khomitchouk — Муха — Двадцать девятая и тридцатая главы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ВОТ ЭТО ДА!

Как же нам с Олегом повезло! Он начал работать деканом факультета в университетской школе иностранных языков. Ну и преподавателем тоже. Он ведь один там русский. Ему знакомый из мэрии помог туда устроиться. Это так здорово, я слов не могу найти от радости. И зарплата у него раза в три больше, вот ведь все мне завидовать будут! Нас — русскоговорящих из Беларуси — в Сарагосе уже много: Олег с Андреем кучу своих сокурсников сюда притащили, дураки. Один Алекс чего стоит, такой весь из себя пижон, одет с иголочки, парфюмом французским за километр от него несёт, бизнес какой-то крутит с недвижимостью, хвастается всегда. И жена его — та ещё воображала, будто бы не знает, какой у неё муженёк гуляка. Потом Саша, с которым Олег на Кубе был, и Юра с женой Светой. Целый табор, короче. Мы с Олегом теперь утрём им всем нос.

Олег недавно рассказывал о своей работе. Говорит, интересно очень, хоть и трудно. А недавно туда Хуан Карлос заявился, устроил какой-то скандал не понятно из-за чего. Он, кстати, намекал мне, что раньше в его колледже Олег шуры-муры с одной из преподавательниц крутил. Я так разозлилась на мужа, что и близко не подпускала к себе по ночам. А потом узнала, что это ложь, потому что Хуан Карлос сам на Олега запал и хотел его скомпрометировать в моих глазах. Я чуть с ума не сошла от этой новости, не представляю себе, как это мужчина может влюбиться в другого мужчину. Ужас! Между женщинами это, по крайней мере, красиво. А тут гадость какая-то.

Я пристала к Олегу с расспросами и кое-что у него выведала. Как-то однажды минуты за три до начала урока возник на лестничном пролёте этот мужичок с залысинами и издалека закричал, обращаясь к моему мужу:

— Олен, дорогуша ты моя! Как же я по тебе соскучился, дай-ка я тебя расцелую.

Картина Репина «Не ждали». Олег оцепенел. Студенты рты пооткрывали. Короткая немая сцена.

— Ну, что же ты застыл? Иди ко мне, любимый! — продолжал орать придурок.

— Хуан Карлос, прекрати этот цирк, — подал голос Олег.

— А что такое? Забыл уже нашу вчерашнюю ночь и знать меня не хочешь?

— Послушай, давай пройдём ко мне в кабинет и всё обсудим.

— Давай, я с радостью останусь с тобой наедине!

Под недоуменными взглядами студенческой массы они поднялись по лестнице и прошли в кабинет. Ударил Олег его сразу, используя движение двери при закрытии. Всадил снизу в подбородок всю свою силу и ярость, как он мне говорил. Противник пал, ударился башкой о пол, пытался встать. Олег не позволил и, нагнувшись, прорычал:

— Хуан Карлос, слушай меня внимательно. Ты прекрасно знаешь, я —эмигрант, иностранец. Мне нечего терять. Я тебя просто убью. Исчезни из моей жизни.

Неизвестно, что там больше подействовало, эти слова, боль от удара или озверевшее выражение лица Олега, но его поклонник с трудом таки поднялся и убрался вон. Как оказалось позже, навсегда из нашей с мужем жизни.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. ЛЮБОВЬ

Недавно Алина пытала меня вопросами о Хуане Карлосе. Я ей рассказал. Почти всё.

На уроке мы русским языком не занимались в тот день. Я попытался разъяснить своим студентам, что это был директор частного колледжа, где я работал раньше преподавателем английского языка. Он и в колледж-то меня взял с прицелом на будущую близость. Не раз пытался её добиться, шантажировал видом на жительство, зарплатой. В конце концов уволил, а в университет заявился ради маленькой гнусной мести.

Странное дело: может, во многом поэтому я сблизился потом с Мартиной. После урока — он был последним — я отправился домой пешком. Молодая женщина шла впереди, я её окликнул, нам оказалось по пути.

— Н-да, ничего себе историю ты нам сегодня выдал, — обронила она с улыбкой.

— Тебе смешно, а мне не очень, — ухмыльнулся я, — у меня таких историй целая коллекция.

— Ну-ка, ну-ка, поведай ещё что-нибудь.

— Зачем тебе?

— Просто интересно, никто ведь про такие вещи не рассказывает.

— Да ну его...

— Расскажи-и-и.. — протянула Мартина детским голосом, состроив просительную гримасу.

Пришлось рассказать: не смог отказать женщине, тем более француженке.

Сейчас пишу и пытаюсь вспомнить, почему я подружился с ней. Ведь её красоту нужно было разглядеть где-то внутри. Она носила большие аляповатые очки, которые совсем её не красили. Да и не обращал я тогда особого внимания на неё. Мне понравилось говорить с ней. Может быть, потому что французская культура сродни русской в большей степени, чем испанская. Она не то чтобы выражала схожие мысли или соглашалась с моими взглядами. У неё образ мышления другой, не испанский. Он более близок мне. Так мы и стали подолгу ходить пешком и болтать. Тембр её голоса, кстати, завораживал. Мы оба много курим и поэтому говорим с хрипотцой, а она ещё и грассирует так забавно иногда. Её интерес к русской истории, обычаям и жизненным привычкам был искренним, неподдельным. Это тоже импонировало мне. Она многого не понимала в наших славянских ухватках и смешно их истолковывала. Я смеялся и называл её недалёкой. Тогда в ней просыпался дух французской революции, и она поносила русского супостата на чём свет стоит.

Как-то постепенно она стала привлекать меня. Очки сменила, что ли. Я очень хорошо помню, как обольстил её и затащил на... полку. Мы были в Киеве, куда я привёз своих студентов, и один знакомый оставил мне ключ от своего офиса. Он оказался огромным — настолько, что лихие предприниматели в одной из комнат оборудовали сауну. Мартина долго не могла прийти в себя: офис с сауной! Удивление сменилось ступором, когда спустя некоторое время в эту сауну, где мы с ней уединились, ворвались милиционеры с автоматами. Мы едва успели одеться, заслышав шум взламываемой двери, и очутились под дулами трёх АКМ. Ох и болван же я! Приятель ведь предупредил, что всё здание находится под сигнализацией, даже код дал от неё, а я забыл. Это сейчас мы хохочем при воспоминании о нашем аресте и последующем допросе, но тогда было не до смеха.

Она долго не могла привыкнуть к моим выкрутасам. И когда кто-нибудь сейчас говорит, в шутку или всерьёз: «И как ты только терпишь его?», она лишь улыбается и пожимает плечами. А я подливаю масла в огонь:

— Я тоже не понимаю. Мне самому-то не удаётся выносить такого идиота — а ты героически держишься!

— Это потому, что ты смешной и слабый, тебе хочется помочь. Всего лишь, — отвечает она и смеётся.

Она не раз помогала мне. А потом практически спасла.