Читалка — Последняя работа скульптора

— Даю тебе простое задание. Совсем простое. Если ты отнесешься безответственно —

извини, Макс, мы хоть и старые, добрые друзья — но всему должен быть предел.

    Виталий чувствовал себя с одной стороны палачом, с другой — благодетелем. Макс — его школьный друг, бизнес которого лопнул год назад, оставив неудачливого предпринимателя в долгах по самые уши. Макс поначалу с огромным рвением окунулся в работу, которую он, Виталий, предложил ему. Работать на рынке недвижимости риэлтором — очень удобная и достаточно высокооплачиваемая профессия. График свободный, личного времени — предостаточно. Все бы и ничего, только бывший одноклассник пристрастился к алкоголю. Или его провал в бизнесе так подкосил, или недавний развод с женой, — да и какая разница. Макс стал вести себя крайне безответственно, учитывая специфику работы — тесный контакт с клиентом — этот факт Виталия, как владельца крупного агентства недвижимости в плане репутации не устраивал однозначно. Держать такого работника на службе — дело хлопотное, а выгнать — не удобно — не чужой ведь. Вот и пришла Виталию эта — просто гениальная мысль — дать шанс Максу. Последний шанс. Тогда и увольнять будет причина, и угрызения совести мучить не будут.

-Эта квартира некогда принадлежала одной старушке. Старушка умерла полгода назад. Квартиру свою она завещала Детскому дому №4, родственники и другие наследники за полгода не объявились — нам зеленый свет. Администрация Детского дома на своем внутреннем собрании решила — квартира им ни к чему, а вот деньги — очень даже пригодятся. Здание у них старенькое — нет-нет — да и развалится, да и так — ребятишкам игрушки да обновки купят, ремонт сделают. Квартира все же не из дешевых. Район престижный, площадь внушительная. Продашь за неделю — у меня нет к тебе никаких претензий.

       Виталий понимал, что по совести — продать квартиру в таком состоянии, да и вообще — любую квартиру — за неделю — под силу разве что супер-риэлтору, срок слишком мал. Но такое Виталий придумал условие, и менять его не собирался — во-первых — Рождество на носу, во-вторых — они с Наташкой собрались в Эмираты — деньги лишними не будут. Да и вообще.

— Одним словом, вот ключ, вот адрес, вот договор с Детдомом, рекламу на твой телефон я подал вчера.

Макс взял со стола прозрачный файл, в котором находились все «рабочие инструменты» и вышел на улицу. День выдался слякотный. Конец декабря, а погода — как в межсезонье.

«Недельный срок. Загнул ты, Виталик, конечно. Новая шубка Натуське срочно понадобилась. Ну-ну…» Макс завернул за угол и вошел в двери пивбара под символичным названием: «Отдыхай».

                                           2.

    Сигаретный дым висел столбом. Расположившись за свободным столиком у окна, Макс тоже закурил. Ультиматум Виталика был ему обиден, но терять работу — сейчас не самое подходящее время. Невыполнимая задача, поставленная так называемым другом — ясно давала понять, что от него хотят избавиться, как от обузы. Интересно было бы посмотреть на лицо босса, если бы он, Макс, вдруг взял бы, да справился с поставленной задачей. Тогда, по крайней мере, можно было ближайший месяц-другой чувствовать себя не подвешенным в воздухе. На третьей кружке пива ему вдруг пришла в голову мысль: «Надо зайти туда. Прямо сейчас. Чтобы предлагать объект покупателю — его нужно хоть как-то представлять, да и к тому же Прохоровский переулок — в пятнадцати минутах ходьбы, и, возможно, скоро начнут звонить потенциальные покупатели». Макс встал, накинул куртку и вышел на улицу. Снег с водой высотой примерно в пятнадцать сантиметров равномерно покрывал тротуары. Прохожие ежились, перепрыгивая лужи и сторонясь автомобилей, которые обдавали пешеходов густым душем. Добравшись до дома, он вошел в подъезд. Широкие лестничные марши, мраморные ступени — все говорило само за себя. Старое, но очень крепкое и красивое здание. Оно было отстроено в начале прошлого века для представительского класса. В народе до сих про его называли «Генеральским». Семьи выдающихся врачей, чиновников, военнослужащих проживали здесь когда–то. У всех имелась шикарная обстановка, к которой прилагалась прислуга, приходящие учителя музыки и иностранных языков для их любимых чад и другие признаки пусть не роскоши, но внушительного достатка. Теперь в этом доме жили состарившиеся наследники, а так же семьи бизнесменов, банкиров, владельцев ресторанов, казино и прочая элита города.

«Этаж второй. Замечательно. Апартаменты отхватят с руками и ногами. Не за неделю, конечно, но…чем черт не шутит». Макс, приободрив себя, отпер дверь и шагнул за порог.

                                        3.

        Чем тут пахло — трудно было объяснить. «Вот он какой, запах мертвых старушек» — Макс поморщился и нащупал выключатель на стене у двери. Лампочка, не очень яркая, вспыхнула, словно вскрикнула, напугав темноту. Взору отрылась не совсем приглядная картина. «Да, здесь не прибирали со времен Хрущевской оттепели». Макс прошел в гостиную. На полу лежал грязный, некогда дорогой шерстяной ковер. По углам — пара кресел. Посреди комнаты стоял большой круглый стол на витых ножках — ручная старинная работа над ним висел абажур с бахромой, которая, казалось, склеилась от пыли. Лампочка не работала. Макс едва ли не сдерживая дыхания, распахнул окно. Окном, впрочем, назвать это было сложно. Рама, вся прогнившая, казалась даже мягкой, словно она была из картона. Стекло в ней испуганно тряслось. «Тут уборки на месяц, а он хочет, чтобы я ЭТО продал за неделю. Шутник. Площадь, действительно — огромная. Бабке было бы гораздо проще давным-давно разменять эту квартиру на меньшую, и провести свои последние дни припеваючи».

    После гостиной располагалась большая комната, очевидно, когда–то это была студия скульптора. Множество полок высоких и длинных были уставлены разного вида изделиями. Забавные копилки, статуэтки, вазы, кувшины, зловещие маски чудовищ и даже бюсты вождей пролетариата. Вдоль стены стояло несколько бумажных мешков то ли с гипсом, толи еще с какой «скульптурной» смесью, которая таки не пригодилась мастеру. В самом дальнем углу располагалась очень грубо и небрежно выполненная скульптура обнаженной женщины. «Не симпатичного вида натура, не увлекла художника. Или сама с себя лепила?» — мелькнуло в голове Макса. Пространство посреди «студии» занимал огромный рабочий стол скульптора, рядом с которым стоял гончарный круг. Все предметы, мебель, пол — были покрыты толстым слоем пыли (или гипса?), почти превратившимся в грязь. « Только трава здесь не растет. А бабушка на досуге, видимо, развлекалась лепкой» — Макс криво улыбнулся, проведя пальцем по краю стола. «Гипс».

       Спальня была подобием кладовки. С узким высоким окном, она напоминала темницу. Узлы с тряпьем, источая неприятный затхлый запах, загромождали почти всю комнату. В дальнем углу стояла деревянная лошадь-качалка. Свое предназначение она забыла много лет назад.

        Ванная комната выглядела и вовсе удручающе. Впечатление такое, что там мыли бездомных собак. На любом вокзале, в любом городе Росси в самые худшие времена не было, пожалуй, такого резкого запаха аммиака и такой грязи. Нормальный человек не мог здесь обитать. Макс напоследок окинул беглым взглядом «элитную» квартиру и, с чувством брезгливости и неприязни, поспешил выйти.

                                        4.

— Детский дом? День добрый. Вас беспокоит Максим Окладников, риэлтер агентства            « Квартирный вопрос». Я занимаюсь продажей Вашей недвижимости, и мне хотелось бы пообщаться без телефона.

-Да, конечно, я буду сегодня на месте весь день, подъезжайте, пожалуйста — ответил женский голос в трубке.

«Какой радостный и приветливый голос» — подумал Макс. «Да и чего, ей собственно не быть приветливой, когда такие деньги просто упали с неба. Интересно было бы узнать, с какого перепугу эта полусумасшедшая бабка вдруг завещала свою квартиру Детскому дому. Выходит, не на столько она была и безумная. Все–таки благое дело для сирот. Ума ж хватило». С этими мыслями Макс запрыгнул в автобус, направляющийся за город, в поселок Тимошенково, где, собственно, и располагался Детский дом.

       Действительно, старое здание с оббитыми или обвалившимися углами, покосившийся и давно не крашеный заборчик — все говорило о нехватке средств. Внутри тоже — серость и уныние. Для дома, где проживает множество детей, здесь было тихо. «Казенный дом для маленьких, брошенных детей» — от этой мысли сердце Макса сжалось на секунду, и, прогнав ее, он постучал в дверь кабинета директора Детского дома.

        Директором оказалась женщина лет сорока. Дружелюбно встретив и усадив Макса в кресло напротив, она сделала внимательное лицо, показывая тем самым, что готова к общению.

— Видите ли, в чем дело. Я побывал вчера в унаследованной вами квартире. Состояние, скажу Вам, плачевное.

Директриса напряглась, приготовившись к спору о цене. Ей говорили, что риэлторы — народ ушлый, цену сбить могут только так, и на этом и наживаются — за счет продавца и покупателя. Посредник, есть посредник.

— В квартире необходима хоть какая-нибудь уборка. И если Вы в состоянии организовать ее собственными силами — можно будет сэкономить деньги, поскольку работы там много. Для начала нужно просто выбросить всю, имеющуюся там обстановку, ну, а потом отмыть все, разумеется.… Вот, собственно, я и хотел узнать ваши возможности.

Женщина расслабилась и виновато улыбнулась.

-Я Вас поняла. Дело в том, что наш Детский дом — это дом для детей-инвалидов с умственным и физическим отставанием. Конечно, есть и большие ребятишки, но спросу с них очень мало. Поэтому, я Вас очень попрошу, будьте так добры, возьмите все это в свои руки. Мы все оплатим Вам с продажи. Конечно же, нам, поверьте, дорога каждая копейка, финансирование сейчас, сами знаете, какое. Но, если от этого зависит скорейшая продажа, я только — за. Не каждый день нам жертвуют такие суммы денег.

— Простите за нескромный вопрос…

-Да, пожалуйста.

-Эта женщина, Воробьева Виолетта Макаровна, она какое то имела отношение к вам? Вы ничего не подумайте — это просто личный, спортивный интерес.

Женщина глубоко вздохнула.

-Вы знаете, я тоже заинтересовалась этим спонсорством. Я тут работаю всего десять лет. После того, как нотариус нас известил, я специально подняла архив, и, действительно, выяснилось, что у нас был на попечении мальчик Савва Воробьев. Это было в1949. Он поступил с диагнозом шизофрения легкой степени в пятилетнем возрасте. От него отказалась мать Воробьева Виолетта Макаровна. Она не разу его не навещала. А потом — мальчик умер в возрасте семи лет от коклюша.

                                           5.

    Возвращаясь в город, Макс размышлял: « Выходит, мамаша избавилась — таки от сыночка в пользу государства, как говориться. Чем же мешал полупомешанной мамаше ее аналогичный отпрыск? Родственников у нее больше не было, да и детей, вроде как — тоже. Прожила в своей халупе долгую и никчемную жизнь… Зачем было избавляться от ребенка? С шизофренией легкой степени люди нормально живут, и даже как-то умудряются ладить с окружающими. Выходит — сдала, потом опомнилась, да поздно было, и под старость лет так совесть замучила.

    Макс снова спешил в Прохоровский переулок. Бригаду «Мистер чисто» он уже вызвал — осталось встретить их и дать указания. Показывать квартиру покупателям в таком состоянии было нереально.

       Зайдя внутрь, он вспомнил, что оставил открытым окно на всю ночь. Сквозняк тут же смел со стола кипу старых газет и пожелтевших листков. На столе, под абажуром лежал единственный листок, не поддавшийся сквозняку. Это было похоже на записку. Детской рукой неровными печатными буквами было написано: «Она убила мою маму». Макс тупо смотрел на этот желтый лист, перечитывая фразу снова и снова. Он вздрогнул от резкого стука в дверь.

— Здравствуйте! «Мистер чисто» вызывали?

— Здравствуйте, проходите. Макс машинально сунул руку с листком в карман.

— Нужно вымыть полы и отмыть санузел. Больше пока ничего.

— Да, состояние тут у Вас плачевное… — молодой человек и две девушки в синих рабочих комбинезонах с эмблемами, на которых красовалось название фирмы, с интересом оглядывали «фронт работ», они были во всеоружии.

— Да, я знаю все про наше состояние. Попрошу вас убрать здесь, как можно быстрее и качественнее. Завтра придет машина для вывоза мусора, возможно, ваши услуги нам понадобятся еще.

        С чувством выполненного долга Макс поскорее спешил покинуть это место. Он с облечением вышел на улицу, решив тотчас же реализовать проявившуюся мысль — дойти до ближайшего бара и пропустить пару кружек пива, пока производится уборка.

Во дворе к Максу несмело подошла старушка с интеллигентным лицом.

-Здравствуйте, это Вы купили восемнадцатую квартиру?

-Здравствуйте. Нет, мы — продаем…

-Но ведь…

-Да, хозяйка завещала предать свое имущество после ее смерти Детскому дому в Тимошенково…

-Молодой человек, вы не позволите мне туда зайти вместе с Вами? Я — соседка.

« Ну, ну…охотница за бюстами вождей» — подумал Макс и сказал:

— Без проблем, конечно. Приходите, когда уедут рабочие.

        Бригада старалась на совесть, и через четыре часа работа была выполнена. Два баллона освежителя воздуха сделали свое дело. Теперь в воздухе витал запах лесного ландыша. «Почти, как в парикмахерской» — Макс с удовлетворением осмотрелся. У двери в коридоре стояли аккуратно составленные коробки с хламом почившей.

        Здесь были газеты тридцати, сорока летней давности. «Странная женщина. Зачем это было хранить столько лет». Он потянул одну из них. Внутри был сверток. Это были фотографий. Очень старые, пожелтевшие и затертые. Обычные черно-белые фотографии. На одной из них — молодая привлекательная женщина с выразительными глазами, наверное, умершая хозяйка, дальше — очевидно — семья — мужчина, женщина и их ребенок, потом — маленький мальчик, сидящий на карусельной лошади. Таких каруселей уж и в помине нет…. Снова молодая женщина, та же самая. Следующая фотография Макса удивила. Она сохранилась хуже остальных, но было совершенно очевидно, что на ней изображены близнецы. Это лицо он видел на предыдущих фотографиях. Только в одном экземпляре. А тут — совершенно одинаковые, как две капли воды, похожие друг на друга, улыбающиеся молодые женщины. Судя по старости фото, ни о каком монтаже не могло быть и речи. Перевернув фотографию, Макс прочел выцветшую надпись: «Маргарита и Генриетта.1947». «Вот тебе и родственники». Макс собрался, было уходить, как вдруг в дверь постучали.

                                6.

На пороге стояла соседка.

-Проходите. — Макс был уверен, что женщина наделась взять что-то себе на память.

Она вошла, внимательно оглядывая вокруг себя. Казалось, что женщина испытывает сильное волнение. Она медленно прошла в «студию».

-Вы не стесняйтесь, может быть… — Макс запнулся.

-Много лет назад здесь жил интереснейший человек. Мы, будучи детьми, любили ходить сюда, и нас здесь всегда принимали, мы могли тихо стоять у этого стола и смотреть, как из куска глины появлялся вдруг забавный человечек или зверек в умелых руках Макара Ивановича… он очень любил детей. Мне казалось, я помню все на перечет, что стояло здесь на полках. Все безделушки, копилочки, человечки…

Женщина внимательно разглядывала окружающие ее предметы, с выражением умиления на лице.

-Хотелось зайти сюда в последний раз…это — словно в детство попасть.

-А вот эта гипсовая женщина, это жена скульптора? — спросил Макс, создавая видимый интерес — умиленная старушка его слегка раздражала.

— Не могу сказать. Я не помню, чтобы я раньше видела эту работу.

Женщина тихо стояла возле полок, и, казалось, мысли ее были очень далеко.

— Вы давно здесь не были? — Максу хотелось поскорее выпроводить ностальгичную бабусю, он пытался, как-то, подвести итог ее визита.

— Очень давно. Много лет. С сестрами Кондратьевыми — это была их девичья фамилия — мы вместе росли. Маргарита и Генриетта. Они были старше меня. Близнецы. Мы ходили в одну школу и часто играли вместе во дворе. Родители их погибли, когда девочкам было по 19 лет. Отец был известным в ту пору скульптором. Семья с хорошим достатком, и девочки были, вроде не плохие. Только одна из сестер, как водится у близнецов, была побойчее другой. Маргарита. Казалось, что вторая сестра всегда шла у нее на поводу, словно она была старшей в семье. Вскоре Генриетта влюбилась и вышла замуж за инженера. Было ясно, что Маргарита завидовала ей. Она всегда завидовала ее доброте и мягкости. Муж Генриетты, Петр — не был красавцем, но был очень приятным и воспитанным молодым человеком и искренне любил свою жену. У них родился Савушка. Славненький такой малыш был. Однажды Маргарита, из зависти, или злости, а может смеха ради — ох и стервозная была девка — Петю обманула. В постель к себе затащила. Он то думал, что был с женой, а оказалось — с сестрой. С этого дня для Пети начался ад. Рита издевалась над ним, высмеивала его, как мужчину, шантажировала, угрожая все рассказать Генриетте, если Петр ту не бросит, — очень уж она завидовала семейному счастью своей сестры. Да, видимо, договориться — так и не получилось. В один из дней у Пети с Ритой вышла крупная ссора. В итоге — Рита ударила его ножом и убежала. Дома никого не было, на помощь позвать он, видимо, не смог, так и умер от большой кровопотери. Риту поймали и осудили. Но, несмотря на все, Генриетта, добрая душа, простила сестру, письма ей писала, жалела ее всегда. Она очень ее любила. А потом слух прошел, что Маргарита Кондратьева сбежала из тюрьмы и пропала без вести. Милиция несколько раз приезжала сюда, искали ее, да так и не нашли. Она — словно сквозь землю провалилась. Но я точно знаю, что она приходила сюда. Сразу, как сбежала. Я слышала громкий разговор сестер через стенку. И смех. Смех Маргариты — я его никогда бы не перепутала. Громкий, звонкий и заливистый. Но я так ее и не видела.

        После этого Генриетта стала очень замкнутой и даже какой-то злой, сосем не похожей себя, словно ее подменили.    Стала бить ребенка, всегда кричала на него, мне даже кажется, она специально натравливала на Савушку собаку. У них был здоровенный кабель, даже не знаю, какой породы. Но когда она выходила с ним во двор — лучше было быть где-нибудь в стороне — пес кидался на всех без разбору и рычал. Вскоре Савушка сильно заболел. Генриетта няньку рассчитала, а мальчика определила в дом для душевнобольных.

-Заболел?

-Ребенок все время плакал, громко очень, словно его резали, кричал ночами, перестал мать узнавать, даже бояться ее, что ли…врачи сказали, что мальчик тронулся умом.

Так она осталась одна. С собакой. Я не знаю, что уж она там делала с псом, но он все время лаял, особенно ночами. Вы представляете, как лает огромный пес? Казалось, что стены трясутся… У нас спальня как раз через стенку с этой их студией. Казалось, что она держала собаку здесь, взаперти, вот пес и лаял. А через месяц и он издох. Я так думаю, она сама ее и отравила, потому, как на вид собака была всегда здорова, и очень уж упитана. Такой огромный кабель, откормленный, как бык, словно она его кормила одним только мясом.

После этого Генриетта выходила на улицу очень редко и никого к себе не впускала. Не принимала никакой поддержки и помощи. Он просто не открывала дверь. Ни с кем не разговаривала, словно тоже стала помешанной. Правда, последние полгода перед смертью в церковь стала ходить, а больше — никуда. Так и умерла в своем склепе.

Женщина смотрела на Макса, словно что-то еще хотела сказать, она набрала в грудь воздуха, и тяжело выдохнула — может, передумала, или ему показалось. Макс вышел вместе с ней, решив дойти до ближайшего магазинчика. Домой идти не хотелось. Прикупив кое-каких продуктов для бутербродов на ужин и пару бутылок пива, он вернулся в квартиру старушки.

                                                                7.

    Расположившись в одном из кресел, Макс с удовольствием откупорил бутылку с пивом. Вспомнив, про найденный днем листок он достал его из кармана. Действительно, это было написано рукой ребенка. Многие дети, когда только учатся писать, пишут букву «И» с палочкой наоборот. « Мальчик и вправду, был болен». Макс пил пиво и думало том, как можно было бы здорово здесь все переделать. Людям, которые купят эту квартиру, придется хорошо поработать, и тогда, возможно, получится шедевр. Незаметно для себя, он вздремнул, а может, просто вырубился на несколько минут — усталость плюс алкоголь — сделали свое дело. Когда он открыл глаза, за окном было темно. В студии горел свет. Макс встал, решив, что он тут изрядно засиделся и направился к выключателю. Теперь здесь было относительно прибрано. Было видно, что пол паркетный, хоть и потертый, но вполне чистый. «А, может, и правда, взять что-нибудь себе в качестве сувенира? Таких безделушек сейчас нигде не найдешь». Он стал внимательно рассматривать поделки, стоящие на полках. Вдруг вспомнил соседку-старушку, невольно сравнив себя с ней, хохотнул и отвернулся. Взгляд упал на гипсовую женщину. Макс подошел ближе. Действительно, эта работа была не то, чтобы не доделана, она была просто «наляпана». Гипс местами неестественно выпирал, образуя рельефы, совсем не подчеркивающие красоту женского тела. Рядом с фигурой на полу лежал лист бумаги. «Фирма веников не вяжет. Доверяй, но проверяй» Макс наклонился подобрать бумагу, и от увиденного, так и застыл в согнутом положении. На листке, похоже, тем же детским подчерком было написано: «Это моя мама». Очевидно, сквозняк принес этот лист сюда из коробок в коридоре, когда Макс открывал или закрывал входную дверь. Он выключил свет и, с чувством выполненного долга, отправился домой.                    

                                                                    8.

        Следующим утром Макс поджидал мусоровоз. На вечер у него было назначено три встречи с потенциальными покупателями — состоятельными людьми. Звонков было великое множество, и Макс уже начал верить в то, что недельный срок для продажи этой квартиры — вполне приемлем. Все-таки — очень престижный район, а дом — считается памятником архитектуры. Желающих нашлось предостаточно. Макс был доволен собой. Он предвкушал, как придет и объявит Виталику о сделке. Он еще раз прошелся по комнатам. Состояние — удовлетворительное. Почти весь хлам был упакован и перенесен к входной двери. Деревянная лошадка сиротливо раскачивалась на изогнутых полозьях.

           Вскоре бравые ребята приехали и принялись дружно выносить вещи из квартиры. Они забрасывали в грузовик все без разбора — кресла, стол, тюки с тряпьем, коробки, несколько мешков с застывшим гипсом, лошадь-качалку… Какой— то маленький мальчик, гулявший во дворе с бабушкой громко крикнул: «Это моя лошадка! Хочу лошадку!». Женщина поспешила отвлечь ребенка, и, потянув его за руку, повела прочь. Никто из соседей не решился ничего себе взять. Кучка местных старожилов — любопытных соседей — молча следила за погрузкой. Статуэтки, бюсты, копилки разлетались на черепушки, ударяясь о дно кузова. Немые предметы обстановки, свидетельствующие о существовании некогда это семьи, уничтожались, разбивались, просто переставали быть за своей ненадобностью. Словно и не было никогда двух сестер, их родителей, Петра, маленького Савушки…

        При выносе гипсовой фигуры женщины один из грузчиков оступился в слякоть, и, теряя равновесие, опустил свою половину ноши. Она с глухим звуком ударилась о бетонное крыльцо. От фигуры отлетела голова. Этой картины ждали всезнающие соседи? Всезнающие и молчащие — то ли от страха, то ли от неуверенности в своих страшных догадках. Или они были также удивлены и напуганы, как тот молодой парень, который, подняв голову фигуры, тут же ее отбросил, и вскрикнул от неожиданности, как ребенок? Из-под слоя гипса вылепленного туловища, оставшегося в руках другого грузчика белела кость позвоночника.

        Кто–то громко выдохнул в толпе, а потом кольцо зевак стало сжиматься, словно всех их притягивал какой-то страшный магнит. Люди смотрели на человеческие останки, как завороженные.