Sanata ака Сестрица — Путь. Глава 1.

Дьявол сделал ещё один шаг вперед. Чуть-чуть и он снова будет там. Давно ещё он хотел умереть там же, где и начал жизнь. Он уже не помнил об этом, но желанье его волей-неволей должно было исполниться.

Здесь, в старой, уже тогда заброшенной часовне, он родился. Потом часто ходил сюда мальчишкой. Потом подрос, забыл об этом, но сюда его тянуло всегда. Случайно оказавшись в часовне снова, он встретил здесь СВОЕГО ангела. Настоящего, даже крылья у него на месте были. Дьявол потом не мог понять, почему его интересовало это больше всего. Откуда же ему было знать, какая судьба ему уготована.

Судьба карателя. Даже нет, мстителя. Неизвестно за кого и зачем. Хотя мстил он скорее себе, чем кому-то.

Он тоже получил крылья. Только крылья эти не были белыми, это были крылья дьявола. И самое смешное, он о них не просил! Он был готов мучаться, сгорать в боли, даже умереть, но для такого он был не готов.

Это было все сразу. Каким мучительным для него было всаживать клинок в очередную жертву, а о физических мучениях, если жертва попадалась не из «простых», вообще лучше было не вспоминать. Его предыдущая жизнь умерла. Умерла, а он её даже не похоронил! Сжег все, что можно было, а остальное засыпал этим же пеплом. А как больно было потом кричать, что ты не злой! Что ты не хотел всего этого! Так случилось…

А чувствовать вкус предательства было ещё больнее…

Последний шаг дался с трудом от нахлынувших воспоминаний. Он легонько приоткрыл старую дверь и заглянул внутрь... Сердце предательски ёкнуло…Перед алтарём стояла белая крылатая фигура…

Капля… Вторая…

Будто бы падает с чьего-то глаза, стекает по щеке, скользит по подбородку, срывается…Красивый, стремительный полет, но в конце неизбежное падение. И всё. Люди говорят, что их жизнь коротка. Для кого-то она ещё короче.

На вершине простой московской девятиэтажке, в ничем не примечательном районе, у края стояла фигура человека, замотанного в плащ. Не высокого, около 5,74 футов, да ещё и сутулившегося человека можно было принять за одинокую девушку. Но при ближайшем рассмотрении видны были резкие мужские черты лица. Его внешность пугала. Чуть заостренный подбородок, капризный изгиб губ, злой, всепроникающий взгляд. Бледная кожа резко контрастировала с общим черным тоном одежды. Но, не смотря на это, в нем нельзя было не признать очень красивого человека. Только эта красота была загублена ещё в молодости. Увиденным, услышанным… Осознание того, что не все в этом мире идеально пришло к нему ещё в детстве. Чтобы перенести это, нужно обладать большой долей цинизма, чего у него и не было.… Тогда. …Убийства, голод, преступность…Всё уже давно стало частью его жизни.

«…--Но таких злых глаз не бывает!…

…--Бывает.…У тебя…»

--Эй, приятель, сколько лет… — весёлый голос за спиной, порыв ветры, последний взмах, и рядом с человеком в плаще приземляется Ангел. Настоящий, с крыльями за спиной.

--Мне? Двадцать семь, — машинально отвечает первый.

--Да не тебе, балда! Сколько лет не виделись?! — радостно отвечает белобрысый, хлопая друга по плечу. Или недруга — кто знает.

--Пять…или шесть, не помню уже…— глаза его наполняются слезами, злость пропадает из них, кажется, навсегда. Теперь они выражают лишь тоску и нестерпимую боль.

--О, малыш, что случилось, — Ангел растерянно смотрит на впалые щеки друга, мешки под глазами, — Ты что, опять?!

--Все умерли, все до единого!

--Как? Не может быть!

--Может, может, — он обнимает Ангела за плечи и прижимает к себе, плащ, который держал руками, подает вниз. Медленно скользит, как ночной покров. Зачем всё это, ради чего?

…Время стремительными песчинками падает вниз, скользит сквозь пальцы. Ты пытаешься остановить его, сжать в ладони, но это всё равно, что брать в руки туман — безнадежно! Небо плачет, а его слезы стекают по лицу. Успеть, успеть, успеть.…Но ты опоздал! Опять! Пуля быстрей, доля секунды и всё. Ты опоздал! Говорят, если захотеть, то обязательно получиться. Неправда. Всё кончено, навсегда. Теперь уже навсегда…

--Я не успел, понимаешь! Опоздал! Они все мертвы! — тепло в ладонях, успокаивающее и жгущее одновременно. — Где та грань, до которой я ещё смогу дойти и не свалиться, не упасть? Где то дно моей души, куда я ещё смогу запрятать все эти воспоминанья? Где?

Голос уже срывается на шепот, он это крик отчаявшейся чайки в бурю.

--У нас впереди вечность, — тихо отвечает Ангел. — Мы начнем все с начала.

И ещё много глупостей он шепчет ему на ухо.

…Время — бесконечность, слезы — кинжал по сердцу, яркий свет — пелена тумана, и тень понимания — всегда спрятана. За все нужно платить. За безумие — счастьем, за радость — горем, за любовь — жизнью. Но неужели цена должна быть так велика?!...

***

--Ну вот, снова ты куда-то вляпался! Не-е, не вляпался, а увяз по уши!

--Тебе-то что об этом известно? — злой шепот в ответ.

--Все злишься? А не пробовал забыть прошлое? Поверь, станет легче!

--Не давай мне советов! Я тебя об этом не просил!

--Ах, ну да, точно! Это же у нас главная заповедь! Прости, я просто забыл! Знаешь ли, дел по горло, отчеты писать, рапорты на чересчур распоясавшихся демонов….

--Не оправдывайся передо мной! — резкий выпад вызвал вспышку боли в левой ключице, что заставило дьявола поморщиться.

--Хо-хо, мне скоро будет не перед кем оправдываться! Ты умрешь через час или два, может и больше. А место Судьи займет мой протеже. Поверь, у меня найдется достаточно способов, как тихой ночью прибить этого всеми вами обожаемого главного среди русских демонов. Потом на его место станет его продажный сынишка, а с этим всё совсем просто…

--Не называй его продажным, смертный!

--Ха-ха-ха, как смешно!!! И что же ты сделаешь? Убьёшь меня или ему расскажешь? Он ведь тебе любовник, верно! И не отводи взгляд! Пусть я и смертный, но не дурак, я всё знаю! Все продажные, даже ты! Ради иллюзии свободы ты готов на всё! Вспомни своё прошлое, раз уж так упорно не хочешь забывать!

--Я, по крайней мере, не одеваюсь в белое, кося под ангела, пытаясь этой маской скрыть свои грехи! Может, ещё и Богу помолишься, а?! Пусть ты и считаешь Люцифера глупцом, но единственное в чем он прокололся, так это в том, что до сих пор не убил тебя! Как собаку! У-уу…

--Как собаку, говоришь, меня.…А скулишь сейчас ты! Считай этот удар в живот моим прощальным поцелуем, — хохот разлетелся по сводам часовни, дробясь осколками о стены. Хохот когда-то человека болезненно отозвался в голове дьявола.

--Извращенец, — последнее слово в след удаляющейся белой фигуры, и дьявол свернулся калачиком на холодном каменном полу. Последнее его слово…Этой ночью.