через некоторое время даже стоять стало больно, поэтому он принял решение: во что бы то ни стало вернуться домой.

Немного поспрашивав у случайных прохожих, большинство из которых принимали его за побирушку, он пришёл к выводу, что недавний смех был долгим, и походка тогда была быстрой, чуть ли не бег, ибо до дома было далеко. И вообще в этих местах он ни разу не был, поэтому прогулка обещала быть долгой и весёлой.

Он уже почти отчаялся, когда вдруг появился человек — добрая душа, который был на машине и ему с Лёшей было по пути. Лёша поблагодарил доброго гражданина улыбкой и кряхтя залез на заднее сидение "Волги". По ходу поездки выяснилось, что водителя зовут Александром Васильевичем, он прораб, машина у него куплена за счёт фирмы как раз сегодня и он очень рад, что уже кому-то смог помочь.

Он был очень охочий до разговоров. Из радио доносились Guns'n'Roses, которые очень располагали к беседам за чашкой чая, поэтому разговор из Александра Васильевича лился рекой. То он заговаривал о взяточничестве и постепенно переходил на проблемы космонавтики, то просто болтал о житейских проблемах. Лёше отводилась скромная роль — слушать и немного вникать в суть сказанного, периодически поддакивая. Голос у водителя был водителя был весёлый, но и спокойный одновременно.

Так за разговорами они подъехали к невысокому дому. Лёша было удивился — почему остановились, но Александр Васильевич его успокоил, сказав, что отойдёт на пять минут — заберёт одну вещь. Сказав это, он вошёл в этот невысокий дом.

Прораб был точен, как часы — ровно через пять минут и ноль ноль секунд он быстрой походкой вышёл из парадных дверей дома с портфелем в руках. Не успел он пройти и пяти шагов, как эти парадные двери распахнулись, и из них вылетели трое бодрых молодцев и бросились за ним. Александр Васильевич перешёл на бег, мигом влетел в машину, завёл её, и "Волга" рванулась с места.

Совершенно неожиданно него открылись способности гонщика Формулы-1. Лёша не знал, что машина может так быстро ездить. На лице прораба было выражение глубокой сосредоточенности и задумчивости. Хотя, о чём можно было думать на такой скорости — разве только о том, как бы не врезаться в столб.

Но вот автомобиль подрулил к Лёшиному дому. Александр Васильевич остановил свою металлическую повозку также резко, как и минуту назад сорвал её с места, после чего молча открыл портфель. Портфель был доверху набит деньгами. Он взял одну купюру, оглянулся на Лёшу, убедившись что он всё видит, понюхал её, помял в руках и с довольной улыбкой положил назад.

Ты ничего не видел, — улыбаясь сказал он.

Лёша ничего не понял, однако кивнул и поспешно выпал из машины. Прораб закрыл дверь, махнул рукой и быстро уехал в неизвестном направлении. Лёша постоял, посмотрел ему вслед и, задумчиво крякнув, поплёлся домой.

Дверь открыли взволнованные родители, видно было, что мама плакала. Папа же держался молодцом. Лёша взглянул на них стеклянным взглядом и медленно вошёл. Постояв немного, он молча снял ботинки и потопал к себе в комнату.

Извините, что слегка запоздал, — сказал он, ложась на постель, — был тяжёлый день. Столько всего случилось... Но об этом завтра.

Мать подбежала и крепко обняла сына. Чувствовалось, что она вновь готова заплакать. Отец тоже подошёл.

Пришёл, — всхлипывая произнесла мама. — наконец-то пришёл!

Сын, — твёрдо сказал папа. — мы очень волновались за тебя.

Не волнуйтесь, всё хорошо. — насколько смог мягко сказал Лёша, обнимая родителей, — а теперь дайте мне поспать.

С этими словами он лёг на кровать и закрыл глаза. Родители молча вышли и закрыли за собой дверь. Лёша погрузился в лечащий сон...

Следующие два дня были наполнены спокойными светскими развлечениями и залечиваниями ран. Всё было спокойно и хорошо, если не считать периодических звонков от Ярика, который как всегда занимался установкой Microsoft Windows 95 на чужой компьютер и получал от этого несказанное удовольствие.

Тут надо рассказать о том, что же это было за существо такое — Ярослав. Ярик был нелюдим и имел мало друзей, большое количество общения он получал из чатов, где знакомился с девушками. И, хотя ни одна не ответила ему взаимностью, он постоянно пребывал в бодром расположении духа и никогда не отчаивался. Характер у него был достаточно весёлый и общительный. Но если в Интернете он был царь и бог, то в реальности ему мешала собственная скромность и робость. Хотя, если подкинуть ему интересную тему для разговора, можно было не читать энциклопедий — всё расскажет Ярик.

Лёша любил общаться с Яриком, которого он всегда терпеливо выслушивал. Наверно, именно поэтому Лёша и Ярик были друзьями — Ярик был оратором, байки которого всех утомляли, а Лёша всегда выслушивал всё, что говорит собеседник, получая таким образом пищу для размышлений.

Но вот совершенно неожиданно наступил какой-то выходной день. За окном светило солнышко и стоял БТР. День обещал быть хорошим, и был бы хорошим, если бы Ярик не позвонил. Как всегда дозвон он начал со старой шутки — заставлял свой модем звонить минут десять по выбранному наобум телефону, тем самым доводя владельцев этого чуда техники до белого каления. После этого ритуала, он звонил какому-нибудь своему другу, избранным на этот раз стал Лёша, и рассказывал ему о реакции подопытных.

Здорово! Как дела?! А я тут звонил модемно в одну адвокатскую контору.

Ну и как?

Прикольно, очень прикольно. Там девушка на телефоне сидела, так я её, наверное, задолбал. Прикинь, звонил всё утро с промежутками в минуту, под конец она орать стала.

Да ты просто аморальный извращенец!

Спасибо, я стараюсь. Кстати, сегодня надо сходить в школу.

Нет, не сегодня. Сегодня выходной.

А я знаю, но мне тут позвонили и сказали, что надо идти в школу. Там сегодня будет что-то вроде собрания.

Кто это тебе позвонил?

Не знаю... забыл... не важно! Короче, ты идёшь?

Иду, конечно. Куда ж я денусь.

Вот и славненько. Тогда встретимся там.

На этом разговор завершился, а Лёша отправился на кухню завтракать и обдумывать сказанное Яриком. Дело было не в том, что Лёша туго соображал, а в том, что у Ярика был дефект речи — зубы росли таким образом, что он мог наполовину высунуть язык, не разжимая челюсть. Вероятно, в этом и заключалась причина отсутствия у него большого количества друзей. Ярик говорил быстро и много, поэтому по ходу речи он умудрялся проглатывать некоторые гласные, заменять одним звуком несколько слогов и периодически картавить.

Исходя из вышесказанного, можно представить последнюю сказанную Яриком в телефонном разговоре фразу следующим образом: "Во и сла-анько. А-а встеися ам." Неподготовленный слушатель не понял бы ни слова, но эта быстрая манера говорить лишь подчёркивала программистский ум Ярика.

Уминая за завтраком омлет с печеньем и запивая это простой кипячёной водой, Лёша задумался о влиянии качества синтетических изделий на красноречие Владимира Жириновского, и попробовал обсудить этот актуальный вопрос со своей мамой. Мама с перепугу выпучила глаза, махом съела столовую ложку мёда и сказала, что она ничего не понимает в современных танцах. Лёша обдумал эту фразу и пришёл к выводу, что он тоже, к сожалению, в этом деле ни бум-бум.

Скажи, мам, а бывало так, что человеку на голову вдруг сваливалось счастье? Причём совершенно неожиданно, в самый неподходящий (или наоборот) момент?

Бывало, что и сваливалось. Некоторых зашибало насмерть. А к чему ты это?

Ну я, знаешь, вот так, прям, так сказать, даже, как бы э-э-э, типа, как говорится и не могу ответить.

Лёша задумчиво дожевал какую-то еду, которую приготовила ему мама, встал из-за стола и проследовал в свою комнату. Там он быстро почитал утреннюю электронную почту и решил, что пора бы убить мыло, а всех друзей и рассылку переправить на новое место ящика, ибо за сутки пришло много спама.

Как бегущая строка мелькали надписи в поле "Тема" и тут же безжалостно удалялись пальцем Лёши, которым он жал на заветную серую кнопочку с короткой надписью "Del". Мелькали предложения о быстром заработке большого количества зелёных американских рублей, были приглашения вступить в различные клубы и организации (конечно же для вступления требовалось внести на счёт клуба небольшую сумму очень условных единиц), порнографические сайты завлекали посмотреть на бесплатные картинки... Всё это удалялось, так и не будучи прочитанным. По этому спаму можно было проследить эволюцию заработка в сети: кому-то приходило письмо с предложением заработать, этот кто-то читал это руководство к действию и зарабатывал путём рассылки писем с предложением вступить в клуб или зайти на ну-очень-бесплатный порносайт. Кто-то ему платил деньгу.

Но вот одно сообщение выделилось из остальных: поле "От" пустовало, а темой служила фраза "За тобой следят." Лёша немного заинтересовался и решил посмотреть кто это за ним может следить. В письме было написано следующее: "За тобой следят! Скоро всё завершится! Не оступись." А подписался под этим творением некто Morda. Лёша крякнул, не поняв ничего, и решил что это чья-то шутка, посему сообщение было немедленно удалено.

Сообразив, что кроме спама на ящик ничего больше не пришло, он вышел из интернета, выключил ПК и уставился в окно. Тут на его лице повисло унылое выражение, ведь до него только сейчас дошло, что по поводу времени прихода в школу Ярик ничего не сказал. Осознав сей печальный факт, Лёша грязно выругался и пошёл к телефону. У Ярика было занято, хотя Лёша звонил ему через каждые десять минут. Через час дозвона, он осознал, что Ярик либо вышел в интернет, либо издевается над телефоном. В любом случае пытаться и дальше дозвониться было бы самоубийством, поэтому Лёша прекратил эти бесполезные попытки.

Выждав приблизительно час, посвящённый глубокомысленному прочтению заголовков газет и неспешному общению с родными, он решился направить свои стопы в сторону школы.

Прогулка до школы была непродолжительной. Было достаточно тепло, асфальт смачно хрустел под ногами, какая-то букашка пискнула и быстро убежала под ржавую трубу. Пейзаж вокруг был очень поэтичный: недостроенное ещё с прошлого лета здание создавало эффект пост апокалиптической разрухи и запущения, дополняли этот эффект старые пятиэтажки, с ними хорошо контрастировал недавно построенный на деньги местной мафии главой района супермаркет. Рядом с ним стоял новый небоскрёб.

Путь Лёши лежал мимо рынка, который второй год собирались удалить, но всё не было времени. Теперь, по мнению главы района, супермаркет должен был в вытеснить рынок. Лёша усмехнулся, вспомнив сколько раз этот рассадник свободной торговли пытались ликвидировать, а он всё стоит и стоит. Он как сорняк посреди благородных растений — произрастает и, если бы его постоянно не травили, выжил бы все культурные насаждения.

Повинуясь внезапному желанию зайти и посмотреть чем торгуют в свободном кусочке мира, Лёша потопал на рынок. Взору его предстали ряды прилавков, каждый последующий не похож на предыдущий. Вот стоит толстый небритый мужик в белом фартуке и взвешивает мясо, за прилавком слева подпрыгивает на одной ноге потное лицо нерусской национальности, пытаясь торговать зеленью. Вот неподалёку торгуют утюгами вперемежку с укропом и молоком, а за следующим прилавком продают колготки и погремушки. Но всё это прикрытие — кто знает что торгаши прячут под дощечкой в углу! Может быть там у них лежит ствол на продажу.

Повсюду снуют бездомные и беспородные дворняги с драной шкурой, а некоторые и с рваным ухом. У забора стоит нечто низкое в рванье и поглядывает голодным взглядом на большую тётю с мороженным. А тётя так и провоцирует это нечто к действию — стоит и мерно покачивается, монотонно выкрикивая приглашения купить холодненького. Через мгновение нечто в рванье не выдерживает, стремительно бросается к большой тёте и неожиданным акробатическим этюдом сбивает её с ног, параллельно унося с собой парочку холодных молочных изделий.

Лёша мог бы долго наблюдать за безуспешными попытками большой тёти встать и поймать вора, если бы не цыганка с табором детей. Она как тигр неожиданно вынырнула из-за угла и заверещала что-то про судьбу и будущее, на что Лёша быстро отключил мозг, дабы не поддаваться внушению с её стороны. Но когда она стала хватать его за правую руку, а её дети пытались залезть ему на голову, он большой фалангой правого пальца задней ноги понял, что пора уходить.

Всё ещё с отключённым мозгом, он двигался к выходу, инстинктивно прикрывая карманы, хотя в них ничего не было. Как сквозь сон он слышал голос цыганки. Она говорила о судьбе, о странной линии жизни, о плохом дне, но он не обдумывал её слова.

Наконец цыганка отстала, а за ней и свора детей потеряла к Лёше интерес. Он включил мозг и понял, что благополучно вышел из рынка. Перед ним стояло здание библиотеки. Оно ничем не выделялось среди остальных невысоких построек, кроме надписи маркером на прикреплённом к стеклянной двери листке: "Библиотека. С 10 до 18 без обеда. Воскресенье — выходной. Первый день каждого месяца — санитарный." Коротко и ясно.

Лёша из-за принципов никогда не ходил в библиотеки (не хотел думать о том, что он должен незнакомым людям вернуть книгу), а если и нужна была какая-нибудь книга, то он её покупал. Так как нужная книга не всегда была в продаже, то он на уроках пользовался книгой соседа, оправдываясь тем, что свою дома забыл.

И вот впервые он был так близок к этой кладези знаний. Возникло навязчивое желание зайти и посмотреть на людей, хранящих эти знания. Он неуверенно шагнул и открыл дверь. Его обдало густым запахом старых пыльных книг. Воздух был тяжёлым и очень густым, дышалось тяжело. Казалось, что информация, накопленная в книгах, от долгого лежания пыталась преобразоваться в нечто материальное. Этими материализовавшимися знаниями и дышал сейчас Лёша. Вздыхая как можно глубже, дабы поумнеть от втянутых вместе с воздухом знаний, он направился через читальный зал к большому письменому столу в углу.

Читальный зал состоял из десяти невысоких столов и двадцати деревянных стульев. Над каждым столом нависала люстра. В углу стоял большой письменный стол на толстых ножках, заваленный бумагами и коробочками с кнопками. Рядом со столом были широкие стеклянные двери, через которые можно было видеть обширные шкафы, заставленные книгами.

Он подошёл к столу и, облокотившись на него, стал ждать библиотекаря. В зале сидело человека три и все были погружены в чтение, так что ничего не нарушало умной тишины. Минуты через три у Лёши зазвенело в ушах от этой тишины, и он, не выдержав, громко выразил свой протест против нежелания архивариуса говорить с клиентом. Это была грубейшая ошибка, ибо он посмел нарушить внутренние распорядки библиотеки. А это строго карается. В ответ на крик что-то в глубине шкафов с книгами пришло в движение. На свет вышел здоровенный мужичина с козлиной бородкой и длинными волосатыми руками.

Я привратник! — зарокотал он мощным голосом, от которого пошла вибрация по полу. — Ты ключник?!!

Лёша немного струхнул от вида этого человека, но быстро взял себя в руки.

Я за книжкой! — глядя мужичине прямо в глаза, сказал он громко. — Хотелось бы взять...

Что!?! — возопил мужичина, — как смел ты, смертный, отрывать меня от великих дел?!

Он стал угрожающе потрясывать кулаками и подозрительно закатывать глаза. Потом что-то орал про то, что он является реинкарнацией Александра Македонского, и что все смертные должны ему скоро подчиниться. Наконец он стал кричать про то, что все люди грешны, и заехал своей тяжёлой рукой Лёше по голове.

На секунду свет померк в глазах Лёши, затем на чёрном фоне стали появляться страшные рожи. Вылезло женское лицо, всё в рваных ранах и кровоподтёках, глаз нету. Это лицо сменилось другим, у которого были глаза, но рот был зашит белыми нитками. Но вдруг нитки зашевелились и стало ясно, что это были белые черви. Перед его глазами проплыло ещё пять голов без тела, после чего тьма рассеялась. Вместо неё появилась сверлящая боль на затылке.

Пребывая в лёгкой контузии, Лёша выскочил из библиотеки и забежал в дом неподалёку. Дождавшись когда контузия пройдёт и тело вновь будет слушать мозг, он осторожно высунул голову на улицу. Поблизости никого не было, но он решил для надёжности ещё немного подождать.

Выйдя наконец на улицу, он решил больше никуда не заходить, а идти прямо в школу. Быстрым шагом, постоянно оглядываясь и прикрывая тыл, он пошёл прочь от библиотеки, попутно размышляя о тупости библиотекарей и зарекаясь никогда не пользоваться чужими книгами, и уж тем более ни у кого их не брать.

За этими думами и зареканиями его нагнал подросток в чёрной кожаной куртке. Лёша взглянув в его честные глаза, спрятанные под модными солнечными очками, и только по красной бандане на голове узнал Афанасия — своего одноклассника. Он был высок, спортивен, ходил во всём чёрном, только бандана на голове была то красного, то зелёного цвета. Для самого крутого парня в классе у Афанасия было не очень подходящее ему имя, поэтому он всем при первом знакомстве представлялся Никодимом.

Куда направляешься, дорогой друг? — бодро спросил Никодим, в девичестве Афанасий.

В школу, если мне не нагнали. Ведь нас звали туда? — тихо отвечал ему Лёша.

Да, ты прав как никогда. На парадных дверях висело объявление о сборе. К сожалению, оно было напечатано, а причина сбора была выведена ручкой. Сожаление состоит в том, что кто-то плесканул пива на это печатное произведение и ручка смазалась...

От весёлой болтовни Афанасия у Лёши появилось хорошее настроение. Он заметно приободрился и слегка порозовел. Однако его собеседник решил побыстрее побежать в школу и в подробностях всё разузнать; Лёша не стал его задерживать, но и бежать он не собирался. Ему было радостно ощущать, что есть такие люди, из которых так и прёт хорошее настроение, которым они со всеми желающими делятся.

Но, когда он подходил к школе, тот кусок бодрости, которым одарил его Афанасий, был замещён необъяснимой настороженностью и лёгким испугом. Некоторое время он не понимал, что заставило его насторожиться, пока наконец не увидел, что около здания школы, забрезжившего на горизонте, стояли штуки четыре новеньких зелёных машин. Настораживал тот факт, что около школы нельзя было парковаться. Лёша мгновенно вспомнил, как один его друг рассказывал, что такие машины бывают у спецслужб. Они приезжают, когда кого-то важного убивают. Может быть он врал, но в любом случае это было необычное зрелище.

Подозрительно посматривая на машины, Лёша зашёл в школу. Внутри на лавочке сидел качок в тёмных очках и неподвижно смотрел на входную дверь. Казалось, что он умер — так монументально он сидел, лишь изредка можно было различить размеренное, но слабое дыхание. Было ощущение, что он в глубоком трансе — медитирует. Вход Лёши не произвёл на него впечатления, оставив без движения.

Лёша покосился на качка, недовольно хмыкнул, взглянул на проходящих мимо людей и пошёл к раздевалке. Там он вспомнил, что ничего вешать не надо и вышел в коридор. Качок всё также неподвижно сидел. В проходящих мимо учениках и учителях Лёша не встречал ни одного знакомого лица — все они либо учились в младших классах, либо преподавали в них.

За окном светило солнышко и подозрительно покачивались ветви деревьев, хотя ветра не было. Присмотревшись, он заметил шныряющих в кустах людей в военной форме, причём некоторые из них периодически забирались на деревья. Эти перебежки и вылазки на деревья производились так быстро, бесшумно и отточено, что при беглом осмотре с расстояния пяти метров не было заметно движения. Только вглядываясь в одну точку на каком-нибудь кусте можно было заметить, что покачивающиеся, на первый взгляд, листья в действительности не колыхались, а, образуя чёткие формы, перемещались на приличные расстояния.

Лёше в душу вкрались подозрения — спец машины, медитирующий качок, люди в военной форме за окном... К чему бы это? Но никто вокруг не выказывал беспокойства, поэтому он подумал, что благоразумным действием будет — пойти в класс и там во всём разобраться.

Два этажа ступенек внесли небольшое напряжение в его душу: было почти тихо и никто не ходил ни по второму, ни по третьему этажам. Сей факт был подозрителен, ибо даже на каникулах ночью в нескольких окнах горел свет и можно было постоянно видеть ходящих людей. Это хождение объяснялось тем, что в школе постоянно вёлся мелкий ремонт. Для этих целей к школе был приставлено отделение рабочих, которые работали в несколько смен. Если нечего было делать, то они просто ходили, создавая видимость активной деятельности. Но сейчас было тихо и никто не ходил.

И вот, наконец, третий этаж. Отпустив перила, которые он удерживал от падения, Лёша открыл стеклянную дверь с выбитыми стёклами и чинно вошёл в просторный, залитый солнечным светом и в некоторых местах помоями, коридор.

Корпус школы, при виде сверху, представлял собой четвёртую букву великого и могучего русского алфавита, то есть "Г". Лёша находился сейчас в верхней полоске этой буквы. Именно здесь в конце коридора рядом со школьной библиотекой, которая была на замке лет двадцать, и находился класс, в котором он не проучился ни одного урока, хотя именно этот класс нужно было мыть каждый день по будням в конце первой смены. А до конца первой смены там обучались кройке и вышиванию ученицы младших классов. Во время уборки там нужно было быть очень внимательным и постоянно смотреть под ноги — мало ли какую булавку, кнопку или иголку уронили эти закройщицы. Хотя, можно было найти и что-нибудь полезное в хозяйстве. Например, вместо иголки можно было найти рубль или два. Также на полу встречались ручки, карандаши, линейки, ластики и прочая мелкая школьная утварь, которую так неосторожно теряют школьники.

Лёша дёрнул за дверную ручку, но дверь не поддалась. Доносившиеся из-за двери разговоры, прекратились. Он снова дёрнул, на этот раз сильнее. Ответа снова не последовало. Тогда он начал молча барабанить руками и ногами по двери. Наконец тем, кто был по ту сторону двери, надоел стук и в двери затрещал замок.

Открыла дверь девушка из параллельного класса и взглянула на Лёшу немного тревожным взглядом. Он вопрошающе посмотрел ей в глаза, на что черты её лица перестали быть тревожными. Слабо улыбнувшись, она пригласила его зайти. Всё ещё не понимая почему дверь была заперта, он галантно поблагодарил её за приглашение и, пошаркивая, вошёл.

В классе была дюжина девушек и ни одного парня. Причём все особи женского пола сидели в углу и о чём-то тихо шушукаются. При входе Лёши они быстро на него посмотрели, так же быстро отвернулись и продолжили свою негромкую беседу.

А что так сидим? — спросил он у девушки, которая открыла ему дверь.

А что же ещё делать, — без выражения ответила она.

Лёша вгляделся в группу сидящих девушек: все свои — одноклассницы. Но не хватает кое-кого.

А Юля где? — спросил он, не находя её среди присутствующих.

Нет её... ещё не пришла, — опустив глаза, ответила девушка и, помедлив немного, тихо добавила, — здесь она, на первом этаже... была. Ищут её. Пришли какие-то люди с пистолетами, спросили где она. Мы её успели спрятать. Потом она ушла. Где теперь — не знаю, но она не выходила.

Лёша, у которого к этому времени глаза успели залезть на затылок и вылезти из орбит, медленно открыл рот, сразу же быстро его закрыл, положил руку на челюсть, закрыл глаза и протяжно выдохнул. Буквально через секунду он открыл глаза, вытянулся и глубоко вздохнул.

Ничего не понял. — сказал он, почёсывая подбородок. — Шутишь, что ли?

Нет. — громким шёпотом сказала девушка. — Школу оцепили и осматривают каждого, кто выходит... Всё! Иди отсюда! — вдруг она перешла на визг и грубо вытолкнула Лёшу за дверь.

Дверь захлопнулась перед его носом. Он поворчал немного о распущенности современной молодёжи и присел на подоконник. До него стало доходить что-то из сказанного. Он встал, взглянул вниз на деревья и людей в них, сплюнул и медленно пошёл по коридору. Дойдя до лестницы, своим острым взором он приметил движение в дальнем углу длинного крыла. Движение было резкое и быстро прекратилось. Всё тем же боковым зрением он различил человека в строгом костюме, которому и принадлежало это движение, но решил не заострять на нём внимание.

Руководствуясь тем, что последним местом пребывания Юли был первый этаж, Лёша спустился вниз. Там до сих пор неспешно похаживали ученики младших классов и всё так же сидел зомби.

Вот кабинет номер 101, но он пуст. Далее следуют номера 102, 103, 104, 105, но и в них никого нет, хотя они не заперты, значит, в них либо недавно кто-то был, а потом ушёл, либо в их скоро займут. Логично было бы осмотреть эти кабинеты на предмет обнаружения Юли, но если её ищут, то, скорее всего, уже обыскали все места, в которых можно было спрятаться. Возможно даже, что её уже нашли.

Размышляя таким манером, он отворил дверь сто шестого кабинета: внутри были люди. Людьми были несколько учениц шестых — седьмых классов, водящих хоровод. На них были пышные парики, лица их были накрашены на манер маскарада. Но одно звено хоровода отличалось от других, но чем отличалось — этого Лёша не мог себе объяснить. Он даже не мог выявить это выделяющееся звено, лишь внутренний голос что-то невнятно шептал. Несколько мгновений Лёша тупо всматривался в незнакомые лица, после чего внутренний голос взял верх над внешним.

Юля, — то ли с удивлением, то ли с вопросом изрыгнул Лёша, но фраза не возымела успеха.

Младшеклассницы беззаботно продолжали водить хоровод, даже не взглянув в его сторону. Он подошёл ближе, ещё раз попытался пристально взглянуть всем в лица, но они так поворачивались, что он никого не разглядел. Фыркнув, он вышел за дверь и прошёлся по последним двум кабинетам. Но в предпоследнем тоже никого не было. И, уже поворачивая ручку последней двери на первом этаже, у него как-то не в тему заболела голова — сказался удар весёлого библиотекаря. Он схватился обеими руками за голову и закрыл глаза. Боль унялась быстро и он твёрдо решил ещё раз наведаться в 106-й кабинет.

Дверь отворилась медленно, почти беззвучно. Тихо как мышь Лёша вошёл в кабинет, в котором ученицы продолжали вождение хоровода. Лёша прикрыл дверь и встал у стены. Ноги его стали ватными и начали подкашиваться, мозг стал потихоньку отключаться. Внезапно каким-то порывом его легонько тряхнуло, и ноги понесли его вперёд. Он подошёл к хороводу и точным движением вырвал из танца одну накрашенную.

Привет, — улыбаясь сказал он.

Девушка молчала.

Пошли отсюда, — не переставая улыбаться прошептал Лёша, надеясь, что он не ошибся.

Не выпустят, их человек двадцать... видимых. — подала голос Юля.

Ну и что, они же не знают тебя в лицо. Пройдём мимо того, который в трансе и всё.

Да знают они меня, — в отчаянии запищала она, — у них фотография.

Лёша замолчал и задумался. А повод для размышлений был — школа оцеплена минимум двадцатью братками с оружием, ещё несколько в военной форме прячутся в ближних деревьях, кроме того у выхода сидит подозрительный зомби — чего доброго ещё мозги высосет. Наконец, лицо его немного просветлело.

Ты там, сзади, никого не видела?

Юля посмотрела на него, молча повернулась и пошла к застывшему хороводу. Девушки немного пошушукались, одна из них пару раз пыталась закричать, но её удерживали.

Там никого нет, но я уверена, что они наблюдают и за деревьями. — на ходу сказала она.

Лёша велел ей смыть грим и не выходить до тех пор, пока в дверь не простучал морзянкой три точки, три тире, три точки. Он улыбнулся, слегка обнажив клыки и выскользнул вон.

Прошло уже больше получаса, Юля уже успела смыть грим и переодеться в нормальную одежду, но ничего не происходило. За окном ничто не нарушало спокойствия, лишь изредка под окнами медленно как тень от стоящего дерева проходил человек в лакированных чёрных ботинках. Юля могла наблюдать его в маленькое зеркальце, так как сама сидела в шкафу. Вокруг была тишина...

Вдруг тишину нарушил легкий бумажный шелест. Стоящая рядом со шкафом девочка спокойно пояснила, что под дверь просунули записку. Её более любопытная одноклассница решила сделать вылазку с целью прочтения документа. В записке, написанной нетвёрдой рукой, говорилось, что Юле через минуту надо тихо выползти за дверь. Она уже было хотела исполнить это, но что-то её удержало.

Через несколько минут с улицы потянуло чем-то горелым, а ещё через минуту в дверь раздался условный стук. Юля осторожно подошла и посмотрела в замочную скважину. За дверью в пределах видимости никого не было. Она уже собиралась отойти, как в дверь снова постучали, на сей раз более настойчиво. Она вновь посмотрела в скважину — опять никого нет. Она рискнула и, щёлкнув замком, немного отворила дверь. Через мгновение дверь приоткрылась и в неё влезла голова в кепке. Кепка держалась плохо — было видно, что великовата.

Пошли, — раздался из-под кепки слабый Лёшин голос.

Она молча повиновалась. Вдвоём они вышли за дверь. В коридоре никого не было. Тихо как тени прошли они по стенке до парадного выхода. Зомби у двери уже не было, хотя на его месте осталась скомканная бумажка. Юле показалось, что она услышала на улице хлопок, который производит старый пистолет при выстреле. Она взглянула на Лёшу, но его лицо не выражало ровным счётом ничего, лишь глаза быстро бегали. Наверное, такие же глаза были у разведчиков, когда они передвигались по незнакомой территории.

Вот они подошли к тяжёлой парадной двери. Лёша взялся за ручку, взглянул на Юлю и, не меняя выражения лица, сказал, чтобы шла она быстро и не оглядывалась по сторонам. Она кивнула. Они вышли на улицу, и пошли прямо. Лёша шёл очень быстро, почти бежал, она еле успевала за ним, но очень старалась. По его наставлению, она не смотрела по сторонам, хотя боковым зрением замечала, что на улице достаточно людно. Люди передвигались быстро, но были заняты своими делами и не обращали на них внимания. Тут Лёша резко повернулся, что-то швырнул в бегающих людей, после чего молниеносным движением поднял Юлю на руки и быстро унёс её за угол дома. Там он остановился, поставил её на ноги и утомлённо вздохнул, оперевшись о стену. Через минуту, отряхнув руки от штукатурки, он выразительно посмотрел на неё и бодро зашагал прочь от школы. Она ничего не понимала, но неотрывно следовала за ним.

Сзади раздались крики, она обернулась и увидела пятёрку человек, бегущих к ней. Лёша тоже обернулся, но не сбавил бодрого шага, но и не побежал — он спокойно продолжил движение. Когда до группы оставались считанные метры, Лёша легким толчком в плечо немного отклонил Юлю с дороги. Группа людей пробежала мимо, даже не обратив внимания на идущих рядом юношу и девушку. Юля попыталась спросить про сей странный факт, но Лёша быстро приложил палец к губам и отрицательно замотал головой.

Через двадцать минут они в полном молчании добрались до Юлиного дома.

Не выходи пару дней на улицу... а лучше сегодня же, сейчас иди к какому-нибудь дальнему знакомому и неделю ночуй у него, — заговорчески сказал он.

Угу, — промычала Юля, оглядываясь по сторонам.

Нарядись в одежду, в которой никогда не ходила, — продолжал инструктировать её Лёша, — никому не отвечай, ни с кем не говори. Никто не должен знать о твоём местонахождении.

А кто это был?

Не знаю, но лучше спрятаться.

Можно мне с тобой? — дрожащим голосом спросила она.

Он ничего не ответил, лишь слабо улыбнулся. Она вздохнула, чмокнула его в щёку и вбежала в подъезд.

Лёша ещё немного постоял, прислушался и быстро зашагал домой — миссия была выполнена.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


X    Дом у дороги



Пришедши домой, Лёша вёл себя как ни в чём не бывало — разговаривал, шутил, даже ел с большим аппетитом, чем обычно. Разговор лился рекой — он был как никогда словоохотлив; рассказывал байки и отпускал шутки по поводу и без оного. Но было то, чего родители не узнали — случай, произошедший в школе, — о нём Лёша умолчал. Если разговор вдруг заходил о событиях сегодняшнего дня, то он, рассказал старый случай и выдав его за новый, плавно переводил разговор в другое русло.

После сытного ужина, не оставив родителям ни одного шанса что-либо заподозрить, Лёша откланялся и пошёл спать. Войдя в свою комнату, он погасил свет и сел на стул у окна.

На улице висела лёгкая темнота. По освещённым слабым фонарным светом дорогам медленно бродили влюблённые парочки. Человек в старом пальто уснул на скамейке, подложив под голову свёрнутый мешок с гнилой картошкой. Всё шло своим чередом, — неспешно и размеренно. Казалось, что жизнь засыпает, замедляя все свои процессы. Из-за облаков показалась откушенная белая с небольшой синевой луна, которая хоть и была яркая, но была ничем по сравнению с фонарями и лампами.

Он лёг в постель и, хотя всё его тело ломило, и спать не хотелось, попытался уснуть. Голову тоже ломило, мозг усиленно над чем-то трудился и из-за этого немного перегревался. Лёша посмотрел в окно на Луну — единственный природный ночной источник света в современном обществе. Было что-то необъяснимо притягательное в этом белом холодном свете, что-то, что заставляло медленно забывать все неприятности, накопленные за день. На долю секунды Лёше показалось, что в окне появилось улыбающееся женское лицо, но когда он попытался сосредоточиться на нём, лицо испугалось и пропало.

Медленно, но верно ночь брала своё, погружая его в сон. Голова перестала болеть — мозг отключился и задремал. Вокруг было тихо и темно. Его глаза слипались и становились тяжелее с каждым движением. Откуда-то из тишины послышался тихий мягкий, но уверенный голос. Голос пел колыбельную...

Лёша не знал кто пел колыбельную, ибо приятный успокаивающий голос окутывал его со всех сторон. Не думал он также и над тем, что, возможно, ему это кажется и песня играет у него в голове. Ему не хотелось над этим думать, ему вообще не хотелось ни о чём думать. Подобно голосу мифических сирен, колыбельная завлекала его сознание в мир успокоения — того, в чём он сейчас нуждался. Вот так незаметно он уснул.

Он спал крепко. Наверное, так крепко можно спать лишь мертвецом в гробу. В гробах не дует, там тепло и мухи не кусают. Несмотря на всё блаженство сна, он не видел сновидений — было темно и спокойно, мозг отключился полностью, ибо не хотел даже производить сны. Может это было и к лучшему. По крайней мере он не видел ничего плохого. Ведь не зря же человек уходит не в мир блаженств, а на покой.

Безмятежный сон его был нагло прерван противно звенящим телефоном. Звенел он тихо, но очень противно и достаточно для того, чтобы прервать по могильному крепкий сон Лёши. Он буквально подпрыгнул на кровати и быстро сел, вертя головой по сторонам. Он не понимал, кто мог звонить в это время суток, и почему никто не берёт трубку, хотя родители спали очень чутко и всегда первыми реагировали на подобные катаклизмы. Но сейчас они не реагировали.

Лёша открыл глаза и, сам не зная почему, стал пристально вглядываться в темноту, пытаясь разглядеть в ней того, кто звонил. Ничего не получилось, но за это время его глаза привыкли к темноте. А телефон всё так же упорно с небольшим надрывом звонил. Так случается, когда очень не хочешь или не можешь взять трубку — звонки будут продолжаться до тех пор, пока соседи не начнут умолять вас ответить. И в самый ответственный момент, когда трубка снята и в неё сказано заветное слово из четырёх букв, в ответ донесётся либо просьба позвать совершенно незнакомого вам человека, либо послышатся короткие гудки. Говорят, что это телефонистки от нечего делать подшучивают над людьми.

Но Лёша сейчас не хотел думать ни о соседях, ни уж, тем более, о весёлых телефонистках. Сейчас он хотел две вещи: спать и чтоб было тихо. Звенящий телефон не удовлетворял второму требованию. От сидения на кровати в голову Лёши заползла мелкая мыслишка о том, что тишину можно восстановить путём ответа на звонок. Разом он воспрял духом, в темноте заблестели его глаза, и вот он идёт бодрой походкой, с трудом переставляя ноги, по извилистым переходам квартиры. Вот он сшибает что-то продолговатое плечом, продолговатое падает с глухим стуком. Споткнувшись о лежавший на полу сапог, он, не смотря по сторонам и не сбавляя шаг, кроет непечатными выражениями уличных уборщиков. Лёше было всё до лампочки. Звонок приближается с каждым шагом.

Ммммаааааф? — пробурчал Лёша, поднимая трубку. В трубке было тихо, только бурчание Лёши разнеслось по линии эхом.

Ничто не нарушало тишину...

Няяяя? — вяло спросил Лёша, почёсывая лодыжку. В ответ послышалась угрожающая тишина, навалившаяся сугробом на его сознание. Ему вдруг начало казаться, что если ему сейчас не ответят, то сзади на него набросится тот, кто висел на другом конце провода. Этот кто-то, казалось, был большим, страшным и злобным, причём обязательно с большими когтями и клыкастым ртом, в некотором роде даже пастью.

Он зажмурился и затих. Опять же, ничто не нарушало тишины. Прошла минута, а может и две... а может и больше. Ему стало казаться, что через плотно сомкнутые веки пробивается луч света. На секунду мелькнула мысль о рассвете, но когда он нашёл в себе силы отбросить страх перед темнотой и приоткрыть глаза, то понял, что всё ещё было темно. Наконец сознание проснулось, отбросило сновидения и начало работать в усиленном режиме. Тут-то Лёша и понял, что в трубке уже давно идут короткие гудки. Ничего не сообразив, он повесил трубку и пошёл досматривать сон. Оставшаяся часть ночи прошла спокойно: телефоны больше не звенели, ибо из-за аварии во всём районе выключили электричество.

Устранили неполадки и включили подачу тока только под утро, когда нормальные люди встают, чтобы идти на работу, в школу, в университет (нужное подчеркнуть, ненужное вычеркнуть). Ночь — это пора отдыхов и накопления сил, после хорошего сна ощущаешь прилив сил и бодрости. Так случается со всеми, но в эту ночь этого не произошло с Лёшей. Этим утром он был расслаблен, всё тело ныло и сильно клонило в сон.

Полежав минут пять без движения, он сделал над собой усилие и заставил все мышцы работать в обычном режиме, превозмогая боль. В несколько пасмурном настроении он поплёлся на кухню, пару раз чуть не сбив табуретки. Есть он особо не хотел, но в три присеста умял весь завтрак. Все были бодры и веселы, так что даже не заметили его плохого настроения. Он за всё утро не проронил ни слова, хотя и нечего было говорить — откуда-то появилось множество весёлых новостей, которыми все хотели поделиться с ближним независимо от того, хотел он того или нет.

Вокруг царила жизнь и веселье, но ему было не очень весело. Как сквозь туман видел он улыбающиеся лица, как сквозь ватную стену слышал их смех. Что-то было не так, что-то изменилось. Но вот что это было, он понять не мог.

Ему было тяжело видеть весёлых людей. Каждая минута пребывания в их обществе и каждый их смешок казался ему пыткой. И чем дольше он был рядом с ними, тем сложнее ему становилось. Словно на плечи ему взваливали тяжёлый груз. Очень скоро он понял, что если срочно не уйдёт, то этот груз его раздавит. Но что-то всё-таки помешало ему уйти сию же минуту. Он посидел ещё минут пять, а потом тихо встал и пошёл к двери. Никто не заметил его отхода, а может и заметил, но не сказал.

Накинув ветровку, Лёша вышел за дверь. Правым лёгким он ощущал перемену в окружающей его действительности. Всё было обычно, всё как всегда спокойно, но в воздухе витала некая напряжённость, будто невидимый зверь приготовился к прыжку. Лёша был в сомнении: откуда эта напряжённость, что за ней последует и почему никто этого не замечает? Было совершенно ясно, что ничего не было ясно, поэтому надо было быть настороже.

Вспомнив какой-то юмористический рассказ, он по стенке вылез из подъезда и быстрым шагом пошёл по улице, вертя головой и прикрывая тыл. С виду он был совершенно спокоен и невозмутим, но его выдавали бешено бегающие глаза, которые иногда показывались из-под прикрытых век.

Однако ничего не происходило — люди не выглядели взволнованными, шли по своим делам и не отвлекались. Это поначалу немного успокоило его. Но уже через несколько шагов то, что успокаивало, начало настораживать. Именно обыденность и спокойствие окружающего мира заставили его нервничать.

Случайно его взгляд остановился на небольшой надписи на столбе, точнее это было объявлением, но его успели прилично ободрать. Оставшаяся надпись заключалась в одном слове: "помни". Это короткое слово, вероятно служившее призывом купить что-либо, заставило его задуматься. Мысль прошла в голову и стала обрабатываться.

Лёшу передёрнуло.

Мысли стали роиться в голове как пчёлы в улье, сбиваясь в кучки и образуя пробки. Мозг пытался наброситься сразу на всё, но ничего не получалось. Начала болеть голова. Мир поплыл и в глазах немного зарябило как в старом телевизоре. Ноги стали подкашиваться. Слабо контролируя свои действия, он сел прямо на мостовую.

Крыша едет, — подумал он вслух, когда рябить перестало, — заболел я чем-то.

Нет, это лишь временный отвал башки. У меня такое постоянно. — прозвучал над ухом невнятный голос.

Не особо разобрав что было сказано, Лёша повертел головой с целью поиска источника голоса. Рядом сидел человек в плаще, в красной кепке и с портфелем.

Но, — продолжал человек, — от этого есть лекарство. Оно нужно и тебе и мне. Но у меня одного денег не хватает. Посему предлагаю — скинемся на поллитра и закусь и бухнём слегонца. Соображаешь?

Человек говорил размеренно, мягко и тихо. Такими голосами обычно рассказывают сказки на ночь. Лёша почти уснул, но последний вопрос заставил его вернуться в реальность. Он быстро посмотрел вокруг и резко поднялся, от чего голова снова заболела. Он вновь плюхнулся на мостовую, придерживая голову.

Вот видишь, — продолжал человек в пальто, мягко улыбаясь, — без проверенного лекарства не обойтись. Пошли, я знаю одно место, где..

Но Лёша его не слышал. В голове начало звенеть, звон стал переходить в рокот, будто рядом заводился мотоцикл. Он с трудом контролировал свои действия, рискуя в любой момент потерять сознание. Голос человека в плаще усыплял его, вводя в транс.

И вот, когда он почти уже перестал ощущать что-либо, его привели в чувство душ из лужи и ругань водителя той машины, которая по этой луже проехалась. Вновь получив контроль над своим телом, слегка мокрый юноша решил быстро уйти. Его временный собеседник продолжал что-то бубнить про лекарство и про своё прошлое. Он так увлёкся, что не сразу заметил отсутствия слушателя. А заметив, сперва пришёл в некое недоумение, а потом злобно плюнул против ветра. Это вышло ему боком.

А Лёша тем временем шёл куда-то. Сам не знал куда. Он просто прогуливался... почти бегом. Бежал он быстро и не оглядывался. Ветер в лицо придавал ему бодрости и заставлял отбросить дурные мысли. Радость наполняла его голову, радость толкала его вперёд, налево, направо. Кто-то его окликнул.

Он остановился.

Чего? — крикнул он в пространство.

Ответа не последовало. Повсюду были люди, они шли, никто не останавливался. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не звал, Лёша сделал вывод, что убежал он довольно далеко, и по странному стечению обстоятельств находится в двухстах метрах от своей злополучной школы. Больное любопытство заставило его подойти поближе. Словно солдат на войне он лёг на живот и пополз через небольшой сад, отделявший школьный двор от дороги.

Двор был пуст, но было видно, что совсем недавно на нём были люди. Повсюду были разбросаны фантики и обёртки от шоколадок вперемежку с пакетами из-под чипсов. Жалкое зрелище. Но в такую ветреную погоду эти лёгкие упаковочные материалы должно было разбросать по кустам, а тут они лежали на открытой площадке. Из этого был сделан вывод, что тут недавно были люди. Что ж, это удовлетворило его любопытство.

Выйдя снова на дорогу, Лёша начал медленно, но верно впадать в депрессию. И снова беспорядочные мысли стали его одолевать. Он решил с кем-нибудь поговорить. Для этой цели он не нашёл никого лучше Владимира или просто Вована.

Вован жил неподалёку, если можно назвать жизнью его способ существования. Он покинул родительское гнездо ещё в возрасте шестнадцати лет, решив, что уже достаточно взрослый для самостоятельной жизни. Родители переехали в Голландию, оставив его на попечение то ли некоему дальнему родственнику, то ли ещё кому-то. В любом случае, сам он никогда толком не говорил ни о своём прошлом, ни о настоящем. Было подлинно известно, что он еженедельно получал некую сумму денег. Тем и жил.

Иногда он говорил, что хотел бы быть поближе к родителям. Но эти приступы любви были редки и длились обычно менее минуты. Но, несмотря на обилие личных проблем, о большинстве из которых он не говорил, но всё же было заметно, что они у него есть, он умел очень внимательно выслушивать чужие исповеди и вникать в чужие проблемы. И, хотя он редко помогал, но слушать умел.

Именно к этому человеку собирался идти Лёша.

Он вошёл в дом, поднялся на лифте и позвонил в дверь. Дверь была новой, а звонок был старый и часто залипал. Вот и в этот раз Лёше пришлось изрядно помучиться, прежде чем он смог прекратить монотонный треск звонка.

Никто не открывал. Тогда он сел на холодный бетонный пол и стал ждать, застыв как статуя. Прошло немного времени в полной тишине, и лифт, до сих пор спокойно стоявший, резко дёрнулся вверх и плавно пошёл вниз. Через минуту он вернулся, а из дверей вывалился или вывалилось существо в спортивном костюме, в тёмных очках, закрывающих половину лица, повязке, закрывающей вторую половину лица, и с большой сумкой в руках.

Ба! — воскликнуло существо, снимая очки и повязку, обнажая тем самым лицо Вована, — знакомые все лица!

Зёма, ты что ли?! — отвечал Лёша. — Не признать. Ты чё, брови выщипал?

Шутку понял. Смешно. А сам-то вон какую ряху себе отожрал.

Заведи глистов, такая же будет. Короче, дело есть, — сказал Лёша, нахмурившись.

А. Ну раз дело, так дело. Его надо делать, — бормотал Вован, отпирая дверь и проводя дорогого гостя внутрь. — Ты располагайся, присаживайся, ну а дальше сам знаешь. Во! Ща я чаю накачаю, — продолжал он уже с кухни, — Ты извини, но бананьев нема. Только сухари остались. Ты проходь сюды, не стесняйся.

Некогда мне с тобой чаи гонять, — булькал Лёша сквозь крепкий чай с лимоном, — у меня тут проблема есть. Тут вчерась какая-то фигня была у школы, я девушку спас...с этими словами он покраснел, — Потом домой пришёл, нормально поспал, а теперь что-то плющит, колбасит и сосисит. Ещё конь в пальто на улице привязался, бухнуть предлагал.

Всё время, пока Лёша излагал суть, Вован сидел и внимательно слушал. Вняв всему сказанному, он приподнялся и начал нахаживать кругами по кухне. Три раза он хмыкнул, два раза чихнул и один раз упал, ударившись об дверной косяк. После этого он сел и начал тереть лоб, как иногда его трут очень умные люди, когда мысль не идёт. Возможно таким образом они хотят, чтобы муза обратила на них внимание и побыстрее пришла к ним вне очереди.

Ну шо я могу казать по этому поводу, — с натугой сказал он, простирая свои ясные очи в неопределённость. — Нехорошо как-то получается, если я правильно понял ход твоих мыслей. Ты ничем таким не балуешься, от чего по утрам колбасит?

Лёша метнул на него ошарашенный взгляд, но тут же успокоился.

Да не пил я ничего.

Ну а кто говорит, что пил? Можно и не пить...

Хех, дурак ты! Но настроение ты мне немного приподнял. Хоть на этом спасибо. Пойду домой, посплю чуток.

На этой радостной ноте он встал, достал из холодильника огурец и вышел вон, громко хрустя. Вован проводил его взглядом и усмехнулся, ничего не поняв. Потом он заглянул в холодильник и к своему горю обнаружил, что огурцов у него больше не осталось.

Лёша уже выходил из лифта, но тут его на секунду остановил громкий крик. Крик был неразборчивый — мог кричать человек, а могла гавкать собака. А могло быть, что человек, идущий сдавать бутылки, по пьяни их уронил. Но Лёша расценил этот звук по-своему и, пробурчав что-то о людской жадности, вышел вон.

Погода за эти несколько десятков минут, проведённых за массивными стенами дома, несомненно улучшилась. Но, если и не улучшилась, то дуть перестало. Он сунул руки в карманы брюк и, к своему удивлению, обнаружил там билет в кино. Но, при ближайшем рассмотрении, билет оказался просроченным на целый год, что его нимало огорчило. Однако этот просроченный билет подал ему идею — надо сходить в кино.

Кинотеатр располагался неподалёку, всего в двух километрах по прямой, а по нормальным дорогам — все пять. Но для бешеной собаки пять вёрст — не крюк. Дорога предстояла нелёгкая — полтора километра пешего похода по пересечённой местности, а потом ещё метров пятьсот бега с препятствиями от злобной сторожевой собаки. Но что этот бег по сравнению с мировой революцией. К тому же чем дольше он находился на улице, тем лучше он себя чувствовал.

Не каждый мог пройти по подобной местности, но тот, кто проходил, мог всегда полюбоваться красотой местной свалки и живописностью перерытой земли, превращённой из обширного леса халатными руками человека в выжженную пустыню. Повсюду был песок и сухая земля. Казалось, что дожди тут никогда не проливаются. Но в некоторых местах прорастало что-то зелёное. Почти всё пространство этой маленькой пустыни было завалено старой мебелью, кухонной утварью, бутылками, строительными материалами и т.д. Поговаривали, что если хорошенько поискать, то можно даже найти кусочек урана. Врали, наверное.

Далее за пустыней следовали не то гаражи, не то миниатюрные склады. Это была оцепленная забором с колючей проволокой территория, на которой паслось несколько злобных сторожевых собак. Особенность их заключалась в том, что днём, когда сторожа ходят по территории, они усердно несли свою службу, а ночью, когда всё закрывалось, спали как убитые. И при этом складывалось ощущение, что об этой склонности собак знали все, кроме сторожей и непосредственно тех, кто эти гаражи-склады арендовал.

Но пока шла лишь местная загрязнённая пустыня. И вот за одной из песчаных насыпей вырос трёхметровый сеточный забор. Лёша окинул его взглядом и начал пристально изучать поверхность на предмет разрывов. Дело в том, что раз в неделю местная шпана разрезала забор, чтоб беспрепятственно лазить на территорию. И, хотя они и маскировали это дело, вскоре дырку находили и ликвидировали. А потом процесс повторялся. Искать пришлось долго, около получаса. За это время ему перехотелось идти в кино, к тому же у него не было при себе денег. Поэтому он повернул назад.

Однако даже поход в одну сторону сильно вымотал его физически, а уж возвращение по той же дороге было ещё сложнее. Шаг его был медленным, а привалы стали чаще. Было ещё несколько проблем, помимо неровности ландшафта, а именно: негде было присесть и всё вокруг представляло опасность. С первой проблемой можно было справиться, аккуратно собрав камни и выложив подобие скамейки, а со второй способов борьбы не было, кроме постоянной бдительности.

Если в городе шпана ходит по улицам и представляет опасность преимущественно ночами, то здесь на подозрительных и опасных субъектов можно было наткнуться в любое время. Хотя некоторые философы любили говорить, что не ты натыкаешься на опасности, а опасности натыкаются на тебя. Видимо, их тут не раз побивали. Помимо опасных субъектов, в любой момент можно было наступить на гвоздь или шприц. Лишь немногие знали тропинки, где гарантировано не было колюще-режущих предметов.

Ветер совсем утих, перешёл в полный штиль, а солнце начало очень сильно палить. Ребятня любила здесь играть в военные игры, хотя их родители не пускали их туда. По слухам, тут от заражения умерло три человека. Но это только по слухам.

Лёша сел на очередной перекур, четвёртый за эту ходку, и задумался о чём-то насущном. От мыслей его оторвало глубокое дыхание, переходящее в храп, а затем в недовольное урчание. Он открыл глаза и медленно повернул голову в сторону урчания.

Сантиметрах в тридцати от его головы стоял огромный страшного вида зверь собачьей породы. Шерсть была растрёпана, в некоторых местах её вообще не было, вместо неё были большие шрамы. Правый глаз собаки заплыл. С оголённых обломанных зубов капала слюна. Зверь был явно настроен не позитивно.

Лёша дрожащей рукой стал искать какую-нибудь палку или что-нибудь, чем можно отбиться. Зверь в это время всё больше распалялся. Рык у него стал погромче, а глаза нездорово заблестели. Тут под руку Лёши попалось нечто продолговатое и тяжёлое, то, что нужно, чтобы оглушить противника. Недолго думая, он наотмашь врезал предметом по морде собаки. Предмет оказался несколько тяжелее, чем могло показаться при первом ощущении, а собака отлетела несколько дальше, нежели ожидалось.

Выкроив долю секунды, он взглянул на тяжёлый предмет. Им оказалась вполне новая кувалда. Правда монолитная и какая-то самодельная, ибо была выкована из цельного куска то ли алюминия, то ли другого лёгкого металла. Выкроив ещё долю секунды, он взглянул на собаку, лежащую в трёх метрах от него. Зверюга лежала, прерывисто дыша, челюсть была свёрнута.

Секунду Лёша смотрел на неё, потом вскочил, подбежал к ней и мощным размашистым ударом профессионального гольфиста вмазал ей по голове. Череп у собаки был крепким и не проломился, но шея подозрительно хрустнула и немного изломилась. Задняя лапа собаки судорожно дёрнулась пару раз и затихла. Песок под её головой начал буреть.

Он заворожено следил за её конвульсиями. Когда собака затихла, он огляделся по сторонам, осмотрел свою одежду на предмет наличия крови. К счастью собака особо кровью не разбрызгивалась, и Лёша не замарался. Думать было нечего, поэтому он быстрым шагом, насколько позволял песок, пошёл домой.

Через некоторое время он вышел из песков и опустился на первую попавшуюся скамейку. Только сейчас он ощутил, какова была сила его удара, ибо всю правую руку ломило. Но что не сделаешь, лишь бы остаться в живых.

Мимо шли люди. И куда они всё время идут? Вон прошёл старик в старых рваных джинсах и новенькой кожаной куртке. В руках у него сумка, а в ней что-то позвякивает, вероятно, бутылки. Странно, на деньги от сдачи бутылок такую куртку не купишь. Небось с трупа снял или просто оглушил кого-нибудь и снял. А что это у него на запястье? Часы. Как мило. По блеску заметно, что недешёвые. По-видимому это бизнесмен, от покушения маскируется. Мог бы и получше.

Без сомнения, кладезь человеческих чувств и красивых образов — это общественный транспорт. Вот подъехал автобус. Народу вышло немного, ещё меньше вошло, но какие люди вышли. Вот влюблённая парочка вышла и стоит — целуются. На ней блузка и чёрные джинсы, а на нём кепка и строительный костюм. Она налегке, а у него за спиной здоровенный тюк — палатка. Рядом с ними стоит эдакая жирнющая женщина-баба, вся потом изошла, хотя и стоит в лёгком платье. За руку её держит девочка лет пяти. Женщина смотрит на целующихся и презрительно фыркает на них и пытается уйти и увести с собой ребёнка. А ребёнку интересно, хочет остаться и сопротивляется. В итоге победил вес! Туша мощным движением подхватывает девчушку и быстро уносит её. Целующиеся тоже понемногу уходят.

Усмехнувшись и сплюнув, он встаёт и размеренной походкой идёт прямо... а потом налево, а потом ещё налево, направо, прямо, налево. И вот он стоит у дома. Но не у своего. Дом Юли бросал на него тень, закрывая от солнца. Он стоял и о чём-то думал. Его лицо выражало то тревогу, то радость. Он то улыбался, то нервно дёргал бровью. В конечном итоге он улыбнулся и так застыл.

Простите, вы не подскажите сколько сейчас градусов ниже нуля? — раздался голос сзади.

Тридцать второе число на носу, а вы... — эту фразу ему не суждено было сегодня закончить. Он услышал глухой удар, ощутил толчок в голову, после чего у него поплыло перед глазами и он потерял сознание.

Проснулся он от монотонного звука капающей воды. В ушах звенело и гудело, голова раскалывалась. Он хотел почесать за ухом, но не смог поднять руку. Да что руку, он даже глаза открыть не мог.

Вокруг было тихо, если не считать капающей воды. Лёша стал прислушиваться. Через некоторое время он начал слышать собственное сердцебиение. Приблизительно в то же время он понял, что уже в состоянии открыть глаза. Вокруг было темно, предстояло выждать ещё какое-то время, прежде чем зрачки успеют расшириться. Руки всё ещё не повиновались, поэтому он благоразумно решил подождать.

Глаза вскоре привыкли к темноте. Он обнаружил, что находится в небольшой комнате без окон, но с вентиляционной дыркой около потолка, через которую в комнату поступает свежий воздух и немного света. Также в комнате находилась кровать, на которой он лежал, раковина с водопроводным краном, из которого капала вода. И всё. Больше ничего он не смог разглядеть, либо больше ничего в помещении и не было.

Однако он так и не смог к этому времени пошевелить руками. Дело было в том, что его конечности были прикованы к кровати таким образом, чтобы ими нельзя было пошевелить. Одно хорошо — голова прикована не была, ей можно было вертеть сколько хочешь. Только без толку.

Рассуждая логически, он пришёл к выводу, что его ни много ни мало похитили, и выпускать отсюда пока не собираются. Но и убивать его тоже не собираются, иначе бы уже давно убили. Но, видимо считают его опасным, ибо в ином случае не стали бы приковывать к кровати. А порассуждав ещё более логически, он предположил, что и сама кровать, вероятней всего, привинчена к полу. Немного подёргавшись, он подтвердил свою теорию.

Оставались без ответа два вопроса: кто его похитил и что ему, или им, нужно. Это можно было проверить простым способом. Лёша начал истошно кричать. Как он и ожидал, немного крика и невидимая в темноте дверь начала открываться. В комнату зашёл человек и остановился в ногах Лёши. Вновь воцарилась тишина, нарушаемая опостылевшим краном с водой. По близкому тяжёлому дыханию он догадался, что человек заглядывает ему в лицо.

Лёша хотел, было, плюнуть ему в харю, но передумал. Невидимый человек выбежал из комнаты, но тут же вернулся с подносом. Из открытой двери пробивался слабый свет, в котором он различил, что человек взял с подноса большой прозрачный флакон и что-то похожее на вату. Далее он промокнул вату в прозрачной жидкости из флакона и сунул её Лёше под нос. От ваты исходил запах малины и ещё чего-то приятного. Он почувствовал, что силы покидают его. Через пару секунд он уснул.

И вновь он открыл глаза. Вокруг не было больше темноты, да и вся комната поменялась. Теперь это была просторное помещение с большой кроватью, на которой он лежал, с письменным столом и прочими удобствами. Сквозь жалюзи на двух окнах струился мягкий свет. В изголовье кровати стояла тумбочка, а на ней графин с водой и тарелка с бананами. Стены были в красочных обоях с пейзажами в стиле раннего Рембранта. А на стене у окон был даже телефон.

Руки и ноги уже не были прикованы. Это обстоятельство насторожило Лёшу. Ещё больше он насторожился, когда обнаружил, что каждое движение даётся с большим трудом. Как только он попробовал приподняться, как его начало мутить. Он снова лёг и начал медленно поворачиваться. Это вращение дало свои плоды — через минуту он упал на пол, который оказался покрыт мягким ковром. Ещё несколько усилий и он таки смог сесть, а потом уже и встать. Всё ещё мутило, но это быстро проходило.

У двери была небольшая красная кнопка, на которую он, поддавшись своему любопытству, не преминул нажать. Ничего не произошло. Он нажал ещё раз, потом ещё. Ничего так и не произошло. Тогда он стукнул пару раз в дверь и подёргал за ручку, но дверь не поддалась. Ещё немного попинав дверь ногами, он решил на время прекратить порчу имущества и осмотреть место своего пребывания.

Сразу бросилась в глаза неестественная форма жалюзей. При ближнем осмотре оказалось, что они намертво впаяны в окно. Если быть точным, то они и есть окно. А за окном располагался рисунок внешнего мира, создавая видимость того, что окно выходит на улицу.

Со стороны двери заиграла тихая музыка в стиле Моцарта и послышался приятный мужской голос.

Вижу, ты проснулся. Прекрасно, прекрасно. Располагайся, скоро к тебе придут.

Э! Ты кто такой?! Где я?!! — закричал Лёша, но ответа не последовало. Вместо этого дверь резко распахнулась, внутрь ворвались двое бугаев и прижали его к полу.

Он попытался вырваться, но эта попытка результатов н принесла, его лишь стали крепче держать. В дверном проёме появился человек в белом халате и со шприцем в руках. Этот человек спокойно подошёл к Лёше и, слабо улыбнувшись, вколол ему что-то в вену. Лёша пару раз дёрнулся, громко пробурчал нечто непечатаемое. Но тут у него вдруг наступила апатия — совершенно не хотелось сопротивляться, хотелось полежать и поспать. Потом ему стало весело, он взглянул на человека в белом халате со шприцем в руках и засмеялся.

Человек в белом халате повернулся и быстро зашагал прочь из комнаты. Бугаи подхватили смеющегося Лёшу на руки и пошли в ту же сторону. А ему тем временем было очень смешно. Он не хотел смеяться, но любой предмет, любое действие, казавшееся доселе обычным и несмешным, вызывали у него приступы нездорового смеха.

Его тащили по серому коридору без обоев. Пол тоже не был чем-либо покрыт, но он был тёплый. Коридор был узким, а по бокам были одинаковые зелёные двери. Он видел как точно такого же парня, как он, может чуть помладше, вытащили из двери впереди и тоже потащили вперёд. Человек в белом халате как-то незаметно испарился куда-то.

Наконец его внесли в огромный зал, слегка освещённый двумя лампами дневного света, и усадили на пол. Пол тут был паркетный, но Лёше, вошедшему к этому моменту в состояние лёгкой эйфории, было всё равно на чём сидеть — хоть на иголках. Вокруг него сидели, а порой и лежали вповалку, юноши приблизительно его возраста. Все они были одеты в однообразные белые пижамы в чёрную полоску. Тут он сам заметил, что на нём такая же.

Вскоре в зал втащили ещё парочку в пижамах и посадили на пол. Они выглядели так, будто собирались вот-вот умереть. Большие двери в зал закрылись, рядом с ними встали двое в строгих костюмах и застыли как истуканы.

Не успел Лёша как следует оглядеться, как обе лампы погасли, а через мгновение с потолка прямо ему в лицо вспыхнул прожектор, почти ослепив. Если бы он мог что-нибудь видеть, то заметил бы, что светили не ему одному. Прожекторов было много на потолке, их хватило, чтобы ослепить всех сидящих на полу.

Освещение посредством прожекторов продолжалось недолго и быстро прекратилось. Как только погасли прожектора, из темноты выдвинулась небольшая сцена. Занавес отодвинулся, и на сцену вышел человек в белом смокинге в шляпе и с тростью. Человек поклонился и присел на неизвестно откуда взявшийся стул. Вальяжно развалившись, он окинул ленивым взглядом присутствующих.

Я рад, что вы все смогли зайти на наши посиделки, — радостно заговорил он голосом человека, объявляющего на сельском собрании о последних достижениях колхоза в области генной инженерии. — Сегодня, как, впрочем, и всегда, мы поговорим о насущных проблемах. Но, прежде всего, я хотел бы начать с новостей: в нашем полку прибыло! — тут он от радости чуть не выпал из стула, — кто бы мог подумать, оказывается, мы пользуемся популярностью. С новым человечком вы сможете познакомиться позже, а теперь к делу. Мне стало известно, что кое-кто из вас, не будем показывать пальцем, отказывается принимать нашу помощь и не хочет принимать лекарства, которые наш доктор прописал. Милые мои, это очень опрометчиво с вашей стороны. Все вы знаете, что мы лишь хотим вам помочь. Но, чтобы мы смогли вам помочь, вы должны нам помочь. Это и есть простая человеческая взаимопомощь. Каждый из нас, я имею в виду вас и весь наш коллектив, присутствует здесь с некой целью, которая известна только ему одному. Но, если он поделится секретом этой цели, то сможет рассчитывать на нашу поддержку. Поэтому мы должны быть едины. Только в этом наша сила. Мы едины!

Дальше Лёша не слушал. В голове у него стала звучать установка: мы едины, надо помогать. Как заевшая пластинка, эта фраза крутилась у него в голове. Он начал летать. Его тело было здесь, но мысли летали около человека в смокинге. Человек звал его, ему надо было подчиняться. Человек что-то хотел, но неясно было, что именно.

Проповедь продолжалась ещё около часа. За это время человек в белом смокинге успел коснуться личных интересов каждого присутствующего. Как выяснилось, все интересы совпадали между собой и были направлены на единую цель. А цель заключалась в единстве и вседоверии ближнему, а особенно человеку в белом смокинге.

После проповеди человек в белом смокинге удалился, вежливо поклонившись. Свет погас и снова включились две лампы дневного света. Каждому из присутствующих было предложено принять красную пилюлю и запить её компотом, чаем или газировкой, на выбор. Никто от приёма не отказался, а Лёша, которому к этому времени уже было всё по барабану, тоже не особо сопротивлялся. Так как ноги его не держали, в апартаменты его снова поволокли два бугая.

В комнате за время его отсутствия появился столик со множеством вкусных вещей, но ему есть не хотелось. Только под вечер аппетит разгулялся, и всё съедобное на столике было съедено подчистую. За одной из тарелок лежала небольшая упаковочка витаминов, в которой была одна большая сосательная витаминина. Успешно сжевав витаминину, он почувствовал себя уставшим и уснул, не дойдя до кровати.

Проснувшись на следующее утро он почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. На столе лежала еда и витаминина. Еду он съел, а от витаминов отказался. Через полчаса дверь приоткрылась, в комнату вошёл человек в рабочем комбинезоне и забрал поднос, недобро взглянув на витаминину.

Лёша хотел броситься на него, но помешала всё ещё продолжавшаяся эйфория. Он лишь смог недовольно побурчать. Человек в комбинезоне вышел. Вскоре Лёша услышал шипение под кроватью, и через секунду воздух наполнился запахом лаванды и мёда. Этот запах успокаивал и расслаблял. Дверь снова распахнулась, вошёл тот самый человек в комбинезоне и влил что-то невкусное Лёше в рот. Тот проглотил не сопротивляясь. Через некоторое время ему вновь захорошело. А ещё через более некоторое время в комнату вошли двое крупного телосложение и потащили его по вчерашнему маршруту.

Вчерашнее представление повторилось. Вновь выходил человек в белом смокинге и долго говорил о великой цели и вседоверии. Лишь концовка проповеди отличала вчерашний день от сегодняшнего: человек в белом смокинге предложил всем желающим выйти и рассказать что-нибудь сокровенное. На сцену вынесли двоих, которые слабым мычанием выказали своё желание.

Они стояли, нервно покачиваясь, и несли вразнобой какую-то несуразицу. Человек в белом смокинге ни на секунду не прервал их, хотя разобрать хотя бы слово было очень сложно.

Наконец они закончили вещать и их унесли со сцены. Человек в белом смокинге вежливо откланялся, присутствующим предложили принять таблетку, а затем разнесли по комнатам.

Так повторялось неделю, а может быть и больше. Нигде не было часов, но по изменению освещения за окном Лёша мог судить о том, что им читали проповеди раз в сутки. И хотя он знал, что за окном лишь муляж улицы, смены освещения ему было достаточно. За это время он почти привык к ежедневному приёму неведомых таблеток. Это стало почти нормой жизни. Когда ему подолгу не приносили очередной таблетки, его начинало ломать.

Но всё-таки весь этот распорядок стал ему немного надоедать. Стало скучно. И вот он начал сопротивляться этим таблеткам и пилюлям. В частности, он перестал принимать таблетки на ночь и утром, тщательно запихивая их под ножки кровати. Ломало сильно, но когда он смотрел на бледных трясущихся юношей, ему становилось страшно, и этот страх вселял в него силы бороться.

Он боролся насколько позволяли ему силы. Но нельзя было забывать и о конспирации, ибо отсутствие эйфории и постоянная рвота должны были насторожить конвоиров. Но тут пока судьба улыбалась ему: ломка и дрожь на проповедях вполне сходили за состояние эйфории и апатии, а рвоты на людях удавалось избегать только полным отключением от понимания того, что говорил человек в белом смокинге, да и вообще от всего, что происходило вокруг.

До сих пор он был без понятия, где находится, что это за здание и кто эти люди. Думать над этими вещами, впрочем, как и над остальными, не было сил. Понемногу он стал превращаться в растение. У него отбилась охота говорить, есть, ходить, даже думать. Почти всё это делали за него, от него лишь требовалось подчиняться всему, что с ним делали.

На одной из проповедей человек в белом смокинге спросил, кто хочет выйти и рассказать о себе. Лёша решил рассказать немного, тем более что никто из сидящих на полу зала его слушать не будет. Он вяло поднял руку, на него направился прожектор, ослепив на пару секунд. Человек в белом смокинге пригласил его на сцену, выдвинув из темноты пластиковую табуретку.

Прожектор перестал светить ему в лицо и погас, от боковых стен отделились две фигуры и направились к нему. Тут он ощутил лёгкий толчок в бок, а потом ему в руку вложили небольшой холодный продолговатый предмет.

Используй там, — услышал он слабый шёпот от сидящего рядом коматозника.

Ничего не поняв, он попытался встать, но тут же повалился на пол и больно ушибся головой. Удар привёл его в чувства, в правой руке у него было зажато самодельное лезвие, выпиленное из ложки. Он хотел было бросить его в сторону, но было уже поздно — две фигуры подхватили его и понесли на сцену. Краем глаза ему показалось, что со стены спрыгнул кто-то маленький с крыльями и рогами.

Лёшу втащили на сцену и бережно опустили в табуретку. Человек в белом смокинге повернулся к нему и предложил начать рассказ. Лёша помедлил чуток, а затем не спеша приступил к рассказу. Рассказ его не представлял какой-либо исторической ценности, и напоминал, скорее, бред писателя-фантаста в пятиминутном перерыве между приёмами наркоты. Человек в белом смокинге внимательно слушал или делал вид, что слушал.

Минут через пять Лёша начал покачиваться с большой амплитудой и нервно дёргать руками. Ещё минут через пять он резко схватился за сердце и повалился на пол, прямо в ноги человеку в белом смокинге. Тот засуетился и принялся неумело поднимать его с пола. И, когда у него это почти получилось, Лёша обнажил самодельное лезвие и без размаха загнал его человеку в белом смокинге прямо в горло. Тот отпрянул, начал хрипеть и обливаться кровью.

Люди у стен и дверей занервничали и побежали к сцене. Лёша хотел сбежать, но так и не смог подняться. К нему подбежал человек, схватил его за шкирку и поставил на ноги. Далее последовал скользящий удар в живот. Лёша зажмурился, приготовившись к новому удару, но его не последовало. Наоборот, человек отпустил его.

Лёша открыл глаза. Все люди в костюмах пытались унять переполох в рядах сидящих на полу подростков. И вновь Лёшу привёл в себя удар по голове. Над ним стояли двое подростков, один из которых протягивал трясущуюся руку. Лёша принял помощь и последовал за ними.

По лестнице вниз. Лифты не работают. А там врассыпную, — крикнул ему на ухо один из сопровождающих.

И они побежали. Прямо за сценой была небольшая дверь, за счёт покрытия почти сливающаяся со стеной. Только золочёная ручка выдавала её. За ней была небольшая подсобка, откуда можно было напрямую выйти на лестницу. Лёша бежал впереди, не особо разбирая дороги и не оглядываясь.

За собой он слышал топот двух пар ног, но вскоре к ним присоединилось ещё несколько пар, но более грузных. Послышались крики и призывы остановиться. Но он и не собирался останавливаться, а наоборот чувствовал прилив сил. Его будто подталкивали при каждом новом скачке, при каждом шаге. Он ускорялся с каждой секундой и начал понемногу отрываться от сопровождающих.

Но ступеньки всё не кончались. Их было много. Они бежали с одного из верхних этажей многоэтажки.

Внезапно Лёша перестал слышать. Его что-то сильно толкнуло в спину и отбросило к стене. Всё происходящее вокруг вдруг стало замедленным и ярким. Он видел как лестница и стены вокруг начали плавно изгибаться, а потом надломились и начали падать. Куда-то вниз пролетело тело без головы, заливая пространство вокруг кровью. Стена за ним надломилась в трёх местах. На всю поверхность его тела стало сильно давить, снизу повалил чёрный дым. Его вместе с куском стены вытолкнуло наружу...

Он не знал сколько прошло с того момента, когда его глаза заволокло дымом. С трудом двигая конечностями, он приподнялся и открыл глаза. Светило яркое солнце. До сих пор было совершенно тихо, он не слышал ни звука. Он стоял посреди незнакомой площади. Вокруг шли люди, шли они быстро, очень быстро, но при этом не бежали. Их движения были похожи на движения персонажей фильмов при перемотке вперёд. Лёша попытался остановить одного человека, но тот будто не заметил его.

Люди шли всё быстрее. Лёша взглянул на небо — облака не плыли, а почти летели. За секунду по небу промелькнуло что-то белое. Лишь по широкому следу Лёша понял, что это был самолёт. Люди уже не бежали, а мелькали тенями по площади. Солнце на небе странно застыло в зените.

Внезапно стало темнеть, солнце заволокли облака, заморосил дождь. Лёша стоял и смотрел на эти катаклизмы, ничего не понимая. Через пару секунд дождь перешёл в ливень, он не мог больше смотреть в небо. Прикрыв голову руками, он побежал вперёд. Через пару шагов ему в лицо начали залетать снежинки. Ещё через несколько мгновений стало совсем темно, а лёгкий снег перешёл в бурю. Лёша уже почти ничего не видел и шёл наугад вперёд.

Снег бил в лицо с невероятной силой. Внезапно перед ним выросло некое большое массивное здание. Вид этого здания заставил его забыть о снеге. Пересилив себя, он поднял голову и оглядел строение. Это была высоченная стена из больших камней. Вправо и влево она простиралась приблизительно на километр, а по бокам высились башни с бойницами. Лёша стоял перед главным входом — массивными металлическими воротами. Вся эта махина внушала трепет всей своей мощью.

Ничего не понимая, он оглянулся — он стоял посреди широкой лесной поляны, вновь светило солнце и было сухо. Издалека послышался всё нарастающий звук бьющих колоколов. Сзади раздался глухой звук режущейся стали. Он обернулся — массивные ворота медленно открывались. Оттуда выехал человек в шляпе и на лошади.

Следуй за мной, тебе предстоит работа.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


XI    Продолжение следует



Грохот заполонил улицы, жители могли видеть, как на них надвигаются клубы пыли, сопровождаемые всплесками огня. Люди выглядывали из окон, машины неистово ревели и мигали фарами, но никто не собирался их унимать. Какой-то ребёнок заплакал и побежал к маме, которая ничем не могла его успокоить. Через мгновение к воющим машинам присоединилось несколько сирен. Приехали пожарные, санитары и милиция, но вряд ли кто-нибудь выжил в этом...

Из ближайших домов было видно как недавно построенный небоскрёб падал как детская крепость из кубиков. Мощный взрыв у основания подкосил и переломил его, заставив завалиться набок, чудом не задев жилых построек.

В этот момент Лёша и его тёзка шли из разных мест к одной судьбе.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


XII    Сессия



Экзамен длился уже два часа. С перерывом в десять-пятнадцать минут студенты подходили к лобному месту. Дрожа и немного похрюкивая, они дрожащей рукой тянули билет. Сдавали матан.

Вопросы были не очень сложные, да и примеры тоже особой сложностью не отличались, некоторые из них можно было найти в лекциях, но преподаватель, а это была женщина, была очень своенравна. Начнём с того, что она была очень злопамятна и обладала хорошим слухом, что позволяло ей слышать все разговоры, проводимые у неё за спиной. К тому же она очень щепетильно относилась к внешнему виду как своему, так и своих студентов. Поэтому боже упаси было появиться у неё на лекциях в грязной рубашке или мятых штанах, а уж вообще не появившись, можно было привлечь к себе её гнев, который она сначала выместит на всех присутствующих, затем неделю будет пилить провинившегося, а потом и на экзамене начнёт заваливать.

В общем, на её экзамене, который, кстати, был предпоследним, а потом в понимании студентов начиналось лето, все сидели в строгих костюмах и галстуках. Достать шпаргалку было нереально, но умельцы всё же находились.

Ну и что это такое? — боковым ухом услышал Максим голос Александры Александровны, преподавательницы матана в их группе, — Кто это такая, Марковна? Моя фамилия Маркова!!!

Мда, не повезло пареньку, написавшему неправильно фамилию. Осознавая этот факт, по аудитории прошёлся тихий гомон. Был ещё один фактор, заставляющий Маркову выходить из себя — в их группе совсем не было особей женского пола. Это, в некотором роде, уязвляло её. При любой возможности она начинала расхваливать преимущества женского пола перед мужским. В этой ситуации тому, на кого обрушился поток этих доказательств, предстояло лишь кивать головой и изредка поддакивать.

Но, в целом она неплохо преподавала, чувствовалось, что она знает своё дело. И, если б не эти её периодические придирки, могла бы стать в глазах студентов и прочей общественности хорошим человеком.

Однажды случилось, что она ушла и неделю отказывалась преподавать из-за того, что один студент позволил себе негромко сказать матом, когда уронил вдребезги мобильник.

Однако имелись методы обхода и ублажения такой натуры. Эти методы заключались в постоянной лести и поддержании всех её взглядов, чем некоторые и пользовались. В основном всё зависело от её настроения. Если настроение хорошее — можно подлизываться, но из плохого настроения её ещё никто не выводил, ибо в этом состоянии она может убить.

Ну ладно, на переэкзаменовку, — отрезала она, передав очередному незадачливому студенту зачётку. — Так-с, кто у нас там следующий?.. Нестарый!

Максим вздрогнул ногами, но внешне остался спокойным как слон. Легко смахнув под лавку соседа свои шпаргалки и взяв в руки исписанные бумажки с драгоценными ответами, он направился к большому пластиковому столу, замаскированному под дубовый. Там его и призвали к ответу.

Стул был не очень удобным, но на экзамене не обращаешь внимания на удобство, ибо на мягком стуле обычно сидит преподаватель и никому его не отдаёт. Стол был тоже не очень удобным, весь в выбоинах и разрезах, но сейчас на нём писать не следовало.

Ну-с, Нестарый, прошу до нашего шалашу, отвечайте.

Тут началась пятнадцатиминутная беседа на тему, указанную в билетах, постепенно перешедшая в разговор о недавних событиях в мире вообще и в институте в частности. Александра Александровна в какой-то момент перевела течение разговора в своё русло и вновь заговорила о том, как плохо, что в их группе нет ни одной нормальной девушки, а одни только парни, и как было бы хорошо, если бы были девушки.

Максим согласился, а что ему оставалось делать. Он уже немного расслабился, поняв, что тройка ему обеспечена. Маркова уже, чуть было, не расплакалась, но быстро взяла себя в руки. Наступило молчание.

Вот что, — нарушила она его, — сделаем так: ты вышивать умеешь?

Немного, — слегка обалдев, сказал Максим. — Было дело, вышил кораблик.

Так вот, у меня сейчас экзамен, но через два часа он закончится. Так вот, ты за это время должен принести мне эту вышивку. Я оценю и, если понравится, поставлю тебе отлично в зачётку. А теперь иди, я и так уже задержалась.

Максим слабо кивнул и молча вышел. В голове закрутилась мысль: чего она потребовала? И как это пожелание, вернее угрозу, выполнить, ведь он совсем не умел вышивать. Лишь в глубоком детстве вместе его и его сестру нянька хотела научить вышивать, да так и не научила даже правильно иголку держать. Максим тогда больно укололся и решил, что не царское это дело — вышивать.

А сейчас он стоял за дверью большой двухэтажной аудитории, из которой его послали принести вышивку, иначе смерть с зачёткой в руках. Если не хуже. Хотя, хуже смерти ничего нет, а смерти никому не избежать, можно лишь ненадолго оттянуть. Но встречать эту самую смерть не хотелось, ибо не хотелось умирать молодым.

Положение было отчаянным — за окном было воскресение, все магазины позакрывались на выходные. В его голову закралась мысль о подставе, что кто-то, кому он немного испортил жизнь в далёком прошлом, решил теперь вернуться и нагадить. Но никого такого подлого в голову не лезло. Не о мести этому мистеру Х надо было думать, а о том, кто умеет вышивать. И, опять же, никого подходящего под этот образ в голову не лезло.

В глубоких раздумьях, почти отчаявшись, он вышел на улицу. Светало. Что-то поздно в этот день солнце встало. Очень поздно, учитывая, что было около одиннадцати утра. Он посмотрел на яркий оранжевый диск и прислушался к своему животу. Живот недовольно заворчал и сообщил, что неплохо бы отобедать. Максим зевнул и, глубоко задумавшись, поплёлся к ларьку с воблой и сухариками.

Как истинный студент, а Максим представлял из себя породу именно истинного студента, он постоянно хотел спать и есть, даже если проспал сутки и, проснувшись, сожрал курицу, молодого поросёнка, буханку хлеба и ещё килограмм пять всяческой пищи, запив это пятью литрами пива с газировкой.

Но дорога к ларьку была долгой, поэтому он решил не идти туда, и просто пошёл вперёд. Навстречу ему шли две девушки. Как истинный джентльмен, Максим не замедлил причесаться и освежить и без того свежее дыхание какой-то белой фигнёй из кармана. Девушки, как ему показалось, обратили на него внимание, ибо слегка засуетились, начав переговариваться и перешёптываться.

Анжел, смотри какой мальчик. Ничего себе.

Хм. Ну что ж, поехали.

Две противоположности двигались друг на друга, столкновения было не избежать. По мере приближения его лицо расплывалось в белозубой улыбке, обнажая накачанные дёсны. Девушки тоже не преминули загадочно улыбнуться. И вот они сошлись, остановившись одновременно. Все трое стояли и улыбались, никто не решался заговорить первым. Наконец, одна из девушек, та, что повыше ростом с короткими каштановыми волосами, с ковбойской курткой на плечах, открыла рот, дабы сказать слово, но Максим предугадал этот манёвр и опередил её.

Хай! Вышивать умеешь? — не переставая улыбаться, скороговоркой спросил он у неё.

У девушки, что была пониже ростом, чуть не выпала сумочка. Да и сама она чуть не упала. Потому что наступила на шнурок собственных кед. Однако та, к которой был обращён вопрос, не испугалась и с достоинством настоящей леди приняла вызов грудью.

Люблю деловых, парниша.

Да, уж. Дело тут не шуточное, ибо есть выбор. Либо ОТЛ, что означает Обманул Товарища Лектора, либо неуд, что в свою очередь означает НЕ Удалось Договориться. Хотя мне не к спеху, время ещё есть. Может, сходим куда-нибудь? — ворковал он.

Я с радостью.

И они направились не куда-нибудь, а вперёд, оставив девушку, что была пониже ростом, стоять одну на дороге. Обсуждение проблем вышивки и сдачи сессии на пять продолжилось в ближайшей точке быстрого питания, до которой они вместе добрались пешком минут за пять, рассуждая о сложной жизни студентов. Вечная жизненная тема оказалась очень кстати.

Чё-то комары в последнее время больно здоровыми стали, — сказал Максим, придавливая шмеля.

Анжела, как её называли близкие и друзья, засмеялась в кулак. Мимо пролетел мужчина, с разбега налетев на банановую кожуру. Анжела снова засмеялась в кулак. Максим взглянул на мужчину и тут же выдал несколько анекдотов про поручика Ржевского.

Немного пошутив и посмеявшись, он вдруг сдвинул брови и посерьёзнел. Его спутница не сразу заметила перемены в его лице. Решив, что он придуривается, она толкнула его в плечо, но он взглянул на неё таким взглядом затравленного удава, что ей захотелось провалиться под землю. К сожалению, фундамент здесь был прочным.

А если серьёзно, то правда нужна помощь. Знаешь Марковну, то есть Маркову... Александру Александровну? Расцениваю кивок как утвердительный ответ. Дело в том, что я ей экзамен сдаю. Прям сегодня, прям щас! Она меня отпустила, поставив условие, чтобы принёс я ей вышивку с корабликом. Хотя это звучит и глупо, но она так захотела.

Да, преподавала она у нас на первом курсе. Не удивляюсь я этому заданию. Может она хочет проверить тебя на прочность. Вообще-то тут надо подумать, может это подвох, то есть если ты принесёшь ей это, то она никогда не поставит тебе хорошую оценку, но может и не быть подвоха. Ну ладно, у меня младшая сестра занимается вышивкой, может у неё есть что-нибудь для тебя.

А не боишься отдавать что-то человеку, которого встретила минут двадцать назад? Вдруг я какой маньяк?

Не похож ты на маньяка. Но даже если и так, то какая разница. Всё равно. Хотя так даже интереснее.

Они поговори ещё о чём-то и пошли к ней домой. Максим вдруг задумался о том, в какое неловкое положение он попал, и о том, что как бы его не приняли за сумасшедшего. Но девушка казалась приличной и, вроде бы, даже поняла суть проблемы. Хотя, могло случиться так, что она приняла этот разговор за шутку и отшучивалась в свою очередь.

Бред какой-то, — прошептал он, стоя у тяжёлой металлической двери в её квартиру.

Она плавно нажала на изящную кнопку дверного звонка, выполненную в виде готовой к прыжку пантеры. Внутри квартиры разлилась какая-то полифоническая мелодия, отдалённо напоминающая то ли похоронный марш, то ли музыку бракосочетания. Через секунд десять эта фантазия прекратилась, Анжела, которая всё это время тщательно прислушивалась, заявила, что дома никого нет.

Из кармана брюк она достала связку из трёх ключей, прикреплённых к брелку в виде человеческого глаза. Несколько раз щёлкнув в замке ключами и подёргав за ручку, она таки отворила дверь.

За дверью располагалась просторная за счёт грамотной расстановки мебели квартира. Везде было чисто, аж скрипело. Максим не удержался и тоже скрипнул. Рядом с обувницей стояло растение очень похожее на пальму, но меньше размером и с листьями странной округлой формы.

Анжела быстро сняла кроссовки и продвинулась в недра комнат. Этот манёвр она проделала настолько стремительно, что Максим остался в одиночестве стоять в прихожей, хотя обзор на комнаты был прекрасным.

Одиночество его продолжалось недолго, ибо из дальней комнаты донёсся глухой стук об пол, а потом выскочила небольшая собачка, мопс по породе. Собак сперва стоял, недоверчиво опустив хвост, но потом фыркнул и побежал к Максиму, радостно виляя этим самым хвостом. Сверкая глазами, пёс стал лизать нежданного гостя.

Акт приветствия прервала Анжела, появившись также неожиданно, как и исчезнув. Она оттащила упирающегося мопса в другую комнату и закрыла дверь, через которую обиженная псина принялась тихонько поскуливать.

Закрыв дверь, она достала из-за спины небольшой свёрток. Максим жадно пожирал его глазами, да и Анжелу тоже. Она не заставила себя ждать и развернула свёрток, достав из него небольшую, сантиметров тридцать в диаметре, вышивку с парусником. Он принял её, жадно сверкая глазами.

С меня ящик пива, — обливая слюной зачётку, молвил он.

И пачка сухариков, а теперь сдавай, — добро ответствовала она.

Максим от радости обнял её медвежьей хваткой, от которой она чуть не раздавилась, поцеловал и пулей вылетел навстречу пятёрке. Анжела, слегка прибалдев от захвата, прислонилась к стенке, но дверь закрыла.

Через пару минут он стоял у дверей аудитории. Изнутри доносились приглушённые голоса и тихое шуршание бумажек. Он стоял и колебался. Его терзали смутные сомнения в правильности своих поступков. Тварь ли он дрожащее или право имеет? Не успел он об этом подумать, как дверь коряво заскрипела. Наступая на не завязанные шнурки, победоносной походкой вышел студент. По довольному выражению лица можно было угадать оценку — четвёрка, не меньше.

Эта простая человеческая радость вселила в Максима смелость, подталкивая к входу. За час с лишним, проведённым в поисках выхода из проблемы, на экзамене произошло мало изменений, лишь убавилось количество претендентов на хорошую оценку. Если студент не знает предмета, то у него есть выходы: либо зайти первым, дабы заручиться помощью отличников, либо зайти последним, рассчитывая на то, что преподаватель уже устал и не будет его мучить.

В любом случае сейчас настроение у преподавательницы матана начинало портиться, накапливалась усталость. Каждый последующий студент отвечал немного меньше, чем его предшественник, ибо ей хотелось закончить побыстрее этот процесс. Тем более что температура за окном начала повышаться.

Он постоял немного в дверях, выискивая подходящий момент. Момент этот пришёл скоро. Как раз она отпускала очередного троечника с его законной удовлетворительной оценкой, вот тут-то и подсел к ней юноша с белой штукой в руках. Она взглянула сначала на него, потом на штуку, потом снова на него, на штуку, на него, на штуку, задержала взгляд на штуке, и лицо её просветлело. Видно было, что она обрадовалась.

Ай, молодца! Принёс. А я уж думала, что не придёшь, испугаешься. Ну, давай зачётку.

Максим твёрдой уверенной рукой протянул ей зачётку, уже открытую на нужной странице. Она, продолжая что-то бормотать, написала всё, что нужно, поставила зачетную отлично, и вывела красивую закорючку подписи.

Он буквально выхватил протянутую ему зачётную книжку, сгрёб за пазуху вышивку, прикинулся мухой и испарился.

Было около двух часов дня, когда он добрался до дому. Теперь оставался всего один экзамен — физика, но он только через неделю. А пока можно было расслабиться и на пару дней забыть об учёбе. Как говорится, от сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год. Но некоторые умудрялись пожить весело ещё и во время самой сессии. Но это уже был либо высший пилотаж, либо стечение обстоятельств.

Он лежал на мягком раздвижном диване и пялился в потолок. После сложной сдачи приходила усталость. Сейчас он хотел только одного — спать. А спать было рано. Надо было чем-то себя занять. Но могло случиться так, что, заняв себя, он рисковал выбиться из экзаменационного графика.

Мысли начали заплетаться. Он лежал и раздумывал над тем, как будет сдавать физику. Хотя, физик у них был хорошим человеком. Он был добр, прощал шпаргалки, если находил. Физик был старым больным человеком, можно было у него под носом рыться в шпаргалках, а он не замечал бы этого.

Размышляя в таком ключе, Максим сам не заметил, как уснул.

Ему снилось, как он идёт по зелёному лугу. Вокруг растёт что-то типа камыша. Светит солнце, заливая всё своим светом. Дует слабый ветерок. Из под ног взлетела небольшая серая пичуга и села на ближайшую корягу. Слабый ветерок начинает усиливаться, начинает накрапывать слабый дождичек.

Тут он решает, что пора выйти к людям. Для этого он расправляет непонятно откуда взявшиеся крылья. Мощный взмах, который он производит без усилий, и вот он в воздухе. Земля всё удаляется. Луг, казавшийся до сих пор огромным, превращается в небольшое зелёное пятно.

А вот и показались городские постройки. Пора снижаться. Он остановился и присел на лавочку. С этого места открывался прекрасный вид на детскую площадку. Дети играли, бегали, в общем, вели непринуждённый образ жизни. Как они беспечны, о них заботятся родители и оберегают их от опасностей и невзгод, им же остаётся лишь достойно прожить этот небольшой начальный участок жизни, чтобы в свою очередь потом тоже растить и оберегать детей.

Максим сидел на скамейке, никуда не спеша. К нему подсел человек в плаще и шляпе. Максим не видел его лица, но, как это бывает во сне, понимал, что это какой-то знакомый человек. По сценарию он не должен был причинять вред.

Любишь смотреть на детей? — спросил он.

Не то, чтобы люблю, просто мне нравиться смотреть на эту жизнь в самом её начале. Прекрасно, когда это начало бывает радостным, без грусти, — умилённо рассуждал Максим.

Понимаю. А что ты будешь делать, если прямо на твоих глазах эти жизни будут уничтожаться?

Не понял.

Я говорю о том, что если сейчас что-нибудь произойдёт, а ты ничего не сможешь сделать. Они будут гибнуть на твоих глазах, а ты ничего не сможешь сделать. Ты ведь уже однажды залюбовался на красоту, в итоге не смог спасти ни себя, ни эту красоту, которая была в тебе. Её больше никто не видел. Помни: немногие видят красоту, и ещё более немногие видят красоту в простой жизни. Не позволь умереть тому, что видишь.

Мимо, сверкнув фарами, проехала машина. Максим проснулся. На часах было около одиннадцати вечера, за окном было уже темно. Он встал, потряс головой, подумал о том, какие иногда бывают сны, и пошёл на кухню выпить чего-нибудь.

Спать совершенно не хотелось, поэтому он решил подготовиться к экзамену по физике. Разложив на столе учебники, справочники и задачники с решебниками, он приступил к изучению теории. Через полчаса глубокого изучения материала, он принял решение, что лучше и продуктивнее — это написать шпаргалки. Для этого пришлось искать по всей квартире чистую бумагу для принтера. Таковой не нашлось, посему он снова засел за вызубривание материала. Однако, физика — это сложный предмет, что и сыграло свою роль. Через час напряжённой умственной работы, он уснул.

Наутро, обнаружив себя лежащим на груде книг, он почувствовал себя нехорошо. Ему всегда становилось нехорошо, когда он спал более получаса днём. Поэтому он старался не спать днём, даже если был сильно уставшим. Вместо этого он пытался всеми способами протянуть до вечера, а там уж тёплая уютная постель ждала его.

В общем, надо было срочно приводить себя в порядок. Полежав немного и в который раз решив в любых случаях бодрствовать днём, он сделал над собой усилие и поднялся. В ушах от этого зазвенело.

В местном часовом поясе было около десяти утра, солнце, не в пример вчерашнего дня, уже вовсю припекало. Настоящее лето. Только одно обстоятельство портило кайф от лета — местные власти запретили продавать пиво в ларьках и с рук, торговать им можно было только в больших магазинах наряду с утюгами. Для некоторых это было кощунственным, но выбирать не приходилось.

Придавив жука на подоконнике, Максим направился в душевую. Холодный душ взбодрил его и немного освежил. Однако предстояло ещё совершить ритуал по ликвидации последствий дневного сна. Этот ритуал заключался в двадцатиминутном распитии трёх кружек зелёного чаю, а затем пробежки трусцой по улице.

Плотно отзавтракав и распив чай, он совершенно неожиданно для себя вспомнил, что не отдал одной милой девушке вещь, которую она так великодушно вчера отдала ему во спасение души и тела от позора и гонений. Надо был вернуть. Уже запихивая поделку в рюкзак и одевая тренировочный костюм, он осознал, что не помнит её адреса.

Он вышел из дома в совершенной растерянности и сел в первый попавшийся автобус на институт. Нужно было проехать полчаса, а потом ещё пешком идти столько же. За исцарапанным стеклом автобуса мелькали старинные постройки, сохранившиеся со времён Пушкина. Они прекрасно гармонировали с недавними новостройками. Затем дома сменил лес. Он продолжался недолго, всего пару километров. На смену ему пришли небольшие дачные домики, все покосившиеся от старости.

Здесь земля была не очень дорогая, поэтому в основном здесь ютились пенсионеры, получившие эту землю ещё при СССР, да молодые семьи, получившие наследство от пенсионеров, но не имеющих денег на собственную квартиру в городе. Домики были невысокими, один-два этажа. Были они все построены наспех, будто люди не собирались надолго задерживаться в этих краях. Из-за этого, а ещё от того, что их давно не ремонтировали, они приходили в негодность. За посёлком вновь следовала цивилизация. Начинались заводы и большие мусорные ямы, потянулись телефонные провода, провалил дым от машин. Вокруг заёрзали машины. Старик, сидевший у окна, вздохнул и прослезился. А вот и конечная. Ещё несколько минут бега рысью и покажутся две башни института.

Максим вышел из автобуса и вдохнул полной грудью ядовитые испарения машин и заводов. Постояв немного на месте, морально подготавливаясь к пробежке, он увидел группу немолодых людей, вышедших с утра на пробежку. Он решил к ним присоединиться. И присоединился, удачно вписавшись в их компанию, и даже в некоторых местах её украшая.

Из-за высокого здания какой-то компании показались две большие башни института. Башнями здесь именовались две одиннадцатиэтажные постройки, но этажи там были настолько высокими, что здания составляли в высоту все двадцать пять жилых этажей. Они были построены не так давно, всего около пяти, десяти лет назад, поэтому помещения внутри них были не в очень плачевном состоянии. Странно, что у института, не располагающего средствами на ремонт старых помещений, обнаружились деньги на постройку новых зданий.

Изнутри эти башни напоминали недостроенные со времён революции двадцатого века бункеры. Лампы здесь были частично перебиты, частично украдены, а иногда и вырваны с корнем из потолка так, что лишь провода свисали. Частенько во всём институте отключали свет по техническим причинам. Поэтому здесь всё время царил полумрак. Проблема решалась за счёт большого количества окон. Но всё равно оставалась возможность наткнуться на торчащую из стены железяку или оголённый провод. За партами вообще сидеть было опасно, ибо они шатались и из них сыпались опилки вперемежку с болтами и семечками.

В остальных корпусах было ещё хуже. На семь этажей был всего один работающий туалет типа сортир, располагавшийся на самом верхнем этаже. При входе в туалет, можно было видеть надпись: "Вход в рай", а на выходе, другую: "Выход в ад". Лифты частенько не работали, да и ездить в них было страшно. Постоянный металлический скрип настораживал, а завывание ветра в шахтах наводило страх. Порой казалось, что где-то внизу сидит узник и воет, а иногда узник превращался в собаку и скулил. Кое-кто в шутку кидал туда недоеденные бутерброды и прочую дрянь. Может из-за этого, а может из-за чего другого, из шахт всё время воняло гнилью.

Но, несмотря на все кажущиеся неудобства, институт считался престижным, в него был постоянно большой конкурс. К тому же студенты не жаловались и спокойно существовали во всём этом бардаке. Ведь человек приспосабливается к любым условиям. Некоторые даже живут в вечной мерзлоте, и ведь ничего, не жалуются. Ну а кому как не студентам обладать самой высокой приспособляемостью.

Итак, остановившись перед главным входом, он решил немного передохнуть и испить водицы. Неподалёку располагался ларёк, пользующийся популярностью у студентов, потому что работал без выходных и перерывов на обед. Выудив из кармана деньгу, он приобрёл себе немного минералки, которая тут же была употреблена по её прямому назначению, то есть выпита. Напившись, он пошёл по булыжной мостовой, изо всех сил напрягая свой серый мыслительный центр, но так и не смог вспомнить маршрута к дому Анжелы.

В итоге он решил передохнуть и направился к ближайшему банку, ибо банк, кстати, единственный на весь район, находился неподалёку от парка, а в парке обычно бывают скамейки. В этот ранний час они должны быть свободны. Он пришёл туда и плюхнулся в первую попавшуюся скамейку. Красивый вид отсюда открывался. Слева был парадный вход банка, а сразу же после него красивый ухоженный газон посреди старых деревьев. Далее следовала детская площадка, а сразу за ней несколько беседок.

Что-то показалось ему знакомым. Будто он эту картину уже где-то видел. Но что-то стало с его памятью в этот день, он не мог вспомнить. Народу в парке было мало, изредка проезжали велосипеды, да проходили молодые мамы с колясками. В большинстве своём они тут же и останавливались, оставляя своих чад на детской площадке, уходили в беседки.

Тут к дверям в банк подъехала машина с тонированными стёклами и грязными номерами. Двери банка распахнулись, изнутри послышались взволнованный крики и мат. Затем прогремел выстрел. Как только это случилось, машина резко газанула и через пару секунд скрылась за углом, оставив внушительный след на газоне. Мамаши в беседках засуетились.

Из банка выскочили пара людей в масках. У одного в руках был пистолет неизвестной марки, а у другого была спортивная сумка, которая была явно чем-то набита и немного тяготила ему руку. Они явно нервничали и быстро вертели головами. Видимо, подельщик на машине свалил, чем подставил их. Один из них, который с сумкой, рванулся с места и выхватил с горки одного ребёнка лет трёх. Второй помедлил немного и подбежал к первому, приставив ребёнку пистолет к виску.

Одна из мамаш сильно занервничала и побежала к ним. Однако предупредительный выстрел в землю заставил её остановиться. Она стояла и молча смотрела на этих двух людей, взявших в заложники её сына, потом она начала плакать и умолять, чтобы его отпустили, но преступники были непреклонны.

Не позволь умереть тому, что видишь, — услышал он тихий призыв, но не увидел никого, кто мог бы это сказать.

Он упёрся в скамейку, чтобы встать, но тут почувствовал под рукой камень. Это заставило его остановиться. Вид того, как вооружённый человек захватывает такого беззащитного гражданина, как ребёнка, вселил в Максима спокойствие. Он плотно сжал в руке камень и отошёл за скамейку. В это самое время преступники начали отступать в его сторону, повернувшись к нему спиной. Максим вспомнил слова, услышанные недавно, и бросил камень в голову одному из преступников. И попал.

Камень был не очень большим и не очень тяжёлым, но сыграла свою роль неожиданность. Тот, в кого он метил, упал без сознания, а его напарник запаниковал, бросил пистолет, отпустил ребёнка и побежал прочь. Ребёнок стоял как вкопанный, а потом заплакал. К нему тут же подбежала его мать, и начала его обнимать, тоже заливаясь слезами.

Преступник убежал, но не это сейчас волновало Максима. При взгляде на эту семью, только что избежавшую лишения одного из её членов, что-то переклинило в его голове. Будто он пытался вспомнить какой-то случай из прошлого, очень похожий на сегодняшний, но никак не мог этого сделать. Было ощущение, что он чего-то лишился. Будто совесть выедала его изнутри за то, что он чего-то не смог сделать.

Он ещё раз взглянул на эту воссоединившуюся семью, улыбнулся и тихо ушёл. Зайдя за угол, он собрался с мыслями и обнаружил, что на плече у него нет рюкзака. Пошарив по карманам, он удостоверился, что рюкзака действительно нету. Он вздохнул и нехотя поплёлся обратно. В парке уже никого не было, все мамаши забрали своих детей и разбежались кто куда. Он подошёл к скамейке, на которой недавно сидел, но рюкзака там уже не было. Он поискал вокруг, потом ещё, но так ничего не нашёл. Постояв немного и подумав, он решил оставить это дело, тем более что ничего ценного там не было, кроме вышивки.

И он развернулся на 180 градусов и пошёл таки домой. Теперь, даже если он вспомнит адрес или встретит её саму, то, скорее всего, она примет его за дурака, выслушав всю эту историю. Вообще, все события последних двух дней были нелепы и бессмысленны, они не нравились ему, будучи неинтересными. Кому рассказать, засмеют. Тут ему вдруг стало ясно, что он спит. Тогда всё, что он делает и видит, не сможет физически повредить его. Эту догадку стоило проверить. Наугад выбрав куст, он заглянул в него и, как это ни странно, нашёл там свой рюкзак. Это становилось интересным. С таким же успехом можно было обнаружить в кустах рояль. Тогда он решил ничего не делать, только неподвижно стоять и ждать.

Хочешь поиграть, да? — услышал он громовой голос издалека, — пожалуйста! Игра началась!

Максим обернулся, пытаясь проследить откуда исходит голос, но вместо этого его взгляд наткнулся на преграду из бамбуковых зарослей. Он огляделся. Он стоял посреди небольшого озера, неподалёку были джунгли. Они были настолько густыми, что даже сейчас, когда так пекло солнце, там стояла темень. Позади него были высокие горы, которым ни в право, ни в лево не было конца. Сам он был одет в лёгкий камуфляжный костюм, за поясом были две фляги и один здоровенный охотничий нож. Если это был сон, то очень реальный, ибо Максим чувствовал, что у него намокли ноги, а голову явно припекает.

Достав из кармана платок метр на метр, он неловко обернул эту тряпку вокруг головы, создав что-то вроде повязки от солнца. На песок рядом выползла небольшая ящерица. Максим решил её погладить, но она его укусила за палец. Это было больно, пошла кровь, что несвойственно для снов. В ярости он закричал и отрубил ей голову своим ножом. Как только он это сделал, мимо уха просвистела стрела и воткнулась в песок. От неожиданности он повалился на песок и быстро уполз за ближайшее дерево. Стреляли с горы, это было очевидно, но самого стрелка не было видно. Можно было уйти в джунгли, но, судя по всему, там было не лучше. Тогда нужно было найти путь наверх, чтобы уже там бороться с противником. Нужно было действовать быстро. Он встал и чуть высунул глаз из-за дерева. На горе было всё тихо, ничего не отсвечивало, ничего не темнило, ничего не блестело.

Так, — начал он судорожно рассуждать, — если он хочет меня убить, то должен как-то потом быстро спуститься. Это значит, там есть тропа. Надо искать.

Оглянувшись ещё раз, он прыгнул в бамбук. Как и было задумано, стрела снова просвистела неподалёку. Тогда он вскочил и бросился к возвышающейся громаде. До неё было недалеко, около полукилометра, но этот путь занимал песок. Максим нёсся как мог, сбивая кактусы и постоянно маневрируя. Промежутки между выстрелами были значительными, порядка пятнадцати секунд, что позволило ему добраться до подножия почти без потерь, только в кисть левой руки вонзилось лезвие заточенной стрелы. Пришлось её вытаскивать, а кисть заматывать оторванной штаниной.

Тяжело дыша и превозмогая боль, он прислонился к утёсу. Стрелять перестали. Выждав минуту, он пополз искать секретную дверь или невидимую тропу. Но поиски результатов не принесли, тогда он подумал, а почему бы ни рискнуть, и не заняться альпинизмом. Как заправской вояка, он полез на каменную преграду. Лезть было тяжело, особенно ни разу не лазив в жизни по горам. Руки и ноги постоянно срывались, сверху сыпался песок. Вскорости накопилась усталость, поэтому он отстегнул от пояса фляжку, предварительно хлебнув, а нож взял в зубы. На мгновение ему показалось, что рядом кто-то есть. Оглядевшись, насколько это было возможно в этом положении, и, не обнаружив никого, он полез дальше. Камень, на котором он стоял, зашуршал и вывалился. Чудом зацепившись за небольшой выступ в горе, Максим решил немного повисеть и отдохнуть. Солнце до сих пор палило, пот тёк ручьями. Отдыхать тут было бесполезно, можно было получить солнечный удар или просто перегреться. Свою ошибку он ощутил довольно быстро, когда силы начали его покидать, а руки перестали цепко держаться за выступы и впадины горы-скалы. И он снова полез вверх.

Сверху послышался гул, переходящий в грохот. Быстро взглянув наверх, он ужаснулся, сверху на него сыпалось множество камней, ещё секунда и они его сметут. Он попытался как-нибудь вжаться в скалу, но не успел, и встретился лицом к лицу с камнепадом. Один увесистый булыжник попал ему в плечо, второй ободрал ухо. Максим не в силах был сопротивляться, руки самопроизвольно разжались. Он начал падать с высоты метров в сто. Не меньше.

Он закрыл глаза и приготовился к неизбежной смерти. Свист в ушах на время оглушил его. Однако контакт с твёрдой поверхностью случился несколько раньше, чем он ожидал. Он упал на достаточно мягкую землю. Вокруг была трава, а на месте горы возвышались явно современные постройки.

В глазах его стало темнеть, а может на небо налезла туча и затмила собой солнце. Неподалёку стали слышны разрывы, а может это был гром. Пошёл несильный дождь, переходящий в ливень. Стало настолько темно, что нельзя было уже различить собственной вытянутой впереди руки. Раскаты грома стали ближе и сильнее. Вокруг стали сверкать молнии, пробивая пространство тьмы. Повсюду выл ветер как бешеный волк. Промокнув до нитки, Максим собрался и побежал куда глаза глядят, пытаясь укрыться от дождя.

Внезапно он услышал позади себя странный звук, не похожий на гром, скорее на хлопок мощной дубовой двери. Тут он заметил, что дождя уже нет. Где-то высоко на потолке вспыхнула огромная люстра, отражающая свет миллионами многогранных хрусталиков. Этот специфичный свет озарил причудливые каменные своды. Это было помещение какого-то старинного замка времён короля Артура. Посреди каменной залы стоял большой резной деревянный стол, а за дальним концом стола восседал человек в малиновой мантии.

Прошу садиться, — великодушно пригласил гостя человек, указывая на единственный стул на противоположном конце стола.

Он послушно сел на мягкий высокий стул и стал оглядывать окружающую его обстановку. Это была прихожая. За спиной незнакомца виднелась массивная каменная лестница на второй этаж. По бокам высокие своды уходили в другие неосвещённые комнаты.

Я выбрал именно это место, — неторопливо начал незнакомец, неспешно потягивая вино из золочёного кубка, — ибо если есть мистика, то у всех проходят ассоциации именно с замками и рыцарями. Пускай будет так. Но не в этом суть. То, что ты недавно видел и в чём даже поучаствовал, это была лишь иллюзия. Но то, чем ты будешь заниматься, потребует от тебя выдержки и быстрой адаптации, иначе смерть. Короче, твоя задача проста, скоро у тебя появится помощник, вы с ним на пару должны будете поубивать разную нечисть.

Что за нафиг? — вне себя от негодования, воскликнул Максим. — Ты ваще кто сам такой?

А вот так. Решили взять именно тебя. А я некий ангел, призванный тебе помочь. Ну, пока хватит.

С этими словами незнакомец скрестил руки на груди и застыл. Максим сперва немного замешкался, но затем начал что-то кричать о несправедливости, о нарушении законов, о судебном преследовании. Кричал он долго, пока не заметил, что незнакомец никак на это не реагирует, лишь неподвижно сидит. Тогда он принял эту игру, тоже замерев. Прошла минута или две, стала подниматься температура воздуха. Ещё через пять минут жара стала невыносимой, нечем стало дышать. Он стоял, обливаясь потом, но не смел и не хотел отводить взгляд от своего противника, заседавшего на другом конце стола. Наконец ему показалось, что незнакомец шевельнулся. Это его очень развеселило, он засмеялся.

Когда приступ смеха прекратился, он обнаружил, что стоит перед дверью в собственную квартиру, а в руках держит ключ от неё. Почесав затылок, он задумался. А когда думать надоело, вошёл в квартиру и, не снимая ботинок, прилёг на стул. Он совсем запутался, ибо вскоре понял, что это не его квартира, но обстановка была знакомая. Ни к чему не прикасаясь пальцами, дабы не оставлять пальчиков, он пошёл осматривать место своего неожиданного пребывания. Да, он уже здесь был.

Неосторожно скрипнувший под ногой ковёр породил какое-то движение, помешанное с фырканьем, в комнате напротив. Спустя мгновение, оттуда вылетел мопс. Заливаясь лаем и урчанием, он начал бросаться на Максима, стремясь лизнуть его в лицо. Юноше ничего не оставалось, как наклониться и взять на руки этого лизуна. Мопс упёрся ему в грудь передними лапами и начал лизать.

Сквозь фырканье, Максим услышал шаги из кухни. Опустив развеселившегося мопса на пол, он стал в панике соображать, что сейчас сказать. Наконец из-за стенки осторожно высунулась голова Анжелы. Сначала она приняла испуганное выражение, потом выразила удивление.

А, дверь была открыта, — попытался он развеять её сомнения, — а я стучал, но не получил ответа.

Она всё ещё недоверчиво смотрела на него.

Кстати, спасибо за помощь. Не желаешь ли со мной сходить, — тут он запнулся и стал искать подсказки насчёт места, куда пойти, в окружающей обстановке. Шкаф не подходил, ваза тоже, а вот что это за фотография? Там танцуют. Точно! — в клуб. Посидели бы, поболтали что да как, потанцевали бы... Сегодня, в восемь.

Я бы с радостью, — успокоившись, сказала она.

Ну вот и чудненько, я за тобой зайду, — просиял он и спешно ретировался. Теперь оставалась мелочь — запомнить дорогу сюда, успеть домой, приодеться и вовремя за ней зайти. Легко.

Летя словно птица, он быстрым шагом направил свои стопы в сторону остановки. Солнце сильно пекло и было душно, но ему было как-то наплевать. Он пробежал мимо низенькой старушки, чуть не сбив её с ног. Старушка была так потрясена, что даже не успела заворчать, лишь проводила его взглядом.

Сидя в заду автобуса, он задумчиво смотрел в окно на мелькающие пейзажи. Вся эта природа и все эти люди с их постоянными заботами, спешками и проблемами навевали на него скуку. Почему-то у него появилось острое желание либо побить кого-нибудь, либо подать милостыню. Где-то в глубине его души боролись меж собой чувство радости и неуверенность. Он не знал стоит ли ему идти в клуб, стоит ли заходить за Анжелой. Стоит ли вообще выходить из автобуса. Да и стоит ли вставать... Так, незаметно для себя и для окружающих, он уснул.

В тот самый момент, когда первое сновидение должно было прийти к нему, в автобусном салоне раздались громкие крики и звуки борьбы. Открыв правый глаз, Максим не увидел ничего, кроме запотевшего стекла. Тогда он закрыл правый глаз и открыл левый. Слева он тоже ничего интересного не узрел. Тогда, похрустывая сухожилиями, он посмотрел назад. Там, как раз у кабины водителя, развязалась небольшая потасовка. Водитель автобуса, неосторожно толкнув бампером стоящую на светофоре девятку, очень доходчиво объяснял водителю этой самой девятки, что во всем виновата девятка, её водитель и мать этого водителя.

Сидевший рядом человек пьяной наружности, увидав, что Максим проснулся, подскочил, замахнулся кулаком, буркнул что-то неразборчивое и некультурное по поводу работы органов правопорядка, икнул и свалился Максиму в ноги. Там он нервно дёрнулся, повернулся на бок и сонно засопел. Максим брезгливо отпихнул пьянчугу и поспешил выйти на улицу. На счастье, заднее стекло было выбито. Недолго думая, он вышел через эту дверь в мир.

Сказать, что автобус задел девятку — значит, не сказать ничего. В задней части машины была глубокая вмятина, стёкла были повыбиты, а саму её развернуло на 180 градусов и выбросило на обочину. Хорошо, что дорога была не городская, и никто не пострадал. Почти никто. Ближайшая молодая берёза была нагло подбита девяткой, из-за чего она переломилась надвое и упала на самодельный ларёк кисломолочной продукции. Кисломолочная продукция растекалась по сухой земле. Хозяйка ларька сидела рядом на пеньке и тихо плакала.

Максим смотрел то на автобус, то на девятку, то на берёзу. Наконец его взгляд остановился на хозяйке ларька. На вид ей было около тридцати лет, но лицо её было очень измождённым. Ему показалось это странным, ведь на этой дороге можно зарабатывать очень большие деньги, особенно в это время года. Он хотел ей что-то сказать, но не сказал. А она сидела и тихо плакала, утираясь синим платком. Он взглянул на неё ещё раз, вздохнул и пошёл.

Отсюда было недалеко до дома, особенно если идти огородами. Но идти надо было быстро. Хотя это быстро на деле превращалось в "медленно". Дело в том, что огороды представляли собой заросли малины, яблонь, да и вообще это были не огороды, а самый настоящий лес. К тому же почва здесь была неровная — то горка, то впадина, а то и болото. Здесь всегда летали толпы комаров размером с кулак. И откуда они здесь берутся? Что едят? Людей здесь почти нету, лишь пару раз в неделю проходит человека два, да и то в толстой одежде, что не прокусишь. Кроме комаров были ещё очень мелкие и очень надоедливые мошки, которые всегда лезли в глаза.

Вот так, любуясь вблизи мухами и подкармливая комаров, Максим, как и всякий нормальный герой, пошёл в обход. Наконец забрезжил свет, а в свете появились современные кирпичные дома. Эти каменные трущобы он знал наизусть, поэтому не следил за дорогой. Домой его вели ноги. Причём сами. А сам он вновь задумался над тем, над чем думал до того как уснул. Теперь он был почти уверен, что надо идти в клуб. Вот он, знакомый до боли дом. Вот она, знакомая до боли квартира. Вот оно, знакомое до боли... в общем-то тут всё было знакомо, всё-таки не один день живёт.

Пройдя на кухню и приняв немного прохладной водицы, он присел на стул немного передохнуть. Это беготня туда-сюда начинала его уматывать. Что ж, он сам это выбрал. Времени ещё было достаточно, поэтому он достал из-под стола книжку и, открыв на произвольной странице, начал читать с произвольного места. Это было что-то не русское. Через пять минут он догадался, что это был английский язык. Никогда не плохо попрактиковаться в изучении иностранных языков.

Когда пришло время, он беспрепятственно и без приключений добрался на попутках до дома Анжелы. Без труда найдя нужный дом, он поднялся на нужный этаж и уже собирался позвонить, как дверь открылась и из неё выпорхнула сияющая Анжела. Максим сделал ей несколько комплиментов, от которых она засияла ещё больше, и они не спеша пошли в клуб.

Местный клуб представлял собой полуподвальное помещение. Его недавно купила какая-то фирма и решила срубить немного деньжат, организовав клуб. Хотя с виду он был не очень, внутри всё было изящно и красиво, но без излишеств.

На подходе к входу, Максим галантно пропустил даму вперёд. Помедлив секунду, он вошёл за ней, но в дверях столкнулся с молодым человеком с козлиной бородкой. Этот молодой человек также хотел войти, и пару секунд они пытались оба втиснуться и, наконец, втиснулись.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


XIII    Восхождение на Эверест



Кондрат встал с постели и радостно открыл глаза, предвкушая, что сегодня последний рабочий день. А дальше начинался долгожданный заслуженный отпуск. Он любил свою работу, она приносила неплохую прибыль в прямом своём назначении, к тому же предоставляла определённую свободу действий, но с другой стороны сковывала. Всё было прекрасно, система в фирме была давно отлажена, не возникало никаких особых затруднений, а все остальные затруднения решались довольно легко и быстро. Основную проблему составляли две секретарши, которые в свободное от работы время пытались лазить по бескрайним просторам интернета, беспрестанно натыкаясь на разные неприятности. Все прелести работы СисАдмином раскрывались ему каждое утро.

Итак, Кондрат бодро встал с постели и направился в душ. Холодный душ взбодрил и без того бодрого молодого человека и настроил его на восьмичасовой рабочий день и долгое общение с юзерами. Сварив себе два крутых яйца и быстро съев их с хлебом, он запил всё это дело холодным чаем с сахаром и лимоном. С завтраком было покончено слишком рано, поэтому он решил разложить пару раз пасьянс.

Когда стрелки на часах показали 7:30 он закрыл свой старенький Psion, добытый с трудом через друзей, положил его в небольшой чемодан и напоследок оглядел свою двухкомнатную квартиру, доставшуюся в наследство от бабушки. Всё было чисто и уютно, даже нельзя было подумать, что здесь проживает мужчина, ибо повсюду чувствовалась женская рука. Всё сверкало чистотой.

Только в одну комнату дверь была закрыта, и правильно делала. Именно в ней располагалось то, из-за чего становилось понятным, что здесь проживает именно мужчина. Там было набросано много всякой всячины. Целыми стопками лежали книги и справочники по программированию. Рядом в разнобой валялись книги Достоевского, Пушкина, Уальда и других классиков русской и зарубежной литературы. Также были разбросаны пакеты, где-то пустые, а где-то с каким-нибудь наполнителем. По полу тянулись к розеткам провода, а несколько кабелей вгрызались в стены. Всё это проводное скопление подходило к большому дубовому столу, на котором располагался большой белый, периодически немного гудящий, компьютер. Окна в этой святая святых всегда были зашторены, лишь в углу горел небольшой ночник, из-за чего здесь всегда царил приятный полумрак.

Кондрат вышел из дома и огляделся по сторонам. Всё-таки хорошо быть единственным человеком, мало-мальски разбирающимся в IT, во всём районе. Тебя все любят и уважают, если ты им помогаешь. Например, сосед по дому подвозил его до работы. Но за это иногда приходилось поднимать ему винду упавшую. Падала она у него редко, но метко, как, впрочем, и все продукты дорогого нам Большого Билла, поэтому Кондрата это занятие особо не напрягало.

Через минуту сосед подъехал на своём мерине, радостно улыбаясь. Он был очень разговорчив, постоянно болтал о всякой чепухе. Кондрат его не слушал, лишь поддакивал в ответ на вопросительные предложения. Он смотрел в окно на людей, на то, как они спешили по своим делам, как сталкивались и расходились, как падали и вставали. Один человек упал и долго не мог подняться, ему никто не помогал, а сам он не мог, ибо был одноногий. У одной дамы выхватил сумку пробегавший мимо подросток в чёрной куртке с капюшоном. А Кондрату было всё равно, он сидел в удобной машине, его спокойно везли на работу. В этом было что-то смешное.

Наконец сосед довёз его до места назначения. Всё это время он тараторил о том, как он целый месяц проходил Пакмана на лёгком уровне, но так и не прошёл.

Я тебе как-нибудь Диггера подкину, — улыбнувшись сказал Кондрат.

Не хочу я Диггера, дай что-нибудь типа Принца. Оф персия.

На эту фразу Кондрат ещё раз улыбнулся, похлопал соседа по плечу и вышел. Он стоял перед большим пятиэтажным зданием с массивной табличкой над парадным входом, на которую он из принципа никогда не смотрел. Он даже не знал, что там было написано. В принципе, этого ему не надо было знать. Его задача сводилась к обеспечению жизнестойкости системы, периодически с умным видом пробегаясь по рабочим местам, создавая видимость усиленной деятельности.

Его большой кабинет, напоминавший с первого взгляда подсобку Большого Театра, если бы не обилие вычислительной техники и проводов, присутствовал на третьем этаже. Это было достаточно удобно, ибо не приходилось слишком высоко забираться, да и столовая была на этом же этаже.

Не успел он войти в здание и пройти через проходную, как к нему подбежал какой-то человек и начал быстро объяснять свою мелкую проблему. Мда, а ведь как хорошо начинался день. Яркое солнце и безоблачное небо просто обязывали к хорошему настроению. Настроение и было хорошим, пока не подошёл этот человек.

Господь, пошли инсульт, — прошептал Кондрат и решил выслушать бедолагу.

Вы понимаете, у меня... — начал, было, несчастный, ещё не подозревая насколько он был не прав, так потревожив умного дядьку, и какое наказание ему было уготовано.

А вы знаете, что это вокруг нас такое? — прервал его Кондрат. Человек замялся, не поняв сути и места вопроса, но Кондрат ему помог, — это жизнь обыкновенная. Кроме жизни обыкновенной бывает ещё жизнь необыкновенная, но и та и другая версия имеет много багов. В основном жить вредно — от этого умирают. Но если баги чуть пофиксить, да ещё и сурс-кодом разжиться на халяву, то можно считать себя не таким уж и ламером и претендовать на год-мод. Подходите через десять минут к моему кабинету, приму без очереди. А пока идите в ирк початьтесь.

Оставив вошедшего в ступор от такого умного разговора человека приходить в себя, Кондрат, важно задрав подбородок, проследовал в свой кабинет. Ещё на подходе он заметил очередь человек в десять, выстроившихся около двери. Все они были с недовольными лицами, и пришлось долго втолковывать им, что Кондрат — именно тот, кого они ждут. Для этого он смирно встал в самый конец очереди. Рабочий день здесь начинался в половине восьмого, а он пришёл позже на пятнадцать минут. Но короли не опаздывают, они только задерживаться. Постояв минут пять он на цыпочках подкрался к голове очереди и прислонил ухо к двери в свой кабинет.

И давно стоите? — спросил он миловидную женщину бальзаковского возраста с толстой сумкой в руках, стоявшую вплотную к двери.

Да уж подольше тебя! — почти вскричала она негодующе. — Иди в конец. И не мешайся.

А вы дверь дёргать пробовали? — мурлыкая сказал Кондрат и расплылся в улыбке.

Женщина сначала злобно, потом изумлённо взглянула на него. В её глазах загорелись искорки надежды. Она положила руку на дверную ручку и подергала сначала на себя, а потом от себя. Эффекта не было. Ну, ещё бы она открылась. Женщина фыркнула и подёргала ещё. Но дверь по непонятной причине снова не открылась. Тогда в дело вступил Кондрат.

Да вы не так дёргаете, тут надо медленней, — мурлыкал он, доставая связку ключей и отпирая дверь, — позвольте мне попробовать.

С кошачьей грацией он юркнул в свой кабинет, щёлкнув дверью прямо перед носом обалдевшей женщины бальзаковского возраста. По очереди прошёлся ропот. Не успел он толком прогреть воздух в кабинете, как на пороге, отпихнув очередь, возникает чья-то мрачная физиономия. Эта, с позволения сказать, харя принадлежала директору того ЗАО, в котором имел честь работать системщиком Кондрат. Директор молча кивнул на его приветствие и, окинув тяжёлым взглядом провода, осведомился насчёт его задания. Кондрат бережно достал из ящика распечатку "Дракулы" Брема Стокера в оригинале. Директор принял драгоценные бумажки и стремительно удалился.

Директор — это святое. Каким бы ни был пасмурным и хмурым день, но директора обижать нельзя. Он знал своё дело, работал на совесть, но в любой технологии был как свинья в бриллиантах. Поэтому его следовало периодически ненавязчиво усмирять и ставить на место. Но обижать — никогда. Кого угодно, кроме него.

Дверь тихонько не скрипнула, на пороге возникло грозное лицо той самой дамы бальзаковского возраста с толстой сумкой, которую он недавно соизволил удивить.

Можно? — недоверчиво спросила она.

Нет, нельзя. Я занят, у меня обед, отпуск, я ушёл на базу и вернусь через тридцать минут, переучёт, система слетела, мышь сломалась и убежала, началось извержение Везувия, на котором я просто обязан побывать... я умер в конце концов. До чего же люди, приходящие с проблемами, бывают однообразны и туповаты. Тихо вламываются, отрывают от важной работы и так ненавязчиво просят о помощи. Лучше бы уж накопились целой толпой с одной большой проблемой и зашли бы все вместе, сразу заявив о проблеме. О такой перспективе давно мечтал Кондрат, но всё как-то руки не доходили.

Конечно. Всегда рад помочь в трудную минуту. Так в чём же ваша проблема?

Дама молча достаёт из сумки ни что иное, как какое-то убожеское подобие на системный блок. Этот побитый временем и неким тяжёлым предметом кусок металла очень напоминает Пентиум второй, особенно об этом напоминала цветная наклейка, гласящая, что всё, что есть внутри железяки — это второй Пень. Ну что ж, оставалась мизерная надежда, что внутри всё не в таком плачевном состоянии.

Вот! Не работает! — голосом победителя заявляет дама, доставая шнур питания. — Дискеты не читает. Проверяйте!

Странно, что ЭТО вообще работает. Кондрат внутренне вспыхнул — как смеет она, смертная, приходить сюда с таким убожеством и отнимать его драгоценное время, заставляя совершать физическую работу по подключению этого омерзительного создания. Сперва он хотел плюнуть ей в лицо, но сдержался. Вместо этого он дружелюбно улыбнулся, резво встал и подключил всё, что надо для работы. Проверка показала, что дискеты действительно не читаются. Ну не разбирать же, в самом деле, этот блок. Тогда он с умным видом достал отвёртку и, заслонив обзор даме какой-то коробкой, пару десятков раз поскрёб отвёрткой по полу. Получился звук, будто он усиленно копался в машине.

Вот она, ваша проблема, — радостно пробормотал он. Дама, широко открыв глаза, прилипла к монитору. — Вам надо просто заземлить ваш компьютер. Для этого, когда придёте домой, возьмите паяльник, провод и снимите крышку с компьютера. Там увидите большую такую схему, припаяйте к ней провод в произвольном месте, а другой конец провода намотайте, скажем, на батарею.

Аааа... — начала было она.

А вы как думали, — прервал он её аканье, ощущая, как она начинает трепетать перед мощью современных технологий, — ведь он не заземлён. Создаётся в процессе работы магнитное поле, которое и выводит из строя флопарь. Странно, что у вас ЭТО до сих пор не взорвалось.

Начиная этот разговор на тихом голосе, закончил его чуть ли не грозным криком.

Спасибо, доктор. Ой, товарищ... гражданин... мистер... Спасибо вам, — лепетала дама, спешно упаковывая всё в сумку.

Дома её ожидал небольшой сюрприз, но она ещё об этом не знала. Что ж, это её не убьёт, но заставит помучиться. Вот приходят, понимаешь, со своими проблемами, задают глупые вопросы, а потом нервничают, жалуются начальству, что с ними плохо обращаются. А ведь от таких людей можно и веру в целое человечество потерять. Но Кондрат был очень стойким и никогда не поддавался на провокации.

Итак, ещё около десятка страждущих стояло за дверью. Все они стояли давно и, по-видимому, становились злее и раздражительнее с каждой минутой. Раньше такого безобразия не было, приходили два-три человека к обеду, а тут такой наплыв клиентов. Видимо, молва об умных людях быстро разносится.

Кондрат любил классифицировать что-либо по любым признакам, в том числе и людей. Классификация на белых и чёрных, правых и левых ему его не привлекала. Как и всякому человеку, ему хотелось чего-нибудь новенького. По его мнению, все пользователи подразделялись на два класса: паникёров — тех, которые при первой встрече с неизведанным бегут за помощью к бывалым, чем вызывают их ярость, и укуренных — которые тянут до последнего момента, когда уже компьютер выгорает, а монитор взрывается, и только тогда они идут за помощью, но медицина тут уже бессильна, неполадку не вылечить. Третий же класс, который сам исправлял все неполадки, он не относил к пользователям. Это было что-то повыше, но названия он пока не придумал.

Однако день обещал быть тяжёлым. Надо было устроить перерыв и во что-нибудь зарубить для души. На дверь, к неудовольствию очереди, была повешена табличка, гласящая, что в здании слетела система, будет в обед. Кондрат, довольный своей выходкой, развалился за клавиатурой и на экране повис грустный Blood. Великая игрушка, забавная в своей сути.

Наблюдая за медленным самовозгоранием дядьки в сутане, возгорающим от пущенной сигнальной ракеты, Кондрат услышал щелчок дверной ручки. Стоило ли отрываться от столь прекрасной игры на столь невежливого посетителя? Долг звал, поэтому пришлось закончить убивать и взглянуть на вошедшего. Лицо его было знакомо, очень похоже на лицо человека, с которым он столкнулся в проходной.

Вы понимаете, у меня... — снова попробовал начать человек.

Да вы присаживайтесь, будьте как дома, — вновь прервал его Кондрат. — Расслабьтесь, ведь наша жизнь так коротка. Не позволяйте отрицательным эмоциям укорачивать её.

Человек нервно закивал головой и стал искать глазами место, куда можно было присесть. Но из-за обилия проводов и компьютерных гаджетов, найти стул или что-то в этом роде было проблематично. После тщетных попыток присесть, он вдруг обнаружил в углу небольшое кресло, на которое не замедлил сесть. Кресло было на вид очень высоким, но это только на вид. В действительности, оно было настолько мягким, что посетителю потребовалось несколько минут, прежде он смог увидеть свет.

Кондрат пристально наблюдал за теми акробатическими этюдами, выдаваемыми посетителем в попытках сеть нормально. Наконец, когда всё утряслось и уселось, он продолжил.

Так вот, дорогой друг. Как я уже говорил, наша жизнь коротка, а каждый раз, когда вы нервничаете, вы укорачиваете жизнь. Вот и сейчас вы этим занимаетесь. По поведению видно, что у вас случилось что-то нехорошее в области компьютерных технологий. Ну что ж, это нехорошее может быть легко превращено в свою противоположность. Не стоит из-за этого так напрягаться. Вот вы сейчас сидите в удобном мягком кресле, попробуйте расслабиться. Закройте глаза и представьте себе какую-нибудь приятную картину, скажем, из детства. Ну там, речка течёт, птички поют, — он говорил спокойным, но твёрдым и очень внушительным голосом, от которого посетитель начал теряться и тупо выполнять все указания, — ну а теперь, когда вы почти достигли Нирваны, позвольте узнать цель вашего визита.

Посетитель, который к этому времени так расслабился, что чуть не уснул в удобном кресле, вяло открыл глаза и быстро заморгал. Потом он дёрнул головой, вспоминая о чём-то, и попытался встать. Так просто встать не получилось, ибо кресло, подобно голодному зверю, вновь попыталось его поглотить. Вновь прошло несколько минут борьбы с креслом. Посетитель смог зависнуть в удобной для светской беседы позе.

Видите ли, — начал он смущённо, — у меня проблема.

У всех у нас проблемы, это случается.

Да... но у меня большая проблема. Дело в том, что мне недавно подарили компьютер, — посетитель с явным трудом выговорил последнее слово, — но он не хочет читать диски.

А какие конкретно диски он не хочет читать?

Ну... как вам сказать... те, которые квадратные... — неуверенно пролепетал посетитель.

Понятно. Это называется флоппи-диск или дискета, — уверенно сказал Кондрат с явным намерением помочь несчастному. Этот человек своим трепетом вызывал в нём какие-то давно забытые чувства из прошлого. Что-то типа сострадания к ближнему. — Покажите их, если принесли.

Да! — явно обрадовался человек, роясь в карманах, — конечно принёс. Вот, вот они. Представляете, вставляю в этот, как его... в привод, а они не читаются.

То, что увидел Кондрат, могло повергнуть в шок даже стадо закоренелых слонов, которые, как известно, всегда спокойны и невозмутимы. Его взгляду предстали два диска, в прошлом круглые и блестящие, предназначенные для CD-привода, аккуратно подпиленные под размер трёхдюймовых дискет. Работа по выпиливанию была произведена с душой, но так извращаться над дисками не позволялось никому. На секунду свет померк в глазах Кондрата, но он быстро взял себя в руки, и свет вернулся.

Кондрат нервно дёрнул бровью и вошёл в ступор. Посетитель, к этому времени сумевший выбраться из просторов кресла, подошёл к столу и доверчиво положил самопалы на стол. Это заставило Кондрата обдумать ситуацию.

Немного отойдя от увиденного и услышанного, Кондрат положил сперва одну, а потом другую руку на стол, облокотился всем телом и пристально взглянул этому посетителю в глаза. Там он надеялся разглядеть его намерения. Сам ли он до такого действия додумался или кто подсказал, а может он специально это сделал, лишь бы поиздеваться. Но в глазах читалась лишь безграничная доверчивость. Надо было ему помочь.

Кондрат взял в руку этот квадратный диск и поднёс его к лампе, разглядывая. Потом сделал умное лицо и произвёл такую же манипуляцию со вторым диском. Затем он осведомился какая же операционная система стоит на ПК субъекта. Тот извлёк из кармана мятую бумажку, исписанную мелким почерком, и положил её на стол. Из бумажки следовало, что ПК субъекта располагает только ДОСом.

Да, — с трудом выговаривая букву "р", произнёс Кондрат, — вам следует установить дрова к приводу. Для этого вам нужно включить компьютер, а после того как он загрузится, набрать: "Format C:" и нажать "Y". И не забудьте после этого надавить ввод, такая большая серая кнопка. После этого можете работать как ни в чём ни бывало.

Посетитель, всё это время записывая каждое слово на бумажке, собрал все бумажки и квадратные диски, распихал их по карманам и, с идиотской улыбкой на устах, ускользнул в дверь. За этой дверью раздалось недовольное шуршание, переходящее в крики и визг. Возможно там даже кому-нибудь дали по морде, но об этом история умолчала. Пару раз дверь пыталась самопроизвольно открыться под весом навалившихся на неё тел, но тут же чья-то сильная рука удерживала её.

Но человек, сидевший в кабинете за монитором, не обращал на это внимания, ибо у него было много других дел. Скажем, этажом выше у одного работяги упала система, требовалось пойти и разобраться в проблеме. Также надо было поставить некоторым продвинутым, каковыми они сами себя нарекали, новую версию Экселя с Вордом. Это было несложно, но отнимало время. А время — это деньги. Кроме того, требовалось принять людей, ожидающих за дверью.

Решив немного отвлечься и развлечься, он направил стопы своих мыслей в сторону общения с помощью сетей. Врубив шестой mirc, он через несколько секунд оказался в нужных каналах, где и был автоопнут. Как и всегда здесь просиживали штаны в сумме около двадцати человек. Лишь изредка появлялось новое лицо и порой начинало хамить, а порой и не начинало. Параллельно разговору с девушкой по нику Barrakuda о слишком высоких средних температурных показателях процессоров AMD в условиях крайнего юга, он принялся проверять почту и сливать mp3-шки. Какой-то наглый ламер подло влез в разговор, за что и был культурно забанен навеки. Он ещё не подозревал, что его пассы на нэт были только что украдены, а Кондрат уже меняет все параметры и отключает его. Что ж, не повезло, сам виноват, что вовремя не обзавёлся огнестенкой.

Подруга минут через десять ушла в институт, оставив Кондрата совсем одного с его здоровым коллективом. К сожалению, весь этот коллектив формально присутствовал, а физически отсутствовал на местах. Достучаться до соратников было проблематично. По этой причине он решил сыграть в какую-нибудь онлайновую игру. Благо, что оптоволокно, оплачиваемое фирмой, позволяло эту блажь. Счастливые часов не наблюдали, а Кондрат сразу смекнул, что пришло время обеда, когда на мониторе появилась здоровенная надпись "ОБЕД". Оставив всё как было, он уверенно встал, чуть не упав от долгого сидения, и пошёл в столовую.

Столовая была большим светлым помещением с большим количеством окон во всю стену и громадными потолочными лампами. Но вход в неё был настолько узким, что два худых человека с трудом расходились. Иногда из-за этого возникали пробки. Но сегодня пробок не было. Да и вообще, сегодня было мало народу. Заказав себе что-нибудь вкусное и недорогое, он сел за первый попавшийся столик, на ходу пододвигая солонку поближе. Соль он любил, подчас мог только ею и питаться.

Вдруг из ниоткуда перед ним выросла фигура. Фигура выросла и села на стул рядом. Фигурой, как это ни странно, оказался директор. Он имел обыкновение появляться стремительно и неожиданно, как бы из ниоткуда. Его фигура была мощной, хотя и передвигался он с необычайной грацией и быстротой, подобно леопарду во время охоты. Только этим он и походил на леопарда, а во всём остальном на слона или бегемота.

Так вот, он сел и этак загадочно улыбнулся. Улыбка эта не произвела должного положительного впечатление на Кондрата, а скорее всего несколько напугала. Директор отгрыз от принесённой морковки кусок и, похлопав его по плечу, удалился. Кондрат посмотрел ему вслед, покачал головой и принялся с аппетитом уплетать порцию супа и варёной картошки с мясом, запивая это двумя стаканами чая с сахаром. Сахар он тоже очень любил, но не так как соль.

Директор что-то явно задумал. Или хочет задумать. Или уже сделал то, что задумал. Ну да ладно. В любом случае, всё это не к добру. Надо было что-то придумать, чтобы на какое-то время он перестал это делать. Идея пришла мгновенно — надо что-то такое сделать, чтобы надолго запомнили. За окном была суббота, напрягать голову размышлениями не хотелось, поэтому он решил отложить решение проблемы до начала конца обеда.

Выхлебав из тарелки какой-то суп, закусив солёным мясом с солёной картошкой, он сел в пол оборота и начал пить чай с сахаром, заедая солью. В столовую ввалился высокий человек худощавого телосложения в пиджаке на два размера больше и в очках на босу голову. Он нервно осмотрел столовую и вытащил из-за спины старый кожаный портфель с выступающими оттуда бумажками. Почему-то Кондрат сразу догадался, что это к нему.

Человек схватился рукой за голову, взлохматил волосы и ещё раз огляделся. На этот раз ему повезло, и он увидел свою цель, которая сидела, попивая чай и заедая его солью. Он целеустремлённо направился к столу Кондрата, воинственно размахивая портфелем. Кондрат внешне не отреагировал на такой выпад, даже волосом не повёл, но внутренне напрягся и сосредоточился насколько это было возможно.

Человек подошёл и так неловко сел за стол, что чуть не сломал стул. Чуть отдышавшись, он шмякнул портфель на стол и выжидающе уставился на Кондрата. Но тот оставался спокойным как сытый удав в полдень под солнцем на камне. Человек немного выждал и полез в нагрудный карман за платком. Видимо, он очень нервничал, ибо был весь мокрый от пота, даже очки чуть вспотели. После нескольких безуспешных попыток добыть платок, он таки смог его выудить из недр кармана и протереть лицо с очками, попутно выдавив из них стекло, после чего принялся его вставлять обратно. Давалось ему это с трудом, пару раз он чуть было не завалил стол на бок.

Кондрат боковым зрением наблюдал за достаточно комичными действиями человека, с трудом сдерживая смех. С каждой минутой ему становилось всё интереснее. Мучения человека подходили к концу, наконец, он всё вытер и всё убрал в карманы. После этого он выпрямился и начал своё повествование.

Простите, это вы программист?

Кондрат ничего не сказал, лишь булькнул чаем и кивнул. Человек немного повеселел.

Понимаете, — сказал он, поправляя рубашку, — у меня тут небольшая неполадка. И мне сказали, что вы всё можете.

Кондрат выпучил левый глаз и чуть не поперхнулся чаем, но вида не подал.

Хм. Ну, тут как сказать, — медленно, растягивая каждое слово, философски забормотал Кондрат. — В каком-то смысле мы все всемогущи. Вообще-то человек очень силён, но только сам об этом не подозревает. Скажем, одна женщина, увидев, что её ребёнка сейчас раздавит машина, которую забыли поставить на ручник, рванулась к нему и сбила машину. Да, или что-то в этом духе. Но это была экстремальная ситуация, а в обычных условиях большинство людей ничем не выделяются. Хотя, как поговаривают, буддисты и ещё какие-то пацаны с Востока достигают нирваны и творят что хотят. Вот тут уж прям настоящее всемогущество. Но тут тоже стоит задуматься, ведь они могут покидать своё тело, а некоторые личности из моих знакомых, которые подолгу перед мониторами сидят, а особенно в чатах, тоже могут покидать тело, полностью погружаясь в свой мир. Ведь вы знаете, что Глобальная Сеть — это иной мир, он отличен от реальности. В нём много безликих людей, которые не часто себя раскрывают. Там можно действительно стать богом и вытворять всякое. Но, как и в реальности, никто из них не может даровать жизнь. А может это и есть подобие того мира, в который, по многим религиям, уходят наши души после смерти. Ведь говорят, что научились клонировать млекопитающих, может, скоро и до человека дойдут. Я уже не говорю о достижениях генной инженерии в целом. Представьте себе ближайшее будущее... лет через тридцать: информация не будет храниться на дискетах, дисках или карточках, ибо они недолговечны и подвержены быстрому разрушению. Информация хранится на кристаллах, думаю это предел компактности. Повсюду натыканы передатчики, передающие эту самую информацию, поэтому проблема её переноса отпадает. Вареза больше нету, и-нет халявен. Люди теперь могут заказывать все атрибуты будущего ребёнка — от пола до страсти к чтению. Нефть почти закончилась, придумали что-нибудь иное. Страшно? Не стоит бояться, мы с вами не доживём... Может быть.

По отвисшей челюсти собеседника Кондрат отметил, что произвёл сильное впечатление и очень возвысил себя в его глазах. Почти до статуса бога, если не больше. Теперь всё же предстояло привести его в чувство и выслушать его проблему. Кондрат негромко кашлянул. От этого звука человек поднял челюсть и чуть не свалился со стула.

П-п-п-поним-м-маете, — заикаясь, произнёс он, — п-п-принтер... я его... з-з-з-з-за-а-аправлял.

Кондрат ничего не разобрал. Человек это понял, быстро достал из портфеля бутылку воды и отпил половину. После этого ему стало хорошо. Он помолчал несколько секунд и вновь заговорил.

У меня принтер перестал печатать. Я узнал, что картриджи можно заправлять. Я купил чернила и залил их в картридж, но принтер так и не стал печатать. Что я мог сделать не так?

Ну что ж, — начал Кондрат в обычной медленной манере разговора. — А вы уверены, что чернила подходят именно к вашему картриджу? Вы инструкцию с собой не принесли?

Инструкцию, — человек замялся и, после паузы, ответил, — а когда я их покупал, мне не дали инструкций.

Кондрат косо взглянул на этого человека, очень нехорошая мысль заползла ему в голову. Он заподозрил что-то неладное. В ходе дальнейшего разговора, продолжавшегося минуть пять с небольшим, удалось выяснить, что человек в очках купил в ближайшем магазине чёрные чернила для перьевой ручки и как-то умудрился их залить в картридж. Кондрат сам не понял, как избавился от собеседника и как оказался у себя в кабинете. Сначала он сидел молча и неподвижно, но потом в дверь постучали, и он залился смехом.

Хохотал он долго и отчаянно, поражаясь выдумкам некоторых людей. Наконец в дверь устали стучать и оттуда послышался мужской голос.

Открывайте, это милиция. Ищем трупы наугад.

Что вы говорите. А для того, чтобы войти, надобно пароль сказать, — отвечал Кондрат, подходя вплотную к двери. — Если вы его не знаете, то мне придётся вас убить.

Слоны летят на север, — торжественным тоном произнесли из-за дверей.

Услышав это, Кондрат чуть приоткрыл дверь и просунул руку наружу, ухватив за шиворот стоящего там человека. Ухваченный человек не сопротивлялся. Кондрат втащил его в кабинет и захлопнул за ним дверь. Это был невысокий толстый человек с лысиной, которая не мешала ему носить длинные волосы на висках. Был он одет в чёрную рубашку, шорты с пальмами и кроссовки. На плече у него висела модная сумка от Версаче турецкого пошива.

Кондр!

Саня!

Друзья пожали друг другу руки и сели в кресла. Александр сел в то самое мягкое кресло, но, так как он уже не раз бывал здесь, умудрился не провалиться, будто кресло было твёрдым. Следующие полчаса прошли в обмене последними новостями и игрой в первую подвернувшуюся игрушку на двоих.

Наконец, отчаянно проигрывая в Контру, Кондрат оттолкнул в сторону клавиатуру, пару раз хрустнул пальцами и потянулся. Александр ничего не заметил, ибо был поглощен процессом игры слишком сильно, чтобы отвлекаться на такую мелочь, как отсутствие одного из сетевых противников.

В течении следующих десяти минут Кондрат наблюдал за торжеством своего давнего приятеля. За это время на лице Александра успело смениться много масок — от недоумения кролика, пожираемого заживо удавом, до восторга гладиатора, с трудом одержавшего победу над сильным противником. Он сидел в статичной позе — ноги вытянуты и сложены крестиком, тело обвисло и расслаблено, руки в полусогнутом состоянии покоятся на столе. Правая кисть лежит на мышке и отчаянно ее теребит, левая же кисть в отличии от нее не двигается, ибо в рывковых движениях находятся ее пальцы, то молотящие в неистовом темпе по четырем заветным клавишам, то вдруг резко замирающие на долю секунды в изощренной позе летящего орлана, готового в любой момент бросится на лежащую внизу на земле добычу. Лицо претерпевало меньшие метаморфозы. В периоды пока на мерцающем экране не происходило ничего важного, оно пребывало в последней форме, которую успело изобразить, ну а когда происходила смерть одного из персонажей, оно менялось в зависимости от общего настроения Александра и от того, кого убили. Но большую часть времени оно представляло из себя довольно смешное зрелище: глаза выпучены, причем правый глаз больше левого, уши нервно отведены назад и периодически подёргиваются, рот чуть приоткрыт и из него высовывается розоватый кончик языка, лоб напряжен до степени образования морщин.

Уже не зная чем себя занять, ибо наблюдение за столь увлеченным человеком захватывает, но, как и любое дело, когда-нибудь надоедает, Кондрат медленно протянул руку по столу и зажал первую попавшуюся кнопку. Но ничего не произошло. Игрок продолжал увлеченно долбить по клавишам и терзать мышку. Тогда Кондрат зажал другую кнопку и на этот раз добился желаемого результата — что-то пошло не так в отлаженной временем безупречной игре геймера. Реакция Александра была мгновенной — приблизительно через секунд десять или больше он нервно заелозил на стуле, издавая невнятные звуки вроде шипения, пытаясь таким образом спугнуть возникшую помеху, но безуспешно. Тогда он скривил лицо и попытался двумя глазами посмотреть в разные стороны, правым глазом в монитор, левым на клавиатуру. Основное внимание он все же сосредоточил на мониторе, на котором лилась кровь и вываливались кишки, посему левым глазом он увидел лишь верхнюю часть клавиатуры, в то время как палец Кондрата завис внизу на клавише Z. Тогда Александр, дёргая правым веком, скривил губы в трубочку и дунул на мышку. Компьютер недовольно пискнул, требуя не нажимать столько кнопок сразу. Кондрат невольно усмехнулся и отпустил кнопку.

Прольются все слова как дождь... — забормотал он, почёсывая правый глаз, — и там, где ты меня не ждёшь... Хм, чего это я? Совсем с ума сошёл.

Чё? — заорал Александр.

Я говорю — играешь хорошо.

Александр самодовольно улыбнулся и пробормотал что-то неразборчивое. Кондрат смог разобрать лишь слово "дык". Почему-то его не интересовало что пытался до него донести его друг, и он не знал причины этого. Обычно он отличался свойством очень внимательно выслушивать всё, что говорили ему друзья, но сейчас он не мог сосредоточиться на словах. В комнате присутствовал некий отвлекающий момент. Где-то рядом. Он ощущал это задним умом, как порой идущий по тёмной безлюдной улице человек понимал, что вон те трое мощного вида людей в спортивных костюмах очень скоро будут его бить.

В Кондрате нарастало беспокойство. Он начал ёрзать на стуле и резко вертеть головой, одновременно прислушиваясь и втягивая носом воздух. Нет, всё было нормально, ничего необычного в воздухе не наблюдалось, запахи были стандартны. Да и звуки, доносившиеся из колонок и периодически из губ Александра, никаких особых ощущений не вызывали. Ещё раз прислушавшись, он попытался посмотреть одновременно в две противоположные стороны, но не смог. Он взглянул сперва на дверь, задержал на ней взор и, ничего не увидев, стал медленно, сантиметр за сантиметром, сканировать всё помещение. Взгляд его остановился на небольшой книжке в мягкой обложке голубоватого цвета. Она неприметно лежала в углу, и её сложно было бы заметить, если только намеренно не искать. Отдалённость угла порождала в нём слабый полумрак, который и скрывал голубоватую книгу от случайных глаз. Кондрата заинтересовало присутствие постороннего чтива, к тому же он немного успокоился, решив что причина его бессознательного беспокойства заключалась именно в этом новом объекте обстановки.

Он взглянул на свои ноги, сам не зная чего желая там увидеть, хмыкнул и пошевелил ими. Вид движущихся ботинок немного развеселил его. Он поднялся на ноги и неспешно, покачиваясь из стороны в сторону и производя круговые движения руками, побрёл к книге. Негромкие звуки, доселе наполнявшие комнату и являющиеся её неотъемлемой частью, исчезли. Наступила тишина. Он мог слышать собственное дыхание и сердцебиение. Взор его также был обращён только на книгу; создавалось впечатление, что книга светится слабым светом, а вокруг больше ничего нет — всё погружено во мрак. В какой-то момент он попытался взять себя в руки и расслабиться, но ничего не вышло.

Он стоял в углу, как порой непослушных детей ставят в угол лицом к стене. Но он не был ребёнком, он не был даже подростком, он был взрослым мужчиной. Но он стоял в углу и, склонив голову до подбородка, всматривался в надписи на книге в голубоватой обложке. На ней была изображена некая картина, на которой в свою очередь были нарисованы три греческих бога. Кажется, это была сцена убийства одного из них. В самом верху было написано имя автора, а посередине, как раз под картиной, название книги, которое он, сколько не напрягался, так и не смог прочесть. Дело было не в том, что у него было плохое зрение, отнюдь. Просто он пытался навести фокус, но глаза самопроизвольно смотрели чуть ниже. Наконец он бросил эту затею и позволил глазам смотреть куда они хотят.

Нижняя часть книги была немного выше, будто там была закладка; между страницами был небольшой угол расхождения. Кондрат, наконец, пересилил то чувство тревоги, которое около минуты вводило его в ступор, и поднял книгу. Она была лёгкая и тонкая — порядка ста страниц или меньше. Из неё выпала закладка. Кондрат заворожено следил за плавным падением коричневатой бумажки. Сделав несколько оборотов вокруг своей оси, она упала и уткнулась одним из своих краёв в его ботинок.

Он стоял и следил за лежащей бумажкой, внутренне опасаясь, что если он сейчас оторвёт от неё взор, то на него упадёт что-то большое и тяжёлое. А может и страшное. И он вглядывался в коричневатую от времени закладку размером с кредитную карточку, стараясь рассмотреть там смысл жизни. На ней что-то было написано: "Совесть — внутренняя убеждённость в том, что является добром и злом, сознание нравственной ответственности за своё поведение". На секунду у него промелькнула мысль, что он понял всё, но тут же мысль была потеряна, осталось лишь ощущение этой самой потери. Видимо, это была шпаргалка, сохранившаяся со времён школы, а может и университета. Он наклонился поднять её. На другой стороне мелким дрожащим шрифтом было написано красной ручкой: "Совесть — выражение способности личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков".

Он облокотился о стенку, выронил закладку и задумался. Очень быстро в его голове стали проноситься мысли, которых он не думал. Они генерировались сами собой в произвольном порядке. На долю секунды ему показалось, что это не он сам думает, а где-то неподалёку в чёрном-чёрном доме, в чёрной-чёрной комнате сидит чёрный-чёрный дядька в белом-белом халате и, нажимая на кнопки, управляет его мыслями.

Он резко повернул голову, желая увидеть того самого дядьку, нажимающего кнопки, но увидел только Александра, с усердием долбящего то по клавиатуре, то по мышке. Кондрат было улыбнулся, но тут же снова стал серьёзным.

Метафора? — подумал он, не различая чётко думал ли он или произносил это вслух. — Кнопки, мысли... А вдруг... Тсс!

Тут он зажал себе рот, ибо ему почудилось, что он и впрямь это говорил. Его вдруг посетила мысль о том, что он выглядит как параноик. Резко оглянувшись, он столкнулся со стеной. По голове прошёл гул, переходящий попеременно из одного уха в другое. Он сел на корточки.

В руке до сих пор была книга в голубоватой обложке. Кондрат снова взглянул на неё, вспоминая что же он собирался с ней сделать. Голова болела, в ушах гудело, а в правом ухе ещё и звенело. Он аккуратно, будто ЖК экран монитора, стараясь не поцарапать, положил книгу на пол.

Как всё это низко, — произнёс он слабым, но твёрдым голосом, — всего лишь внутренняя убеждённость.

Конечно низко, — услышал он голос Александра, — сижу тут, а вон скока крыш. Снайперами там засели и стреляют. Во гады!

Кондрат слабо повёл ухом — он не слушал, что ему ответил Александр, но внутренний голос подсказывал, что что-то пошлое. Сунув руку в карман, он наткнулся на шуршащую бумажку, потянул за неё и вытащил 100 рублей. Помял их немного в руках и сунул обратно. В нём нарастала некая решимость. Оперевшись правой рукой об пол, он встал на одно колено, помедлил секунд пять, и встал в полный рост.

Ещё раз обведя мутным взором помещение, он поплёлся к двери. У него была цель, которую он нечётко ощущал, но этого нечёткого ощущения было достаточно, чтобы подвинуть его туловище в нужном направлении. Шёл он медленно, пошаркивая, но при этом тихо, мягко ступая ногами в ботинках на твёрдой подошве. Он почти крался; неудивительно, что Александр не заметил, как остался один в помещении. Обнаружил он это только когда через почти полчаса игры его вдруг похлопали по плечу.

А Кондрат тихо приоткрыл дверь и с каким-то безнадёжным выражением на лице пошёл прочь от кабинета. Краем глаза он видел, как волна недоумения прошла по стоявшей близ дверей очереди, но ему было по барабану. Мыслями в частности и всем сознанием в целом он погружался сам в себя. Делал он это непроизвольно, как бывает, когда стоишь в длинной очереди несколько часов, и вот, когда, наконец, всё куплено и оплачено, осталось только упаковать деньги в кошелёк, вас вдруг отталкивает стоящий позади небритый мужик и сам начинает покупать. В этот момент обычно уже не хочется обращать внимания на грубость, не хочется задумываться о несовершенстве мира, хочется лишь взять своё и уйти. В какой-то мере сейчас ему не хотелось противиться тому, кто занимал его место в голове. Он доверял этому кому-то.

На мгновение Кондрат даже подумал, что неплохо было бы вообще отказаться от возможности управлять своим телом, оставить этот мир. Но его одёрнул тот некто, что засел в его голове и управлял им. Кондрат не разбирал, что ему говорили, он не был даже уверен говорили ли. Он чувствовал, будто ему поют колыбельную на языке, не имеющим слов.

Глаза его стала застилать пелена. Он будто отдалялся куда-то вдаль, подальше от собственного взгляда, как стоящий на эскалаторе человек уезжает от внешнего мира в глубины метрополитена. Разница была в том, что, доехав до своей остановки, человек мог снова подняться на поверхность, очутившись уже в другом месте, а Кондрату казалось, что если он сейчас опуститься в глубины себя, то не сможет и не захочет выйти на поверхность.

Долю секунды, а может и более, может эта секунда была чем-то большим, он увидел самого себя со стороны. Вот он идёт по коридору, мимо идут люди. Лица у них были в тени, может это было от того, что он не вглядывался в них. Неподалёку впереди открывалась дверь с врезанным в неё стеклом, а оттуда выходил человек, попивающий что-то из белой кружки. На нём были чёрные только что отглаженные брюки со стрелками, белая рубашка и развязанный серый галстук. Человек улыбался.

Секунда, отпущенная Кондрату, прошла, видение поплыло и отдалилось, превратившись в картину на стене. Он стоял посреди своей комнаты, держа в правой руке только что снятые ботинки. Его клонило в сон, голова будто налилась свинцом. Проверив заперта ли входная дверь, он сел на первую попавшуюся мягкую поверхность.

И он погрузился в сон.

Темно. Само по себе, но что-то начало проявляться. Это была лампочка или какой-то другой точечный источник света. В любом случае это было что-то маленькое и яркое, но не слепящее глаз. Он повернул голову вправо и увидел то, что освещал этот источник света. Это была картина, даже пейзаж, местами абстрактный. Он решил взглянуть на эту картину поближе, взмахнул рукой и поплыл. Он плыл прямо внутрь картины. Закрыв глаза, он решил не мешать процессу вплывания. Очень скоро он ощутил мягкое покрытие у себя под спиной.

Сперва ему казалось, что он просто лежит где-то то ли на травке, то ли на берегу моря. Он не хотел на этом заострять внимание, ибо все было хорошо. Светило приятное солнце, такое, которое выдается всего пару раз в году, да и то лишь на час. Оно не пекло и не холодило, а приятно ласкало лицо своими мягкими лучами. Но, несмотря на это приятное ощущение, спать под ним не хотелось; возникало чувство возвышенности и легкости в голове, казалось, что ты еще ребенок и тебя гладит по голове любящая мама. Он лежал и смотрел на медленно плывущие по бескрайнему голубому, а местами и синему, небу облака.

Вдруг, сам не понимая, что делает, он принюхался к заливавшему его свету. Ему казалось, что он может попробовать на вкус солнечный свет и увидеть звуки. Он еще раз втянул свет полной грудью и попробовал даже лизнуть его. Свет отдаленно напоминал мед, а чем-то был похож на молочный шоколад с орешками. К этому вкусу гармонично примешались еще десятка два или три различных вкусовых и ароматических оттенков, переплетающихся в невероятную фантазию. Наверное, такие же ощущения испытывают наркоманы, когда висят под кайфом, но это было нечто более возвышенное, чувствовалась какая-то доброта.

Оторвавшись от пробы солнца на зуб, он решил попробовать сотворить что-нибудь эдакое со звуками. Как только он перестал лицезреть солнце и закрыл глаза, его будто подхватило ветром чего-то волнующего. Он вновь открыл глаза и повернул голову набок. На него плавно плыла волна ароматов. Запахов было так много, и они были так густы, что он перевернулся на живот и поплыл по этой волне, почти не прилагая усилий.

Вдали замерцало что-то большое. При ближайшем рассмотрении это оказалась большой квадратный агрегат, испускающий эту волну ароматов. Плывя по волне, Кондрат подобрался к ней вплотную и стал её осматривать. Тут было множество лампочек и рычажков, подёргав за которые можно было варьировать интенсивность ароматов, а также их палитру.

Обходя машину кругом, Кондрат к своему удивлению обнаружил позади неё человека в зелёном халате, медленно подметающего проходящую рядом тропинку. Видно было, что он занимается любимой работой, что ему это нравится.

Мне кажется, я вас знаю, — сказал Кондрат.

Человек не обернулся и не ответил, он даже не изменил темпа, с которым подметал. Но Кондрат ощутил, что человек улыбается.

Кто вы? — более настойчиво спросил Кондрат.

А я никуда и не исчезал, я просто уснул ненадолго. А потом проснулся и пошел к холодильнику немного перекусить. А потом я постоял, выглянул в окно, отбросил вопросы: "Где я? Кто я?" и пошел спать дальше, — сказал человек, не оборачиваясь.

Кондрату следовало бы удивиться, но он не хотел этого.

Ведь ты это хотел услышать, ведь именно за этим ты здесь, — продолжал человек. — Я знаю, что это ты хотел услышать, иначе ты не рвался бы ко мне. На вот, возьми пирожок.

В руке у Кондрата возник тёплый пирожок. Кондрат улыбнулся и неспешно стал его есть, заметив, что пирожок был с яблоками. Пирожок был мягкий и тёплый, тепло в нём было какое-то особенное, да и вкус у него был какой-то особенный, отличный от тех пирожков, которые продают в палатке за углом. Таким вкусом обладают только пирожки, которые в детстве мама готовила по воскресеньям или субботам. Никакой другой пирожок не сравнится вкусом с теми, которые были приготовлены любящей маминой рукой. Он ел его, и по мере того, как пирожок уменьшался, отправляясь по кускам в Кондрата, глаза его стали закрываться, а пол уходить из-под ног.

Он проснулся в своей квартире, сидя на табуретке в каком-то старом пальто. Пальто это было ему мало ещё пару лет назад, когда он его и засунул в шкаф на вечное хранение, а сейчас оно было ещё меньше, особенно в области живота. С трудом расстегнув пальто и бросив его на пол, он взглянул на часы и немного удивился.

Долго же я спал, — произнёс он с неким безразличием.

Решив для себя, что стоит внезапно устроить себе отпуск, он ещё раз взглянул на часы, а затем в окно. Как ни странно, но за окном не было ни души, лишь одинокий серый голубь сидел на ветке и пытался что-то из неё вырвать. Кондрата это развеселило и он решил понаблюдать за ним. Голубь явно нашёл что-то съедобное, может быть даже какую-нибудь букашку. Но эта букашка наотрез отказывалась вылезать из своего убежища в коре дерева, и голубь нервно наподобие дятла долбил ветку, размахивая крыльями для баланса. Где-то через минуту или больше ему удалось достать лакомый кусочек, который был тут же проглочен. Голубь довольно заурчал и улетел.

Кондрат, тупо смотревший в этот момент на входную дверь, решил немного прогуляться, развеяться. Из шкафа была вынута рубашка тёмно-зелёного цвета и чёрная кожаная куртка. Надев всё это на себя, он вышел, хлопнув дверью.

На улице то ли наступали сумерки, то ли облака наползали, то ли Кондрат слегка ослеп, и у него стало темнеть в глазах. Деревья тихо шебуршали во внезапно возникшей уличной тишине, неподалёку слышался равномерно-тихий гул машин. У подъездов стояли старые скамейки, ранее бывшие из металла, но когда собиратели цветмета сняли с них всё металлическое, они были переделаны в монолитно-деревянные. Теперь с них постоянно облезала краска, и их пару раз в год перекрашивали, вывешивая на неделю табличку "ОКРАШЕНО". Но люди этой таблички не страшились — подходили, пробовали пальцем, после чего злобно пытались стереть налипшую краску и материли правительство.

Вот показалась территория детского сада — большой огороженный двухметровым сетчатым забором парк, в котором посередине подобно замку возвышался трёхэтажный корпус детского сада. Было много деревьев, большинство из которых берёзы, но была и парочка сосен. Некоторые говорили, что они стояли тут вечно, но Кондрат не верил этим слухам.

Через полчаса или час такой прогулки он вышел на большую дорогу. Вдали завиднелся местный клуб, как раз то, что нужно для отдыха. Будучи метрах в тридцати от него, Кондрат наблюдал, как двое молодых людей забуксовали в проходе, не желая пропустить друг друга. Один из них, наконец, как-то ловко повернулся и оттолкнул второго назад. Тот второй отступил на полшага, почесал свою козлиную бородку и вошёл. Вслед за ним вскоре вошёл и Кондрат.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


XIV    Клуб "У Васи"



Клуб был довольно просторен. Сразу справа от лестницы, ведущей от входных дверей, расположились три бильярдных стола тёмно-красного цвета с зелёным, запачканным мелом сукном. Сукно было поношенное, в некоторых местах были небольшие потёртости и дырки, из-под которых виднелся белый камень. Камень тоже был не в лучшей форме, видимо, на него не раз со всего маху бросали бильярдные шары и пивные бутылки, отчего на нём появились ямки. Рядом на стене висели около десятка киёв. Все они были в отвратительном состоянии, один даже был в своё время сломан и залеплен скотчем, однако это было проделано так умело, что, пока не возьмёшь кий в руки, не сможешь с уверенностью сказать, что на нём скотч.

Как раз этот кий и привлёк внимание Кондрата. Он взял его в руки и внимательно осмотрел. Да, скотч сливался с поверхностью кия и, возможно, был покрыт каким-нибудь клеем для создания иллюзии целости и повышений прочности. Кий сам по себе был коротковат. Кондрат решил, что это сделано специально для таких небольших помещений и клубов, где народу не важно выиграть чемпионат мира по бильярду, а всего лишь хочется хорошо провести время, отдохнуть и погонять шары ради веселья. Однако ж сам он был непривычен к подобным коротким киям, ибо ещё с детства привык держать в руках кий, который был приблизительно с него ростом. Посему играть таким инструментом, а уж тем более драться при случае с пьяными игроками, ему было неудобно.

Он поставил кий на место и огляделся. Напротив входа у стены была самопальная сцена, на которой за небольшой ди-джейской стоял лысый паренёк в тёмных очках и наушниках. Паренёк периодически выкрикивал что-то неразборчивое и крутил пластинки. Публика отзывалась на его выкрики весёлым гулом, хотя вряд ли до неё доходил смысл услышанного. Позади него исполняли некое подобие танца две девушки в красных топах и синих трубах. На руках у них были надеты светящиеся в темноте кольца. Какой-то нетрезвого вида мужик в зелёном пиджаке и тренировочных штанах пытался залезть на сцену, зажав в зубах бутылку пива и ухватившись обеими руками за отведённый занавес.

Слева от сцены была барная стойка, за которой шуровал высокого роста худощавый зализанный брюнет в кристально белой рубашке и чёрной бабочке. Между сценой и баром была лестница на второй этаж. Там за портьерой было несколько VIP-комнат, а рядом примостился туалет типа "сортир" с не закрывающейся дверью. На лестнице стояло несколько людей панковского вида, кои курили сигареты неизвестного производства и периодически поплёвывали на пол.

Оглядевшись, Кондрат решил пройти к барной стойке. Здесь уже сидело два или три человека, которые активно обсуждали последние политические новости. Спор их сопровождался нецензурными выражениями и постукиванием стаканами и кулаками о барную стойку. Бармен искоса поглядывал на них, но молчал как партизан, лишь надувая щёки. Один из спорщиков подозрительно держал руку в правом кармане куртки, тщательно вглядываясь в лица собеседников, будто поджидая момент для атаки. Такое напряжённое положение всего тела Кондрат видел в фильмах о дикой природе, когда кошка сидит в кустах и выжидает удобный момент для нападения.

Кондрат постоял несколько секунд, раздумывая куда бы сесть. Садиться рядом с этими типами ему не хотелось, но та милая парочка, парень с девушкой, сидящие на другом углу стойки, более располагали к общению. Он подсел к ним.

Что будем? — вполголоса заунывно спросил бармен.

Сто грамм водки и что-нибудь на заесть, — также вполголоса ответил Кондрат, — пардон, а кто эти люди?

Эти? — бармен кивнул на спорящую троицу. — Это... Постоянно здесь сидят и постоянно о чём-то спорят. И откуда у них темы для споров берутся.

Парень рядом склонился к девушке и стал что-то нашёптывать ей в ухо, от чего девушка стала негромко хихикать в кулак.

Пардон ещё раз, — вновь позвал Кондрат бармена, — а тот паренёк в тёмных очках на сцене, он, случайно, не робот?

А чёрт его знает, тут вообще всё время как-то нереально, — бармен усмехнулся собственной шутке.

Кондрат взял у бармена свои сто грамм и бутерброд с красной икрой, махом выпил и закусил, после чего облокотился о стойку и стал смотреть на сцену. Одна танцовщица выглядела немного поддатой, пытаясь сделать стойку на руках. У неё ничего не получалось, она падала, но с завидной настойчивостью поднималась и вновь пыталась встать на руки, но силы её быстро покидали, руки подкашивались, и с грациозным грохотом она валилась на пол, после чего цикл повторялся.

У спорящей троицы наступил прогресс — они заговорили одновременно, после чего воцарилась пауза на пару секунд. Один из них достал из кармана старый кошелёк из чёрной кожи, сунул его бармену в руки и загадочно подмигнул. Бармен поднял правую бровь вверх и пристально одним глазом посмотрел на всю троицу, в особенности на подмигивающего. Тот улыбнулся, встал, оправляя куртку зелёного цвета, и пошёл к выходу. Оставшиеся двое постояли немного и тоже пошли на выход.

Кондрат посмотрел сперва на себя, потом на бармена, затем на сцену, а уж после этого на то, что перед сценой танцевали. Он стряхнул с себя осевшую за несколько минут пыль и вальяжно пошёл к месту для танцев. Узрев краем глаза симпатичную девушку, танцующую в одиночестве, он боком подкрался к ней и незаметно начал втягиваться в её ритм.

Девушка была высокая, хотя, возможно, этот рост ей давали туфли на высокой платформе. У неё были длинные иссиня-чёрные волосы, заплетённые в брейды, глубокие зелёные глаза и боевая раскраска на лице. По-видимому, ей было всё равно с кем танцевать, ибо она находилась в трансе и почти не обращала внимания на окружающую её действительность. Она с отрешённым интересом и пустыми глазами повернулась к Кондрату лицом и продолжила танец.

Ди-джей на сцене врубил какой-то жуткий ремикс на песню Ian Brown — Dolphins were monkeys. Голос солиста и оригинальная музыка были отодвинуты на задний план, уступив место барабанным установкам и гитарным напевам. Однако это не убавило песне в целом её величия — общая мысль и самобытность остались, отчего было достаточно сложно танцевать под такую музыку, хотя она и обладала ярко выраженным ритмическим рисунком. Девушке было всё равно под что танцевать, лишь бы это было похоже на музыку и обладало зачатками ритма и мелодичности, а остальное прикладывалось.

Парочка, сидевшая у бара, тоже решила втянуться во всеобщее веселье. Парень что-то сказал своей девушке, причём сказал достаточно громко, чтобы танцующие услышали его голос, но грохот от четырёх колонок, изрыгающих музыку, сделал его речь неразборчивой, превратив её в набор отдельных букв и звуков. Сопровождавшая его девушка что-то ответила ему, лишь беззвучно пошевелив губами, и расплылась в улыбке, обнажая белоснежные зубы. Паренёк тоже улыбнулся, взял её под руку, и они пошли в зал, высоко подняв головы, будто сэр и леди на параде.

При виде их танцующая толпа немного расступилась, освобождая проход. Грациозно и плавно как две молодые лани они вышли на центр танцплощадки. Толпа вновь сомкнула вокруг них своё кольцо и почти сразу перестала обращать на них внимание. А они стояли и смотрели друг другу в глаза, улыбаясь. Наконец парень обнажил зубы в улыбке, наклонил голову, дёрнулся всем телом и начал впадать в ритм. Девушка последовала его примеру. Ди-джей вновь крикнул в микрофон о чём-то своём, и толпа вновь отозвалась одобряющим гулом, и на этот раз в этом гуле присутствовали голоса Максима и Анжелы.

Во всеобщем веселье утрачивается внимание на разные мелочи, существует лишь толпа. Вот так в разгар веселья никто и не заметил, как в клуб тихо как кошки на охоте вошли двое молодых людей атлетической наружности в чёрных кожаных куртках, военных штанах и с зелёными банданами на гладко выбритых головах. Вошли они молча и неспешно, осматривая из под очков окружающее их пространство, подошли к бару и уселись там.

Минуту или две они сидели молча и не двигались до тех пор, пока к ним не подошёл бармен и не осведомился — не желают ли они чего-нибудь выпить. Один из них медленно повернул голову на бармена, чуть приспустил очки и снова отвернулся в зал. Бармен как-то ошалело посмотрел на него, потом на их обоих, и отошёл в глубину протирать стаканы.

Наконец один из них, который до сих пор сидел молча, слегка привстал и сполз со стула на ноги. Второй последовал за ним, и вместе тем же неспешным шагом, коим и вошли, направились в сторону танцпола. Здесь они остановились и стали вглядываться в толпу, медленно вращая головами, выискивая кого-то. Этого кого-то они нашли довольно быстро и, как по команде, стали пробираться сквозь движущуюся массу народа, легонько толкая всех попутных локтями и лбами. Народ расступался, не особо сопротивляясь, благоразумно пропуская нарушителей, подобно водителям на дороге, спокойно тормозящим перед переезжающим две сплошные полосы мерседесе.

За пару шагов до танцующих вместе Максима и Анжелы, они замедлили шаг и стали нервно подёргивать всем телом, пытаясь изобразить, что они тоже танцуют. Но, видимо, им в детстве медведь на ухо, и не только, наступил, ибо со стороны их движения выглядели смешно и нелепо. Откуда-то сверху послышался слабый гул и подул лёгкий ветерок, затем что-то хлопнуло и включились три цветных вращающихся прожектора.

Двое молодых людей в кожаных куртках, танцуя на свой манер, вплотную подобрались к Анжеле и встали по бокам. Она их не заметила, или не захотела заметить, и продолжила танцевать. Но Максим что-то заподозрил, и на секунду с его лица сошло радостное выражение, но, увидев, что Анжела продолжает веселиться, он тоже улыбнулся. Как-то незаметно боком она вывернулась и, не останавливаясь, оказалась за спиной у Максима. Двое в кожаных куртках немного растерялись, так неожиданно потеряв её из виду.

Через пару секунд, разобравшись в ситуации, они прекратили свои смешные движения, встали как столбы. Ещё через секунду, снова найдя её, они в развалку пошли в сторону Максима, за спиной коего пряталась Анжела. Именно он стал для них препятствием, через которое они не хотели идти.

Ну и чё ты встал? — ткнув руки в бок, спросил тот, что был повыше.

С девушкой танцую, — невозмутимо ответил Максим.

Нет, пацан, это мы с ней танцуем, — повышая тон, продолжал высокий.

А она не хочет с вами быть, — тем же тоном продолжал Максим.

Высокий исподлобья правым глазом взглянул на него, наклонил голову набок и почесал подбородок. Его товарищ стоял не двигаясь, лишь быстро вращая глазами. Высокий закончил почёсывать подбородок, повернулся, и резко махнул кулаком в направлении живота Максима. К его большому сожалению он неверно рассчитал расстояние до него, ибо мерцающий свет и вращающиеся прожекторы создавали иллюзию близости. Кулак прошёл мимо.

Максим долго не думал и резво отскочил в сторону, отодвигая правой рукой подругу в глубь движущейся массы. Противник тоже не долго пребывал в ступоре, и сделал выпад кулаком вперёд. И на этот раз удар не достиг цели, ибо Макс увернулся и отошёл. Противник такого поворота событий не ожидал, отчего заплёлся ногами и грузно повалился лицом на пол, едва успев подставить руки для амортизации, что было не слишком эффективно — на щеке от удара мгновенно образовался синяк.

Низкий паренёк всё ещё стоял, вероятно, находясь в ступоре от увиденного. Он лишь проследил глазами за падением своего товарища и за тем, как он медленно и неуклюже поднимается с пола. Высокий, покряхтывая, поднялся, отряхнулся и сделал какой-то неопределённый жест обеими руками, после чего сделал небольшой шажок и оказался вплотную к Максиму. Низкий незаметным движением стал перемещаться через толпу справа.

Кондрат, вероятно один из немногих, кто ещё мог трезво мыслить в этом заведении, левым глазом наблюдал за происходящим, оценивая ситуацию и стараясь не дёргаться раньше времени. Он продолжал двигаться под музыку и даже улыбаться, не привлекая к себе внимания. Однако ему было интересно, чем же закончится это разногласие. Правым глазом он смотрел вдаль, а левым продолжал пристально наблюдать за стоящими впритык двумя пареньками, один из которых недавно поднялся с пола. Тут он ощутил что-то неладное, какое-то странное движение в толпе поблизости. Он попытался отвлечься от начинающейся драки и вглядеться в танцующих людей, но это было бесполезно — толпа была плотной, и сложно было что-то разглядеть при такой скорости движения.

Ты смотрел фильм "Семнадцать мгновений весны"? — услышал он голос со стороны тех двух пареньков, но не смог определить от кого именно он исходил. — Так вот, там красиво так сказали: "вы ошиблись".

Тут он чётко отметил взором подозрительное движение позади Максима, и в следующую секунду из танцующей толпы, подобно тигру, выскочил тот низкий, который сразу после поднятия своего товарища скрылся в толпе. Он лихо с прыжка встал на обе ноги, одновременно хватая в охапку стоящую Анжелу, развернулся корпусом и снова начал вклиниваться в толпу по направлению к выходу. Анжела на такой выпад не то взвизгнула, не то ойкнула. Максим, услышав издаваемый ею звук, резко вывернул голову назад, но тут же получил от высокого кулаками одновременно в живот и грудь, отчего загнулся и стал сползать на пол.

В Кондрате что-то переклинило и, не разбирая дороги и не отвечая за свои поступки, он ринулся к только что нанёсшему два удара пареньку в чёрной куртке, и с размаху врезал ему локтём между лопаток. Высокий, уже второй раз не ожидавший такого поворота событий, пошатнулся, прошёл пару шагов и встал, опершись руками о собственные колени, глубоко и прерывисто дыша. Видно было, что ему плохо. Так он стоял секунд пятнадцать-двадцать, а за это время Кондрат успел помочь встать Максиму.

Когда высокий уже был готов продолжить бой, на него сразу с двух сторон налетели двое. Он получил достаточно увесистые удары по голове, расслабленно плюхнулся на колени, пробурчал нечто неразборчивое и повалился на пол без сознания. Секунду или две Кондрат с Максимом смотрели на его лежащую фигуру, дабы удостовериться, что схватка с ним завершена и тело в ближайшую минуту вставать не будет.

Тело высокого живописно лежало боком, заложив правую руку под себя, а левую откинув назад. Ноги лежали внахлёст крестиком, прижавшись к заду. Глаза были закрыты наглухо, рот был приоткрыт, и оттуда вытекала розоватая пенящаяся слюна. Куртка как-то неудобно сползла на правое плечо, давя воротником на шею высокому.

Внезапно оба они вспомнили о девушке, которую унёс низкий. Они рванулись с места в сторону выхода. Ди-джей что-то снова выкрикнул, после чего заметил лежащее тело и выкрикнул что-то другое озадаченным голосом. Девицы, танцующие на сцене на секунду прервались, прислушавшись к сказанному, посмотрели в зал и, то ли не заметив, то ли решив не обращать внимания, продолжили подавать пример публике. Мужик в зелёном пиджаке, стоящий у сцены с бутылкой пива в руках, воровато оглянулся, поправил брюки и посмотрел на часы.

Кондрат с Максимов выскочили на улицу и стали бегло озираться по сторонам. Увиденное заставило их обоих улыбнуться — Анжела в углу била ногами валяющегося на грязном асфальте низкого паренька в чёрной куртке, которые невнятно, но громко кричал о помощи и пытался уползти. Видно было, что и он, как и его напарник, сегодня был не в духе оказывать сопротивление, и был явно не готов причинять вред даме. А может быть он просто был дурак. В любом случае, сейчас он выглядел беззащитным и подавленным морально и физически.

Некоторое время оба они молча смотрели на эту сцену, а потом Максим вдруг очухался, мотнул головой и быстрым шагом направился к Анжеле. За ним почти в тот же момент последовал Кондрат. Вместе они подошли к Анжеле, Максим взял её за плечо и стал что-то говорить ей на ухо громким шёпотом. Она остановила ногу на полпути к голове лежащего, повернула голову в сторону Максима, затем на лежащего и снова на Максима, после чего раздумала бить. Паренёк был уже явно без сознания.

Пока они говорили, Кондрат отошёл ловить такси. Поблизости был их парк, посему машина прибыла быстро.

Езжай, пожалуйста, домой, я к тебе приеду позже. У меня тут ещё дела есть, — вещал Максим в приват Анжеле.

Всё выглядело очень красиво: юноша галантно усадил даму в такси, быстро договорился с таксистом, расплатился, и они поехали.

Спасибо, что помог, — протянул руку Максим.

Незачто, — пожал её Кондрат, — вы мне в паре понравились, ну я и решил, что негоже вас разлучать.

Эй, ребятки, не поможете ли старому вояке дожить свой век? — раздался голос из темноты.

Из затенённого угла вышел невысокий человек, по виду бомж. На нём было старое рваное пальто с заплатками на локтях, большая, наползавшая на глаза, шапка-ушанка чёрного цвета с комочками грязи, и рваные, но до сих пор стильные кожаные ботинки. Ещё у него был чёрно-белый полосатый шарф, обмотанный тугим узлом вокруг шеи. Лицо у него было слегка опухшее и давно не бритое — щетина была минимум двухнедельной. Правый глаз был слегка на выкате, придавая всему лицу зловещее выражение. В левой руке у него была почти пустая бутылка с прозрачной жидкостью, но не было никакой этикетки, указывающей что бы это могла быть за жидкость. В целом он производил впечатление достаточно жизнерадостного человека, несмотря на правый глаз.

Он прошёл пару шагов в их сторону, но его повело и, дабы не упасть, он прислонился спиной к стене, и секунду стоял, собираясь с мыслями. Когда мысли собрались в пучок, он левым глазом заглянул в горлышко бутылки, зажмурился и одним махом допил остатки, смачно рыгнув. После этого он огляделся по сторонам в поисках урны, и, так и не найдя её, бросил бутылку в темноту, из кой вышел, где она и разбилась с глухим звоном.

Да, ребят, я служил. И, представьте себе, служил хорошо. Ик! Ой, пардон, где мои манеры. Я служил, когда мы били Наполеона под Костромой. Да. Так и было. Он тогда думал, что дери-и-ио-о-овня наша пуста, ан нет — там были мы. Как ща-а-ас помню, — тут он зевнул, почесал лоб и продолжил, — Сидели мы тогда с Кузьмичём... Или это был Михалыч... Нет, всё-же Кузьмич. Так вот, значит, мы с Михалычем сидим и зае... в карты режемся. И тут Гришка малой вбегает и орёт "Белые в городе". Мы с ним заметались, забегали, но быстро взяли себя в руки. Он тогда за гранатами рванул, а я бегом в гараж за мотоциклом. И вот, значит, едем мы, едем. Долго ехали. А потом нас на первом же посту повязали — остановили и требовали документы, ну мы им и вдарили, а они обиделись.

В этот момент бомж прервался, как-то неуклюже дёрнул руками и искоса взглянул на ребят. Они молча стояли в трёх шагах от него с суровыми лицами, глядя прямо ему в глаза.

Ну что, ребят, не очень похоже на правду? — с надеждой и дрожью в голосе спросил он, но ответом ему было гробовое молчание и тяжёлые взгляды. — Ну и ладно, у меня ещё есть. Да, — сказал он, удаляясь, — хороший клуб, ходите в него почаще. Я там одно время работал. Там вообще много всякого, он намного больше, чем кажется.

Одним шагом в темноту он исчез с поля их зрения. Они переглянулись — у обоих возникло какое-то странное ощущение, какое бывает когда впервые прыгаешь с парашютом и не можешь ухватиться в полёте за кольцо. Это ощущение не страха, и даже не чувство приближающейся смерти, это когда мозг отключается от внешних раздражителей и оставляет себе одну единственную цель, к которой всеми силами и стремится. Это когда руки сами делают всё, что нужно, взгляд устремлён в одну точку, но это не мешает ему ещё лучше видеть картину в целом, реагируя на частности.

Вот и сейчас, повинуясь то ли инстинкту, то ли чьей-то воле, они синхронно пошли обратно в клуб, не оборачиваясь. Кондрат чувствовал, как напряглись мышцы ног, казалось, что он готов за раз перепрыгнуть этот дом со всеми его окрестностями. Но этого не случилось. Он также видел, каким взглядом Максим, идущий рядом, смотрит вперёд. Выражение лица показывало, что он готов разорвать любого, кто встанет у него на пути. К счастью, никто не встретился.

Как только они вошли обратно в клуб, напряжение сразу спало, они почувствовали себя лучше. По крайней мере, Кондрат внутренне ощутил, что опасность, если она была, ушла. Обстановка за несколько минут их отсутствия почти не изменилась — всё так же ди-джей крутил пластинки, всё так же народ клубился; лишь на секунду они ощутили несоответствие — отсутствовал высокий паренёк в чёрной куртке, который валялся на полу, когда они уходили. Однако это быстро прошло, ибо они услышали неопознанные всхлипывающие звуки, исходящие от бара. Обратив туда свои взоры, они увидели искомую личность, сидящую за стойкой и, вытирая рукавом медленно вытекающие слёзы, пиющую пиво из бутылки.

Максим хотел было подойти к нему, но передумал. Ещё раз окинув взглядом весь зал, они медленно и величаво как лоси подошли к бильярдным столам. Кондрат задумчиво взял первый попавшийся кий в руки и принялся вертеть его в руках.

Надо бы умыться, а то смотрят как-то никак, — заметил он.

Максим молча кивнул. Также молча и вальяжно они проследовали до лестницы, прошли по ней и зашли в сортир. Обстановка здесь была угнетающая: на сером от времени, местами отвалившемся, кафеле было маркером написано много похабщины и прочих выражений. Причём было видно, что люди не просто так писали, а с каким-то глубоким умыслом, вкладывая в надписи всю душу и умение. В дальнем конце, прямо под маленьким духовым окном, было нарисовано нечто, напоминающее одновременно чьё-то лицо и некую футуристическую архитектуру. Когда-то под этим рисунком была надпись, но время и старания третьесортных художников не оставили в ней ничего от бывших там ранее букв. Тайна рисунка теперь была утрачена.

Помимо рисунков и надписей на стены было навешано немало жвачек, а на побелённом когда-то давно потолке висели обгоревшие спички. Кто-то пытался выложить ими женское имя, возможно это было имя "Даша", но последние две буквы были так искривлены, что разобраться могла лишь только та самая Даша, либо тот, кто это писал.

Сразу слева от входа была раковина с незакрывающимся краном, из которого тонкой струйкой текла холодная вода. На раковине лежало грязное, разломанное пополам мыло, а чуть правее висела наполовину оторванная табличка с надписью "Помни". Где-то в ногах валялось зеркало, разбитое на три больших и несколько десятков маленьких кусочков. Видимо предполагалось, что смотреться в него люди будут сверху вниз.

Максим аккуратненько, чтобы не пораниться и не испачкаться, подлез к раковине и стал умываться ледяной водой. Подобная вода очень бодрит. Кондрат в это время пошёл искать нормальную кабинку, желая справить малую нужду.

Здесь было две кабинки и один писсуар. Писсуар был разбит чем-то тяжёлым, посему оставались кабинки. Но, только поворачиваясь к ним лицом, он уже успел ощутить, что в них тоже ничего хорошего нет. Интуиция не обманула его — в первой кабинке стены были измазаны чем-то вроде мазута, а унитаз был неестественно повернут набок. Но, увидев что творилось во второй кабинке, он решил всё же выбрать первую. Во второй весь пол был в полузасохшем дерьме, а из бачка быстрыми каплями вытекала вода. Кондрат быстро сделал своё грязное дело в первой кабинке и вышел.

Максим наконец решил, что при таком напоре воды лучшего результата мытья не достичь, и оставил эту затею. Одновременно с этим он краем уха услышал некий обрывистый крик, донёсшийся справа. Невольно он улыбнулся, напоследок ещё раз брызнул себе в лицо водой и открыл глаза.

Вокруг него уже не было загаженного сортира с размалёванными стенами и разбитыми писсуарами. Вокруг него были большие лиственные деревья, где-то вдалеке пела птица, и слышался стук дятла. Но в целом не было и намёка на присутствие людей или цивилизации. Он протёр глаза, изображение не изменилось. Тогда он с силой закрыл глаза и сосредоточился, но изображение снова не изменилось. Тогда он попробовал ущипнуть себя. Всё сходилось — он не спал и был в чётком сознании.

Есть кто дома?!! — крикнул что есть сил он. Дятел замолчал, но птица продолжала петь.

Он огляделся и сел на упавшую берёзу. В голове у него вертелось множество мыслей, на которые не было ответа. Как он здесь очутился? Что это такое? Кто виноват? Что делать? Это были основные вопросы, но было ещё множество второстепенных, пролетавших со скоростью света в мозгах. Он поднял с земли тонкую засохшую веточку и повертел её в руках, осматривая форму и изгибы. На палочку села божья коровка. Нет, это всё реальность.

Размышляя о сути местного бытия, он пошёл в произвольно выбранном направлении. Вокруг него был обычный среднего возраста лес. Ёлки росли вперемежку с берёзами и осинами. Могучие дубы раскидывали свои ветви в стороны, отбирая высотное пространство у других деревьев. По земле стелилась обыкновенная трава, лопухи, местами росла осока. Летали маленькие жучки, на листьях крапивы сидели гусеницы и тля. Но нигде не было и намёка на присутствие человека — ни тропинки, ни срубленной или отрезанной веточки.

Прошло много времени. Солнце, светившее раньше ярко, теперь садилось. Лес постепенно озарялся красным цветом заката с наползающей ан него тьмой. Максим успел за это время найти родник с водой и заросли земляники. Наступала ночь. А лес до сих пор не кончался. У Максима отваливались ноги и руки, ему хотелось спать, но он ещё больше хотел выйти из леса. В конечном итоге он залез на старый ветвистый дуб, ветки коего образовывали в своём хитросплетении площадку два на два метра, на которой вполне можно было лежать. Он лёг на эту площадку и быстро уснул.

Ему снилась Анжела, подобно Брюсу Ли, избивающая всех прохожих ногами. Все прохожие почему-то были на одно лицо и даже в одинаковых одеждах. Присмотревшись, он понял, что они все как один похожи на того паренька в чёрной куртке, которого она тогда запинала в углу. А они шли и как-то недобро ему улыбались. Тут один из них остановился и громко закукарекал.

От этого кукареканья он проснулся и резко сел. В мыслях он надеялся, что сразу как он утром откроет глаза, вокруг него будет родной дом и родная кровать. Каково же было его разочарование, когда, открыв глаза, он обнаружил перед своим носом кривую бугристую ветку дуба. Обеими руками он также ощущал бугристую жёсткость дубовых веток, на которых сидел. Немного двинув руками, он плавно съехал вниз. Лежанка находилась в метре над землёй, поэтому не составило труда с неё слезть.

Он стоял в растерянности, не зная, что предпринять. Получалось, что из клубного сортира он попал сюда, и теперь не знает, как покинуть это не очень приятное место. После непродолжительных размышлений, он решил следовать в том же направлении, в котором шёл вчера и, возможно, этот путь его куда-нибудь приведёт. Всё же все дороги ведут в Рим, и это было в своём роде верно. И он снова пошёл, раздумывая относительно еды, и что он будет делать, если узнает, чьих это волосатых лап дело.

Он шёл уже около получаса, лес не кончался, но было что-то отличающее его от леса вчерашнего. Потребовалось ещё минут двадцать, прежде чем он понял, что совсем нету звуков: ни стука дятла, ни карканья вороны, ни даже скрипа деревьев под ветром. Царила убийственная тишина, а в тишине невольно сам начинаешь вести себя тихо, ступать осторожно и оглядываться по сторонам. Этот животный инстинкт, унаследованный от предков, проявляется сам собой в нужную минуту.

Неожиданно как голубь на голову из кустов на него прыгнуло что-то тёмное и прижало к земле. Максим ощутил цепкие захваты на руках и тяжёлое дыхание над собой.

Это ты?!! — проорало нечто.

Этот голос взволновал его не только потому, что казался знакомым, но и потому что был человеческим. Он почувствовал, что этот кто-то отпустил его и сел рядом.

Я думал, я тут один. Думал, сдохну на фиг. Думал, останусь навсегда один здесь. А потом гляжу — идёт кто-то, а это ты оказался.

Максим, которого распирало тоже что-нибудь наговорить, невероятным усилием сдерживался, вникая в смысл сказанного. Только сейчас, частично по голосу, он узнал в грязном человеке Кондрата. Однако ж он за этот день с небольшим изменился до неузнаваемости — щёки впали и на лице проступили жилы, которых раньше не было, взгляд стал безумным, волосы растрепались. В городе такого бы приняли за маньяка-убийцу и сразу бы на месте и убили, но здесь, в этих условиях, этот человек казался высшим оплотом цивилизованного общества.

Они ещё долго говорили, рассказывая друг другу о произошедшем, размышляя об истоках и дальнейшем пути следования. Кондрат заявил, что знает, где этот лес кончается, что он там был, но там выжженная пустыня, поэтому он и вернулся в поисках еды и воды. Но теперь, когда они вместе, говорил он, они могли бы набрать еды и воды, и пойти туда, ибо он полагает, что там что-то есть. На резонный вопрос Максима откуда он это знает, Кондрат ответил, что он вроде бы слышал звуки выстрелов.

Следующие несколько часов прошли в поисках воды и пищи, которая могла бы продержаться день или более. К воде тоже были особые требования: во-первых, её надо было в чём-то нести, а во-вторых, нужна была чистая вода. Оазисом в свете этих требований появилась яблоня. Яблоки были дикие, мелкие, зелёные и кислые, но это всё же была доступная еда и, вдобавок, они могли утолить жажду. Было решено взять их и идти к выходу; если по пути найдётся что-то более подходящее, то следует это захватить.

Чувствовался большой оптимизм в этих двух грязных пареньках, заброшенных сюда неведомой силой. Другой бы на их месте запаниковал, а эти держались молодцом, рвались изо всех сил к цели, которой, возможно, и не было. Они шли через лес быстрым шагом, почти несясь галопом, перепрыгивая могучие выступающие корни деревьев и уклоняясь от хлёстких веток. Тяжёлые карманы, оттягиваемые яблоками, болтались по бокам, мешая при движении, но они не обращали на это внимания.

Вскоре впереди сквозь стволы забрезжил солнечный свет. Кондрат прерывистым слогом сообщил, что уже скоро. И действительно, очень скоро они вышли из леса. Перед ними открылось грандиозное зрелище на бескрайние, местами образующие холмы и насыпи, залежи грязно-золотистого песка. Чистая пустыня без признаков гор, строений или жизни. Делать было нечего, и они пошли вперёд в том направлении, откуда, по словам Кондрата, доносились выстрелы, но сейчас вокруг было тихо, даже стервятники не летали.

Время в пустыне тянется долго, очень долго — солнце печёт прямо по голове, и мозги постепенно перестают работать, остаётся лишь слепое ощущение надобности и правильного направления. Они шли долго, дольше, чем могли себе позволить, дольше, чем были в силах идти. А солнце всё жгло, раскаляя воздух добела, становилось нечем дышать, дико хотелось пить, поэтому они медленно ели запасённые яблоки. Но и яблоки долго не могли существовать в такой жаре, а уж тем более сохранять влагу. Если какое-то яблоко они ели слишком долго, оно прямо на глазах становилось суше, появлялись морщины на обожжённой кожице.

Однако вскоре они увидели что-то. Сперва по здравому разумению это что-то было принято за один из миражей, которыми так славятся пустыни, однако через полчаса стало очевидно — вдалеке перед ними лежал небольшой посёлок, состоящий из широченного невысокого кирпичного здания и трёх одноэтажных хижин из неопознанного материала, вплотную прилегающих к нему. Позади большого здания возвышались три пальмы, что, по разумению Максима, равно как и Кондрата, указывало на лежащий там оазис. Вокруг стояла тишина, и не было видно ни одного человека.

Относительная близость дворца была обманчива — из-за палящего солнца видимое пространство искривлялось, порождая миражи и изменяя пропорции. Под обжигающими лучами они шли ещё час или более, а дворец приблизился ненамного; казалось, что он живой и постоянно убегает от них. Оба они смертельно устали, еле передвигая ногами и волоча свои бренные тела по безжизненным, но горячим пескам лишённой воды пустыни.

Вновь стало смеркаться — получалось, что они ходили целый день, однако это время обошлось им в несколько месяцев, а может даже лет, жизни. Кондрату казалось, что, скорее всего у него появилось несколько седых волос и уродливых морщин, не свойственных его возрасту. Эта мысль появилась у него, когда он мельком бросил взгляд на волочащего рядом ноги Максима — тот осунулся, ссутулился, щёки впали ещё сильнее прежнего, а в глазах читалось безумное желание наброситься на любую попавшуюся жертву, порвать её и выпить её кровь.

Но, несмотря на вид своего товарища и на свою собственную общую усталость, он продолжал идти, надеясь на спасительную воду и долгожданный отдых. Запасов яблок уже почти не осталось, приходилось экономить, экономить даже на дыхании, чтобы не выпускать по возможности водяных паров.

Солнце садилось, озаряя кровавым светом окружающий мир. Этот свет казалось был намного ярче дневного, сильно ударяя в глаза и капая на мозги, отчего последние начинали плавиться.

Наступила пустынная ночь, коя принесла с собой не спасительную прохладу, как это казалось на закате и в первые несколько минут начала ночи, а жуткий холод, пронизывающий до костей. Идти стало ещё сложнее — такого быстрого перепада температур они не ожидали и не были готовы. Однако этот пробивающий насквозь холод на час с небольшим заставил их головы работать в усиленном режиме, ища пути к спасению от обморожения. Откуда-то взялись новые силы и открылось второе дыхание, заставившее их ноги двигаться по собственной воле. Чёткая цель, с которой они шли в самом начале пути, вновь появилась перед ними. Они чётко осознали, что если не дойдут до дворца, то погибнут здесь.

Преддверие неминуемой гибели заставляет организм искать в самом себе остатки сил и внутренние резервы, дабы, хоть и с потерями, но всё же выжить. Сейчас они не ощущали усталости и готовы были продолжать поход, однако в головы начала вкрадываться мысль, что они, скорее всего, не дойдут, а если и дойдут, то потом будут долго лечиться.

За мыслями, которые настигли их почти в одно и то же время, они сами не заметили, как оказались всего в пятистах метрах от дворца. Это было дворцом в самом лучшем смысле этого слова: высокие стены, выложенные из крупного белого кирпича, небольшие башенки по углам — всё это создавало ощущение присутствия некоего высшего существа в этом доме. По сравнению с преодолённой пустыней это выглядело раем.

Они стояли прямо перед главным входом, представлявшим собой правильное полукруглое углубление высотой метра в три-четыре, с угловатыми колоннами из того же белого кирпича. В самой дальней точке углубления была врезана массивная деревянная дверь, обитая снаружи листовым железом. На ней висело не менее массивное металлическое кольцо, посредством которого следовало стучать. В остальном на двери не было признаков замка или ручки — всё было гладко, лишь заклёпки образовывали причудливый узор, напоминавший издали двух змей, ползущих параллельно.

Максиму и Кондрату не особо хотелось любоваться красотами здешних дверей, посему они, как по команде, одновременно пошли обходить дворец слева. Здесь на углу стояла одна из трёх хижин. При беглом осмотре выяснилось, что это некое подобие вигвама — палатка их тонких деревьев, связанных в верхней точке, обтянутая то ли чьей-то кожей, то ли каким-то сортом полотна. Внутри было пусто, не было даже похоже, что здесь вообще кто-то был.

Позади дворца действительно росли пальмы, и был оазис — эдакий большой колодец, закрытый от посторонних глаз в домике, похожем на те вигвамы, но гораздо больше их. Вероятно, он был построен, чтобы вода не так сильно испарялась на солнцепёке. Двое изнурённых пареньков не замедлили войти внутрь. Внутри было сыро и холодно, на краю колодца стояли пять жестяных кружек, приколоченных намертво цепями к основанию колодца.

Максим первым разобрался в обстановке и прильнул к холодным камням колодца, жадно забрасывая руками ледяную воду себе в рот. Кондрат не заставил себя долго ждать, и последовал его примеру. Вода была жутко холодная и обжигала горло, но это была вода — живительная влага, которую хотелось пить. И они пили, и пили, и пили, а она всё не кончалась. Им казалось, что всей этой воды не хватит, чтобы напиться, однако через минуту, как напившиеся крови комары, они отвалились от колодца.

Пошли постучим, может поспать дадут, — сказал Кондрат, толком не осознавая, сказал ли это он или ему только кажется. В любом случае, Максим медленно поднялся и поковылял на выход.

На улице, равно как и в домике у колодца, была ночь, холодная ночь пустыни. Но они не чувствовали холода, они не чувствовали усталости — долгожданная вода добавила им сил и отбила на некоторое время все чувства, кроме радости. Они были счастливы, что живут, счастливы, что нашли воду, счастливы, что скоро смогут узнать, где они. Медленной пьяной походкой они через пару минут вновь были у парадного входа.

Максим нашёл какую-то железяку и теперь стоял, выцарапывая что-то пошлое на одной из колонн, постоянно срываясь и сквернословя. Кондрат в это время с весёлой улыбкой на губах подошёл к двери, с усилием отвёл металлическое кольцо и отпустил. Раздался глухой звук, он всем телом ощутил, как пошла вибрация от удара. Дверь резонирующе затряслась и немного приоткрылась. Максим этого не ожидал и теперь стоял, тупо глядя на образовавшуюся щель и подозрительно занеся железяку над головой. Кондрат тоже был в некотором замешательстве и на всякий случай сделал шаг назад.

Изнутри пробивался приглушённый дёргающийся свет, подобный тому, когда пламя от костра играет языками теней на деревьях. Кондрат, придя в себя, решил, что это горит камин, и плавно подошёл вплотную к проёму, на ходу правой рукой отворяя дверь.

Люди местные, сами мы не добрые, — начал, было, он, но осознал, что говорит какую-то ерунду, и быстро осёкся.

Внутри никого не было, лишь стоящий у одной из стен камин разбрасывался светом. Вообще, было что-то зловещее в обстановке в целом и в том, как эту обстановку освещал камин. По углам большой залы стояли рыцарские доспехи различных времён и народов, повсюду у стен росли из больших горшков растения в человеческий рост. Над камином висела голова оленя с шикарными раскидистыми рогами на борту. Чуть правее у стены стоял монолитный письменный стол с открытыми пустыми ящиками. Прямо перед камином на расстоянии четырёх метров от него стояло огромных размеров кресло, можно было даже назвать его троном, из камня с позолотой.

В дальнем левом углу была небольшая полуоткрытая дверь. Когда Максим и Кондрат осмотрели помещение и не нашли ничего интересного, их заинтересовала эта дверь. Почему-то считая, что вооружиться никогда не помешает, Кондрат взял у доспехов два меча, один из которых отдал Максиму, а себе ещё и сунул за ремень короткий кинжал, завесив его уже давно потерявшей форму и ставшей мешковатой рубашкой.

Из-под двери шёл слабый поток тёплого воздуха, призывно маня внутрь. Этот же поток начал медленно приоткрывать дверь, нагнетая атмосферу мистики и сильно настораживая. Оба отпрянули в разные стороны и замерли, а Максим резко взмахнул мечом, будто пытаясь отмахнуться от возможной опасности. Так они простояли, вероятно, минуту, а может и меньше, пока точно не убедились, что ничего оттуда не вылезает.

Кондрат, не расслабляясь, и будучи готовым к удару с любой стороны, на цыпочках подошёл к двери и опасливо заглянул внутрь, щурясь как от дневного света. Там, почти в полной темноте, лежала очень крутая и очень узкая винтовая лестница, выложенная из непонятного камня. Камень на ощупь был тёплый, присутствовала также относительная мягкость, а изредка казалось, что отдельные ступеньки двигаются по собственной воле. Лестница, видимо, строилась для того, чтобы в случае нападения один воин мог сдерживать противника в этом узком проходе, ибо здесь было очень мало места, почти не развернуться, а уж пройти вдвоём не было возможности.

Стены были выложены из того же белого кирпича, что и здание в целом, только здесь каждый кирпич плотно как по линейке прилегал к соседним, и был отполирован до скрипа. Местами были небольшие кубические углубления сантиметров двадцать в глубину и столько же в ширину, возможно, предназначавшиеся для свеч или других светильников. Сейчас там было пусто и немного пыльно, не было даже следов их использования по прямому назначению, однако их подозрительное зияние в темноте навевало неподдельный страх случайному путнику, заметившему их издалека. В темноте на фоне белых стен они выглядели как бойницы, из которых неизвестно кто готов выпрыгнуть.

Кондрат, осторожно и размеренно ступающий на ступеньки, дабы не упасть и не вступить во что-нибудь непотребное, вдруг резко встал на месте и выпрямился по нитке. На секунду ему почудилось, будто за ними кто-то идёт, хотя вокруг была тишина. Но он был уверен, что слышал что-то, но эта уверенность постепенно отступала, вероятно, из-за самовнушения; он пытался сам себя успокоить, он хотел, чтобы ему это послышалось. И он добился своего — через некоторое время ему уже стало не казаться, а он был уже уверен, что ему показалось, что это сдают нервы, что сегодня был очень напряжённый день во всех аспектах.

Они двинулись далее вниз поступью кошек на охоте — осторожно, прощупывая каждым нервом ступни поверхность, на которую ступали. Всё было чисто выметено, ни одной пылинки или камушка не встречалось, даже вмятины казались плавными, создавая ощущение ровности плоскости. Лестница была длинной, казалось, почти бесконечной. Они шли и шли, шли долго, но медленно, а вокруг была тишина и темнота. У обоих от этого места мурашки ползали по спине, здесь был дух как в склепе — холодный застывший воздух.

Наконец Кондрат, идущий впереди, различил привыкшим к темноте глазом небольшой и слабый поток света, пробивающийся снизу. Это был лишь широкий и потому слабый луч желтоватого света, изредка подрагивающий. Кондрат стоял как вкопанный, рассматривая это чудо: он и не надеялся увидеть здесь свет, а уж тем более такой живой. Однако вскоре этот свет навёл его на простую мысль, что неподалёку есть люди, может быть даже несколько людей, может быть даже вооружённых. Скорее всего, их не ждали, и это порождало неуверенность в выборе последующих действий: то ли попытаться поговорить, то ли сразу пойти в атаку.

Возможно, у них там есть охрана, — прерывая его размышления, заговорил Максим очень тихим шёпотом, звучащим в этой тёмной тишине, когда начинаешь слышать шуршание крови в венах, оглушительным криком в барабанную перепонку.

Кондрат ничего не ответил, и даже не кивнул. Он лишь медленно, боясь лишних движений, повернул голову налево к Максиму и краем левого глаза пристально взглянул на него, пытаясь только лишь этим движением что-то ему сказать. Максим в свою очередь постарался угадать, что ему внушают. Решив, что стоящий впереди грязный человек с мечом в правой руке хочет сказать, что он тоже об этом думал, Максим продолжительно моргнул. Внезапно ему стало смешно от всей этой ситуации — два оборванца в темноте перемигиваются; от этого он как-то странно дёрнулся вверх, сдерживая порыв смеха, бывший, скорее всего, истерическим.

До их слуха вдруг снизу донёсся приглушённый мелодичный звук, чем-то напоминавший оперу. Сложно было разобрать слова при таком уровне громкости, не факт также, что они вообще были. Это тихое пение распространялось скорее через вибрацию по стенам, нежели по воздуху, ибо они оба ощущали мелодию не ушами, а ступнями. Они стояли, заворожено и благоговейно слушая её, как иногда человек слышит речь на незнакомом языке, считая этот язык всемирным таинством, а говорящего — носителем священного языкового знания. Вскоре они уже различали отдельные слова и предложения, но смысл до сих пор ускользал.

Они двинулись дальше, разумно решив, что внизу вряд ли будет опасность, ибо там, похоже, было некое веселье. С каждым шагом вниз они всё ближе подходили к источнику звука, всё ближе подбирались к людям. Вокруг до сих пор было темно, хотя тот маленький луч света, который они заприметили уже давно, с каждой секундой расширялся и усиливался, указывая им дорогу.

Через некоторое время они сильно удивились, ибо наравне с поющим голосом, они услышали ещё несколько голосов. Голоса доносились пока нечётко, заглушаемые мощным оперным пением, но было ясно, внизу есть, по крайней мере, четыре человека. Кондрат с Максимом не замедлили продвиженье вниз, лишь крепче сжали рукоятки мечей. Ещё через десяток-другой ступенек они поняли, что внизу целая празднующая что-то толпа человек из двадцати, и, видимо, ещё есть прислуга. Стали доноситься смешки, был даже звон разбитой посуды и последовавшие за ним крики, которые быстро прекратились. Их вряд ли кто-либо ожидал, но вызывало сомнение, что находящиеся там люди попадают туда через эту тёмную длинную лестницу. Предположительно где-то был более цивильный проход, в котором, быть может, была охрана.

Свет становился всё ярче — они были уже недалеко от выхода или входа. В ноги вдруг навалилась какая-то тяжесть, колени перестали сгибаться, и каждый новый шаг давался с непомерным трудом и усилием мысли над телом. Одновременно с этим они как-то враз почувствовали, что вокруг них очень спёртый и тяжёлый воздух. Раньше они этого не замечали, но теперь, когда они подобрались вплотную к своей цели, на них навалилось всё и сразу. Сказалась и нервная и физическая усталость.

Кондрат, идущий впереди в нескольких ступеньках от Максима, сильно сбавил шаг, с величайшей осторожностью ступая на каждую новую ступень. Он согнулся вдвое и почти полз по стенке, стараясь первым заметить выход и осмотреть тамошнее пространство прежде, чем его самого заметят. Внезапно он осознал, что голоса стали немного тише, будто они прошли тот жилой этаж и опускаются ниже, вероятно, в подсобные помещения. Теперь он был почти уверен в том, что отсюда есть другой выход, через который и прошли веселящиеся там люди. Однако он достаточно обоснованно полагал, что там, куда они сейчас направляются, есть прислуга, которая не замедлит поднять крик.

Однако, несмотря на многие кружившиеся вихрем в голове мысли, им вдвоём не оставалось ничего другого, как следовать по этой лестнице, а потом действовать по обстоятельствам. Не было известно ничего относительно того, сколько людей находится у входа, вооружены ли они, а также каково расположение вещей в пространстве. Это навевало испуг, который они, каждый по-своему, старались подавить.

Кондрат яростно сжимал в руках меч, готовый убить любого, кто встанет у него на пути. Он чувствовал, что страх, смешанный с яростью, порождённой этим же страхом, почти оглушил и немного ослепил его. Одновременно с этим он чувствовал прилив сил и решимости. Когда он в последний раз смотрел на Максима, тот показался ему ещё более напуганным — его глаза бешено вращались, готовые вылететь из орбит, руки дрожали мелкой дрожью. Ему было очень страшно, настолько страшно, что он мало осознавал происходящее. Он держал меч на взводе, одновременно прижимаясь к стене в поисках укрытия, и глядя в оба глаза на Кондрата. Сейчас у него была единственная цель — следовать за ним. Не было ясно, сможет ли он адекватно реагировать, если Кондрат сделает какое-нибудь резкое движение.

Наконец внизу появился верхний кусок дверного проёма; вылетающий оттуда свет на мгновение ослепил Кондрата, сосредоточившего весь свой привыкший к темноте взгляд на этом кусочке. Он хотел, было, быстро заслонить глаза рукой, но в этот же момент он осознал, что позади него стоит жутко напуганный человек с мечом в замахе. Мозг, начавший чётко работать в столь экстремальных условиях, не решил рисковать — Кондрат плавно, но быстро остановился, и стоял так, пока глаза не привыкли к яркому свету, отчаянно прислушиваясь.

Его резко обострившийся слух, однако, не смог различить, кто был за тем проёмом и что этот кто-то там делал. Сверху продолжали доноситься весёлые голоса, смешанные с непонятными звуками. А вот откуда точно исходили звуки, он не мог сказать.

Он стоял, размышляя, несколько секунд. Наконец он плавно встал в полный рост, повернул голову к Максиму и посмотрел ему в глаза. Тот, изо всех сил подавляя непроизвольную дрожь, тоже перевёл взгляд на него. Кондрат указал зрачками на выход, покачал мечом из стороны в сторону и оттопырил три пальца на левой кисти, на что Максим сперва недоумённо приподнял правую бровь, но тут же насупился, ещё сильнее взведя меч. Кондрат перевёл взгляд на выход, чуть согнулся для прыжка и качнул головой. Максим проделал то же самое. Кондрат кивнул головой во второй раз, переместил своё туловище чуть назад. На третий кивок они почти одновременно выскочили в дверной проём, глядя в разные стороны.

Вокруг никого не было, не было даже какой-либо мебели. Они стояли посреди помещения с круглыми стенами, бегло выискивая глазами возможных противников. Но вокруг никого не было. Кондрата этот вид ввёл в некоторый ступор — он совсем не ожидал такого развития событий, равно как не ожидал такого и Максим.

В этот момент, когда было совсем не понятно, что и делать, до них донеслись крики и громкий смех. Звуки доносились сверху. Они подняли глаза, и тут же ощутили всю зыбкость своего положения — они стояли посреди большой круглой арены со стенами метров шесть в высоту. Наверху за большими вытянутыми столами сидели люди разных мастей и возрастов — старые и молодые, белые и чёрные, с бородами и без. Все они смотрели на стоящих посреди арены двух молодых людей с мечами в руках, громко кричали.

Максим хотел в панике бежать обратно и уже повернулся, но обнаружил, что выход на лестницу закрывает толстая железная дверь. Тогда он метнулся в сторону, безуспешно ища выход или какое-нибудь слабое место в стене, кое можно было бы пробить. Но таковых не было: стена была сделана из больших кусков камня правильной огранки без видимых дефектов.

Толпа наверху начинала буйствовать — в них полетели сначала редкими бросками, а потом чуть ли не градом кости разных размеров, пивные банки с яркими надписями незнакомых фирм и один большой металлический стенд с рекламой циркового представления. Стенд представлял наибольшую опасность, ибо упал в непосредственной близости от головы Максима, чуть было не задев его острой ножкой.

Внезапно толпа угомонилась, и стало тихо. Максим и Кондрат одновременно ощутили присутствие чего-то нехорошего, настолько нехорошего, что эти буйствующие люди смогли мгновенно успокоиться. Они как по команде повернулись в одну сторону и посмотрели наверх. Там, у самого края верхней части арены, стоял невысокий человек в длинной серебристой накидке с капюшоном оранжевого цвета. У него были чёрные как смоль короткие волосы, на висках они всё же были длинными и были заплетены в две тонкие косички с синими бантами на концах. Губы его также были чёрного цвета, вероятно, он их красил помадой. Вид его был достаточно нелеп, но он всё же внушал какой-то неподдельный страх одним своим взглядом. На его устах играла слабая улыбка, но во взгляде читалась злоба и готовность порвать любого на макароны.

Этот человек пристально вглядывался одновременно в глаза и Максима и Кондрата. Все вокруг замерли, ожидая, чем это закончится, никто не смел даже вздохнуть; воцарилась тишина. Человек смотрел им в глаза, на долю секунды там мелькнул огонёк, но он тут же угас и уступил место полному безразличию.

Господа, — сказал человек громким чистым голосом, обращаясь к окружающим, — желаете ли вы развлечься?

Народ, выходя из ступора, понемногу начал что-то бормотать и медленно отступать на свои места. Человек в накидке посмотрел на них скучающим взглядом, хмыкнул и снова взглянул на двух молодых людей, стоящих посреди арены.

Так вот кто пролез на мою территорию, — заговорил он тихим шипящим голосом, — не думал, что вы выживете. Мало того, у вас хватило наглости прийти сюда, и... — он замялся на секунду, — может и так... Но это легко проверить, даже будет интересно. Итак, я думаю сохранить вам жизнь. Пока. Видите ли, мои гости уже начинают скучать, поэтому надо подлить масло в огонь. Вы, как я погляжу, вооружены, поэтому вот вам шанс выжить, а моим гостям повод развлечься: сейчас я пущу к вам моих любимцев. Если вы их сможете перебить, возможно, я и сохраню вам жизнь.

А какие у нас гарантии? — не понимая чего говорит, произнёс Кондрат.

О! Да вы решили поторговаться. Только моё честное слово могу я вам дать. В любом случае, у вас нет выбора. Приступим!

Он поднял глаза и руки в потолок, и крикнул что-то на незнакомом языке. Судя по произношению, это была некая современная модификация латыни, а может старое произношение немецкого. Слова он говорил громко и чётко, в приказательном тоне обращаясь к кому-то сверху. Прошло несколько секунд, и в потолке пошёл некий посторонний шум, будто заработали массивные шестерни большого механизма. Раздался громкий скрип и потолок задрожал, готовый обвалиться. Тут же в нём появилась длинная щель, а вскоре проступили очертания огромных створок. Ещё через секунду или две они резко опустились вниз на полметра и с громким шуршанием стали расходиться в разные стороны, обнажая внутреннее устройство потолка.

Там было ещё одно помещение метров шесть или семь в высоту, на самом потолке коего висело большое шестерёночное устройство с несколькими лебёдками. По краям образовавшейся дыры шныряли какие-то маленькие коренастые создания в красных рубахах до пят, забавно перекрикиваясь на манер попугаев. Они все были в респираторах, неизвестно от чего защищавших, ибо из них были вытащены стёкла на глазах.

Большая штука с лебёдками под потолком издала глухой рёв, пыхнула пару раз паром и завелась, опуская тросы с крюками. Маленькие создания засуетились и стали ловить тросы длинными палками с гвоздями на концах. Работали они неимоверно быстро для своего размера — точными движениями они поймали все тросы и утащили их в разные стороны. Там, куда они разбежались, послышалась громкая возня и чей-то звериный крик. Один из карликов выбежал к бортику, посмотрел на стоящего внизу человека в плаще, махнул ему рукой и убежал в недра потолка.

В этот момент механизм вновь заработал, потянув на этот раз тросы в себя. По скорости движения становилось ясно, что она тащит что-то тяжёлое. На потолке вновь послышалась возня и залаяла собака, после чего что-то хрустнуло, устройство с лебёдками вздрогнуло и подтянуло к себе на лебёдках пять существ величиной с высокого человека каждое. Снизу Кондрату и Максиму было плохо видно, что это были за существа, одно было ясно — это какие-то звери.

Существа, как только оказались под потолком, начали брыкаться и огрызаться друг на друга, но, заприметив внизу человека в серебряном плаще, сразу замолчали и угомонились. Видно было, что они считали его своим хозяином, так сказать высшим существом. Машина с лебёдками снова дёрнулась и стала опускать существ прямо в центр арены.

Всё это время Максим и Кондрат стояли без движения, заворожено глядя на всё это действо, развернувшееся у них перед глазами. Человек в серебряном плаще поглядывал то на потолок, где бегали карлики, то на двух молодых людей, стоящих на арене, и на лицо его наползала злорадная ухмылка. Он думал о чём-то нехорошем, это было видно по глазам. Они горели живым огнём: в них загоралось то ненасытная радость, то жгучая ярость, то подозрение, как у старателя, нашедшего большой самородок и размышляющего, делиться ли с друзьями или самому всё забрать.

Существа, опускаясь мимо человека в плаще, как-то сразу вжались в себя, страшась его как собственную смерть. Но, чем ближе они были к полу арены, тем больше они поворачивались в сторону от него, и тем больше они насыщались уверенностью в себе. Их конечности с когтями на концах стали нервно подёргиваться в сжимающем рефлексе. Они уже предвкушали бойню, запах крови и вкус только что добытого мяса, ещё свежего, тёплого и сочного. Будучи уже в нескольких сантиметрах над землёй, они принялись яростно молотить лапами по воздуху, пытаясь вылезти из держащих их ремней.

Зрелище было душераздирающее, способное напугать любого, кто оказался бы наедине с этими существами в закрытом пространстве. Толпа, до этого момента сохранявшая относительное спокойствие и тишину, взревела, требуя зрелищ. Услышав этот рёв, Кондрат явственно ощутил, как у него в голове что-то щёлкнуло, заставив его оторвать взгляд от готовых броситься на них существ. Почти рефлекторно он разжал руки, и меч упал на пол.

Толпа не ожидала такого поворота событий и замолкла на секунду, но, сперва из маленьких отголосков, а потом уже всем скопом вновь заголосила, призывая к битве. Человек в плаще сперва немного переменился в лице, но быстро совладал с собой.

А это вы напрасно. С оружием в руках у вас есть шанс прожить чуть дольше, — он взмахнул рукой и повернулся, дабы сесть на стоящий сзади стул. В этот, двигаясь подаренным тем щелчком импульсом, Кондрат резко отдёрнул рубашку, выхватил из-за пояса кинжал, и почти без замаха и прицела бросил его в человека в серебристом плаще.

Громкий крик человека в плаще на очень высоком тоне, похожем на визг, огласил всё пространство. Кинжал угодил ему аккурат чуть пониже шеи в позвоночник, и вошёл внутрь сантиметров на десять-двадцать. Человек верещал, как раненый лев, птица и бешеная коала одновременно, варьируя тональности, тембр и громкость. Его руки, ноги и всё тело в целом неестественно изгибались, будто имел место перелом в нескольких местах, или прибавилось суставов. Каким-то нечеловеческим усилием он повернул голову на сто восемьдесят градусов и стал смотреть на торчащий из спины кинжал.

Толпа ужаснулась при виде такого и отшатнулась назад к стенам, роняя по пути столы и стулья. Существа, до сих пор проявлявшие ярость и смелость, вдруг заревели и заметались, ища убежища в стенах, которого там не было. Человек в плаще резко дёрнулся, мотнул головой на все триста шестьдесят градусов и подпрыгнул. Свет померк в глазах Кондрата.

Он не понимал что происходит. Вокруг него царила какая-то вакханалия. Под ногами не было пола, он висел в воздухе. Пространство вокруг было иссиня-красным с вкраплениями чёрного. Сверху раздался гром, и прошла вдалеке молния, после чего Кондрат ощутил, как проваливается вниз. Он падал долго, не разбирая куда — вокруг было темно, и лишь по свисту в ушах и по странному чувству в животе, он понимал, что всё ещё в процессе падения.

Сюда, быстрее, — услышал он далёкий настойчивый голос. Почти в полусне он задрыгал ногами на манер пловца, в этот момент сон поглотил его.

Очнулся он от холода, щиплющего его со всех сторон и пронизывающего до костного мозга. Вокруг был песок, горы песка, это была пустыня. Солнце сверху не проглядывало, заместо него светил полумесяц своим холодным серебряным светом. Кондрат скукожился в попытке согреться и понять ситуацию, и обнаружил слева от себя лежащего ничком Максима. У последнего на щеке запечатлелся свежий тонкий шрам, длиною от левого уха до левой ноздри. Кондрат, недолго думая, стал его будить путём сначала громких приказов встать, а затем пустив в ход руки. Он тряс его до тех пор, пока тот не заурчал что-то невразумительное, и не начал вяло отбрыкиваться.

Прошло ещё минут двадцать, прежде чем он полностью пришёл в себя и сел, тупо глядя вдаль. Кондрат сел рядом; его обуревали мысли, то всплывающие вопросом, то получавшие ответ, а отсюда и новый вопрос, и так далее. Одной из первых в его голову пришла мысль, что и Максим пережил нечто подобное тому иссиня-красному пространству в невесомости. Через полчаса размышлений, они одновременно посмотрели друг на друга и резко встали.

Кондрат предполагал, что ему может сказать Максим, а тот в свою очередь тоже чего-то ожидал от Кондрата. Однако никто не решался что-либо сказать первым, посему Максим вскоре просто глубоко вздохнул, повернулся в сторону самой высокой кочки и направился к ней. Кондрат понуро, периодически вздёргивая голову, желая что-то сказать, но каждый раз себя одёргивая, поплёлся за ним.

Каково же было их удивление, когда, взойдя на вершину кочки, им открылся замечательный вид на квадратную площадку в несколько квадратных километров полностью замощённой асфальтом с камнями. Это выглядело невероятным посреди пустыни — тонны грамотно уложенного асфальта и крупного камня в самом сердце песков. Посреди этой площадки, огороженный символическим забором из старый ветхих досок, стоял огромный разноцветный треугольный шатёр.

Подойдя к шатру поближе, совсем не чувствуя усталости, они смогли рассмотреть его получше. Это действительно был шатёр, удерживаемый несколькими толстыми тросами, прикрученными к вбитым прямо в асфальт металлическим кольям. Даже в темноте ночи пустыни он блистал красками как в самый солнечный день. Прямо перед ними был главный вход — высокий открытый проём с висящей над ним большой красочной, даже немного светящейся в темноте табличкой "ЦИРК".

Ведомые неким внутренним голосом, они проследовали внутрь, опасливо оглядываясь по сторонам. Ещё издали, когда они стояли за кочке, до них из шатра доносилась весёлая задорная музыка. Теперь она стала чёткая и уверенная, а когда они зашли внутрь, их не особо удивило то, что не было устройств, откуда она могла доноситься. Почему-то этот странный факт казался им вполне закономерным и обоснованным, как будто, так и должно быть.

Изнутри шатёр выглядел не так весело, как снаружи. Нет, конечно, были и яркие краски, кривые зеркала и даже большая цирковая арена. Но не было самих творцов смеха. Вокруг было очень громко от мощной музыки, но не было ни одного живого звука, как то смех, разговоры или хотя бы сопение животных.

Сразу справа от входа была маленькая дверца под зрительскими местами, вероятно, склад. Аккуратно приоткрыв её, они оказались в гримёрке с полукруглым потолком и большим количеством зеркал в полный рост по всей продолжительности стены. Стояло ещё множество табуреток разного возраста и кондиции. В самом дальнем углу перед одним из зеркал стоял, прихорашиваясь, маленький человек в костюме клоуна с бубенчиками на широкополой шляпе.

Кондрат с Максимом стали аккуратно пробираться к нему, стараясь самим не упасть и ничего не уронить, ибо зеркала стояли очень шатко. Но то ли Кондрат неосторожно ступил, то ли Максим что-то задел, но одно из зеркал пошатнулось, крякнуло и с оглушительным звоном упало на табуретки. Клоун у зеркала резко обернулся на звук. У него было страшное лицо — на нём была весёлая цветастая клоунская маска, но вместе с тем в его глазах не было зрачков, вместо них, как и глаз в целом, была некая золотистая бурлящая масса. У него было множество шрамом, один из коих был недавно зашит, и нитка немного отошла.

Он открыл рот и издал пронзительный крик, от коего у Кондрата чуть не лопнули барабанные перепонки, но он вовремя закрыл уши руками. Максим, желая заткнуть ему глотку, швырнулся в него табуреткой, попав по голове. Клоун пошатнулся, натужно рыгнул, испустив облачко дыма, и упал навзничь. Тут же и Кондрат и Максим услышали многочисленный топот, будто играло несколько барабанов. Пол затрясся мелкой дрожью, зеркала заходили ходуном.

В дверном проёме появился ещё один коротышка, похожий на того, которого только что метким броском завалил Максим. Этот карлик быстро заглянул внутрь и стремительно исчез. Одновременно с этим в дверь начали ломиться ещё парочка клоунов, на этот раз повыше и менее толстые. На них были те же широкополые шляпы с бубенчиками, плюс ещё был длинный фрак до пят и ботинки на шпильках. Не было ясно, как они так ходят. Один нёс в руках двуствольное ружьё, а второй — короткий обоюдоострый нож.

Не теряя времени на раздумья, Кондрат, подражая Максиму, схватил с пола табуретку, и прицельно бросил её в этих двоих. Максим тоже не долго думал, метнув табуретку побольше с железной окантовкой. Как результат — обе удачно попали в того, у которого было ружьё. Однако тот, что с ножом был ещё вооружён и опасен. Кондрат, немного обрезавшись, схватил острый кусок от разбитого зеркала и бросился с ним на клоуна с ножом. Атака вновь была удачной — он всадил стекло тому прямо в плечо, отчего тот взвыл как раненый бык и упал, в то время как Кондрат и набежавший Максим пинали его ногами.

Максим схватил ружьё, врезал прикладом клоуну в челюсть и, убедившись, что тот без сознания, выскочил наружу. Кондрат поднял нож и последовал за ним. Снаружи их уже ждала целая толпа клоунов различных размеров и мастей. Кто-то из них был вооружён, кто-то рассчитывал на свою природную силу.

Сверху раздался неразборчивый крик — на них летел клоун с чем-то большим в руке. Кондрат будто в замедленном повторе видел, как летящий клоун одним ударом секиры, кою нёс в руках, снёс Максиму голову. Тело его чуть отшатнулось назад, дёрнулось и упало, заливая пол кровью; голова вылетела за пределы цирка.

Кондрат, наполненный силой ярости, на которую вряд ли способен человек, ринулся в стоящую перед ним толпу, размахивая ножом. Подобно берсеркеру он рубил клоунов, стараясь нанести удар в шею, а потом... Что-то холодное вошло чуть выше солнечного сплетения, разрывая ребра и внутренности. Мир вдруг перестал быть цветным, пропали также и звуки. Время как будто сильно замедлило свой ход, оставив возможность в последний раз окинуть всё взглядом.

Он видел толпу беснующихся перед ним клоунов. Их лица стали тёмными, пока полностью не почернели и пропали. На их месте возникли другие лица, уродливые, искажённые жизнью. Из их глаз капала кровь, и лезли черви, но они смеялись, обнажая гнилые зубы. Картинка пропала.

Было обыкновенное воскресное утро, по небу плыли кучерявые облака, птички щебетали, и вообще уже наступала весна. Зима в этом году выдалась особенно холодная и снежная, но и сейчас она продолжала отстаивать свои права на место под солнцем с весной. Было достаточно тепло и слякотно, но на дорогах всё ещё лежал снег, хотя его можно было назвать льдом. Урчащие машины ездили взад и вперёд, неистово брызгая на прохожих из грязных луж и выдыхая из выхлопных труб ядовитые испарения. Это казалось ему знакомым, как будто он видел это в некой передаче. Ему было немного грустно, что он не смог всё завершить, что не попрощался. Но с другой стороны ему было хорошо от мысли, что всё наконец закончилось.









=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=


XV    P.S.



Игра не закончена. Одно из правил: конец игры — это начало игры. Игра только началась.




END




Автор


Neon_Kaligula




Читайте еще в разделе «Романы»:

Комментарии.
Комментариев нет




Автор


Neon_Kaligula

Расскажите друзьям:


Цифры
В избранном у: 0
Открытий: 2731
Проголосовавших: 0
  



Пожаловаться