Ярослав Дорофеев — ' БЕГ'

Когда К. смотрел на замок, ему казалось,

будто там, вдали, спокойно сидит некто

и смотрит в пространство перед собой…

Франц Кафка.

Украсить интерьеры и повиснуть на стене,

Нарушить геометрию квадратных потолков…

Янка Дягилева

В универе было как всегда скучно. Я незаметно одел наушник и наслаждался Янкой Дягилевой. Светка меня поняла и простила, настроение было одуренное. Иногда, даже, нужно ссориться, чтоб были вот такие примирения. На носу уже зимняя сессия, а я еще и не приступал к учебе. Нужно будет кинуть в аську призыв и скачать, у кого ни будь лабы по ООП.

И когда только Cвета успевает сама писать все эти рефераты и курсовые! Наконец пары закончились, и мы пошли к Свете домой. Я догадывался, за чем мы идем туда и от этого настроение улучшилось еще больше.

Уже в парадном, когда света открывала ключом дверь, я зарылся носом в ее рыжие кучерявые волосы и вжался в ее тело. Мне хотелось быть ближе, мне необходимо было просто раствориться в этом существе. Мы проскользнули в комнату, я снимал с нее джинсы. Она стянула через голову мой свитер, и ее холодные руки вызвали мурашки на коже. Я прижался губами к ее груди и повалил на кровать. Хотелось быстрее оказаться в ней, но я медлил. Хотелось выпить ее прерывистое дыхание. Медленно и до последней капли. Ее ногти царапали мне спину, мы танцевали, наверное, самый прекрасный танец на земле, стараясь продлить его как можно дольше. Мы были одним целым.

— А знаешь, пошли на майдан?

Я выпустил дым в потолок.

— Давай.

Света обрадовано улыбнулась и прижалась ко мне. Я потушил бычок в пепельнице и потянулся. Света спрыгнула с меня и проскользнула в ванную. Через минуту я услышал шум воды. Я лежал, уставившись в потолок, на скомканных простынях заложив руки за голову.

Через полчаса мы, в полной боевой готовности и литром пива в рюкзаке, спускались по эскалатору в метро. Было только часов шесть вечера, но улицу окутали осенне-зимние сумерки. Ночью температура становилась уже порядком минусовой, и лужи слякоти покрывались отвратительной коркой. В метро, как всегда было шумно, мы едва протиснулись в вагон и ехали, обнявшись у противоположных дверей вагона.

Света положила голову на мое плечо, а я, уткнувшись носом в копну приятно пахнущих волос смотрел на цветную рекламу, щедро облепившую вагон. За окном мелькала неприглядная чернота, обрывающаяся станциями, двери истошно хлопали и потоки пассажиров вливались в вагон и исчезали, отхлынув, словно волны прибоя. Гундосый голос объявлял название станций и увещевал неповоротливых пассажиров напоминаниями о скоро закрывающихся дверях.

Меня не покидало меланхолически расслабленное состояние, мне хотелось поваляться в кровати, но впереди ждала многоголосая толпа, и это было, наверное, тоже неплохо.

Мы вышли на Кресте, и умело, лавируя в потоке каждодневных обывателей и отдыхающих гостей столицы, коих без умолку приветствовал репродуктор, очутились в заветной трубе. Теперь она, конечно, выглядела совсем не так как раньше, но большинство людей быстро восприняло перемену и смирилось с нововведениями. Туристы отныне приезжали не для того чтоб посетить старинные соборы и подземелья Киево-Печерской Лавры. Теперь их прельщали мраморно-металлические лабиринты «Глобуса», смрадные фест-фуды и болотно-зеленый фонтан, который ежедневно до краев заполнялся их щедрой рукой еврами, центами и иенами.

Но таких, как я, это сооружение прельщало не «европейскими стандартами» прекрасного, а бесплатным туалетом, наличия которого требовали переполненные пивом мочевые пузыри. Минуя стеклянные двери, мы окунулись в симфонию всевозможных звуков и запахов. У дверей нас встречала огромная поляна увядающих цветов в пластмассовых вазах. Подле раскладки с розами, лилиями сидели многочисленные бабульки с букетиками маленьких цветочков сомнительного происхождения. Компании разношерстных людей сновали туда сюда. Здесь были и обычные обыватели, спешащие с работы, домой, «отдыхающие гости столицы» с периферии, который выдавал характерный, многократно воспетый в Москве говор. Проносились раскосые лица китаянок и черные — студентов из дружественных стран, которые за время пребывание в нашей стране успели обогатиться ее главным культурным достоянием — отборным русским матом. Были здесь и юные криминальные элементы столицы. Квадратные бритые субъекты в спортивных штанах и черных кожаных куртках попивали пиво у ярких витрин с игровыми автоматами. Их побратимы скины шныряли тут же бросая злобные взгляды в сторону цветных, но в большинстве случаев находящие жертв именно из таких как я.

Труба была полна профессиональных нищих и уличных музыкантов. Здесь можно было услышать все: от скрипки, саксофона и флейты, до расстроенной акустической гитары. Важно прогуливались менты и форма плохо скрывала их происхождения и врожденную ненависть к «коренным жителям города». Изредка они подбирали перебравших бомжей сползающих по стенам подземного перехода.

Безошибочно определив по звуку направление, мы пробрались в самую гущу неформально прикинутого народа, который стоял, сидел или просто валялся разбросанный группками подле «звезд трубного рока». Со всех сторон до нас доносилось хоровое исполнение «Арии», «Наутилуса» и прочих виртуозно исполняемых шедевров классики. От одних группок к другим перебегали затасканного и весьма нетрезвого вида олдовые штрихи аская сигареты и мелочь на очередную порцию бабушкиной водки из-под полы. Раздавались приветственные возгласы, и Света попеременно набрасывалась с лобзаниями к различным девушкам с грозными именами: Смерть, Чудовище и т.д. Моя рука распухла от рукопожатий, и язык устал от отказов выпить с кем-нибудь паленой водки. Наконец, найдя кучку универовцев, мы пристроились к ним. В суете мелькнула физиономия Ярослава, но я не стал подходить, заметив, что он занят хорошенькой брюнеткой лет 14-ти.

— Ну что? — спросил Костыль, перекрикивая вопли и закуривая.

— Пить будем, гулять будем. — Отозвался я под одобрительный вой Ангела, Курта и Сани.