Капиталина — Сирота

Твердь земляного льда

Когда зимовщики увидели умирающую женщину, были все в шоке. Чтоб пережить такое? Даже самый сильный и шустрый здоровяк наверняка пошёл бы на дно. Что удалось выдержать этой маленькой худенькой женщине, можно было только догадываться?

Евлампий все хлопоты по уходу этого маленького существа взял на себя. Он ещё не знал, что в утробе этой женщины теплится жизнь. Рита не могла ни одеться, ни раздеться — не было сил. Когда внесли этот чурбачок изо льда в барак, в котором был закован человек, а точнее, двое, мать и будущий ребёнок. Пошли искать доктора. Да и не был он врачом. Сбежав из сельского хозяйства после срочной службы, ветеринарный врач поплыл с зимовщиками на Северный полюс, хоть мало — мальски заработать. Он хорошо знал закон о том, что специалистов сельского хозяйства ни на какие производства на работу не принимать, даже в строители, каменщики, не то, что строительные, даже в дворники. Людей вылавливали, имеется в виду агрономов, зоотехников, ветврачей. Могли без всякого на то основания упечь за решётку. Кому хотелось в тюрьму? А никому. Это была якобы хрущёвская оттепель. А на самом деле это было новое закрепощение. Оттепели не было. А во все голоса кричали и обливали грязью И.В.Сталина. Так Н.С.Хрущёв утвердил себя, как «Кукурузный король», землепашец и, вообще, большой друг аграрий. А на самом деле было так в государстве: не было белого хлеба, чёрная буханка каравая доставалась по большой очереди. Не говоря уже о такой мелочи, как обыкновенные мужские носки. Зато росла кукуруза, и бились в драку за болоньевыми плащами.

И вот пошли за врачом, чтобы тот в свою очередь помог вылечить почти умирающую буфетчицу. Галопом Евлампий сбегал за ним. Врач нежился в постели, не предполагая, что его ожидает? Медленно, не торопясь, оделся. Покряхтел в бородку, как это он умел делать для солидности, и, прихватив баул, «медленно поспешай», побрёл по весеннему ледяному насту. Этот человек не любил свою работу. Недаром же он «спикировал» с Большой земли на Малую за длинным рублём, да и чтобы не месить навозную жижу на ферме. Куда чище и лучше ходить по чистому, по вечно белому снегу и льду. Дышать свежим морозным воздухом. Доктор не то, чтобы был без таланта, он просто выбирал лучшее для своего обитания, как рыба. Не зря гласит мудрость : «Рыба выбирает, где глубже, а человек, где лучше. Более всего ему нравилась астрономия и геология, последняя и повергла его «прищвартоваться», можно сказать, кинуть концы к зимовщикам, ибо те добывали уголь, где нет-нет да всплывали из пластов чёрного угля разные металлы и необыкновенной красоты кристаллы аметистов, смарагдов. Медленно шагая, он свой взгляд остановил на небо и увидел шикарные звёзды на бархатно-чёрном небе и сполох.

-Гм! Опять сполох, а ведь он чаще бывает только зимой. Удивительно на Севере нет-нет да и возникнет сполох в весеннее время — вот, что значит Север Крайний! Сам про себя подумал: «Полюбуюсь! Когда ещё такое увидишь?» — совсем забыв о больной буфетчице.

На небе отлично виднелись, сверкая и, переливаясь, Северная Корона, Волопас, Геркулес.

Облака на небе совсем, совершенно летние, картинные. Вот обозначилась полынья, сквозь которую нестерпимо бьёт ярко свет. Вода отсвечивает расплавленным серебром. Всё шире полынья, всё ярче свет. Вот уже добрая одна третья неба чистая, и радует глаз умытой, чуть выцветшей бирюзой. А по горизонту кое-где обозначились кудеряшки, далёких отсюда тучек. Лучи упёрлсь в сочащийся холодным дождём облачный занавес, и он неприметно для глаза всё дальше и дальше отодвигается к горизонту. Погода с другого конца Света вновь натягивает облачную хмарь.

А вот уже и барак, где ждёт не дождётся больня.

Войдя в дверь, доктор спешно разделся. Из баула вытащил инструментарий, который ему, как доктору, необходим при любом вызове к больным. Пощупал пульс, измерил давление, прослушал и простукал грудную клетку и проговорил:

-Я тут ничего не слышу — всё чисто.

Далее осмотрел и потрогал живот, тоже никаких изъянов медицинской патологии не нашёл.

Евлампий уже стал сомневаться в компетенции врача, но внимательно выслушивал, не возражая специалисту.

Доктор, достал шприц, чтобы сделать укол. И вдруг он у него выкатился из рук на пол. Независимо от этого врач поднял его, обтёр белоснежной салфеткой и начал вводить хлористый кальций в вену, но игла, как назло, доктору, вынырнула из вены и часть лекарства попало подкожно. Маргарита застонала от боли. Боль в руке усилилась через час. После чего врач наложил мазевую повязку, на том и покинул больную.

Врач медленно и, не спеша, поплёлся в лазарет. К этому времени погода резко поменялась. Поднялся ветер, разметал тучи. Их клочья уже стелются низко, уходя куда-то в ледяную твердь и далеко за горизонт. Тучи, как мертвецы, уходили в неведомую бесконечность. Солнце воспламенило вечный ледник. И вот его уже нет. Оно скрылось, предвещая темень. А тучи, как траурный чёрный занавес, спешно затягивают небосклон. Ветер северо-западный, холодный, не успокаивается.

-Хм! К чему бы это? Чует моё сердце — это не к добру. Снова взглянул в небо и медленно добрёл до лазарета.

Рита металась в постели, крутился и кружился возле неё Евлампий, всячески успокаивая и внушая ей, что это временно, что она скоро поправится. А между тем состояние буфетчицы не налаживалось. Евлампий подсчитал, что уже двенадцатый день, а здоровье буфетчицы «воз и ныне там». Рита молчит, набычившись, Евлалию не молвит слова, только благодарит его. Вспоминает Петрова, своего любимого, ради которого она, будь она не ладная эта полынья, в которую она попала. Не случись с ней этого. Не лежала бы она сейчас в изнеможении, и не крутился бы это рыжий Евлампий около неё, который был ей не то, что ненавистен, но любимым точно не был.

Вновь рысью Евлалий побежал в лазарет за врачом. Врачу подробно, пока тот одевался, рассказал, что улучшения нет — и не предвидится. Что ему, Евлампию, теперь ждать и каким образом за ней ухаживать?

-Не гоните пургу! Здесь на Севере гнать её не надо. Она сама себе хозяйка. Хочет — задует, а захочет и утихомирится. Надо по косточкам её просмотреть, пощупать, простукать, наконец, войти в любовные веси и более того просмотреть на счёт женских болезней. Сейчас, в спешке, я Вам, Евлампий, ничего не могу сказать. Самое главное её надо разговорить: это я поручаю вам, а остальное — это уже моя работа.

-В том— то и дело? Она скрытная. Орешек твёрдый — не быстро расколешь! Как уж я к ней не ластился? Так нет, всё время отшвыривала, как несмышлёного щенка. Да и кто их, женщин, знает? Они, как погода на Севере, то тишь и благодать, то неизвестно, откуда ветер задует.

-Хочешь— не— хочешь, а придётся к ней так подъехать, на всех парах, чтобы истину узнать, что и как, и почём её здоровье? В обратном случае не мужики мы, коль нами можно вертеть под носом, как мышь перед котом, которую кот же и поймал. Так за редкими репликами двое мужиков рассуждали о больной. Шли в барак, где лежит и корчится от боли больная, любвиобильная Рита. Каждый думал о своём.

А между тем начала налаживаться погода. Ещё утром небосвод давил серостью и сочился мелким дождиком, а к обеду неизвестно откуда ветер разогнал и порвал в клочья, надоевшие за месяц облака, и солнце радостно светило.

— Вот и погода налаживается, наконец! Поправим и здоровье буфетчицы, дай-то Бог! И снова наступила гробовая тишина между спешащими на помощь больной. Погода наладилась. Солнце светит. Облачность на небе самая разная. По горизонту низко стелются обрывки недавнего ненастья. Там и тут виднеются перистые облака, и всё это пронизано животворными солнечными лучами. Всё радуется солнцу, только не Рита, Евлампий и доктор. Солнце, как назло, светило ещё ярче.

31 марта 2016 год,

Крайний Север,

Больничный Городок.

Фото автора.