Ярослав Дорофеев — ' БЕГ'

***

Итак, к истокам. Трудно определить, когда именно возникло это понимание несоответствия среды обитания с внутренним самоощущением. Но это чувство зрело и взрослело, пока не стало РЕАЛЬНОСТЬЮ, пожалуй, единственной осознанной до конца.

Все это на самом деле весьма прозаические истины для посвященных, но для меня — только первые шаги перед началом БЕГА.

Прозаический вопрос — ЗАЧЕМ????

Не находящий ответа ни в снах ни в период бодрствования, давящий вопрос который подкрадывается тихой мягкой поступью лишь только на землю упадут сумерки. Подкрадывается, в момент, когда меньше всего ждешь его, незаметно проникает через легкие, словно отравляющий все естество яд и душит, пока утомление не одержит очередную победу, и ты не забудешься в отрывистом сне, где, иногда он найдет тебя…

Это «зачем?» не способ пожалеть себя, это «зачем?» — средство    пробудить огрубевшего от неупотребляемости внутреннего скептика ищущего Истину. Он рожден был вместе со мной, но его больной вопль заглушался сиюминутными проблемами взрослеющей плоти или не меньшей занятостью стареющей извилины.

Однажды стало понятным, что ЭТО происходит со всеми.

А потом оказалось, что Я не могу от этого избавиться. Мне нужны ответы, и поздно поворачивать назад.

В моем мире была религия, точнее множество религий. Популярных и преданных забвению. «Отвечающих» на вечные вопросы и указывающие на сиюминутные выгоды. Это были религии имеющие Бога и имеющие Законы (эволюции, атеизма, расизма, патриотизма — да мало ли чего было намешано в них!). Но для меня там не нашлось места. Воскресший скептик не принимал пилюли веры, он отвергал их и так и оставался голодным, и потому, злым. Он сделал, однажды, из меня отшельника, а потом прорек на БЕГ.

А я и не утверждаю, что это легкая история!

Чтобы дойти до конца и не потерять «здоровый» рассудок нужно либо безграничное терпение, либо.… Либо, просто нужно быть жвачным, бездумным и уже почти мертвым существом.

Если еще не поздно и червь сомнения не грызет вашу душу, не разрушает хрупкое равновесие вашего существа, остановитесь.

А если он уже с вами я все равно не смогу помочь вам, я только могу рассказать про БЕГ, а это слабое утешение.

***

Заброшенное одноэтажное здание, где по углам еще бродят тени прошлого — мой дом. Старый деревянный дом посреди дремучего лиственного леса. Здесь проходило мое, в прямом смысле, босоногое детство. Здесь был большой двор и просторная МОЯ комната, в полуоткрытые окна которой заглядывало утром едва проснувшееся солнце, а вечером влетал прохладный ветер и ласкал грязные шторы.

Самым замечательным местом в этом доме был чердак. В нем всегда стоял туман, проникающий сквозь мутные стекла, преломляясь в лучах зеленого, от зелени листвы солнца. Чердак неизменно был завален всяческим хламом покрытым налетом истории. Истории, быть может, только моей и моей семьи, но от этого только более притягательной для меня.

Какими сладкими в те дни были пробуждения!

Тщетно сейчас повторить те ощущения счастья и гармонии, трудно даже вспомнить их, а уж передать словами и того сложнее. Тогда еще частью сознания связан с тем миром, из которого вышел. Тогда каждое пробуждение является неожиданностью. Приятной?!! Вот не было тебя никогда и вот, ты уже здесь. В мире, где есть материя, несвязное ощущение реальности и даже быть может гармония. Хотя нет, вряд ли.

Но только здесь есть солнце, пробивающееся сквозь линзу стекла, здесь есть те, кто дал «жизнь» и те которых ты любишь просто так…

Жаль, что эти чувства проходят, потом все сложнее и сложнее пробуждать их из памяти, и все больше они похожи на безжизненных мумий или зомби противоестественно вызванных к жизни.

Да, впрочем, речь не об этом. Рассказ о том, как я учился летать. Конечно, летать умеют все, но то, как это произошло в ЭТОЙ реальности, заслуживает внимания. Или это неважно? Не знаю, впрочем, если дело в БЕГЕ, то важно все.

Мне никогда не позволялось заходить в ТУ комнату. Комнату, которая порой, до сих пор входит в мой сон, нарушая все нормы соответствия. Хотя, что Вам до того? Ведь Вы хотите ЗНАТЬ? Нет? Тогда зачем Вы все еще здесь?

Это была комната моей матери. Всегда закрытая от чужих глаз. Всегда немного темная и задрапированная зелеными шторами. Здесь много свечей и еще больше подсвечников. Здесь всегда полумрак, граничащий с тьмой. Может, тогда родилось — «зачем?». Нет, тогда все было проще…

В эту комнату впускали, когда нужна была помощь. Я не знал этого. От меня тщательно скрывали правду о том, что в маленьком моем теле таится сила неподвластная даже им. Потому, что я был ближе к цели, чем они. Мне доверяли право выбора потому, что для меня это не составляло труда. Было даже странно, то, что они, такие взрослые, не видели таких очевидных вещей. Но, конечно же, я молчал. Я же не знал, что они просто не видят. Я думал, что меня проверяют, учат, воспитывают. Мне было не больше двух…

Мне разрешали раздавать карты.

Я вошел без спроса. Мама спала. Было приятно смотреть на черные волосы, разметавшиеся по белизне одеяла. На, совсем детское, незапятнанное паутинками морщин лицо, падал утренний, прозрачный, как безумие рассвет. Я просто смотрел, потому, что оторваться было невозможно.

Она проснулась, впитав этот взгляд. Открыла глаза и материализовала мое не высказанное желание.

— Хочешь лететь? Лети! Я поддержу.

Я выпрямился во весь свой, метровый рост и полетел. Думаете, удивился? Это для Вас удивительно, вы забыли, КАК были детьми. Для меня это было естественным проявлением счастья. Никогда не летали во сне? Ну когда были ма-а-а-а-ленькими?

Я парил на уровне верхних створок шкафа, а она, похоже, даже как-то удивленно щурясь спросони, смотрела на меня.

— Ты особенный.

Сказала она, и я чуть не свалился. Никакой не особенный. Разве ОНА так не может? Конечно, она могла. Но другие не могли. Я же тогда этого не знал.

Теперь знаю. И что взамен этого знания? Боль, пустота и вечно алчущий скептик. А еще чувство вины. Я же знал тогда. Почему не изменил, почему не сделал НИЧЕГО. Возможно, просто потому, что ЗНАЛ?

Все равно БОЛЬНО!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Что-то расхотелось про полет. Все! Под стол!

У каждого из Вас есть, наверное, где-то далеко место. Место, где можно было укрыться от оскалившейся реальности. От мира, к которому Вы еще не привыкли. Но привыкнете, пожалуй… Что ж. А я не смог. Тогда это все не про Вас. Идите спокойно по бурному потоку жизни, находя в нем новые удовлетворенности. Это рассказ не для «здоровых» потребителей. Он для больных болезнью познание, недугом неудовлетворенности общепризнанными истинами.

ПОД СТОЛ!!!

Под столом в моей комнате росла паутина. Может быть, ее когда-то убирали, только я этого не знал. Там всегда было сыро и уютно. Там было похоже на то что я видел до того как появился на ЭТОТ свет. И, наверно, потому ТАМ было безопасно. Когда били, когда обижали, когда НЕПОНИМАЛИ.

Бежать от себя — слабость? А как на счет побега, В СЕБЯ? Одно и тоже? Фигушки!

Под столом — первые уроки добра и зла. Муха, бьющаяся в паутине. Спасти? Первый порыв. А миленький друг паучок? Всегда разбавляющий одиночество моего отшельника. Подумаешь, поголодает? А найти его мертвым, а почувствовать угрызения совести? Незнакомо.… Понимаю. Но у каждого свой стол…

Полет? Ах, да! Это интересно?

Да, я летал, ну и что с того?

Потом мама учила лечить. Прикосновением рук забирать боль. Пропускать ее через себя. Через ВСЕ свое существо. Через всю свою боль и ненависть и страх. Нет! Даже не учила, просто доставляла мне это удовольствие. Учеба началась гораздо позднее. Когда цель была не в том чтобы помочь людям, а в том чтобы передвинуть предмет или удержать его в невесомости силой своего хочу. Вот это было трудно, потому что в этом я не видел стимула. Просто тренировка. Чтоб не забыть. Но забыл же!

Почему чердак? Почему старый покосившийся дом? А во дворе всегда стояли машины. Мой дед целыми днями возился с ними, ремонтировал, давал новую жизнь. Машины и механизмы. Исключенные людьми из процесса эволюции. Проклятые…

На чердаке было уютно, так как под столом, но только шире. Только больше и откровенней. Потому что прямо, потому что по самолюбию, по ничтожности. Здесь было немного страшно, может именно, ПОТОМУ. Там первый раз в жизни я ел сырую рябину. Срывал как виноград с гроздей и ел. Там были первые игрушки, первые оторвавшие крылья постулаты. Над потолком на лёске висели склеенные из пластмассы модели летательных аппаратов третьего рейха времён второй мировой войны. Они были старательно раскрашены и развешены в виде воздушной баталии. В правом углу возле окна на стене был прикреплен «Мессершмитд» с поломанным чёрным крылом. По стене от него тянулся старательно вырисованный масляной краской след дыма. Где-то под кроватью валялись груды неинтересных и непопулярных игрушек, чаще всего поломанных: куклы без конечностей, неваляшка без глаза, множество изуродованных солдатиков вперемешку с использованными батарейками и разобранными машинами. Задача описать первую любовь, первую еще неосознанную крылатую бессмысленность…

А потом начался Бег и горы трупов разбросаны по обочине и нет ни начала, ни конца этому.

Я рос, я взрослел. Я начал забывать то состояние знания которым обладал, дальше начиналась пропасть и я знал об этом. Знал, но не мог сопротивляться…