Marina Rin — Калейдоскоп улыбок

Предисловие.

   Весна.

Обычно в это прекрасное время года, когда грязный от выхлопных газов снег медленно тает под лучами Солнца, словно масло на горячей сковороде, что-то изменяется. Мелкие ручейки стекают к водосточным канавам, заставляя спешащих по своим делам прохожих смотреть под ноги, чтобы ненароком не намочить обувь.

   Иногда небо затягивается серыми, тяжелыми тучами, через которое лучам небесного Светила невозможно проникнуть. Они где-то в вышине бьются о прочные серые стены, дабы хоть глазком взглянуть на землю. Весь город словно окутан ватой, и кажется, что точно такая же вата находится внутри тебя. Она комом лежит слева, под ребрами; щекочет горло, заставляя протяжно вздыхать; ложится на веки, из-за чего постоянно хочется плакать.

   Многие читают специализированную литературу, стараясь разгадать причину плохого настроения и неработоспособности. Они часами сидят в Интернете, страница за страницей перещёлкивая Yandex или Google в поиске ответов на свои вопросы. Проходят многочисленные онлайн-тесты, определяя тип своей жизни. И очень огорчаются, когда видят результаты.

   Некоторые даже обращаются к врачам. В нумерации записей на прием к психологам не хватает чисел, они давно перевалили за шесть, семь нулей. А ведь психологи — такие же люди. Они выслушивают жалобы на жизнь каждый день, весна за весной, год за годом, в тайне злясь на вас. Смотрят в даль за окном, нервно кусают губы и пытаются определить, что такое у них в груди.

   Там все та же вата, что и лежит в других. Имя её — весенняя депрессия. Это состояние, когда душа жаждет перемен, новых открытий, а разум движется по прежней колее.

   Люди подолгу молча сидят и вглядываются в точку на столе; вытаскиваю из пачки сигарету, лениво пускают дым, разглядывая причудливые узоры, и думают, думают, думают…

   Улыбки всё реже появляются на их лицах, лишь в особенные минуты, когда где-то вдалеке мелькает просвет. Или же это просто просвет в их чувствах. Но они могут… Они могут улыбаться! Это чудесно, когда искренний, разбрызгивающий радость, смех разлетается в воздухе, добавляя глазам лукавый блеск, по которому можно определить, насколько близко подошла весна.

   Вам везет. Вы плачете, смеётесь, любите, ненавидите, и пусть без удовольствия, но живёте. Мне этого не дано. Вернее, не так… Проще рассказать вам мою историю. Не то, что бы я какая-то особенная. Просто немного другая. Отличаюсь я не внешне, но внутренне.

   Меня зовут… хм.…У меня нет имени. Вернее, их у меня слишком много. Каждый человек называет меня по-своему.

   Французский инженер, живущий с больной мамой, называл меня Джулией. Но недолго: он мечтал о райском уголке на побережье Тихого океана, а я не очень люблю жару. Тёплый несильный ветер, небо, затянутое облаками — самое оно! Насколько я знаю, этот инженер умер, сидя у телевизора, в окружении родственников. Что ж, довольно неплохо прожитая жизнь. Главное, что он улыбался. Естественно, вспоминая меня.

   Безупречно вежливый Патрик из Великобритании в приливе нежности тихонько шептал: My dear, Marie. С ним я тоже была недолго: он обанкротился и был вынужден покинуть родные края навсегда. Я могла бы уйти с ним, но это было бы слишком скучно. Его итог романа с одной из землячек пишет довольно неплохие детские рассказы и на рассвете зачитывает их своим кошкам.

   Смелый и решительный хорват Алесандер оставил на своём теле след: Цлата.

Это означает: золотая. И вправду, он лишился всех своих денег, когда одной июльской ночью на нас напали. Поистине, геройский поступок! Один на четверых — и, как обычно, справедливость стыдливо стояла в сторонке. Что с этим милым парнем случилось дальше, я не знаю — ни один из моих кавалеров не занимал место в сердце. Дальше объятий дело не заходило, даже поцелуи были запретной темой. Просто хотелось узнать, что такое особь мужского пола.

    Сколько еще имен мне давали! Драгана, Агнет, Грета, Ивона, Эрика, Эва, Диана, Елена, Анжела… И это — всего лишь самые вспоминаемые мной. Их было намного больше. Они были разными, они полностью характеризовали мужчин, которые называли меня ими. Но все они означали что-то возвышенное.

   Какие-то из имён мне очень подходили, подчеркивая изящество, ум и красоту (и скромность, конечно). Какие-то были непонятным звуком, мешающим слушать. Мне все равно. Я не привыкаю к именам, и они не привыкают ко мне. Мы с ними слишком разные. Я непостоянна, они же обязывают к какой-то определенности. Скучно. Все эти имена выветрятся из моей памяти как мусор у дороги, выкинутый из окна новенького Nissanа небрежным водителем. Возможно, я запомню лишь одно.

   Для Твайена я была, конечно, Иммой.

Не хочу вспоминать ту историю. Да и не помню её в подробностях — я слишком быстро промотала свои века той жизни — и память стёрлась. Остались только основные факты.

   Сейчас я решила основаться в России. Здесь красиво и весело. Когда-то я уже была в этих местах.

   Меня поразила русская непредсказуемость. Люди здесь необычны: они добры тогда, когда их злят, и злы, когда им делают добро; они готовы порвать глотку тому, кто посмел на улице ударить оборванную дворнягу, и обманывают своих близких; они плачут на чужих похоронах и смеются на своих собственных. Они жалуются на маленькие зарплаты, пенсии, на цену в магазинах, и способны в пятницу вечером, встретившись с закадычными друзьями, оставить в баре все деньги до последней монеты. А после оправдываться все утро перед родственниками, сетуя на безголовость.

   Да, они безголовые и сумасшедшие. Совершаемые ими поступки противоречат всей логике, не имеют объяснения. Но русских давно не волнует мнение окружающих — они делают то, что им хочется, чаще всего рассчитывая на счастливый билет, или же на «авось».

   Кстати, как безрассудно это не звучало бы, но поверьте — спонтанные действия всегда приносят плоды.

   Так о чем это я?... Ах, да! Русские. Их не любят нигде, сочиняют про них множество анекдотов и историй. Самый распространенный миф о России был услышан мной в разговоре двух американок среднего возраста. Они возмущенно обсуждали, что пить «vodka» из горла, танцевать «казака» с медведем на Красной площади и кричать матерные частушки, лежа в теплом июле в снегу — это безумие, показ которого по ТВ должны запретить.

   Я до сих пор недоумеваю, какой же канал они смотрели.

   Так же я слышала множество страшных историй, которыми пугают своих детей жители Европы: в основном в их рассказах фигурирует русский мужик Василий, ночующий там, где упадет в пьяном угаре. У него косматая борода, широкий нос, беззубый рот и тело качка прошлых лет. Одной рукой он скручивает деревья в морской узел; от его дыхания зона в радиусе десяти метров является мёртвой; в карманах широких рваных штанов он таскает с собой топор. Так вот этот самый Василий забирает непослушных детей к себе в землянку и там насильно кормит их сырым мясом.

   Честное слово, самой становится жутко, представляя этого Василия.

Откуда они берут эти легенды?!

Ну а уж про «Russian mafia» и говорить нечего. На всех курортах, которые себе могут позволить русские, их называют именно так, искренне считая, что криминал в России на первом месте.

   И все равно мне здесь очень нравится.

   Я решила пожить в Подмосковье. Это единственная область, имеющая своё собственное название, в отличие от других областей бескрайной страны. До Москвы ехать около получаса, так что проблем с развлекательной программой быть не должно. А программа у меня одна — искать улыбки.

Да-да, вы не ослышались. Именно улыбки. За многие…хм… из песни слов не выкинешь — века моей жизни, я совсем разучилась улыбаться. Впрочем, как и плакать. Лицевые мышцы не помнят, как нужно работать, а уж в сердце у меня выжженная дотла пустыня. Да и умела ли я?

   Как и зачем нужно показывать свои эмоции находится за пределами моего понимания.

Как это, когда губы непроизвольно растягиваются, обнажая крепкие белые (ну или не совсем) зубы; когда из груди вырывается грохочущий звук, словно у кого-то порвался мешок с орехами; когда из глаз блестящими струйками стекают слезы смеха, или же горести.

   Мне неведомы сие состояния, а жажда эмоций становится все сильнее. Благо есть у меня одна способность, о которой не стоит рассказывать вслух, но я уверена, что вы никому не расскажите — я умею по глазам считывать память. Стоит человеку хоть на мгновение посмотреть мне в глаза, и все — он открыт. Даже самые потаённые места памяти, куда сам человек боится заглядывать, чтобы не стыдиться себя самого, мне видны. Но я читаю только улыбающихся людей — чужие проблемы, страдания и слёзы мне не нужны.

Так я и хожу, пытаясь поймать хоть отголосок улыбки, а, поймав, рассматриваю его причину.

   Являясь союзом одного из скандинавских богов и смертной, я получила способности от родителей — от отца досталось бессмертие, от матери — человеческий вид. Но с годами, прожитыми на земле, отцовская часть притупляется, уступая место человечности, чего я боюсь сильнее всего.

   Удивляться становится нечему — всё прожито, испытано.

Благодаря людям я заново переживаю банальные эмоции.

Глава 1

   Солнце только-только начало подниматься из-за горизонта. Северный ветер, взявшись ниоткуда, подхватил легкий бумажный листок, валявшийся на тротуаре и понес его на встречу облакам. Ничего не означающее событие, но добавляющее в картину какую-то жизнь. Эти ленивые облака будто испугались холодного и беспощадного ветра и стремительно поплыли дальше, чтобы рассмотреть с высоты другие страны, другие судьбы. На улице вовсю бушевал прохладный, но солнечный апрель. Первые лучи осветили окрестности небольшого городка, словно показывая все прелести Подмосковья. Большие темные ели в ближайшем лесу казались в мягком свете утреннего солнца молодыми и сильными. Птицы, словно чувствуя это, вылетали из своих гнезд, позволяя деревьям полностью насладится своей красотой.

   Я сидела на покрытой облупленной краской лавочке и вдыхала свежий воздух. Что не говори, а машин здесь мало, и воздух не такой загазованный.

Подставив лицо солнцу, которое мягко трогало кожу своими пушистыми лапами, я читала сборник стихотворений неизвестного автора. Было довольно неинтересно, так как попахивало графоманией. Автор постоянно указывал на то, что он неоценим человечеством, которое позже пожалеет об этом.

   Пришлось откинуть книгу, иначе моё бедное мировоззрение сложилось бы как карточный домик.

Вдруг мое внимание привлекло какое-то движение. На старой сухой березе, в тени, прячась от света, сидела, нахохлившись, седая от старости ворона и с неодобрением косилась на Солнце. В ее умных, но злых и прозрачных глазах явно читалась усмешка.

Мне было скучно, а в округе людей даже не было видно. Ворона словно прочитав мои мысли, склонила голову набок и честное слово, раскрыла клюв, словно показывая, что по-другому улыбаться просто не получается физически.

Кстати, еще одна моя особенность — я понимаю животных. А они меня.

   Иногда это очень мешает — скольким бранным словам я научилась от кошки, на чей хвост нечаянно наступила! А сплетни двух сорок, стрекот которых люди не понимают — пытка похлещи, чем выдумывали в Средневековье.

   «Выслушать?» — немой вопрос призраком повис в воздухе, когда я оторвалась от ненужных мыслей.

Ответом служил тяжелый прыжок с ветки на спинку лавочки, около моего плеча.

«Смотри».

Слишком тёмные у неё глаза.

Улыбка № 1.

   ... Это было давно, в такую же теплую весну. Стояла ясная погода, лишь совсем рано утром серый туман покрывал землю. На большой и слегка кривоватой сосне находилось единственное в лесу воронье гнездо, с четырьмя забавными воронятами. Вороненок только недавно вылупился из яйца и теперь, сидя в гнезде рядом со своими братьями и сестрами, нетерпеливо пищал, требуя еду. Тогда еще наивные и большие черные глаза беспомощно оглядывали пространство, пытаясь отыскать мать. Ее нигде не было, да и сам лес словно уснул: стояла какая-то ненастоящая, подозрительная тишина. Не было слышно ни веселое чириканье воробьев, ни стрекот ловкой сороки, ничего. Лишь вдалеке, где-то у входа в лес, гавкала собака, и раздавался чей-то смех. Маленькая ворона еще не знала, что это означает. Оглянувшись, она увидела, как рядом с гнездом присела мать-ворона с полным клювом еды для своих птенцов. Пригнув голову, она вслушивалась в тишину, не забывая кормить голодных детей.

   Голоса и лай собаки стали ближе, но видно из-за густых ветвей деревьев их не было. Вороненок вытянул шею, стараясь разглядеть приближающихся, но мать громко каркнула и он пугливо дернулся обратно в гнездо. Но любопытство пересилило и вороненок выглянул за пределы своего дома. Перегнувшись сильней, чем нужно, он выпал с писком из гнезда и застрял в ветках. Глупый маленький вороненок! Поджав под себя лапки, он замер и начал всматриваться в небольшую дорожку меж деревьев. Мать-ворона с громким карканьем начала летать вокруг гнезда, пытаясь отыскать выпавшее дитя.

   Но тут из-за деревьев выскочил мальчик лет семи, за ним, пригнув голову к земле, бежал рыжий охотничий пес с большими висячими ушами.

   — Пап, пап! Иди сюда! Я нашел гнездо! Здесь большая черная птица — ворона! — остановившись, мальчик обернулся и закричал, складывая ладони рупором.

   Не дождавшись ответа отца, мальчик подошел к дереву и полез наверх, к гнезду. У дерева прыгал пес, заливисто тявкая. Ворона, рассерженно каркая, подлетела к мальчику, грозно хлопая крыльями, отгоняя его от гнезда. Он испуганно охнул, но полез дальше, решив во чтобы то ни стало добраться до гнезда, чтобы посмотреть на никогда не виданных птенцов. Его нога наступила на ту ветку, где спрятался вороненок, но мальчик ничего не увидел. Взявшись за край гнезда, он начал подтягивать его к себе, и тут ворона налетела сверху и сильным ударом крепкого клюва рассекла кожу головы. Мальчик испуганно закричал, резко дернул гнездо и вместе с ним полетел вниз. Тут к дереву подбежал мужчина средних лет, с проседью в волосах и вскинул пневматический пистолет.

   — Держись, сын! — в сердцах крикнул мужчина и выстрелил в ворону. Та, каркнув глухо и хрипло, камнем упала, сильно ударившись о землю. Рыжий пес, недолго думая, подскочил к ней и начал трепать.

   В это время мальчик, зацепившись за ветку, находящуюся чуть ниже той, где сидел выпавший вороненок, выпустил из рук воронье гнездо, которое со стуком упало. По идее, от удара воронята должны были отскочить от гнезда, но этого не случилось. Они остались внутри своего дома, прижатые друг к другу.

Охая и стеная, мальчик немедленно спустился вниз и упав на колени, обхватил голову руками. Его плечи содрогались от плача, а светлые кудрявые волосы слиплись в мокрый ком около виска. Закинув в сумку пневматику, его отец подбежал к нему и убрал руки. По лбу тонкой струйкой текла алая теплая кровь.

   — Зачем ты полез туда? Зачем? У ворон сильное материнское чувство, они никогда не дадут в обиду своих детей! Скажи спасибо, что она клюнула тебя только в голову, а не в глаз! — вытирая тыльной частью ладони кровь, отец тряс мальчика. — Кроме того, ты мог упасть и разбиться! Почему ты никогда не слушаешься?

Тот лишь всхлипывал и слизывал текущие из глаз блестящие слезы. Мужчина оглянулся и застонал:

   — Посмотри, что случилось! Ты разорил воронье гнездо, а я убил саму ворону! А она, походу, единственная в этом лесу была. И все почему? Потому что ты никогда меня не слушаешь!

Подняв на отца глаза, мальчик вдруг оттолкнул его, вырвался и отбежал в сторону:

   — А мне плевать, что случилось! Эти вороны ничтожны по сравнению с человеком! Они не приносят ни пользы, ни вреда! Они бессмысленные, ненужные существа! Поделом им досталось! Но даже глупые, ненужные вороны живут со своими детьми и следят за нами! Все живут со своими детьми, любят только их! Все, кроме тебя! Ты променял нас с мамой! Ты предал нас! Ненавижу! Ненавижу тебя!

   Выкрикнув злые слова, мальчик громко заплакал и убежал в сторону дома, на ходу крича в сторону отца обвиняющие слова.

   — Да как ты можешь... Алексей, вернись! Лёха! — мужчина покраснел, дернулся — хотел было побежать за сыном, но в последнюю минут передумал, остановился и замолчал. Подойдя к одной из сосен, он прислонился к ней лбом, словно прося сил и помощи.

   — Что ж, Андрей Семенович, а он в чем-то прав. Вы оказываете своему сыну внимание лишь по праздникам. И подарками, и редкими звонками не заменить ребенку отца. Ему нужен тот, кому можно рассказать что-то секретное, кто выслушает и подержит. Сын, ты сам поймешь... Когда-нибудь обязательно поймешь, что я всегда буду любить тебя. Пусть я живу не с твоей мамой, я все равно стараюсь чаще проводить время с тобой, хотя редко это получается. Я очень люблю тебя, ты свет в моем маленьком вымышленном царстве. Моего сердца не изменить. Но скорее всего, сердца у меня просто нет. — Тяжело вздохнув, мужчина поднял голову к небу и тут услышал тихое рычание. Обернувшись, он посмотрел по сторонам и обнаружил свою собаку, сидящую около вороньего гнезда, которое сын уронил.

   — Феликс, ко мне! Ко мне, я сказал! — сдвинув брови, Андрей направился к собаке, размышляя о сыне.

"Теперь свободен! Позабудь про мысли!

И улетай туда, где яркий Солнца круг!

Лишь в памяти остался громкий выстрел,

Который сделал в спину лучший друг..."

Тряхнув головой, мужчина словно попытался отогнать лезущие в голову неприятные и тревожные мысли. Подойдя поближе к собаке, он присел на корточки и пригляделся: все воронята в гнезде были мертвы — не выдержали удара о землю. У одного из детенышей шея была неестественно вывернута, у другого на клюве виднелась кровь. Ощутив огромный прилив жалости к не за что погибшим воронятам, к их матери, к себе и к сыну, мужчина выпрямился в полный рост и, развернувшись, пошел домой. Спотыкнувшись обо что-то, выругался сквозь зубы и оттолкнул ногой мешавший предмет. Им оказалась убитая ворона. На груди у нее виднелось темно-красное пятнышко. Крылья были изрядно потрепаны благодаря Феликсу. Устыдившись, Андрей Семенович засунул руки в карманы и прибавил шаг. За ним, аккуратно взяв в пасть ворону, побежал веселый рыжий пес.

   Маленький вороненок, тихо пискнул, надеясь, что ему все кажется, что это страшный птичий сон, он проснется и все будет хорошо. Будет как раньше, как обычно, так, как привык вороненок. Пару раз моргнув, он посмотрел на гнездо, но картинка не поменялась. К сожалению, жестокая реальность вновь оказалась сильнее надежды и веры.

   Сверху братья маленького вороненка, лежащие в гнезде, казались маленькими, беззащитными и пугающе ненатуральными. Вороненок был мал, но за эти минуты, увидев смерть, избежав ее, но, поняв, что это такое, он повзрослел на много-много лет. Не мигая, он медленно повернул голову в сторону уходящего вдаль мужчины с собакой, и в его глазах отразилось то, чего никогда и ни у кого раньше не было так сильно видно и ощутимо — слепая, дикая ярость дитя, потерявшего родных, сметавшая все на своем пути.

В это время дунул резкий северный ветер, бережно обошедший вороненка и ударивший в спину уходящего мужчину. Тот слегка покачнулся и поежился, удивленно посмотрев назад. Ему показалось, что сзади на него сквозь сосны смотрело его доброе прошлое, прощаясь. Деревья, качая от ветра ветками, словно махали вслед. Спешно накинув капюшон, Андрей Семенович пробурчал что-то на счет погоды и пошел дальше. Его пес, почему-то взвизгнув, выпустил из пасти ворону, отпрыгнул от нее и испуганно помчался впереди хозяина. Лес потихоньку опять затихал. Лишь в тишине был слышан длинный горький стон маленького вороненка...

   Шли годы. Как один маленький вороненок мог выжить на ветке дерева, без родных, других птиц, которые его приняли бы и воспитали, и способности к полету?

   Никак.

Да что означает это тело, закованное в цепи лишений?

Сила Духа же намного сильнее.

Что и осталось от той самой вороны.

   Она (точнее, он — дух) наблюдал со стороны за той семейкой. Маленький безобразник, наглым образом вторгшийся в воронью идиллию, пропал без вести спустя полгода — его не нашли до сих пор. Его отец, любитель огнестрельного оружия, из-за потери сына сильно сдал — и в один момент, напившись в баре, сел за руль. Страховку автомобиля выплачивать было уже некому. Ну а тот рыжий кокер-спаниель принял угощение из рук какого-то живодера.

Пса вороне было жалко больше всего — не он выбирал себе хозяев, а пострадать пришлось так же.

Зато птичье семейство было отомщено Судьбой, которая все видит, но никому ничего не показывает.

И теперь умиротворение разливалось в глазах вороны, а не боль.

...Ветром промелькнула тень прошедших событий. Казалось, она опять оказалась в том лесу, на той самой сосне, которой уже давно нет. Опять она сидит в хвое и тревожно оглядывает местность.

Я невольно зажмурилась и потрясла головой. Боль, страх, отчаянье, гнев, радость.

«Зачем?»

«Ухожу».

Тут же появилась ясность. Ей пора. Все закончилось, но как можно считать миссию законченной, если о ней никто не узнает?

Теперь она свободна.

Взмахнув крыльями, ворона взлетела и… пропала.

   Ну, я-то знала, что её и изначально не было.

   Захотелось съездить в Москву. Погода солнечная, постоянно занятые родители наконец-таки сдержали свои обещания и решили вывезти детей на природу, в парки. Там, по идее, не должно быть дефицита улыбок. А значит, и моё настроение будет на высоком уровне.    

   История вороны заставила меня задуматься. Сколько еще таких духов на нашей планете? Сколько безутешных родителей в гневе прокляли убийц своих детей, даже не подозревая, чем стали их потомки? И как много отомщенных душ томиться в ожидании слушателя, которому необходимо передать подробности?

Их число неизвестно никому, даже им самим. Надеюсь, и мне не представится случай это узнать.

   На станции было немного человек: компания подростков, лет 14-15, пьющих дешёвое пиво и громко матерящихся на наглых голубей, которые пытались стащить рассыпанные на пакете семечки; две девушки-подружки, собой представляя героинь из сказок: одна красавица, лениво разговаривающая по телефону в духе: «Нет, я не поняла, объясни еще раз», и одна не особо симпатичная, которая гладила льстящуюся к ней бездомную собаку. Дама предпенсионного возраста, моложаво пыхтящая сигаретой; молодая усталая женщина с коляской, в которой пускал пузыри и отрывал ухо плюшевому зайцу довольный малыш; и одинокая девушка, зорко вглядывающаяся в лица прохожих — то есть, я.

   — Слышь, детка, есть чё, где стрелки бегают? Который щас? — неторопливый, словно смазанный чем-то, голос проник в мою голову через уши.

Я вздрогнула от неожиданности и повернулась. Китайская кепка, мятый спортивный костюм, поверх которого на плечи наброшена потертая замшевая куртка — типичный образ, так надоедливо о себе напоминающий.

Кинув взгляд на солнце, небрежно повожу плечом:

   — Девять часов двадцать шесть минут, плюс-минус две — облака мешают.

Парень оторопело уставился на меня, приоткрыв рот.

   — Эта, а ни чё у тебя часы. Дашь погонять? — противно засмеявшись, он сплюнул на асфальт. — Меня, кстати, Вадюхой кличут, а тя как? Эээ, слышь, ты чё? Эй, девка, ты чё???

   Лукаво прищурившись, я посмотрела ему в глаза. Наглые, но немного растерянные — не каждый день можно утонуть в море. А мои глаза — это море. Синее и бездонное.

Улыбка № 2

…    — Ва-а-адик! Вадю-уша! Ну куда ты запропастился, безобразник? Я же волнуюсь! — полная женщина в вылинявшем сарафане беспокойно оглядывается, поставив сумки с продуктами на землю. — Вади-им! Где же ты?

   — Мам, мам, смотри, что я нашёл! Мам, это кто? Жук?

Карапуз лет пяти, с оттопыренными ушами и темными прямыми волосами, падающими на лоб, заставляющими постоянно их убирать.

Женщина добродушно захохотала и прижала к себе сына.

   — Да, сынок, это жук — пожарник.

Недоверчивый взгляд в лицо мамы.

   — Почему пожарник? Он же не может огонь тушить? Или…?

В горле даже запершило от предвкушения чуда. Неужели, этот жук непростой? В глазах плескается надежда напополам с удивлением.

Теплая большая рука опускается на голову, ласково гладит по волосам.

   — Нет, сынок. Чудес не бывает. Жук просто красный, поэтому назвали пожарником. Пойдём домой.

Держится за руку, невидяще уставившись себе под ноги. Глаза, всего минуту назад горящие радостью и нетерпению, в раз потухли.

Чудес не бывает…

… — Позовите к телефону Гончарову Светлану Михайловну. Не может подойти? А Вы кем являетесь? Кто? Гончаров Вадим Андреевич? Замечательно. Вас беспокоят из больницы. Ваш отец, Сергеев Алексей Леонидович скончался сегодня ночью, в три утра сорок минут. Причина смерти установлена — отравление некачественным алкоголем. Приезжайте, забирайте тело — государство не может оплачивать похороны.

   Ужас и ненависть заполонили все внутри. Отец? Но отец давно на кладбище. Что за Сергеев?

   — Ма-а-м? — только спокойно.

Заметно постаревшая мать утирает лоб тыльной частью ладони, прижав таз с мыльной водой к стенке.

   — Что, Вадюш? Ты уроки сделал?

Недовольно отмахивается.

   — Да. Мам, кто такой Сергеев?

Мать заметно растерялась.

   — Сергеев? Не знаю. У нас вроде нет таких. Может, у дороги живёт? Я там не знаю жителей.

   — Сергеев Алексей Леонидович.

Она смутилась. С чего бы?

   — Алексей? Ох… А что случилось?

   — Звонили из больницы. Просили тело забрать.

   — Тело? — Растерянно села на табуретку. — Какое тело?

Непонятливость матери начинает раздражать.

   — Его тело, мама! Его, Сергеева Алексея.

   — Он умер? Господи, ему же сорока нет! — резко осеклась, — То есть… сын, не понимаю, какое тело? О чём ты говоришь? Номером ошиблись, да?

Этот невинный вопрос про ошибку номера, заданный с такой надеждой, грубо повис в воздухе.

    — Нет, мам. Не ошиблись. И не уходи от темы. Почему его назвали моим отцом? Кем тогда приходится мне отец… То есть Андрей? Гончаров.

   — Вадюш, понимаешь… Это так… Так сложно. Ты ещё мал. — Зметно, как тяжело матери даются слова. — Сергеев… это… это…

Расплакалась. По пухлым щёкам стекают горошины-слёзы. Лицо сильно покраснело. Светлые брови совсем перестали виднеться на багряном лице. Лишь полоска скривившихся губ даёт представление о человеческом образе. Ненавижу. Не-на-ви-жу.

   — Сергеев, сын… это твой настоящий отец… Андрюша просто любил нас, наверное, поэтому и усыновил тебя. А Сергеев был моим одноклассником, который нравился мне. Школьная любовь, ну ты же понимаешь!

Она не старая, нет сорока даже — а уже седые волосы, грубые неухоженные руки, тусклые глаза, полная фигура. Такой стала давным-давно. Да за что тебя любить?! За что?!

   — Мы придумали обман, чтобы не говорить тебе про настоящего отца — подлеца и бабника. Понимаешь? Мы обманывали тебя ради твоего же блага! Обманывали…

Плачет навзрыд, закрываясь ладонями. Обман. Обманывали. Ради блага? Наверное. Но… обман. И кому можно верить, если родная мать…? Обман. Ненавижу.

   — Денег нет. Что делать то?

   — Есть предложение. Там, в новом магазине, там все богатые ходят. У них бабла, хоть мешками таскай. Можно пару лопатников срезать, нехай выделяться своим этим… положением, во!

   — А если засекут?

   — На шухере пацанов поставим — свистнут, как легавые примчаться. Да чё ты ссышь как малолетка? Намутим кэш, купим бухла, девок подцепим.

   — Главное, от девок чего другого не подцепить.

   — Вадюх, ты тут мозгами не тряси, а то мы тебя потрясём. Нормальных выловим, чистых. Вон недавно ходили тут парочка — так и просят, чтоб их потискали. Я те глаз даю, они ждут момента, как бы их подловили. Так что, не ссы — прорвёмся.

   — Но так нельзя! Вдруг нас легавые зацапают? А вдруг девки еще в ментуру попруться, заяву накатают, мол, так и так, шли тихо-мирно, а толпа отморозков нас поймала и по кругу пустила?

Удар. Искры из глаз. Медленно разливающаяся боль по левой скуле. Или не боль? Точно — кровь.

   — Ты мне мозг не три, петух, я те как пацан пацану говорю — раз не с нами, то вали шестерить к другим. Понял меня?

Удар по рёбрам. Очень и очень больно.

   — Но…

Удар по носу. Кровь ручьём стекает, огибая рот, капая в грязный, заплёванный снег.

По рёбрам. В солнечное сплетение. Дышать, надо дышать — тяжело.

Еще раз по носу.

Ребра.

Почки.

Нос.

Какая разница, что будет дальше? Здесь свои правила игры.

   — Слышь, Вад, ты тёлок намутил или опять будем дорожными бабочками пользоваться?

   — Ты когда последний раз видел нормальных девок? Слабо подойти к ним и подцепить хоть одну? С шалавами проще — у них такса редко меняется.

   — Не, а чё, слабо замутить с какой-нибудь цыпочкой, что даёт по любви?

Дружный хохот.

   — Молодцом, Толстый — мечтатель. Тебе бы в соавторы к фантасту какому-нибудь, написали бы сагу.

Смех становится громче.

   — Не, а чё?

   — Ни чё!

Новая волна смеха.

   — Так что там с тёлками?

Колёсико зажигалки опять заедает. Раз. Два. Два. Два. Три — прикурилась, наконец, сигарета. Дым жжёт горло и щиплет глаза — дешёвый табак даёт о себе знать.

   — Всё будет.

   — Нормальные хоть? Или как в прошлый раз?

Опять разговор о бабах. Причём, о платных. Где-нибудь остались те, которые могут полюбить? Или и вправду, Толстый — мечтатель?

   — За качество отвечаю. Не понравится — мне отдашь.

Хохот.

   — А не сдуешься?

   — За меня не трясись.

Сигареты закончились, курить хотелось.

   — Ща, сбегаю за пачкой — мелочь у кого есть?

Два рубля, семь, восемь, двенадцать, девятнадцать.

На станции ларёк уже открыт?

Лениво переступая, смотря по сторонам — идти пару минут.

Вот и станция.

Опа-на! А это что за детка? Не видел здесь никогда. Приезжая чья-то, может. Ну-ка ну-ка.

   — Слышь, детка, есть чё, где стрелки бегают? Который щас?

А ничего так, красивая.

   — Девять часов двадцать шесть минут, плюс-минус две — облака мешают.

Надменно оглядела сверху вниз.

Это чё, как она узнала? Часов-то нет, мобилу не достала.

Не понял.

   — Эта, а ни чё у тебя часы. Дашь погонять? — Ничего себе, а ща подколол-то как! Вон она, даже прищурилась. — Меня, кстати, Вадюхой кличут, а тя как?

Не, а вдруг реально — судьба? Может она та самая, которая примет таким, какой есть — вор, наркоман, алкоголик. А вдруг, еще и лечить вздумает — заботиться будет?

Ха-ха!

Смеяться надо круто, чтоб сразу поняла — не лох какой-то стоит перед ней!

Пацаны обалдеют, как увидят — с понтовой тёлкой тру, так еще и заинтересовалась мной — вон как уставилась!

   — Эээ, слышь, ты чё? Эй, девка, ты чё???

   Грустно. Очень-очень. Ну что он видел в своей жизни? Во всех моментах искал только плохое — горечь, ложь. Верить в светлое перестал давно. Что его ждёт еще? Ни одного хорошего воспоминания! И улыбка была не от надежды на благо другому, а на надежду хвальбы собратьев. Даже мечты стали примитивными — их крылья не то что подрезаны, а с корнем вырваны.

   Фу, не хочу думать.

Парень убежал, что-то крича на ходу. Сомневаюсь, что лесть звучала из его уст — впечатление на него произведено было, но не особо приятное — все таки страшно, когда из тебя вытягивают всю мерзость, сохранившуюся с детства.

Самому не хочется вытягивать это из глубин памяти.

Вадюша!

Кто это?

Тот мальчик?

Или этот… этот… этот… человек?

Вадюша?

   Смотрю ему вслед — ну как так можно? Что этот человек делает для других? Ищет им женщин на одну ночь? Крадёт деньги для удовлетворения ненужных потребностей?

Что?

Я не понимаю.

   Что от него можно ожидать? Позже он станет своим же отцом — найдет себе непонятную женщину, сделает ей ребёнка, которого бросит — начнёт заливать за воротник всё сильнее и сильнее. В конце концов его дочери позвонят и сообщат, что её отец отравился. Но она будет морально сильнее отца — не станет закатывать истерики своей матери, требуя пояснений. Нет, она просто тихо положит трубку телефона на рычаг, зайдёт в свою комнату и включит телевизор. Её отец сейчас на работе.

Глава 2

   Чуть не просмотрела электричку. Забежав в вагон, прислонилась к холодному запотевшему стеклу.

Очень неприятно ловить улыбки, которые только ранят. Люди разучились радоваться и улыбаться, когда весело. Всё чаще они злорадно ухмыляются при слезах других людей. «Сделал гадость — сердцу радость». Эту фразу я вычитала в объявлении, которое развешивали по фонарным столбам шустрые школьники.

   Как ни странно, но эта фраза полностью характеризует данное поколение людей. Им неважно, как их поступки будут рассматриваться со стороны. Какими могут быть последствия вершимых дел; что они принесут в жизнь. Даже будь у человечества возможность поменять своё прошлое, оно не задумается о запасном пути, который приведёт чуть ближе к Истине. Той самой, что хранится в душе каждого человека — чистой и натуральной Истине. Но чаще всего её вырывают из груди как ненужную, непонятную Силу.

   Мельчает народ, исходит на пепел. Ничего не хочет, никому ничего не должен. А я не буду бороться за чистоту — чувствую, что слишком мало времени осталось у меня в запасе. Дальше будет не уход в другой мир, нет — дальше будет что-то новое, ещё не доступное моему сознанию.

   Но, в общем-то, данные размышления немного нетактичны, так как многим будет неприятно слышать о себе подобное. Начнутся обиды и недомолвки, а объяснить, что я к таким не отношусь, являясь не обычным человеком (а точнее — не совсем человеком) будет непросто. Хуже — могут принять за умалишённую и опять запрятать в сумасшедший дом. Там мне не нравилось. Вечные стоны, крики, панический ужас и пустота. Выход оттуда, чаще всего, один. Далеко не ведущий к счастью.

   Зачем я это вспомнила?

Опять побежали мурашки по телу от воспоминаний, тревожно царапающих память и душу.

   Ловлю на себе заинтересованный взгляд. Красивый, ухоженный мужчина не сводит с меня глаз. Что такому холёному человеку делать в общественном транспорте? Его твидовый пиджак и кожаные ботинки совсем не подходят грязному стёртому полу и деревянным сиденьям электрички. А уж очки в тонкой, аккуратной оправе заставляют и вовсе опускать взгляд. И улыбка у него красивая, открытая. Хочется улыбнуться в ответ так же искренне, но жаль, что улыбаться я не умею.

   О чем может думать такой человек? Что за вопросы мучают его по ночам?

По виду и не скажешь, что у него есть какие-то сомнения. Кажется, что он — один из воинов Древнего мира — сильный, смелый, решительный и бесконечно ответственный.

   Конечно, раньше рождённых слабыми и хилыми кидали с горы в пропасть, как негодного к защите Родины, но разве этот мог быть негодным?

Улыбка № 3

   — Оленька, ты положила в чемодан мои брюки, те самые, которые купили позавчера?

   — Да, положила их вместе с красной безрукавкой.

   — А паспорта наши убрала?

   — Конечно, лежат в боковом кармашке.

   — А аптечку?

   — Да.

   — А…

Глубокий усталый вдох. Красивая светловолосая женщина подходит к мужу и гладит его по мягкой щеке, покрытой небольшой щетиной.

   — Максим, успокойся. Я всё собрала: вещи, одежду, документы. Ты переживаешь по пустякам! Вот увидишь — эти две недели будут чудесными.

Он прижимает жену к себе и вдыхает запах её волос.

   — Как скажешь.

   — Положись на меня — я не подведу.

   — Ты — лучшая жена на свете!

   — А ты — бессовестный льстец!

Громко смеются.

   Казалось бы, с моменты их знакомства прошло всего полгода, а они уже успели пожениться, переехать в другой район и собраться поехать отдыхать в Крым.

Совсем недавно Максим на дне рождения друга увидел самую красивую женщину и уронил праздничный торт от неожиданности. Благо, народ оказался имеющим чувство юмора — остатки торта доедались прямо с пола. А она смеялась, запрокидывая голову назад, и слизывала с пальцев крем.

   После, когда ажиотаж немного спал, она села в уютное глубокое кресло с бокалом красного вина и поинтересовалась:

   — Вы всегда такой?

Максим удивлённо поднял брови.

   — Какой?

   — Хм, немного неуклюжий, стеснительный и ужасно красивый?

Слегка покраснела и сделала глоток.

   — Нет, только для Вас. — Он заверил её, улыбаясь уголком губ.

Она опять засмеялась.

   — Что ж, Вы и не представляете, насколько такой ответ устраивает меня. То есть, я хотела сказать… Ольга.

   — Что? — от такой красоты можно не только ослепнуть, но и потерять рассудок.

   — Ольга. Меня зовут Ольга.

   — Ах, вот Вы о чём. Приятно познакомится, Ольга. Вам очень подходит это имя. Шикарной женщине — такое же имя. А я — Максим.

Она лукаво сощурила глаза.

   — А Вы умеете говорить комплименты.

   — Вам я готов говорить комплименты каждый день.

Удивлённо наклоняет голову:

   — О чём Вы?

Тяжёло говорить всё прямо, как на духу. Но, либо сейчас — либо никогда.

   — Ольга, выходите за меня замуж!

Она смеётся:

   — Максим, а вы не думали, что я могу и согласиться?

   — Не думал, но надеюсь на это.

Ольга встала с кресла и подошла вплотную к Максиму. Он обнял её за талию и слегка прижал к себе.

Она серьёзно посмотрела ему в глаза:

   — Обещайте мне, что никогда не обидите меня и никогда не бросите.

   — Обещаю.

   — Тогда, я согласна.

    Рано утром они поехали регистрировать свои отношения и простояли под ещё закрытыми дверями ЗАГСа около полутора часов. Проверять свои чувства два месяца не хотелось ни ей, ни ему, поэтому определённая сумма денег перекочевала в карман к регистратору, и на улицу они вышли, будучи мужем и женой.

   — Ну что, господин Аверин, куда дальше мы отправимся?

   — Дорогая моя госпожа Аверина, наш путь лежит в ближайший ресторан, где мы сможем отметить наш праздник.

В небольшом уютном ресторанчике они сидели до самой ночи — служащие отнеслись с пониманием к молодожёнам

   — Сумасшествие, какое-то сумасшествие! Ты понимаешь, что это ненормально, сынок? Кто она, откуда? Чем занимается? Где работает?

   — Мам, тебе не кажется, что ты задаёшь слишком много вопросов? — устало потирая лоб, Максим садится за стол и размешивает сахар в стакане.

   — Нет, не кажется! Я волнуюсь! Как можно жениться на первой попавшейся женщине, толком не зная о ней! — худощавая пожилая женщина грозно смотрит на сына, нервно постукивая костяшками пальцев по столу. — Ты хоть фамилию её знаешь?

   — Аверина она, мама, Аверина.

   — Я имею ввиду её девичью фамилию! Или хотя бы ту, которая была у неё до твоей. Неизвестно, сколько мужей у этой особы было до тебя!

Максим раздраженно отодвигает стакан с чаем и сжимает кулаки, пытаясь сдержать отрицательные эмоции:

   — Мама, мне всё равно, кто у неё был до меня! Я знаю о ней то, что мне нужно знать: её зовут Оля, ей двадцать три года, она закончила факультет режиссуры. Работает в одной из кинокомпаний; пишет замечательные стихи и любит детей! Остальная информация меня не волнует!

Мать хватается за сердце и медленно опускается на сиденье стула.

   — Господи, да она младше тебя на тринадцать лет! Зачем тебе эта вертихвостка, ведь есть же достойные женщины!

   — Мама, прекрати! Я люблю эту женщину и мне всё равно, что она младше на такое количество лет! Тебе никогда этого не понять! Я встретил её, женщину моей мечты, и не намерен из-за твоих безрассудных размышлений разрывать с ней отношения! — гнев мужчины был почти ощутим кожей, настолько сильные волны ярости исходили из него.

   Стоящая в стороне молодая женщина, до сих пор не проронившая ни слова, вскинула тёпло-карие глаза на Максима и медленно перевела взгляд на вытирающую слёзы мать.

   — Мамочка, ты совсем забыла про приём лекарства! Врач очень рассердится, ты же знаешь, что у тебя постоянно повышенное давление! Выпей таблетки и иди поспи, разговор продолжишь после сна.

Всхлипнув, женщина тихонько кивнула и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Максим покачал головой и пристально посмотрел в окно.

   — Марин, зачем ты влезаешь в это дело?

   — Потому что ты мой брат. — Просто ответила женщина, сдувая со лба чёлку. — Как я должна отнестись, когда ты приходишь в отчий дом с молодой девушкой, девочкой, можно сказать и громко объявляешь, что теперь она — твоя жена? С желанием узнать что-то о ней, мы натыкаемся на глухую стену безразличия.

Максим пытался вставить в речь сестры какое-то оправдание, но та остановила его жестом.

   — Я не договорила. Твоя «жена» молча сидит и игнорирует вежливые попытки мамы расспросить её о прошлом, периодически затравленно оглядывая находящихся в комнате людей. После она также молча встаёт и никому ничего не объяснив, уходит из квартиры, по дороге задев сумкой стоящий в коридоре мольберт моего мужа. Мало того, когда он упал, она даже не взглянула, не говоря уже об извинении! Что мы должны думать? Что она безгранично вежлива и мила?

Сама того не заметив, Марина перешла на крик.

   — Что мы должны думать? Что должна думать мама о своей незваной невестке? Почему мы должны сразу же её полюбить и принять как родную?

Не выдержав, Максим закричал в ответ:

   — Вы должны думать, что какую-либо я бы не выбрал! А если она стала моей женой, значит, в ней меня всё устраивает!

На кухню испуганной мышью юркнула мать. Оглядывая своих детей. Она дрожащим голосом спросила:

   — Что случилось? Максим, зачем ты кричишь на сестру?

Максим бессильно закрыл лицо руками и глухо проговорил:

   — Вы мне надоели. Если ситуация привела к вопросу, стоящему ребром, то я скажу так: я ухожу. Ухожу к любимой женщине, с которой буду счастлив. И мне всё равно, что вы будете делать. Лучше всего, если бы вы просто меня забыли.

Не прощаясь, он вышел в коридор и ушёл из дома, на прощанье громко хлопнув дверью.

Его сестра, так же ничего не говоря, направилась в комнату, где села на пол и, раскачиваясь, долго думала.

Его мать, отчаянно плача, ещё долго звала своего сына, ни разу не получив ответа.

   — Твои родители меня ненавидят!

   — Ничего подобного. Просто они волнуются за своего сына.

   — Что за тебя волноваться, ты не маленький мальчик!

   — Когда ты будешь мамой, ты тоже будешь волноваться за нашего сына!

Лицо Ольги мгновенно изменилось.

   — Матерью? Не пугай меня так! Мне всего лишь двадцать лет, какой ребёнок в этом возрасте?

   — Двадцать три!

   — Двадцать три? Пусть двадцать три, но это тоже мало.

Максим аккуратно присел на спинку кресла и пристально посмотрел на жену.

   — Я не понимаю, ты не задумываешься о детях?

   — Задумываюсь, конечно, но они будут в будущем, а сейчас я хочу посвятить себя тебе.

Максим игриво обнял Ольгу и вздохнул:

   — В моей голове уже составлен план нашего дома. Как мы будем там жить, чем будем заниматься.

   — Не думай о таких тяжёлых вещах, не забивай голову дурными мыслями!

Он удивлённо рассмеялся.

   — Какие же они дурные! Это, можно сказать, моя жизнь! Даже нет — наша жизнь! И ничего дурного нет ни в ней, ни в моих планах.

Она слегка скривилась, оттопырив нижнюю губу.

   — Да, ничего дурного, кроме твоей мамочки, которая съела б меня, будь её воля!

Максим заметно напрягся и без слов вышел из комнаты.

Ольга изменилась. Стала более капризной и заносчивой. Постоянно нервничает, обижается. В чём кроется причина — неизвестно.

   — Она опять звонила и кричала на меня! Я так больше не могу! — Ольга, отчаянно плача, закрывала лицо руками. — Ну сколько ещё ей нужно привыкнуть? Ты же обещал!

Максим пытался обнять жену, но та увор ачивалась от объятий.

   — Что я могу сделать?

   — Пошли её….

   — Оля!

   — Что «Оля»? Я устала от ненависти и злобы!

   — Хорошо, ну давай уедем.

Она глубоко вздохнула и подняла голову. На лице её засветилась улыбка.

   — Да. Давай уедем. Я хочу этого.

   — Можно?

   — Да. Проходи, конечно.

   — Где твоя жёнушка?

   — Марин, прекрати. Оля на работе.

   — Она работает? — смешок. — Кем, если не секрет?

   — Я уже говорил — на киностудии…

   — Ах, да. Вспомнила! — перебила брата женщина, — об этом я-то и хотела поговорить.

Он закатил глаза.

   — Может не надо…

   — Надо! — Марина прошла на кухню и присела на стул, закинув ногу на ногу. — Я тут немного подумала… И решила узнать о твоей жене хоть какую-то информацию.

Максим грозно взглянул на сестру.

   — Я же просил!...

   — Да-да, конечно. Но скажи честно, у вас всё безупречно?

Он задумчиво потёр подбородок. Слова не шли. Откровенничать, даже перед сестрой. Не хотелось. Она, чуть склонив голову, посмотрела на Максима и одобряюще кивнула.

Замешкавшись, он всё же собрался с силами:

   — Ну, небольшие недоразумения есть. Она стала истеричной, постоянно обижается. Да и ещё вечно её этот Олег лезет.

   — Какой Олег?

   — Коллега по работе. Молодой неглупый парень, ухлёстывающий за моей женой.

   — Ах, коллега… Ну-ну…

   — Что ты хочешь этим сказать? — Максим недоумённо взглянул на сестру.

   — Я хочу этим сказать, что ты наивен как новорожденный валенок!

Закашлявшись, он начал смеяться, утирая слёзы.

   — Сильно ты выразилась, не спорю!

Сестра осеклась, минуту обдумывая свою фразу. Но после легкомысленно отмахнулась:

   — Макс, мне совсем не до шуток! Есть пища для размышления на досуге.

   — Ну и какая же? — Он заинтересованно вытянул шею, пытаясь разглядеть листы бумаги в руках сестры. Та отдёрнула руку.

   — Нет, я сама тебе зачитаю. Мало ли…

Он занял удобную позу, скрестив руки на груди, и приготовился слушать. Марина слегка откашлялась, еле заметно смутившись, и начала:

   — Дёмина Инна Игоревна, родилась седьмого января тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Мать — Дёмина Анастасия, отец — Дёмин Игорь. Оба родителя по профессии — повара. Есть младший брат у Инны — Олег. Несколько раз пытался незаконно поднять свой бизнес, но конец всегда был один — места не столь отдалённые.

   Сама Инна окончила десятилетку и пошла учиться на парикмахера, но из-за нечистых рук вылетела из колледжа.

На каждой из работ не могла продержаться и полгода: рекомендации отнюдь не положительные.

Судима не была, а зря — украла паспорт у бывшей одноклассницы, которую последние несколько лет волнует только алкоголь…

   Побледнев, Максим зажмурил глаза и после медленно их открыл:

   — Зачем ты всё это мне говоришь?

   — Да потому что эта Инна — твоя Олечка ненаглядная! Мне стоило неимоверных трудов и денег, чтобы найти подробности её никчёмной жизни, и — вот они! — тонко закричав. Марина бросила на край стола стопку листов. — Читай, если не веришь! Убедись в репутации твоей жёнушки! Мама была права, когда шепнула мне, что эта Оля-Инна неприятной особой кажется! Она не просто неприятная, она мерзкая и двуличная! Теперь ты знаешь всю её подноготную, и, надеясь на твой разум, я верю, что ты разведёшься с ней. У тебя всё еще впереди, найдешь себе…

   — Уходи…

Он разлепил помертвевшие и пересохшие губы. На лбу выступили капли холодного пота, сердце билось о рёбра, разум затуманивался.

   — Уходи.

Сестра недоумённо посмотрела исподлобья и процедила:

   — Что ты имеешь в виду? Выгоняешь меня?

   — Уходи! Уходи! УХОДИ!

Он кричал что есть мочи, не обращая внимания на сорвавшийся голос, на скупые слёзы ярости, на выражение лица сестры.

   Было всё равно, что о нём подумают.

Сейчас в его жизнь пыталась влезть родная сестра, нетерпеливо вытаптывая в душе тропинку для горечи. Мысли как стая птиц проносились в голове, не оставляя следов.

   Какие, к чёрту, мысли?

Его счастье, его так сильно опекаемая любовь, стояли на грани пропасти, рискуя потерять равновесие и ухнуть вниз, оставшись мокрым и тёмном пятном зла.

«Когда-то созданные на далёком расстоянье,

Ходили по земле, топча её ногами.

В кровь разбивали руки и сердца.

Не зная о своём существованье,

Не видя в отраженье своего лица.

Огнями серости свой путь же освещали,

Кому-то левому всю правду обещали.

Заранее уверенные в фальши,

Проступки собственные другу не прощали,

И в одиночестве путь продолжали дальше.

А есть ли смысл говорить об этой встрече?

Судьбою каждому свой путь давно намечен.

На миг столкнувшись, видели ответ,

А он, наверно, к счастью, но не вечен,

И время перегнать надежды больше нет…»

   — УХОДИ! — боль в ушах становится невыносимой.

Она без слов ушла, не забыв подвинуть папку с документами чуть ближе к брату.

   — Максим, я ненадолго.

   — Хорошо.

Захватив с собой пушистое большое полотенце, Ольга вошла в ванную и закрыла дверь на щеколду. Раздался плеск воды.

   Он сел к раскрытому окну и вдохнул загазованный воздух полной грудью. Пока жена в ванной, можно спокойно выкурить сигаретку, не выходя из квартиры.

Вспомнив о чём-то, Максим подошёл к мусорному ведру и взял оттуда пакет с отходами, намереваясь поставить его за дверь квартиры, дабы не забыть выкинуть.

   Хлопнув входной дверью, он неожиданно понял, что вода в ванной не шумит.

От табака слегка запершило в горле. Он налил стакан воды из фильтра и начал медленными глотками пить.

   Открылась дверь, Ольга пошла в комнату.

   — Максим, ты здесь? — она громко позвала мужа, щёлкая клавишами мобильного телефона.

Максим не успел ответить, как снова раздался её голос.

   — Да, привет.

   — …

   — Уезжаем сегодня.

   — …

   — Мне всё равно, ты же знаешь, я твёрдо решила.

   — …

   — Сколько? Так мало…

   — …

   — Нет. Пожалуйста, не лезь в мою жизнь, я сама решу, когда говорить.

   — …

   — Неважно.

   — …

   — Неважно! Это было в прошлом, сейчас — я Ольга, которая очень любит мужа.

   — …

   — Я не могу так! Мне тяжело!

   — …

Тишина. Раздавалось всхлипывание Ольги, и расстроенный голос продолжил.

   — Хорошо. Наверное, ты прав. Как обычно, не опаздывай — у меня поезд.

Максим тихо прошёл в коридор и надел ботинки.

   — Всё, до встречи.

Хлопнул дверью. Сделав вид, что только что пришёл.

Она вышла из комнаты, с распухшим носом и красными глазами.

   — Ты куда уходил?

   — Да у соседа опять что-то с компьютером было. Оказалось, ничего особенного — схватил Троян.

Он пытался придать голосу спокойствие и невозмутимость. Наверное, от злости и гнева получалось очень даже правдоподобно.

Она рассеянно кивнула и ушла опять в ванную.

Надолго.

   Куда она собралась? К кому? Зачем? Надо спросить!

   Надо!

   Всё, точно, зачем терзать себя сомнениями — она честно ответить на вопрос. Она должна ответить.

   В нерешительности потоптался около двери в комнату — жена переодевалась. Несколько раз поднимал руку, чтобы открыть дверь, но так и не решился. Это тяжело — подозревать родного человека, того, кому готов отдать свою жизнь. Вдруг ответ будет не таким,… какой он желает услышать. Вдруг в словах промелькнёт нотка лжи. И тогда хрупкое душевное равновесие расколется на множество частичек.

   Нет, надо спросить!

Надо!

Надо!

НАДО!

   Она сама вышла из комнаты и, испугавшись караулившего у двери Максима, охнула.

   — Ты чего стоишь?

Он замялся, стараясь подобрать нужные слова. Они были уже подготовлены, но при взгляде жены он не мог их вымолвить.

   — Н-нет, ничего.

Развернувшись, быстро ушёл на кухню, где в тишине от злости ударил кулаком по стене, содрав кожу на костяшках.

   — Максим, у Гали что-то случилось, я поеду, поддержу её. Давай встретимся сразу на вокзале, около касс?

Он кивнул.

   — Это не займёт много времени, она знает, что мы уезжаем.

Он кивнул.

Торопливая речь выдавала её волнение с потрохами.

   — Звони, если что.

Кивок.

Замешкавшись на долю секунды, Ольга вздохнула и вышла.

       Он курил уже четвёртую сигарету за последние двадцать минут ожидания.

   Сидя в машине, наскоро позаимствованной у друга, Максим наблюдал за подъездом, в который полчаса назад вошла его жена.

   Тяжёлые размышления нехотя ворочались в его голове.

Надо же, как она спешила — даже не заметила следующей за её такси машины.

   Он припарковался во дворе дома под раскинувшим свои ветви клёном. Со стороны дома машина не привлекала внимания, а Максиму обзор открывался на все четыре подъезда.

   Как нелепо чувствовать себя следящим за женой.

Как это унизительно.

Глупо.

И важно.

   Важно своими глазами увидеть события — с кем она будет.

Нет-нет, он ей доверял даже после того, как узнал от сестры правду про Инну.

   Ему всё равно, кто она, и почему соврала. Наверное, на то были причины.

Но червячок сомнения неутомимо подтачивал сердце.

   Высокий блондин. Если бы он не сутулился, то сошёл бы за спортсмена. А тут — опущенные плечи, нервные движения, взгляд голодного зверя.

И она, красивая, эффектная, шла с ним под руку!!!

Максим помотал головой, словно желая отогнать это видение — как его жена может идти с этим парнем? Чем он лучше Максима?

   Вытащил ключ зажигания, включил сигнализацию и быстрым шагом направился к мило разговаривающей парочке.

Схватил её за локоть и развернул к себе:

   — С*ка!

Она не поверила своим глазам. Как, ну как он мог вычислить, где она?

   — Я верил тебе, верил, что некой Гале нужна помощь, а ты тут с этим му**ком?!

Ну чего тебе не хватало, скажи, чего?

Резкий хлопок, щека неприятно отозвалась болью.

   Она дала ему пощечину!

В глубине глаз плескается страдание.

   Максим тяжело дышал.

Оля тыльной стороной ладони вытерла слёзы и проговорила:

   — Вот чего стоит твоя любовь. Ну так знакомься, хотя, зачем? — твоя сестра открыла тебе правду. Это — Олег. Мой родной брат. Он болен — у него ВИЧ.

«Некая Галя» — это жена Олега.

Да, я прикрывалась ей — ты бы не простил, если б узнал, что я тебя обманула. Я хотела, честное слово, очень хотела сказать тебе правду. Но я боялась.

   Сегодня я в последний раз вижусь с Олегом — ему осталось жить не так долго.

   Олег, до этого молчавший, перебил сестру, повернувшись к потрясённому Максиму.

   — Сестрёнка права. Я увлёкся наркотой давно, и когда попал на зону, не бросил это занятие. К сожалению, один из моих дружков оказался заразным, а шприц на всех был один. Сколько народу еще подцепило эту гадость — неизвестно. Моя жена подала на развод — опасность заражения высока. Единственный человек, не боявшийся меня — Инна. Мы стараемся не прикасаться друг к другу открытыми участками кожи — мало ли что, а так — пожалуйста!

   Она привозила мне деньги, и сегодня дала довольно крупную сумму — я игрок. Обычный игрок в покер.

   Это — единственное наслаждение в моей жизни. Ты можешь осуждать меня, сколько хочешь — я паразит в жизни сестры, да, я беру у неё деньги и не возвращаю их. Но после моей смерти ей отойдёт квартира — этим я, можно сказать, покрою долг. Осуждай. Презирай, ненавидь меня, но не смей обзывать мою сестру. Она — добрейшая из людей. Ты не знаешь, сколько сил у неё уходит на меня, тебя и твою родню, качающую из Инны деньги.

   Максим похолодел и трясущейся рукой расстегнул пуговицу на рубашке — в воздухе, казалось, сгустились душные тучи.

   — Что значит качающую деньги?

Оля-Инна схватила брата за рукав и жалобно посмотрела.

Тот отдёрнул руку.

   — Хватит, пусть знает.

Криво усмехнувшись, посмотрел на Максима.

— А как ты думаешь, на что живёт твоя мать и сестра с мужем-художником? Ты же порвал с ними отношения. Милые родственнички шантажировали мою сестрицу — обещали рассказать тебе обо мне, но, как вижу, так и не рассказали.

   Еле ворочая языком, Максим выдохнул:

   — Зачем им это? Я бы всё равно узнал когда-нибудь правду.

Олег пожал плечами.

   — Спроси у них. Считая Инну нахалкой и бездельницей, они собственные шкуры пытались спасти с её помощью. А между прочим, ей нельзя волноваться…

Максим долго стоял и смотрел им вслед. Ольга грустно взглянула на мужа и. покачав головой, проследовала за братом.

   Сил бежать за ними, упрашивать — не было.

Не было ничего.

   Он жил в одиночестве четвёртый месяц — пытался дозвониться до Ольги, но та не брала трубку.

Поговорив с родней, услышал много нового о себе.

Мать с сестрой кричали, оскорбляя его и Ольгу, а ему было всё равно. Решение, к которому он так долго шёл, наконец-то пришло. Осталось сделать пару вещей и — всё, его совесть будет чиста, и чужое мнение останется за пределами досягаемости.

Гудки, долгие нудные гудки.

   Осторожный голос, такой родной и приятный.

   — Алло?

   — Оленька, это я.

   — Максим? — В голосе слышится растерянность вкупе с радостью. — Что тебе нужно?

   — Я хочу сказать, что… что…

Она усмехнулась.

   — Ты всегда не мог собраться с силами и что-то сказать. Пока, Максим.

   — Нет, подожди!

Он крикнул в трубку, чувствуя, как внутри него возрастает уверенность в себе, в своих силах:

   — Оля, я люблю тебя! Я хочу попросить у тебя прощения, что был таким глупым и слепым. Теперь всё будет по-другому — моим родственникам больше не потребуется моя помощь, я устроил Марину с мужем в свою бывшую фирму. На их зарплату они могут жить спокойно, содержать маму, ни в чём себе не отказывая. Квартиру я продал и приобрёл небольшой домик в Липецкой области, где хотел бы прожить жизнь с тобой! Деньги у меня на счету есть немалые, да и работать я буду. Прости меня, Оля!

   Он слышал её всхлипывания в трубке. Наверное, она плакала, прикрывая рот ладошкой, чтобы не заскулить. А может, плакала, вытирая слёзы счастья.

   — Я живу в квартире Олега. Приезжай.

Он понял — его простили. Бежал на станцию, где скоро должна быть электричка. Машина на стоянке, да и хотелось быть ближе к людям — чтобы они чувствовали его счастье.

   Электричка подошла сразу же. Он запрыгнул в неё и вымолвил, падая на сиденье:

   — А что тогда имел в виду твой брат, сказав, то тебе нельзя волноваться? У тебя какие-то проблемы со здоровьем?

В трубку раздался её искрящийся смех, именно такой, каким он был в минуту их знакомства.

   — Думаю, наоборот. Причина, почему мне нельзя волноваться, свидетельствует о полном здоровье.

   — И какая же причина?

Он затаил дыхание, ожидая ответ.

   — Ну, мне кажется, что было бы неплохо, если б кого-то из Авериных звали Олегом. Да и брат мой был бы рад.

В голосе слышится грусть.

   — Ты хочешь сказать…

   — Да! Я жду ребёнка! Приезжай скорей!

В трубке раздавался смех, смех, смех.

   Он тоже улыбался.

Аверин Олег Максимович. Знаете, очень даже красиво звучит!

   Моей душе было так тепло.

Надо же, история с грустным началом и счастливым концом.

   Максим осознал, что есть такие страшные вещи, как предательство родных. Никто не застрахован оттого, что в семье могут появиться люди, совсем не оправдывающие это гордое слово.

   Взять для сравнения двух совершенно разных человек — гордая, борющаяся за правду Марина и никчёмный наркоман Олег.

   Конечно, с первого взгляда можно определить, что они сделали для других.

   Марина очень любит маму.

   Олег кололся и сидел в тюрьме.

   Марина пыталась открыть глаза своему брату.

   Олег брал деньги у сестры.

   Марина желала всем добра.

   Олег проигрывал все деньги в покер.

   … Марина лгала брату, для своего благополучия.

   Олег понял свою вину и раскаялся.

   Марина шантажировала жену Максима.

   Олег оставил квартиру сестре.

   Марина любила только себя.

   Олег любил всех. Кроме себя.

   Кто из них был прав?

А в чём они были виноваты? — В том, что выживали так, как могли, как умели.

Я не хочу никого осуждать.

Моё дело сделано — я получила улыбку, полную счастья и радости.

   Что будет дальше с Мариной — мне неважно.

Мне кажется, что если твоя жизнь — то тебе её и кадрить.

   Желаю сестре Максима и прочим их родственникам счастья и обретения себя. Возможно, тогда они не будут такими злыми. Злость совсем не украшает человека. Зло порождает зло, а добро отвечает добру злом. Не нужны полутона и четверти эмоций — также как не нужны переходы через границы. Слишком любить и чересчур ненавидеть ничем не отличается по качеству от полу-любить и недо-ненавидеть.

Эмоции должны быть неделимыми, но, в то же время, умеренными. Приторно-сладкий чай вредно заедать перцем Чили. То же самое и с эмоциями — особая комбинация чувств может привести к полной самореализации в окружении, и к моральной устойчивости.

   Неважно. Разве та же Марина, или другие люди прислушаются к совету, поступят по правде?

Никогда.

Удачи!…

   Вот только хотелось бы посмотреть на маленького Олега, названного в честь своего дяди. Может, как-нибудь посещу семью Авериных. Думаю, они не будут против.

Глава 3

   Зевнув, я прикрыла рот рукой и тяжело вздохнула. Думаете, это так просто и приятно — впитывать в себя улыбки? Совсем нет! Никогда ведь не знаешь, что скрывается за улыбкой — то ли яркие мгновенья, дарующие безграничный восторг, то ли скупую жалость, то ли искрящую холодным огнём ярость.

   И всё это — становится частью меня.

Словно на месте всех этих людей была я — переживала их события, огорчалась и радовалась, вспоминала и жалела.

   Эдакий винегрет эмоций.

   Однако от своей цели я не отступлюсь. Путь был заложен давно, сходить с тропы от безысходности было бы негеройским поступком.

   Живот заурчал, напоминая, что был накормлен только утром предыдущего дня.

Жаль, не догадалась купить что-нибудь в дорогу. Какую-нибудь шоколадку или печенье.

Опять урчит, жалуясь на негуманное к нему отношение.

Я вздохнула и потёрла живот ладонью, стараясь утешить. Но, ему, по-моему всё равно, что я о нём думаю.

   Благо, по электричкам ходят ушлые продавцы, тягая за собой сумки с разной продукцией: батарейки, столовые приборы, книги и журналы, вода и съестное — всё свалено в кучу. Кажется, что словно все эти вещи изготовляются внутри этих самых сумок, они растут там и размножаются.

   Усталая женщина средних лет. Паутинка морщин у глаз и губ, злой взгляд светло-карих глаз, тонкие волосы, собранные в неаккуратный пучок.

Весь вид её говорил о тяжёлом материальном положении.

   — Простите, будьте добры, какой шоколад у Вас есть в продаже?

Она презрительно посмотрела на меня и гаркнула:

   — Пористый, белый, горький, молочный!

   — А не найдётся ли молочный, «Риттер Спорт», к примеру?

   — Девушка, ты в России живёшь, или в Америке? Какой тебе «Спорт», таким не торгую! Только Российские марки у нас!

Я вздрогнула от крика.

Голос у женщины довольно громкий. Но чем я её так разозлила?

Возможно, она патриотка и поддерживает Российского производителя, но часы на её руке китайские, куртка турецкая, а ботинки вообще непонятного производства.

    — В общем-то, мне не особо важно, поэтому, дайте, пожалуйста, любой молочный. — Протянув деньги, я в ожидании уставилась на продавщицу. Та нехотя рукой пошарила по сумке и вытащила из недр слегка помятую плитку шоколада.

   Бурча что-то, женщина двинулась вперёд по вагонам, продолжая свою работа.

Развернув хрустящую обёртку, я аккуратно понюхала шоколад — пах он довольно приятно: какао и орехами. Но, откусив кусочек на пробу, ни одного ореха я не заметила.

   Интересное кино. Кто бы сомневался! В продукции, содержащей начинку, обычно таковой не наблюдается, а на пачке обычных чипсов можно обнаружить предупреждение: «Может содержать арахис».

   Ну да неважно.

Главное, что голод я немного заморила, еще пару часов продержусь, а там где-нибудь пообедаю.

   Смяв упаковку, я обвела вагон взглядом — урны нигде не обнаружилось. Пришлось засунуть упаковку в щель между сидениями. Некрасиво, но таскать с собой мусор желания не было.

   В вагоне раздавались крики детей — они устроили догонялки в проходе, толкая тележки бабушек.

   Куда в такое время собрались пожилые люди? Им в такую пору надо не вылезать из огорода — время сажать картошку уже пришло. Но, походу, это были неправильные старушки, и картошка неправильная — нынче её покупают уже выкопанную и расфасованную по мешкам — в ближайших магазинах. В принципе, с капитализмом проблем стало меньше — незачем тратить силы на уход за овощами, фруктами и корнеплодами.

   — Деточка, не могла бы ты уступить мне место? — раздался над ухом дребезжащий голосок. Милая старушка, божий одуванчик, в криво повязанном платке, с большой хозяйственной сумкой в руках вопросительно заглядывала мне в лицо. Вставать было лень — эх, бабушка, знала б ты, сколько мне лет! — но порядочность взяла верх, и я нехотя поднялась со своего места. Старушка резво юркнула на сиденье и с равнодушным видом уставилась в окно.

   Усмехнувшись, я пошла в тамбур. Стайка подростков оживлённо болтала. Две девушки с опаской окинули меня оценивающим взглядом — видно, боялись за своих молодых людей, но, не найдя повода для переживаний, принялись судачить о моей внешности. Выглядели они самым гламурным образом — узкие штанишки, подчёркивающие упругие попки, кофточки с глубокими вырезами, идеальный макияж в субботу с утра, блондинистые пряди — в общем, нынешнее поколение чистой воды. Ни чета мне — внешность заботила меня меньше всего. Хотя, пожалуй, чуть больше, чем чужое мнение. Свои тёмно-рыжие кудрявые волосы променяю на белые лишь под угрозой казни; туфлям и брючкам предпочитаю свободные джинсы, футболки и кеды.

   Дабы не слушать бред малолеток, я откинулась на стену и закрыла глаза. Рука привычно скользнула в карман, нащупывая плеер. Из наушников полилась мелодия — мой любимый рок, с его тяжёлым ритмом, ярким мужским вокалом и замысловатым текстом. Странно, но слушать могу только группы, вокалист которых — мужчина. Наверное, потому что рок — это что-то, означающее силу, настоящую мужскую силу.

   Хотя, в моём плей-листе можно найти и реп, и попсу — некоторые песни из данных стилей цепляют душу. Возможно, всё дело в междусточье или междузвучье.

Мысленно подпевая, я начала отбивать ритм ногой, стараясь делать это как можно незаметней. Некоторые принимают это за конвульсии и пугаются, предлагая позвать врача.

   Один раз ко мне подошла женщина и осторожно тронула за плечо. Когда я посмотрела на неё, она робко улыбнулась и понимающе вздохнула:

   — Бедная, тяжело тебе жить!

Не поняв, в чём дело, я как-то по дурацки склонила голову на бок и глупо переспросила:

   — А?

Та погладила меня по плечу и одобряюще кивнула:

   — Ты очень смелая! Молодец. Сейчас молодежь пошла такая, стесняются даже на улицу выйти из-за дефектов, а ты нет!

   — Каких дефектов? — приоткрыв рот, я непонимающе подняла брови.

   — Носить слуховой аппарат — тяжёлое дело, так ещё и когда болезнь, от которой трясётся тело… Забыла название…

   — Болезнь Паркинсона?

   — Да! — она быстро закивала головой. — Точно! Оно же видно, что болеешь ты серьёзно — и по цвету лица, и по синякам под глазами, и по тому, как у тебя нога дёргается. Держись! На всё воля Божья! Испытание тебе дано такое — но ничего, бывают вещи и похуже! Вон у меня гастрит да аллергия — жить невмоготу! Помни, деточка — мы не одиноки!

   Высказавшись, женщина ушла. Несколько минут мне потребовалось, чтобы придти в себя. Гастрит да аллергия? Эти вещи, неприятные, но не смертельные есть у большей части населения планеты! Спору нет, аллергия не приносит удовольствие — отёк Квинке ещё никто не отменял, но сама по себе аллергия не смертельна и не заразна! А с гастритом вообще каждый второй живёт — соблюдает диету, вот и всё!

   И с чего она взяла, что я больна? Болезнь Паркинсона атакует в основном пожилых людей, а слуховой аппарат я видела вообще только по телевизору! Она что, наушников никогда не видела? Да, и что с цветом моего лица такого необычного? Ну, не высыпаюсь, полночи сидя в Интернете. Но это не показатель какой-то болезни!!!

   Непонятно почему рассердившись на желающую одобрить женщину, я тогда долго размышляла, и пришла к выводу, что буду вести себя осторожней — не хватало только вызывать жалость к себе. И, в конце концов, да, мне много лет, но выгляжу-то я не старше двадцати!

   Вспомнив тот случай, я заметила, что настроение поднялось, но тут же опять поползло вниз — я начинаю радоваться. Радоваться не за других, а за просто забавные ситуации. Ничего плохого в этом нет, кроме одного — походу, я всё больше становлюсь обычным человеком.

   Приехав на нужную станцию, сразу же направилась в парк. Около входа в него толпились разношёрстные кучки людей — родители с детьми, влюблённые парочки, компании молодых людей — всем хотелось понежиться под солнышком, ловя первые, хоть и нежаркие, лучи.

   Одна маленькая девочка постоянно хныкала, дёргая отца за руку. Тот, участвуя в разговоре, не обращал на дочь внимание, за что и был после наказан — девочка, раскричавшись, побежала по дорожке и, споткнувшись, упала. Хныканье превратилось в рёв. Подбежавшая к ребёнку мать начала отряхивать коленки дочери, дуя на больные места. Отец же, сразу же оборвав разговор, стоял рядом, виновато склонив голову. Его жена, не долго думая, начала на него орать, обзывая всякими словами, самое приличное из которых было «сукин сын». Неподалёку посмеивались друзья мужчины, поглядывая на пунцового товарища с жалостью.

   Покачав головой, я отправилась к пруду. Кусочками белого хлеба дети подкармливали уток. Моё внимание привлекла девочка лет семи, сидевшая в стороне ото всех. Оно молча наблюдала за утками, не пытаясь присоединиться к остальным. Осторожна подойдя к ней, я присела рядом. Она даже не повернулась в мою сторону, хотя, было заметно, что моё присутствие её немного смутило.

   — Привет! — я пыталась добавить как можно больше радости в голос.

   — Привет. — Ответила девочка, так и не посмотрев на меня.

   — Как тебя зовут? — хотелось любым образом привлечь её внимание, но для девочки я была словно пустым местом.

Она, немного помолчав, тихо проронила:

   — Лена. А тебя?

Я воспряла духом:

   — Приятно познакомиться, Лена! А почему ты сидишь одна?

   — Потому что мой класс меня не любит.

   — Из-за чего?

   — Я не такая как они.

   — Чем же ты отличаешься? — искренне удивилась я.

   — Меня из школы никто не забирает — папа слишком занят.

   — Ну и что? Разве это является отличием?

   — Да. Их родители-то забирают.

   — А твои слишком заняты! Но ты же взрослая девочка, ходишь домой одна! А их до сих пор водят за ручку!

Девочка грустно улыбнулась.

   — Но у них-то мамы живы, поэтому и забирают. Я тоже хотела бы.

Увидев улыбку, пусть и грустную, я хотело посмотреть Лене в глаза, но та постоянно прятала взгляд.

   — Они называют меня беспризорной, смеются, потому что никогда не видели моих родителей.

Негодование пришло ко мне вместе со злостью, но слов не находилось.

   — Моя мама умерла, а у папы смена заканчивается в девять часов вечера. Других родственников у меня нет.

Казалось, что сердце моё готово разорваться. Несчастный ребёнок.

   Поправив волосы, я нервно кашлянула и осторожно спросила:

   — А что случилось с твоей мамой?

Лена всё ещё не взглянула на меня ни разу.

   — Её машина сбила. Какой-то дядя пьяным ехал, а мама из магазина шла. Она не успела отойти в сторону. Это недавно было — после Нового года.

Она опять улыбнулась. Тщётно. Мне нужен визуальный контакт.

   Лена внезапно взяла меня за руку и провела пальчиком по ладони.

   — А почему ты не сказала своё имя?

Я растерялась. Двойственные чувства обуяли меня. Во-первых, меня не брали за руку давным-давно, и я забыла это ощущение — когда мягкие руки бережно охватывают пальцы, слегка сжимая. А во-вторых, я не знала, что ей ответить.

   — А как ты думаешь, какое имя мне подходит?

Лена пожала плечами, продолжая гладить мою руку.

   — Не знаю. Ты добрая. Я чувствую это, и очень красивая. Как мама.

   — Ты же не посмотрела на меня не разу. С чего ты взяла, что я красивая?

Девочка снова улыбнулась и подняла на меня глаза. Я невольно вздрогнула. К её глазам можно было подобрать любое определение: голубые, слегка узковатые, серьёзные, умные, но никак не детские.

   — Мне не надо смотреть, я всё и так вижу.

Улыбка № 4

   Что это такое? Небо?

Солнышко?

А почему так много?

Оранжевый, синий, зелёный, красный, белый, розовый.

   Это же шарики! Воздушные шарики!

   — С Днём Рождения! Тебе исполнилось семь лет, ты совсем взрослая!

А это — мама. Моя мама! У неё очень красивая улыбка.

И мягкая кожа.

Она целует дочь.

   — Ну, что, готова получать подарки? — А это папа. Он высокий, сильный и с колючими усами. Когда он целует меня, я морщусь — колется.

Прыгаю на кровати. Да, да, готова!

   Плюшевый заяц больше меня ростом! Ух-ты, какой большой!

Можно сесть между его лап — и никто не видит!

   Мама смеётся.

Папа тоже.

Ой, это же домик для кукол! Розовый, с маленькими окошечками, которые можно открыть. А внутри — три комнаты и кухня! Как раз спальни для четырёх куколок — мама и папа будут спать вместе, как и мои мама с папой — они же муж и жена!

   Когда придёт Ира — мы сидим за одной партой — надо будет ей показать. У неё тоже есть куклы — но совсем старые. Сестра старшая отдала. И домика у неё нет.

   — Подружки Лены придут к двенадцати, я успею всё приготовить и накрыть на стол.

   — Ну а я пока помогу с последним подарком. — Папа подмигнул.

Последним подарком? Каким?

   — Ты готова получить последний, и самый главный подарок?

   — Братика?

Мама с папой смеются.

   — Нет, но с ним тоже надо играть, и ухаживать за ним.

Папа выходит из комнаты, а мама садится рядом.

   — Надо будет ему имя придумать!

Имя?

Кому?

   — С Днём рождения!

Папа сажает на пол жёлтый клубочек, который начинает тявкать.

   Собака? Правда, собака?

Очень захотелось плакать. Нет, не потому что не хотела собаку — а наоборот, потому что очень хотела!

   — Не плачь, ты что? — мама испугалась. — Не понравилось?

   — Очень-очень понравилось!

Мама с папой смеются.

   — Как ты его назовёшь?

Щенок забрался ко мне на руки и облизывает лицо.

   — Не знаю. — Опять хочется плакать, но теперь потому, что не знаю, как его назвать.

Папа задумчиво почесал затылок.

   — А может, этот… мультик, который ты сейчас смотришь, где ещё Тигра?

   — Винни Пух?

   — Да. Пух у меня со старым мультфильмом ассоциируется, а не с этим, где непонятно откуда взялся тигр, кенгуру и прочие. — Папа взглянул на маму.

Та кивнула:

   — У меня тоже, но имя Винни неплохо подходит щенку. Особенно этому.

Я засмеялась. Он и правда похож на Винни Пуха — пушистый, жёлтый, круглый и очень весёлый.

   — Винни, ко мне! — Папа погладил пёсика и тот с готовностью перевернулся на спинку, показывая живот.

Какой забавный!

   — Так, хорошо с вами, но я побежала в магазин, куплю хлеба и яблоки — пирог испеку.

Ура! Мой любимый мамин пирог!

Папа кивнул и почесал Винни за ухом:

   — А я пока ему ошейник одену, покормлю.

Поцеловав меня в щёку, мама ушла одеваться:

   — С Днём рождения, дочка! Я тебя люблю!

   — Что-то мамы долго нет. — Папа обеспокоено взглянул на часы.

Я ничего не ответила, целуя Винни в нос.

   — Лена, я добегу до магазина, а ты сиди.

Он решился оставить меня одну.

Послушно кивнула.

Папа ушёл.

   На столе зазвонил телефон — папин. Мне не разрешают его брать, потому что я не умею им пользоваться. Опять звонит. Ну когда же родители придут?

   Винни начал лаять — как его можно успокоить? Может, он в туалет хочет?

Беру его на руки, несу в туалет — как так посадить, чтоб не провалился?

Не получается.

   Описался. Хочется плакать — папа с мамой будут ругаться. Но он же ещё маленький!

Надо вытереть лужу и никто ничего не заметит!

   Опять звонит телефон.

Ну где же вы?

Одной сидеть страшно, но рядом Винни — хоть немного веселит меня.

   Он жалобно тявкнул. Я заплакала.

Ну где же вы?

   Хлопнула дверь.

Бегу на встречу.

Папа.

А где мама?

Сзади папы наша соседка, тётя Маша, мамина подруга. У неё всегда с собой вкусные конфеты.

Она меня поздравит?

А почему она плачет?

Винни опять начал лаять.

   Папа не такой как обычно — он хмурый и растерянный.

   — А где мама?

Мне никто не ответил, только тётя Маша прижала к себе.

   — А почему Вы плачете?

Папа на кухне открыл холодильник и достал бутылку.

Фу-у-у, это вод-ка. От неё плохо пахнет.

Он выпил почти пол-бутылки!

   — А где мама?

   — Мама не придёт. Она больше не придёт. Мама на небесах.

Он плачет. Папа плачет!

   — Маш, забери Лену к себе, пожалуйста, и собаку тоже.

Она кивнула и понесла меня к себе в квартиру, Винни побежал за нами.

   — Как мама на небесах?

Бабушка тоже на небесах — так сказала мама, когда бабушка к нам больше не приезжала.

   Хочется плакать.

   — Мама!

С Днём рождения, дочка!

   Папа много пьёт водку. И много плачет. Совсем не бывает дома.

Мама так и не пришла — я точно теперь знаю, что люди уходят на небеса, когда умирают.

   Водитель уехал, не стал помогать маме.

Папа, когда, пьяный, кричит, что убьёт его, если найдёт.

Как?

   Чтобы забыть маму, папа много работает.

Совсем забросил нас с Винни.

   По ночам я слышу, как папа винит себя, что отпустил маму в магазин, а сам не пошёл.

Я тоже плачу — нас с Винни никто не любит.

   Только Ира.

Но она болеет — простыла, и сейчас мы в парке с классом, и все меня обижают, никто не хочет играть.

   Папа сказал, что мы скоро уезжаем в другой город, а Винни с собой взять не можем.

   Плачу. Как же он один справится?

       Рядом сидит тётя. Она пахнет, как мама. И руки у неё, как у мамы — красивые и тёплые.

   Наверное, Винни она понравится.

Улыбаюсь.

   Я молчала, Лена тоже.

Что можно ей сказать? Всего в семь лет потерять маму.

   Тяжёлая потеря, хорошо, что её отец всё-таки понял, что надо жить дальше — они уедут далеко. Там работа будет по заработку такая же, а домой возвращаться он будет раньше. Возможно, всё наладится.

Жаль, пса с собой не берут.

   — Винни! — вдруг крикнула Лена.

Из кустов выбежал красивый пёс с золотистой шерстью. Ретривер, если не ошибаюсь.

   — Мне кажется, что вы подружитесь.

   — В каком смысле?

Лена обняла собаку и что-то зашептала ему на ухо.

   — Пожалуйста, возьмите его! Он пропадёт один.

Я растерялась.

Собака не входила в мои планы.

   — Пожалуйста!

   — Ну, если Винни будет не против. — Промямлила я, посмотрев на собаку.

   «Да».

   — Я ему сказала, он умный! Пожалуйста!

   — Хорошо. — Обречённо вздохнув, я погладила собаку.

Тот лизнул меня в щёку, и Лена рассмеялась колокольчиком.

   — Ну вот видите!

Быстро наклонившись, она поцеловала меня в щёку и убежала.

   Я была в растерянности.

   «Дружба?»

   «Да».

Винни лёг на траву и положил голову мне на колени.

   Мы сидели около пруда несколько часов — я привыкла к ожиданию. Сначала Винни пытался привлечь моё внимание, но после смирился со странностью новой хозяйки и покорно сел рядом.

   Я много думала — о Лене и её маме, о Винни, о себе, о других людях. И даже о… Твайене. Невероятно, прошло столько лет, а я вспомнила о нём! Наверное, даже соскучилась. Хотелось бы мне его увидеть? — Да. Хотя разошлись мы нелепейшим образом — я просто ушла и потеряла счёт времени. Когда очнулась, то было слишком поздно — где искать его, даже не догадывалась. Да и он не нашёл. А искал ли…?

   Стряхнув с себя пыль воспоминаний, я решительно встала.

   — Пойдём, Винни!

Он послушно побрёл рядом, изредка обгоняя, чтобы полаять на птиц.

Слева от меня раздался хохот. Надо же, и выискивать не надо — вот они, улыбки!

   Поймав взгляд одного из мужчин, самого крупного, я сузила глаза.

Улыбка № 5

   — Я сегодня с сыном, его деть некуда.

   — А дома?

   — Нет, Танька на работе.

   — Думаешь, начальство одобрит?

   — Думаешь, оно узнает?

Мужчина, хмыкнув, взъерошил волосы сыну. Его коллега, седой и грозный с виду, покачал головой.

   — Ну, смотри сам, если что — покрывать не буду.

   — Ладно, разберёмся.

Мальчик, пригладив жёсткие чёрные волосы, посмотрел на отца.

   — Ну, Кирюх, выдержишь день в СИЗО?

Тот кивнул.

   Седой мужчина хохотнул, протянув Кириллу руку.

   — Будь здоров.

И ушёл.

   — К нам сейчас привезут одного, попался по глупости — спёр сумку у тётки, а та вой подняла, и драться начала. Подставой оказалась — давно поймать его хотели.

Мужчина, звучно зевнув, потянулся.

   — Десятка ему светит, это в воду не гляди!

Кирилл молча рассматривал обшарпанные стены помещения.

— Ладно, пойдём. Не отставай только!

Пройдя пару коридоров, отец остановился около одной из дверей и вытащил ключ.

Они вошли.

   — О, вот он, голубчик!

В камере сидел худощавый злой мужчина кавказской национальности.

   — Э-э-э, выпусти, а? Ничего не делал!

Кирилл с любопытством уставился на заключённого.

   — Пап, а, сколько он тут будет?

   — Сегодня увезут. — Спокойно ответил отец, подходя к стене, к которой была прибита полка с ключами.

   — Что тебе стоит, а? Не один я такой! Выпусти, будь человеком!

   — Заткнись. — Незлобиво бросил мужчина, не потрудившись повернуться к кавказцу.

   — Мальчик, скажи дяде, что я не виноват?

Отец побагровел.

   — Скажешь сыну ещё хоть слово, будешь только на лекарства работать, понял?

Тот быстро-быстро закивал, поднимая руки к потолку.

   — Всё, молчу. Нет проблем, начальник!

Мужчина повернулся к сыну.

   — Сиди тут, никуда не уходи, я бутерброды возьму и приду. С этим, — он мотнул головой в сторону камеры, — не разговаривай, не подходи и вообще, делай вид, что сидишь один.

   — Хорошо, пап. — Покорно кивнул мальчик и уселся на стул.

Вздохнув, мужчина, на секунду замешкавшись, всё же вышел из комнаты.

   — Мальчик. Мальчик! — бросился к прутьям кавказец и жарко зашептал. — Хочешь, я тебе телефон подарю?

Кирилл поднял голову и поинтересовался.

   — А какой?

   — Хочешь смартфон, самый новый? Лучше всех будешь!

   — Не-а. — Кирилл разочарованно покачал головой. — Такой не хочу.

   — А какой хочешь?

   — Никакой.

Ответив, он отвернулся.

   — Мальчик, а хочешь машину? — Не терял надежды мужчина.

   — Не-а, у меня дома полная коробка машин.

   — Так эта настоящая будет!

Кирилл снова замотал головой.

От отчаяния кавказец чуть не взвыл.

   — Ну дай мне ключики, мальчик. Пожалуйста!

Кирилл встал с места и подошёл к полкам, снимая с крючка нужные ключи.

   — Эти?

Кавказец чуть не упал.

   — Да! Мальчик, ну подойди ко мне!

Кирилл подошёл к камере, держа ключи на вытянутой руке.

Заключённый, охнув, протянул руку сквозь прутья, пытаясь схватить связку. Но в одно мгновенье Кирилл отдёрнул руку и задумчиво взглянул за мужчину.

   — А что мне за это будет?

Тот, сжав кулаки и заскрежетав зубами, процедил:

   — Собаку хочешь?

Подумав, Кирилл кивнул:

   — Да!

   — Какую?

Заметно оживившись, мужчина в нетерпении облизал губы.

   — Немецкую овчарку! — глубокомысленно изрёк мальчик.

Кавказец опять протянул руку:

   — Давай ключи — подарю собаку!

   — Давай собаку. — Стоял на своём Кир.

Мужчина, чуть не заплакав, схватился за голову.

   — Ну как только дашь ключи, подарю собаку!

   — Сначала собаку. — Надулся мальчик.

   — Ну нет сейчас собаки, бестолковый! Потом подарю! — не выдержав, мужчина взревел.

Грустно вздохнув, Кирилл отошёл и повесил ключи на место.

   — Ну, нет — так нет.

Заключённый, рухнув на пол, взвыл.

   Со стороны двери раздался дружный хохот.

Обернувшись, мальчик обнаружил отца и двух его коллег. Они, утирая слёзы, согнулись от смеха.

   Отец подошёл к сыну и, стараясь успокоится, похлопал по плечу:

   — Сын, ты бесподобен! Вырастешь — будем вместе работать!

Кирилл сложил руки на груди и вздохнул, поражаясь реакцией взрослых:

   — Не-е-ет, пап, я хочу быть программистом, а не милиционером!

В комнате продолжали смеяться три человека, приглушая стоны из камеры.

   Снова вспомнив ту историю, мужчина принялся смеяться.

Его друзья с готовностью вторили ему, хваля его сына.

   Я хмыкнула — мальчик не так прост, это было видно с самого начала. Его наивное поведение было наигранным — за ним скрывалась расчётливость, цепкий ум и стойкий характер. Он ни за что бы не ослушался отца, что бы ему не предложили — собаку, машину, квартиру или вечную молодость. Дорога бы ему в следователи, но он сам выбрал свой путь — учиться на программиста. Надеюсь, это принесёт ему счастье и удовлетворение от жизни.

Глава 4

   Винни залаял, привлекая моё внимание. Я недовольно оглянулась и потрепала его по холке.

   «Оглянись»

   — Что?

Тьфу ты.

   «Что?»

   «Кусты».

   «Какие? Не понимаю!»

   «Оглянись».

Ну почему собаки такие неразговорчивые?

   — Винни, я не понимаю тебя!

   «Дура».

Ничего себе! Он ещё и обзывается!

   — Винни!

   «Следят».

   «Кто?»

   «Оглянись!»

Осторожно обернувшись, я оглядела местность. Люди шли по своим делам, не обращая на нас никого внимания.

   Раздражённо поворачиваюсь к псу, дабы высказаться, но его не оказалось на месте. С громким лаем ретривер нёсся в сторону пруда, к высоким зарослям кустарника. Приглядевшись, я заметила стоящего там человека. Поняв, что теряю время, я побежала за Винни, зовя его на все лады. Было заметно, что мужчина раздосадован. Он зашёл в глубь кустарника, и добежавший до него Винни растерялся — человек словно исчез.

   Ночью, лёжа под одеялом, я думала. Кто и зачем следил за нами в парке? Какие цели он преследовал — привлек ли его внимание Винни; моя персона, или что-то ещё. Зачем нужно было прятаться? Непонятная дрожь побежала по телу — на подсознательном уровне я почувствовала страх, удивление и…восторг. Казалось, словно я уже где-то видела этого человека, и теперь радуюсь долгожданной встрече.

   Похоже, сегодня мне не заснуть — много впечатлений. Пройдя мимо спящего и сытого Винни, я распахнула окно и села на подоконник. Вид открывался чудесный — тёмно-синее небо усыпано точками звёзд; тонкий месяц, напоминающий остро-наточенный серп, висел над лесом; дома смотрели тёмными окнами, и лишь сова, сидящая метрах в трёхстах от меня, нарушала тишину.

   Потянувшись, я мысленно ей крикнула:

   «Что нового?»

Мы были знакомы — иногда под утро, когда бессонница ловила меня в свои сети, сова прилетала к моему окну, и мы разговаривали обо всём. Я назвала сову Липой — ей нравился запах лип. Да и была она, в общем-то, довольно прилипчивой — милая, наивная, но рассеянная и болтливая.

   «Липа! Ты меня слышишь?»

Повернув голову, она, наконец, меня заметила, и, ухнув ещё пару раз, подлетела к окну.

   «Ух, у дома твоего стоял человек!»

Стараясь не паниковать, я сделала глубокий вдох.

   «Когда?»

   «Как только приехали! А кто с тобой был?»

   «Винни, мой новый друг. Ты не помнишь, как выглядел человек?»

   «Нет» — с сожалением протянула Липа.

Скрывая огорчение, я улыбнулась.

   «Как у тебя дела?»

Липа хлопнула крыльями.

   «Отлично! Ладно, мне пора!»

Не успев договорить, она взлетела, на прощанье ухнув.

Что-то неразговорчива она сегодня. Может…?

   Нет, она не могла разговаривать с тем человеком — речь животных понимают только боги и их дети — да и те уже исчезли. Кроме меня, конечно.

   Но что он делал у дома? Как он выследил нас?

Раздражённо захлопнув окно, я спустилась на первый этаж и налила кружку воды. Сделав глоток, я заметила за окном какой-то движение и вскрикнула. Кружка со звоном упала на пол и разбилась. Послышался лай Винни — его разбудил мой крик. Влетев на кухню. Он остановился как вкопанный и повёл носом.

   «Что?»

Я помотала головой, собирая осколки.

   «Ничего».

Он уселся и почесался задней лапой.

   «Я чувствую».

   «Что ты чувствуешь?»

   «Тот самый, из парка — около дома».

Уронив только что собранные осколки, я всем телом повернулась к псу.

   — И ты молчал?

   «Я же спал» — резонно заметил ретривер и лениво пошёл обратно.

   «Не бойся — он не желает зла».

   — А что он хочет? — крикнула я вдогонку Винни, но тот уже ушёл.

Постояв минуту, я вышла в коридор и заперла замок. Красть было совершенно нечего — так как я постоянно нахожусь на улице, решила не обживать помещение. Стены, конечно, не голые, но таких вещей, как телевизор или микроволновая печь не наблюдается.

   Войдя в комнату, я закуталась в одеяло и подключилась к Интернету. На экран тут же выскочило уведомление о принятых сообщениях, но, проверив почту, я обнаружила только спам-сообщения.

   В icq кто-то постучался:

Линтер (14.04.09 03:22:07)

Приветик 

   Стоит ли тратить время на переписку с непонятным человеком, которому, судя по информации, не больше восемнадцати лет?

Постучав в размышлении пальцами по столешнице, я решилась. Всё равно делать нечего.

NotHere (14.04.09 03:22.34)

Добрый вечер, молодой человек. Что Вам угодно?

   Сомневаюсь, что он привык к такому общению. Растеряется, бедняжка! Зато, хоть посмеюсь.

Встряхнув головой, я в ужасе бросилась к зеркалу, и посмотрела на своё отражение. «Посмеюсь»? Каким образом? Неужели, человеческая сущность во мне становится всё больше?

   Потрогав кожу, я потёрла нос; нахмурилась; свела брови к переносице; растянула губы в мнимой улыбке; скорчила рожицу. Облегчённо вздохнула.

   Всё хорошо — по прежнему, эмоции на лице не отображаются.

   Как странно — я ищу улыбки, чтобы вспомнить давно забытые ощущения, но когда думаю, что полностью становлюсь человеком, способным на эмоциональный подъём — тут же пугаюсь.

Линтер (14.04.09 03:22:56)

А ты чё такая умная?

Линтер (14.04.09 03:23:05)

Познакомится хочю. Нельзя?

Линтер (14.04.09 03:23:44)

Ау!!!??? Ты где? Чё не пишеш?

Линтер (14.04.09 03:24:12)

Не хочеш общатьсо так и скажи!

Линтер (14.04.09 03:24:31)

Да пошла ты дура!!!

Линтер is offline.

   Прочитав сообщения, я цокнула языком — парень не только невежлив, но ещё и неграмотен. Мысли о том, что человек с той стороны компьютера может быть занят, его светлую голову не посещали.

   Зайдя на сайт, где музыку можно прослушать в режиме online, я вбила в поисковике:

E-type, Angels crying. Тут же высветилась обложка альбома, на котором присутствует данная композиция. Убавив громкость, я нажала кнопку play. Из динамиков зазвучала знакомая мелодия. Расслабляющий мотив бережно окутывал мысли, глаза начали послушно закрываться.

   Поборовшись ещё пару минут со сном, я поняла, что эта битва проиграна. И мысленно пожала руку Морфею.

   Утро, а точнее, день, начался довольно обычно, если не считать, что пробуждению поспособствовал Винни, облизав моё лицо. Вытащив из-под одеяла руку, взглянула на часы: 14.40.

    Стерев с лица слюни валяющейся на столе салфеткой, я наскоро натянула чёрные джинсы, широкую рубашку в клетку и спустилась вниз. Насколько помню, в холодильнике остался салат — готовкой я себя не утруждаю. Лень, да и времени нет. Но первое, конечно, является более честным аргументом. Поставив чайник на плиту, я заметила, что взявшийся из ниоткуда Винни внимательно рассматривает тарелку с салатом. Чертыхнувшись, половину салата положила в миску и поставила на пол. Понюхав, ретривер окинул меня презрительным взглядом.

   «Это что?»

   «Еда. Другой пока что нет. Сегодня сходим в магазин, купим что-нибудь подходящее для собак».

Укоризненно посмотрев, пёс принялся за завтрак. Не успев сесть за стол, я услышала звонок в дверь. Винни настороженно поднял голову, отрываясь от еды. Жуя на ходу, я пошла открывать дверь, но порог был пустым. Лишь сиротливый конверт был просунут в щель между перилами. Распечатывая конверт, я зашла обратно в дом. В конверте находился маленький листок, сложенный вдвое. Единственная фраза, выведенная каллиграфическим почерком, не могла не взбудоражить фантазию. Страх, забытый за ночь, вновь начал подкрадываться мелкими шажками.

«Прости, что напугал вчера».

   — Винни! — пёс немедленно отозвался, появляясь на пороге. Я присела на корточки, дрожащей рукой протянув листок:

   — Что-нибудь можешь сообщить?

Внимательно обнюхав бумагу, пёс равнодушно отвернулся.

   «Вчерашний».

Я готова была кричать.

   — Почему ты так спокойно реагируешь?! Непонятно кто преследует меня, бродит вокруг дома, а тебе всё равно?

   «Он не желает зла».

   — А чего он тогда ошивается вокруг нас?

   «Он скучает».

Такого ответа я ждала меньше всего.

   — Почему? То есть, из-за чего?

   «Узнаешь», — загадочно бросил Винни, заваливаясь на бок. — «Почеши меня!»

Поглаживая шелковистую шерсть, я думала о своём, не замечая, что на морде Винни появилась улыбка. Но, очухавшись, я немедля взглянула ему в глаза. Что можно ждать от такой вредной собаки?

Улыбка № 6

Она хорошая. Немного истеричная, но хорошая. От неё пахнет детским шампунем, который я нашёл в ванной (она ещё не заметила, что я уронил флакон и всё разлил — очень уж вкусно пахнет) и цветами.

   Ещё от неё пахнет прошлым, где она была счастлива. Иногда, когда она задумывается, в её речи проскальзывает имя. Я не знаю, чьё. Но обладатель имени был ей очень дорог. Наверное. Правда, запах постепенно становится тоньше и слабее — она изменяется. Становится более обычной, как остальные. А это ей не нравится. Я вижу.

   Мне нравится, когда она чешет мой живот. Становится щекотно и приятно, иногда я даже начинаю дёргать лапой.

   Но почему она всегда задумчивая, я не понимаю.

Испугалась того человека? Вот я даже не испугался! Ну, почти… Но сразу понял, что он не опасен!

   Просто от него пахнет тоской — он сильно скучает, не знаю, почему.

Когда она спала, я видел, как он сидел на лавочке и рассматривал окна, выходящие из нашей комнаты.

   У него, наверное, нет друзей, и ему хочется пообщаться!

Нашёл с кем поговорить… Из хозяйки вытянуть слово очень трудно. Как и из меня, конечно! Надо же ей брать с кого-то пример!

   Вот точно знаю, что сегодня человек опять придёт! Мне он нравится — но её я об этом не скажу.

   Да, да! Немножко повыше, ближе к левой лапе…

       Ещё…

Посильнее чуть-чуть.

А теперь посерединке…

Во-о-от, ближе к шее… Ещё… и ещё…

   Как приятно!

И чего на меня злиться? Всё равно ведь сама всё узнает!

   Главное, чтоб она не стала ещё молчаливей, нервозней. И бояться что б больше не стала. А то её страх мне передаётся, и я тоже пугаюсь. Но не так сильно, я же мужчина! Стойкий, ни перед чем не пасующий, храбрый!...

   Вот сюда, да…

Ещё пониже…

Нет, теперь повыше…

   А это что?

Язык вывалился из пасти от удовольствия!?

   Надо немедленно собраться, а то ещё подумает, что я веду себя, как пекинес какой-нибудь!

Видел вчера это недоразумение — маленький, лапы короткие, глаза большие — на щётку от швабры похож! Жаль, что я благородный пёс — не могу позволить себе опустится до такой низости, и порвать на тряпки этого пекинеса! А все его тискают, обнимают, целуют, на руки берут! Фу, смотреть противно!

   Разве это собака?

   Ещё ей нравятся кошки, эти мерзкие создания! У них слишком тонкие когти — царапаются очень больно. Как-то мне одна из них по носу щёлкнула — такая рана была! Кровь весь день текла! Ну, конечно, не то, чтобы рана — так, царапина, но было больно! И заживало долго.

   Имма (она думает, что я не знаю, как её изначально звали!) носит одежду с изображением этих кошек. И на рюкзаке у неё картинка есть такая! Но если она заведёт себе эту пушистую… ммм… вредину. То я уйду! Честное слово, уйду!

   Или нет, лучше — кошка уйдёт!

   Хозяйка, не филонь! У меня бок ещё не чёсан!

Опять задумалась — даже забыла о своих обязанностях — меня чесать.

Хорошо то как! Ещё бы поесть, и было бы всё-всё хорошо!

Было бы так всегда — я, хозяйка и много еды! Ну а с прогулками её разобрались бы — не тяжело это, ходить да людей разглядывать!

   Вот сюда, немножко влево и пониже…

Да-да, и здесь…

   Упс! — опять язык…

   Перестав чесать Винни, я гневно сложила руки на груди.

   — И откуда ты знаешь, как меня звали раньше?

Он невинно замахал хвостом.

   «Говорила».

   «Кто?» — непроизвольно открылся рот. Кто мог знать моё имя?! С ныне живущими людьми я не общаюсь близко, и такие откровения от меня точно никто не услышит!

   «Ты».

   — Чего? — я потрясла головой. — Ты бредишь?

Винни недовольно встал и, опасливо оглядываясь, выбежал на улицу.

   «Ты постоянно об этом говоришь. Во сне».

   — Неправда! — успела ему крикнуть вдогонку, зашнуровывая кеды.

Спрыгнув с крыльца, я откинула волосы назад, надела капюшон и вышла вслед Винни на улицу.

   Он пытался поймать бабочку, бегая по дорожке, ведущей в лес.

   Засунув руки в карманы, я медленно побрела за ним.

   Уйдёт он, если кошку заведу. Конечно! Куда он денется! Хотя, домашних животных с меня хватит, и заводить кошку даже не было в мыслях.

И с чего он взял, что имя, которое иногда вспоминаю, принадлежит дорогому человеку? Во-первых, Твайен никогда не был именно человеком — он полукровка, как и я. А во-вторых,… да не был он мне никогда дорог! Когда-нибудь всё равно случилось бы то, что случилось — наша разминка во времени. Не знаю, где он сейчас — не исчез ли, как другие? Или до сих пор в Скандинавии…?

   Рассердившись на себя, я попыталась отвлечься. Какая разница, что случилось с полубогом, с которым нас связывала дружба пару веков назад? Мы просто держались вместе — времена были трудные.

   Внезапно Винни остановился, а потом побежал в глубь леса, откуда незамедлительно донеслись крики. Проклиная пса, на чём свет стоит, я побежала на звук. Вбежав на полянку, я увидела поваленные брёвна, на которых, обнявшись от страха. Сидели две девушки лет шестнадцати. Отозвав ретривера, я подошла к ним.

   — Твоя собака перепугала нас до смерти! — рявкнула на меня одна из них, русая и голубоглазая. Её подруга, с красноватыми волосами, ещё не отошедшая от испуга, одёрнула на себе водолазку, обтягивающую полную фигурку. Казалось бы — люди, склонные к полноте, вызывают только негативные эмоции и желание посмеяться. Но эта девочка выглядела очень мило.

   — Прошу прощения, Винни совсем недавно у меня — ещё не привык к командам. — Виновато развела я руками.

Девочки подобрели, но смотрели всё ещё настороженно.

   — А погладить можно?

Я кивнула:

   — Конечно. Он совсем незлой.

Заулыбавшись, они начали гладить Винни.

Собираясь прочитать их появившиеся на лице улыбки, я вдруг передумала. Захотелось просто поговорить с девчонками, а потом уже… всё остальное.

Никогда раньше желания общаться не наблюдала за собой…

   — Меня зовут Лета, а это — моя сестра Рита. — Представилась «красная». Рита дружелюбно помахала.

Я подняла брови и переспросила:

   — Лета? Интересное имя…

   — Это сокращённо от Виолетты. А тебя как зовут?

Думай, думай! Судорожно перебирая в голове все свои недолгие имена, я пыталась придумать хоть что-то. Подошедший сзади Винни толкнул меня лапой. И помимо воли из моего рта вырвалось:

   — Имма!

Девочки переглянулись:

   — Как?

Горя желанием убить на месте Винни, я замычала что-то невразумительное.

   — Прости, мы не расслышали! Ты сказала — Эмма? — осторожно переспросила Рита.

Как китайский болванчик, я закивала, мысленно радуюсь. Не пришлось ничего искажать — они сами услышали, сами и поняли. А, что, Имма — Эмма.

Лета засмеялась:

   — У меня, говоришь, интересно имя? У самой-то!

Я старательно заулыбалась, прекрасно зная, что ничего не получается.

   — Извини за бестактность, но… кто ты по национальности? Немка?

   — С чего ты взяла? — удивлённо посмотрела я на Риту.

   — Эмма — немецкое имя. Вот я и подумала…

   — Я из Скандинавии. — Невозмутимо оглядев покрасневшую Риту, ответила я.

   — А акцента совсем нет!

   — С детства живу в России — родители переехали сюда из-за работы. — Врала я напропалую.

Подвинувшись, девочки освободили мне место.

   — А сколько тебе лет? — склонив голову, спросила Лета.

   — А на сколько выгляжу?

   — Ну, больше восемнадцати не дать. — Сомневаясь, протянула Рита.

Как с ними просто! Восемнадцать, так восемнадцать.

   — Угадали. А вам сколько?

   — Мне шестнадцать, а ей, — показала на Риту сестра, — семнадцать. Где учишься?

   — Эээ… я работаю!

   — Где?

   — Ну, в общем, как сказать… Где я только не работаю, но сейчас нашла одно место, хотя и там не очень…

   — Подрабатываешь, короче?

Я кивнула, не вдаваясь в подробности. Зачем им знать, что деньги я достаю довольно своеобразным путём — занимая у одного человека — трачу, занимая у второго — отдаю частично долг первому. И так по спирали — боюсь, когда-нибудь меня прижмут в тёмном углу, требуя свои кровные, но другого выхода нет — на работу никуда не возьмут. Паспорт придумали намного позже моего рождения. Да и что ставить в данных?

   — А мы учимся. Я в школе ещё, а Рита в медицинском училище. — Охотно поделилась Лета.

   — Хочешь лечить людей? — заинтересованно повернулась я к Рите.

Та надменно фыркнула:

   — Надо больно! Я бы с удовольствием на актрису пошла бы учиться. Но мать рогами упёрлась — «никакого актёрства, ты и так мне каждый день сцены закатываешь — не хватало, чтобы ты профессионально это делала!»

   — Чем уперлась? — не поняла я.

Рита захихикала:

   — Ты откуда свалилась? Рогами! Выражение такое есть — типа, ни в какую не хочет!

Пожав плечами, я внезапно застеснялась своего незнания. Заметив это, Лета толкнула сестру и округлила глаза. Чувствуя благодарность, я снова попыталась улыбнуться, и опять, к счастью, ничего не вышло.

   — Хочешь? — протянула мне какую-то баночку Рита. Только сейчас я заметила, что в руках у сестёр были какие-то банки с плескающейся в них жидкостью.

   — А что это?

Внимательно посмотрев на меня, девочки рассмеялись.

   — Ты что, никогда не пила подобное?

Я замотала головой.

   — Да ладно! — от удивления Рита наклонилась всем корпусом вперёд и чуть не упала. — Это же просто коктейль!

   — Алкогольный? — не знаю зачем, уточнила я.

   — Нет, блин, молочный! — снова захихикали сёстры.

   — Попробуй! — властно произнесла Рита и всунула мне в руки банку.

   — Да я даже не знаю… — неуверенно посмотрела я на них. Надо было как-то объяснить причину, почему я никогда не пила алкоголь. — У меня строгие родители, я ни с кем не общалась — постоянно дома сидела, вот и не нашлись учителя такому образу жизни.

   — Пей! — похоже, первой начала терять терпение Рита.

Винни, о котором я совершенно забыла, гавкнул.

   «Пей!»

Вот сговорились словно! Какая им разница?

Пока я боролась с желанием и здравым смыслом, Лета достала из кармана пачку сигарет и вытащила две штуки. Одну прикурила сама, вторую дала сестре. В напряжённой тишине она наблюдали за мной.

   Глубоко вздохнув, я собралась с силами и сделала глоток. Горьковатая жидкость потекла по горлу и камнем рухнула в желудок. Ощущения были двойственными — и вкусно, и нет.

   — Ну, как? — две пары любопытных глаз уставились на меня.

Облизнув губы, я прислушалась к организму.

   — Нормально!

Девчонки рассмеялись. Я протянула руку, чтобы отдать банку, но Рита отмахнулась и достала из пакета ещё одну:

   — Да пей! У меня есть.

Её сестра протянула мне сигарету и зажигалку.

   — Курить тебя тоже надо учить?

   — Нет, спасибо, не надо. — Промямлила я, отодвигая руку Леты. Та покачала головой.

   — Ты живёшь на земле один раз, надо попробовать всё! Кроме наркотиков и группового секса. — Задумчиво добавила она.

Рита, громко рассмеявшись, поддакнула сестре:

   — Она права. С одной сигареты ничего не будет, тем более, у тебя и выкурить-то её не получится!

   — Почему? — удивилась я, взяв в руки зажигалку.

   — Кашлять с непривычки будешь.

Честное слово, я не знаю, в каком месте была моя голова, когда я согласилась на эту глупость! Свыше тысячи лет меня не волновал ни табак, ни алкоголь — а тут раз, и послушалась девочек, которые младше меня на… на… на чёртову кучу лет!

   Но, с другой стороны, я столько живу, и ни разу ничего этого не пробовала!

Сделав для храбрости глоток коктейля, я не умеючи прикурила.

   — А теперь затянись и скажи «Ап-те-ка»! — хором прокомандовали сёстры.

Послушавшись, я затянулась и, не успев ничего сказать, закашлялась. Казалось, мои лёгкие готовы порваться на тысячи кусочков, прячась от табака. Голова тут же закружилась, в глазах потемнело. Я сейчас точно потеряю сознание!

   — Выпей, легче будет! — откуда-то издалека донёсся голос Леты.

Словно загипнотизированная, я послушалась, и почувствовала, как дышать становится легче.

   — Не выкидывай. Попробуй ещё раз! — словно прочитав мои мысли, предостерегла Лета.

Покачав головой, я решительно встала.

   — Простите, девушки, но с меня хватит — я и так сегодня сделала то, чего не делала никогда в жизни!

   Рита вскочила следом:

   — Эмма, ну побудь с нами ещё! Не хочешь курить — не надо. Но не уходи!

В её глазах плескалась мольба, и я, чуть подумав, сдалась.

Лета захлопала в ладоши, её сестра самодовольно улыбнулась:

   — Может, выпьем за знакомство?

Я потрясла баночкой — надо же! Не заметила, как всё выпила! Отобрав у меня пустую банку, Рита протянула закрытую:

   — Не отставай от коллектива! — задорно подмигнув, она сделала глубокий вдох.

   — Сегодня с утра мы с Виолеттой думали, что день опять пропадёт. Но, увидев незнакомую собаку, которая к нам бежала, смекнули — будет что-то интересное. И, не ошиблись! Мы познакомились с Эммой, странной девочкой из Скандинавии. Так выпьем же за дружбу народов!

   Восторженно поддержав её речь, мы чокнулись.

В голове появился туман, который становился всё гуще и гуще. Предметы различались с трудом. С третьей попытки получилось сделать затяжку, и не закашляться. Сёстры дружно зааплодировали, и мы выпили за это. А потом ещё раз. И ещё — уже не помню, за что. Сколько часов мы так просидели — не имею понятия. Последнее, что я с ужасом поняла — ноги не слушаются. Совсем. Как добрела до дома, как доползла до кровати — не помню. Мысль, что больше никогда не буду пить, была последней, которая пришла мне в голову…

Глава 5

   Открыв глаза, я испугалась — нахожусь в совершенно тёмной комнате. Какое число, время суток? В голове, словно ластиком провели!

   Пошатываясь и охая, я побрела вниз, держась за стены. В доме стояла тишина, но даже собственные шаги казались громким звуком, а скрип половиц резал слух хуже бензопилы.

   Налив стакан воды, я стала жадно пить, закрыв глаза. Лишь после второй кружки стало легче, и я смогла отдышаться.

   — Винни!

Хрипло крикнув, я прислушалась. Пёс не дал о себе знать. Позвав ещё раз, я напряглась и вышла в коридор. Обойдя все комнаты, заглянув даже в ванную и туалет, пришла к выводу — Винни пропал.

   Выбежав на крыльцо, неожиданно спотыкнулась и чуть не упала. Чертыхнувшись, оглядела пол и обнаружила кирпич, об который и ударилась. Кто его сюда положил? Приглядевшись, заметила, что камень лежит не просто так — им придавили конверт. Вытащив листок, заранее уверенная в отправителе, я развернула его:

   «Забрал Винни с собой. Утром верну»

Топнув ногой, я непонятно кому погрозила кулаком.

Что о себе возомнил этот парень? Мало того, что он следит за мной, ходит вокруг дома, так ещё и собаку мою взял!

Послышалось шуршание и на перила села Липа.

   «Привет! Ты, ух, встревожена!»

   «Ещё бы! Винни пропал!» — пробурчала я, присаживаясь. Голова несчадно болела.

   «Его забрал тот, который постоянно сидит ночью на лавочке».

   «Что он делает?!» — изумлённо переспросила я.

   «Ты не заметила что ли? Этот, тёмноволосый, постоянно тут». — Восторженно заухала Липа.

   «Что он хочет?»

   «Откуда я знаю? Он сегодня позвал собаку твою, они посидели, а потом ушли вместе!»

Винни спокойно ушёл с незнакомым человеком, даже не предупредив меня? Это невозможно. Винни не стал бы меня бросать и уходить. Если он вернётся утром — настучу по голове; не придёт… Найду этого «темноволосого» и убью!

На прощанье ухнув, сова улетела. Я в размышлениях побрела домой.

Плюхнувшись на кровать, попыталась заснуть, следуя совету леди Скарлетт, обещая подумать обо всём завтра.

   Но мысли об этом человеке не давали мне покоя, и ещё я волновалась за Винни. Зачем его забрал темноволосый? Какие цели он преследовал?

   Внутри меня боролось два совершенно разных человека — один ожидал разъяснений с восторгом и надеждой на что-то новое; второго грыз рассудок, который утверждал, что прочная и натоптанная тропинка намного лучше разбитой и заросшей.

   Но, тем не менее, хотелось исследовать оба пути.

   Затолкнув поглубже внутренний голос, я закуталась с головой в одеяло и постаралась расслабиться. Получилось не с тем эффектом, который ожидала, но дрожь пропала и мысли стали ясней. Спустя пару минут я мирно заснула.

   Громкий звук вырвал меня из сна. От испуга спазм сжал горло, даже забыла, как надо дышать. Но сердцебиение пришло в своё обычное состояние, и я откинула одеяло.

   На кухне вкусно пахло жареной картошкой. Звук, напугавший меня, был спровоцирован Винни — тот уронил на пол металлический таз, в который я набирала воду при стирке — в ванной сломался кран.

   Удивлённо посмотрев на стол, я обнаружила стоящую на нём тарелку с жареной картошкой, свежими огурцами, и стакан с соком.

   — Винни!

Ретривер вжался в стену и посмотрел, склонив голову.

   «Ничего не знаю».

   «Ну, конечно! А кто знает?»

   «Тим».

   «Кто?»

   «Тим — тот, что приходит каждый вечер».

Я испугалась.

   «И что? Причём он тут?»

Заискивающе завиляв хвостом, Винни подскочил ко мне и облизал руку.

   «Он захотел сделать тебе приятное!»

   «Ты хочешь, сказать, что это всё приготовил он?» — недоверчиво посмотрела я на стол. «И ты спокойно разрешил ему?» — опомнившись, грозно взглянула на пса.

   «Он хороший!» — облизнувшись, Винни быстро съел свой завтрак (тоже этот Тим делал?) и умчался в комнату.

Я села за стол и понюхала тарелку. Вздохнув, попробовала еду. Ничего, вкусно.

   Итог такой: этот парень назойлив, он никак не отвяжется от нас. Его зовут Тим, он темноволосый, хорошо готовит, и завоевал сердце Винни. Похоже, у него много свободного времени, и поэтому он начал присматривать за мной и Винни. Да с чего он вообще решил, что имеет право лезть в нашу жизнь? Кто он такой?!

   Решительно отодвигая от себя тарелку, услышала звонок. В последние дни ничего хорошего эти звонки не несут за собой.

   Открыв дверь, я увидела Лету, держащую в руках конверт.

   — Тут письмо лежало, извини, что подняла.

   — Ничего страшного, привет. — Забрав конверт, уже в который раз я развернула листок и прочитала.

   «Не злись, что забирал Винни. Приношу свои извинения в форме завтрака. Приятного аппетита.

P. s. Предлагаю вечером всё— таки познакомится».

   — А сказать лично, без записок, слабо? — крикнула я в никуда.

Лета подняла брови.

   — Эээ, всё хорошо?

   — Да, проходи. — Посторонившись, пропустила девушку вперёд.

Она устроилась на диване в прихожей и достала сигарету.

   — Можно?

   — Да, конечно. Только пепельницы нет.

   — Я в коробок стряхну. — Она достала из кармана спичечный коробок. — Ну, как ты после вчерашнего?

   — Голова болит, — пожаловалась я, — А так ничего, нормально. Вы как? Где Рита?

   — Мы как до дома тебя донесли, домой пошли. Ритка тоже перепила, сейчас дома — спит. У неё странная реакция на алкоголь — пьёт, пьёт — бац! Накрыло. И всё, встать не может несколько дней.

   — Тогда ей не стоит пить, аллергия какая-нибудь.

   — Нет, — отмахнулась Лета, — просто меры не знает. Сколько раз ей говорили — выпьешь банку, так остановись! Нет же, дальше продолжает. Вот и итог.

   — Алкоголь — зло!

   — А зло надо уничтожать. — Хохотнула девушка. — Да ладно, все пьют и ничего. Мы же не водку в подворотне глушим, а так, пиво, коктейли. Мартини иногда, текилу. Я вот чего зашла — приходи сегодня на то же место.

   Увидев моё лицо, она рассмеялась:

   — Да нет, не бойся — пить не будем. Так, посидим, поболтаем.

   — К сожалению, сегодня не смогу. — Искренне огорчилась я, но вечер был занят этим Тимом, который уже поднадоел своими секретами.

Виолетта встала.

   — Что ж, жаль. Если что — заходи, дом восемьдесят второй. Мне пора — Сеня ждёт.

Тепло улыбнувшись, она собиралась уйти, но я решила, что время пришло, и успела взглянуть в её глаза.

Улыбка № 7

   Мы едем в деревню! Наконец-то. Этого лета я ждала целый год, усердно трудясь в школе, за что и была награждена — с бабушкой мне предстоит провести почти три недели. Три недели счастья, лета, солнца, отдыха, ночных тусовок, и, конечно, встреч с Сашкой. Даже не знаю, чего хотелось больше из перечисленного.

   И вот, я стою на вокзале, придерживая висящую на плече дорожную сумку. Поезд должен подойти через десять минут. Ехать — семь часов, а с вокзала — на автобусе, до деревни. Там меня встретит двоюродный брат, Витя. Закинем вещи домой, и — гулять! Не видела друзей уже кучу времени, столько нужно рассказать, стольким поделиться…

   В поезде я заснула, и проснулась перед самой остановкой. Встав, потёрла затёкшую за время поездки спину, и решительно вышла на перрон. Витя сразу меня заметил, и помахал рукой, привлекая внимание. Бросившись в его объятия, я явственно ощутила, как сильно соскучилась по брату. Всю дорогу до деревни мы проболтали.

   — А Рита где?

   — Она в лагерь уехала, в Анапу. До сентября там пробудет.

   — Ты почему не поехала?

   — Сдалось мне это море! Лучше уж со всеми увижусь, погуляю.

   — Ну, это хорошо. Мы скучали.

   — Чего нового в деревне?

   — Да ничего особенного. Алёнка перебралась в Петербург, сюда не приезжает; Артур жениться собирается.

   — На ком? — удивилась я.

   — На Светке Малыгиной.

   — Она же замужем!

Витя фыркнул.

   — Антоша застукал их с Артуром. Сказал, что в город едет, а сам вернулся. Заходит в дом — Светка почти голая стоит, и Артур рядом. Развелись по-тихому, хотя, долго ещё народ смеялся.

   — Ну и ну! — покачала я головой, и задала вопрос, волнующий меня больше всего. — А Саша как там? Соверный?

   — Да нормально — работает много, ремонт дома затеял.

Замолчав, я немного расстроилась. Мне он не говорил, что ремонт делает. Хотя, может, это было сюрпризом? Ну что же такое — зачем я подозреваю его во всех грехах? Разве можно любить человека, и не доверять ему? Он, наверное, ждёт моего приезда, морально готовится к встрече, а я опять накручиваю себя!

   — Аня к нему окончательно перебралась к нему. — Продолжил брат, не замечая, как поменялось моё лицо.

   — Что она сделала? — медленно проговорила я, с трудом осознавая, что ещё умею говорить.

   — Вил, ты за время отсутствия в экологически чистом районе совсем потеряла слух! — укорил меня брат. — Я же сказал: Анька переехала к Сане.

   — Зачем?

   — Что значит «зачем»? У ребёнка должно быть оба родителя, а не только мама.

   — У ребёнка? — Язык совсем не слушается.

   — Да что ж такое… Да, ребёнка! Аня беременна от Саши. Он счастливый ходит — понятное дело, парню двадцать пять лет, уже и семью пора заводить.

   — Как же у него получился ребёнок?

Рассмеявшись, Витя потрогал мой лоб на наличие повышенной температуры:

   — Ты не знаешь, откуда дети берутся? Смотри, есть два разнополых человека…

   — Я не об этом. — Перебила я брата. — У Саши свинка в детстве была, он не способен к зачатию.

   — Откуда такие подробности? — удивился он. — Не знаю, что у него там было, но ребёнок будет — это факт. К радости обоих родителей.

   — Понятно. Желаю ему счастья.

   — Эй. Ты чего такая?

   — Да, вообще-то, Соверный меня ждать обещал, звонил каждый день…

   — Да ладно?! Я думал, вы разбежались давно, всё-таки разница у вас — десять лет.

   — Твои домыслы оказались реальностью. А на счёт возраста… Не чувствовалась эта разница! Какая же я дура, верила ему, надеялась!... — не выдержав, расплакалась я. Брат, как мог, старался меня утешить, но ничего не получилось. Только выйдя из автобуса, я стёрла слёзы ладонью, и, гордо подняв голову, зашагала к дому.

   — Витёк, ты чего? Ты чего Летке наплёл, про ребёнка непонятного, что, мол, с Анькой мы живём?

   — А что, не так, что ли? — прищурил глаза светловолосый парень и внимательно осмотрел местность на наличие лишних ушей. — Хочешь сказать, с Анькой у тебя ничего нет, и не было?

Его собеседник задумчиво почесал бритую голову.

   — Не, ну было — не спорю, но случилось-то разок, и то с пьяных глаз!

   — И что? Лета имеет право знать любые подробности твоей никчёмной жизни. Или забыл, кто тебя из дерьма вытащил, да в люди выбил?

   — Я всё помню, — резко оборвал Виктора человек, — но это не даёт тебе право лезть в мою жизнь!

Раздался ироничный смех.

   — Я могу твою жизнь как верёвку вертеть! Так что запомни: чего Лете скажешь, о чём я не знаю, тем тебе придётся укрываться на том свете. — Без угрозы, но и не доброжелательно произнёс Витя и закурил.

   — А если она мне поверит?

   — Тем хуже для тебя.

   Светло-лиловое небо было похоже на мороженое — такое же мягкое, воздушное и холодное. Зеленеющая на лугу трава мягко трепетала под порывами ветра, две коровы пощипывали её, набираясь сил после затяжной зимы. Где-то закукарекал петух, ему тотчас отозвался собрат — и в ответ раздался отборный мат разбуженного мужчины. Насвистывая какой-то мотив, из домов начали выбираться люди, потягиваясь и зевая. Кто-то отправился кормить скотину; кто-то подкидывал дрова в печь бани, собираясь растопить её; кто-то, вскинув на плечо косу, отправился косить траву.

   Лишь я, кутаясь в свитер, сидела около колодца и, задумчиво жуя соломинку, одним глазом наблюдала за всей этой утренней суетой. Сзади ко мне приблизился человек и тихонько тронул за плечо, присаживаясь рядом.

   — Привет.

   — Привет.

   — Давно сидишь?

   — Нет, не особо.

   — Анька всю ночь плакала — токсикоз замучил. — Виновато улыбнулся Саша.

   — Ничего страшного, я понимаю. — По-прежнему не смотря на него, ответила я.

   — Ты прости, что я сразу не сказал. Но, понимаешь, у меня же не может быть детей, а тут такое… Я боялся.

   — Нет-нет, всё хорошо. Я всё понимаю.

   — Да ничего ты не понимаешь! — взорвался Саша. — Ты прекрасно знаешь, что шанс такой один на миллион! Я сам не думал, что способен участвовать в зачатии ребёнка, потерял надежду на наличие большой семьи, где детей — не меньше двух, а то и больше. А тут внезапно Анька от еды отворачиваться стала. Потом голова у неё заболела, тошнить начало. Ну, я её к врачу быстренько оттащил, там нас и огорошили…

   — Когда ты звонил и клялся в вечной любви, то ни словом не обмолвился на счёт этого. Да и ваши отношения с Аней нами не обсуждались. Странно это. Ты чуть не плакал, когда я уезжала, умолял поскорее вернуться; дрался с теми, кто обсуждал нашу разницу в возрасте; ревностно охранял меня от всяких типов, которые оказывали мне знаки внимания. А теперь, оказывается, ты живёшь с беременной Аней.

   Плакать я не собиралась — не достоин этого человек, так подло обманувший меня. Но слёзы сами непроизвольно начали наворачиваться на глаза. В горле запершило, так что пришлось откашляться.

   — Лет, ну, прости меня! Это всё так глупо получилось… Было всего один раз! Ты уехала, я с горя напился, а тут Анька пришла. Я сам не заметил, как мы переспали, честное слово! На утро так стыдно было, словами не описать! Но я ей немедленно на дверь указал, ведь у меня ты есть! Поверь мне! — оборвавшись на полуслове, Саша кашлянул. — Но сейчас она носит ребёнка, моего ребёнка! Не могу же я её бросить!

Я покрутила пальцем у виска.

   — Слушай, дорогой, я конечно дура, но не до такой степени! Я уехала в августе прошлого года, сейчас июль. Хочешь сказать, что она в тот самый раз забеременела, а ребёнок ещё не родился! Она что, самка слона — два года беременной ходить будет?

   — Виолетт, ну зачем ты так? — укоризненно покачал головой Саша.

   — А с какого ты меня дуру-то держишь? Да будь ты мужиком, скажи открыто: «Прости, девочка, нам было с тобой хорошо, но ты маленькая и неопытная. Я наигрался. Теперь хочу постарше кого-нибудь». Не парься, я не обижусь!

   — Ты не права. Я с тобой не играл, и не играю. Ты единственная, кто мне дорог, но пойми, так легла фишка — я не в силах изменить события.

   — Да мне всё равно. Ты прав — так легла фишка. Так что желаю тебе семейного счастья и удачи.

Встав, я быстро зашагала в сторону дома, молча глотая слёзы.

   — Всё нормально?

   — А что может быть ненормально, если верить твоим словам?

   — Ну-ну, не надо ехидства — не люблю. Всё не так мерзко, как выглядит!

   — А насколько это мерзко?

   — Ни на сколько! Каждый живёт как может, как способен. В детстве мне не дарили дорогие игрушки, не водили по магазинам, кафешкам, зоопаркам — да чего уж там, я узнал, что есть паровозики не с деревянными колёсами лет в девять-десять. Мать с утра до ночи в медпункте сидела, давление старикам мерила — им скучно, поговорить не с кем, а тут и предлог есть, кто ж откажет больному человеку? Батю я и не знал, его медведь задрал в лесу — отец даже посмотреть на меня не успел толком. Ну а бабка… Я был чуть важнее веника. У неё много любимчиков было — Мишка, которому мачеха в том году голову проломила, а сестрицы сводные долго не думая в речку его скинули — сам, говорят, упал и ударился. Сколько разбора было на тот счёт! Я думала Олесю, мачеху Мишкину, забьют до смерти, но нет — живучая оказалась. А сестры подались подальше, учиться. Ну да Мишке всю жизнь непруха была — и в конце ничего бы не досталось, так что, парня жаль, но нам надо жить и кушать.

   О чём это я…? А! Виолеттку бабка обожает! Вечно ей пихнёт денег, погладит-поцелует, накормит свеженьким всем. Ритку не так — её вообще никто не любит, характер больно ёршистый — чуть что, так сразу кулаками машет. Вольная девка, такая не пропадёт.

   Летка-то поскромней, потише — этим и берёт. А я ничем никого не беру. Вот и кручусь сам.

   Думаешь, к чему это я всё говорю? Да к тому, что у каждого — своя жизнь, своя смерть. У кого-то собачья, а у кого-то добротная. Мне ничего с неба не отсыпали, так что буду сам зубами рвать себе счастье. Я знаю, что с улыбкой на лице в кровати своей не помру, а убьют когда-нибудь. Но я не боюсь этого — волку волчья смерть. Зато я стальной внутри, а другой, какой-нибудь Вася из Москвы, на водичку деньги у мамы выпрашивает. И ничего, живёт спокойно.

   — Мне всё равно. Я не знаю, зачем тебе всё это, смысл не вижу. Ну, всё по плану пойдёт и что?

   — Дурак ты! Что-что… Ты свою долю получишь, как и обещал, я свою — и разойдёмся, как в море корабли.

   — Тебе самому не противно там, в душе?

   — Была б она, душа эта!... Противно мне, если Васей тем самым был бы, маменькиным. Хочешь на стыд меня взять — не пытайся даже. За такое получить можно по черепу. Так что, хватит болтать, лучше подай ключ.

Четыре неотвеченных вызова.

05.07.08 19:34

Санька Соверный

Лета, нам нужно поговорить. Почему ты не берёшь трубку.

05.07.08 19:42

Санька Соверный

Малыш, прости меня! Возьми трубку.

1 пропущенный вызов от: Санька Соверный

05.07.08 19: 59

Саша Полное Г

Виолетта, я волнуюсь!!! Подними трубку!!

1 пропущенный вызов от: Саша Полное Г

05.07.08 20:17

Саша Полное Г

Через тридцать минут я буду около твоего дома. Если ты не придёшь — пеняй на себя. Я найду тебя везде.

2 пропущенных вызова от: Саша Полное Г

   А мне всё равно. Что он волнуется? Ничего с собой я не сделаю — вот ещё, из-за всякого… хм, вещества, страдать и вены себе резать. Да сдался этот мужик мне!!! Да таких, если захочу, у меня будет целый батальон! А трубку не беру по одной причине — еду в поезде, и связь ловит плохо. Я возвращаюсь домой.

07.07.08 16:20

Ритка

Здорово, сеструха! Как там твои дела? Что в деревне хорошего? Как Сашка, встретил? Рад был? Я вот лежу на берегу и кайфую. Как же здорово на море!

07.07.08 16:21

Я

Привет. Здорово! Побольше купайся, загорай и отдыхай. Наслаждайся жизнью, в общем. У меня дела так себе. Из деревни уехала, сейчас дома. С Сашкой видится не собираюсь даже.

07.07.08 17:00

Ритка

Это что случилось? Что он натворил? Встретил у вокзала без цветов, и не стоя на коленях? 

07.07.08 17:04

Я

Нет, всё не так серьёзно.  Просто он скоро будет папой.

07.07.08 17:12

Ритка

Эээ, Лета!!!! Ты, что, беременна?!! Какой срок?! Мама знает? Что Сашка сказал???

07.07.08 17:16

Я

Тьфу ты, дура! Не паникуй. Беременна не я, а Анька Осинова.

07.07.08 17:19

Ритка

Ничего не понимаю… а причём тут Сашка?

07.07.08 17:21

Я

Блин, да от него она беременна! Рит, я не хочу говорить на эту тему. Давай, когда приедешь — тогда и расскажу всё. Ок?

07.07.08 1725

Ритка

Вот ты вредная!  Раззадорила меня, а теперь сливаешься… Ладно, жди приезда. Расскажешь и покажешь в лицах!

       Ох уж эта Рита!

Что ей надо рассказать? Я не хочу даже думать на эту тему! Саша сам выбрал свою жизнь — с Аней. Я понимаю его, ведь ребёнок — это святое. Я ему не могла бы дать семью ближайшие три года, до восемнадцати лет. Но, с другой, стороны, если он так клялся, что любит меня, мог и потерпеть. Не факт, конечно, что тогда у него получился бы ребёнок… Всё. Хватит! Это не моя забота! Я ещё молода, вся жизнь впереди.

   Илюха обещал заехать за мной ближе к шести. Мы с ним встречаемся всего месяц, но он уже не отходит от меня ни на шаг — звонит, пишет, приезжает, дарит милые сердцу пустячки, на которые хватает карманных денег. Он очень добрый и милый. Не могу сказать, что влюблена, но он мне нравится.

   Мы познакомились в Интернете, я разместила свою анкету на сайте знакомств, и в этот же день Илья написал мне сообщение. Через пару дней мы встретились, и я удалила анкету — она была уже не нужна. Пока что я довольна и счастлива, что будет потом — не важно.

   Резкий звонок вырвал меня из раздумий.

Саша Полное Г

От неожиданности сердце запрыгало в груди. Что ему надо? Не звонил уже как пару месяцев. Как сказали, они с Анькой расписались. Злость и обида на Соверного прошли. Не стоит расстраиваться из-за случайных персонажей в жизни.

   Беру трубку.

   — Да?

   — Леточка, это я…

   — Кто «я»? — кошу под умалишённую.

   — Сашка, Соверный. Прости меня, прошу тебя. Прости!

   — За что? — искренне не понимаю. Разрешили вопрос ведь.

   — Я был дураком, но теперь всё понял. Ты нужна мне! Ты, а не Анька! Прости, вернись ко мне! Это тяжело, но я брошу…

Теряю дар речи.

   — Родной, ты что курил?

   — Я трезв, в твёрдом уме и памяти! Я променял тебя, моё сокровище, на непонятную девку! Но в жизни каждый ошибается, дай мне шанс!

   — Саша. Ты болен! — раздражённо нащупываю пальцем кнопку сброса, — Забудь! Я счастлива со своим молодым человеком!

   — С кем?! С каким, к черту, человеком? Ты мне что, изменяешь? — послышался в трубке крик.

   — Послушай, ты мне кто, муж, брат, сват? Очнись, родной, ку-ку! Я тебе не изменяю., потому что ты мне никто! Забудь этот номер, и не рушь мне жизнь!

Нажимаю кнопку отбоя и перевожу дух. Он сумасшедший.

   Илюха подъехал к дому на мотоцикле. Сажусь сзади, обхватывая крепкое тело руками. На улице прохладно, и ветер сильный — поэтому пришлось утеплиться, благо — ехать недалеко. Но руки мёрзнут несчадно, как у Ильи они ещё не отвалились — никакие перчатки не спасают.

   — Шлем не забудь!

   — Да помню я! — обречённо натягиваю шлем. Сегодняшний вечер обещает быть интересным — Илья привёз пневматику. Он ещё не знает, что я в своё время увлекалась стрельбой — отец, служивший в Афгане, учил.

   Мы приехали к небольшой горке, находящейся с лесом — народ здесь не ходит, так что стрелять можно в своё удовольствие.

Слезая с мотоцикла, я услышала характерный звук пришедшего сообщения.

27.11.08 18:34

Витька — брат.

Виолетт, мне Сашка Соверный звонил — он в Москве, собирается заехать к тебе. Хочет поговорить.

   Что? Какого…? Нервно сглатываю слюну, заполонившую рот от испуга. Что ему нужно?!

27.11.08 18:36

Я

Что ему нужно?! Чего ему дома не сидится?

27.11.08 18:37

Витька — брат

Ты же не знаешь ещё… У Ани ребёнок развиваться перестал, пришлось стимулировать выкидыш, иначе она не выжила бы. Сашка бросил её. Теперь воет, что тебя не сберёг. Бабушку нашу избить хотел, да я поблизости оказался!

Так вот в чём дело! Ему было всё равно на Аню, она нужна была как инкубатор! Какая же он мразь!

А бабушка, чем она помешала ему??

27.11.08 18:40

Я

Спасибо за предупреждение. Пусть только попробует сюда сунуться — я выцарапаю ему глаза!

27.11.08 18:44

Витька — брат

Я предупредил. Будь осторожна

   Убираю телефон в карман. Встревоженный Илья подошёл ко мне и обнял:

   — Что случилось? Ты вся трясёшься!

   — Ничего страшного. — Конечно, трясусь! От злости и омерзения.

Это кем надо быть, чтобы после такой тяжёлой ситуации, нанесшей женщине психологический и физический вред, бросить её? Он вообще человек, или бесчувственный робот? Эгоизм прёт изо всех щелей! Таким надо отрывать их хозяйство и засовывать его по самые гланды! Ничтожество.

   — Ну, Лет, что случилось?

   — Да ничего! — сорвалась я на побледневшего Илью и отобрала у него пневматику. — Мне нужно немного потренироваться, отойди в сторону, пожалуйста!

   — Ты же не умеешь стрелять! — растерянно заметил он.

   — Ничего, дуракам везёт, обычно.

Зарядив оружие, нацеливаюсь в дерево. Выстрел, от которого рикошетом ударило в руку. Попала туда, куда и целилась. Не сумев ничего сказать, ощупываю плечо — походу, вывихнула. Встревоженный парень бросился ко мне.

   — Ты как? Всё хорошо?

   — Всё просто замечательно!

Отмахнувшись от него, снова заряжаю и стреляю. Снова в цель. Боль в руке не ощущается.

Ещё раз.

Пулей сносит холмик снега на ветке.

Илья подошёл поближе, испуганно взяв меня за руку.

   — Лет, ты не говорила, что так хорошо стреляешь!

   — А ты не спрашивал!

В щепки разлетелся кусок сухой коры, отслоившейся от дерева.

   — Лета, что происходит?

   — Ничего не происходит — всё хорошо. Не заморачивайся по пустякам, и дай мне, пожалуйста, спокойно пострелять.

Сбитый с толку, Илюха медленно отошёл и скрестил руки на груди, недовольно играя желваками. Было видно, что он напуган моим неожиданным умением стрелять, меткостью и необъяснимой злостью; и рассержен несговорчивостью. Но, в данный момент, было всё равно, что обо мне подумают. Звонок оторвал от мыслей.

27.11.08 18:59

Саша Полное Г

Я в Москве. Заехал за тобой, твоя мать сказала, что ты уехала стрелять. Помня про твоё любимое место, я еду туда. Жди.

   — Конечно, жду не дождусь. Приезжай, сильно удивишься. — Еле слышно пробормотала я.

   Подозрительно посмотрев на меня, Илья неожиданно приподнялся на мыски и посмотрел вперёд. Послышался хруст снега под колёсами, свет фар на секунду ослепил. И я увидела чёрную машину, безусловно, принадлежащую Соверному.

   Хлопнув дверью, из машины, как и ожидалось, вышел Саша и презрительно посмотрел на Илью.

   — И с этим ты встречаешься? Лета, я разочарован! Ты посмела изменить мне с этим малышом?

   — А ты, вообще, кто? — сразу же набычился Илья.

   — Мальчик, закрой рот, и не перечь старшим.

   — Слушай, тебя звали сюда? — зарядила я пневматику. — Этот мальчик — мой ровесник, так что, дядя — убирайся целым, пока я не рассердилась.

Саша расхохотался, окинув меня взглядом:

   — У птички прорезался голос? Ладно, малыш, не бузи — садись и поехали. Надо поговорить. Я устал. Выбора не было, на волоске висел…

   — Что ещё тебе сделать? — прищурилась я, и. не целясь, выстрелила. Пуля попала в снег, в сантиметре от ботинок Соверного. — Мне всё равно, что-кому ты сделал, но бабушку я тебе не прощу!

   — Ты чего? — испуганно отскочил Саша. — Рехнулась, что ли? Какую, блин, бабушку??

Перезарядив, вскидываю ружьё и снова стреляю. В этот раз пуля попала по ботинку.

   — Не уйдёшь — буду стрелять выше.

Ещё один выстрел — в другой ботинок.

Сообразив, что я не шучу, Саша начал отступать к машине.

   — Ты больная, проверь голову! У вас вся семейка такая! Я хотел всё тебе рассказать, а ты…!

   — Да, родной, больная. Никогда не появляйся в жизни больной, она же не в силах контролировать себя! Ещё раз приблизишься ближе, чем на три метра — я расцарапаю твоё лицо. И отнесу заявление — статья по уголовному кодексу, за растление малолетних, ещё не отменена. Так что, попутного ветра в спину, котик. Передавай привет глупой Ане, поверившей такому уроду, как ты. Хорошо, что всё так случилось — а то пришлось бы ей воспитывать ребёнка с отцом — подлецом.

Сделав последний выстрел, чудом не задев ногу Соверного, я посмотрела вслед спешно уезжающей машине и расплакалась.

   Илья подскочил ко мне и обнял:

   — Ну, не плачь, пожалуйста!

Я оттолкнула его и заорала во весь голос:

   — Ты не мог даже защитить меня! Парень, называется!

   Актёрские способности Соверного были на высоте — такое удивление разыграть может не каждый. В общем, вечер оказался и вправду интересным. Чересчур, я бы сказала

   — Давай поприкалываемся над Илюхой? — задумчиво произнесла Ксения, моя знакомая.

   — Каким образом? — оторвала я взгляд от телефона.

Ксюша села поудобней.

   — Ты дашь мне его номер аси я ему напишу, типа «Привет, как дела, я нашла тебя в поиске, бла-бла-бла»! Прикольно будет, если он поведётся! — захихикала Ксю.

   — Слушай, а это идея! Давай! — восторженно произнесла я. — Записывай! Три-семь-шесть, два-четыре…..

Записав, Ксю прикусила губу.

   — А если я его у тебя отобью?

   — Я тогда тебе все почки отобью! — фыркнув, я задумалась. — На самом деле, по этому поводу я не переживаю — никуда он от меня не денется, на коротком поводке сидит.

   — Зачем тебе это?

   — Не знаю, что б был просто. Гайки его характера я закрутила, главное, чтоб резьбу не сорвало!

Осуждающе покачав головой, Ксюша уткнулась в телефон.

   — О, а вот и он! — Расцвела она в улыбке. — Ну-ка, ну-ка…

AnyК (10.12.08 14:23:56)

Приветик ;) Можно познакомится?

Илюх@ (10.12.08 14:24:23)

Привет. А ты кто?

AnyК (10.12.08 14:24:49)

Меня зовут Ксения. А тебя как?

   Захихикав, мы хлопнули в ладоши:

   — Блин, он, походу, клюнул!

   — Да. Только он сразу поймёт, что ты блондинка! — сквозь смех проговорила я.

   — Почему? — удивилась Ксюша.

   — Только блондинка могла спросить имя у парня с ником Илюха! — захохотала я в голос.

Подруга обиженно надулась.

Илюх@ (10.12.08 14:25:13)

Илья  Приятно познакомится, Ксения.

AnyК (10.12.08 14:25:56)

Чем занимаешся?

Илюх@ (10.12.08 14:26:10)

Ничем. А ты?

AnyК (10.12.08 14:26:29)

С подругой сидим, болтаем. Ты прикольный, может встретимся?

   — Ты чего? А вдруг он догадается? — испугалась я.

   — Не волнуйся. Не догадается! Мы всё устроим!

   — Блин, Ритка в восторге не была бы, если узнала, чем мы занимаемся. — кисло улыбнулась я.

   — Ты слишком часто обращаешь внимание на Риту. Твоя же жизнь, а не её!

   — Я знаю, но Рита старшая, мы всегда вместе решали все проблемы. — Непонятно почему начала я оправдываться.

   — Не забивай голову! — отмахнулась Ксюшка.

   Илюх@ (10.12.08 14:30:01)

   Понятно. Сорри, я сегодня занят буду — отцу помочь надо.

   AnyК (10.12.08 14:30:58)

   Ну потом значит встретимся. А у тебя девушка есть?

У меня пересохло в горле. Момент был щекотливым — кто знает, о чём сейчас думает Илья? Да и не хотелось задевать эту тему, чтобы лишний раз не напрягаться.

   Илюха@ (10.12.08 14:31:17)

   А какая разница? Этот фактор может помешать общению? 

AnyК (10.12.08 14:32:10)

Нет конечно просто интересно!

Илюха@ (10.12.08 14:32:59)

Ну, раз просто… Нет, девушки нет 

   Сначала я подумала, что у нас взорвалась лампочка, поэтому так резко потемнело. Я хотела встать, но не нашла себе опору — стены тоже исчезли. Запоздалая мысль о шизофрении колом ударила в висок. И лишь от прикосновения тёплых рук Ксюши я поняла, что потемнело в моих глазах, а взорвалась не лампочка — это ранее упоминаемую резьбу, похоже, сорвало.

   — Вот же подлец, а? — воскликнула Ксения, обнимая меня. — Не переживай, от таких надо сразу избавляться! Нет, ну каков… Слов не хватает!

Собравшись, ответила я бесцветным голосом.

   — Ксюш, забудь. Просто вычеркни этого человека из памяти, как делаю это я.

   — И правильно! Не достоин он такой как ты!

   — Забудь. Закрыли тему.

Хотелось плакать, кричать, бить посуду и покушать что-нибудь сладкого. Но вместо этого я встала с пола и равнодушно прошла в ванную, где долго рассматривала своё отражение. Хлопнула входная дверь. Наверное, Ксю поняла моё состояние и ушла.    Было бы неплохо. И какой чёрт дёрнул меня на эту глупость?

Я решилась позвонить Илье, и сказать всё, что думаю о нём.

   — Привет.

   — Привет.

   — Как дела?

   — Превосходно, не считая одного маленького события.

   — Какого?

   — А ты не знаешь?

   — Знаю.

   — А зачем спрашиваешь?

   — Да чтобы догадки подтвердить.

   — Какие догадки?

   — Ты на самом деле подумала, что я не догадаюсь, что это за Ксюша, с какой подругой она сидит?

   — А зачем тогда переписывался?

   — Чтобы на последний вопрос ответить, и чтобы человек, решившийся на такую подлость, как проверка, прочитал.

   — Что ты хочешь этим сказать?

   — Что я понял сразу, кто устроил мне проверку. И стало очень обидно, что ты не доверяешь мне.

   — Значит, это я виновата, а ты белый-пушистый? — не выдержав, закричала я в трубку.

   — Нет. Просто всё это было ошибкой. — Илья положил трубку.

   В ванную ворвалась… нет, совсем не Ксюша, а Рита. Крепко обняв, она попыталась успокоить меня, но слёзы текли.

   — Ксюха мне сейчас всё показала. Я не хочу никого обвинять, но… Лета, ты так часто говоришь о доверии. Доверии к людям, особенно близким, и совершенно им не доверяешь.

   Зачем задавать вопросы, на которые не хочешь получать ответы? Ответ будет всегда таким, который ты меньше всего ожидаешь. Предугадать, что другой подумает — невозможно, даже если ты сама проложишь ему путь — обочины тоже будут, и не факт, что на неё нельзя свернуть.

   Хочется пострадать? Извини, но это мазохический эгоизм, или же эгоистический мазохизм, не знаю как верней. Играя роль обиженной незаслуженно, делаешь больно людям, которые попались на приманку. Какой смысл был проверять Илью? Ответь он, что девушка у него есть, ты всё равно нашла бы причину, по которой можно обидеться и позлиться — к примеру, что он вообще ответил незнакомой девушке. Получив ответ, который стоило ожидать от человека, понявшего, что попался на проверку, ты также злишься. Где логика?

   Зачем было Ксю приписывать в ваши отношения? Третий не лишний?

Пойми ты наконец, что это — верх бесчестия, в лицо говорить о доверии, а исподтишка устраивать подобные проверки. В этом твоя проблема. Без обид.

   Хочется быть выше другого, забывая посмотреть, у кого лестница крепче.

На самом деле эти проверки ты устраиваешь для себя. И эту — ты не прошла.

   — Девушки, можно познакомиться с вами? — произнёс довольно высокий молодой человек в светлой куртке. Его друг подошёл поближе и робко улыбнулся.

   Варвара с Ритой переглянулись и посмотрели на меня.

   — Ну, попробуйте. — Небрежно кивнула Рита.

   — Я — Артём, а это — Арсений, или просто Сеня..

Я посмотрела на ребят и смутилась. Артём казался милым, весёлым, а Арсений серьёзным и задумчивым. Было что-то в этом Сене интересное. Вроде, обычная внешность, но взгляд такой, смелый, но осторожный.

   — Меня зовут Варварой, это — моя подруга Маргарита и её сестра Виолетта.

Мы разговорились, Артём улыбался мне, предлагал помощь в каких-то вещах, шутливо обнимал. Было, конечно, приятно, но и немного обидно — Сеня внимания на меня вообще не обращал, робко улыбаясь от активного привлечения внимания Вари к себе. Рита что-то бубнила под нос, не обращая внимания на ребят — по взгляду было видно, что ни один из них ей не понравился.

   — Может, это, по пиву? — невинно поинтересовалась Варя, и ребята одобрительно кивнули.

   Я не хотела пить, и удивилась, увидев, что Арсений заметил моё замешательство. И тоже отказался.

Так быстро время пролетело! Я никогда не чувствовала себя такой радостной и грустной одновременно. Радостной из-за качества компании, а грустной — конечно, из-за Сени. Изредка он бросал в мою сторону непонятные взгляды, но за весь вечер ни разу не обратился ко мне. Изрядно подвыпившие Варя с Артёмом слушали музыку с Вариного телефона, Рита говорила по телефону. Мило, по-доброму и спокойно.

Зазвонил телефон. Господи, когда-нибудь я вышвырну этот мобильный! Ничего хорошего мне не говорят, когда звонят!

   — Алло?

   — Это Соверный.

Я напряглась и стиснула зубы.

   — Что тебе нужно?

   — Хочу сказать тебе, что ты дура! Я был не виноват в нашем расставании!

   — У тебя всё? — я устала и хотела, чтобы Сашка не появлялся больше в моей жизни.

   — Нет, не всё. Твой брат в больнице с проломленным черепом! Шансы на выживание ничтожны.

   — Витька? Что случилось? — захрипела я от ужаса.

   — Он! Он заставил меня солгать тебе об Аньке! Она никогда не была беременна, и выкидыша у неё не было!

   — Что? Но зачем?

   — Ему нужно было отправить тебя обратно — ты могла помешать!

   — Помешать чему?

   — Заставить переписать завещание твоей бабки, где тебе доставались две трети имущества. Витька провернул дело, в благополучном итоге которого бы всё осталось ему.

   — Что? — казалось, я умираю. Мой брат???

   — Что слышала! Он снюхался с компанией отморозков, за деньги устраняющей все проблемы с нотариусом, но ребята решили погреть руки без Вити, — злорадно проговорил Саша. — А если б ему всё удалось, Витя был бы хозяином дома и двухкомнатной квартиры, а твоя бабушка скончалась бы от сердечного приступа!

   — Ты врёшь!

   — Надо мне это! Я просто посчитал, что сейчас можно рассказать, что я не подставлял тебя, и ты могла бы вернуться ко мне!

   — Что ж ты раньше не сказал? — язвительно произнесла я.

Соверный замешкался.

   — Меня бы Витёк размазал по стенке! А сейчас тишь да гладь, и бабка твоя в безопасности — переехала к дочери в город.

   — Шавка ты, Саша. И брат мой такой же. Желаю вам всех неприятностей. Не смей беспокоить меня никогда. Иначе будет плохо, клянусь! — рявкнула я в трубку и сбросила разговор.

   Кто бы мог подумать. Родной брат и бывший любимый человек!

Обидно, досадно… Но ладно! Переживём. Я не так сильно удивлена — всё было изначально ясно — конец не мог быть счастливым. Но грустить, расстраиваться — не выход. Чему быть — того не миновать. Главное — достойно жить дальше, не оглядываясь.

   Вечер подкрался незаметно. Уставшая Рита попрощалась и пошла домой, бросив через плечо, что ключи будут лежать на крыльце. Артём уже по-хозяйски обнимал меня за плечи, громко рассказывая Варваре о критической ситуации в Ираке. Словно поговорить больше не о чем! Варя перетянула Артёма к себе, смеясь и немного шатаясь. Я села на лавочку и взглянула на небо, в котором почему-то оранжевая луна боролась с облаками. Рядом со мной промелькнула тень, и тихий вкрадчивый голос донёсся до моих ушей:

   — Прости, что мешаю, но… Наверное глупо сразу после знакомства такое говорить, но… Я влюбился. Знаю, что не существует любви такой, да и не любовь это, пока что. Также как и не обычная симпатия. Что-то другое. Наверное, зря всё это говорю, но нужно сказать сразу, чтобы не было недомолвок.

   Растерянно повернувшись, я увидела напряжённое лицо Арсения, и чуть было не потеряла сознание.

   — Мне тяжело говорить, поверь! Я хочу, чтобы наше знакомство не закончилось как обычное. Если я тебе неприятен, скажи! Если Артём понравился — тоже скажи. Я порадуюсь за вас обоих. Конечно, будет тяжело, ведь подобное случается у меня впервые. Но, можем ведь мы попробовать пообщаться поближе? — краснея, проговорил Арсений.

   В ответ я просто улыбнулась и обняла его.

Глава 6

   Чёрт возьми, как это мило! Я про итог. Начальные моменты, зацепившиеся в памяти Леты, были…омерзительны, что ли?

   Подлость брата, трусость «любимого человека», который был старше на десять лет. Недоверие и двуличность Леты по отношению к другим и самой себе, общение с непонятной Ксюшей, коей сломать отношения других — в радость; установленная прохладность в общении с Ритой, чья резкость и беспардонность удивляла даже меня.

   Всё это столь странно, непонятно и немного пугающе выглядит. Вроде, шестнадцать лет! — это же самое время для авантюр (не граничащих с законом), новых открытий и приключений. А тут — подлость, серость и полное отсутствие веры в себя.

   Непонятно, либо люди сами хотят повзрослеть как можно скорее, либо жизнь стала такой — каждый сам за себя.

   «Не верь, не бойся, не проси».

   Решительно поднявшись с дивана, я накинула куртку и позвала Винни. Нужно зайти в ближайшее отделение милиции и купить себе паспорт — так как у меня появились знакомые из смертных, требуется «косить» под них.

   Узнав по дороге у проходящей мимо женщины дорогу, я вошла в помещение ОВД и наклонилась к окошку, где сидел усталый дежурный.

   — Простите, к кому я могу обратиться по поводу паспорта?

   — Что случилось? Потеряли? За восстановление — штраф.

   — Нет-нет, как бы вам объяснить, — я стрельнула глазками в сторону милиционера и понизила голос до шёпота, — мне срочно нужен новый паспорт!

Мент побагровел.

   — Девушка, за поддельный документ можно и срок получить!

   — Вы не поняли! Я хотела сказать, что мой паспорт не украли, я просто не знаю, куда он пропал! И теперь нуждаюсь в новом. Я выплачу штраф и за всё, что потребуется!

   — Пройдите в 205 комнату. — Буркнул дежурный и потерял ко мне интерес.

Приказав Винни оставаться здесь и никуда не уходить, я пошла на поиски нужного кабинета. Благо, он оказался совсем рядом. Постучавшись, я вошла и поинтересовалась у хорошенькой блондиночки, сидящий за столом.

   — Простите, меня отправил сюда дежурный. Я по поводу паспорта.

   — Украли? — меланхолично поинтересовалась блондинка.

   — Нет.

   — Штраф за восстановление…

   — Я знаю, я заплачу.

   — Свидетельство о рождении.

   — Его тоже нет. Дом сгорел, в нём были документы.

   — Любой документ, удостоверяющий личность.

Я сделала умоляющие глаза:

   — Девушка, ничего нет! Всё сгорело, вот и мучаюсь теперь. Помогите, очень прошу, заплачу сколько надо!

   — Пишите заявление, заполняйте бланк. — Пробормотала девушка и уткнулась в бумаги.

Я села за стол и подвинула листок к себе.

   Имя.

Эмма — неплохой вариант. Оставлю так, как есть.

   Фамилия.

Вот с этим труднее. Фамилии у меня не было никогда. Придётся придумать по ассоциациям. Хм… Иммина? Нет, не подходит. Богова? Ещё хуже. Бессмертова? Фу! Фамилия, так же, как имя — совсем не держится во мне. По идее, большинство фамилий детям даются отцовские. Но какая у Одриена , моего отца, фамилия? Её просто не существует. Он известен по имени, данному ему его отцом. Так что с отчеством я ещё могу разобраться. Если на русский перевод, можно сопоставить звучания: Одриен — Адриен — Андриен — Андрей. А вот фамилия... Скандинавская! А что, неплохо! Хотя, нет — слишком заметная и говорящая. А что, если её немного урезать? Кандинавская… Нет, лучше просто Навская. И к имени подходит, и созвучно: Навская Эмма Андреевна. Могут подумать, что родители не отличались умом, называя ребёнка Эммой, что с фамилией и отчеством получается немного странно, а так никаких вопросов не должно вызывать. Решено!:

Навская.

   Отчество — Андреевна.

   Дата рождения.

О, вот с этим тоже тяжело. Не писать же, что 1203 год! Решат, что девушке требуется психиатрическая помощь, ибо она под стать множественным «Наполеонам». Нет, Наполеон был мужчиной, значит, «Екатерина Великая» вполне сдружится с восьмисот шестилетней жительницей Земли.

   Ну, если выгляжу я на восемнадцать лет (неплохо сохранилась, не правда ли?) по мнению обычных людей, а именно Виолетты и Маргариты, значит…

26.10.1990

   Первая дата рождения, что пришла в голову. Почему именно двадцать шестого октября, я не знаю. Наверное, изучение журналов даёт о себе знать — люди под знаком Скорпиона такие же по характеру, как и я.

   Место прописки — ну это понятно. Московская область, Видинский район, посёлок Снежный, дом 72. Дом, в спешке приобретённый у одной старушки, записавшей его на меня, вполне подходит.

   Заполнив все графы бланка, я подала его девушке. Та быстро пробежалась глазами по нему и кивнула.

   — Оплата в кассу. За паспортом приходите через полтора месяца.

   — А можно в спешном порядке, так сказать? — заискивающе наклонила я голову. — Оплата в увеличенном размере. Очень срочно надо!

Блондинка, на секунду замешкавшись, удручённо вздохнула:

   — Скажите в кассу, что в спешном. Вам скажут цену. Тогда паспорт будет готов через два дня.

Я закивала.

   Заплатив, я позвала Винни и вышла из душного помещения. Понимаю, почему многие люди так не любят милицию — люди, выбравшие профессию милиционера, добродушностью и разговорчивостью не отличаются. Не задавая весомых вопросов о причине получения нового паспорта, они молча приняли квитанцию о штрафе, деньги, и выдали «белый» бланк, в котором указывалось, что гражданкой такой-то был утерян паспорт, а новый она получит через определённое время. Информация о срочности указана не была — те деньги, заплаченные мной для быстроты совершаемого дела, скорее всего, шли в карман служащих. С одной стороны — неприятно, что большинство готово на всё ради бренного злата, с другой — с существованием таких алчных людей проблемы решаются быстрее и с минимально затраченными нервами.

   Винни нетерпеливо тявкнул. В очередной раз очнувшись от размышлений, я укорила себя: надо заканчивать с постоянной замкнутостью в собственных мыслях.

Стараясь приободриться, я потрепала пса по холке:

   — Ну что, готов к официальному знакомству с этим приставучим парнем, Тимом?

Винни молча потрусил вперёд.

   Дома, старясь отвлечься и скоротать время до вечера, я занялась уборкой: перемыла пол в кухне, прихожей и террасе; пропылесосила толстые пушистые ковры в двух комнатах, отчистила с помощью моющих средств пятно от пролитого кофе в третьей; протёрла влажной тряпкой пыль с никогда мной не используемых приборах — телевизоре, музыкальном центре и других — не без потерь, к сожалению — легкомысленно махая тряпкой, свалила на пол довольно старую вазу, которая незамедлительно разбилась, а собирая осколки, я умудрилась рассечь почти всю ладонь; помыла стёкла и рамы; зачем-то полила давно увядшие горшечные цветы; и подмела дорожку от входной двери до калитки.

   Устало вздохнув, я села на стул в кухне и сделала глоток крепкого чая. Рана на руке немного пульсировала, доставляя неприятные ощущения — по всё той же беспечности, я залила порез йодом и перевязала руку бинтом — кровь, естественно, остановилась не сразу, и бинт присох к мокрой ране. Теперь, задевая его, я постоянно теребила свежий порез и делала только хуже — никак начать затягиваться он не мог.

   Винни вольготно развалился на полу, изредка стуча пушистым хвостом по полу. Этот постоянный звук через некоторое время начал меня раздражать.

   «Почему ты нервничаешь?»

   «Жду».

   «Чего ты ждёшь?»

   «Время».

Мне надоели загадки и недоговорки и я резко встала со стула.

   «Винни, если ты так постоянно будешь отвечать, то я не вижу смысла вообще разговаривать!»

Но ретривер даже не услышал меня, вскочив с пола.

   «Он пришёл!»

Я хотела поинтересоваться, кто и куда пришёл, но потом сообразила — Тим. Он уже ждёт, и Винни это почувствовал. На секунду меня одолело безразличие — ну пришёл и пришёл. Знакомится с непонятным парнем, который своим незримым присутствием донимает меня уже несколько дней, совсем не обязательно — более того, даже нежелательно. Нужно показать ему, что он вызывает только отрицательные эмоции. Но на место безразличию тут же пришёл азарт — кто знает, что принесёт это знакомство?

   Собравшись с силами, я вышла за стремительно выбежавшим Винни, и направилась к скамейке, на которой узнала историю старой вороны. С каждым шагом просыпалось любопытство и непонятный страх — силуэт человека, сидящего на скамейке, еле различался в вечерних сумерках. Подойдя ближе, я вгляделась в него, замерев: иссиня-чёрные волосы, серые глаза, смотрящие лукаво и удовлетворённо, прямой профиль, чем-то напоминающий мой собственный. Фигура подтянутая — сильные руки, широкая спина. Лёгкая синяя рубашка подчёркивала формы, а широкие рваные джинсы придавали раскованности. Парня можно было бы посчитать красавцев, лишь какое-то непонятное чувство гложет — она кажется знакомым, странным и непонятным — каким-то хищным, как готовый к атаке тигр! Хотя, нет — больше похож на пантеру. Чёрный, гибкий и опасный.

   — А ты красивей, чем я думал. — Слегка прищурившись, хмыкнул парень.

   — Спасибо маме и папе. — Парировала я.

   — Ну, не язви! — Примирительно улыбнулся он, — давай познакомимся, что ли. А то сколько напряжённых минут я тебе доставил, а поругаться даже не на кого!

   — Я и не собиралась язвить. Просто ответила, — пожала я плечами, слегка напрягшись.

   — Меня зовут Тимофей, или Тим, как, наверное, уже сообщил Винни. А ты — Эмма.

   — Смысл представления друг другу, если ты сам уже знаешь моё имя?

   — Но лично то я тебя не видел! — искренне удивился Тим.

   — Ну конечно! А в парке, когда ты следил за нами?

   — Это не считается! — отмахнулся он. — Да и потом, я за вами не следил, а просто наблюдал издалека.

   — Да уж. Разница большая! А можно поинтересоваться, зачем ты наблюдал за нами?

   — Интересно было, — просто ответил парень.

Я не знала, что сказать. Тим тоже молчал, задумчиво разглядывая горизонт с неповторимым прищуром глаз — я такой, по крайней мере, видела впервые.

Первым тишину нарушил он.

   — Как тебе кажется, сегодняшняя ночь будет светлой, или тучи набегут?

Не ожидая подобного вопроса, я непроизвольно открыла рот. Заметив это, Тим рассмеялся. Но, как и с Летой и Ритой, улыбку пока что рассматривать не хотелось, хотя это было самим любимым и ценным в моей жизни. Тем не менее, я рассердилась реакции и довольно резко оборвала его.

   — Ты находишь что-то здесь смешным? Будь другом, поделись!

   — Будь другом… Хотел бы я этого. Извини, я не хотел тебя обидеть смехом — просто ты выглядела так забавно и по-детски мило, что я не сдержался.

Мне снова нечего было ответить на это.

   — Так ты не ответила на вопрос.

   — Какой?

   — Про ночь. Как думаешь, какой она будет — светлой и яркой, полной звёзд, или тёмной, тяжёлой, но спокойной?

Я пожала плечами.

   — Не знаю, мне всё равно.

Тим вздохнул, по прежнему не отрывая глаз от неба.

   — Ты не можешь не знать, тебе просто не хочется подумать.

   — Возможно.

   — Попробуй, пожалуйста. Подумай над вопросом. — В просьбе Тимофея прозвучала скрытая мольба. Или мне показалось?

До сих пор молчавший Винни гавкнул, поддерживая парня. Я нехотя перевела взгляд на небо. Оно было тёмно-синим, с небольшим оттенком розового на западе, где не так давно село солнце. Бледно-жёлтый месяц постоянно проскальзывал сквозь редкие пористые облака. Такие же бледные звезды были еле заметны на небосклоне, лишь изредка какая-нибудь из них на секунду вспыхивала и тут же гасла. Почему-то именно этот факт заставил меня содрогнуться и я медленно проговорила:

   — Мне кажется, ночь будет туманно, но недолго. Ближе к утру облака совсем уплывут, тогда станет тихо, спокойно, а ночь будет по-летнему свежей и яркой.

Тимофей минуту помолчал, разглядывая меня, а потом удовлетворённо кивнул:

— Я тоже так считаю. Вот видишь, если ты сосредоточишься, то всё получится.

   — Что «всё»?

   — Сможешь не то, чтобы предугадать, но почувствовать.

Нарастающее раздражение стало сильнее.

   — Послушай, ты позвал меня для того, чтобы узнать погоду?

   — И за этим тоже, — медленно кивнул Тим.

   — Прогноз метеорологов услышан, я могу быть свободна?

   — А так хочется уйти? — улыбнулся он.

Я замялась. Причины, почему я до сих пор были размытыми. Но и общение с людьми у меня часто не было, а тут — узнаю нового человека.

   — Ну, ещё немного могу задержаться.

Тимофей рассмотрел повязку на моей руке.

   — Ты поранилась?

   — Ничего особенного, осколки собирала.

Он медленно кивнул.

   — Так интересно, почему у людей течёт кровь?

   — Ну, с точки зрения анатомии… Постой, что ты сказал? — мои глаза расширились от догадки, вызвавшей неподдельный ужас.

   — Почему у людей течёт кровь? — раздельно и весомо повторил Тим и ухмыльнулся.

   — Н-не знаю… Прости, у меня срочное дело… Я должна и-идти, — заикаясь, пролепетала я и со всех ног помчалась в дом.

   — Я зайду завтра за тобой! — успел вслед крикнуть парень, но я этого уже не услышала.

В голове пульсировала боль, со всей мочи вгрызаясь в виски. Дыханье сбивалось, и теперь воздух с хриплым звуком вырывался из лёгких. Во рту пересохло, ночная прохлада наждаком проходила по зубам и языку.

   Вбежав в дом, я залетела в ванную и начала дрожащей рукой разматывать присохший бинт. Кровь опять начала сочиться, но мне было всё равно. Потрогав освободившуюся от повязки ладонь, я пошатнулась и прижалась лбом к прохладной стене. Что ж, итог не утешающий. У меня течёт кровь из раны; края её не срастаются так быстро, как хотелось бы, а так, как у людей. Значит, моё бессмертие подходит к концу — я почти полностью стала обычным человеком.

   Утром я проснулась сама, без посторонних вмешательств и долго лежала, разглядывая потолок, штукатурка которого грозила в скором времени отвалиться. В голове мелькали образы вчерашнего дня — заявление о получении паспорта, уборка, в которой порезала руку, Тим… Если бы он не заметил повязку и не задал вопрос, я даже не задумалась бы, отчего у меня течёт кровь, подобно крови людской. Но поздно — кости брошены, в монополии жизни я делаю следующий ход.

   Зазвонил мой старенький мобильный, воспроизведя мелодию бессмертного Эдварда Грига. На том конце трубки я услышала голос Леты.

   — Привет, Эмм, не разбудила?

   — Привет. Нет, я давно проснулась.

Голос Леты повеселел.

   — Слушай, тут такая задумка появилась: мы с друзьями решили поехать на озеро, это, правда, в шестистах километрах отсюда — место красивое, тихое. Рита предложила сказать тебе, и я поддержала её.

Я растерялась. Сама не знаю, почему.

   — А когда вы едете?

   — Мы выезжаем сегодня в одиннадцать — пробок меньше, да и ночью ехать проще, и пробудем там два дня. Поедешь?

   — Я даже не знаю… У меня дела есть небольшие, — вспомнила я о паспорте, — да и куда Винни деть?

   — Да ладно тебе! Винни бери с собой, а дела подождут. Ну поехали, пожалуйста! Отдохнём, пообщаемся!

Немного замявшись, я ответила:

   — Я же не знаю ваших друзей.

   — Вот будет повод познакомиться! Едет тринадцать человек, все адекватны и общительны.

   — Я не знаю…

   — Эмма. Ну что ты, как маленькая! Поехали!

   «Я тоже хочу!»

Обернувшись, я увидела виляющего хвостом Винни. Это было последним аргументом. Почему бы и нет? Винни побегает, наверняка устал от однообразия. Да и мне небольшая встряска не помешает. Покорно склонив голову, я вздохнула.

   — Хорошо, уговорила.

Из трубки раздался боевой клич и трубку перехватила Рита, которая, стояла рядом с сестрой и слушала разговор:

   — Мы едем на заказанном автобусе, он отходит от остановки нашей в шестнадцать пятнадцать, так что в четыре ровно встречаемся уже там! Вещи возьми с собой самые необходимые — щётку там, мыло, полотенца, свитер на всякий случай.

   — А паспорт нужен? — робко поинтересовалась я.

   — Нет, зачем? Мы же границу не будем проезжать.

Я облегчённо вздохнула.

   — Хорошо.

   — Ну, тогда отлично! Не забудь, во сколько встречаемся!

   — Погоди, а сколько денег нужно?

   — На месте разберёмся. Мы скидывались на еду и прочее, так что возьми с собой сколько сможешь. Но чем больше — тем лучше!

   — Хорошо.

   — Всё. Давай тогда. До встречи! — положила трубку Рита.

Снова вздохнув, (который раз уже!) я повернулась к Винни.

   «Готов к путешествию?»

   «Да!»

Покачав головой в предчувствии авантюры, я пошла собирать вещи. Так, что взять с собой из одежды? Свитер, вторые джинсы, две футболки — одну с кошками, другую зелёную; пижаму, шорты на всякий пожарный; кеды, нижнее бельё, купальник — на озеро же едем. Вдруг вода будет тёплой?

   Так, дальше по списку — щётка, зубная паста, шампунь; ой, чуть не забыла — аптечка: бинт, цитрамон и анальгин, йод, но-шпа, перекись водорода, аспирин — я в опасности, могу порезаться и истеку кровью, или отравиться чем-нибудь. Теперь, когда моё тело подвергается всяческим заболеваниям, нужно быть на чеку; средство от комаров и клещей — вдруг на озере паразитов предостаточно?

   Плеер, зарядка от него и телефона, деньги, ножик — «бабочка». Что ещё нужно взять с собой? Устав, я сдула со лба прядь волос и повалилась на кровать, но тут же вскочила: поводок и ошейник для Винни, подстилка, два пакета сухого корма. Нет, это невозможно! Я застонала — нет ничего хуже, чем сборы! И зачем я только согласилась?...

   Винни громко залаял, привлекая внимание. Взглянув на часы, я похолодела: полодиннадцатого. Надо ещё дверь закрыть, соседке ключи отдать и дойти до места встречи! Схватив набитый чёрный рюкзак, я накинула его на плечи и, отдуваясь, спустилась на первый этаж.

   Соседка обещала хранить ключи как зеницу ока, никого не впускать и вообще следить за домом — всего-то два дня.

   Решительно сжав кулаки, я попросила Винни не отставать и двинулась к остановке. Идти пришлось недалеко — минут десять. Увидев издалека, ко мне подбежала Лета и рассмеялась.

   — Ты что, на месяц собралась туда? Едем-то на два дня!

   — Там самое необходимое, — процедила я, — типа аптечки, которая может и вам понадобиться!

Лета захлопала глазами и покачала головой.

   — Ну-ну! Ладно, пошли знакомиться — правда, ещё не все подошли.

Подтащим меня к остановке, Лета улыбнулась собравшимся там людям и кивнула на меня:

   — Знакомьтесь, это — Эмма. А это, — начала она показывать на друзей, — Варя и Ваня.

Полная кудрявая девушка по-доброму улыбнулась, высокий хмурый парень мельком оглядел меня и кивнул.

   — Наша незабываемая Марта, — показала на низкую крепкую блондинку Лета, — существо неповторимое — громкое и активное.

Марта захохотала, подтверждая характеристику.

   — Тот парень в кепке — мой молодой человек Арсений. С Риткой вы знакомы. — Сестра Леты кивнула мне дружелюбно. — Должны подойти ещё семь человек.

Я нервно сглотнула: множество парочек было неприятным сюрпризом — чувствовать себя не в своей тарелке не хотелось. Но, вроде как Марта и Рита тоже одни. Надеюсь, барьеров в общении быть не должно.

   — О, а вот и они! — воскликнула Рита, всматриваясь куда-то за моей спиной. Я резко обернулась.

   — Привет, это наша подруга — Эмма. Эмма, а это — наши друзья: Ксения и Алексей, — высокий парень в спортивной жилетке и светловолосая девушка с носом — картошкой, — Саша, это тот худенький парнишка в серых джинсах; Лиза и Виталик. Эй, Лиз, повернись к нам лицом!

   Названная Лиза надменно глянула в мою сторону, высоко подняв подбородок. Каштановые волосы взлохматил ветер и она собрала их в пучок; Виталик же — смуглый парень лет двадцати, с тяжёлым подбородком и широким лбом, лишь ухмыльнулся и обнял свою девушку за талию. Но моё внимание привлекла другая пара — высокая девушка с прямой густой чёлкой и парень с иссиня-чёрными волосами и серыми глазами.

   — Сестра Лизы — Алиса; наш друг и её молодой человек — Тимофей.

Я кисло улыбнулась и отвела взгляд. Интересное дело — Алиса никогда не задавала вопросов, куда вечерами отлучается её парень? И, встречаясь с эффектной и даже, можно сказать, красивой девушкой, у Тима ещё хватает смелости и наглости караулить других?

   — Здрассте, — подняла брови Алиса, окидывая меня оценивающим взглядом. Тим же еле заметно кивнул и улыбнулся мне. Показалось, или он стрельнул глазами в сторону Алисы и быстро моргнул, мол — все разборки потом?

   Винни радостно залаял, подбегая к Тиму, и тот его обнял.

    — Фу, у меня аллергия на собак! — презрительно скривилась Алиса и её сестра одобрительно закивала.

    — Да ладно, собаки — это здорово! Эй, пёсик, иди сюда! Как его зовут? — присел н корточки Лёша и повернулся в мою сторону.

    — Винни, — сдавленным голосом ответила я.

    — Винни, иди ко мне! — довольный Винни тут же подбежал к Лёше и принял порцию ласки. К парню присоединилась Ксюша, Марта и Варя.

Рита стояла в стороне, опять с кем-то разговаривая по телефону. Лета же, чувствуя возрастающее напряжение, пыталась разрядить обстановку и постоянно шутила.

   — Тимош, помой руки — у пса могут быть глисты или блохи! — брезгливо поджала губы Алиса, прильнув к парню.

    — Паразитами он мог заразиться если только сейчас, — резко оборвала её я, за что получила негодующий взгляд со стороны Лизы и Алисы, и насмешливый со стороны Тима и Риты.

   Мигнув фарами, к остановке подъехал автобус, тут же раскрыв двери. Установка контроля за проездом была такой же, как и во всём общественном транспорте — «вертушки», которые пропускали одного человека, а после прокручивались, опять устанавливая барьер. Так как автобус был заказным, никаких проездных билетов и в помине не было — вход был свободным. Толпа с гиканьем рванула вперёд, желая занять удобные места. Мне же было всё равно, где сидеть, и подождала, пока основная часть пройдёт. Мимо меня пронеслась Алиса, больно толкнув локтём, и, даже не удосужившись извиниться, прошла в автобус. Пропустив в перёд Винни, я зашла в автобус и толкнула «вертушку», пытаясь пройти, но сзади раздался толчок и я не удержавшись на ногах, со всей силы налетела на неё. Раздался щелчок, и она не сдвинулась с места. Я попробовала её потрясти, но эффекта никакого не произошло, а сзади что-то мешалось. Пытаясь повернуться, я услышала громкий смех ребят — многие даже уткнулись лбом в стекло, дабы сдержать эмоции. Лишь Алиса визжала, топая ногами:

   — Немедленно вытащите его оттуда! — а её сестра подобострастно поддерживала девушку.

Не поняв в чём дело, я снова попыталась повернуться и тут услышала насмешливый голос Тима:

   — Да, ситуация. Как нам отсюда выбраться теперь?

Сообразив, что мешалось мне, а вернее, кто — а это был Тим, я возмутилась:

   — Слушай, какого чёрта ты меня толкнул?

   — Думал, ты уже прошла!

   — А зачем ты вообще полез сразу за мной?

   — Просто хотел пройти! — от возмущения даже не нашлось слов. Народ продолжал смеяться, поняв всю идиотичность ситуации: мы с этим самовлюблённым павианом застряли в «вертушке», которую, как я уже говорила, надо провернуть для прохода. Но сделать это невозможно, потому что мы застряли!

   — Водитель, отключите питание, или на чём работает эта фигня! — снова завизжала Алиса.

   — Я пытаюсь, но её заклинило! Блок не убирается, и «ручки» у «вертушки» не опускаются! Придётся им выбираться так, — забубнил хриплый мужской голос из кабины водителя.

   — Что значит «так»? Другого выхода нет? — от злости покраснела девушка.

   — Есть.

   — Так говорите же, какой!

   — Ну, если они доедут в таком положении до конечной остановки, то там я ремонтника позову. Может, сделает чего, — задумчиво почёсывая голову, произнёс водитель.

Казалось, ещё минута, и Алиса просто взорвётся.

   — Да я… да мой отец… Да он вас в порошок сотрёт!

   — Девушка, если у вас такой крутой отец, то пусть приходит и вытаскивает их. Но стоять я здесь не буду — отправление по плану.

   — Давайте, мы им поможем! — робко произнёс Саша, заглядывая мне в глаза.

Немного смутившись, я отвернулась — парень всё еще ловил мой взгляд.

   — Вы можете нам помочь морально — просто молчите, — произнёс Тим, дыша мне в затылок. По телу пробежали мурашки.

   — Если вы сейчас же не отделитесь друг от друга, вы очень пожалеете! — процедила Алиса, отвернувшись к окну, — Считаю до десяти.

   — А ты умеешь? — ляпнула Рита, захихикав.

Сестра Алисы уничтожающим взглядом посмотрела на девушку, но та лишь улыбнулась и одобряюще подмигнула мне. Алиса же демонстративно промолчала, показывая всем своим видом пренебрежение.

   — Я вытянусь, а ты попробуй присесть и вылезти, — прокомандовал Тим, вставая на мыски.

   — Повернись боком! Наклонись чуть-чуть! Сдвинься влево и присядь! — советы сыпались как горох из разорванного пакета, но ситуации это не помогало. Я вертелась и садилась, но капкан не выпускал.

   — Просьба моя не рассматривается, похоже?

   — Какая?

   — Замолчите уже! — рявкнул Тимофей, сильно прижимая меня к себе.

   — А может, ты её подкинешь повыше? — протянул Саша.

   — А что, вариант… — задумчиво почесал затылок Тим, — вверху-то места больше!

   — Моё мнение вас не интересует? Может, не надо? — испуганно пролепетала я, вжимаясь в «вертушку», — Мы же не в сумасшедшем доме — потолок здесь твёрдый!

   — Да не переживай ты так, не проломишь его! — уверенно произнесла Варя, подтягивая к себе Ваню, — Поймай её, когда Тимоша подкинет!

   — Давай мы сейчас в ряд встанем и руки вытянем — что б наверняка, не промахнулась!

Ребята гуськом двинулись, скапливаясь немного дальше нас.

   — А я снизу её поддержу! — вырвался вперёд Александр, — Тиму неудобно будет, ноги мешаются её.

   — Может, убрать их куда? — подскочила Ксюша.

   — Куда? — не выдержала я, — в карман?

   — А влезут? — с сомнением взглянула на меня девушка.

Алексей решительно подошёл ко мне.

   — Засунем, выхода нет!

Сзади раздался смех Тимофея.

   — Может, не будет так зверствовать?

   — Ты о чём? — захлопала глазами Ксения.

   — Я, конечно, не против сделать… эээ… Эмму компактней…

Я возмутилась.

   — Что это значит? Я нормального телосложения, очень подходящего для жизни!

   — Но не в данном случае.

   — И чего теперь? — казалось, ещё чуть-чуть, и я его убью.

   — Не перебивай, пожалуйста. Я к тому, что не против сократить её рост, тише, успокойся! — остановил Тимофей мои попытки снова возмутится, — но ломать ей что-то, в данном случае, ноги — мне жалко.

   — Так что делать-то будем? — прогудел Виталий, потирая руки.

Тим набрал в лёгкие больше воздуха.

   — Сейчас я подниму её на руки насколько смогу, а вы с той стороны вытягивайте её.

   — Я сама попробую! — отрезала я, — Подтянусь на руках и выпрыгну!

Сказав это, я упёрлась руками в перегородку и подпрыгнула. Резко поджав под себя ногу, я хотела поставить её на «ручку», но неожиданно почувствовала, что обо что-то ударилась. Сразу стало ещё теснее.

Раздался сдавленный стон. Мужская половина тихо охнула и поморщилась.

   — Держись, брат! — Арсений потрепал за плечо стоящего сзади Тима.

Маргарита, положив голову на колени, громко смеялась; Лёша с Сеней сочувствующе смотрели мне за спину. Алиса подскочила словно осой ужаленная.

   — Ах ты…! Тимоша, ты в порядке?

Сзади раздалось сопение.

   — Да. Спасибо, хоть не совсем в цель, а то всю оставшуюся жизнь мне пришлось бы писать сидя.

Сообразив, наконец, по какому месту я попала некстати стоящему позади меня Тимофею, я густо покраснела и уставилась в пол. От стыда и злости закружилась голова, хотелось не только сквозь землю провалиться, но и оказаться по ту сторону планеты.

   — Не переживай, — осторожно шепнул мне на ухо Тим, — всё хорошо. Только больше не делай неоговоренных движений.

   — Извини, — просто и искренне сказала я.

   — Да как только не стыдно, взрослая девушка, а ещё и… — продолжала возмущаться его возлюбленная.

Лиза, обняв Виталия за шею, прошипела:

   — Котик, не подходи к ней. Мало ли что!

От безысходности температура моего тела повысилась на полградуса, не меньше.

   — Чего ты к девчонке пристала, она что ли виновата одна? Тимоха тоже влез, так что не ори! — насупилась Марта, подходя к Алисе. Та только поджала губы.

   — План старый. Я её поднимаю, вы тянете на себя. Саня ноги поддерживает, чтобы опять никаких травм не было. — Покосился Тим.

   — Я извинилась, мне что, на колени ещё встать? — сквозь зубы прошептала я, чтобы услышал это только он.

   — Можешь попробовать, но сомневаюсь, что получится — сейчас по крайней мере. Ладно, не злись, я шучу.

Аккуратно обхватив меня за талию, Тим приподнял меня над полом. Вытянувшись в струнку, я боялась вздохнуть. Подсуетившийся Саша подталкивал снизу, ребята, кто где смог, подхватили и потянули на себя. Почувствовав, что почти оказалась на свободе, я потеряла бдительность и навалилась всем весом на них. Тим, не ожидавший напора, выпустил меня, и ребята не успели крепче схватить. Саша попытался хоть как-то удержать меня за рукав, но сила тяжести опять взяла вверх — кусок ткани остался в руках парня. Нога зацепилась за поручень, и я просто пролетела полтора метра по автобусу, поймав бровью ручку сидения. Кровь не заставила себя брызнуть, заливая лицо.

   Сзади кто-то подскочил ко мне, помогая подняться. На лицо наложили противно пахнущую тряпку, смоченную перекисью водорода. Я замычала, желая убрать её, но никто даже не обратил внимания. Земля под ногами шатнулась — меня посадили на кресло.

   — Отправляемся когда? — крикнул мужской голос, принадлежащий, похоже, водителю.

   — Поехали! В дороге разберёмся, — ответил высокий женский голос.

   — Может, «скорую»?

   — Справимся без посторонней помощи, — отрезал всё тот же голос, намекая сразу на две вещи: и врач не требуется, и советы водителя.

Автобус тронулся с места, постепенно набирая скорость.

Наконец, с лица убрали тряпку, и я увидела стоящую надо мной Риту.

   — Давай, держись — не везёт тебе — рука забинтованная, ещё и бровь в зелёнке будет.

Я задрожала всем телом.

   — Сильно разбила? Кровь течёт? У меня в рюкзаке бинт есть.

   — И куда я его тебе намотаю? Вокруг головы? — разозлилась девушка, — Не паникуй! Бровь рассечена, но швы накладывать не нужно.

   — Откуда ты знаешь?

Маргарита закатила глаза.

   — Ну, приехали — где я учусь, не помнишь? В медицинском!

Немного успокоившись, я прикрыла глаза.

   — Сейчас щипать будет!

Но я уже вскрикнула от боли. Со спины кто-то подошёл и положил руку мне на плечо.

   — Прости, что не удержал. Я не специально, честное слово.

Понятно — Тим.

   — Считай, что мы квиты, — буркнула я, дав понять, что не настроена на разговор. Немного помолчав, парень вздохнул и отошёл к своей девушке, капризно сложившей руки на груди.

   Все уже расселись по местам. Саша пытался занять место рядом со мной, но Рита его опередила.

   — Не против?

   — Нет, что ты!

Я подвинулась. Сев, Рита облокотилась на спинку сидения и достала телефон. Изучив что-то в нём, она покраснела и расхохоталась. Я удивлённо посмотрела в её сторону.

   — Извини, просто тут один оч-чень интеллектуальный молодой человек мне написал, — попытавшись сдержаться, она закашлялась, но улыбка всё равно проглядывала сквозь сжатые губы. Закусив губу, Рита откинула голову назад и снова засмеялась. Было видно, чем больше она вспоминает написанное, тем ей смешнее.

   — Чёрт, существуют же такие! — она вытерла слёзы, выступившие на глазах.

Я всерьёз испугалась.

   — Что случилось, почему плачешь?

На мой возглас обернулась Лета.

   — Что случилось?

Маргарита, беззвучно трясясь от смеха, выдавила из себя:

   — Плачу от хохота, а случилось одно — целую поэму мне написали.

   — Кто?

   — Травин.

   — Кто? — Лета округлила глаза.

   — Травин!

С передних сидений обернулась Варвара.

   — Чего? Серёга? Чего пишет?

   — Да! Нормальный взрослый мужчина пишет мне, юной девушки бред, достойный приза за глупость и орфографию.

   — Ничего не понимаю! — я потрясла головой.

Подруги переглянулись.

   — Долгая история. Тебе отдохнуть надо, а приедем — расскажу!

Долгая история? Меня это не пугало.

Когда-то.

Сейчас тоже ну пугает — я у цели, за миг до финиша. Как спортсмен, вырвавшийся вперёд — у него перед глазами замирает победная, финишная лента. Не приближается и не отдаляется до тех пор, пока он не порвёт её своим телом, тем самым оказавшись первым.

Я уже успела взглянуть в её глаза.

Глава 7

Улыбка № 8

«Я не умею плакать и любить.

Пусть сердце шёпотом твердит совсем иное,

Я точно знаю, что внутри оно пустое

И никогда большим огнём не загорит.

Искать ответа у Луны — дурное дело.

Смотреть наверх через бокал вина в ладони,

А небо словно вычерчено на цветном картоне.

Оно пытается помочь, но так несмело!

Я на балконе убиваю скуку,

Вино немного согревает кровь.

Взглянув сквозь темноту, я обозрею вновь,

Как одиночество протягивает руку.

— Ты поумнеешь! — кто-то говорит,

— Поймёшь, что думаешь совсем иное!

Но сердце же внутри и так пустое

И никогда большим огнём не загорит…»

   —    У каждого человека есть своё начало и конец. Всё, что делается — поступки, мысли, движения — не окажутся в пространстве, они обернуться в тебя, немного деформировавшись. Ты можешь оскорбить неприятного тебе человека, но негативная эмоция как бумеранг — вернутся обратно. С точки зрения многих учёных-психологов, к примеру, Зимина — мы являемся частью задания этой планеты.

   — И какое это задание?

   — Почитай Зимина, у него много умных вещей. Меня, кстати, Сергеем зовут. Травин Сергей. Говорящая фамилия, неправда ли?

   — Фамилия как фамилия. Ты мою ещё не слышал. Я — Рита.

   — Ты отзываешься о своей фамилии, словно она является определением характера, образа жизни или внешности! Это не так.

   — Я о своей фамилии не отзываюсь никак.

   — Вот я, Травин — имею дело с травой, иногда. Ну, понимаешь о чём я.

   — Понимаю. И что? Типа, Травин — трава?

   — Угадала!

   — И что? Пару минут назад ты сказал, что фамилия не является показателем жизни, внешности и так далее. Теперь сам же говоришь об обратном.

   — Ты в рамках общества, и не выходишь из них. Расширь кругозор.

   — Эээ???

   — Не правда, что есть только чёрное и белое — сказал и не сказал, оттенки серого присутствуют в любой гамме, помни об этом. Но блин, Намерение Вершителя — это самый универсальный ключ ко всему. Не нужно говорить: я опасаюсь, я не хочу и так далее.

   — Либо я глупая, либо ты сам не понимаешь, о чём сейчас говоришь.

   — Рамки, я же говорю!

   — Много говоришь, я заметила…

   — Моя сожительница прислала сообщение, мол, денег нет.

   — И?

   — Она живёт у меня, убирается там, готовит — я ей деньги даю.

   — Она домработница или содержанка?

   — Ни то и ни то, просто девушка ничего не делает, не работает — только дома на диване лежит. Как проснётся, уберётся — и дальше спать.

   — М-м-м…

   — И вот теперь она требует плату.

   — М-м-м…

   — Мне нравятся такие отношения — она не надоедает. Надо сделать — делает. Не надо — молча телевизор смотрит.

   — То есть, тебе нужна девушка, у которой нет мнения, она должна слепо слушать и повиноваться? Может, резиновая кукла — лучший вариант?

   — Нет, мне нужна девушка со своим мнением, живая мне нужна! С которой можно поговорить, научить её чему-то.

   — Научить? Чему ты научить-то можешь?

   — Мне почти тридцать лет, я прожил сложную жизнь — было всё — алкоголь, наркотики.

   — И этому ты девушку свою научить хочешь? Как правильно пить, как без жгута ширяться?

   — В жизни существует два вида существования — правильный и неправильный. Мой был ни тем, ни другим — он был интересным. Да, я много чего испытал, но жизнь научился быть собой, таким, какой есть сейчас! Это — моя заслуга.

   — Извини, ничего не поняла.

   — У тебя очень узкое мировоззрение, взгляни на всё с другой стороны…

   — Я не это не поняла, а смысл твоего повествования.

   — С одной стороны, всё очень банально, но я говорю правильные вещи, они являются одной из дорог, ведущей к цели. Но дорога эта чуть дальше от основной, надо лишь поглядеть по сторонам!

   — Ты меня слушаешь или слышишь? Я пытаюсь понять не то… Блин, я запуталась!

   — То, что ты запуталась, означает одно — у тебя переломный момент, который может либо свернуть вбок, либо идти прямо!

   — Вообще-то, я про противоречия…

   — Противоречить себе не стоит! Если хочешь что-то совершить — совершай! Ломать себя, собираться — пустая трата времени. Противоречия легко спутать со здравым смыслом, но и легко отличить — они на разных полюсах.

   — Я про твои противоречия!

   — Мне повезло, все противоречия исчезли, как только сломал рамки мнений. В моей душе находится полная гармония, в которой есть место всему. Внешность не заботит совершенно, на меня засматриваются девчонки не из-за красоты внешней, но красоты внутренней.

   — Ты уходишь от темы! Как же они разглядели-то без общения красоту твою внутреннюю?

   — Аура человека притягивает подобные ауры — как у нас с тобой. Мы слишком похожи, смотря на тебя, я вижу себя в юности. Но ты боишься всего, твои страхи сидят внутри и не дают реализоваться.

   — Я ничего не поняла. Причём тут…?

   — Рамки…

   — Я со своей разошёлся.

   — Поздравляю, или прими мои соболезнования — не знаю, что для тебя важнее.

   — Для меня важнее оценка личности, с которой я ушёл от своей.

   — Не поняла.

   — Как здравомыслящие люди, мы пожали друг другу руки, две минуты поговорили и она собрала свои вещи.

   — И что?

   — Не смотри только вперёд — дорога есть везде!

   — Слушай, я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

   — Я от тебя хочу полной самоотдачи в информации.

   — Какой?

   — Я готов предоставить тебе свой жизненный опыт, мудрость — если хочешь. За это я хочу, чтобы ты избавилась от своих рамок.

   — Если у меня есть какие-то рамки, то всё равно они — мои, то есть произошедшие от какой-то особенности характера. И избавляться от них насильно не получится. Хотя, я просто их не вижу.

   — Именно поэтому ты их и не видишь, потому что сидишь в них. Как в танке.

   — Мне всё равно.

   — Тебе не всё равно, ты переживаешь из-за этого, я же вижу.

   — Не грузи мой мозг, а?

   — Ты боишься. Но я попробую изменить тебя.

   — Удачи.

   — Все мои интересуются, как ты там — приветы передавали.

   — Кто — твои?

   — Друзья.

   — Я их не знаю.

   — Ну и что, зато они наслышаны о тебе. Но, пора бы познакомиться вам. Все люди нормальные, взрослые.

   — Вот именно, а мне шестнадцать!

   — Ну и что, мы же похожи с тобой! Они уже который раз просят придти к ним.

   — Впервые слышу…

   — Да? Ну, может быть… Но пора становится взрослой — детство кончилось!

   — У меня ещё нет.

   — Ты сидишь в рамках, которые тебя сдерживают.

   — Слушай, что за рамки? Я чувствую себя спокойно, удобно, ни в чём не ужато — причём здесь тобой придуманные рамки?

   — О чём я и говорю: ты боишься показаться, как цыплёнок в яйце. Не скрывай переживаний и испугов!

   — Травин, о чём ты?

   — Ну, к примеру, ты же переживаешь сейчас? Ты любишь, а я молчу.

   — Эээ… Чего???

   — Не бойся! Я люблю тебя, мы похожи, у нас общие интересы. Так что не переживай, всё взаимно.

   — Что за бред? Кто сказал, что я люблю тебя?!

   — Рита, ты! Написала тогда: «наверное, просто влюблена».

   — Ты путаешь влюблённость и любовь. Влюблена я в полнаселения Земли, лишь потому, что остальная половина — женщины; а люблю я только своего кота! Да и было это написано в то время, когда я так думала.

   — А сейчас изменилось что-то?

   — Ну, я немного разобралась в тебе. Ты хороший, с тобой интересно — ты незаменимый друг.

   — У нас ближе, чем дружба.

   — Не думаю. Зачем портить отношения?

   — Ты портишь наши отношения уже давно. Я молчал, лишь потому, что надеялся наладить всё, но ты не делаешь ничего! Я сделал всё, что в моих силах — выбор был за тобой! Но ты как «динамо», бьёшь током всех, кто близко находится! Я не считаю нас близкими, и не знаю, как тебя назвать — ты не девушка, не подруга, не знакомая. Мы даже не сходились с тобой.

   Ты мою любовь убила, в ней нет ничего светлого. Я так же могу разбить и твою любовь, потому что бояться уже нечего. Но я не верю в твою любовь, любящие поступают по другому. А от моей и не осталось ничего.

   Ты боишься себя, меня, ставишь рамки. Лишь находясь в знакомой обстановке, где всё напоминает о твоём мире, ты становишься обычной — разговорчивой, искренней. В других местах тебе тесно, но хочется ещё больше свернуться в клубок.

   Ты разбила мои иллюзии, поэтому я тоже не буду жалеть!

   — Я могу гордиться собой: мне шестнадцать, и я разбила иллюзии почти тридцатилетнему мужчине.

   — Я вот что хочу сказать… Забудь, что я тебе говорил.

   — Угу, конечно. Уже.

   — Я ошибся. У каждого есть право на ошибку! Я же люблю тебя.

   — Уах-ха-ха! Прости, не сдержалась.

   — Ну я знаю, что не веришь. Но зачем же так? Я искренне говорю! Не хочу тебя заставлять что-то делать, но прими то, что идёт само — помнишь про дорогу в стороне? Попробуем что-нибудь сделать с будущим. Правда, только тебе надо поговорить с некоторыми девушками — они надоели звонить на телефон мне постоянно. То одна, то другая — «всё, Сергей, запала я на тебя!». Надо что б милый женский голосок пару раз ответил им.

   — С какой стати? Ты сам не можешь разобраться с этим? И, будущего у нас быть не может — что ждёт впереди? У тебя здоровье подорвано, а у меня в будущем — дети, семья!

   — А что, я плохим отцом буду?

   — Что ты дать ребёнку сможешь? У тебя ни работы, ничего!

   — Если ты так говоришь, то оно так и будет. Нужно надеется на хорошее, тогда оно и случится. Правда, мир несправедлив, если мы делаем что-то другим, к нам это не возвращается, но это не повод думать только о плохом.

   — Эээ… Опять.

   — Что опять?

   — Ничего, я промолчу.

   — Ты постоянно молчишь! Сложно не о себе говорить?

   — …???

   — Просто прими, вылези из танка — из рамок своих, и прими то, что само идёт! В данном случае — наши отношения. Попробуй!

   — Ладно, давай попробуем… Но, если что пойдёт не так, разойдёмся в разные стороны без обид!

   — Опять рамки!

   — …? Не понимаю…

   — Ты где?

   — Еду домой.

   — Почему не отвечала на сообщения?

   — Денег не было.

   — Хочешь, я тебе положу на счёт?

   — Хм… Нет, спасибо. Я вполне сама могу себя обеспечить.

   — Ну, как хочешь. Что делала?

   — Да так, ничего — за компьютером сидела, потом с Леткой сходили погуляли и всё.

   — Надо было ко мне ехать. Поболтали бы, пока я пирог сделал бы. В метро бы пообнимались.

   — Ну, были некоторые факторы, мешающие этому — ехать далеко, да и время уже вечернее. Мне вставать завтра равно.

   — Высыпайся тогда!

   — Постараюсь.

   — Молодец, я тебе за эту конфетку дам. Выбирай: учебную или боевую?

   — А обе можно?

   — А в тебя влезет?

   — Ты не знаешь моих возможностей.

   — Зато моё представление о них гораздо обширнее твоего. Я знаю даже то, чего ты знать не могла никогда!

   — Умный какой…

   — Нравится? Наслаждайся, только не делись ни с кем!

   — Угу…

   — Кстати, мы спорили недавно: как пересилить желание мести бывшей жене?

   — Не знаю. Новую найти.

   — А мне кажется, нужно вернуть старую.

   — Может быть. Я не могу судить.

   — Не можешь, конечно. Потому что ты рабыня своих страхов — будь открытей и люди к тебе потянутся!

   — Сергей, послушай — если я такая несовершенная, глупая, всё делаю неправильно, в рамках сижу — ну найди ты себе идеальную девушку. Я тут причём?

   — Ты же знаешь, что я никого искать не буду. Если она сама найдётся, я сообщу тебе. Только постарайся, чтобы это не было неприятным сюрпризом.

   — Мне бы такую самооценку… Не волнуйся, не будет.

   — Когда ты вылезешь из рамок своего страха, будет всё проще — трава зеленее и солнце ярче.

   Проще сделать хоть один раз в этих отношения правильно, без рамок и двуличности — порвать их. Не брать трубку и игнорировать приглашения, что я и сделала.

   — Может, встретимся?

   — Мне нужно твои некоторые вещи отдать.

   — Встретимся в воскресенье?

   — Не могу — дела. Желательно, чтобы ты забыл о своих вещах — и не тратил моё время.

   — Конечно, в воскресенье, в общем.

   — Я же сказала, что не могу!

   — Для меня ты давно рабыня своих страхов.

   — Серёж, давай не будем на личности переходить. Я же не говорю, кто ты для меня, и вообще кем являешься.

   — Ты постоянно молчишь.

   — Может, мне просто нечего тебе сказать? Или просто не хочу перебивать монолог твой? Не ищи проблему только во мне — поищи и в себе тоже.

   — Рамки. Лучше б сказала, кто я.

   — Я не хочу тебя обижать.

   — Я не умею обижаться. Твоя любая оценка лучше, чем молчание.

   У него нет работы, денег и еды. Он сидел на алкоголе и наркотиках, если и сейчас не сидит — не знаю. У него совсем нет здоровья — большинство внутренних органов повреждено. Он некрасив. Его наплевательское отношение к окружающим пугает. У него завышенная самооценка. Он говорит словами авторов, чьи книги читает. Он постоянно напоминает, что я без него — никто. Убеждает меня и себя, что я люблю его.

Его? За что?

   Любить непонятного человека? Самооценка завышена за край.

И это в почти тридцать лет.

   Я соглашалась с ним, не смотрела на его недостатки. Я молчала из-за боязни обидеть, но терпела все выходки. Я стеснялась ездить с ним в общественном транспорте, стеснялась его перед окружением. Я молчала на оскорбления об умственных способностях. И я его не любила. Я устала. В шестнадцать.

   И приняла решение — не со злости или обиды, нет — с желанием наконец сказать своё мнение и уйти. Возможно, оно слишком резкое, грубое. Всё равно он не примет мнение — либо разозлиться и начнёт обливать грязью, либо просто пропустит мимо ушей.

   Но, непонятно из-за какого момента, розовые очки с моих глаз спали за минуты — мне его теперь просто жалко.

   17.03.08 16:23

От: Маргарита Рынденкова

Кому: Сергей Травин

Сообщение:

Ты — неудачник. Без обид  Сам просил оценку.

   20.03.08 03:12

От: Сергей Травин

Кому: Маргарита Рынденкова

Сообщение:

Ха-ха, ок. Теперь ты для меня одна из общества не важно каких. 

Не перестанешь ошиватца вокруг меня — напишу много где а ещё на совершеннолетие или ещё когда в треке собираюсь изложить богатый опыт твоих динам, вранья, недалёких суждений и прочих реалий без приукрас.

Ты стала невероятно нудной в виртуале, можешь не утруждаться ответом, мессаги от тебя убиваю не читая.

Чао

   Несколько раз перечитанный текст не усваивался, от смеха слёзы текли, застилая глаза. Взрослый мужчина, старше меня свыше чем на двенадцать лет, упрекал меня в скудных размышлениях, написав подобное письмо. Жаль, он так и не смог понять, что я не лгу, если это — не ложь во спасение.

   Но, всё случилось, его мысли остались там, а я, счастливая и свободная, здесь. Спасибо ему за продемонстрированный пример: я — не он, и быть такой в будущем не хочу.

   Уйма свободного времени теперь заполняется не им, а увлечениями — подработкой в больнице, занятиями в художественной школе. Человек пытался заслонить собой весь мир, как бы избито не звучала эта фраза. И на самом деле он закрыл собой дверь в прошлое.

   Всё просто хорошо: я счастлива!

   Очнувшись от полученных впечатлений, я поняла, как падает моё настроение.

   Во-первых, из-за того, что я практически полностью стала человеком, мои способности читать по глазам пошли на спад — «картинка» исчезла, остались лишь голоса, по которым можно судить о ситуации. Осталось совсем немного — изучение улыбок подойдёт к концу из-за невозможности их изучения.

   Во-вторых, Маргарита, какой бы сильной не казалась, обычная молодая девчонка, которой захотел покомандовать взрослый мужчина. А ей захотелось поиграть в подружку зрелого человека. Наигрались оба — что она, уставшая от бесконечный понуканий и пустословия, скрытых за красивыми фразами; что он — раздражённый непокорностью девушки, её несогласием ни с одной из его точек зрения.

   Рита была права, проронив фразу об отсутствии совместного будущего. Что она могла дать Сергею? Свою молодость и непосредственность? Красоту и свежие размышления?

Что он мог дать ей? Опыт и мудрость? Уверенность в будущем? Смешно. Каждый по-своему учится жить, даже если перед его глазами находится пример ошибок. А строить будущее с подобным прошлым — нонсенс.

   Разница в возрасте свыше десяти лет — бессмыслица. Разные взгляды, жизни, мнения и воспитания. Доказывать младшему или старшему поколению, в чём красота — так же, как и рассказывать собственной матери, откуда берутся дети.

   А разница меньше, чем пять лет — просто глупость. Доказано, что мальчики развиваются медленней, чем девочки, так что можно считать, что в семнадцать им по тринадцать. То есть, идеальный возраст в отношениях — когда молодой человек старше девушки на 5-6 лет.

   Сами отношения должны быть равными, каждый из партнёров накладывает на себя определённые обязанности. Это не значит, что он сходил в туалет, а она рычаг подняла — простите за столь пошлое сравнение. Обязанности должны делиться по возможности, грубо говоря, кто чем занимается, тот то и делает — оиа, к примеру, готовит — он моет посуду; она стирает, убирает — он помогает чем может.

   Отношения же, доминантные с одной стороны, держаться только на страхе и раболепстве. Предположим, в семье мужчина — главный, то есть его женщина должна с утра до ночи драить кастрюли, сидеть с заболевшим ребёнком, идеально вести домашнее хозяйство — к приходу уставшего мужа на столе обязано стоять первое-второе-третье, вещи постираны — поглажены, ребёнок накормлен — спать уложен, кровать разобрана. Нет, бесспорно, идеальная жена должна успевать всё — и выше перечисленное, и себя не запускать. А если тот самый муж вдобавок и недоволен чем-то? И начинаются ссоры, крики, разводы…

   Если главная — женщина, то её молодого человека можно без раздумий мысленно поминать. Истеричность подобных особей и капризность — на высшем уровне. Требования должны выполняться беспрекословно, тут же и в полном объёме. Такую женщину стараться удержать — бессмысленно, всё равно найдётся повод, из-за которого она будет недовольна. Нужно быть полностью бесхребетным человеком или мазохистом, чтобы суметь подстроиться под неё.

   Есть, кончено, вариант, когда один из партнёров скрыто командует другим — тогда будет существовать иллюзия идеальных отношений, но в них всё равно скрыта ложь, недоверие, что заведомо к хорошему не приведёт.

   Возможно, идеальными отношениями будут именно независимые, когда люди друг другу не надоедают, не требуют ничего взамен, не дают обещаний и не строят планов. Сколько клятв было дано в приступе любви! — и ни одно из них выполнено не было, ибо любовь — как пожар, а горя в огне можно сказать всё что угодно. А эти бессмысленные планы на будущее? — поженимся, переедем, родим пару детей. Очень и очень редко подобные мечты сбываются, люди на самом деле строят отношения так, как и думали.

   В основном же, воздушные замки рушатся, мыльные пузыри желаний лопаются и остаётся только опустошённость и недоумение — где, что было неправильным?

   Любовь на всю жизнь может быть только в одном случае — если они уже умерли. А вполне серьёзная любовь может быть в жизни не один раз — на Земле шесть миллиардов человек, только к одному из представителей подобной расы чувство быть не может. У здравомыслящих людей, по крайней мере, но не лишённых романтики. Лишённые романтики вообще не будут влюбляться — голый секс не запрещён ни законодательством, ни моральными устоями.

   На самом деле, вся эта демагогия никак не связана с поучительными размышлениями — так, немного утрированное чисто женское мнение, основанное на многовековом опыте.

   Покосившись на смеющуюся Маргариту, оживлённо рассказывающую что-то своим подругам, я закрыла глаза и тут же провалилась в спокойный, мягкий сон.

Глава 9

   Оказывается, я проспала почти восемь часов! Когда наконец проснулась, мы въезжали на территорию базы отдыха. Водитель предостерегающе посигналил суетящимся работникам базы, спешащим открыть ворота и попасть под колёса. Некоторые из компании сонно потирали глаза, отгоняя сон — дорога была не из лёгких.

   Когда автобус остановился, ребята подхватили сумки и вышли на улицу. Позвав Винни, я вышла следом и зажмурилась — непривычный вид резал глаза, тишина резала слух. Проживая рядом с шумным мегаполисом, забываешь, что есть подобные места.

   Сосновый лес, расположенный на берегу озера, колыхался под несильным ветром. Большие деревья как бы огораживали базу от основной цивилизации. Слышалось только пение неизвестных мне птиц. В тени деревьев размещался дом из срубов, выкрашенных в зелёный цвет. Дом был двухэтажным, с несколькими верандами, выходящими на озеро. Труба, выходящая из крыши, испускала дым — в доме растопили камин. Щебень, коим была усыпана дорога к двери нашего пристанища, слегка шуршал под ногами.

   Подхватив рюкзак, я двинулась вслед ребятам.

   — И в вот этом мы должны жить? — протянула Алиса, тоненькими пальчиками убирая прядь волос за ухо, — А электричество здесь есть?

Рита, разражено взглянув на девушку, ухмыльнулась:

   — Какое электричество, родная? Ты бы ещё про водопровод спросила! Это же деревня! Воду набираешь в озере, нагреваешь её на костре — и вперёд!

   — А как же еду готовить?

   — На всё том же костре, — невозмутимо вторила подруге Марта, громко крикнув, — Люди, я первая в котелок воду набираю!

Сохраняя серьёзные лица, они с Ритой зашли в дом, откуда незамедлительно раздался громкий смех. Лета покачала головой и пошла за ними. Рассмеявшись, Тимофей подошёл к округлившей глаза Алисе.

   — Не бойся, они шутят. Тут и электричество, и водопровод есть.

   — Они просто дети! — закатила глаза девушка и тоже зашла в дом.

   — Ты идешь? — повернулся ко мне Тим, — помочь вещи донести?

   — Я сама, — буркнув, я подняла вверх подбородок и прошествовала мимо парня.

   — Ты так сильно меня ненавидишь?

Я повернула голову в его сторону. Тим так и остался стоять на месте, прищурившись.

   — С чего ты взял?

   — На все мои реплики реагируешь презрительно, отказываешься от помощи, — принялся загибать пальцы Тимофей, — почти не разговариваешь, не смотришь. Чем я тебя обидел?

   — Не понимаю, какого чёрта ты проводишь вечера около моего дома, а не сидишь со своей девушкой.

Он рассмеялся.

   — Так вот в чём дело! Ты ревнуешь!

От нелепости предположения у меня опустились руки.

   — Ты сумасшедший?

   — Ну, можно и так считать. Стал им, когда тебя увидел, — признался Тим.

   — Вот давай без подобных признаний! — оборвала его я, и поднялась к двери.

   — Поговорим об этом позже, тет-а-тет.

   — Ни за что!

Он опять улыбнулся.

   — Боишься остаться со мной наедине?

   — Вот ещё! Просто смысла не вижу!

   — Я думаю, нам о многом надо рассказать друг другу, — загадочно, но очень серьёзно произнёс Тимофей и достал пачку сигарет.

   — А я так не думаю!

Громко хлопнув дверью, я вошла в прихожую.

   Здесь меня встретили такие же деревянные стены, но имеющие свой природный цвет. В довольно большой комнате находилось два кожаных дивана, умещающих в себе около четырёх человек, три стула и большой стол. На том самом столе уже расположился завтрак, кружки с чайной заваркой внутри и алкогольные напитки по вкусу. Сидевшие на диване Варя-Ваня, Сеня-Лета, Ксюша-Лёша и Лиза-Виталий с неподдельным интересом наблюдали за хозяйственной Мартой, что резала фрукты на уютной кухоньке. Александр расположился чуть поодаль, подавая необходимые приборы. Алиса же, с вечно недовольным лицом, одиноко сидела на стуле.

   Зашедший следом за мной Тим, улыбнулся присутствующим и сбросил сумку на пол, устало усаживаясь на стуле. Реакция Алисы не заставила себя ждать — незамедлительно она придвинулась к парню и ласково обняла его за плечи. Почувствовав раздражение, я вошла в кухню и достала нож. Всего лишь собираясь помочь Марте.

   Какая мне разница, чем занимается Тимофей? Я не имею права, да и не хочу вмешиваться в его жизнь, и требую лишь одного — чтобы он тоже не вмешивался в мою.

   — Эмма, подай пожалуйста две кружки! — вырвала меня из пучины размышлений Варвара, — Если тебе не трудно.

   — Ей трудно два шага ступить! — метнула в мою сторону злобный взгляд Лиза.

   — Элька, заткнись уже, а? — посоветовала Рита, стряхивая пепел от сигареты в пепельницу.

   — Элька? — удивилась я, — Она же Лиза?

   — Полное имя красотки — Элиза. Две сестрицы с чокнутыми родителями — Алиса и Элиза, — шепнула мне Марта, — Но Лизке не нравится собственное имя, поэтому и представляется как Лиза. А уж «Эльку» она вообще не выносит.

   — За что они меня ненавидят?

   — Не переживай. Они всех ненавидят. Вроде успокоились, наши лица им примелькались, а тут раз — и новая симпатичная девушка, вот и бояться за своих.

   — Зачем вы тогда их с собой берёте гулять?

   — Ты вообще что об этой компании знаешь? — вытирая посуду, спросила Марта.

   — Ничего, — пожала я плечами, — Я Виолетту с Ритой вижу третий раз в жизни.

О знакомстве с Тимом я решила не распространяться. У Марты загорелись глаза.

   — Ну так слушай, сейчас всё расскажу! Рита и Лета — сводные сёстры, у них матери разные. Они самые нормальные из этой компании. Арсений, парень Леты, довольно неплохой — молчаливый, но неглупый. Сашка — немного сумбурен, влюбчив и непостоянен. Но он честный и добрый. Варвара с Ваней — тоже неплохие, мы с ними знакомы уже как года два. Варя наша ровесница, очень и очень сопереживающая личность, но её слепая любовь к Ване раздражает. Сам Ваня довольно неидеален, но постоянно винит Варю во всех грехах. Но терпеть их можно. Про Ксюшу и Лёшу много сказать не смогу, знаю только, что Лета с ними общается. О себе говорить не буду, сама всё узнаешь, — заулыбалась Марта, — А теперь о двух парочках, самых что ни на есть непонятных и взрослых.

   Алиса и Тимоша вместе всего месяца три. Ему, насколько знаю, года двадцать четыре, ей — двадцать два. Тим сам не из России, не помню страну, где его родители жили. Переехали лет десять назад сюда. Фамилия у него такая ещё, интересная… на «Т», вроде…нет, не помню. Он очень хороший, умный и красивый, в него влюблены были все девчонки. Даже Маргарита, которая очень двойственно к мужчинам относится. Но Тим ко всем ровно был, а в один момент вдруг нервным стал — пропадал постоянно, словно искал кого-то. А однажды пришёл с Алисой. Ну, мы и успокоились — вот чего он переживал, наверняка влюбился. Хотя, незаметно как-то, что любовь у них сильная. Похоже, надоело просто Тимоше одному быть, вот и завёл себе девушку. Я, конечно, понимаю, что «завёл», это как собаку или кошку, но оно так и есть — как к домашнему питомцу он относится к ней. Вроде, как есть — пусть будет, не выкидывать же. Алиса сразу нам не понравилась — гонора много и злости. Она же в своё время привела сестру свою младшую, девятнадцатилетнюю Лизку. А у той молодой человек — Виталий. Тоже колоритная парочка — глупая, но по злобе не отстающая от сестры Лиза, и мягкий, но податливый Виталик. Она из него по советам сестры верёвки вьёт. Когда-нибудь наступит момент, что Виталик прозреет, а Тим найдёт нормальную девушку — и мы, наконец, избавимся от этих двух куриц. Ребята они неплохие, всё у них будет.

   — Интересная у вас компания тут собралась. Каждый друг друга ненавидит, рад гадость сделать, — покачала я головой.

   — Да нет, просто как к нам относятся люди, так и мы к ним. — Отмахнулась Марта.

   — Может, поедим все вместе? — прервала наш разговор Ксения, — выпьем за приезд?

Мы с Мартой сели по разные стороны стола: она возле Саши, Вари и Вани; я — рядом с Летой и Сеней.

   Вошла Рита, втаскивая за собой ящик пива. Распрямившись, она гневно обвела взглядом комнату:

   — Я всё понимаю, но хоть немного помочь могли бы?

Я с готовностью вскочила с места, но меня опередил Саша. Выпрямив спину, он посмотрел на меня горделиво и взялся за ручку ящика. Но, не тут то было — дно ящика зацепилось за выступ в полу, и, когда Саша резко потянул на себя, размокшее от дождя дно порвалось. Все двадцать банок вывалились, разлетаясь по полу, забиваясь в труднодоступные места. Всплеснув руками, Рита принялась собирать банки, изредка выкрикивая проклятия:

    — Медвежья услуга!... Что б тебя… Ничего доверить нельзя, лучше самой сделать, чем потом жалеть! Ну как так можно?...

Саша сконфуженно толпился на месте, горестно вздыхая.

   — Чего ты топчешься, как десятиклассник на свидании? — девушка заскрежетала зубами.

   — А что я сделать могу?

   — Сесть на стул и молча пить коктейль через трубочку, не мешая людям с разными руками: левой и правой!

Обидевшись, Александр вышел на балкон.

   — Рит, не обижай Санька. Он старается как может, — примирительно улыбнулся Тим, ставя банки на стол и сминая пустой ящик, — Но ему тяжело: сила есть — ума не надо.

   — Да какая у него сила? В чём она, в шее?

   — Успокойся ты!

   — Не могу. Все мужики делают всё через…

Тим поморщился:

   — Давай без подробностей и переходов на личности?

   — Ладно, уговорил. — Буркнула Маргарита, открывая банку пива.

Алиса, наблюдая за всем с лёгкой усмешкой, протянула:

   — Я не буду пить это. Есть что-нибудь получше по качеству?

   — Коньяк стоит в террасе, рядом с коктейлями.

Повернув голову в мою сторону, Алиса надменно кивнула в сторону двери:

   — Эй, ты, как тебя там. Принеси коньяк.

   — Меня зовут Эмма. — Крепко сцепив зубы, я уставилась в пол.

   — Отлично. Рада за тебя. Теперь ты его принесёшь?

   — Есть волшебные слова.

   — Слушай, ты мне ещё указывать будешь?

Я ни на кого не смотрела, сжав кулаки и невидяще смотря вниз.

   — Я не указываю, а напоминаю.

   — А кто ты такая, чтобы мне напоминать? — удивилась Алиса, привставая на стуле. — Может, мне ещё тебя по имени-отчеству называть?

   — Было бы неплохо.

Не знаю, откуда взялась у меня такая наглость. Но нервы были на пределе.

   — Нет, она мне ещё и грубит! Деточка, проветрись, — удивлённо покачала головой девушка, — взбаламутила всех!

   — Дельный совет. Если ты закроешь рот, то настанет тишина и покой.

Костяшки пальцев побелели — ещё немного, и я порву её. Алиса встала со своего места:

   — Слушай, ты…!

   — Алиса, замолчи уже.

От удивления у меня расширились глаза. Тимофей встал, на секунду вышел за дверь и вернулся с коньяком в руке. Поставив его перед девушкой, он сел и прикурил сигарету.

   — Можешь выпить его весь, никто не обидится — только замолчи и не трогай Эмму!

Дар речи пропал у всех. Варя наматывала прядь волос на палец, Ваня жадно пил пиво; Лёша с Ксюшей рассматривали свои пальцы; Лета насвистывала, Сеня принялся копаться в телефоне; Марта и Рита просто уставились на пейзаж за окном, Лиза же и Алиса, открыв рот, смотрели на Тима.

   А тот лишь пускал дым колечками и думал о чём-то своём. Казалось, в его понимании — ничего не случилось. Он был спокоен и расслаблен.

   — Ты… хочешь, чтобы эта девка указывала мне место? — выдавила из себя Алиса.

Тим устало взглянул на девушку:

   — Во-первых, её зовут Эмма. Во-вторых, место тебе указываю сейчас я, а не она. В-третьих, не порть настроение присутствующим и просто пей.

   — Что… пить? — сумела лишь спросить его девушка.

Он пожал плечами:

   — Что хочешь. Коньяк, к примеру. Только разбавь его колой, а то он крепкий — собьёт тебя с ног сразу.

Я совсем ничего не понимаю. Только что Тимофей нагрубил своей девушке в пользу другой девушки, сейчас же он вроде как даже заботиться.

Не понимаю.

Совсем ничего.

   — Ну, за встречу? — поднял банку Тим, и все недружно протянули свои.

Я робко подняла стакан с соком и эхом откликнулась:

   — За встречу…

   — Ты чего такая?

   — Какая? — повернулась я на голос. Принадлежал он Варе.

   — Грустная. Из-за Алиски, что ли?

   — Да нет, — неопределённо пожала я плечами, — Просто настроения нет.

   — Да ладно тебе! — слегка толкнула меня девушка, — всё будет хорошо!

Хотелось бы верить.

   Для приличия посидев с компанией около получаса, я решила, что этого хватит и встала из-за стола.

   — Ты куда? — настороженно поднял голову Тим.

Мне, что, оправдываться ещё перед ним? Куда, с кем и зачем пошла? Нет, это уже выходит за грани! Надо поставить этого выскочку на место! Я только открыла рот, как Тимофей улыбнулся:

   — Просто, если ты идёшь гулять, места здесь незнакомые — не заблудись. И Винни с собой не бери, пусть поспит.

Проследив за его взглядом, я увидела спящего ретривера, уткнувшегося носом в лапы.

   — Я недалеко пройдусь, — перевела я дух, — если что, буду кричать.

   — А давай я с тобой схожу? — выглянул с балкона Саша.

   — Нет-нет, спасибо. Хочу побыть одна, — перебила я заметно сникшего Сашу и предостерегающе посмотрела на Тимофея, — Совсем одна!

Тот лишь улыбнулся.

   — Конечно, побудь наедине со своими мыслями, помечтай, вспомни прошлое…

Он что, издевается?!

   — Спасибо, я разберусь! — резко повернувшись, я вышла из дома и пошла по маленькой заросшей тропинке.

    На небе не было ни облачка, Солнце согревало мокрые деревья и землю. С сосновых веток падали мелкие капельки воды, растворяясь в лужах. Ещё светлые, неяркие лучи пробивались сквозь крону и освещали тропинку, по бокам которой были высажены анютины глазки. Я аккуратно присела около одного из растений и посмотрела соцветие. Лепестки были белыми, с мелкой красной крапинкой по бокам и большим пятном в центре. Потрогав лепесток, я немного задержала руку, дабы запомнить это прикосновение — мягкое, бархатное, чуть-чуть мокрое из-за росы. Это было так трогательно, так неиспорченно и неожиданно!

   Я никогда раньше не обращала внимание на цветы, но сегодня был какой-то странный день — обычный цветок заставил сесть на землю и обхватить голову руками. Ну что, что я здесь делаю? Нет, ни на этом озере, а вообще на Земле? Ну почему я никогда не находила того, что искала? Почему? Где была бы я сейчас, если бы сразу родилась человеком, и мне уже было бы восемнадцать лет — возможно, жила бы с родителями, училась бы в институте, ходила на работу, увлекалась чем-нибудь, любила бы кого-нибудь. А тут что? Мне восемьсот лет, и я стала человеком! Никого не волнует, что я всегда буду помнить то время, сравнивать его с нынешним, бояться разных вещей. Что делать, если вскоре я буду болеть, стареть, и в конце умру? Для чего вообще тогда жила — ни плакать, не улыбаться не умею — только равнодушно иду вперёд. В чём тогда моё призвание? А что, если я просто прожигаю впустую дни, и моё присутствие в этом мире — ошибка?

   Куда боги и их дети уходят после исчезновения сущности? Где находят своё пристанище? Обычные люди — это понятно, у кого какая вера, тот то и получает в итоге. Одни возносятся к Богу на небеса, другие перерождаются в другое существо, третьи уходят в небытие. А боги, они куда? Бессмертие их длится до того момента, пока сильнейший не захватит власть. И, их жизнь потом где? А у их детей? Такие же места как и у людей, или что-то другое? Куда ушёл мой отец, Одриен? Встречусь ли я с ним когда-нибудь?...

   Необъяснимая боль разливалась по телу, застилая глаза. Непонятно откуда взявшаяся вода мочила щёки. Ах, да, я же сижу под деревом, с которого раса по закону тяжести падает вниз — как раз на меня.

   Мама, в недобрый час связавшаяся с богом; папа, мои сёстры, о которых я не хочу вспоминать, да и нечего, в принципе — Имилли и Истару; Твайен, в конце концов! Где они, куда ушли? Где сейчас находятся? Помнят ли обо мне? Нужна ли я им была? Считались ли мы семьёй?

   — Конечно, нужна, — неожиданно раздался голос, и я подпрыгнула, — Извини, что мешаю расстраиваться.

Повернувшись, я увидела Тима и нервно сглотнула.

   — Ты о чём?

   — Ты вслух произнесла, нужна ли своей семье. Я и ответил. Извини.

Я произнесла это вслух? Надо завязывать с подобными вещами — то Винни слышал, как я назвалась Иммой, теперь ещё и Тим…

   — Это ты извини. Не думала, что вслух произнесу.

   — Ты сумасшедшая, раз извиняешься за подобное. — Рассмеялся Тимофей. — Может, прогуляемся по побережью?

   — Не думаю, что это хорошая мысль.

   — А ты и не думай. Слушай свою душу, сердце — если не хочешь, я не буду настаивать.

Сердце в это время как раз ёкнуло. Не могу разобраться, как я отношусь к Тиму? С одной стороны, меня неумолимо тянет к нему, к его загадочному прищуру глаз, улыбке, а с другой — я откровенно боюсь его. Сама не знаю почему. Что-то есть в его образе отталкивающее, опасное — словно он был злодеем из детской сказки, притворяющимся принцем. Но злодеем невольным, то есть, принуждённым к злодейству. В общем, непонятно всё это. Если только…

   — Эмма? Ты здесь?

Я взглянула на Тимофея. Стоп, хватит задумываться, а то теряю нить разговора.

   — Ну, так как? Пойдём? — тихо переспросил он.

Посмотрев на него, я кивнула. Была не была!

   Выйдя к побережью озера, мы пошли вдоль кромки воды, разглядывая мелкие камушки под ногами.

   — Почему ты постоянно грустишь?

   — Я не грущу, просто думаю.

   — Над чем, если не секрет?

Я пожала плечами.

   — Над всем. Над жизнью, людьми…

   — И как?

   — Что — как?

   — К какому выводу пришла?

   — Ни к какому. Это трудно объяснить, мнение складывается по ситуации. Тебе не понять.

   — Хочешь сказать, мой разум не способен воспринять информацию?

   — Причём тут это? — досадливо отмахнувшись, я засунула руки в карманы, — Вполне вероятно, что способен, но у каждого человека склад ума — разный.

   — Ты хочешь сказать, что вещь, которую ты принимаешь одной, для меня, к примеру, может быть иначе?

   — Что-то подобное. Я считаю хорошим, если мы помогаем людям с финансовыми трудностями, ты же этого не одобряешь, например.

   — Я не неодобряю это! — возмутился Тимофей, — Наоборот!

В душе поднялось смутное раздражение.

   — Да причём тут это? Тебе совсем на уровне примитивизма объяснить? Ты сказал, что море синее, а я утверждаю, что оно бирюзовое — в этом смысл разности ума.

   — Я не говорил подобное.

   — Послушай, ты от Алисы заразился, что ли?

   — Чем?

   — Глупостью! — помимо воли вырвалось у меня. Я тут же закрыла рот рукой и виновато взглянула на парня, — Извини, не хотела обидеть твою девушку. Да и тебя не хотела.

Внезапно Тим расслабился и улыбнулся:

   — Ты права, при общении с Алисой люди глупеют — под стать ей. Заваливая вопросами, она просто путает себя и других, чем сейчас занимался и я.

   Понял, что ты имеешь ввиду — даже рассматривая одну и ту же проблему, имея одинаковые точки зрения, люди видят суть по-своему.

   — Да. Именно это я и хотела сказать.

Мы немного помолчали, пока дошли до мостика, нависшего над водой. Сев на него, Тимофей похлопал рукой рядом, приглашая присоединиться.

    — Скажи мне свою фамилию?

От неожиданности просьбы я закашлялась.

   — Зачем?

   — Просто интересно.

Пытаясь вспомнить, какую фамилию записала в паспорт, я заблеяла что-то невразумительное.

   — Э-э-э… Навская! — озарение пришло быстро. Тим расхохотался, качая головой.

   — Я бы даже не додумался сократить так.

   — В смысле?

Немного напрягает, когда не понимаешь человека. Чувствуешь себя так, как я сейчас — недалёкой, обычной.

   — Да неважно.

   — А у тебя какая фамилия?

Тим замялся.

   — Неблагозвучная. Давай не будем об этом, хорошо?

Я пожала плечами:

   — Не хочешь говорить, не надо. Только ответь мне на один вопрос.

   — Какой?

   — Чем тебя привлекает общение с девушкой младше тебя на шесть лет? Зачем ты следил за мной? И почему ты так относишься к своей девушке, Алисе?

   — Цифры проходят ещё в детском саду, где учат детей отличать единицу от тройки, — заметил Тимоша, — это я про вопросы, если что.

   — Ты не ответил.

   — Я отвечу. Первое — ты выглядишь и рассуждаешь старше, чем обычно девушки в восемнадцать лет, это мне и нравится в тебе — барьера в общении не возникает. Второе — я не следил, говорю же, — просто мне было скучно и я решил познакомиться, но стеснялся. И, третье — я отношусь к Алисе хорошо. Она красивая и сексапильная — но немного глуповатая. Что, впрочем, не мешает ей показывать своё пренебрежение к людям. Но я привык к ней и вполне доволен. Такой ответ подойдёт?

   — Нет.

Он поднял бровь.

   — Почему?

   — Я хочу узнать правду.

   — Какую?

   — Наст….

   — Эмма!

   Я обернулась. К нам шёл запыхавшийся Александр. Увидев, что мы сидим и разговариваем, он остановился и подозрительно поинтересовался:

   — Не помешал?

   — Нет, — покачали я головой.

   — Можно с тобой поговорить? — откашлялся парень.

   — Да, конечно! — удивилась я и отошла с ним в сторону, краем глаза разглядев ухмылку на лице Тимофея.

   — Послушай, я всё понимаю, ты девушка и смущаешься… — начал Саша, — но я тоже живой человек, и не могу так!

   — Как?

   — Не скрывай — я же нравлюсь тебе, это видно, но ты молчишь, показывая на людях пренебрежение ко мне! — торопливо заговорил он, — Так не честно! Давай расставим точки над «i»: мы с тобой оба свободны и можем начать отношения, так?

Я потеряла дар речи.

   — Мы нравимся друг другу, это все заметили, так зачем притворяться? Эмма, поверь, я готов к серьёзным отношениям!

   — Постой, Саша, с чего ты взял…?

   — Прекрати! — покачал он головой. — Хоть в лицо мне скажи честно: нравлюсь ли я тебе?

   — Нет, Саня, о чём ты!?

Он оторопел.

   — Не понял.

   — С чего ты взял, что мы нравимся друг другу?

   — Ну, ты мне…

   — А ты мне — нет! — отрезала я, — Извини, но ты не в моём вкусе!

   — Как же… — забормотал побледневший парень, — мне сказали, что ты заинтересовалась мной…

   — Кто сказал тебе такую глупость???

Растерянно взглянув в сторону, Саша пробормотал:

   — Тимоша. Извини, я пойду.

Сбившимся шагом, Александр отправился к дому, не оглядываясь. На него было жалко смотреть: опущенные плечи и голова, ссутулившаяся фигура. Бедный парень! Но сейчас не до него — сначала я убью Тима.

   — Какого чёрта ты сказал саше, что я заинтересовалась им? — заорала я, подбегая к вовсю веселящемуся Тимофею. Тот, закрыв лицо руками, продолжал смеяться.

   — Ты думаешь, это смешно? — зло бросила я, — Так вот, это подло, глупо и низко! Твоя грань о «хорошем — плохом» давно стёрлась!

   Развернувшись, я бросилась в сторону дома, но была тут же остановлена. Сжав меня в объятиях, Тим повернул мою голову к себе:

   — Прости…

   — Что ты себе позволяешь? Отпусти меня, сейчас же!

   — Не кричи, — покачал он головой, — Выслушай!

   — Ничего не хочу слушать! — продолжала бороться я, — Ты такой же как и всё смазливые парни — гордый, заносчивый, пафосный, думающий, что мир принадлежит тебе! На самом деле ты просто закомплексованный человек, которому нравится унижать других, тем самым возвышая себя!

   — Ты не права. — Тихо ответил Тимофей, не выпуская меня.

   — Что, скажешь, что я лгу? Конечно, куда мне…

   — Ты не права, думая, что я заносчивый, пафосный и люблю унижать других! — резко оборвал он меня, — Не спорю, что иногда я слишком гордый, но никогда не ставил себя выше других. И, на самом деле, у меня много комплексов — думаю, что не нужен никому, и со мной не хотят общаться, и я девушек привлекаю только из-за внешности.

В его голосе прозвучала неподдельная горечь и я моментально снизила обороты:

   — Ну хоть объясни, зачем ты Сашке сказал, что я интересуюсь им?

   — Согласен, что совершил глупость, но я сказал это не Сашке, а Алисе.

   — Ещё лучше! Всё, с меня хватит!...

   — Да погоди ты! Я сказал Алисе, что Саша надеется на взаимность, а ты им если и заинтересуешься, то только из-за его доброты и мягкости. На что Алиса ответила, что Сашка такой и есть, и теоретически ты можешь им заинтересоваться. Я просто согласился с этим, и никак не думал, что она передаст эти слова ему. Поверь, в моих мыслях не было устраивать подлость что тебе, что и ему!

   Я вырвалась из объятий Тима и откинула волосы назад.

   — Странно получается. Ты кажешься таким хорошим, но порой делаешь странные вещи — которые никто не может понять. Ты словно не из этого мира! У тебя всё чересчур! Ты чересчур красивый, умный и обаятельный. Чересчур совершенный, можно так сказать — но поступки не вяжутся с внешней оболочкой — так должны поступать такие как ты, не спорю — унижать девушек, командовать ими.

   — Я не…

   — Но, если узнать тебя ближе, то проступает другой человек — спокойный, вдумчивый, грустный. Хотя, тоже чересчур. Какой ты настоящий? Это кто-нибудь знает?

   — Знает! — рявкнул Тим, — Это знаешь ты! И вся эта мерзость, что лезет из меня — это из-за тебя!

   — Я ещё и виновата, прекрасно!

   — Прекрати перекидывать вину с одного на другого, никто не виноват!

   — Тогда какого чёрта ты говоришь…

   — Потому что я устал, устал от всего! Устал от недомолвок, загадок.

   — Не поверишь — я тоже!

   — Тогда когда ты уже сообразишь, в чём дело? Ты же умная девушка. Но боишься открыть глаза, чтобы увидеть правду!

Злость накрыла меня с головой — от неё затрясло.

   — Да о чём ты?!

   — Неужели трудно догадаться, зачем я тебя искал?

   — Скажи ещё, что это была просто любовь с первого взгляда? — язвительно произнесла я, глазами буравив Тимофея. Он сжал кулаки и зажмурился:

   — Это любовь не с первого взгляда!

   — А что это?

   — Ну неужели трудно было посмотреть внутрь меня, как ты делаешь это обычно? Чего ты боялась там увидеть?!

   — Я не понимаю тебя! Не понимаю!

   — Ты понимала меня всегда, чёрт возьми! — взорвался Тим, — Эмма, неужели ты не догадалась, кто я?

   Вот и всё.

Воздух закончился. Нет, не только в моих лёгких, но и вообще на планете. Иначе как объяснить, почему я не могу дышать?

   Взять, к примеру, тех чаек, качающихся на волнах — их штук семь, или больше. Они же не дышат! То есть, я же не вижу, что они дышат! Вдруг и правда, воздуха больше нет?

   А вдруг, его и не было изначально — учёные всё придумали, дабы зарабатывать деньги на хлеб? Но как тогда объяснить, почему мне стало больно в области груди? И она поднимается в такт так называемому «дыханию»?

   Стоп.

Я вообще жива?

Может быть, я умерла, и это и есть то самое место существования богов после жизни?

Тогда я увижу скоро отца.

Или нет?...

   — Эмма, очнись! Ты слышишь меня? — раздавался чей-то голос. — Эмма!

   Я медленно приоткрыла глаза. Это — голос Тима. Значит, я всё же жива.

К сожалению.

   — Что. Тебе. Нужно? — раздельно и очень чётко произнесла я фразу, вглядываясь в лицо придерживающего меня Тимофея.

Он прищурился:

   — Хочешь, я всё-таки скажу тебе свою фамилию?

   — Нет. Не хочу.

   — Давай, Эмма, ты же хочешь её услышать!

Я вдруг вспомнила, как мы с Тимом похожи! Черты лица — этот прямой нос, чётко-очерченные скулы, разлетающиеся к вискам брови.

   Вспомнила, как вздрогнула, как только увидела вдалеке его силуэт. Как меня тянуло к нему. Память, она стирает больные моменты, стараясь спасти психику, но иногда случается микровзрыв в голове — БУМ! — и ты всё вспоминаешь. И думаешь, что лучше бы ничего не помнил.

   — Эмма, моя фамилия — Твайен. По паспорту я — Твайен Тимофей Олегович.

И всё сразу встало на свои места.

Глава 10

   Ну как я не догадалась раньше?

И внешность, и характер, и ум, и прочие мелочи — всё напоминало о происхождении! И непонятные, двойственные отношения, и осведомлённость о моей жизни. И не произносила я во мне своё имя, как сообщил мне Винни — он просто услышал это от своего «друга». Это всё говорило о том, что Твайен совсем не простой человек. Простите, оговорилась — Тимофей. Твайеном он был в той жизни. Той, которой меня уже не касается.

   Но как же это… подло? Нет. Не могу найти подходящего слова — Тим, зная обо мне фактически всё, продолжал интересоваться, делать вид, что ничего никогда не было.

   — Почему ты Олегович? — только и смогла спросить я.

Он вздёрнул вверх брови.

   — Ты забыла имя моего отца?

   — Я его и не знала.

   — Странно… Скорее всего, просто не помнишь.

   — Я многое не помню.

   — Его звали Омегом. При получении паспорта пришлось исправить одну букву. Фамилией сделалось настоящее имя, ну а Тимофеем стал спонтанно — первое пришедшее на ум имя им было.

   — И давно ты… получил паспорт?

Тим задумался.

   — Первый — шесть лет назад. В двадцать менял на новый.

   — То есть…

Он предугадал мои мысли.

   — Да, я шесть лет как обычный человек — и ты знаешь, я не особо расстраиваюсь из-за этого. В человечности есть свои плюсы. Ну и минусы тоже, естественно.

   — Отлично. Что ж, мы разобрались, кем ты являешься, я могу быть свободна.

   — Куда ты?

   — Я уезжаю. Не хочу находиться радом со своим прошлым.

   — Нет, Эмма, подожди! — схватил меня за руку Тимофей, — Пожалуйста, выслушай меня. А после, если всё равно захочешь уехать, то уедешь.

       — Ты не понимаешь, что я не хочу тебя слушать? — я сорвалась на крик, — Что ты можешь сказать, чего я ещё не знаю? Давай, добей меня окончательно!

   — Я не хотел тебя расстраивать, но другого выхода не было — равно или поздно ты бы узнала.

   — Лучше поздно, чем рано, в данном случае!

   — Ты же не знаешь, когда наступит это «поздно», — философски заметил парень, — Вдруг оно уже пришло?

   — Мне всё равно.

   — Выслушай меня, пожалуйста.

Хуже мне уже не будет, скорее всего.

   — У тебя пять минут.

   — Хорошо. Ты помнишь, как мы потерялись во времени?

   — Смутно.

   — Ты слишком быстро проскочила — память, похоже, не выдержала такой нагрузки.

   Так как для нас само время — ничто, мы совершенно не следили за ним. В то время из правящих богов осталось лишь несколько, и их «семьи», если можно так выразиться были немногочисленны. Наши матери, обычные женщины, к тому времени были давно уже упокоены.

   В Скандинавии остались самые стойкие боги, не попавшие под стрелы Орова. О нём ты тоже не помнишь?

   — Нет.

   — Злостный, мерзкий божок, решивший во что бы то ни стало убрать всех других и остаться единственным бессмертным.

   Нас тогда было довольно много, но я помню лишь тех, с кем был тесно связан — а их можно было сосчитать по пальцам, и почти все были в Совете. Одриен и три его дочери — Имма, Имилли и Истару; Омег и два его сына — Твайен и Тиоптий; Ротос и Лонн, которые в своё время дали обет Совету — никогда не заводить детей, чтобы они не смогли ни в коем случае помешать большой Цели — о ней чуть позже; Симир с сыном Даном и последние — Авиар и Ваг, у которых была дочь Анеог и сын Влику.

   Не все из детей были полукровками — лишь ты, я и Дан. Остальные же являлись чистокровными богами — союзом двух бессмертных.

   Цель, о которой я упоминал, была проста как валенок, но её масштабы — грандиозны: боги, чьи интересы были сфокусированы только на власти, должны были покинуть Скандинавию. Естественно, их это не могло не огорчить — если не разозлить.

   Одним из таких «огорчённых» был Оров. Ему поставили условие — либо он снижает обороты своего деспотизма, заключавшегося в превращении в рабов обычных людей, либо он навсегда покидает Скандинавию, что являлось не только позором, но и смертью — ни одна страна не пустит к себе чужеземного бога.

   На тот момент в Совете состояли: Одриен, Омег, Ротос и Лонн, Симир и Авиар. Кстати, небольшое отступление от темы — браки богов могли быть только равными, и за нас всё уже распределили — Тиоптий должен был остаться с Анеог, Влику с Истару, а Дан с…тобой. Остальные, «беспарные» имели право найти себе в пару любого — хоть бога, хоть человека. Вы же являлись «элитой», чьи дети должны были занять место в Совете в будущем.

   Когда ситуация с Целью была накалена, Оров не упустил шанса на мщение — в нечестном бою он одолел Авиара, тем самым подорвав общее настроение Совета. Встал вопрос — кто должен занять его место? На кандидатуру выдвигался Влику, как сын Авиара, но тот был так же поражён богами из армии Орова. Теперь на весах стояли Тиоптий и Дан.

   В то время план «семей» начал рушиться на глазах — потерявшая возлюбленного, Истару исчезла — причём, она не была убита. Добровольно покинув Скандинавию, она словно растворилась — никто не знал её намерений, окончательного пункта.

   Нашедшая какого-то бога Имилли чуть было не исчезла с лица земли — тот оказался подчинённым Орова. А мы в то время сблизились с тобой…

   — Это я помню, — перебила я Тима, — Нас объединило непонимание стратегии как Орова, так и Совета — в этой битве заведомо ранее не могло быть победителей.

Тим кивнул:

   — Да. В то время Тиоптия Анеог уговорила вообще не влезать в это дело, а дать возможность править другим. Претендентом в Совет остался лишь Дан. Но каково же было удивление, когда Совет принял решения взять в равных себе… меня.

   Это был удар для Дана. Он посвятил себя этому, отдал целиком — а тут выбирают полубога, совершенно не заинтересованного в этой идее. Но хуже стало после того, как мы с тобой открыто заявили о нежелании вставать на чью либо сторону.

   Такого предательства Дан не ожидал, это точно. Он потерял за раз всё — равное с Советом мнение, и напророченную ему жену. И хотя при моём отказе Дана таки утвердили в Совете, желание отомстить мне не исчезло.

   — Постой, но ведь распределённые семьи можно было не создавать? Ведь хоть это и было решением наших предков, всё равно последнее слово оставалось за нами?

   — Да, но разве это могло остановить Дана?

Я напряглась.

   — Остановить?

Тим запнулся.

   — Когда всё это было сказано, мы решили последовать примеру Истару, и покинуть Скандинавию — прощенья в измене не существовало, а мы фактически изменили своим. Но, как я уже говорил — время! Ты слишком увлеклась бессмертием и возможностью не считать проведённые часы — я не успел и оглянуться, как ты просто пропала. Пропала во времени — я не мог тебя найти.

   Оставшись один, я не знал, что делать! Из-за чувства мести Дан нанёс сильнейший удар, причём не мне — а Совету. Он переметнулся к Орову. И хотя армия Орова была сильной, Совет смог обезоружить его — правда, ценой Омега и Лонн.

   У меня же не было цели кроме как найти тебя где угодно, чем я и занялся, но…

   — Что?

   — Дан ушёл раньше. Я искал тебя, но не мог найти. Чувствую, Дан тоже искал, и тоже не мог. А у меня заканчивалось время — как все полукровки, в момент созревания я начал становиться человеком. Однажды у меня так же, как и у тебя пошла кровь из раны — я стал окончательно смертным.

   Хотелось сразу умереть, из-за воспоминаний. И из-за невозможности найти тебя. Но, спустя какое-то время я понял, что найти кого-то в человеческой сущности намного проще. И я нашёл, правда спустя шесть лет после становления человеком.

Тим улыбнулся.

   — А зачем?

   — Что «зачем»?

   — Зачем ты меня искал?

Тим растерялся:

   — Как зачем? Мы же с тобой…

   — Это было давно, Тим!

   — И что?

   — Смысл сейчас возобновлять отношения? Тогда мы хотели противостоять как Орову, так и Совету, а сейчас?

Тимофей замолчал, не зная ответа на вопрос.

   — И, раз полукровками были мы втроём — ты, я и Дан, откуда ты знаешь, что он меня до сих пор не нашёл?

   — Я бы узнал его!

   — Уверен? Меня ты сразу узнал?

   — Нет, но…

   — А ведь, возможно, Дан тоже стал человеком!

   — Я не знаю, — покачал головой Тим, — Но даже если он им и стал — что с того? Он не нашёл тебя, я уверен — иначе он дал бы знать об этом.

   — Каким образом?

   — Да не знаю я! — нетерпеливо повысил голос парень, — Но он не стал бы отсиживаться в тени.

Я подняла брови:

   — Судя по твоему рассказу, от Дана можно ожидать всё, что угодно. Вдруг, он давно нашёл нас, но копит силы для мести?

   — Пусть копит. Он ничего не сможет сделать, даже если захочет.

   — Смог же отомстить Совету?

   — Это один случай! — вспыхнул Тимофей, — И это был скорее промах Совета, чем удача Дана.

   — Мне всё равно, — пожала я плечами, — Прошлое заботит меньше всего. Извини, мне пора.

   — Ты уходишь всё-таки? — он вскинул голову, — Как же ты изменилась.

Он слабо улыбнулся, и я решилась.

Неважно, что я увижу или услышу. Если бы это был Твайен, возможно, силы оставили бы меня и я сломалась бы.

Но это уже Тим.

Улыбка № 9

—… Обязан… Это твой долг!

   — Я не…

   — Твайен, ты волен!

… — Не сбивай его!

   — Я хочу помочь!

   — Ты помогаешь себе!

   — Я помогаю нам.

   — Вам?...

   — Воины Орова недалеко. Наши пали, но шанс есть…

   — Ты ДОЛЖЕН там быть!

   — Я никому ничего…

   — Твайен!

   — Тио, что мне делать?

   — Я не знаю. Ты не такой. Дан — лучше.

   — Он злее.

   — Он злее во благо!

   — Во благо кому?

   — Совету.

   — Я не хочу…

   — Придётся!

   — Она права, когда…

   — Твай, очнись! Это война, а не игрушки!

   — Я не хочу воевать.

   — Ты стоишь над пропастью. Шаг назад — и там злой тигр, шаг вперёд — смертельный водопад. Какой путь ты выберешь?

   — И чем является Совет в этом случае?...

   — …

   — Ты предал меня. ПРЕДАЛ!

   — Дан! Я хочу мира, а не войны!

   — Война уже идёт. Теперь не только с Оровом.

   — А с кем ещё?

   — С тобой.

   — Нам нужно уйти.

   — Я знаю. Твайен, я буду с тобой, что бы не случилось!

   — Пожалуйста, только не уходи… Не уходи!

   — Я не уйду.

   — Мне надоела эта граница! Совет требует либо вступить в их ряды, либо исчезнуть.

   — А ты что хочешь?

   — Не знаю. Оров слишком заигрался, долго не протянет, но и Совет уже балансирует на опасной высоте.

   — Тогда нужно уходить.

   — И ты сможешь без родных, без семьи и привычных устоев?

   — Неправильно задан вопрос. Смогу ли я без тебя? Ответ — нет.

   — Только не уходи…

   — Да как ты…

   — Дан, ты задет, я знаю. Но здесь уже ничего не изменишь.

   — Ты нарушила всё! Всё, что было устроено Советом, нашими предками!

   — Это было устроено ними, а не нами! Я не могу идти по выбранной дороге.

   — Скажи мне честно, ты меня любишь?

   — Я люблю тебя как друга.

   — А как будущего…

   — Нет, Дан, не люблю. И не представляю как мужа, отца детей.

   — А его?

   — Пожалуйста. Не надо…

   — Отвечай!

   — Дан…

   — ОТВЕЧАЙ!

   — Да! Да, я люблю его! Но лишь…

   — Уходи…

   — Дан, я прошу тебя — не делай ничего…

   — Я не хочу тебя видеть.

   — Он — моя вторая часть, но не…

   — Я сказал, уходи!

   — Прости меня.

   — Совет рушиться на глазах…

   — У него нет будущего…

   — Ему не место…

   — Дан заслуживает большего…

   — Он тоже полукровка…

   — Омег не хочет вмешиваться, он всё же отец…

   — Где Дан?

   — М уходим с Твайеном.

   — Ты сошла с ума.

   — Я полностью…

   — Вам не дадут уйти!

   — Имилли, я не могу по-другому!

   — Вы же станете людьми…

   — Тогда будет проще затеряться!

   — Я не…

   — Нам долго до этого.

   — Ты слишком превозносишь бессмертие.

   — Неправда. Я просто пользуюсь им…

   — Имма… Имма!!!

   — Где она?

   — Я не знаю…

   — Временной промежуток.

   — О чём ты?

   — Она проскочила.

   — Куда?

   — Неизвестно. Её предупреждали о времени, но когда она слушалась…?

   — Где её искать?

   — Слишком много вопросов.

   — Отец! Что мне делать?

   — Твай, это твоя жизнь.

   — Имма!...

   … — Где Омег?

   — Всё хуже, чем мы думали.

   — Что?

   — Дан…

   — Дан?

   — Он с Оровом…

   — Что?!

   — Никто не заметил измены — никто и не ожидал её, тем более от Дана.

   — Это я виноват…

   — Это виноват Совет. Не стоило поднимать вопрос…

   — Он рассержен…

   — Он глуп. Совет призывал к равенству, не замечая, какие цветы всходят…

   — Ты же его отец.

   — Именно поэтому я признаю поражение.

   — Чего теперь ждать?...

   — Развязки. Либо мы их, либо они нас…

   — Я должен найти её.

   — Ты думаешь, что сможешь пройти через скачок?

   — Я ДОЛЖЕН!

   — Где ты будешь её искать?

   — Везде!

   — Она не могла уйти далеко — либо её взял Оров, либо другие боги.

   — Не говори так!

   — Я говорю то, что думаю, и реально смотрю на вещи!

   — Я буду искать до тех пор, пока не найду.

   — Или до других…

   — О чём ты?

   — Ты станешь человеком, и там либо сам умрёшь, либо тебе помогут.

   — Ты можешь подбодрить как никто другой.

   — И тебе удачи, брат.

…— Всё закончилось…

   — В смысле?

   — Орова нет, Дан пропал.

   — Мы снова в силе…

   — Кроме некоторых…

   — …?

   — Омег… и Лонн…

   — … КТО?

   — Дан.

   — Я никогда…

   — Забудь.

   — Я потерял Имму, теперь ещё и отца…

   — Он потерял больше.

   — Конечно!

   — Он потерял семью, девушку. Но главное, он потерял себя…

   — Надеюсь, никогда больше не найдёт!

   — Зря ты так…

   — Ты обещала! Обещала не уходить, и ушла!

   — Где она?

   — Этого не может быть… Россия?!

   — Имма… Как ты изменилась…

   — Меня зовут Тимофей, или Тим, как, наверное, уже сообщил Винни. А ты — Эмма.

   — Смысл представления друг другу, если ты сам уже знаешь моё имя?

Я тебя нашёл…

   Я встала с места и решительно пошла в сторону дома, Тимофей же остался сидеть на берегу.

   Он искал меня… Да зачем? Что это такое? Любовь? Да не бывает такой любви!

Картинка улыбки совсем смылась, да и голоса уже еле слышны — приходится напрягаться, чтобы разобрать слова и понять смысл фраз. Но окончание истории Тима довольно ясное — он искал, потерял веру в себя, но нашёл.

   Только не ожидал, что мне будет всё равно — я иду вперёд, а не топчусь на месте двери в прошлое.

   Зайдя в дом, я поднялась в комнату и схватила сумку. Хорошо, что не успела распаковать вещи, а то сейчас пришлось бы опять всё складывать назад.

   — Ты куда? — удивилась Марта.

   — Срочные дела, надо уезжать. Вини, вставай!

Пёс взглянул на меня. В его взгляде было написано всё — он не хочет уезжать. Тут, с Тимофеем, Ритой, Летой, ему интереснее. Я не стала настаивать — он вернётся, я знаю. Не сейчас, а тогда, когда это будет необходимо. А сейчас пусть наслаждается погодой и природой. В конце концов, это я решила уехать — почему должен страдать пёс?

Рита медленно поднялась из кресла.

   ¬— Ты же только недавно приехала. Что случилось?

   Я нервно пожала плечами, стараясь унять дрожь.

   — По работе…кхм… позвонили, срочно нужно в Москву.

   — И где же ты работаешь? — лениво протянула Алиса, вставляя тоненькую сигарету в мундштук. Я поморщилась — сигаретный дым начинает раздражать — слишком много курящих.

   — Это секретная информация.

   — Да что ты говоришь! — удивилась девушка, — Ах, точно, как же я не узнала — ты правая рука президента!

    — Нет, я…э-э-э… возглавляю движение в социологии!

Так, и что я опять сказала? Очередную глупость, судя по последним моим выступлениям.

   — И как же оно называется? — подключилась Элиза, накручивая на палец волосы.

   — И в чём заключается? — вторила ей сестра.

   — Ну, тем очень много, все назвать довольно трудно, но в данный момент мы рассматриваем…э-э-э… проблему каннибализма в Африканских странах!

   — И что уже рассмотрели?

   — Я не имею права открывать всех секретов, но сам каннибализм связан с вероисповеданием.

Какую чушь я сейчас говорила, кто бы знал! Ложь во спасение принимала критические обороты — кто-нибудь обязательно сейчас вступит и задаст логичный вопрос из трёх букв: «Что?!»

   — Ничего себе! — воскликнула Марта, восторженно оглядывая меня с ног до головы, — И что же делать нужно тогда?

   — Существует определённый ритуал, который отгонит каннибалов от жилища. Мы разучивали его, дабы полностью понять всю проблему.

Ой! Нет, пожалуйста, что я сказала… Но было поздно:

   — Покажи нам его! — умоляюще сложила на руки Марта.

   — Я, кстати, тоже не против посмотреть! — поддакнула Алиса, ненавидяще взглянув на меня. Конечно, какая-то девчонка, а уже изучает науку и историю, да ещё и Африки!

   — Он очень длинный, — промямлила я, стараясь уйти от этой темы, — А мне надо ехать.

   — Хоть чуть-чуть!

Выхода у меня не осталось — везде были тупики. Можно, конечно, было рявкнуть, что они мешают моей работе и с гордым видом уйти, но портить отношения с Мартой и обстановку в общем совсем не хотелось. Решившись, я откашлялась.

   — Только молчите!

Все дружно закивали, молчавшие до сих пор Варя с Ксюшей устроились поудобнее.

   — Ахтэ ноин, на-на-на, — запела я низким голосом, сгибая колени и разводя руки в стороны, — Шутэ сан…

Естественно, африканский язык, или какой-то там у них, был за пределом моих знаний, но я сильно сомневаюсь, что в этом доме присутствуют полиглоты.

   — Олото мон, каннибало бум, — продолжала выводить я рулады, то присаживаясь, то выпрямляясь и складывая руки над головой в форме треугольника, — Саха-бака каракум!

   Раскрасневшись от стыда, я быстро накинула куртку:

   — Вот, это один кусочек из семидесяти шести частей. А теперь мне пора!

Выбежав за дверь, я прислонилась к холодной стене дома и отдышалась. Вроде, особо не опозорилась — никто и не понял ничего.

   Кинув прощальный взгляд на озеро, я заметила сидевшего на мостике Тимофея — он так и остался там. Но это не моё дело. Он сам строил долго и упорно свои проблемы, теперь не хочет их решать, надеясь на удачу. Ничего не вышло — я уже не Имма, а Эмма — раз этого не избежать, я пойду вперёд.

   Выйдя на дорогу, я помахала рукой перед приближающимся автомобилем. За рулём оказался мужчина лет сорока, одетый в широкий костюм. Я немного замялась, втайне испугавшись — ехать с незнакомым мужчиной несколько часов. Но гордость и неблагоразумие взяло верх — возвращаться обратно я не собиралась.

— Простите, не могли бы вы довезти меня до какого-нибудь вокзала?

   — А тебе куда? — наклонил он голову.

   — Мне в Москву вообще.

   — Садись, я туда же еду. У родственников гостил, — радушно пояснил мужчина, — Я — Дмитрий. Можешь просто Митей меня звать. Только огромная просьба — когда поедем, не мешай мне, не отвлекай от дороги — не люблю этого.

Я кивнула. Разговаривать в дороге самой не хотелось. Юркнув на переднее сиденье, я поставила сумку между ног и откинула голову на подголовник. Сон не шёл, зато шли разные мысли.

   Что именно Тим ожидал от меня? Что я всё разом вспомню и брошусь ему на шею? Начну плакать и причитать? Неужели в его памяти настоль прочно засели мои слова, адресованные Дану — когда я сообщила, что люблю Твайена? Но если бы Дан дослушал меня, всё было бы по-другому! Да, я любила Твайена, но не как мужчину, а как собеседника, единомышленника. Чего не могу сказать о самом Дане. Я вообще не верю в любовь — по мне, так её не существует. Вернее, не так — любовь есть, но к Миру, а не одному человеку. Те чувства между полами, что называют любовью — обыкновенное влечение, страсть. Если же есть эта любовь, то она заключается совсем не в замене мира на одного человека, а в понимании, что всего лишь один человек способен перевернуть мир. Когда чисто, искренне любишь, то не прижимаешься к другому, а крепко держишь его за руку. Не пытаешься всецело подчинить его к себе, а дашь возможность отдалиться от себя. Как я уже говорила — нельзя любить человека всю жизнь — это заблуждение. И, поэтому, воспоминания Тима о «моей любви» — просто ниточка, связывающая его со мной. Убеждение, как у Маргариты с Сергеем — в чувствах. Обычный вздор, пустые слова и надежды. Этим Тим пытался не меня найти, а себя.

   — Извини, но ты взволнована! — скорее утвердительно, чем вопросительно обратился ко мне Митя. Я покачала головой:

   — Нет, всё в порядке.

   — Ну, как знаешь, — она пожал плечами и отвернулся, — Настаивать не буду.

Я взглянула в окно машины и вдруг закрыла глаза. Сон накрыл меня перьевой подушкой — дышать было тяжело, думать тоже. Да и нужны ли они, эти мысли? За окном обыденный пейзаж, рядом — молчаливый собеседник, в душе — тишина. Самый правильный выход — мирно уснуть.

Глава 11

    — Эй, девочка, просыпайся! Мы уже в Москве! — словно сквозь вату проник в моё сознание голос.

Я разлепила глаза. Знакомые места — город давал о себе знать. Это не тихие лесные домики — это многоэтажки с незастеклёнными балконами.

   — Спасибо Вам большое! Сколько я должна…?

Дмитрий оскорблено дёрнул головой:

   — Мы рядом находились пять часов, ты мне не мешала — какие могут быть деньги? Лучше б ты другое сделала!

Я напряглась. В сознание начали прокрадываться нехорошие мысли, но спросить было просто необходимо.

   — И что же?

   — Улыбнулась бы хоть раз, ты же умеешь красиво улыбаться, я знаю!

От подобного заявления рассудок помутнел — и неожиданно, и странно всё это. Но я нашла в себе силы грустно пожать плечами:

   — К сожалению, я не умею улыбаться.

   — Это ты так думаешь! — одобряюще кивнул мне Митя и улыбнулся ярко, чисто, открыто.

Это — моя главная улыбка, я знаю это. И человек этот — главный персонаж в моей жизни, он появился не просто так. Я просто знаю.

Улыбка № 12

Когда-то жил я во дворце,

Ходил в серебряном венце.

Я сладко ел и мягко спал,

Но вот час смерти мой настал.

Лежал и бредил я во мне,

Когда она пришла ко мне —

Прекрасна, с золотой главой,

Она склонилась надо мной

И тихо молвила: «Итак,

Что в жизни сделал ты не так?

Что сделал правильно, что нет?

Дай на вопрос простой ответ!»

И я ответил, чуть дыша:

«Девица, как ты хороша!

Тебе отвечу не тая —

Земной любви не встретил я.

Пытался я её купить,

Но сын не смог сего простить.

В один из дней он просто встал

И вышел вон. Каков нахал!

Как мог ослушаться отца?

Но наказал я сорванца.

Вход в дом мой был ему закрыт,

А он для общества — убит.

Но как прикрыть для люда стыд?

И план в главе моей возник.

Бродяга, ликом походя,

Лишь раз обмолвился шутя,

Мол, «Я как сын того посла».

И эта честь его «спасла».

Он вправду был похож, тот вор

И я исполнил приговор:

Он выдан был не как беглец,

А как мой сын — всё тот подлец.

И в ясный день — и нет дождя,

За сына выдан был спустя

Лишь пару дней. И вот в ночи

Его убили кирпичи.

И бедный «сын» мой, вздох спустив,

В нелюдной улочке затих.

«На сына славного его

Напали… кто? Незнамо кто!»

Я, как положено, рыдал,

Нашёл «убийцу» — властям сдал.

Им был милейший паренёк,

Мне перешедший сто дорог.

Кто мог подумать! Жизни две

Сломал я, лишь на зло судьбе.

Бродяги, что не нужен был

И паренька, который мил.

А всё из-за кого? Бог мой!

Из-за того, кто сын родной.

Но как я мог свой лютый стан

Подвергнуть ярым языкам:

«Хотите хохму? От посла

Родился только сын осла!

Он бросил всё, ушёл один!

И кто тогда из них кретин?»

Не мог же я оставить всё,

И честь свою, своё чутьё,

Свои дома и бизнес свой…

Так будет сын мой мне чужой!

Его уже убрал давно,

И кто он? Где он? Всё равно.

Лишь для меня и для людей,

Он умер… Чёртов Иудей!...

… Незнамо сколько лет прошло,

Я жил один и как в кино,

И в ус не дул, и вина пил,

Пока мой орган не заныл.

Да-да, тот самый, главный что,

Не печень, почки — сердце то,

Которое пять раз в ночи

Всё вспоминало кирпичи…

   О чём ещё я думать мог?

Чрез зрелости шагнул порог,

Я людям лгал, и сам себе —

И наяву, а не во сне.

В моих шкафах лежали все,

Что были, деньги на Земле.

Купить страну? Продать её?

О, да, мой друг, я мог бы всё!

Но мог бы я любовь купить?

Ведь сын был прав… И как простить

Не люд, не брата, не детей,

А сам себя… Себя — сложней!

Что злато мне, зачем оно?

Отдам я всё за лишь одно:

За шанс исправить жизнь свою,

Сказать лишь фразу: «Я люблю…

Люблю не тех, кого имел,

А лишь тебя, мой сын… Ты смел!

Ты смог взглянуть в глаза мои,

И я был должен… Сын, прости!»

Я плакал тихо, без надежд,

Но вдруг… Чей голос? Чист и свеж!

Он лучик света, как слеза…

«Отец, проснись, открой глаза!»

И взору вдруг открылся он —

Мой сын, мой мир, мой Бог, мой стон…

Не верил я, да как тут быть?

Его уже успел забыть,

Овал лица, красивый нос —

О, сын мой! Как же ты подрос!

Наверно, я уже в аду,

И перед смертью, весь в бреду,

Я смог увидеть жизни цель —

Родить и воспитать детей.

Её я выполнить не смог,

Но я клянусь!!! Дать, видит Бог —

Готов уйти… Убей меня!

«Отец! Очнись, ведь это я!

Ты будешь жить, ты обещал!

Не помнишь, как в руках качал,

Меня, больного, и просил,

Что б наш господь нам подал сил.

Я здесь, я рядом, и теперь,

Готов на всё, но лишь бы дверь

В тот мир закрылась, ведь я знал,

Что ты любил и вечно ждал».

   Мне стало лучше, ведь всегда

Надежда с Верою права:

Любовь на свете выше всех!

Поверь, пойми — проститься грех

Любой, раз ты молился вслух,

Не как богач, а как пастух.

И ничего дурного нет

Признать свой страх, свой мир, свой свет…

   Я всё отдал, что взяли всласть,

Прекрасней нет, чем счастья страсть!

Я, сын мой и его жена

Живём не за долги посла,

А за его открытый дух,

И яркость чувств, и свежий слух,

Которой слышит стук сердец:

Свой громкий — он же ведь отец,

Невестки доброй, сына звук,

И вдруг ещё — родился внук...

   О, да, забыл ещё сказать,

Что та девица — наша мать.

Скажу одно, закончив повесть —

Девицы имя — просто Совесть.

   Я услышала собственный шум сердца. Кровь бурлила в венах как море в шторм — хотя бы маленький угол спокойствия — но и он уже исчез. Как тяжело и страшно признавать, но я, бывшая полубогиня, так и не смогла совершить обычного чуда — раскаяться в поступках. А он, этот мужчина, смог — он Человек! Со своими слабостями, переживаниями и нехорошими делами; со своими мыслями, мечтами и радостями. Радостями не злорадными, а бытовыми. Уставший от жизни человек, неудовлетворённый, мелкий, никогда не вглядится за окно. Он бросит мимолётный взгляд и тут же отвернётся, погружённый в тяжёлые мысли. А там, за окном, идёт жизнь! Дети счастливо визжат, прыгая по лужам первого весеннего дождя; влюблённая парочка, хихикая, кормит мороженым дворовую собаку; на усталую женщину, отдыхающую на лавочке, приземлилась бабочка; скучающей девушке мимо проходящий человек подарил только что сорванный букет одуванчиков — просто так! Такие маленький, глупые моменты — и только они помогают ощутить не минутное, а чистое счастье — за то, что живёшь, дышишь и смеёшься!

   — Знаешь, я тоже никогда не улыбался раньше. Пока не нашёл себя, не смирился, что я — не всесилен. Не бойся посмотреть на себя.

   Проговорив это, Дмитрий помахал мне рукой и уехал. Я в растерянности оглянулась. Идти было некуда — никуда не тянуло. Хотелось просто сесть на травку и щуриться от Солнца, что я сделала. Прохожие не обращали на меня внимания — похоже, подобное желание их не удивляло. Сколько прошло часов, пока я так просидела, совершенно не думая, а просто… просто дыша? Не знаю, да и не хочу знать. Пока было бессмертие, я не задумывалась о времени за достатком оного. Теперь же я не задумываюсь о нём, потому что его слишком мало.

   Бесцельно поднявшись с земли, я пошагала в сторону станции электричек — хотелось домой. Просто зайти в дом и осмотреть родные стены, потрогать их, присесть на любимое кресло. Поставить чайник на плиту и заварить вкусный чай. А потом сидеть на крыльце и тихонько пить его, наблюдая за природой.

   Добравшись до дома, я скинула с уставших плеч рюкзак и полной грудью вдохнула воздух. Как он свеж! Как я много проспала в своей жизни — в переносном смысле слова. Зато теперь я совсем другими глазами начала смотреть на мир. Глазами человека, ощутившего себя собой. И, честное слово, это самое невероятное ощущение из всех возможных!

   Налив в кружку чай, я как и хотела, присела на ступеньки и сделала маленький глоток. Возможно, история Дмитрия так сильно повлияла на меня, возможно — время пришло. Но все мои чувства стали ярче во много раз, все мысли обрели чёткость — в голове перестал творить хаос, колеблющий меня из стороны в сторону. И даже если придётся на что-то решиться, я готова.

   — Эмма, послушай, — раздался вдруг запыхавшийся голос, — Я должен тебе многое сказать.

Я повернулась — кто бы сомневался! Передо мной стоял Тимофей — весь красный и мокрый от пота. Откинув прядь волос, он оперся руками о колени и набрал в лёгкие больше воздуха.

   — Тим, мы уже говорили. И всё друг другу сказали.

   — Ты совсем ничего не понимаешь? — закричал он. — Я искал тебя не для того, чтобы посмотреть на отсутствующее выражение лица!

   — Я знаю. Ты искал меня для продолжения отношений, но, пожалуйста…

   — Ты можешь не строить из себя непонятно что? Я как последний дурак помчался за тобой с этого озера!

   — Зачем?

   — Я не думал, что ты уедешь! Я надеялся, что мы успокоимся и поговорим!

Я склонила голову:

   — Я же предупредила, что уеду!

   — Думал, ты шутишь! Пойдёшь в дом, посидишь, выпьешь, успокоишься — и тут мы придём к выводу!

   — Но я предупредила! Сказала, что уеду. Зачем все эти псевдо-трагические сцены? — оставь их для Алисы. Канючить, обижаться, искоса поглядывая на собеседника, театрально кричать и махать руками. Зачем всё это? Кто и что хочет этим показать? Собственную значимость в этом мире? Но каждый человек в нём что-то значит, и ты это знаешь не хуже меня! Просто так ничего не случается.

   — Эмма, так поступают все люди! Тем более, мы дети богов — мы терпимее, целомудренней и спокойнее!

   — Тим, ты забыл — бывшие дети богов.

   — Да нет же, мы ими были и всегда останемся! Одуванчик, выросший из семя — жёлтый, но он остаётся одуванчиком, когда становится белым! Он не деревом будет, не розой — а всё тем же одуванчиком! Также и у нас — мы рождены богами, ими мы и умрём!

   — У нас разные мнения не этот счёт, — спокойно ответила я, — пусть одуванчик и останется им же, но его качество будет другим. Ты готов в душе оставаться богом, являясь смертным, а я же признаю себя — да, я обычная, у меня нет сверх-способностей, кроме одной — я могу чувствовать. Пусть не сразу, но я смогу и полюбить.

   — Ты из-за своего характера противоречишь мне! Эмма, мы одной крови — одного происхождения. И мы должны держаться вместе!

   — Держаться за что? За прошлое?

   — Прекрати! Пусть и за него тоже, но главное — друг за друга!

   — И вместе сгинуть в пучине обыденности? Раз я стала человеком, я хочу испытать всё, что испытывает человек — хочу идти дальше! Поступить в институт, может быть; пойти на работу, увлечься чем-нибудь — к примеру, музыкой или рисованием. Я хочу жить!

   — Что тебе мешает жить со мной?

   — Пожалуйста, не дави на меня! Я недавно только узнала тебя, узнала, кто ты есть — спустя столько веков! Я узнала себя, хотя искала тоже долго — и ты хочешь, чтобы я тут же всё бросила и пошла вслед за тобой! Мне нужно время — ощутить свободу, желания.

   — Хватит красивых и умных слов! — оборвал меня Тимофей, — Ты — двуличная! Боишься собственных страхов — говоришь, что не умеешь пока что чувствовать, не умеешь плакать и улыбаться, а сама давным-давно испытываешь чувства — то же раздражение к Алисе, обиду на меня, мнительность по отношению к хрупкому миру природы! За маской прячешься, как за щитом!

   — Не надо, Тим. Не стоит оскорблений.

   — Это — правда, пусть и неприятная!

   — Вполне возможно. Но я ещё адаптируюсь к этой жизни.

   — Короче, Эмма, — Тим выпрямился, — Ты со мной или нет?

   — Мне нужно время…

   — Я жду ответа — либо «да», либо «нет»!

   — Ты жесток, — заметила я, — и слишком торопишь непонятно куда, не замечая вокруг себя никого.

   — Отвечай!

   — Вылитый Дан…

   — Отвечай!

   — Нет! Я не с тобой, по крайней мере, пока что! Я не готова к возвращению в прежнюю колею — сколько можно повторять? Я хочу идти с прямой спиной — и только вперёд.

   — Что ж, ты сделала свой выбор, — развернулся Тим и пошёл в сторону калитки, — не хочу его обсуждать, но он такой же, как и все твои выборы — эгоистичный.

   — Может быть. Но он — мой собственный.

   — Прощай, Эмма — я слишком сильно ошибся в тебе. Ты права — не стоило ворошить прошлое.

Вот он и ушёл. Куда, я не знаю. Скорее всего, всё в то же прошлое. А был ли мальчик, как говориться? Мне искренне жаль, что всё так получилось — но нельзя тянуть за собой кого-то насильно. На то и существует человек — что он волен выбирать.

   В носу подозрительно защипало. Я вытерла щёку рукой — так вот что было тогда, на озере — никакая не роса. А слёзы — обычные слёзы!

   Я вскочила с места и побежала в дом. Что пришлось мне узнать и пережить в охоте за чужими улыбками — и боль, и радость, и знакомства. И всё это — прекрасно, каждое по-своему! Все улыбки — они неповторимы. У каждого человека — своя. И она не может быть злой, улыбки злыми не бывают — усмешки — возможно.

   Тимофей прав во многих вещах, и одна из них — что я совсем забыла про себя, бегая за чужими эмоциями. А ведь именно для этих ощущений я и начала искать радость в глазах людей, именно для притока свежих сил и надежды. А получилось всё, как в сказке — бегая за нужным, забыла, как оно выглядит, нужное это!

   Я сильная. У меня всё получится — если очень и очень захотеть. А я — хочу. Пусть придётся приложить массу усилий, прочувствовать разочарования, страх, ужас, гордость, умиротворение — но всё это является дорожкой к вершине жизни. Осталось сделать всего один шаг — и я на ней окажусь!

   Я подошла к зеркалу и улыбнулась.

У меня всё получилось.