Anastasia — Слишком хорошо, чтобы быть ложью

Кафе, в котором я обыкновенно завтракал, находилось в двадцати минутах езды от моего дома. Это было маленькое и тихое место, которое, несмотря ни на что, пользовалось невероятной популярностью и в нашем районе, и среди проезжавших тут людей.

Самой замечательной вещью в кафе был старый музыкальный автомат — из тех, в которые нужно бросать монетки. Бывший хозяин ресторана и его основатель неизвестно откуда достал это чудо, и теперь автомат пробуждал ностальгию у старших посетителей. Те, кто был помладше, смотрели на автомат как на что-то диковинное, будто привезённое на машине времени из того периода, когда виниловые пластинки ещё не стали пережитком прошлого.

Новый хозяин постарался придать помещению современный вид. Плакатов популярных исполнителей шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов стало заметно меньше по сравнению со странноватыми картинами, принадлежавшими перу малоизвестных постмодернистов и фотографиями голливудских знаменитостей. Но убрать автомат никто не решился. Он с прежним величием занимал своё место в углу.

В кафе подавали завтрак, лёгкий обед и много разных мелочей, которыми можно было полакомиться в перерывах между трапезами, вроде мороженого или пиццы.

Рабочий персонал кафе — от официантов до шеф-повара — состоял из милых и улыбчивых людей. Это придавало и без того приятной обстановке тёплый домашний уют. В общем, было много причин тому, что кафе являлось самым популярным заведением этого типа в округе.

Я занял своё обычное место за столиком в углу, рядом с каким-то экзотическим растением в деревянной кадке. Со стен на меня смотрели две знаменитости — Пол Маккартни и Николас Кейдж. Отличные соседи, не так ли?

Ко мне подошла Дженни, одна из официанток.

— Какие люди. Доброе утро, — заговорила она, с любопытством меня оглядывая. — Я давно тебя не видела. Как ты? Мои соболезнования по поводу мамы... мы все волновались за тебя и отца...

— Жизнь продолжается, даже если мы думаем по-другому. — Я помолчал и добавил: — Ты отлично выглядишь.

Щёки Дженни покрылись румянцем, и на лице её мелькнуло выражение какого-то фальшивого кокетства.

Я едва удержался от того, чтобы сморщить нос в гримасе отвращения.

— Спасибо, мне очень приятно это слышать. Сегодня ты один?

Я бросил взгляд на наручные часы.

— Бен опаздывает. Странно. Значит, что-то действительно серьёзное. Принеси мне кофе. Позавтракаю потом.

Когда Джейн принесла мне кофе, я сделал пару глотков, окончательно прогоняя холод, закурил и стал разглядывать одну из посетительниц. Это занятие уже в какой-то мере стало утренней традицией.

Эту женщину я заметил в кафе давно — и видел её каждый раз, появляясь тут с утра. Она сидела за столиком у окна, в профиль ко мне. У неё были пышные рыжие волосы, которые она никогда не заплетала, и огромные зелёные глаза. Незнакомка не была очень высокой, она двигалась необычайно изящно и имела такую осанку, которой могут похвастаться разве что индийские танцовщицы.

Она слово не замечала устремлённых на неё мужских взглядов и, о чём-то размышляя, ела фруктовый салат — это был её традиционный заказ.

Сегодня женщина была одета в длинную тёмно-серую юбку, не облегающую, но и не скрывавшую достоинств её фигуры (которыми она определённо обладала), длинный жакет такого же цвета и белую рубашку с довольно-таки откровенным декольте. Обута она была в чёрные сапоги на высокой шпильке, которые ничуть не стесняли её движений и не портили её походки. К украшениям таинственная леди была, по всей видимости, равнодушна, так как почти всегда она носила одно и то же: золотую цепочку с кулоном странной формы и серьги из того же металла. На стуле висела небольшая чёрная сумочка, а на столе рядом с книгой лежал крошечный сотовый телефон.

На лице женщины не было ни грамма косметики. Видимо, она понимала, что это будет явно лишним и инстинктивно, по-женски, чувствовала, что подобная неестественность может отпугнуть.

Она ведьма, думал я. Каждый раз я, взглянув на неё, только усилием воли мог отвести глаза. Так смотрят на что-то, что одновременно и красиво, и отталкивающе. В ней было что-то невыразимо пошлое: в изящном изгибе скул, в задумчивой улыбке, неизменно мелькавшей на её губах. И в глазах. Её глаза казались мне глубоким колодцем. В какой-то момент чёрная бездна становится тёмно-зелёной. И смотреть в эти глаза нельзя. Иначе какая-то неведомая сила заставит тебя прыгнуть вниз. И пути назад нет. Ты никогда не выберешься на волю. Ты можешь лишь упасть ещё глубже.

Тем временем женщина заказала кофе. В ожидании заказа она почистила свой мундштук, вещь, по всей видимости, очень дорогую, достала сигарету из пачки лёгких «Marlboro», и через несколько секунд уже курила, думая о своём.

Ей надо носить паранджу, подумал я.

Вдруг женщина повернула голову и посмотрела на меня. Я попытался отвести глаза — но не тут-то было. Женщина смотрела на меня спокойно и немного изучающее, не выпуская из пальцев мундштука.

— Доброе утро! — вдруг раздался из-за моей спины голос Бена — и я вздрогнул от неожиданности. — Извини за опоздание. Сломался-таки мой велосипед. Пришлось взять папин. Прямо беда.

Бен был моим одноклассником и хорошим другом. Он происходил из семьи евреев-реформистов, но, как мне казалось, в облике его не было ничего еврейского — светлые волосы, голубые глаза и мягкие черты лица Бена делали его похожим скорее на русского или на поляка, чем на еврея. Но во всём, что касалось учёбы, Бен полностью оправдывал славные традиции народа книги. Он учился лучше всех в классе, одинаково хорошо успевая по всем предметам. Более того, Бен находил время и на спорт. И на то, чтобы вдохновлять меня на утренние пробежки.

Бен был творческим человеком в полном смысле этого слова. В глазах его всегда пряталось немного отсутствующее выражение, а голову наполняли бесконечные идеи, порой совершенно нереальные и даже немного сумасшедшие — но неизменно оригинальные. Бен великолепно рисовал, писал стихи и мечтал написать исторический роман о крестоносцах.

— Слушай, что это за холод на улице? — деловито спросил мой друг, присаживаясь.

— Видимо, зима, — не менее деловито ответил я. — Почему ты без шапки? Я чуть не отморозил себе уши.

— Не было времени искать шапку — я и так опаздывал. Ну, как тебе подниматься в шесть с половиной после месяца, проведённого дома?

— Катастрофа, — признал я, делая лицо страдальца.

Бен заказал английский завтрак, после чего немного помолчал и обратился ко мне. Он любил поговорить, а я любил послушать — в этом плане мы отлично дополняли друг друга.

— Послушай, Брайан. Если бы тебе вдруг попали в руки десять миллионов долларов, что бы ты с ними сделал?

— Помог бы отцу выплатить ссуду за дом и купил бы новую машину.

— А что бы ты сделал с оставшейся суммой?

— Оплатил бы учёбу в университете.

Бен задумчиво покусал нижнюю губу.

— Нет, не так. Предположим, что ты помог отцу оплатить ссуду и купил новую машину. И у тебя остался месяц, чтобы потратить остальную сумму.

— Тогда... — Я задумался, глядя на него с нескрываемой досадой. — Тогда я пожертвовал бы их ливанским властям.

— Ливанским властям? — удивлённо ахнул Бен. — Зачем?

— Ты знаешь, во что превратила Ливан гражданская война? Знаешь, у скольких людей нет нормального жилья, скольким детям нечего есть? — Я вошёл в роль и теперь говорил как представитель благотворительной организации, который стремится любой ценой вытянуть из кармана почтеннейшей публики максимальную сумму на спасение Ливана — бывшей «Швейцарии Ближнего Востока». — Чтобы спастись от летней жары, люди купаются в грязных лужах! На улицах кучи мусора, вся промышленность в упадке — и нет тех, кто им поможет!

— Ну, не надо было доводить дело до войны, — резонно заметил Бен. — Они сами виноваты. Сначала открывают двери для беженцев и остальных отбросов общества, а потом страдают. А ты — прямо мама Тереза, Брайан. Почему ты не отдашь эти деньги новым репатриантам в Израиле? Или голодающим людям в Африке?

Я подался вперёд, тронул его руку и доверительно проговорил:

— Бен, если ты дашь мне эти десять миллионов долларов, то я обещаю, что поделюсь со всеми. Отдам всю эту сумму на благотворительность. Вероятно, накормлю ещё и голодающих в Пакистане. Идёт?

Бен с достоинством кивнул и принялся за принесённый заказ.

Мне почему-то совершенно расхотелось есть. Я допивал уже остывший кофе и продолжал наблюдать за незнакомкой. Она говорила по телефону — скороговоркой поясняла что-то собеседнику на том конце провода, иногда улыбаясь. У неё был низкий и немного грубоватый голос, который всё же можно было назвать приятным.

— Ты знаешь её? — спросил у меня Бен, не вытерпев и украдкой глянув через плечо.

— Да. То есть, не совсем — она работает в парикмахерской, в той, что напротив цветочного магазина. Отец там — постоянный клиент.

Бен снова посмотрел на женщину.

— Красивая, — уведомил он меня тоном знатока. — И как твой отец мог пройти мимо неё?

— Думаю, даже для отца это было бы чересчур.

Бен поднял в голову над тарелкой, и в его глазах мелькнуло то самое воодушевление, которое свойственно сплетникам, желающим рассказать собеседнику что-то «очень-очень интересное». Пожалуй, эта привычка меня в нём раздражала больше всего.

— Не хочу слушать этот бред, — оборвал я его. — Как ты можешь опускаться до сплетен, Бен? Кроме того, тебе давно пора уяснить, что подобные низости меня не интересуют. А отец не виноват, что его избрали мишенью для разговоров за спиной.

— Но я просто хотел рассказать тебе про то, как продавщица из ювелирного магазина вела себя в его присутствии. Это должно тебя...

— И, тем не менее, это меня не интересует, — терпеливо повторил я. — Давай найдём другую тему для разговора, и не будем обсуждать любовные приключения моего отца.

Бен надулся, будто мышь на крупу, и снова принялся за еду. Я знал, что он не сможет молчать больше пяти минут, а поэтому стал наслаждаться тишиной.

Раздался лёгкий стук каблучков, и в кафе появилась невысокая блондинка в джинсовом костюме. Она, как всегда, подошла к столику женщины, и подруги поцеловали дру дружку в щёку. Блондинка что-то сказала незнакомке, и та рассмеялась. Невзрачность пришедшей девушки ещё больше бросалась в глаза, когда она находилась рядом со своей яркой подругой.

Я подумал о том, что отец каждые три недели бывал в парикмахерской — он уделял много времени своей внешности. Может, у них всё же что-то было? Вряд ли. Отец очень любил женщин, но ни при каких обстоятельствах не стал бы их рабом. А такая женщина может быть только госпожой.

Женщина снова посмотрела на меня, но теперь по-другому. И тепло улыбнулась — как старому знакомому.

Блондинка бросила на меня высокомерный взгляд, изогнув ухоженные брови, и что-то шепнула своей подруге. Та ответила звонким смехом, после чего указала на дверь и взяла со стула свою сумочку.

— Чего ты на неё уставился? — нарушил свой обет молчания Бен.

— Она мне нравится, — признался я.

— Брайан, да ей под тридцать!

Когда я посмотрел в сторону окна, столик женщины был уже пуст.

— Нам пора, Бен, — сказал я, пропустив его последнее замечание мимо ушей.

— Да, пожалуй, ты прав. Дженни, дорогая, ты можешь нести счёт.

***

Когда я появился в кухне, часы показывали половину десятого утра.

Отец завтракал. Точнее, он пил кофе, читал газету и дымил сигаретой. И был одет в деловой костюм — совсем не по-субботнему.

— Кажется, я просил тебя убрать в саду, Брайан, — бросил мне отец, не оборачиваясь.

— Да, я помню. Я поздно лёг. Уберу обязательно.

— Хотелось бы верить. И сделай одолжение — убери немного дома. В гостиной, например, царит полный бардак. Вечером у нас будут гости. Я тебя кое с кем познакомлю.

— С кем?— полюбопытствовал я.

— С леди. Ты должен произвести на неё хорошее впечатление. И, — добавил отец, — избавь меня от концертов по поводу женщин. Я до сих пор люблю маму, но жизнь не стоит на месте. Люди встречаются, рождаются новые чувства.

— Не думаю, что тебе стоит оправдываться, — заметил я. — Тем более, передо мной. Это глупо, так как своего мнения я всё равно не изменю. Трудно жить в одиночестве, правда?

— Да. И на эту тему иронизировать не стоит. Ты вряд ли сможешь понять меня до конца.

— Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. И именно поэтому мне противен тот факт, что со смерти мамы не прошло и шести месяцев, а у тебя уже появилась другая женщина.

Отец повернул голову и удостоил меня взглядом.

— Ты в последний раз обращаешься ко мне в таком тоне, Брайан.

— Мне запрещено высказывать своё мнение?

— Да. Есть вещи, которые следует оставлять при себе. Особенно те, в которых ты ни черта не понимаешь. Я уезжаю по делам и буду только вечером. Сделай то, о чём я просил.

Отец оставил чашку на столе и, захватив со стола сигареты, пошёл к дверям.

— Папа? — позвал я.

— Да? — Он чуть замедлил шаг.

— Как её зовут?

— Лиза. Она очень милая женщина. Я уверен, что вы подружитесь. — Отец обернулся ко мне. — Мне неприятна твоя реакция, Брайан. Не то, чтобы я очень печалился по этому поводу — но мне действительно нравится эта женщина. Поэтому я не хочу, чтобы между вами было какое-то... непонимание.

Я не ответил, занятый приготовлением завтрака.

Отец ещё немного постоял в дверях.

— Приятного тебе дня, Брайан, — наконец сказал он негромко.

— Удачи на работе.

Весь день я крутился, как белка в колесе. Убрал дом. Привёл в порядок сад. И только к пяти вечера, закончив все дела, смог присесть на ступеньках веранды, что находилась на заднем дворе. Я был очень доволен проделанной работой.

Солнце ещё не ушло за горизонт, но уже начинала чувствоваться вечерняя прохлада. Откуда-то пришёл запах цветов, потом ветер принёс приятные запахи еды. Именно последние навели меня на мысль о том, что было бы неплохо перекусить — но после проведённого на ногах рабочего дня хотелось немного отдохнуть.

Я открыл книгу и снова закрыл её. Мысли мои были сосредоточены на предстоящем визите леди. Может, не всё так плохо, и я сгущаю краски? Вероятно, что эта леди — всего лишь мимолётное увлечение, каких у отца было вагон и маленькая тележка. И будет ещё больше, я в этом ни на секунду не сомневался. Но тогда зачем приводить её к нам домой? С тем же успехом они могли пойти в ресторан, или в театр, или в оперу. И зачем же отцу так срочно понадобилось, чтобы мы подружились с этой таинственной Лизой? Нет, тут определённо что-то не так...

Минут через двадцать я почувствовал, что, если сейчас же не пойду в дом, то окоченею. Я отправился в гостиную, разместился на диване по соседству с мирно дремавшим котом и снова начал читать.

Отвлёк меня шум автомобиля, раздавшийся со стороны парадной. Через несколько секунд шум прекратился, и я услышал два голоса. Один из них принадлежал отцу, а другой — почему-то странно знакомый — женщине. Отец что-то рассказывал, а женщина изредка перебивала его и звонко смеялась.

— Брайан, мы дома, — проговорил отец, открывая дверь. — Ты отлично поработал в саду, мой мальчик. Пожалуй, придётся покупать тебе подарок. Что ты думаешь насчёт нового сотового телефона? Или портативного компьютера? Было бы неплохо, что скажешь?

Я отложил книгу, поднялся и подошёл к двери, чтобы поприветствовать гостью. Когда я приблизился и смог разглядеть её в сумраке гостиной (обыкновенно я читал при свете торшера у дивана, а большую люстру оставлял выключенной), то сердце моё совершило какой-то невообразимый прыжок, после чего опустилось — и резко успокоилось. Я ожидал увидеть тут кого угодно — но только не рыжеволосую незнакомку из кафе!

— Знакомься. Это Лиза, — представил отец. — А это — Брайан. Мой сын.

На Лизе было длинное тёмно-зелёное платье и неизменные шпильки — отцу, в котором было почти сто девяносто сантиметров роста, она доходила до плеча.

— Брийян, — проговорила гостья на французский манер, и протянула мне руку. — Приятно познакомиться, малыш.

— И мне, мэм, — ответил я, легко пожимая её пальцы.

— О нет, только не мэм! Мне всего-то двадцать шесть, а это «мэм» заставляет меня чувствовать себя старухой. Только Лиза. И только на «ты».

Я кивнул, подумав, что отца явно потянуло на молоденьких.

— Вы так похожи, милый, — обратилась Лиза к отцу. — Та же улыбка, те же жесты. Поразительно.

— Да, он много чего от меня взял, — с достоинством кивнул отец. — Придёт время — научится этим пользоваться. Поступило предложение поехать в ресторан, Брайан. Что ты думаешь по этому поводу?

Я хотел было сказать (точнее, выдумать), что по телевизору будет отличный фильм Стивена Спилберга, но Лиза умоляюще сложила ладони.

— Пожалуйста, едем. Ведь это великолепная возможность познакомиться поближе! Мы обязательно подружимся. Я уверена, что ты не менее чудесный, чем твой отец.

Я мог бы поклясться, что эти слова заставили меня покраснеть.

— У тебя пятнадцать минут на сборы, Брайан, — сказал мне отец. — Поторопись.

Признаю, что никакого желания гулять по ресторанам у меня не было. Но всё же пришлось надеть чёрные брюки, белоснежную рубашку и причесать волосы а-ля «хороший мальчик Брайан». Это заняло у меня немногим больше десяти минут, и после этого я спустился в гостиную.

Тут, наверное, мне придётся поделиться с вами довольно-таки постыдной и недостойной вещью. Пару лет назад я мечтал о том, чтобы застать отца и какую-нибудь даму где-нибудь в обнимку, наслаждающимися обществом друг друга. Но отец не имел привычки демонстрировать подобное — даже маму он редко обнимал в моём присутствии. Со временем мечта изжила себя, да и я стал более серьёзным человеком, которого не волнуют подобные вещи.

Сейчас же, спустившись вниз, я совершенно неожиданно стал свидетелем довольно-таки интимной сцены — поцелуя отца и нашей гостьи. Они оба были поглощены этим занятием, не замечая ничего вокруг.

За пару секунд я испытал много противоречивых эмоций, в результате чего с моего языка сорвалось тихое:

— Чёрт возьми.

Ни отец, ни Лиза не могли расслышать этих слов, но на моё появление они отреагировали мгновенно.

— Я буду ужинать в компании настоящих джентльменов, — сказала Лиза, оглядев меня и улыбнувшись. — О чём ещё может мечтать женщина?

Растерянное выражение на лице отца вмиг сменилось холодной серьёзностью.

— Иди в машину, Брайан, — обратился он ко мне. — И оставь ключи от дома. Я сам выключу везде свет и закрою дверь.

Всю дорогу до ресторана я безмолвствовал. Отец с Лизой говорили о какой-то театральной постановке. Я внимательно прислушивался, но в какой-то момент потерял нить сюжета, и теперь немного растерянно разглядывал их обоих. Обыкновенно серьёзное и сосредоточенное выражение на лице отца уступило место выражению неподдельного счастья. Он улыбался и выглядел помолодевшим лет на пять, если не больше. Теперь проседь в его волосах, появившаяся после смерти мамы, смотрелась диковато. Отец всегда выглядел моложе своих лет. Была ли виновна в этом тёмная кожа или же всегда живые глаза — но ему никогда не давали больше тридцати пяти. Теперь же он выглядел совсем молодым человеком.

Лиза говорила мало, ограничиваясь короткими замечаниями. Она курила и внимательно слушала отца, иногда касаясь его руки и спокойно улыбаясь. Да уж, подумал я, на мимолётное увлечение это явно не похоже. Скорее, совсем наоборот!

За столом я тоже молчал. Неразговорчивый и ценивший слова отец сегодня выступал в роли рассказчика. Мне было досадно при мысли о том, что я стал бесплатным приложением к ужину. Но, с другой стороны, я радовался тому, что никто не задаёт мне глупых и лишних вопросов.

Я трудолюбиво выковыривал кости из заказанной отцом рыбы и размышлял о высоком.

Нарушивший тишину звонок сотового телефона отца вернул меня к реальности.

— Это по работе, — сказал отец, поднимаясь. — Брайан, развлеки леди. Я постараюсь не задерживаться.

После того, как отец отошёл от столика, я почувствовал себя неуютно — почему-то мне совсем не хотелось оставаться с Лизой наедине.

— Он трудоголик, правда? — спросила она печально.

— Он просто очень любит свою работу.

— Наверное, это счастье, когда ты любишь своё дело. Я тоже очень люблю свою работу.

— Ты парикмахер, верно?

— Не совсем. Я занимаюсь не только причёсками и стрижками. Макияж, косметические процедуры, татуировки, пирсинг и всё в таком духе. — Она помолчала. — Я хотела быть стилистом или модельером-дизайнером, но в то время у меня не было ни гроша.

— Ты можешь учиться и сейчас.

— Поздновато для карьеры, не находишь, малыш?

— Нет. Почему бы не начать учиться, если ты действительно хочешь этим заниматься?

Я наполнил бокал Лизы вином, и она благодарно кивнула.

— А кем ты планируешь стать в будущем, малыш? Историком, как и отец?

— Востоковедом.

Лиза закурила, а я вернулся к еде.

— Тут кого-то не хватает, — уведомила она меня. — Ах, ну конечно. Твоей подруги! Тебе следовало бы захватить её с собой.

— У меня нет подруги.

— Не может быть. У такого милого молодого человека нет девушки? Как такое могло произойти? Или у тебя просто очень высокие критерии, которыми ты руководствуешься в выборе спутницы жизни?

— Послушай, давай сменим тему разговора.

— Да, прости, малыш. — Она коснулась моей руки и легко сжала пальцы. Её ладонь была тёплой, а кожа обладала очень естественной мягкостью. Наши взгляды встретились всего на долю секунды, нон я успел понять, что уже взбираюсь на холодный камень того пресловутого колодца. — Ты прав. Давай поговорим о чём-то другом. Всё хорошо? — учтиво осведомилась она, чуть подавшись вперёд.

— Всё великолепно, — ответил я.

— Ну, вы не скучали без меня? — спросил появившийся отец. — Хорошие новости — мне отменили командировку. Очень не хотелось ехать.

— Я рада за тебя, милый, — сказала Лиза, улыбаясь.

Я почувствовал, что должен что-то сказать, поэтому произнёс слова, которые пришли мне в голову первыми:

— Может быть, мы закажем десерт? Я бы не отказался от мороженого.

Ночью мне не спалось. Мы приехали домой около десяти, и я, оставив отца и Лизу наедине, поднялся к себе. До трёх ночи я не мог уснуть, после чего задремал на пару часов, просыпаясь от каждого ничтожного звука. Мне удалось вытащить себя из кровати только в одиннадцать.

Отец, как всегда, пил кофе на кухне.

— Доброе утро, — проговорил я, взглянув на него. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, да. Брайан, ты меня напугал. Ненавижу эту твою привычку выскакивать из-за угла в самый неподходящий момент. — Он пригладил волосы ладонью. — У тебя нет никаких планов на сегодня?

— Я иду играть в теннис с Беном.

— Закроешь дверь снаружи. Я хочу немного отдохнуть.

— Похоже, и тебе ночью плохо спалось, — съязвил я, присаживаясь у стола с чашкой кофе.

Но отец не различил интонации.

— Я влюбился, как мальчика. По самые уши. Не думал, что когда-то смогу испытать подобное. Не знаю, как тебе объяснить, Брайан. У меня нет слов. Ты мне веришь?

— Ну, разве что позволишь попробовать.

Отец вытянулся на стуле, и мечтательное выражение вмиг пропало с его лица.

— Последи за языком, Брайан!

— Ты обещал проверить мой доклад по истории, — с выражением вселенского спокойствия на лице напомнил я.

— Оставишь его на журнальном столике в гостиной. Вечером я должен закончить статью. Просмотрю после работы.

— Она красивая, — сказал я, не понимая глаз, — и очень милая.

И добавил про себя: «И я, кажется, влюбился тоже».

Отец посмотрел на меня.

— Ты ей тоже очень понравился. И я этому рад.

— Мы обязательно подружимся, вот увидишь, — сказал я фразу, которая за последнее время мне порядком надоела, и добавил: — Извини, пап.

— Ничего, — проговорил отец, и мне показалось, что он вздохнул с облегчением. — Просто думай о том, что говоришь. Хорошей игры, мой мальчик.

— Спасибо.

Когда дверь спальни отца скрипнула, сообщая мне о том, что больше вниз он спускаться не намерен, я достал сигарету из забытой им на столе пачки и закурил. Мне тоже очень хотелось отдохнуть и немного подремать, но меня ждал Бен — мы уже отменили одну игру, и отказаться от этой я просто не мог.

«Я влюбился по самые уши». Пожалуй, этого не заметил бы разве что слепой. Процесс действительно необратим, если отец откровенничает со мной на подобные темы.

Я взял пачку сигарет в руки и стал задумчиво разглядывать изображённого на ней верблюда. Потом открыл, пересчитал сигареты — и обратил внимание, что на белом картоне внутри что-то написано. Я поднёс к глазам пачку — там, почерком, явно не принадлежавшим отцу, были выведены три слова: «Я люблю тебя».

***

— Приготовить тебе кофе, малыш?

Я пару секунд устало молчал, покачиваясь на стуле с заспанным видом. До экзамена по математике оставалось чуть больше двух недель, но материал мне не давался. Вчера я засиделся допоздна и теперь клевал носом.

— Да, пожалуйста.

— Сколько сахара?

— Не надо сахара. Лучше побольше кофе.

Лиза — в длинном шёлковом халате и босиком — легко ходила по кухне от шкафов к чайнику. Она приняла душ и время от времени трепала влажные волосы пятернёй.

Отец работал всю ночь — свет в его кабинете горел даже тогда, когда я отправился в постель. Не было ничего удивительного в том, что сейчас он спал.

— Что ты делаешь вечером, малыш? — спросила меня Лиза.

— У меня тренировка до пяти. В половину шестого я буду дома. Почему ты спрашиваешь?

— Твой папочка едет на конференцию, и весь вечер я буду скучать. Мы могли бы заняться чем-нибудь интересненьким. К примеру, посмотреть кино.

— Эротическое? — со смехом уточнил я.

— Ты сам выберешь. Впрочем, почему бы и не эротическое? Это было бы забавно — посмотреть его.— Помолчав, она уточнила: — С тобой.

Лиза поставила на стол две чашки с кофе и села напротив меня.

— «Основной инстинкт», — сказал я первое, что пришло в голову.

— О нет, скучно! Я видела его миллион раз! У тебя есть что-то поновее?

— Есть, но гораздо менее эротическое. У меня есть один польский фильм, он должен тебе понравиться.

— Лучше бы немецкий. У них отличное порно.

Лиза почистила мундштук, после чего подвинула ко мне свои сигареты.

— Угощайся, малыш.

— Я не люблю «Мальборо».

— Бери, когда тебе предлагают. И это дурной тон — отказывать даме.

Я взял сигарету. Лиза молча смотрела, как я закуриваю, и спросила:

— Отец знает, что ты куришь?

— Не думаю.

— Ты не боишься, что я ему скажу?

Я покачал головой.

— Нет. Сомневаюсь, что это что-то изменит.

— Так уж и быть. Это будет нашим маленьким секретом. Ты любишь секреты, Брийян?

— Не питаю к ним особой слабости.

— Совсем? Мне давно хотелось тебе кое-что предложить. Думаю, ты не откажешься. — Она выпустила пару колечек дыма и стряхнула пепел с сигареты. — Но хочу тебя предостеречь — этот секрет понравится твоему папочке гораздо меньше, чем известие о том, что ты куришь.

— Дай-ка я угадаю. Ты хочешь взять в прокате немецкое порно.

Лиза от души расхохоталась.

— Ты близок к истине, хотя и не так, как хотелось бы. Я люблю догадливых мальчиков. В них есть что-то очень притягательное.

Она поднялась и, сделав круг возле стола, остановилась у меня за спиной.

— Так ты согласен?

— Если ты скажешь, на что мне следует согласиться, то я подумаю.

— Ах, не разочаровывай меня, Брийян, и не делай из себя недогадливого дурака! — Она наклонилась к моему уху. — Ты думаешь, что тётя Лиза ничего не замечает? Твой взгляд говорит гораздо красноречивее слов. Я помню, как ты смотрел на меня тогда в ресторане, в первый день нашего знакомства.

Я подавился последним глотком кофе и закашлялся.

— Конечно, — продолжала Лиза, — твой отец — собственник, да ещё и ревнивый. Но я ему не принадлежу, даже если он считает по-другому. И сам подумай, малыш — не глупо ли сопротивляться собственным желаниям, если можно оставить все эти глупые стереотипы в стороне и получать удовольствие? Запреты и табу придумали слабые и закомплексованные люди. Твой папочка себя к ним явно не относит. И ты тоже себя к ним не относишь, я права?

— Послушай, мне кажется...

— Забудь о том, что тебе кажется, Брийян. Ты просто-напросто не знаешь о том, что есть другая жизнь. Другой мир. Там дышат другим воздухом, там жадны до других наслаждений. Ты даже не подозреваешь об этом. — Лиза наклонилась чуть ниже, коснувшись моей щеки. — А эта жизнь существует. И всё, что от тебя требуется — это просто взять меня за руку. И я тебе его покажу. Ну? — Она положила на скатерть руку. — Ты согласен?

Трудно было поверить, что я слышу подобное от этой женщины.

— Да, — наконец ответил я, прикрывая ладонью её пальцы.

— Чудно. — Лиза потрепала меня по волосам. — Ты умный мальчик, малыш. Увидимся вечером?

— Несомненно, — кивнул я.

— Отлично. Я поднимусь наверх — давно пора бы переодеться. Удачного тебе дня.

Сегодня мне предстояло сделать много важных дел, но сосредоточиться на необходимом я не мог. Утренний разговор с Лизой не желал выходить у меня из головы. Я повторял наши с ней слова раз за разом, словно прокручивая в голове магнитофонную плёнку, и не мог поверить, что это произошло наяву — уж слишком нереальным всё это казалось.

Лиза жила с нами чуть больше трёх месяцев. За неделю до её переезда отец меня очень удивил.

— Я решил, что Лизе будет лучше переехать к нам, — сказал он мне. — Что ты об этом думаешь?

Вопрос насторожил меня. Отец всегда самостоятельно принимал решения, а потом ставил меня перед фактом.

Разумеется, я был против. Я не мог и предположить, что место мамы займёт другая женщина. Но отцу возразить не посмел. Наши с ним отношения и без того испортились с появлением Лизы, и мне не хотелось лишний раз дёргать тигра за усы.

— Думаю, — наконец сказал я, — что тебе лучше решить всё самому.

Больше этой темы мы не касались.

В первые дни я сторонился Лизы. Она казалась мне привидением, тенью, которая изредка тревожила мой покой и появлялась в гостиной, на кухне или на веранде в заднем дворе. Но со временем это тягостное ощущение чужого присутствия пропало. Мы подружились. На радость отцу.

Если бы он знал, что будет дальше, то, разумеется, радовался бы гораздо меньше.

Лиза занимала отдельную спальню наверху. Разумеется, каждую ночь она проводила в постели отца — но он считал недостойным как-то стеснять гостью, и поэтому поселил её в отдельную комнату. Напротив его кабинета.

В спальне было всё необходимое. Письменный стол, на котором сразу же после приезда Лизы поселился её портативный компьютер, а также разместилась солидная стопка литературы, тетради и канцелярские принадлежности. Большое зеркало, шкаф (оказалось, что у Лизы куча одежды и целый обувной магазин), туалетный столик с десятком небольших ящичков, которые Лиза, несмотря на равнодушие к косметике, заполнила до отказа. И главная достопримечательность — балкон.

В спальне было дополнительное удобство — отдельная ванная комната. Промозглым зимним утром можно было завернуться в одеяло и отправиться чистить зубы. Для этого не требовалось разгуливать по холодному коридору, проклиная весь мир.

Я помогал Лизе в работе по дому (отец не хотел, чтобы она занималась этими делами, но его быстро убедили в обратном), ездил с ней в город за покупками. Мы проводили много времени вместе. Гуляли, смотрели кино, читали вслух — это занятие было моим любимым с самого детства, и мыс с отцом до сих пор вечерами часто читали друг другу, сидя у камина.

Моё первое впечатление о Лизе — недалёкая особа — оказалось ошибочным. Она была очень мудрой женщиной для своих лет. Я сердился на себя за то, что растрачивал драгоценное время на глупые похождения и общался со своими сверстницами, в голове которых были только интересы вроде «оторваться»-шмотки.

Отец действительно был влюблён в Лизу. Он окончательно потерял голову — и, как казалось, ему это нравилось.

Да чего греха таить — я тоже был влюблён в неё. Но между мной и отцом в этом плане имелось отличие — мне это совсем не нравилось. Скажу даже больше — меня это пугало.

Конечно, я ревновал — но не до такой степени, чтобы совершать безрассудные поступки.

Или я просто убеждал себя в том, что не хочу их совершать.

Но больше всего меня волновал другой вопрос. И звучал он следующим образом: что будет теперь?

Дома никого не оказалось. Отец был на очередной научной конференции (по роду деятельности он посещал их довольно часто), а Лиза отправилась за покупками. Я принял душ, переоделся, наскоро перекусил и развалился на диване с книгой, но читать не хотелось — меня клонило в сон. Уж не знаю, что утомило меня больше — суматошный день или дурацкие мысли. Я прикрыл глаза, рассеянно потрепал за ухом примостившегося под боком кота и через несколько минут уже дремал.

Разбудила меня Лиза. Когда я открыл глаза, она сидела на диване рядом со мной и улыбалась.

— Как дела, соня? Нельзя спать после заката — будет болеть голова.

— Да, я знаю. Хотел подремать пару минут — а уснул по-настоящему.

— Пойдём на кухню, малыш. Я сделаю тебе кофе, а потом разберу покупки.

Довольно долгое время мы молчали. Я сидел за столом, пил кофе и дымил сигаретой. Лиза возилась с купленными продуктами.

— Ты говорила с отцом? — спросил я.

— Да, у них там какой-то банкет или что-то вроде этого. Он будет поздно — так он мне и сказал. Разумеется, в стельку пьяный.

— До смерти мамы он не переносил даже запаха алкоголя. Теперь это его лучший друг.

— Ты должен понять его. Он потерял любимую женщину.

— Это ещё не означает, что он вправе садиться пьяным за руль и подвергать опасности человеческие жизни. Пусть едет на такси. Пусть пьёт дома.

Лиза промолчала, не прерывая своего занятия.

— Я думал о нашем разговоре, — сказал я. — Это дико, правда?

— Что именно? Дико делать то, что тебе хочется? Не думаю.

— Не дико, но гадко. По отношению к отцу, как минимум.

— Ты обманываешь сам себя, маленький сукин сын. Отец тебя не волнует. Вы с ним очень похожи. Вы оба — люди, которые во что бы то ни стало добиваются своего. Вы не знаете, что означают слова «недостижимо» или «не моё». Только твой отец это понимает — а тебе ещё предстоит это осознать. Ты многого о себе не знаешь, Брийян. Я повторяла это не один раз. Ты даже боишься признаться себе, что очень хочешь насолить папочке.

— Ты ошибаешься, — тут же отрезал я.

Лиза улыбнулась.

— Всё может быть. Скоро мы выясним, кто из нас ошибается. — И, помолчав, она добавила, будто разговаривая сама с собой: — Он отлично готовит. Да и любовника лучше него у меня ещё не было. Отличное сочетание. Умный, воспитанный, богатый, хороший любовник и почти повар. Если бы не этот чёртов алкоголь — думаю, я бы вышла за него замуж. Как ты на это смотришь, малыш?

Лиза подождала немного и, не услышав ответа, кивнула, будто беседуя с кем-то невидимым.

— Знаешь, в парикмахерской я частенько его разглядывала. Надо сделать твоему папочке комплимент — он не только видный мужчина, но и умный. И он понимает, что для того, чтобы хорошо выглядеть, нужно приложить немало усилий. Красота — это работа над собой. Причём в большей части работа над тем, что внутри. Над душой. Многие мужчины наивно полагают, что красота — это женская прерогатива. Впрочем, это их выбор. Ведь есть и женщины, думающие, что красота — это только макияж и красивая одежда. Кто попадётся на такую удочку? Кукла без души, да ещё и глупая.

— Пожалуй, отец не попадётся точно, — уверил её я. — Его всегда раздражали глупые женщины.

— Я бы не называла их женщинами, — холодно заметила Лиза. — Для того чтобы стать настоящей, красивой, умеющей очаровывать женщиной, нужно пройти длинный путь. И совсем не от парикмахерской до дома. И уж конечно не от магазина парфюмерии к магазину одежды. Нужно не один раз себя сломать и не один раз наступить своей песне на горло. И вот тогда женщина станет женщиной. Сколько женщин ты видел в своей жизни, Брийян?

— До этого не видел ни одной. Но теперь увидел. Тебя.

Лиза с усмешкой покачала головой.

— Нет, малыш. Я не могу стать женщиной без настоящего мужчины.

— Чем тебя не устраивает отец?

Лиза задумалась, рассеянно разглядывая свои пальцы.

— Хороший вопрос. Твой отец действительно настоящий мужчина. Человек с огромной силой воли, благодаря которой он сделал себя таким, какой он сейчас. Я знала многих мужчин — но, пожалуй, твой отец на голову, а то и на две выше каждого из них. Ты должен гордиться своим отцом, Брийян. У тебя есть достойный кумир. Но... у твоего отца есть один огромный минус. Он идеальный человек. У него нет пороков.

— Он алкоголик и чёртов бабник. И ещё...

Лиза остановила меня жестом.

— Дело не в этом. Такие люди получают удовольствие не от порока, а от осознания того, что при желании они с лёгкостью могут от него избавиться. Для них это просто игра. Я поняла это тогда, когда он впервые заговорил со мной. Надо сказать, в какой-то момент я попала под его обаяние. А оно у него дьявольское. Пожалуй, это единственное, что более-менее напоминает порок. И он умело им пользуется. А его глаза... у тебя такие же, малыш. Они просто чудесны.

— И всё же ты вскружила ему голову.

Лиза скромно улыбнулась.

— Да, как ни странно, это было несложно. А вот вскружить голову тебе, малыш, было гораздо сложнее. Ты очень милый мальчик. А я люблю милых и невинных мальчиков. Самым милым из них я иногда рассказываю сказки.

— А мне ты расскажешь сказку?

— А ты этого хочешь?

— Ну... ну конечно, — запнулся я. — Но только интересную сказку.

Лиза поднялась и взяла со стола пакеты.

— Я хочу отнести в комнату покупки. Пойдём, поднимешься со мной.

В спальне Лизы всегда был идеальный порядок. Она ненавидела бардак и грязь и поэтому убирала у себя довольно часто.

Я присел в кресло у стола и стал наблюдать за тем, как она разбирает покупки.

— Итак, — заговорила Лиза, — ты помнишь, с чего начался этот длинный разговор?

— Я сказал, что думал о том, что ты мне сказала с утра.

— Знаешь, я тоже об этом думала. Думала о том, имею ли право открывать тебе эту дверь. За ней находится многое.

— Если мне не понравится то, что за ней, то я её закрою.

— В том-то и дело, что закрыть её ты не сможешь. Хотя бы потому, что не захочешь. Дороги назад нет.

— Значит, поворачивать уже поздно.

— Я тоже так думаю, Брийян.

Лиза поднялась и подошла ко мне. Я тоже встал, и мы посмотрели друг другу в глаза. Она была ниже меня. Мне всегда нравилось смотреть на девушек вот так, немного свысока. Но в этот момент я почему-то чувствовал себя очень совсем по-другому — будто мои сто восемьдесят сантиметров роста принадлежали ей, а не мне.

— Раздень меня, — произнесла она. Не повелительно и не молящее — так, будто просила что-то совершенно обычное.

Я сбросил с её плеч платье, и она, переступив через него, сделала шаг ко мне. Вряд ли я понимал что-то в идеалах женского тела — уж слишком мало я успел повидать женских тел для того, чтобы об этом судить — но её фигура была настолько гармоничной, что никто бы не рискнул назвать её некрасивой.

— Ты преступница, — сказал я тихо. — Ты прячешь это под одеждой.

Лиза расхохоталась.

— Маленький льстец. Ты говоришь комплименты так же умело, как твой папочка.

— Может, мы уже закончим с этими разговорами про отца?

— Да, пожалуй. Теперь пришло время ревновать, малыш. Я рада, что ты это понял. — Она обняла меня. — И мне это нравится.

У меня закружилась голова, и я подумал: «А ведь ещё пару минут назад мы с ней говорили о всякой ерунде»

В сумерках она нашла мои губы, немного нетерпеливо, как мне показалось, и тоненькая ниточка, связывавшая меня с реальностью, оборвалась. В какой-то момент я просто перестал чувствовать весь окружающий мир и больше не чувствовал ничего, кроме неё. Лёгкость сменилась спокойствием, и теперь в голове не было никаких мыслей.

— Ну, так рассказать тебе сказку? — спросила Лиза шёпотом.

— Да.

Она легко отстранилась, пытаясь разглядеть мои глаза.

— Хорошо. Но для того, чтобы сказка получилась интересной, мне потребуется твоё участие. Ты согласен?

— Ну конечно.

— Мой сладкий малыш. — Она улыбнулась. — Тогда я дам тебе роль плохого мальчика. Думаю, она тебе отлично подойдёт. За хорошее исполнение полагается приз.

Лиза с наслаждением потянулась и подняла с пола пепельницу.

— Как дела, малыш? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я. — Мне нехорошо. Голова кружится.

Она поднялась, нисколько меня не стесняясь, прошлась взад-вперёд по комнате, снова потянулась и села у зеркала.

— У тебя нет воды? — задал я вопрос.

— Нет, но в холодильнике есть кола.

— Я не пью колу, это вредно.

— Какой же ты нудный вместе со своим правильным питанием, Брийян.

Лиза взяла щётку и начала причёсывать волосы.

— Ты любишь своего отца, малыш? — неожиданно спросила она.

— Между нами огромная пропасть — и мы оба не прилагаем достаточно усилий, чтобы её преодолеть.

— Ты не ответил мне.

— Даже если и нет — это гадко по отношению к нему. Гадко и низко.

— Значит, ты сожалеешь о содеянном?

— Нет.

Лиза глянула на меня и рассмеялась.

— Как прикажешь тебя понимать?

— Не знаю. Я не понимаю сам себя. Сначала поехала крыша у отца, а теперь и у меня. Если бы я смог предположить, что попаду в такую ситуацию, то...

— То что?

— Не знаю. Ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов. Это какой-то сон. Причём очень паршивый сон. Потому что наяву я бы ни за что не стал спать с...

Лиза отложила щётку и повернулась ко мне.

— Эта ревность к отцу когда-нибудь погубит тебя, малыш. А, может, погубит и вас обоих.

Лиза почистила мундштук и, разорвав целлофан на новой пачке сигарет, продолжила:

— У тебя есть выбор. И ты это знаешь. Ты можешь решить, что не хочешь спать с женщиной своего отца. Она это переживёт.

— Передай ей, что до отца мне нет никакого дела.

— Ей нравится, как ты рассуждаешь.

Я тоже закурил и сел на кровати. Было странно (или страшно?) осознавать, что в эту минуту мне действительно плевать на чувства отца. Когда я успел стать эгоистом? За всё время общения с Лизой я очень сильно изменился. Иногда у меня возникало такое чувство, будто эта женщина сделала меня абсолютно другим человеком. Вероятно, именно поэтому мы с отцом в последнее время совершенно не понимали друг друга. А я всё чаще ловил себя на мысли, что его авторитет шаток, всё чаще замечал его ошибки и слабости. Бывало, что мы не разговаривали целыми днями, поссорившись из-за каких-то мелочей. И, будучи невероятно упорными людьми, молчали до последнего. Может быть, я взрослел. Переоценка ценностей? Отличный способ самоутвердиться и заодно поднять себя в глазах отца! Просто великолепный способ. То, что доктор прописал!

Но самым ужасным было другое. Мне не было стыдно. То есть, стыдно мне, конечно, было — но это был очень плохой стыд. Я понимал, что совершил желанную непристойность. И мало того — думал о том, что её можно будет совершить ещё раз.

— Не пытайся себя пристыдить, — словно прочитала мои мысли Лиза. — Пустая трата времени. — Она поднялась и сделала круг по комнате — от зеркала к балкону, а потом — к кровати. — Лучше думай о том, что ты сладкий и совершенно чудесный мальчик. А тётя Лиза никогда просто так не говорит комплименты.

За дверью кто-то заскрёбся, и через секунду послышалось протяжное и жалобное мяуканье кота.

— О Господи, Джордж, — простонал я. — Чего тебе тут надо, недоделанный полуночник?

Кота мы нарекли таким странным для животного именем с лёгкой руки отца. Когда мама принесла ободранного и пищащего котёнка домой (она никогда не могла пройти мимо брошенных животных), то отец как раз находился в процессе работы над своей докторской диссертацией. Джорджем звали его помощника и университетского коллегу. Видимо, Джордж не обладал внешностью Брэда Питта и не очаровывал представительниц прекрасного пола телом мистера Олимпия. Увидев мамину находку, отец угрюмо проговорил:

— Это чудовище невероятно похоже на Джорджа. Просто какой-то четвероногий Франкенштейн.

Вероятно, в роду Джорджа (кота, разумеется) были камышовые коты. Когда он вырос, то превратился в нечто огромное и бесформенное. Бурое, мохнатое, очень зубастое и когтистое. При такой грозной внешности Джордж был ужасным трусом. Он боялся даже мышей.

Лиза пошла к двери.

— Лучше не впускай его, — посоветовал я. — Однажды отец оставил открытой дверь в свою спальню. Потом он полдня очищал покрывало от шерсти, а ещё полдня приводил в порядок щётку и пылесос.

— Не будь злым, Брийян, — упрекнула меня Лиза и открыла дверь.

Джордж с видом инспектора, которому предстоит сделать важную проверку, сделал круг по комнате, нанёс визит на балкон и сел рядом с Лизой. Она потрепала его по спине.

— Хороший мальчик, — сказала она. — Не то, что твой злой и нудный хозяин.

Предатель Джордж пару раз мяукнул с весьма довольным видом и потёрся о ноги Лизы.

— Ты чёртов сукин сын, — уведомил я его. — Советую тебе не забывать, кто тебя кормит и вычёсывает.

Джордж повалялся на ковре, оставив там внушительные клоки шерсти, после чего сунулся было на кровать, но я пресёк эти наглые попытки вторгнуться на чужую территорию.

— Только тебя тут не хватало, приятель! Проваливай-ка! Попей молочка — и на бочок! Тебя ждёт тёплая корзинка. Папа совсем не обрадуется, если узнает, что ты гулял по спальням. И попадёт мне, а не тебе — я в этих делах всегда крайний.

— Идём, выпьем чего-нибудь, — предложила Лиза.

— Да, неплохая идея. Всё равно я сейчас не усну.

Лиза оделась, я взял из ванной свой халат — и мы спустились вниз.

— Как ты смотришь на то, чтобы опрокинуть по стопочке водки? — спросила Лиза.

— Лучше коньяка. А то с утра будет болеть голова.

Пока Лиза доставала коньяк и искала в холодильнике подходящую закуску, я растопил камин. Теперь в гостиной была атмосфера, отдалённо напоминающая атмосферу жилища первобытных людей. Только звериной шкуры не хватает, подумал я. Надо бы предложить отцу — пусть привезёт из командировки что-нибудь в таком духе. Он любит романтику.

— О, какой ты молодец! — радостно воскликнула появившаяся в гостиной Лиза. — Я как раз хотела предложить тебе растопить камин. Ты просто читаешь мои мысли. Это очень хорошо для наших будущих отношений.

Я разлил коньяк по рюмкам.

— Ну, за нас с тобой. Что ни говори, а хорошо, что твоей первой женщиной стала я, а не какая-то старая шлюха.

— А ты не считаешь себя шлюхой?

Лиза выпила свой коньяк. Пила она по-мужски. Или же как алкоголик со стажем. Я с удивлением отметил, что её это ничуть не портило.

— А ты думаешь, что я шлюха, Брийян? — ответила она вопросом на вопрос.

— Да.

— Могу тебя уверить — это мне нравится.

Лиза снова наполнила свою рюмку.

— Выпьем ещё раз, но теперь перефразируем тост. Хорошо, что твоей первой женщиной стала хорошо знакомая тебе шлюха, а не какая-то подзаборная незнакомка.

— Сути это не меняет, но звучит гораздо забавнее. Пожалуй, я-таки выпью.

— А ты наглец. Это мне тоже нравится. Вообще, за этот вечер ты доставил мне много удовольствия, малыш.

На этот раз мы выпили вдвоём, и Лиза взяла с блюда дольку лимона, продолжив фразу:

— Надеюсь, и я доставила тебе удовольствие. Поделись своими впечатлениями с тётей Лизой. Ей не терпится услышать, понравилась ли тебе сказка.

Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа заставил нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

Отец выглядел очень усталым. У меня не было сомнений в том, что он прилично выпил, но внешний вид его был идеален, как и всегда — отглаженный костюм, аккуратно уложенные волосы и отлично подобранный галстук.

— Вы не спите и пьёте, — сказал он. Утверждая, а не спрашивая. — У нас праздник?

— Нет, милый, — ответила Лиза. — Мы просто говорили о жизни. А как же можно говорить о жизни и не выпить рюмочку-другую?

Отец сел в кресло, утомлённо вздохнув.

— Я устал, — сказал он. — И, ко всему прочему, получил штраф.

— Надеюсь, за вождение в пьяном виде? — спросил я. — Наконец-то. Давно пора.

— Нет, твоя мечта до сих пор не исполнилась. Кстати, если ты ещё раз возьмёшь машину без спроса, то на месяц останешься без карманных денег. — Отец критически оглядел меня. — Что это за вид, Брайан? Как ты мог позволить себе появиться перед женщиной в халате? Ты шёл в душ? Или у тебя мало одежды?

Отец очень любил отчитывать меня при посторонних. Особенно при Лизе. Судя по её лицу, ей это нравилось тоже.

Я разозлился.

— Нет, я шёл спать!

— Вот и хорошо, — спокойно ответил отец. — Кстати, машину завтра моешь именно ты.

Я надменно фыркнул и поднялся.

— Ещё чего. И пальцем не прикоснусь.

— Не зли меня, Брайан.

— Спокойной ночи.

Приблизившись к лестнице, я замедлил шаг, слушая разговор отца и Лизы.

— Он наглец, а в последнее время он обнаглел окончательно. Это чёрт знает что! — говорил отец.

— У тебя есть возможность посмотреть на себя со стороны, милый, — ответила ему Лиза.

— Не говори ерунды. Я никогда так себя не вёл в его годы. И уж точно не говорил с отцом в таком тоне! Ты его балуешь. Книги, театр, кино, кафе. А теперь ещё коньяк и разговоры о жизни!

— Ты хочешь, чтобы я рассказывала ему сказки, дорогой? Твой сын уже большой мальчик.

— Лучше бы он проводил ночи не за коньяком и разговорами о жизни, а в постели с такими же большими девочками!

Я вторично фыркнул, на этот раз гораздо тише, и, сдерживая смех, побежал по лестнице.

***

Закрыв дверь в свою комнату, я присел у стола и, хорошенько просмеявшись (диалог отца и Лизы почему-то так меня рассмешил, что я был близок к истерике), стал проверять электронную почту. Так как прекрасно знал, что заснуть в скором времени мне не удастся.

Отправив пару писем и основательно почистив почтовый ящик, я подумал, что надо всё же отправиться в кровать. Но уснуть мне не удалось. Я ворочался с боку на бок, переворачивал и взбивал подушки, пробовал развалиться поперёк кровати, спускался вниз, чтобы выпить молока (в потёмках чуть не наступив на Джорджа, который решил подремать рядом с холодильником). Несколько раз мне удавалось задремать, но это напоминало не сон, а, скорее, бред. Сумбурные сны и меняющиеся со скоростью света картинки. Я вздрагивал, просыпался, садился на кровати и смотрел на часы. Стрелки на них двигались слишком медленно. И я снова закрывал глаза в надежде уснуть.

Больше всего меня донимало ощущение того, что Лиза где-то тут, в той же комнате, что и я. Ощущение какого-то непонятного беспокойства, которое мешало мне забыться. Я до сих пор чувствовал её губы на своих. И — что-то совершенно новое, то, что раньше мне не было знакомо. Это были чувства, плотно оплетённые футляром физических ощущений вроде запаха кожи или прикосновения. Когда-то я смотрел на эту женщину в кафе. Я не знал её. И она не знала меня. А теперь всё получилось... вот так.

Я садился на подоконник и курил, разглядывая звёздное небо. И думал о том, что есть что-то нечеловеческое в том, что я ревную Лизу к отцу. Кто я такой и почему, собственно, у меня есть на это право? Но когда я представлял — даже не представлял, а просто об этом думал — как они занимаются любовью, у меня словно что-то переворачивалось внутри.

Потом я опять возвращался в постель. И всё, начиная с сумбурных сновидений, повторялось снова.

Было уже довольно поздно, когда я решил, что попытки уснуть ни к чему не приведут. Я со вздохом поднялся и помотал головой. Простыни были такими мокрыми, будто их только что достали из стиральной машины, но по какой-то неизвестной причине сразу постелили, решив не сушить. Я накинул халат и отправился в душ.

В доме была обычная для воскресного утра тишина. Иногда в такое время Лиза слушала музыку на кухне, занимаясь домашними делами, или же отец смотрел в гостиной чемпионат по бильярду. Но сейчас было тихо. Видимо, все ещё спали.

С утра я проводил под душем минут двадцать, а то и больше. До того момента, как отец из-за двери кричал мне:

— Брайан, сейчас же выходи! Почему ты думаешь, что ты живёшь тут один?!

Сегодня у меня не было желания превращаться в Ихтиандра. Я постоял под душем минут десять, с наслаждением вытянув шею, после чего оделся и спустился вниз.

Как оказалось, спали не все. Отец сидел за столом и пил кофе. Он не успел переодеться — и до сих пор был в своём старом парчовом халате.

— Доброе утро, — сказал я, приблизившись.

— Здравствуй. Поздновато ты сегодня.

— Не спалось.

— И мне. Жарко. Надо бы достать вентилятор.

Я тоже сделал себе кофе, достал из пакета пару пончиков (пончиками их называла Лиза — на мой взгляд, они были пончиками-мутантами, так как размером ощутимо превосходили обычные пончики) и сел за стол.

Отец закурил и сделал глоток кофе.

— Что ты куришь? — спросил он меня. Я чуть не подпрыгнул — но не от неожиданности, а от его спокойного тона.

— «Парламент», — ответил я.

— Это хорошо. Мой сын не должен курить плохие сигареты. Ты врал мне два года, Брайан. Тебе не стыдно?

— Я просто не говорил всей правды.

— Это одно и то же. Надеюсь, с наркотиками ты ничего общего не имеешь? Среди молодых людей твоего возраста они очень популярны.

— Мне плевать на наркотики.

— Выбирай выражения, Брайан.

Поведение отца меня насторожило. Я был уверен в том, что в это утро его будет мучить похмелье. А в такие моменты он бывал злым, как тысяча чертей. Что за странные разговоры? Может, он до сих пор пьян? Или с утра успел выпить ещё? Но я отлично знает, каким он бывает после того, как выпьет.

— Знаешь, я очень боюсь потерять тебя, Брайан, — сказал вдруг отец. — У меня дурной характер, да и у тебя не лучше. Но другого сына у меня нет. Ты мне очень дорог. Понимаешь?

— Да, папа, — ответил я и поймал себя на мысли, что давно не называл его так. — Что-то случилось?

— Я думал о том, что в последнее время мы практически не общаемся. А ведь когда-то ты получишь профессию. Женишься, у тебя будет семья. Ты оставишь этот дом навсегда. — Он опустил глаза. Таким я его никогда не видел. И мне опять стало не по себе. — Наверное, я старею. Все стареют. И твой отец ничем не отличается от других. У меня стало больше седых волос. Правда?

Я протянул руку и коснулся его руки.

— Не надо говорить этого, папа. Пожалуйста.

Отец тряхнул головой и отвернулся. Некоторое время он сидел без движения, глядя в окно.

— Маме бы не понравились такие слова, — осторожно продолжил я. — Она бы пригрозила тебе сжечь твою диссертацию.

Мой серьёзный тон заставил отца улыбнуться. Мы дружно прыснули со смеху.

— Твоя мама знала толк в угрозах. — Он помолчал. — Я люблю тебя, Брайан. Знаешь?

— Знаю. Я тоже тебя люблю.

Отец закурил снова. Теперь курил и я. Мы молчали и думали. Каждый о своём. Я думал о том, что у меня самый лучший отец на свете. Каким бы он ни был.

— Я всегда мечтал покурить с тобой на кухне, — признался я.

— Ты чёртов наглец, Брайан. Кто бы мог подумать, что мой сын будет курить у меня перед носом? Когда мой отец узнал, что я курю, то он устроил мне хорошую взбучку.

— Как я понимаю, взбучка не помогла? — наивно поинтересовался я.

Отец развёл руками и весело рассмеялся. Усталость и печать исчезли с его лица. И мне тоже захотелось смеяться. Весело и звонко — так, как смеётся по-настоящему счастливый человек.

— Ты негодяй, — сквозь смех проговорил отец. — И кто из тебя вырастет?

— Для того, чтобы узнать это, тебе достаточно взглянуть в зеркало.

— Уж пожалуй. Послушай, Брайан. Как насчёт шахмат?

Ни я, ни отец не питали особой слабости к бейсболу или регби. Когда-то я захотел играть в школьной футбольной команде, и получил следующий ответ:

— Лучше ты будешь честно бить другому морду, Брайан, — сказал мне отец со свойственным ему скептицизмом, — чем станешь, как последний идиот, носиться за мячом и получать от других пинки.

С тех пор я ни разу не пожалел, что занялся боксом. Я был счастлив даже в те дни, когда приходил домой с разбитой губой или же с шикарным синяком под глазом.

Шахматы были самым любимым видом спорта в нашей семье. Эту игру я начал осваивать тогда, когда был ещё ребёнком. Мы с отцом сидели в библиотеке, и я изучал шахматные премудрости. Пожалуй, я любил шахматы ещё и потому, что они были единственным видом спорта, в котором отец мне уступал. Моё самолюбие жестоко страдало, когда отец с лёгкостью обыгрывал меня в теннис (предметом моей особой зависти были его крученые мячи). Иногда по утрам он отправлялся на пробежку вместе со мной и Беном. Отец давал нам хорошенькую фору, после чего довольно-таки легко нагонял нас — и все семь километров бежал на одном дыхании. Мы с Беном считали себя великими профессионалами в области бега (и не просто так — в этом деле у нас был немалый опыт). Но в такие дни мы угрюмо трусили по беговой дорожке и проклинали весь белый свет.

То, как отец умудрялся с лёгкостью брать дистанцию в семь километров при двух пачках сигарет в день и чрезмерной любви к алкоголю, для меня оставалось загадкой. В молодости он занимался лёгкой атлетикой, но после тяжёлой травмы оставил бег. Отец отлично плавал и, как я уже говорил выше, неплохо играл в теннис. Два раза в неделю он проводил три часа в тренажёрном зале — он всегда находил для этого время, даже если был очень занят.

Видимо, любовь к спорту была у него в генах — его отец и мой дед до восьмидесяти пяти три раза в неделю пробегал десять километров и был в отличной форме. У него никогда не было проблем со здоровьем. Погиб мой дед в автокатастрофе, когда ему было девяносто три (в таком возрасте превышенная скорость вполне может повлечь за собой трагедию).

Отец любил шахматы и бильярд не меньше подвижных видов спорта. Правда, в бильярд он предпочитал играть в компании друзей. В основном, это были профессора из его университета. Я часто наблюдал за их игрой. Было забавно смотреть на то, как люди с докторской степенью (а то и не с одной) расстраиваются или радуются, как мальчишки и обзывают друг друга (пусть и в шутку) совсем недостойными профессорского языка словами.

А шахматы были семейной игрой. Мы с отцом могли целый вечер играть партию за партией, в то время как мама рисовала в мастерской или же сидела, склонившись над клавиатурой компьютера.

Мы расположились на столе в гостиной. Шахматы, которыми мы обыкновенно играли, отец когда-то привёз из Индии. Они выглядели очень древними, и у меня всегда было ощущение, будто до нас ими играли какие-то таинственные монахи из не менее таинственных монастырей.

— Сейчас я кого-то вздую, — радостно проговорил отец, расставляя фигуры.

— Думаю, это будет немного сложнее, чем обогнать меня на беговой дорожке, — заметил я.

— Немного — ключевое слово. Не забывай, что мы давно не играли, Брайан. Так что ты немного не в форме.

— Кто? Я?! Ничего подобного!

— Хорошо. Давай договоримся так. Если выигрываешь ты, то я покупаю тебе...

— Новые кроссовки, — ответил я, чуть подумав. — Чтобы я наконец-то тебя обогнал.

Отец со смехом покачал головой.

— Другого я от тебя не ожидал. А если выигрываю я, то ты покупаешь мне новый кий.

— Новый кий? — удивился я. — Зачем? У тебя ведь уже есть один.

— Не лезь в бутылку, Брайан, — тут же упрекнул меня отец. — У тебя есть кроссовки, и купил ты их всего-то полгода назад.

— Ладно, — надулся я.

Отец, игравший белыми, сделал первый ход.

— Когда у тебя начинаются курсы арабского? — спросил он.

— Через три месяца. Ты уверен в том, что мне не следует брать параллельный курс?

— Да. И тебе стоит меня послушать. Ты должен поступать в университет с хорошим знанием арабского. Другие языки ты будешь учить потом. Понимаю, тебе кажется, что один курс — это недостаточно. Но ты убедишься в том, что это не так. Спешу тебя уведомить, что профессор Эпштайн — очень строгий преподаватель. Он знает, что ты мой сын, и поэтому будет требовать с тебя в два раза больше, чем обычно требует от учеников.

— Я смотрю, ты постарался, — угрюмо заметил я.

— Да, и это исключительно для твоего блага. Помни о том, что твой отец не стал востоковедом только лишь из-за проблем с языком.

Мы некоторое время играли молча, после чего отец снова заговорил.

— Знаешь, я давно хотел тебе сказать. Я рад, что вы с Лизой подружились. — Он посмотрел на меня испытующе, и я опустил глаза. У меня всё же осталась капелька совести (совсем маленькая, но всё же осталась), и я не мог выдержать его взгляда. Особенно после вчерашней ночи. — Я хочу у тебя кое-что спросить. Что ты о ней думаешь?

Отец поставил мне шах, и я сделал вид, что задумался над следующим ходом. На самом же деле я попытался выиграть немного времени для того, чтобы обдумать ответ. Что сказать? Ходить вокруг да около не имеет смысла — отец сразу не поймёт, что тут что-то не так.

— Мне интересно с ней, — ответил я. — Она многому меня научила. Я рад, что ты познакомил нас.

— Да, — задумчиво сказал отец, оценивая ситуацию, которая сложилась на доске. — Она не кажется тебе... странной, Брайан?

— Странной? Не думаю. Она довольно-таки открытый человек.

— Нет, я не об этом. В ней есть что-то страшное. Словно ты входишь в церковь — и вдруг видишь в углу какой-то сатанинский символ. Ты протираешь глаза — и видение исчезает, но ощущение чего-то чужого всё же остаётся.

Я мерзливо передёрнул плечами.

— Думаю, это просто твои домыслы, пап.

Отец откинулся в кресле, не отрывая взгляда от доски, и достал из кармана свои сигареты.

— Домыслы? Вероятно. Я изменился с тех пор, как начал встречаться с ней?

— Если честно, то да, — осторожно проговорил я, внимательно изучая его лицо.

— И ты прав, мой мальчик. Ты часто бываешь прав. — Он закурил и склонился над фигурами. — У меня такое чувство, будто эта женщина тащит меня в какую-то пропасть. Из которой мне уже не выбраться.

Ситуация была жутковатой. И я до сих пор не мог осознать, что обсуждаю с отцом подобное.

— Я не знаю, что тебе ответить, пап, — наконец подал я голос.

— Было бы странно, если бы ты знал. Слишком мало женщин ты встречал в своей жизни, Брайан. — Отец замолчал, вглядываясь в происходящее на доске, после чего добавил: — Я рад, что ты не на моём месте. От таких женщин нужно бежать со всех ног. Они не приносят мужчине ничего хорошего. Никогда.

Последние слова отца мне не понравились, и я обречённо вздохнул. И отец бы заметил это, если бы за моей спиной не появилась Лиза.

— Доброе утро всем. Что-то сегодня я совсем заспалась. — Она поцеловала отца, а потом потрепала меня по волосам и чмокнула в щёку. — Мои любимые мужчины заняты игрой. И я не у дел. Что я могу сделать для вас?

— Принеси-ка нам по бутылке пива, — заявил отец. Я поднял на него глаза — это было сказано очень странным тоном. — А потом можешь раздеться. — Она помолчал. — Насчёт последнего я пошутил.

Лиза пошла по направлению к кухне, и тут отец неожиданно рассмеялся. Это был смех человека, который пережил аварийную посадку самолёта. Тот самый, напряжённый и немного фальшивый смех, который помогает разрядить обстановку и успокоить нервы.

Через долю секунду я рассмеялся тоже. Мы оба знали, что смеёмся совсем не над глупой шуткой, а для того, чтобы успокоиться.

— У вас хреновое чувство юмора, — заметила Лиза.

— Шах и мат, — сказал я.

Отец резко поднялся в кресле.

— Ах ты сукин сын! — Он стал внимательно изучать позиции. — Ну и ну, у тебя и на этот раз получилось меня обыграть!

— С тебя кроссовки, — напомнил я, закуривая. — Слушай, а не ты ли говорил мне вчера, что неприлично появляться перед женщиной в халате?

Отец трагически округлил глаза, после чего сказал мне коротко:

— Заткнись.

Это было произнесено таким тоном, будто отец хотел сказать мне: «Ты будешь кофе, Брайан?» и вызвало у меня очередной приступ смеха.

Во второй раз Лиза появилась так же неожиданно.

— Теперь вы дымите вдвоём? Вас невероятно сблизило это утро, — заметила она, поставив бутылки на стол.

— Присоединяйся, — предложил отец.

Лиза присела на диван и стала чистить мундштук.

— Давай-ка сыграем ещё раз, Брайан, — сказал мне отец. — Я не могу позволить себе так проиграть.

Я пару раз взглянул на Лизу, потом сосредоточился на игре — но преимущество уже было на стороне отца. Самым хорошим исходом для меня стал бы позорный пат.

Я думал о тех нескольких фразах, которые сказал отец перед самым появлением Лизы. И Бог знает, как они мне не понравились. Потому что я знал, что это правда.

***

После экзаменов я наконец-то смог вздохнуть спокойно и расслабиться. Инстинктивно я понимал, что необходимо как можно скорее найти работу — но Джейн свято пообещала мне место в кафе, и поэтому я решил, что я смогу провести целых семь дней с пользой для души и тела. Проще говоря — на неделю стать самым ленивым человеком во Вселенной. И именно на этой неделе — как всегда, «вовремя» — меня навестила моя старая подруга мигрень.

Подругу я получил в наследство от мамы. Признаю — подарок не из лучших. И счастлив тот человек, который не знает, что такое мигрень.

Приступы я переживал очень тяжело — гораздо тяжелее, чем мама. Очень хотелось разбить голову или же вырвать левый глаз — обыкновенно болела именно левая половина головы, и глаз казался виновником всего происходящего. Но сил на подобные геройства у меня не находилось. И мне оставалось только лежать и тихонько выть. А иногда и бредить. Я читал, что человек, страдающий мигренью, может умереть от болевого шока. Но не буду делиться с вами трусливыми мыслишками.

Когда я добрался до кровати и плотно закрыл шторы, чтобы не видеть света, лёгкое покалывание в висках — верный предвестник очередного приступа — уже немного ослабло. Голова стала тяжёлой. Я забрался в кровать, замер и прикрыл глаза.

Отец этим вечером улетал на научную конференцию в Нью-Йорк, но успел подняться ко мне на пару минут. На нём был деловой костюм, поверх которого он накинул плащ. Отец принёс мне воды и что-то на небольшой тарелке, но я ни к чему не притронулся.

— В Нью-Йорке обещали дождь? — Я приоткрыл один глаз и оглядел его.

Отец присел на стул у кровати.

— Я всегда беру с собой плащ. На всякий случай. Ты ведь знаешь.

— Ах, да. Совсем забыл.

— Если тебе будет очень плохо, Брайан — позвони мне. Я вернусь домой.

— Всё будет отлично, — ответил я, вложив в эти слова весь оптимизм, на который только может быть способен умирающий.

— Не ешь сыр. И не смей читать. Я надеру тебе уши.

— И не работай за компьютером. Да, пап.

— Я принёс тебе мороженое.

Лиза слушала наш разговор, безмолвно замерев в дверях.

— Обязательно поешь. Извини, мне пора бежать. — Отец поднялся и поцеловал меня в лоб. — Не болей, мой мальчик. Я за тебя волнуюсь.

— Удачи на конференции.

— Хорошей дороги, милый, — сказала ему Лиза.

Отец обнял её и поцеловал. Несмотря на головную боль, я почувствовал острое желание вырвать ему глаза.

Лиза села рядом со мной.

— Может, всё же съешь мороженое? Когда у меня болит голова, то от мороженого иногда становится легче.

— Когда-нибудь я убью его, — сказал я, не открывая глаз. — Сначала его — а потом, может, и тебя.

Лиза положила прохладную ладонь мне на лоб.

— Мы с тобой знаем, кого я люблю, Брийян.

— Ну разумеется. Себя. Отец умен, богат и великолепен в постели. Ну, а я — свежее мясо и просто повод для того, чтобы отвлечься.

— Ты дурак. — Она погладила меня по волосам. — Засыпай. Я обещаю — тебе будут сниться только хорошие сны. Завтра мы с тобой поедем в город. Я дам тебе сесть за руль. А потом мы пойдём в кино. На вечерний сеанс. Пойдём?

— Конечно, — вяло ответил я.

Присутствие Лизы обыкновенно немного настораживало меня. Я никогда не верил в заговоры и целительные способности людей — но боль начала постепенно ослабевать. Я почувствовал сонливость, а через несколько минут уже не мог сопротивляться сну. Лиза наклонилась ко мне и поцеловала.

— Сладких тебе снов, мой самый чудесный малыш.

Она приоткрыла окно, после чего закурила и замерла, глядя вдаль.

Сначала я разглядывал её, но глаза мои закрывались. И я уснул — наверное, я ещё никогда не засыпал так быстро и не спал так глубоко.

Утро началось с кошачьих воплей под окном. На этот раз полем битвы был мусорный бак наших соседей, и поэтому крики были не такими душераздирающими, как обычно — если коты воевали за наш мусор, то впору было затыкать уши.

Я открыл глаза и возмущённо глянул в сторону окна, безмолвно осуждая нарушителей спокойствия.

Голова не болела. Обыкновенно на утро после приступа я чувствовал лёгкое недомогание — но на этот раз ничего такого не было.

— Чудо какое-то, — шёпотом сказал я.

Лиза спала рядом со мной. Её вещи были аккуратно сложены на кресле, что стояло напротив книжной полки. Я повернулся к ней и вгляделся в её лицо.

Мама часто говорила мне, что это очень плохо — разглядывать спящих людей, так как во время сна душа человека отражается на его лице. Но я всё же не смог удержаться от соблазна и посмотреть на Лизу.

Её лицо было очень спокойным и даже немного наивным. Во сне она выглядела молодой девушкой, почти девочкой — без кокетливой улыбки и того самого, страшного, выражения в глазах. Я почему-то подумал, что она напоминает мне икону — и не удержался от немного надменного смешка.

Лиза приоткрыла глаза и потянулась.

— Доброе утро, малыш, — сказала она. — Мне очень сладко спалось в твоей кровати. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — ответил я. — Ты во сне похожа на святую.

Лиза расхохоталась.

— Насмешил, Брийян. Хорошо, что я не выгляжу шлюхой хотя бы во сне.

— Если бы я не знал, какая ты в жизни — то стопроцентно обманулся бы.

— Тебя не так-то просто обмануть. Ах, как здорово, что мы немного отдохнём от твоего папочки.

— Точнее, отдохнёшь ты. Сложновато воевать сразу на двух фронтах.

— Мне давно следовало привыкнуть к твоей наглости, Брийян. Так уж и быть. Пока я буду наслаждаться тобой.

Я обнял её, и она, чуть приподнявшись, поцеловала меня. Её волосы коснулись моей щеки, и я снова подумал о том, как мне хочется, чтобы отца не существовало. Меня тошнило от мысли, что я должен её с кем-то делить — и что кто-то ощущает то же самое, что и я. И я уже не задавался вопросом, кто виноват — потому, что виноваты были все. Но меня это не волновало. Я хотел, чтобы эта женщина принадлежала мне одному. Бог знает, как сильно я этого хотел. Мне стоило нечеловеческих усилий сохранять спокойное выражение лица, когда Лиза за спиной отца говорила мне одними губами «я хочу тебя», а потом, когда отец поворачивался к ней, спрашивала, хочет ли он ещё кофе.

Трудно сказать, сожалел я обо всём, что происходило. Хотя, конечно, ни капельки не сожалел. И уж точно не хотел, чтобы всё стало таким, как было раньше. Слишком притягательным оказался тот самый мир. Каждый раз я делал шаг. А потом — ещё шаг. Вероятно, в пропасть — и, может быть, выбраться оттуда я уже не смогу. Но мне было всё равно. Я уже давно перестал пытаться пристыдить себя напоминаниями о том, что я делаю ужасные и непристойные вещи. Напоминания уже не работали. Точнее, они работали — но в обратном направлении. Они напоминали мне о том, как я хочу её. И я снова считал минуты до вечера, ждал её прихода. Иногда я начинал чувствовать то, о чём мне говорил отец. И понимал, что я слишком далеко отплыл, и сейчас в открытом море Скоро будет шторм. А шлюпок у меня нет.

Лиза некоторое время лежала тихо, а потом привстала и взяла со стола сигареты.

— Ты самый милый малыш во всём мире, — сказала мне она, и протянула сигареты. — Будешь?

— Да. Спасибо.

Мы закурили и несколько минут молча слушали вопли кошек за окном.

— Что ты говоришь ему в постели? — спросил я.

— Правду, — ответила Лиза, прищурившись от дыма. — Он настоящий мужчина, и я это признаю.

— То есть, ты говоришь ему, что он — настоящий мужчина.

— Ну да. Разными словами — но одно и то же.

— Мне вдруг стало интересно, как вы занимаетесь любовью.

— Ты не знаешь, как занимаются любовью? А я-то думала, что достаточно доходчиво тебе это объяснила. Впрочем, тебе предстоит выучить много нового. Но принцип всегда тот же...

— Просто я ревную.

— Я это знаю.

Мы замолчали.

Мне было ужасно жарко, и я нетерпеливо поворочался. Лиза положила руку мне на плечо.

— Если бы я не хотела с тобой спать, то я бы этого не делала. Надеюсь, ты понимаешь.

— Я буду тост на завтрак. Хорошо?

— Хорошо, малыш. Когда ты спустишься вниз, всё будет готово.

В начале десятого, сразу после завтрака, мы удостоились чести видеть Бена. Он недавно вернулся из Израиля, где провёл пять дней, и теперь просто сиял от счастья. Я был очень рад его видеть, так как мы не общались практически весь период экзаменов. Бен был слишком занят, помогая отстающим — а я в плане учёбы всегда был единоличником и предпочитал заниматься в одиночестве.

Я принёс в гостиную портативный компьютер, и мы начали смотреть привезённые Беном фотографии. Через некоторое время к нам присоединилась и Лиза.

— Меня всегда поражало сочетание скромности и красоты этих женщин, — сказала она.

— Нескромных там тоже хоть отбавляй, — тут же уверил её Бен. — А вообще, женщины — это одно из богатств Ближнего Востока.

— Пожалуй, я пойду разгребать богатства в раковине.

— Помочь? — коротко спросил я.

— Нет, спасибо, малыш. Общайтесь. Я справлюсь сама.

Бен вручил мне подарок — средних размеров бутылку из толстого стекла. В бутылке была картинка из цветного песка — пустынный пейзаж. Незатейливая, на первый взгляд, вещица поражала яркостью красок и тонкой работой мастера. Надпись на бутылке гласила — «Иудейская пустыня».

— Как это сделано? — спросил я, разглядывая подарок.

Бен пожал плечами.

— Не знаю. Но автор — явно мастер. Думаю, они работают иглами или чем-то подобным. Мы тоже пытались такое сделать — но песок смешивается. Правда, здорово? Я хотел привезти тебе здоровенную бутыль. Но побоялся разбить в дороге. Господи, Брайан, как же там жарко! Мы были день на Мёртвом море. Я думал, что умру. А ещё мы были в Цфате, ну, и в Иерусалиме, конечно.

— И ты, конечно, встретил там отличную невесту?

Бен насупился — эта тема была ему неприятна. Он уже полгода встречался с дочерью друга его отца. Она Бену совсем не нравилась, и он терпел её только из-за родителей — они хотели, чтобы Бен женился на еврейке.

— Не сыпь мне соль на раны, — сказал он. — Отличных невест там гораздо больше, чем ты думаешь.

— Прости, друг, — тут же извинился я. — Тебе там понравилось?

— Да. Очень. Я хотел бы там учиться.

— Только не говори, что ты бросаешь меня тут на произвол судьбы! Когда-то ты думал поступать в наш университет, а теперь...

— Я ещё ничего не думал. Просто отец сказал, что было бы неплохо, если бы я там учился. И всё такое.

Теперь насупился я.

— А ты знаешь, как сложно там учиться?

— Да. Но я справлюсь. Болезнь постоянно завышать требования к себе передалась мне от тебя

— Когда-то я мечтал учиться в Гарварде.

Бен всплеснул руками.

— Я ведь говорил, что ты больной человек. А ты знаешь, какие оценки нужны для того, чтобы поступить в Гарвард?

Я похвастался результатами экзаменов, и Бен тут же удивлённо воззрился на меня. Надо сказать, что окончил я гораздо лучше, чем ожидал. Больше всего обрадовался отец. Он пообещал, что сделает мне сюрприз. Первой частью сюрприза была путёвка Стамбул — Афины на троих. Мы должны были вылетать через пару недель — но Лизу настолько воодушевила эта новость, что она была готова начать собирать сумки уже сегодня.

Вторую часть сюрприза я должен был получить на свой день рождения — то есть, почти через полгода. Я хотел было сказать отцу, что до этого момента я определённо не доживу — но он «утешил» меня, заявив, что ожидание стоит того.

— Ну ты даёшь! — выдохнул Бен восхищённо. — Брайан, да ты чемпион!

— Ещё бы, — вздохнул я, вспоминая бессонные ночи за учебниками.

— Гарвард?

— Если бы, — вздохнул я снова. — Я обещал отцу, что буду учиться тут, ты ведь знаешь.

— Ну ничего — вероятно, мы будем учиться вместе. Может, всё же пойдёшь учить экономику?

Я в ужасе замахал руками.

— Упаси Господь! К пенсии я рехнусь от циферок. Это страшно — провести всю жизнь, склонившись над калькулятором и отчётами.

— А лучше провести жизнь среди арабов или персов?

— Гораздо, гораздо лучше.

В гостиной появилась Лиза. Она сменила халат на белоснежное платье, а домашние тапочки — на туфли.

— Бенджамин, Брийян, я еду в город. Вы хотите присоединиться?

Бен бросил на Лизу немного суровый взгляд. У меня было ощущение, что она ему чем-то не нравится, хотя общались они очень непринуждённо.

— Было бы неплохо, — сказал Бен наконец и глянул на меня.

— Да. Только переоденусь.

— Вот и хорошо, мальчики, — сказала Лиза тоном матери, которая ведёт детей на прогулку. — Я подожду вас в машине.

***

На день рождения отец подарил мне машину. Надо сказать, что я ожидал всего — но только на этого. Машины у нас было две — старая развалюха — «форд» по имени Бетти и новенький джип отца, к которому мне разрешалось прикасаться только в исключительных случаях. Бетти по умолчанию принадлежала мне. Я хотел отремонтировать её, и планировал попросить у отца на день рождения какую-то сумму на ремонт. Я уже давно интересовался ценами — сумма выходила совсем не маленькая, но отец согласился бы разделить расходы со мной — кроме тех денег, которые я откладывал на учёбу, у меня имелись сбережения.

Но неожиданный подарок превзошёл все мои ожидания.

— Не вздумай кидаться мне на шею, — предупредил отец, отдав мне ключи. — Иначе эта машина будет принадлежать Лизе.

Кидаться на шею я тут же передумал, а отец продолжил:

— Катайся на здоровье. Это подарок на день рождения, а также по случаю успешной сдачи летних экзаменов и хорошего окончания курсов. Профессор Эпштайн был очень доволен тобой — он сказал, что, если ты не будешь лениться, тебя ждёт отличное будущее. Я разделяю его мнение. — Отец помолчал, внимательно вглядываясь в моё лицо. — И предупреждаю сразу — штрафы ты будешь платить из своего кармана.

— Она зелёная, — проговорил я, восхищённо оглядывая подарок.

На лице отца появилось какое-то тёплое выражение — последнее время я видел его редко — и он улыбнулся.

— Ну конечно. Ты ведь хотел покрасить Бетти именно в зелёный. С днём рождения, мой мальчик. Вот и настал тот день, когда я подарил тебе по-настоящему взрослую игрушку. А ведь ещё несколько лет назад мама делала большой торт, свечи на котором ты задувал без особого труда. Сейчас бы она порадовалась за тебя, Брайан.

— Ничего подобного. Она бы тебя убила за такой подарок. И сказала бы, что по твоей вине я разобью себе голову.

— Я люблю тебя, Брайан. И тебя, и маму. Вас обоих.

— И я.

Отец обнял меня одной рукой за плечи, и мы простояли несколько минут молча, разглядывая машину.

— А что будет с Бетти? — спросил я.

Отец помрачнел.

— Хороший вопрос. Мне не хочется этого говорить — но нам придётся расстаться с ней, Брайан. Она — лучшая в мире старушка. Но ей пора на покой.

Я представил, как Бетти разбирают на запасные части и оставляют на свалке — и на душе у меня стало тоскливо.

— Мы не можем так с ней поступить, пап.

— Что ты предлагаешь?

— Можно её отремонтировать.

Отец со смехом махнул на меня рукой.

— Нет, Брайан. Игра не стоит свеч. Это огромная сумма.

— Можно каждый месяц чинить что-то другое. Мы не можем просто так отправить её на свалку. — Я с надеждой посмотрел на отца. — Ведь это же Бетти. Можно починить её — и отдать Лизе. Вот увидишь. Они подружатся.

Отец задумчиво посмотрел на стоявшую в гараже Бетти.

— Может статься, ты говоришь дело, — наконец заговорил он. — В наших местах тяжеловато без машины — а я не рискну отдать ей такую развалюху... Я подумаю над твоим предложением, Брайан. Но не думай, что я обязательно дам положительный ответ.

В дверях дома появилась Лиза. Она прикрыла глаза ладонью, щурясь от утреннего солнца, после чего спустилась с крыльца и подошла к нам.

— Не спится же вам в такой час, — немного ворчливо сказала она, и обратилась к отцу: — Думаешь, приятно спать в холодной постели?

— Извини, милая, — ответил ей отец. — Просто у меня лекции с самого утра. Впрочем, в такие часы половина аудитории мирно почивает за своими столами. Так что я буду наслаждаться диалогом с самыми прилежными студентами.

Лиза поцеловала меня в щёку.

— С днём рождения, малыш. Ты уже большой мальчик, и с этим никто не спорит, но я желаю тебе стать ещё взрослее, умнее и красивее. И наконец-то найти девочку. Но не просто девочку — а девочку себе под стать. Чтобы тётя Лиза за тебя не краснела.

— Вот увидишь — из него вырастет самодовольный и надменный тип, — заметил отец.

— Да, он будет ещё больше походить на тебя. Это так мило.

Отец нахмурился, но через долю секунды снова смягчился.

— Мне пора, милые мои. Хорошего вам дня.

Мы с Лизой помахали отцу рукой и подождали, пока он скроется за поворотом — это был неизменный утренний ритуал.

— Ну, мы проверим твой подарок, малыш? — поинтересовалась Лиза. — Мне как раз нужно в город. Я собиралась немного обновить гардероб.

Вчера я получил зарплату и тоже думал о том, чтобы купить пару вещей.

— Неплохая мысль. Мы совместим приятное с полезным.

— Только до этого я тоже тебе кое-что подарю. Правда, с подарком отца мой подарок не сравнится.

Лиза подарила мне фото в изящной стилизованной рамке. Это была увеличенная копия одной из фотографий, которые были сделаны во время нашего летнего путешествия. На фото были изображены я, Лиза и отец. Мы улыбались и выглядели такими счастливыми, что глядеть на фото без улыбки было невозможно.

— Спасибо, — сказал я. — Я очень люблю эту фотографию. Я хотел её увеличить — но никак не доходили руки.

— Ты никогда не показывал мне своих фотографий, малыш.

— Правда? Ну так пойдём — покажу. Я храню их в комнате. Отец любит фотографировать — так что там целое море снимков.

— Вот и отлично. Мы никуда не торопимся. Так что время у нас есть. Это будет приятное начало дня.

Отец действительно очень любил фотографировать. Эта любовь передалась и мне, но в наш век цифровой фотографии можно было избежать всех сложностей с проявкой негатива. Отец настаивал на том, чтобы я узнал все эти законы хотя бы для расширения кругозора. Но я упрямился и не соглашался — я ознакомился с основными принципами фотографии (в нашей библиотеке имелось много литературы на эту тему) и решил, что лишним мусором забивать себе голову не стоит. При необходимости я мог найти и более серьёзную информацию.

Лиза пролистала страницы со свадебными фотографиями, потом с улыбкой посмотрела на отца в мантии и профессорской шапочке и остановилась на моих фотографиях.

— В детстве ты был гораздо симпатичнее, — сделала она вывод.

— Спасибо за комплимент.

— Я шучу, малыш. Ты в детстве был очень похож на мать. А теперь у тебя ничего такого в лице не осталось.

— Знаю. Мама часто расстраивалась из-за того, что я на неё не похож. Ни внешностью, ни характером. Когда мы с отцом ссорились, она всегда шутила, что надо принести домой дополнительный огнетушитель.

Лиза ещё пару минут листала альбом, а потом отложила его.

— Я немного завидую тебе, Брийян, — сказала она. — Я не помню своих родителей. Мне было чуть больше, чем три года, когда они погибли. Какой-то пьяный идиот уснул, не потушив свою сигарету. А наш дом был крошечным. И старым. — Она вздохнула. — Я как раз гостила у маминой сестры. В Калифорнии. Солнце и всё такое.

— Так ты не из наших краёв.

— Да. Наверное, это кощунство — но мне тогда повезло. И ещё — мне повезло, что я была такой маленькой. Я бы не пережила смерти родителей в сознательном возрасте.

— Это только кажется. Человек много чего способен пережить. Уж я-то знаю.

— Меня воспитывала мамина сестра. У неё с мужем не было детей, и они относились ко мне как к родной дочери. Мне ни в чём не отказывали. Но я чувствовала, что стесняю их. Поэтому, когда мне исполнилось пятнадцать, я решила оставить их. Я тихо ушла, собрав вещи. Жила у друзей и знакомых. Путешествовала автостопом. А потом я встретила совершенно чудесного мужчину, который был старше меня на двадцать лет. Мужчина был добрым и щедрым. Целый год я прожила с ним под одной крышей. Жила, как королева — подарки, одежда, драгоценности, дорогие рестораны. В один прекрасный день я узнала, что беременна. Мужчина дал мне денег на аборт, познакомил с хорошим врачом и сказал, что больше меня не знает.

Лиза замолчала и достала сигареты.

— Дай-ка огоньку, Брийян.

Мы дружно закурили, и Лиза продолжила рассказ.

— Мужчина в определённом смысле этого слова оказался джентльменом. Он дал мне приличную (по тем временам — вообще огромную) сумму денег для того, чтобы я смогла хоть как-то устроиться и первое время прожить, не думая о работе. Я помоталась по стране — и оказалась в Питсбурге. Сменила пару работ, нашла более-менее постоянную — и всё начало понемногу налаживаться. До того, как я вышла замуж.

Я вскинул голову.

— Замуж?!

— Да, малыш. Не поверишь — но я действительно встретила человека, которого полюбила и который полюбил меня. Мы поженились через полгода после нашего знакомства — и это было ошибкой. Мы плохо присмотрелись друг к другу и не поняли, что никогда не будем счастливы вместе. Наши отношения было очень непростыми — мы не находили общего языка, спорили по мелочам. Мы прожили вместе два года. До того момента, как он сообщил мне о том, что хочет завести детей. Я детей не хотела, и пыталась объяснить ему, почему — но слушать меня он не стал, а просто ушёл, хлопнув дверью. Когда мы развелись, мне было двадцать два. Я решила, что у меня больше никогда не будет серьёзных отношений с мужчинами. И до сих пор меня пугает мысль о таких отношениях. Я училась и работала. У меня были сотни мужчин — но теперь картина поменялась. Меня в них ничего не интересовало, кроме тела. Ну, и денег, конечно... Когда я впервые увидела твоего отца, то подумала, что он как две капли воды похож на моего первого мужчину и моего бывшего мужа. В нём есть тот шарм и та надёжность, решительность, мимо которых не может пройти ни одна женщина. Ну, а я — одна из многих. — Лиза закурила третью сигарету подряд. — Избитая история, а, малыш?

— Думаю, тебе она такой совсем не кажется.

— Ты прав. — Она помолчала. — Теперь у тебя есть все основания считать меня шлюхой.

— Я не знаю, что тебе ответить.

— У тебя тоже есть это. Отец передал это тебе. — Она посмотрела на меня. — Никогда не играй этим, малыш. Лучше убить человека, чем играть этим.

Я убрал альбомы в шкаф и прикрыл стеклянную дверцу.

— Я назову её Лизой, — сказал я.

— Машину?

— Да. Я посмотрел на неё — и тут же решил, каким именем я её назову.

Лицо Лизы, до этого грустное, осветилось улыбкой.

— Как мило, малыш! Я не ожидала!

— Идём, ты с ней познакомишься. Да и мне не мешало бы. Мы купим тебе шикарное вечернее платье, а мне — дорогущий костюм. Отец говорил тебе, что вечером мы идём в ресторан?

Лиза посмотрела на меня, и в её глазах появилось выражение неподдельного счастья.

— Ты чудесный мальчик, малыш, — проговорила она.

***

Было начало одиннадцатого — уже довольно поздно — когда мы с Дженни наконец-то выбрались на волю из душного кинотеатра. Фильм меня совсем не впечатлил, но Дженни сияла от счастья, и я утешил себя мыслью, что иногда следует воздерживаться от критики.

— Хороший фильм, правда, Брайан? — спросила Дженни.

— Вероятно, но не в моём вкусе, — тут же нашёлся я. — Не люблю фантастику. На мой взгляд, следует снимать реальную жизнь. Самое интересное всегда происходит в настоящем времени и в нашем мире, а самые эффектные персонажи — это простые люди, которые дышат тем же воздухом, что и мы с тобой. — Дженни поджала губы, и я добавил: — Не принимай всё это так близко к сердцу. В конце концов, это всего лишь разница во вкусах. Было бы невероятно скучно, если бы все люди были похожи на других и любили одно и то же.

— Да, наверное, ты прав. Может, прокатимся?

— Неплохая мысль. Всё равно завтра выходной. Я покажу тебе одно красивое место. Люблю там гулять.

Ответа на вопрос о том, почему я начал встречаться с Дженни, у меня не было. Точнее, ответов было много — но правильного не существовало. Во-первых, я чувствовал непреодолимое желание вырваться из этого круга — «я — Лиза — отец». Иногда я напоминал сам себе игрока, который раз за разом крутит колесо рулетки и горящими глазами наблюдает за серебристым шариком. И, во-вторых, я просто не хотел выставлять себя полным идиотом и делать вид, что не замечаю намёков Дженни. А её намёки порой были недвусмысленными.

Мы ехали по ночным улицам. Сначала за рулём новой машины я чувствовал себя неуверенно и пребывал в довольно-таки напряжённом состоянии. Но со временем я освоился, и теперь мог позволить себе даже убрать одну руку с руля. За рулём Бетти я постоянно проделывал это, но в машине отца и думать о таком не смел. За рулём его джипа я вёл себя так, как на практическом экзамене по вождению — смотрел только вперёд, лишь изредка поглядывая в зеркала, и держал руль только двумя руками, по принципу «без двадцати четыре». И уж конечно никогда не превышал скорость.

Дженни молчала, и я тоже размышлял о своём. Мысли мои были в последнее время до противного скучны, ибо я думал лишь об одном.

Сначала это мне нравилось то, что происходило между мной и Лизой — и я не заметил, как перешёл какую-то незримую черту. И после этого всё стало совсем не хорошо. Иногда я хотел прекратить всё, обрубить ненужное и вернуться к тому, что было. Но не мог сделать этого. Я не понимал, где я и куда я иду. И до какого момента следует отмотать плёнку, чтобы вернуть прошлое. Да и что мог сделать? Рассказать всё отцу? Уйти из дома? А тем временем какая-то непреодолимая сила тащила меня ещё глубже. В ту самую глубину, которой, вероятно, не было. Которую выдумал я сам.

Действительно, может, я сам это придумал? Лизу, влюблённость, всё остальное? Да, было бы хорошо, если бы всё оказалось именно так.

И ещё эта Дженни. Я улыбнулся ей, и она с готовностью ответила вежливой улыбкой. Влюблённое выражение, которое пряталось в её глазах, наверное, должно было тешить моё самолюбие — но на самом деле мне было немного противно. И я сам не понимал, почему.

Пару недель назад мы ужинали у нас дома. Дженни очень понравилась и отцу, и Лизе. На следующий день отец решил прочитать мне лекцию, которая началась словами:

— Я понимаю, что ты уже не ребёнок, Брайан, и тебе прекрасно известны все подробности о том, откуда берутся дети. Но есть вещи, которые ты должен знать.

Во время разговора о мужской чести, уважении и доверии в отношениях я краснел и бледнел, проклиная себя за опрометчиво принятое решение пригласить Дженни домой. Я разозлился и сообщил отцу, что человеку, который изменял своей жене направо и налево, об этом говорить не пристало.

— Ты слишком глуп, чтобы понимать всё это, Брайан, — закончил разговори отец.

После этого мы объявили друг другу бойкот и не общались неделю.

— У тебя что-то случилось? — спросила Джейн.

— У меня? Нет-нет. Просто задумался.

— Нам ещё долго?

— Мы почти на месте. Ещё один поворот.

Я повернул направо и поехал медленнее в поисках места для парковки.

— Какой красивый парк! — восхитилась Дженни, разглядывая рощицы по ту сторону улицы.

— Я часто тут гуляю. Вообще-то, там дальше — с другой стороны — есть стадион, где мы с Беном бегаем почти каждое утро. Но парк, разумеется, представляет совершенно особенную ценность. Ночью тут гораздо красивее, чем днём. Можно пройтись. Подумать о жизни.

Мы оставили машину и отправились любоваться парком.

У парка было две стороны. Одна, как я уже говорил — тот самый стадион. А вторая — так называемые «зелёные лёгкие». Бесконечные газоны, деревья и кусты.

Именно зелёную часто захотела посмотреть Дженни, и я ни капельки не удивился — уж чем-чем, а спортом она не интересовалась никогда, и до стадионов ей не было дела.

— Тут здорово, — сказала она, не отпуская моей руки — я люто ненавидел держаться за руки, но Дженни видела в этом какой-то тайный смысл, и разочаровывать её мне не хотелось.

— Да, побольше бы таких мест. Сейчас все только и делают, что строят офисы и заводы.

— И мало осталось тех придурков, которые любят копаться в саду.

Я тихо рассмеялся.

— Один из этих придурков — мой отец.

Джейн смутилась.

— Прости, Брайан.

— Ничего страшного. В этих словах есть доля правды.

— Как ты можешь так говорить о своих родителях?

— Прости, Джейн.

Мы присели на мягкую траву под развесистым деревом. Я закурил, и Дженни тоже взяла из моей пачки сигарету. Разумеется, она не курила, как и подобает хорошо воспитанной девушке из семьи преуспевающих адвокатов. Сигарета в её образ совершенно не вписывалась, и курила она очень забавно — я редко удерживался от улыбки.

— Папа говорит, чтобы я не увлекалась, — сообщила мне Дженни.

— Чем?

— Не чем, а кем. Тобой. Он говорит, что ты научишь меня плохим вещам.

Я помолчал.

— Это из-за моего отца?

— Да, вероятно. Ты ведь знаешь, что о нём говорят. И эта Лиза. Она плохая, Брайан. — Дженни посмотрела на меня. — Я увидела её и поняла, что она плохая. Очень.

Я повертел в руках ключи от машины. Внезапно мне стало противно. И немного смешно.

— Что в ней плохого? — спросил я, наконец.

— У неё странные глаза. Плохие.

— Злые?

— Нет. — Дженни задумалась. — У неё пошлые глаза.

Я рассмеялся.

— Что же в этом плохого?

— А ты не понимаешь?

— Вероятно, пойму, но только если ты мне объяснишь.

Дженни посмотрела на меня, и смеяться мне сразу расхотелось.

— Вы хорошие друзья, — сказала она. — Что вас связывает, Брайан?

— Пороки.

Дженни замолчала, всем своим видом показывая, что разговор ей противен. Я заметил это даже в тусклом свете уличного фонаря.

— Что это значит? — задала она вопрос.

— Что значит слово «пороки»?

— Нет. О каких пороках ты говоришь?

— О человеческих пороках. О пороках, которым подвластны те, у кого есть тело и чувства.

— Но ведь... у всех разные пороки.

— Отнюдь. Просто мы по-разному ими наслаждаемся.

Дженни вернула мне вторую сигарету, которую собиралась выкурить.

— У меня нет пороков, — тихо проговорила она.

— Они есть у всех. Просто ты до сих пор не понимаешь, от чего тебе плохо, а от чего тебе хорошо. Желаю тебе встретить человека, который тебе это объяснит. Такого, какого встретил я.

— Уже поздно. Едем домой, Брайан. Папа будет злиться.

Я возвращался домой в состоянии эйфории, которой, как ни странно, не видел причин.

Джейн моей радости явно не разделяла, и поэтому молчала всю дорогу. Когда мы подъехали к её дому, она молча кивнула мне на прощание и скрылась за дверьми.

Ничего не может быть скучнее людей, которые являются или стараются казаться идеальными, размышлял я. Наигранность в поведении Джейн раздражала и отталкивала. Казалось, сними она эту прозрачную вуаль притворства — и всё встанет на свои места. Пойми она то, что понял я... или я просто подсознательно искал в ней сходство с Лизой и разочаровывался каждый раз, когда осознавал, что его не может быть? От этой мысли меня передёрнуло. Может ли это быть? Конечно. Запросто. И ровным счётом ничего хорошего в этом нет.

Увидев выскочившую на дорогу кошку, я тут же вернулся к реальности — резко нажал на педаль тормоза и посигналил полуночному животному. Кошка в страхе метнулась в кусты. Не надо отвлекаться за рулём, сказал я себе. Не хватало ещё попасть в аварию из-за какой-то кошки!

Отец и Лиза не спали — в гостиной горел свет. Я оставил машину, поднялся на крыльцо и вошёл в дом — дверь была открыта.

Собеседники разговаривали на повышенных тонах. Точнее, только отец — Лиза говорила спокойно, как и всегда. Только ссор мне не хватало для полного счастья, подумал я с досадой и остановился в полумраке гостиной.

— Я не знаю, делаешь ли ты это специально, чтобы меня позлить, или же нет — но знай, что мне это не нравится, — сказал очередную фразу отец.

— Почему я не могу позволить себе потанцевать с мужчиной? Это был всего лишь танец.

— Чёрт побери, Лиза, зачем ты делаешь из меня дурака?

Я сделал пару шагов и приблизился к свету.

— Не кричи на неё, — сказал я отцу.

Лиза подняла голову

— Привет, малыш. Ну, как прошло свидание? Надеюсь, ты наконец-то соблазнил свою подружку?

— Повтори-ка, Брайан, — сказал мне отец.

— Я сказал, не кричи на неё.

— Я уже много раз говорил тебе, что ты живёшь в моём доме. — Отец поднялся и подошёл ко мне. — И ты не будешь мне указывать.

— Неужели ты до сих пор не понял, что мне плевать на то, что ты говоришь?

Отец с размаху ударил меня по лицу. До этого он ни разу не поднимал на меня руки. Я прижал ладонь к щеке и посмотрел на него — то ли со злостью, то ли испуганно.

— Прекратите сейчас же! — крикнула нам Лиза.

— И тебе я тоже советую замолчать. В конце концов, ты тоже живёшь тут на правах квартирантки.

— Иди спать, — коротко проговорила она, обращаясь к отцу.

Я посмотрел на неё — она повернулась спиной к отцу.

— Надеюсь, ты не будешь его оправдывать и говорить, что он этого не заслужил?

— Иди спать, — повторила Лиза.

— Я жду тебя.

— Не стоит. Сегодня я буду спать у себя.

Когда мы остались одни, Лиза снова повернула голову и посмотрела на меня.

— Кто тебя просил в это вмешиваться, Брийян?

— Никто. Просто я посчитал нужным вмешаться. Что произошло?

— Мы были на вечеринке у одного из его коллег. Он общался, а мне было скучно, и поэтому я пошла танцевать с одним милым молодым человеком. Ничего личного.

— Я тебе верю. Но, похоже, отец всё же сомневается.

Лиза взяла меня за руку.

— Ну да неважно. Лучше поведай мне о твоих успехах, герой-любовник.

— У меня нет настроения о чём-либо рассказывать.

— Может, я попробую это исправить?

Я покачал головой и на некоторое время задумался.

— Знаешь, я думал... я должен поговорить с отцом. Я ужасно чувствую себя со всем этим.

— Тебе решать, малыш. Только тебе.

— А что ты будешь делать, если он выгонит тебя из дома?

На губах Лизы мелькнула улыбка. Дженни назвала бы эту улыбку «плохой».

— Я не думаю, что он это сделает, Брийян. Или я его плохо знаю. А знаю я его очень хорошо. — Она поправила полы халата. — Я спрашиваю тебя в третий раз — как прошло свидание?

— Никак. И я этому очень рад.

Лиза протянула мне руку.

— Пойдём, поднимемся наверх. Я соскучилась по тебе, мой хороший.

— А как же отец?

— Разумеется, спит мертвецким сном. Вероятно, даже не снял костюм. Чёртов алкоголик. Не мучай меня, малыш. Мне действительно тебя не хватало.

Я уже и думать забыл об обещании поговорить с отцом. Я знал что не смогу лишить себя очередной порции этого яда. И сократить и без того ограниченное количество предназначенных нам с ней минут.

***

Неделя прошла спокойно. Уж не знаю, какие катастрофы, по моему мнению, должны были произойти — но почему-то это спокойствие действовало мне на нервы. А нервничал я уже давно. И у меня были на это причины.

Во-первых, я собрал всю волю в кулак и решил, что поговорю с отцом. И расскажу ему всё, как есть. Не буду приукрашивать и прощения просить не буду тоже. Хотя бы потому, что виноватым себя не чувствую. Для разговора следовало выбрать удобный момент. Но вот только как знать, какой момент будет удачным? Сначала я был уверен в том, что Лиза обязательно должна была присутствовать — ведь это касается и её. Но потом я пришёл к выводу, что лучше нам с отцом поговорить с глазу на глаз. Кроме того, чёрт знает, что я могу сболтнуть в её присутствии. А если и она начнёт что-то говорить — вот тогда всё точно пойдёт насмарку. Хуже, чем могло быть. Хотя вряд ли может быть хуже. Я постоянно думал о том, как начать, что сказать — и в конце концов достиг той самой стадии, когда от мыслей становится невыносимо тошно, и мучительно хочется наконец-то выплеснуть всё наружу.

Вторая вещь, которую я должен был сообщить отцу, была ничуть не лучше первой. Она напрямую была связана с моей будущей учёбой — я решил поступать в Гарвардский университет. Просто в какой-то момент я сказал себе, что уже не ребёнок, и сам должен выбирать, где мне учиться. Тем более, что экзамены я сдал гораздо лучше, чем рассчитывал.

Полагаю, не стоит лишний раз говорить о том, что разговор мне предстоял тяжёлый. С одной стороны, я чувствовал желание отложить выяснение отношений на неопределённый срок. Но что-то — видимо, это была интуиция или же какие-то другие «внутренние голоса» — говорили мне, что время давно уже пришло, и медлить нельзя. Пожалуй, оставалось только собраться с духом. И это было сложнее всего.

В воскресенье в доме было шумно. Отец должен был на неделю лететь в Нью-Йорк, и поэтому он поднялся рано — почему-то он всегда собирал вещи ещё до завтрака. Лиза помогала ему — она носилась по дому на манер привидения, практически бесшумно, и только её юбка иногда шелестела в гостиной или в коридоре наверху.

Я тоже встал очень рано — мне не спалось. Ночью было жарко и душно, а от духоты меня всегда мучали кошмары, и выспаться мне не удалось. Я проснулся, когда за окном было ещё темно. Часы показывали начало пятого. Мне мучительно хотелось пить.

Я спустился на кухню, налил себе стакан воды и вернулся в спальню. Заснуть мне, разумеется, не удалось, и поэтому я взял с полки первую попавшуюся книгу (это оказался Джек Лондон) и остаток ночи провёл за чтением.

Читал я и теперь, сидя на кухне. Пил кофе, курил сигарету за сигаретой и ждал отца, который никак не хотел появляться.

Сердце моё готово было выскочить из груди — мне никак не удавалось успокоиться. Мне очень хотелось хотя бы на пару минут превратиться в одного из героев Джека Лондона — в одного из мудрых, смелых и сильных духом людей, которые находили достойный выход из любых ситуаций.

Хотя в моей ситуации они вряд ли когда-нибудь бывали. Никто из них не опустился бы до того, до чего опустился я.

Ждать мне пришлось довольно долго. Я уже начал думать, что с отцом случилось что-то неладное — он никогда не пропускал завтрак.

Отец появился тогда, когда я приготовил себе ещё кофе и вернулся за стол.

— Доброе утро, — сказал он мне. — Почему ты встал так рано? У вас с Беном сегодня игра?

— Нет. Мне не спалось — всю ночь снились плохие сны.

— Тебе надо ложиться спать вовремя, Брайан. Я говорил тебе это тысячу раз. Так ты не только провоцируешь мигрень, но и вредишь здоровью в целом.

— Пустяки, пап, всё хорошо. — Я положил книгу на стол. — Где Лиза?

— Ей срочно понадобилось что-то в городе, но она так и не сказала мне, что. Скоро вернётся. Ты завтракал или желаешь присоединиться?

— Нет. Я поем позже. У меня нет аппетита.

— Ты плохо спал, а теперь отказываешься от еды. С тобой явно происходит что-то нехорошее. Уж не влюбился ли ты?

— Я хотел с тобой поговорить, пап.

Отец сел за стол.

— Судя по выражению твоего лица, разговор предстоит серьёзный. Только не говори, что твоя милая подруга беременна, и ты, как настоящий мужчина, решил на ней жениться. Моё сердце этого не выдержит.

— Нет, совсем нет... — Я подумал, что фраза звучит немного двусмысленно, и замялся. — В общем, я подумал и решил, что я хочу учиться в Гарварде.

Отец сперва нахмурился, потом покачал головой. И принялся за еду. Он думал — и я терпеливо ждал того момента, когда он заговорит.

— Ты решил поступать в Гарвардский университет.

— Да.

— На факультет...

— Востоковедения.

— Что же, всё не так ужасно, как я думал.

Как хорошо, что у него сегодня хорошее настроение, подумал я.

— Во-первых, Брайан, я вряд ли скажу правду, если сообщу тебе, что разочарован. Хотя я бы хотел, чтобы ты учился здесь. Когда-то я тоже хотел поступать в Гарвардский университет, но существовало очень много вещей, с которыми мне приходилось считаться. Слава Богу, тебе о них можно не думать. Во-вторых, у меня есть пара вопросов. Вопрос первый. Ты понимаешь, что не сможешь жить дома?

— Конечно. Для этого есть общежитие. Хотя я надеюсь, что у меня будут деньги на отдельную квартиру.

Отец сделал продолжительную паузу. Он отлично знал, что в общежитии я долго не протяну — уж слишком высоко я ценил личную свободу.

— А теперь — второй вопрос. Откуда ты возьмёшь деньги?

— Я буду работать.

— В ущерб учёбе?

— Чёрт возьми, но работают все!

— Последи за языком.

Я замолчал и сердито насупился.

Отец завершил трапезу и принялся за кофе.

— Что же. Я уважаю твоё решение, Брайан. И хочу тебя уведомить, что я готов сколько угодно помогать тебе в денежном плане. Ты знаешь, что у меня есть такая возможность. Разумеется, я не буду разубеждать тебя, если ты решишь работать — хотя я против этого. Но если твоя учёба пострадает из-за работы — пеняй на себя. Ты понимаешь меня?

— Конечно, пап.

Отец закурил и сделал пару глотков кофе.

— И... я хотел сказать тебе ещё кое-что, пап.

— Я внимательно тебя слушаю.

Я глубоко вздохнул и начал рассказ. Отец ни разу не перебил меня. Он сидел вполоборота ко мне, курил и молча слушал. И мне сейчас меньше всего хотелось, чтобы он молчал.

После того, как я договорил, отец продолжил безмолвствовать, и молчал довольно долго. Потом он убрал ладонью волосы со лба, вздохнул и отвернулся. Я неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём теле — будто я выпустил из души что-то, что прижимало меня к земле и мешало жить. Нет чувства более приятного и одновременно гадкого, чем такая лёгкость.

— Я уезжаю вечером, Брайан, — заговорил отец. Голос его был таким спокойным, что мне стало страшно. — И я возвращаюсь через неделю. Это значит, что у тебя есть неделя для того, чтобы собрать свои вещи и уйти. Меня не интересует, куда ты пойдёшь. Нет, молчи. Я выслушал тебя — и теперь моя очередь говорить. К сожалению, я слишком мягкосердечный человек. Вероятно, кто-то другой на моём месте поступил бы иначе — выгнал бы из дома и Лизу, и тебя. Но я действительно люблю эту женщину. И она для меня слишком много значит.

— И для меня тоже.

— Замолчи, Брайан. Ты достаточно сказал. — Отец подвинул пепельницу и закурил в очередной раз. — Вероятно, кто-то другой на моём месте сказал бы, что больше у него нет сына. Но я не могу этого сказать. Наверное, потому, что у меня больше нет детей — и я горжусь тем, что ты стал именно таким, какой ты сейчас. Люди делают ошибки, Брайан. И ты должен привыкнуть за них платить. — Отец снова замолчал, теперь уже на пару минут, после чего заговорил снова. — С этого момента ты становишься совершенно самостоятельным человеком. И не думай, что получишь от меня хоть цент. Мне страшно даже предположить, что бы сказала на всё это твоя мать.

— Да, думаю, ей было бы неприятно узнать о том, что через полгода после её смерти ты привёл в дом другую женщину.

— Иди к чёрту, Брайан. — сказал отец и повернулся к окну.

Вещей у меня было много, но больше половины я решил оставить — не было смысла брать с собой лишнее. Одежда, книги, портативный компьютер, несколько чистых блокнотов в твёрдой обложке, ручки и карандаши — всё это поместилось в дорожный рюкзак. Туда же я положил ботинки, решив, что отправлюсь в путь в кроссовках — никто не мог предвидеть всего, и я подумал, что лучше будет взять удобную обувь. Рассовал по карманам рюкзака другие вещи — расчёску, зубную щётку и пасту, плеер.

Я устало опустился на кровать и задумался. Что-то я забыл, и это было очевидно. Снова поднялся и прошёлся по комнате. Достал из шкафа альбом с фотографиями, положил его в рюкзак. После этого подошёл к письменному столу и открыл небольшой ящичек, в котором обычно хранились дорогие мне вещи.

Первым делом я достал оттуда серебряное кольцо с тонким, почти изящным рисунком — подарок мамы. Я одел кольцо на безымянный палец левой руки. Снял — и кольцо переместилось на безымянный палец правой. Так будет лучше, почему-то подумал я.

Потом я извлёк из тайника крестик на золотой цепочке. Я носил его с самого детства — и снял после похорон мамы. Я до сих пор отлично помнил тот момент, когда священник сказал:

— Бог забирает хороших людей к себе.

Тогда я спросил у него:

— А почему Бог не думает о том, что чувствуют близкие хороших людей?

— Нам этого не понять, — ответил священник. — Видимо, Он так решил.

— Мне не нужен такой Бог, — сказал я.

— Прекрати сейчас же, Брайан! — шикнул на меня отец. — Что ты себе позволяешь?!

По возвращении домой я снял крестик.

И теперь я снова держал его в руках.

— Сотовый телефон, — услышал я голос Лизы со стороны двери. И обернулся. Она стояла, скрестив руки на груди, и разглядывала меня.

— Что? — спросил я.

— Не забудь взять сотовый телефон.

Лиза опустилась в кресло у стола, я сел на кровать — и мы стали слушать тишину.

Я думал о том, что день мой был лишён всякого смысла. Я катался на велосипеде и размышлял о жизни. Я не мог и предположить, что буду делать, куда пойду, где буду жить.

Да что там говорить — идти мне было некуда.

— Что ты будешь делать? — спросила у меня Лиза.

— Не знаю. Ещё не решил. — Я посмотрел в окно. На улице давно уже стемнело. — Он говорил с тобой?

— Да. — Лиза улыбнулась. — Он ограничился коротким словом «шлюха».

— Не думаю, что он мог бы сказать что-то ещё. Слава Богу, из дома он выгнал меня, а не тебя.

— По крайней мере, я бы знала, куда идти.

Я с усмешкой посмотрел на неё.

— И куда же? На поиски очередного любовника?

— Ну и дурак же ты, Брийян. — Она достала мундштук и принялась его чистить. — Я же говорила, что он никуда меня не прогонит. Хотя бы потому, что не считал тебя достойным конкурентом.

— У него на лице было написано совсем другое.

— Вероятно. Но вряд ли он найдёт женщину, которая согласится его терпеть.

— Могу тебя уверить — таких женщин гораздо больше, чем ты думаешь.

Лиза закурила и некоторое время молча разглядывала ночное небо.

— Меня действительно волнует твоя дальнейшая судьба, малыш, — сказала мне она.

— Тебе не стоит попусту тратить нервные клетки. Всё будет хорошо. Во всяком случае, теперь я рассказал всё отцу — и у меня на душе поют птички.

— Видимо, они поют невесёлые песенки.

— Это вопрос времени. — Я повертел на пальце кольцо — ощущение было новым и непривычным. — Хочешь поехать со мной?

Лиза рассмеялась.

— С тобой? А ты этого хочешь?

— Вряд ли. Пожалуй, нет. Хотя я в этом не уверен. Вообще, я ни в чём не уверен. Я тысячу раз спрашивал себя — зачем тебе было надо всё это? И ответа у меня нет.

— Со временем ты всё поймёшь, малыш. Жизнь расставит всё по местам.

У меня покалывало в висках — за неделю это был уже второй приступ мигрени. Я опустил голову на подушку.

— Отдыхай, малыш. — Лиза поднялась. — Я не буду тебе мешать.

— Прощай, — сказал я. — Удачи.

— И тебе, малыш. Удачи во всём. Только «прощай» — это не совсем верное слово. И очень опасное. Ты не можешь знать, что будет в твоей жизни завтра.

Лиза вышла, заботливо погасив свет.

Я закрыл глаза и подумал, что следовало бы встать и раздеться. «Ещё пару минут», сказал я себе. Но через пару минут я уже спал — глубоко и совсем без сновидений.