Kryasan — Странница

   Это сейчас и делала девушка. Как она выглядела? Так же как все и как никто. Про­стая и сложная, серая и яркая, невзрачная и запоминающаяся. Если бы вы спросили, как ее зовут, она бы вам ничего не ответила. Потому что она бы не вспомнила свое имя, так же как и возраст, телефон и адрес. Просто девушка.

   Ее мысли были запутаны, как лабиринт Минотавра. Она хотела плакать и сме­яться, хотела кричать и молчать, бежать и стоять, мстить и прощать. Все было слишком сложно.

   Как можно понять других, не понимая себя? Как можно просить любить себя, не умея самой? Как можно мстить, боясь ответственности? Как можно ненавидеть, оставаясь неспособной на сильные чувства?

   Девушка медленно шла по парку. Зеленая трава казалась ей фиолетовой, синее небо — желтым, играющие дети — злобными чертятами, проходящий мимо красавчик — старым уродом. Все встало с ног на голову, мир перевернулся и не хотел возвращаться обратно.

   Она была сумасшедшей, спросите вы? Нет, будет мой ответ. У нее были галлюцина­ции? Нет. Ее бросили? Предали? Унизили? Нет. Она была пьяна? Под кайфом? Нет. Ей было плохо? Нет. Ей было не плохо и не хорошо. Ей было все равно.

   Она смотрела по сторонам, не замечая движения, смотрела в землю, не видя идущих навстречу, смотрела в небо, мечтая о дожде. Странная девушка со странными мыслями и желаниями — Странница.

   Девушка понимала, что не сможет брести просто так вечно, что когда-нибудь при­дется остановиться, но ей этого очень не хотелось. Не хотелось возвращаться к тому, что было, к тому, что есть, и к тому, что обязательно будет. Хотелось уйти, бросив все. Но всегда есть какое-нибудь "но", как это ни банально. Ее "но" заключалось в нехватке сме­лости. Смелости перейти черту, после которой нет возврата.

   Девушка шла, жалея себя, думая о том, как она несчастна, и понимая, как она беспо­мощна. Она ясно осознавала, что никогда не сделает ничего выдающегося и не примерит лавровый венок славы. Это было настолько очевидно, что, чем яснее это становилось, тем больше не хотелось оставаться в тени.

   Внезапный сигнал автомобиля заставил ее оглянуться. Девушка заметила, что стоит на мосту. Подойдя к перилам, она посмотрела на воду. Та была на удивление гладкая и спокойная. Девушка немного подумала и залез­ла на перила. Прохожие смотрели на нее: кто-то с испугом, кто-то с интересом, кто-то с безразличием. "У этой воды нет вопросов и сомнений, она просто течет. Может, и мне бу­дет подарена хоть капля ее гармонии?" — подумала Странница и, закрыв глаза, прыгнула.

   Когда она открыла глаза, то увидела не голубую толщу воды, не преломленный свет солнца и не дно реки. Окружающий пейзаж чем-то напоминал картины Дали, которые ей так нравились. Изумрудно-зеленый луг переходил в темный мрачный лес, кое-где были ямы, как от взрывов, справа — фонтан в виде тюльпана. Он стоял, непостижимым образом опи­раясь лишь на один угол основания. Ямы были наполнены темной жидкостью, напоми­навшей нефть. Солнца над головой не было, но, тем не менее, было светло. Кругом стояла абсолютная тишина.

   Странница сидела на траве, с интересом разглядывая пейзаж, как вдруг слева раздалось покашливание. И в этот момент включился звук, воздух сразу же наполнился стрекотом, шорохами, неясным бормотанием и тихим шелестом.

   Я снова вежливо покашляла. Странница, наконец-то, обернулась в мою сторону.

   — Ну, и долго ты будешь вертеть головой туда-сюда? — поинтересовалась я.

   — Секунду назад вас тут не было, — пробормотала она, с некоторым испугом глядя на меня.

   — Какая разница была я или нет секунду назад? Глав­ное, что я есть всегда.

   — А кто вы? И где я?

   Я вздохнула и села рядом с ней.

   — Для начала прекращай строить из себя вежливую девочку и обращаться ко мне на "вы". Все-таки, как никак, не чужие друг другу.

   Она неуверенно кивнула.

   — Ну, тогда переходим к твоим вопросам, — проговорила я. — Пожалуй, начнем со второго. Ты в своем внутреннем мире. А что касается меня, то я — это ты.

   Странница посмотрела на меня, как на сумасшедшую.

   — Ага. Значит, не верим?

   Она кивнула. Я зевнула, даже не потрудившись прикрыть рот рукой.

   — Ладно. Похоже, придется идти длинным путем подробных объяснений. Ну, почему нельзя сразу же поверить и с помощью небольших мысленных усилий самой все понять? — вздохнула я и еще раз зевнула. — Как я уже сказала, ты в своем внутреннем мире, который, конечно же, должен быть богатым и красочным, но у тебя с этим некоторый перебор.

   — Все это напоминает картины Дали.

   — Надо же, здравая мысль. Браво, браво, — усмехнулась я. — А то мне уже начало ка­заться, что ты не умеешь ничего, кроме как кивать.

   Странница нахмурилась.

   — Ладно, не принимай близко к сердцу, — пробормотала я. — Ты слишком долго смот­рела на произведения Дали, поэтому неудивительно, что это место выглядит в чем-то по­хоже. Ты сама его таким нарисовала, так что не возмущайся. Все дело в тебе, а не в каком-нибудь ненормальном ландшафтном дизайнере с плохим вкусом, как может показаться на первый взгляд.

   — А тебе не кажется, что уже хватит меня оскорблять? — гневно посмотрела на меня Странница.

   — Я тебя еще не оскорбляю. Если бы я начала непристойно выра­жаться, задевая твое человеческое достоинство и честь и попутно вспоминая всех твоих родственников, у тебя бы уши в трубочку свернулись. А так как твои слуховые аппараты в полном порядке, то отсюда следует, что я никоим образом не задеваю твои чувства, — я лучезарно улыбнулась.

   Странница задохнулась от гнева и уже открыла рот, чтобы высказать все, что она обо мне думает, когда я предостерегающе подняла руку и произнесла:

   — Хорошенько подумай прежде, чем говорить. Как можно тщательней выбирай вы­ражения.

   — С чего это вдруг? — зло бросила она.

   — Одно неосторожное слово и твоя психика будет серьезно повреждена.

   — Уж не ты ли ее повредишь?

   — Нет, не я, а ты, — ответила я и, встретив ее удивленный взгляд, продолжила. — Не забывай, что мы в твоем мире, и любая твоя фраза, любая бредовая идея, любая невероят­ная мечта и несбыточная надежда оседает здесь, меняя пейзаж непредсказуемым образом. Меняя тебя и твое подсознание. И твое восприятие мира.

   Между нами пронеслась волна мыльных пузырей. Некоторые были прозрачными, другие переливались всеми цветами радуги, еще одни были такими плотными, что похо­дили скорее на цветные елочные шарики, чем на мыльные пузыри. Странница попыталась поймать парочку из них, но они лопались, едва она прикасалась к ним рукой.

   — Я бы на твоем месте этого не делала, — сказала я, внимательно глядя на нее.

   — Почему? — Странница продолжала ловить пузыри.

   — Потому что ты нагло отнимаешь мой хлеб, — ответила я, подтягивая колени к под­бородку и обхватывая их руками.

   — Если раньше я тебя хоть немного понимала, то теперь твои слова — какая-то не поддающаяся моей логике загадка.

   — Ты разрушаешь свои Мечты, хотя этим должна заниматься я, — проговорила я, следя за ее реакцией.

   Реакция была что надо. Она тотчас отдернула руку и испуганно отодвинулась от непрекращающейся вереницы маленьких мыльных пузатиков.

   — Ты хочешь сказать, что...

   — Я не хочу сказать, я говорю, — перебила я Странницу. — Эти мыльные пузыри не что иное, как твои Мечты. И ты сама только что разрушила примерно десять из них, чем значительно облегчила мою работу. Наверно, за это стоит сказать "спасибо", но все-таки это была моя работа, — я нахмурилась.

   Странница готова была расплакаться. И почему-то я подозревала, что ее слезы были бы вызваны вовсе не стыдом за то, что она лишила меня заработка. Скорее всего, она стала бы со­крушаться над своими разбитыми (хотя, в случае с пузырями, больше подойдет слово "лопнувшими") Мечтами.

   — Конечно, я сомневаюсь, что там было что-то стоящее, — решила я подсластить пи­люлю. — Но всякая ерунда типа "полета на луну без ракеты и скафандра" больше не будет тебя беспокоить.

   Это мало помогло. Слезы выступили на глазах Странницы.

   — Как ты можешь так говорить? — всхлипнула она. — Это же были мои Мечты.

   — Вот именно, были. Ты даже не представляешь, сколько их тут летало во время твоего переходного возраста. И все были из области вечной любви, шикарной свадьбы и смерти в один день. Это был какой-то кошмар, — фыркнула я.

   — Так это ты разбивала их?

   — Ага, — кивнула я. — А разве они были тебе нужны? — Странница даже не успела от­крыть рот, как я продолжила. — Ах, да, да, да. Это же были твои мечты. Пойми, я не про­тив, чтобы ты мечтала о веселой жизни, интересной работе, выдающемся открытии, но доставание звезды, авантюра в Амазонии и побежка в купальнике по Северному полюсу, по-моему, перебор.

   Странница удивленно подняла брови.

   — Да, и такое было, — сказала я, — пока долг не призвал меня выполнить свои обязан­ности. Если бы я оставила все как есть, то сейчас тебя или переваривала бы анаконда, или белые медведи лицезрели бы твою замерзшую задницу, которая весело бежит по снежным просторам.

   — Весьма красочно и доходчиво.

   — Стараюсь.

   — Кстати, — встрепенулась Странница, — еще один вопрос подвешен в воздухе и ждет объяснения.

   Я склонила голову на бок, заинтересованно глядя на нее и пытаясь припомнить на какой же ее дурацкий вопрос я еще не ответила.

   — Ты, — сказала Странница, поняв, что этот бой со своей памятью я проигра­ла.

   — А что я?

   — Ты сказала, что являешься мной, — напомнила она.

   — А, вот ты о чем. И что же именно тебе не понятно?

   — Как ты можешь быть мной? Ты же совсем на меня не похожа.

   — Тебе знакомо понятие "внутренней красоты"? — ехидно спросила я.

   — Красоты ли? — скептически подняла она бровь.

   — Ну, ладно, пусть ноги не так длинны, как у модели, и я не так стройна, как хотелось бы, но это не делает меня Квазимодо.

   — Дело не в фигуре, — отмахнулась Странница. — Просто... Ты огненно-рыжая.

   — Зато заметная.

   — И глаза у тебя какие-то зелено-каре-синие.

   — Ну, с кем не бывает.

   — И губы пухлые.

   — Мужчинам такие нравятся.

   — Но почему так? Почему фигура моя, а лицо нет? Разве мы не должны быть похожи, как близнецы? — ее мозг не мог уловить этой шутки.

   — Ну, касательно наших различий... — я замолчала.

   Странница напряженно смотрела на меня.

   — Ну? Что? — не выдержала она через минуту.

   — Не знаю, — я пожала плечами.

   — Что? — у нее был такой вид, будто ее только что окатили ледяной водой.

   — Не знаю, — повторила я. — Вполне возможно, что ты придумала меня такой. Я — та­кое же твое творение, как и мир вокруг. Но так же может быть, что я — воплощение тебя. Я много думала над этим и больше склоняюсь ко второй версии.

   — Не поняла. Значит, я — всего лишь серое отражение тебя?

   — Нет, — покачала я головой. — Это я являюсь отражением твоей сущности, я — твое отражение, а не наоборот.

   — Тогда почему лица не похожи? — не отставала Странница.

   — Я откуда знаю? Спроси лучше у природы, или генов, или повы­шенного радиационного фона и загрязненной атмосферы.

   — Очень реальный совет, — фыркнула она. — И все-таки не могла бы ты пояснить..?

   — Да сколько можно? — раздраженно перебила ее я. — Если я скажу, что, по Фрейду, я — это бессознательное "Оно", вытесненное сознательным "Я" и "сверх-Я". Или какая-ни­будь "самость" по Юнгу. Так будет понятней?

   — Намного.

   — Я удивляюсь, как ты любишь загонять саму себя в рамки каких-то устойчивых по­нятий и потом не сметь перешагнуть за них.

   — Издержки воспитания и времени.

   — Еще добавь, что с таким восприятием тебе легче жить, — хмыкнула я.

   Странница вполне серьезно кивнула. Я недоверчиво посмотрела на нее. Она для вер­ности кивнула еще раз.

   — Отлично, — я прикрыла глаза рукой. — Видеть перед собой множество возможно­стей и не пользоваться ни одной, потому что они не укладываются в схему. Глупо.

   — Возможно, но такова моя жизнь, — вздохнула Странница.

   — Минуточку, — я убрала руку с глаз и придвинулась к ней ближе. — Не твоя жизнь, а наша.

   — Но помнится, когда речь шла о Мечтах, они были моими. И ты против этого не возражала.

   — Ну, — протянула я. — Мои Мечты носят, мягко говоря, несколько иной характер.

   — Какой же? — сразу же заинтересовалась она.

   — Они являются издержками твоего... хм... сексуального воспитания.

   Странница окаменела.

   — Я, конечно, могу рассказать поподробней... — начала я, ехидно улыбаясь.

   — Закрыли тему.

   Я улыбнулась шире. Пару минут мы сидели молча. Мое первое "Я" с умным видом обдумывало полученные сведения.

   — Пошли-ка, прогуляемся, — произнесла я, вставая.

   — Куда? — спросила она рассеянно.

   — Глупый вопрос, — ответила я и несильно похлопала ее по щекам. — Не уходи в нир­вану.

   Она поморгала, приходя в себя, и встала.

   — Начнем знакомство с твоей собственной интерпретацией картин Дали, — сказала я и пошла по лугу.

   Мимо пронеслась очередная волна мыльных пузырей. На этот раз Странница не предпринимала попытки поймать их. Напротив, она обходила их, стараясь не задеть. Слева мрачный лес издавал неясное бормотание, странный гул и зловещий шелест. Неудивительно, что он привлек внимание Странницы.

   — Насколько я помню, Дали не был склонен рисовать такие заросли, — сказала она, кивая в сторону леса.

   Да, именно заросли, густые, темные и непроходимые — вот подходящее определение для глухой стены переплетающихся деревьев.

   — Посмотрим поближе? — предложила я.

   Странница согласно кивнула. Мы повернули и пошли к лесу, обходя попадающиеся на пути ямы с черной тягучей жидкостью, которая не слишком приятно булькала.

   — Только не говори мне, что это отражение моей детской неосознанной мечты быть каким-нибудь нефтяником, — указала она на одну такую яму, в которую, кстати, чуть не наступила.

   — Можешь не волноваться, — успокоила ее я. — Это всего лишь твоя Ненависть.

   — Моя что? — переспросила она, останавливаясь.

   — Я бы не стояла к ним так близко. Это темная штука иногда так закипает, что выплескивается, — небрежно заметила я, с улыбкой наблюдая, как она отбегает на безопасное расстояние.

   — Ничего страшного, — сказала я, продолжая путь, — всего лишь лужицы Ненависти. Кстати, они не такие большие, как кажется. Самая глубокая сантиметров пятнадцать.

   — И это что-то значит? — Странница старалась держаться ближе ко мне.

   — Только то, что ты не способна ненавидеть. У некоторых эта штука разливается реками, оставляя лишь небольшие островки суши. У тебя же всего пара луж, а ты уже поднимаешь панику.

   — Я не поднимаю панику, — пробормотала она себе под нос, но достаточно громко, чтобы я услышала.

   — Весьма веское опровержение, — усмехнулась я. — Могла бы придумать что-нибудь пооригинальней.

   Она промолчала.

   — Неужели ничего не хочешь возразить? — я вопросительно посмотрела на нее и сама чуть не наступила в лужицу бурлящей Ненависти.

   Она промолчала во второй раз.

   — Неужели ни одного ехидного замечания? Ни одной колкости? Ни одной саркастичной фразы? — продолжила я, обойдя лужу.

   Она опять промолчала.

   — Ну, как хочешь, — пожала я плечами.

   — Откуда она берется?

   — Кто?

   — Моя Ненависть, — Странница остановилась перед лужей.

   — Да мало ли откуда, — я тоже затормозила и встала рядом. — Грубо ответили, косо посмотрели, неудачно подшутили... Здесь может быть миллион вариантов.

   — Не очень хорошо начинать ненавидеть из-за какой-то мелочи. Эти лужи здесь лишние.

   — Ну да. Они мало украшают здешний пейзаж, но, повторяюсь, судя по их глубине, ты абсолютно не умеешь ненавидеть, — заметила я.

   Мы некоторое время молча смотрели на тихо кипящую Ненависть. Она была черной, как нефть, тягучей, как мед, и, наверняка, вкусной, как подошвы ботинок. Хотя, что еще ожидать от Ненависти, разрушающей жизнь? Люди иногда без причины придумывают ее, искажая свой внутренний мир и лишая таких, как я, нормального места жительства. Я бы сказала: "Ни себе, ни людям", — но меня вряд ли можно считать человеком в полном смысле этого слова.

   — Кажется, я что-то вижу, — я схватила Странницу за руку.

   — Что? — она стала внимательней вглядываться в черную жидкость.

   — Вот, вот, это становится четче, — выдохнула я, сжимая ее пальцы.

   — Что? — она наклонилась ближе.

   — Слова. Да, да, слова. Я уже могу прочитать.

   — Ну!

   — Хватит уже стоять и смотреть на меня, как две курицы. Все равно ничего не увиди­те. Подпись Ненависть, — хихикнула я.

   — Я думала, ты и правда что-то увидела.

   — Тебя в очередной раз развели, — усмехнулась я.

   — Пошли уже, — бросила она и зашагала к лесу.

   — Можно подумать, это я тут стояла и пыталась понять первопричину и историю по­явления Ненависти, — фыркнула я.

   Я пошла следом и через пару шагов догнала ее. Странница обиженно молчала.

   — Расслабься, — я хлопнула ее по плечу.

   — Так что же это за живописная растительность? — спросила она, останавливаясь пе­ред плотной стеной деревьев.

   — Это твои Страхи, — зловеще сказала я.

   Она зевнула.

   — Какая наглость.

   — И что же за страхи? — Странница проигнорировала мою фразу.

   — Детские, взрослые, юношеские, осознанные и нет, фантастические и вполне реаль­ные, — теперь зевнула я.

   — Ага.

   — Если тебе интересно, то все твои ночные кошмары, комплексы, пьяные заморочки и образы в темноте приходят отсюда, — продолжила я. — И еще, я бы посоветовала тебе смотреть поменьше триллеров. Не очень приятно, когда после очередного киносеанса от­сюда выбегает какой-нибудь маньяк с топором или кукла-убийца.

   — Как выбегает?

   — Очень быстро, — ответила я, — и с вполне очевидными намерениями.

   — В смысле оттуда может кто-нибудь выскочить?

   — Обычно там все спокойно, если все эти зловещие бормотания, шелесты, шорохи и гулы можно считать спокойными, но в периоды эмоциональной нестабильности на почве просмотра ужастика всякое бывает. Ладно, пошли дальше, здесь есть еще парочка вещей намного больше достойных внимания, чем этот милый лес.

   Я развернулась и зашагала в противоположную от леса сторону. Через пару секунд Странница догнала меня и спросила:

   — А почему именно лес? Это же такое банальное сравнение.

   — А вот это надо спросить у тебя. Это ты так представля­ешь свой Страх, а не я, это порождение твоей, как мне теперь кажется, не вполне здоровой фантазии.

   Странница обиженно фыркнула.

   — А еще ты слишком обидчива, — тут же сказала я. — Ты слишком остро на все реаги­руешь.

   — Просто ты все время меня критикуешь, — проговорила она, останавливаясь, чтобы пропустить очередную волну пузырей.

   — А так как я — это ты, следовательно, ты сама себя критикуешь, — заключила я, многозначительно глядя на нее.

   Пузыри пролетели мимо и унеслись в небо, подгоняемые ветром. Этот же самый ве­тер растрепал наши волосы. И этот ветер мне не понравился. Он означал, что у нас не так уж много времени, гораздо меньше, чем мне хотелось бы. Жизнь так несправедлива. Но не в моих силах остановить время, поэтому придется подстраиваться под обстоятельства.

   Странница не обратила на ветер внимания. Ну, еще бы. Она не жила в этом месте всю жизнь и не могла понять значение этого ветра. А я не стала объяснять, я просто пошла дальше.

   Пейзаж не менялся: все тот же зеленый луг, мягко перетекающий в лес и кое-где изъеденный лужицами Ненависти, все формы сглажены, небо без солнца и луны. Фонтан, стоящий на одном углу, остался позади, но вокруг были не менее странные сооружения. Гибрид арфы и флейты, наполовину погрузившийся в землю, что-то напоминавшее ог­ромную зубную щетку, обвитую плюющем, машина "Победа" с колесами, прикрученны­ми к крыше, и упирающаяся бампером в пушистую пепельницу в виде кролика. Вот малая толика того, что можно было видеть, остальные вещи просто не поддавались описанию. Пожалуй, тут не хватало только испарившегося черепа, содомизирующего рояль на коде.

   Вдруг рядом с "Победой" мелькнула чья-то тень. Присмотревшись, я узнала это ми­лое создание.

   — А вот и твоя Удача, — дернула я Странницу за рукав.

   — Где? — она оторвалась от созерцания торчащей из земли розетки.

   Я указала на сгорбленную, хромую, страдающую косоглазием старуху, осторожно выглядывающую из-за машины. Одета она была в потрепанные вещи, которые пахли да­леко не розами. Во рту у нее осталось зубов пять, причем лишиться последних трех ей помогла я. Конечно, мало выдающегося, но это того стоило.

   Удача заметила, что мы заметили ее, и вышла из своего укрытия. Даже не вышла, а выпрыгнула и подбежала к Страннице.

   — Неудачница! — крикнула она ей в лицо.

   Странница застыла, не зная, что сказать.

   — Растратила мою молодость попусту! Это из-за тебя я состарилась раньше времени. Из-за тебя я разваливаюсь, как какой-то антиквариат. Ты раздаривала меня направо и на­лево, не думая о последствиях. Неудачница!

   Высказав все свое недовольство (которое оказалось на удивление коротким) и вы­плеснув всю свою ярость (которая оказалась чуть теплой), Удача быстро похромала в сто­рону огромного сухаря, увешенного гирляндами.

   — Да-а, — протянула Странница. — Неудивительно, что мне не везет в азартные игры.

   Я хихикнула.

   — А как она могла состариться из-за меня? — поинтересовалась Странница.

   — Так же, как я сойду с ума от твоих вопросов, — хмыкнула я и продолжила прерван­ный путь.

   — Эй!

   — Неужели ты действительно хочешь знать, почему старушка так сердита на тебя?

   Она кивнула.

   — Ты слишком часто желала удачи другим. И с каждым твоим пожеланием она становилась старее. В итоге у нее не осталось сил на тебя, а ты продол­жаешь все так же беззаботно раздаривать ее окружающим.

   Странница застыла на месте, переваривая услышанное.

   — Не бери в голову, — я взяла ее под руку и потащила дальше.

   — Но...

   — Пока ты не сказала очередную глупость, хотелось бы добавить, что Удача все несколько преувеличила.

   Краем глаза я заметила, что Странница с надеждой посмотрела на меня. Наверное, хотела услышать какие-нибудь слова поддержки или что там обычно говорят в такие мо­менты, но:

   — Конечно, ты виновата, что она выглядит не самым лучшим образом, — ехидно проговорила я. — Но ведь Удача до сих пор жива, хотя с твоей щедростью, по идее, уже давно должна была отправиться в лучший мир.

   — Не понимаю.

   — Кто бы сомневался, — хмыкнула я. — Твои друзья, или не друзья, не знаю точно, тоже время от времени желают тебе удачи, за счет этого "милая" дама держится. Пару лет воздержишься от искренних пожеланий, и, глядишь, она придет в более симпатичную форму. Хотя зубы, выбитые мной, это ей вряд ли вернет.

   — Так просто?

   — Ну да. Я же сказала, не бери в голову.

   Мы шли дальше. Странница с интересом разглядывала странные порождения ее фан­тазии. У одних она задерживалась, другие окидывала быстрым взглядом. В общем, вела себя так, будто находилась на выставке, а не в своем внутреннем мире. Тут ей на глаза по­палась клетка, которая стояла между странным деревом из железа и не менее странным огромным куском мыла с изображением жирафа.

   — Зачем ты посадила эту милую кошку в клетку? — гневно спросила она.

   В клетке и правда сидела кошка. Черная в белую полоску, или наоборот, что, в прин­ципе, одно и тоже, глаза — ярко-голубые, когти — длинные, вид — самый невинный.

   — Только не говори, что хочешь ее выпустить, — скептически пробормотала я.

   — Ну, конечно, — Странница подошла к клетке. — Это же бесчеловечно — держать жи­вотных взаперти.

   — Тоже мне, защитница братьев наших меньших.

   Странница протянула руку, чтобы открыть замок, как вдруг кошечка злобно зашипе­ла, выпустила свои когти и бросилась на клетку. Она просунула лапу между прутьями, явно намереваясь поцарапать Странницу, но та вовремя убрала руку и в испуганно отшатну­лась. Странница наступила на камень, поскользнулась и упала на свою самую аппетитную часть.

   — Познакомься, Истерика, — проговорила я ей в ухо.

   — Кто?

   — Истерика, — услужливо повторила я.

   Странница поднялась и отряхнулась.

   — Дурацкое имя, — бросила она.

   — Я бы сказала, дурацкий образ, — хмыкнула я. — Делать свою истерику похожей на кошку, твоя не самая выдающаяся идея.

   — Это не кошка, а какой-то бешеный зверь, — ответила Странница, глядя на злобно шипящую кошку.

   — Пару секунд назад она казалась тебе милой, а меня ты обвиняла в издевательстве над животными.

   — Я же не знала, что она такая неадекватная, — фыркнула Странница. — Теперь я ду­маю, что в клетке ей самое место, хотя, на мой взгляд, сейф был бы надежней.

   Кошка тем временем начала царапать пол когтями. Не самый приятный и мелодич­ный звук.

   — Вообще-то, я пробовала сейф, — заметила я.

   — А почему она тогда в клетке? — поинтересовалась Странница. — Никогда не поверю, что ты поместила ее сюда из жалости.

   — Вот и правильно, не верь. Она его прогрызла.

   — Как? — удивленно посмотрела на меня Странница.

   — Так же, как сейчас пытается перегрызть прутья, — я кивнула в сторону клетки.

   Кошка и в самом деле с завидным упорством грызла прут, но тот стойко держался.

   — Она, и правда, ненормальная, — проговорила Странница, отворачиваясь от клетки и продолжая путь.

   — Как и любая истерика, — пожала я плечами. — Только дай ей повод, и она снесет все, превратит порядок в бардак, бардак в хаос, хаос во что-нибудь еще.

   — Я же ей абсолютно ничего не сделала, — Странница провела пальцами по струнам ледяной гитары.

   Те звякнули и рассыпались песком.

   — Тебе тоже никто ничего не делал, когда она пару раз вырывалась на свободу, — фыркнула я. — Истерика без повода — зрелище, конечно, красочное и впечатляющее, но абсолютно бессмысленное.

   — Знаешь, — повернулась ко мне Странница, — слушая тебя, можно подумать, что все, что я делаю, бессмысленно.

   — Ага, — кивнула я и, обойдя ее, пошла дальше. — Именно так.

   Мы проходили мимо высушенной морской звезды кислотно-желтого цвета, когда перед нами выскочила девочка лет семи. Волосы ее были светло-зелеными, брови — фио­летовыми, глаза — черными, губы — ярко-розовыми, а сама она была приятного шоколад­ного оттенка.

   — Привет! — сказала она Страннице.

   — Привет, — поздоровалась та.

   — Я Логика. А ты? — девчушка улыбалась от уха до уха.

   — Я? — Странница вопросительно посмотрела на меня, я пожала плечами. — Я Стран­ница.

   — Очень приятно. Ты здесь надолго? — девочка начала прыгать вокруг нас.

   — Не знаю.

   — Оставайся, оставайся, оставайся, — Логика вцепилась в ее руку. — Тут так скучно. И эта рыжая все время на меня кричит, — она указала на меня. — Мы тут будем раз­влекаться, и рыжая ничего не сможет сказать против, потому что ты главнее. Она тут со­всем распустилась, чувствует себя хозяйкой и делает все, что хочет.

   — Я и есть хозяйка, — ехидно заметила я.

   — А вот и нет. Мы где находимся? В ее мире, — Логика указала на Странницу. — Зна­чит, она тут распоряжается.

   — Ну-ну, — скептично произнесла я.

   — Ну, пожалуйста, оставайся, — девчушка умоляюще посмотрела на Странницу.

   — Она подумает, — ответила я за нее и пошла дальше.

   — Ты, ты... — Логика задохнулась от возмущения.

   — Кстати, у Истерики опять плохое настроение, — бросила я через плечо. — Думаю, вы сейчас найдете общий язык на почве ненависти ко мне.

   — Я... Пока, — проговорила Странница и поспешила за мной.

   — Пока! — Логика сверкнула улыбкой и побежала в ту сторону, где была клетка Исте­рики.

   — Ты была с ней не особо приветлива, — заметила Странница, когда Логика скрылась из вида.

   — Если бы я была любезней, она бы в конец обнаглела, — пожала я плечами. — Чем строже, тем лучше.

   — Но не по отношению к ребенку, — Странница укоризненно посмотрела на меня.

   — Она не ребенок, — вздохнула я. — Это ты видишь ее так. Хотя... ничего удивительного. Твоя логика нелепая и наивная, как и эта маленькая девчушка.

   — А почему ты отправила ее к Истерике? Не боишься, что она ее выпустит?

   — Сейчас они с Истерикой на одной волне, может, девчонке удастся ее успокоить, — проговорила я. — А насчет "выпустит"... Конечно, Логика абсолютно нелогична, но не надо делать из нее дуру. Она прекрасно знает, чем чревата свобода Истерики.

   — Понятно.

   Снова подул легкий ветерок. На этот раз он был дольше. Нехорошо. Надо торопить­ся.

   — Пошли, — проговорила я. — Здесь есть еще парочка интересных порождений твоей буйной фантазии, моя несостоявшаяся Дали.

   — Что это? — спросила Странница, останавливаясь перед огромным зеркалом, разрисованным краской настолько, что отражения не было видно.

   — Вот это? — переспросила я, указывая на это уже "незеркало".

   — Да нет, — отмахнулась Странница. — Ты слышишь шум воды?

   Я прислушалась. Странно, откуда здесь мог взяться шум воды, если ее тут не было? Если только...

   — Меняем маршрут, — сказала я. — В нашей экскурсии появилась еще одна достопримечательность.

   — Так это все-таки вода? — поинтересовалась Странница, спеша за мной.

   — Вода, вода, — подтвердила я, огибая большую бумажную розу, увешанную леден­цами.

   Пара шагов и нашему взору открылся водопад высотой метров пятьдесят. Когда-то, вдобавок к высоте, был мощный и широкий поток падающей воды, но теперь сверху текла лишь тоненькая струйка, представляя собой довольно жалкое зрелище.

   — Надо же. А я думала, что он уже давно высох.

   — Судя по его плачевному состоянию, до этого недалеко, — кивнула Странница.

   — Несколько странно слышать эти слова от тебя, — пробормотала я и, встретив ее удивленный взгляд, спросила. — Ты ведь не знаешь, что он символизирует?

   — Откуда? Я же здесь недавно.

   — И ни одной догадки?

   — Нет.

   — Может, подумаешь?

   — Да не знаю я! — раздраженно крикнула Странница.

   — Дубль двести пятьдесят два, — я не могла отказать себе в удовольствии поиздевать­ся. — Это твой мир, все, что здесь есть, придумала ты, значит, ты должна знать. Ничего сверхъестественного, просто надо пораскинуть мозгами, в наличии которых у тебя я сомневаюсь.

   — Благодаря тебе, я теперь тоже сомневаюсь в их существовании, — заметила Стран­ница.

   — Это был камень в мой огород?

   — Я не знаю, что значит этот водопад, который и водопадом-то назвать сложно, — проигнорировала мой вопрос Странница.

   — У-у-у... — протянула я. — По-моему, на тебя слишком давит твое "сверх-Я", если ты не можешь даже мне признаться, что хотела оскорбить меня.

   — Я даже не думала об этом. И, кстати, если ты не за­метила, тебя довольно трудно оскорбить. Скорее ты кого угодно заставишь почувствовать себя ничтожеством.

   — Да? — я уловила в ее голосе злые нотки. — Ты считаешь меня настолько жестокой? Хотя, смысл спрашивать тебя об этом? Все равно этикет и правила поведения, навязанные нашим высокоморальным обществом, не позволят тебе ответить.

   Странница резко вскинула голову и, посмотрев прямо мне в глаза, четко произнесла:

   — Да. Я считаю тебя жестокой и циничной. И мне совсем не нравится, что ты явля­ешься частью меня.

   — Ты хотела бы меня ударить? — усмехнулась я.

   — С огромнейшим удовольствием, — ответила она, не отводя взгляд.

   — Поздравляю, — я широко улыбнулась и торжественно пожала ей руку. — Один-ноль в твою пользу в неравной борьбе с намного более могущественным соперником, имя ко­торому "сверх-Я", — я захлопала в ладоши.

   Странница удивленно захлопала глазами.

   — Познание, признание и высказывание собственных чувств и желаний — первый шаг на пути к абсолютной свободе, — сделав чрезвычайно умный вид, произнесла я.

   — Опять издеваешься надо мной? — обреченно спросила Странница.

   Я радостно закивала. Она открыла рот, чтобы высказаться по этому поводу, но сей­час меня не интересовало ее мнение, поэтому:

   — Этот водопад — твоя Вера.

   — Чего? — не поняла Странница.

   Видно я слишком резко переключилась на другую тему, и ее мозги не успели срабо­тать. Говорила же я ей заниматься интенсивной мыслительной деятельностью, но "Я" и "сверх-Я" решили, что это совсем не обязательно, и вот, пожалуйста. Я бы сказала, просто "блестящий" результат.

   Я помолчала пару секунд, а потом повторила:

   — Этот водопад — твоя Вера.

   — Во что? — до нее наконец-то дошло, о чем идет речь.

   — Ты меня прямо-таки озадачила своим вопросом.

   Я пару секунд подумала и произнесла:

   — Пожалуй, это Вера во все: в добро, в чудеса, в смысл твоего существования, в мис­тику, в справедливость, в жизнь после смерти, в свою нормальность, в конце концов.

   — Ага, — медленно произнесла Странница.

   — Ну, и как ты сама сказала, скоро он совсем высохнет, и, следовательно, твоя Вера тоже иссякнет.

   — Банально.

   — Ты имеешь в виду образ? — уточнила я и, дождавшись ее кивка, продолжила, — Так как декоратором здесь работала ты, значит...

   — Это я банальна и не способна ни на что оригинальное, — перебила меня Странница.

   — Конечно, не так резко, но основную идею ты уловила, — кивнула я и, бросив по­следний взгляд на водопад, пошла обратно.

   — Водопад пересыхает, потому что иссякает Вера, — пробормотала Странница у меня за спиной. — А зачем верить в вещи, которые не существуют?

   Я сделала вид, что не услышала ее вопрос, и избавила себя от необходимости отве­чать. Ей решать, во что верить, а во что нет, а я — всего лишь ее отражение, которое, как мне кажется, довольно сильно искажено и значительно отличается от оригинала.

   Еще один порыв ветра заставил меня ускорить шаг. А Странница шла следом, пото­му что ей некуда было деться. Может, она думала над своим же вопросом, а, может, и нет. Лично я бы забила на это дело. Но она не была мной.

   — Кстати! — воскликнула Странница, резко останавливаясь.

   — Ну что еще? — обреченно поинтересовалась я.

   — Помнится, ты говорила, чтобы я как можно тщательней выбирала слова для выра­жения своего мнения о тебе, — напомнила она. — А пару минут назад ты сама вынудила меня сказать, что я о тебе думаю. Причем это была не самая лестная оценка.

   — Так ли уж вынудила?

   — Не уходи от ответа, — она в упор посмотрела на меня.

   — Неужели я такое сказала? — удивилась я. — Что-то не припомню.

   Странница подозрительно посмотрела на меня. Я вздохнула, развела руками и пошла дальше.

   Ну да, не самый незаметный способ уйти от ответа, в прямом и переносном смысле. Но, неужели, я должна сейчас тратить время, объясняя ей, что тогда я была вовсе не на­строена слушать ее критику? Вот и пришлось придумать такое правило. Нет, оно, конечно же, действовало, но только когда Странница была в реальном мире, а не здесь. Так что можно считать, что я не лгала, а просто сказала не всю правду.

   Изумрудно-зеленый луг мягко и ненавязчиво перешел в поляну стеклянных цветов. Фиалки, ромашки, гиацинты, тюльпаны, гвоздики, розы, астры. Синие, белые, оранжевые, зеленые, фиолетовые, желтые, розовые. На любой вкус и цвет.

   Странница молча шла рядом, не замечая того, что создала довольно забавный ландшафт. А я не думала обращать на это ее внимание. Наверное, ее так сильно зацепил водопад, что она до сих пор не могла отойти. Интересно, что с ней будет в финале нашего небольшого похода? Надеюсь, мозг у нее не разорвется, потому что моя "детская" психика вряд ли выдержит подобное зрелище.

   Вдруг рядом послышался лай и, выбежавший из-за прозрачно-голубого гиацинта, щенок начал радостно прыгать на нас.

   — Ой, какая прелесть, — Странница тут же присела на корточки и принялась усердно гладить его.

   — Какая идиллия. Бесподобно, — усмехнулась я.

   — Как его зовут? Доброта?

   — Ну, почти угадала. Агрессия.

   — Да ладно. Какая из него Агрессия? — щенок лизнул ее в щеку.

   — Не спорю, сейчас он мало на нее походит, — кивнула я. — Но, поверь мне, когда ты теряешь над собой контроль, он превращается в такого монстра, по сравнению с которым все злодеи мира вместе взятые напоминают одуванчики. В такие моменты даже Истерика с Удачей предпочитают притихнуть и не высовываться.

   — Не верю.

   — Я тоже не верила, пока не увидела, — фыркнула я. — Хотя, если ты считаешь, что вешанье лапши тебе на уши является моей первостепенной задачей, я ничем не могу по­мочь.

   — Я вовсе так не считаю.

   — Ну, что я могу сказать? Отлично, — усмехнулась я. — А то я готова была расплакать­ся от осознания того факта, что ты мне не доверяешь. После всего, что я для тебя сделала, после того, как я не сказала ни единого лживого слова...

   — Хватит, — перебила меня Странница и, перестав обращать внимания на щенка, за­шагала дальше.

   — А знаешь, иногда я сажаю его на цепь, — сказала я, догоняя ее.

   — Кого?

   — Агрессию.

   Странница резко затормозила и возмущенно посмотрела на меня.

   — Ну, давай, скажи мне, что я жестоко обращаюсь с животными, и что ты никогда не примешь меня ни в "Фонд защиты дикой природы", ни в "Greenpeace", — предложила я.

   — Тебе еще не надоело говорить всякую чушь?

   — Я говорю чушь? — я была искренне удивлена. — Это для меня открытие. Я думала, что это твой удел.

   — Ну, вот, опять.

   — Между прочим, я говорю и делаю то, что хочу, а, следовательно, то, что хочет на­стоящая ты, — заметила я.

   Странница скептически надула губы.

   — Вот-вот, — обратила я на это внимание. — Ты все время пытаешься быть ироничной, остроумной, критичной, яркой, саркастичной (и еще много других качеств), но из этого мало что получается. А почему? А потому что ты не чувствуешь себя, не чувствуешь меня. Ты не хочешь слушать меня и, уж тем более, признавать, что в большинстве случаев права я.

   Странница задумчиво посмотрела на меня:

   — Что ж, может, ты и права.

   — Ну, наконец-то! Ты даже не представляешь, как долго я ждала этих слов, — я до­вольно улыбнулась.

   Но тут налетел очередной порыв ветра. И, подняв голову, я заметила на не знавшем посторонних объектов небосводе сияющее солнце. Время убегало, просачиваясь сквозь пальцы как песок. Но радовало то, что мне осталось показать еще лишь одно странное творение Странницы.

   Мы шли по аллее. Стоящие справа и слева огромные деревья сплетали над нами свои ветви. Тут были клены, березы, сакура, бамбуки, ивы, каштаны и секвойи. Конечно же, не обошлось без деревьев из железа, серебра, стекла, пивных банок, ваты, книг, замерзшей ртути и полотенец.

   Наконец, аллея кончилась, и мы вышли на поляну, окруженную круглыми камнями из морской пены. В центре возвышался огромный столб из звездной пыли и осколков льда.

   — Хотелось бы представить вашему вниманию завершающий этап нашего похода и, пожалуй, самый любопытный экспонат окружающего пейзажа, — весьма пафосно и офи­циально произнесла я.

   — Александрийский столб?

   — Ушам своим не верю, — всплеснула я руками. — Неужели, у тебя начало появляться чувство юмора?

   — Стараюсь по мере сил, — пожала плечами Странница.

   — Мои поздравления, — я пару раз хлопнула в ладоши.

   Странница поклонилась.

   — И все-таки что же это?

   — Твой Идеал мужчины, — ответила я, глядя в небо и пытаясь разглядеть верхушку столба.

   — Я мечтаю о Гулливере, который посетит мою страну лилипутов?

   — Не воспринимай все так буквально, — усмехнулась я. — Это всего лишь пьедестал.

   — Пьедестал? — ее брови поползли вверх.

   — Ага. Ты придумала себе идеального мужчину и сама подняла его на недосягаемую высоту. И, кстати, каждого мужчину ты сравниваешь с ним, но мало кто дотягивает хотя бы до середины этого столба. Что, впрочем, абсолютно неудивительно.

   — А как он хоть выглядит, этот мой Идеал? — поинтересовалась Странница, обходя вокруг пьедестала.

   — Без понятья, я его ни разу не видела.

   Странница нахмурилась.

   — Можешь мне не верить, но я не нашла достаточно длинной лестницы, чтобы за­браться на самый верх, — хмыкнула я. — Так что внешность твоего идеального мужчины останется для меня загадкой.

   — Как и для меня.

   — Хотя, может статься, что там никого нет, — проговорила я, разглядывая солнце, ко­торое становилось все больше и больше.

   — То есть?

   — То есть тебе неплохо одной и, чтобы чувствовать себя счастливой, тебе не нужен никакой идеальный мужчина.

   — А, может, там и не мужчина, — предположила Странница.

   — Тоже вариант, — кивнула я. — Но боюсь, я слишком консервативна и старомодна, чтобы предполагать, что на этом высоченном пьедестале стоит не представитель сильного пола.

   Мы переглянулись и рассмеялись.

   Наш смех оборвался одновременно с первым раскатом грома и толчком землетрясе­ния. Порывы ветра стали сильнее и продолжительнее. Солнце занимало уже полнебосвода и припекало, как добротный горчичник. Земля содрогнулась еще раз, и по ней побежали причудливые трещинки. Пьедестал опасно закачался.

   — Кажется, тебе пора, — сказала я.

   — А что происходит? — недоуменно спросила Странница.

   — Похоже, от неожиданности твои мозги опять перестали работать. Позволь напомнить, ты прыгнула в реку.

   — Ну да, я помню.

   — Да? — я приподняла бровь.

   — Ну, почти помню, — поправилась Странница.

   — Так вот, хочу тебе так же напомнить, что в данный момент ты медленно погружа­ешься на дно.

   — И?

   — Ты умираешь. И твой мир умирает вместе с тобой. Он меняется и разрушается. Появились солнце и ветер, которых здесь никогда не было, началось земле­трясение.

   Тут послышался треск, и деревья, образовывавшие аллею, повалились на землю. Го­лубые осколки неба начали падать на нас, а камни из морской пены — растекаться подобно меду.

   — Ну, вот, — вздохнула я, — мир рассыпается на кусочки. А я-то думала, что не доживу до конца света.

   — Не напрягайся, я ведь еще не умерла, — улыбнулась Странница и растаяла.

   Девушка вынырнула из воды, судорожно глотая воздух и отплевываясь. На мосту уже собралась толпа зевак, которые начали что-то выкрикивать, едва ее голова показалась над поверхностью. Кто-то звонил в "скорую", кто-то в милицию, а кто-то даже пожарным. Девушка пару секунд посмотрела на них и поплыла к берегу. Там ей услужливо помогли выбраться из воды. Кто-то даже поинтересовался:

   — Как вы? Все в порядке?

   — О, да, — кивнула девушка, улыбаясь. — Правда, водичка не для ку­пального сезона, но если вы морж, вам подойдет.

   — Извините? — переспросили ее.

   — Я подумаю над этим, — кивнула девушка и, отжав волосы насколько это было воз­можно, высоко подняла голову и зашагала вдоль берега, уходя прочь от людей, застывших с открытыми ртами.

   Они не поняли ее, а она не старалась понять их, но ей было все равно. Главное, что она понимала себя.

   Я стояла на камне из морской пены, оглядываясь вокруг, как вдруг на соседний ка­мень запрыгнула Логика. Она почесала свою фиолетовую бровь и спросила:

   — Зачем ты ее отпустила?

   — Неужели ты считаешь, что я должна была оставить ее только для того, чтобы она развлекала тебя? — усмехнулась я.

   — Вообще-то, нет, — проговорила она, наматывая на палец зеленую прядь волос. — Ведь тебе было с ней весело. Ты могла бы оставить ее для себя.

   — Не делай себя глупее, чем ты есть на самом деле, — хмыкнула я, поворачиваясь к ней. — Ты прекрасно знаешь, что если бы оборвалась ее жизнь, преждевременно прекрати­лась бы и наша.

   — В твоих словах есть смысл, — сверкнула улыбкой Логика и убежала.

   Я стояла на камне из морской пены и смотрела на небо, на котором больше не было чуждого ему солнца.

   — Какой бы жестокой ты меня не считала, все-таки я сделала кое-что достойное по­хвалы, — сказала я громко.

   Покрывавшие землю трещины исчезли, легкий ветерок в последний раз растрепал мои волосы и растворился.

   — И еще одна просьба личного характера, — пробормотала я, надеясь, что Странница все-таки услышит. — Не стоит больше грустить. Потому что когда ты грустишь, здесь идет дождь. А это так отвратительно в этом месте. И мне становится так одиноко.