Абрикоскина — Зарисовка о Бозкурте

Поздняя осень на юге выдалась дождливой, но буйство красок ещё радовало глаз: разноцветные монетки — листья на деревьях и кустах. Солнышко щедро осыпало самоцветами и золотом и, довольное, важно плыло по голубому небу. Забава, дочь старосты, жмурилась от ласкового солнца. Она любила своё село, в котором родилась и выросла, несмотря на опасное соседство с хищниками. Кишела бескрайняя степь дикими животными.

Однажды, девушка заметила рысь. Успела спрятаться в овраг, и затаив дыхание не сводила взгляд с грациозной спины рыси. Кошка, сжимала зубами жалобно скулящего волчонка, и брела в сторону леса.

Сердце Забавы замерло от страха. Нет, не за себя, а за бедного щенка, завтрака для дикой кошки. Солнышко катилось к горизонту, и туман медленно окутывал лес, но жалость к щенку толкнула её на риск. Забава прокралась по оврагу к логову рыси и притаилась. Вблизи кошка была красавицей. Шерсть блестит, упитанная. Взгляд цепкий. Значит свою добычу не упустит. Выждав, когда хищница скроется в чаще, девушка пробралась в нору под корнями столетнего дуба. Щенок не скулил, он спал, уткнувшись мордочкой в прелую кучу листьев.

Забава засунула детёныша волка себе за пазуху кацавейки. — Нужно выбираться отсюда.

Когда девушка подходила к своему дому, ночная мгла уже опустилась на землю.

— Сейчас я покормлю тебя, малыш. — Шептала она, нежно прижимая тёплый комочек к груди.

***

Прошли годы. Села давно не было. Лишь одинокий небольшой дом из ракушечника стоял на холме поросшем корявыми ивами, раскидистыми орехами и огненным по осени барбарисом. У замшелого колодца сбоку, на тонкой доске, жбан, охваченный кольцами обручей. Неподалёку ютились сараи и погреба. Внизу журчала тонкой лентой река. Дальше раскинулась бескрайняя степь. Весенние ветры приносили горький запах диких пионов. Изредка на хутор забредали путники. Вот и сейчас..

Чужак шёл с севера. Поводья он держал в руках, лошадь шла смирно, пряла ушами и изредка настороженно фыркала. К богато отделанным серебром седлу была приторочена сума воловьей кожи. За спиной мужчины  висел меч, на поясе кард в широких ножнах. Воин повернулся к закату, и поклонился солнцу. На груди распахнулась льняная рубаха, блеснул золотом амулет.

Путника заметили из окна. Дверь избы скрипнула, на кособокую ступеньку вышел хозяин; выбеленный временем старик. Воин почтительно склонил голову.

— Здрав будь. Долгие лета, дом пусть будет полной чашей!

— И тебе не хворать за добрые слова. Кто ты?  — Старик, опираясь на деревянную клюку, подошёл к незнакомцу ближе.

— Ищу священный дольмен. Мой батюшка сказывал, кто рукой за него подержится, тот мысли обретёт в сердцах людей читать.  Матушка говорила от степи - прародительницы святую силу богатырскую можно заиметь.

— А не боишься? Кому сила та будет дана, прежним не станет. Степь преобразит по своему разумению.

— Не боюсь. — Воин склонил голову ещё ниже перед старцем.

— Поздно уже, с утра в путь отправишься. Лошадь напои-накорми, и заходи в дом гостем, вечерять будем.

Воин разнуздал лошадь, и подвязал на морду суму с овсом. Колодезную воду налил в желоб из чёрного ореха, подвёл животину. Кося лиловым глазом на хозяина, лошадь фыркнула. Что-то настораживало мужчину, будто по груди Эрлик-змей скользнул. Но он отмахнулся от дум невесёлых и вошёл в дом.

На широком столе нехитрая снедь; краюха чёрного хлеба, яйца, овсяная каша, миска с мёдом да кувшин с квасом. Хозяин расстелил на дубовой лавке доху.

— Небогато у меня, ешь и ложись, утро вечера мудренее.

— Благодарю, почтенный. Имя моё Бозкурт, сын Тенгри и Умаи. — Прялка в хате есть, хозяйка ваша где?

Старик  ничего не ответил и молча вышел из дома.

Луны не было. Густая, как смола, темень. Редкие звёзды мерцали сквозь рваные космы туч гонимые беспокойным ветром. Не спалось Бозкурту. — Искупаться бы, — подумал он. — Может тогда и сон придёт.

Спустился мужчина по извилистой тропинке к речке. Меч положил в седельную сумку, нож, немного подумав, оставил. Скинул рубаху, мягкие сапоги стянул с ног. Штаны, прошитые кожаными тесемками, повесил на сук ветлы. Средь камыша воздух был пропитан запахом тины. Зашёл в тёплую воду, окунулся, встряхнул длинными волосами. Отражалась луна золотом в амулете, что на груди воина висел.

Камыши зашелестели, обернулся мужчина на звук. Недалеко скалился, разбавляя тишину рыком, огромный волк.

— Откуда взялся? — Воин крепче сжал нож и дотронулся до амулета.

Волк осклабился. Страшно стало Бозкурту. Выскочил на берег, схватил одежду, меч и помчался. Мысли туманились, сплетались в морок. Сердце стучало и рвалось из подреберья.

Около лошади ужаснулся. Над трупом склонились волчата и, облизывая клыки, радостно молотили воздух хвостами. Жутко воину стало. Эрлик-змей переполз из груди на голову, и ткнулся в виски. Испарина покрыла лоб, руки не слушались; ладонь разжалась, и кард упал на землю.

— Мой он,— радостно завизжал один из волчат.

— Наш! — затявкали остальные.

— Всем хватит. — Послышался голос  хозяина дома. — Оберёг снять вначале нужно.    Забава, помоги. — Старая волчица облизнулась и пошла на  человека.

Рукой пошевелил Бозкурт, пополз пальцами к амулету. Железо вспыхнуло, обожгло плоть. В голове ясно, как путы спали. Поднял с земли нож. Вдруг, сильный ветер налетел. Рвал в клочья дом, колодец. Лишь остались на холме воин и оборотни; мощные звери. Между ними, появился из-под земли колдовской дольмен,  отражая неровными боками свет равнодушной луны.

— Прочь нечисть, я воин Бозкурт! Силой матери-степей заклинаю!

Шерсть на загривке зверя встала дыбом, взвилась она в воздухе — горло воина достать пытаясь. Тени изгалялись над Бозкуртом в диком танце. Потянул амулет  неподъемным бременем. Воин упал на землю, а оборотень Забава металась вокруг  в брызгах крови. Амулет канул в глубину,  блеснул на прощанье. Слёзы текли по лицу бесстрашного воина — видать с корыстной целью пришёл, силушку хотел всю себе забрать да понял, что самонадеянно и жестоко просчитался. Бессильная рука не нуждалась более в оружии. Бозкурт мучительно покидал этот мир. Прильнув к его шее, причмокивала Забава — оборотень. Вгрызалась в печень, вынимала сердце.

Тошнотворный приторно-сладкий запах крови висел густым смрадом в воздухе.  Зубастые чёрные тени отделились от костей, лежащих на земле — всё, что осталось от славного Бозкурта. — Тебя не убили, если бы сам не позволил. Корысть наказуема. Я — единственный хранитель силы дольменов.  Оборотень — волк расхохотался.

  ***

Горизонт над степью запылал адским пламенем. Далеко, на площадке сторожевой башни, стояла печальная Умай, богиня смерти и времени. Она сильно скучала по своему сыну Бозкурту.