Марк Адам — Мицелий

— Лепота…

Забросил щелчком окурок подальше от крыльца. Прыгая поочередно на одной ноге, натянул рыбацкие сапоги. Накинул старенькую джинсовку на плечи. Тяжеленный рюкзак и сумка, забитая под завязку оборудованием. Полная боеготовность. Можно выдвигаться.

Широко шагая по влажной от утренней росы траве, я безуспешно пытался поймать интернет.

«Засада. Ни малейшего намека на сигнал… »

Моим айфоном в этих краях можно было разве что гвозди забивать. Ну или от диких зверей отбиваться. Приходилось обходиться по старинке — учебники, справочники, тетради. Особенно выручало секретное оружие, откопанное мною в самых недрах университетской библиотеке. Там, под сантиметровым слоем пыли, в куче списанных пособий я обнаружил еще советский томик «Загрязнение водных экосистем». Главное, что материал из этой книги полностью игнорировался антиплагиатом, незасвеченный на сетевых просторах в силу своего почтенного возраста. Безбожно передирая оттуда девяносто процентов текста, я буквально доводил своего научного руководителя до экстаза. Если не до оргазма. Эта пышная румянощекая женщина вообще ни черта не понимала в биоэкологи. А я… я просто не любил всю эту воду — цели, задачи, актуальность работы и прочая гостовская мутотень, от которой меня откровенно тошнило еще в универе, а уж в аспирантуре…

Исследования, заборы проб, анализ материала. Разве не это значит заниматься наукой? А не бесконечное переписывание одних и тех же заученных фраз, клеймом выжженных на многострадальном сером веществе. Долбаные канцеляризмы.

Вытянув в очередной раз драгу, выскреб донный материал в небольшой контейнер. Промыв ловушку, я разложил свою походную лабораторию. В ноздри шибанул резкий запах раствора формалина. Аккуратно извлекая пинцетом беспозвоночную живность из грунта, переносил их в баночки с четырехпроцентным раствором, условно разделяя материал на фильтраторов и грунтоедов. Долгая кропотливая работа, ничего с этим не поделать.

Осталось взять пробу воды сачком и можно топать домой, отсыпаться. Возиться с ситом и чашкой Петри сейчас у меня не было ни малейшего желания.

«Пес с ними. Вечером разберу. И таблицу биотического индекса сразу же и заполню».

На обратной дороге, несмотря на довольно раннее время, солнце порядочно подпекало. Сняв джинсовку, я обмотал ее вокруг талии, завязав рукава в узел на поясе. Идти сквозь высоченные заросли, да еще и с полным набором выездного эколога, было не просто. Осока в человеческий рост настырно хлестала по лицу, норовя попасть по глазам. Ноги утопали в болотистой почве по голень, а в сапогах хлюпало.

«Боже! И как я только умудрился промокнуть? В кирзачах, блин, по колено!»

В край замотавшись, я сделал небольшую остановку, скинув с себя все оборудование. Усевшись верхом на рюкзак, принялся стаскивать сапоги. С левым все было в порядке, никакого намека на дырку или отходящую подошву. Когда я снимал второй, что-то кольнуло меня в большой палец ноги. При осмотре в нем обнаружилась здоровенная гнилая заноза.

«Замечательно! Просто супер! Осталось только коней двинуть от сепсиса в этом колхозе… Чисто тургеневский выйдет сценарий!»

Благо, кроме растворов формальдегида различных концентраций у меня с собой был небольшой пузырек чистого этанола. Обработав пинцет, я принялся ковырять занозу.

«Зараза! Глубоко вошла!»

Спустя несколько минут мучений, мне удалось выкорчевать проклятую щепку. В образовавшейся ранке медленно набухла темная капля крови. Густая, почти черная, она словно нехотя увеличивалась в размерах.

«Странно. Салицилку надо попить перед сном, а то так и до тромбоза можно дотянуть».

Наложив несколько слоев бинта, я, не придумав ничего лучше, обернул ступню в целлофановый пакет, чтобы она не соприкасалась с грязной водой, пропитавшей сапог изнутри. Так и побрел, слегка прихрамывая, в сторону поселка. От хорошего настроения не осталось и следа…

Телефон Маргариты Павловны мне дали на кафедре биоэкологии. Сказали, мол, позвони — договорись насчет проживания у нее. Все же лучше, чем фигачить сорок километров на автобусе до ближайшего приличного водоема, пригодного для моей кандидатской. Тетка была доктором биологических наук, много лет преподававшим в универе, правда задолго до моего обучения. Специализировалась она в конце карьеры на микологии — и вроде как достигла немалых успехов на грибном поприще.

После выхода на пенсию Маргарита Павловна перебралась жить за город со своим мужем — отставным военным хирургом. Детей у них вроде бы как не было, и всю свою любовь она перенесла на грибную теплицу, в которой выращивала некоторые довольно экзотические разновидности представителей этого царства.

Мадам оказалась просто очаровательной — добродушная и простая, как три копейки, несмотря на солидный научный и педагогический стаж. Общаться с ней было одно удовольствие. Болтала без умолку обо всем, в отличие от мужа Аркадия Викторовича — флегматичного молчаливого мужика. С первого же дня я легко нашел с ними общий язык. Относились они ко мне как к родному, да и за проживание с пропитанием брали сущие копейки. Неудивительно, что первую неделю я откровенно промаялся дурью, забив болт на работу. Словно вернулся в беззаботное детство. Лето, деревня, бабушка. Классика…

— Псс, Антох. Пивка не хочешь?

Я лениво разлепил глаза. Солнце пробивалось сквозь верхушки двух старых тополей, в гамаке между которыми покачивалось мое бренное тело. Из приоткрытой двери погреба торчал Викторович с заговорщическим выражением лица.

— А что? Есть?

— Обижаешь. Холодненькое. В самый раз.

Долго уговаривать меня не пришлось. Соскользнув со своего лежбища, я юркнул за Аркадием в спасительную прохладу погреба. Конструкция его мне порядком доставляла — внешнее это был холм высотой метра в два, сплошь покрытый густой травой газонного типа. Ну, чисто хоббичья нора из книжки Толкиена. Жаль, дверь была обычная, а не круглая.

Викторович восседал внизу на каком-то деревянном ящике, выкрашенным в зеленые армейские цвета. Я расположился на обшарпанном табурете напротив. Между нами стоял пластиковый пивной ящичек с двумя десятками запотевших бутылок. Аркадий извлек парочку, протянув одну мне.

— Вот, блин! Открывашку забыл! Старый осел!

— Да ладно вам, Аркадий Викторович. Мы сейчас ее об уголок…

Я зацепился жестяной крышкой за край металлического стеллажа, уставленного пузатыми стеклянными банками с соленьями. Ловкий удар низом ладони, от которого крышка с негромким пшиком слетела с горлышка, и, звякнув, упала на пол.

— Ай, красавец! С тобой не пропадешь, студент.

Вскрыв бутылку и своему компаньону, я сделал глоток дешевого пива. Откинулся спиной на прохладную стену погреба, покатал языком по нёбу легкую хмельную горчинку. Такой пивас я и, правда, не пил со студенческих лет, когда приходилось выживать на пятьсот рублей в неделю, еще и, умудряясь не только чем-то с переменным успехом питаться, но и бухать.

Последние года три-четыре у меня была вполне себе неплохая подработка репетитором по биологии и химии. Родители нерадивых одиннадцатиклассников были готовы платить любые бабки, лишь бы их тупоголовое дитятко попало в ВУЗ, а не в армейку. Незаметно для самого себя я стал завсегдатаем крафтовых баров, где попивал какой-нибудь имперский стаут или квадрюпель, оттопыривая мизинчик, с одухотворенной физиономией потомственного аристократа.

Но летняя жара имеет замечательное свойство превращать любое копеечное пиво в божественный нектар. Потягивая эту освежающую амброзию, я расслабленно окинул взглядом внушительное пространство погреба. Ровные бетонные полы, длиннющие полки стеллажей. Это сильно отличалось от той картинки, которая часто всплывает в голове, ассоциируясь со словом «погреб». Никакой грязи и затхлости, капель конденсата, стекающих с потолка…

«Господи! Да здесь чище, чем в моей квартире!»

Дальняя стена была облицована панелями нержавеющей стали, это трудно было разглядеть через несколько рядов плотно уставленных полок. Свет от люминесцентных ламп туда почти не доставал, из-за чего металл тускло бликовал лишь под некоторыми углами.

— Викторович, это что у тебя там? Что еще за ностальгические дизайнерские решения? — спросил я, указывая рукой с бутылкой в направлении стены.

— Эмм. Антош, ты о чем вообще?

— Да вон же, там. Как морг… или операционная. Жуть какая-то.

— Ой, ну ты как что скажешь! Хоть стой, хоть падай! Просто для лучшей теплопроводности сделано. Так, вроде бы, все хранится лучше. Хрен его знает, если честно. Тут Марго всем заправляет, она у нас и дизайнер, и прораб. А я — так, исполнитель. Я ж человек военный, привык выполнять приказы. А она у меня такая мадам, видел бы ты ее лет тридцать назад. Чисто, генерал в юбке.

— Верю. Студенты, небось, ее как огня боялись?

— А вот тут мимо. Марго — педагог от бога, ученики ее просто обожали. У кого она вела эту свою… микологию, ее прозвали «грибной феей». Любя, конечно.

— Ох, в наши дни такое прозвище трактовалось бы несколько иначе… Кроме шуток, это круто. Хорошо, когда преподаватель — творец, и работает от всей души. Сейчас кругом одно сплошное: «Мы никому и ничего не должны. Это просто наша работа…».

— Время нынче такое, Антош. Все какое-то тусклое, безжизненное… даже люди. Имитация одна. Спектакль уехал, декорации остались…

— Ладно, Аркадий Викторович. Труба зовет. За пиво спасибо — освежился.

— Да не за что, Антош. Давай-давай, грызи гранит науки. А мне пора за Никой на станцию ехать.

— Она сегодня возвращается?

— А что? Соскучился, поди? Ромео наш миллениальный.

— Ой, ну ладно вам! Скажете тоже! Мы просто общаемся!

Третий час кряду я копался в собранных образцах личинок, для определения биотического индекса пресноводной экосистемы. Ручейники, поденки, веснянки. Результаты радовали — количество групп было обнаружено просто запредельное. Значит, объемный пласт практической работы подходит к концу. Удача явно была на моей стороне.

«Надо бы завтра в город метнуться. Воду прогнать в лаборатории на микроорганику для индекса Гуднайта».

Приоткрыв чердачное окошко, я закурил. Тут на меня напало странное ощущение — мысленное зависание, причем не на конкретную тему, а некое помутнение. Некий ступор. Зрение перестало четко фокусироваться на предметах, все вокруг словно подернулось туманом. Как по накурке…

— Эй! Ты где? В каких облаках витаешь? — вырвал меня обратно в реальность звонкий, немного насмешливый голос.

Я ощутил прохладное прикосновение к своей руке. Расплывчатый силуэт обрел резкость, превратившись в склонившуюся надо мной Нику. Улыбка сползла с ее лица, когда она увидела мое оцепенение.

— Эй! Антон! Ты меня пугаешь! Что с тобой?

— Да… да все нормально… просто что-то нахлынуло. Может на солнце перегрелся…

В эту секунду сигарета, дотлевшая до самого фильтра, обожгла мне пальцы.

— Сука! — вскочил я как ошпаренный, отшвырнув окурок в окно. — Вот же зараза!

— Блин, Антон! С тобой определенно что-то не так.

— Нормально все со мной. Говорю же, обычный тепловой удар. Сегодня пекло под сорок градусов было.

— Точно?

— Точно-точно. Не переживай. Не сахарный — не растаю.

— Тогда спускайся ужинать. Хорошо?

— Слушаюсь, товарищ майор! — шутливо отдал я честь. — Только работу свою закончу. Дайте минут десять.

— К пустой голове не прикладывают. А была бы не пустая — так и не перегрелся бы. Ладно, не засиживайся тут со своими букашками. Не ровен час, еще в голодный обморок упадешь.

Ника нежно потрепала меня по небритой щеке и пошла к лестнице. Мой взгляд невольно привлекли две приятные округлости, располагавшиеся ниже ее поясницы.

«Ёшкин кот, две недели вдали от цивилизации, и я превратился в грязное животное, движимое базовыми инстинктами. Возвращаюсь в лоно дикой природы, не иначе».

Решив выкинуть мысли о девушке при помощи усердной работы, я вернулся обратно к своему анализу беспозвоночных. Минут через пять лестница на чердак опять заскрипела — Ника поднималась с подносом в руках, который она аккуратно поставила на свободный край стола.

— Маргарита попросила принести тебе ужин, переживает за тебя. Чтобы не спускался лишний раз.

— Ох, ну и заботливая же она. Прямо курица-наседка.

— Не бухти. Давай, лопай быстро, а я пока твоих червяков порассматриваю.

— Это личинки…

— Зануда!

Уплетая гречку тушеную с луком и грибами, я украдкой поглядывал на Нику. Она разглядывала в лупу содержимое чашки Петри. Красивая, с бледной кожей и длинными черными волосами, Ника была похожа на Белоснежку из детской сказки. Девушка словно почувствовала мой взгляд — подняла глаза и улыбнулась.

— Вкусно? — спросила она.

— Очень. Я конечно не веган, но стоит признать — грибы неплохая альтернатива мясу. Вот только, хоть убей, не могу понять, что за грибы такие.

— Ну, это же Маргарита Павловна. Очередная экзотика. Шиитаке, наверное. Чай пей. Он с травами. Чтобы спалось крепче.

— Козленочком не стану?

— Не станешь. Ты уже и так… полноценная взрослая особь.

— Фу, как грубо!

— Как там… Не сахарный, не растаешь, — она вернулась обратно к изучению личинок. — Гадость-то какая! И как тебе только не противно возиться с этой мерзостью?

— А фиг его знает. Не припомню, чтобы с этим у меня были проблемы. В некоторых странах насекомых вообще едят… — пожал я плечами.

— Да ты издеваешься! Я теперь не засну! Спасибо большое!

— У меня друг в Тае пробовал жареных гусениц. Рассказывал, что похоже на попкорн. Похрустывают на зубах.

— Все! Иди ты в баню! — Ника зажала уши руками. — Доел? Отдавай тарелку!

Она начала убирать со стола. При свете лампы я заметил большие синяки у нее под глазами, частично скрытые слоем тональника. Бледная кожа вблизи выглядела болезненной.

— Ты как себя чувствуешь? — осторожно спросил я.

— Нормально, спасибо, — ответила Ника, поправив прядь волос. — Просто устала. Последние несколько дней плохо сплю. Душно.

— Да уж. Жара давит. В городе сейчас вообще можно повеситься. Кругом бетон раскаленный. Натурально крематорий.

— Господи! Ну и сравнения у тебя!

— Извини, не хотел.

— Хотел. Я уже почти привыкла. Почти. Ладно, пора баиньки. Доброй ночи.

— Сладких снов.

Ника ушла. Я поработал еще полчаса, параллельно прихлебывая чай. Во вкусе явно читалась ромашка и душица, и что-то незнакомое. Работал отвар отменно — к концу второй чашки глаза начали слипаться. Решив отложить на завтра то, что должен был сделать сегодня, убрал оборудование и потушил лампу. Усевшись на подоконник, прикурил от спички.

Небо было сплошь испещрено яркими огнями звезд. Узкая полоска месяца заливала пространство вокруг мягким светом, серебрившим верхушки деревьев.

«Да… в городе такого не увидишь».

Ника села на край моей кровати. Она была обернута в простыню, придерживая ее руками на груди. Склонившись над подушкой, девушка поцеловала меня в губы. Инстинкт сработал безошибочно. Я обнял Нику одной рукой за талию, а другой за плечи, пылко отвечая на поцелуй. Она была не против продолжения, я чувствовал это на каком-то животном уровне сознания. Приподняв Нику, как пушинку, я уложил ее на кровать, не разрывая объятий. Простыня соскользнула на пол, открывая обнаженное тело. Кожа девушки в лунном свете казалась белоснежно-мраморной. Я начал целовать ее в шею, медленно спускаясь к ключицам. Небольшая упругая грудь с темно-коричневыми сосками поднималась и опускалась в такт с ритмичными постанываниями Ники. Мои руки и губы продолжали скользить вниз. Плоский живот, бедра, лобок с аккуратной стрижкой… еще ниже…

Пальцы девушки сжимали мою голову, стоны становились все громче и чаще. Она приближалась к оргазму, я чувствовал это, что заводило еще сильнее. В какой-то момент стоны превратились в некое подобие мычания. Поначалу я не обращал на это внимания, но по звукам не было похоже, что Ника получает удовольствие от процесса.

Оторвавшись от ее промежности, приподнялся на кровати. Лицо девушки было в темноте, лунный свет не доставал до подушки.

— Ник, ты в порядке? Что-то не так? — спросил я.

Она резко бросилась ко мне на грудь, обхватывая руками за шею. С диким ужасом я увидел — губы и глаза девушки были грубо зашиты толстыми нитями. Отшатнувшись назад, я потерял равновесие и упал на пол, сильно ударившись затылком.

Как в тумане надо мной нависло изуродованное лицо Ники. Она продолжала жалобно мычать, гладя меня по голове.

— Антошка, Антошка! Пойдем копать картошку! — прозвучал насмешливый голос сбоку.

Я лежал на кровати, не в силах пошевелиться. Меня парализовало, было трудно дышать. Надо мной склонилась чета гостеприимных пенсионеров, сдающих мне свой чердак. Они дружелюбно улыбались.

Аркадий достал измерительную рулетку и начал измерять мой рост. Словно портной, снимающий мерку. Или гробовщик, определяющийся с размерами последнего пристанища. Маргарита опустилась к моему уху и прошептала: «Чуть-чуть еще сынок. Потерпи».

Сильнейший спазм скрутил меня. Свалившись с кровати, я встал на четвереньки. Меня вырвало. Стало легче, и я начал в страхе озираться по сторонам. Комната была пустая. Никакого намека на присутствие Ники или стариков.

В нос ударил знакомый резкий запах. Формалин. Именно он вырвался из моего нутра, растекшись блестящей лужицей по полу. В панике я рванулся к столу. Включил лампу.

«Этого не может быть! Сука! Просто не может!» — лихорадочно метались мысли в моей голове.

На случай возможного отравления парами формальдегида у меня была пачка тиосульфата натрия. Я швырнул на стол одну из сумок, трясущимися руками начал обыскивать ее содержимое. Наконец, пальцы нащупали знакомую картонную пачку. Сломав одну ампулу, я выпил ее содержимое. Еще одну.

Боковым зрением я заметил чашку Петри. Пустую. Ни следа органики, ни капли раствора. Это открытие поразило меня настолько, что третья ампула натрия выпала из рук, с тихим звоном ударившись о деревянные половицы. Я начал перебирать всю лабораторную посуду, где с вечера оставались личинки насекомых, забальзамированные в растворе.

Пусто. Везде было пусто. Склянки были девственно чисты, словно их тщательно вымыли и насухо вытерли. Тошнотворная волна резко поднялась к горлу от желудка. Я свалился на колени. Меня рвало формалином. Он обжигал пищевод, забивал носоглотку. От его вони слезились глаза. Все тело била крупная дрожь.

В луже под собой я заметил какое-то движение. Возле моей руки копошилось что-то крошечное. Присмотревшись, я разглядел крупную, сантиметра два длиной, личинку ручейника. Крупная темная головка и отвратительное желтовато-коричневое тело. Несколько пар подергивающихся ног…

Очередной спазм. На этот раз поток рвоты состоял не только из бальзамирующего раствора. Горло царапали крупные комья. Мой желудок исторгал содержимое пробирок. Омерзительные мягкие тельца извивались в луже моей блевотины. Я чувствовал лапки насекомых у себя на нёбе. Они ползали по моим рукам, по губам, лицу. Заползали за воротник майки. Ощущал кожей спины их шевеление…

— Боже!

Я буквально подпрыгнул на кровати от резкого пробуждения. Простыня была холодной и липкой от пота. В висках стучало, а сердце норовило выскочить из груди. Несколько минут понадобилось, чтобы понять — мне просто приснился кошмар. Очень реалистичный и пугающий. Я даже проверил на месте ли все образцы беспозвоночных. Это был убедительный довод для перевозбужденного сознания.

Трясущимися пальцами приоткрыл окно. Сигарету удалось вытащить из пачки с третьей попытки. Закурив, я судорожно втянул дым в легкие. Выждав секунд десять, выпустил носом две тонкие струйки. Стало легче. Голову потихоньку отпускало от увиденного во сне…

Проснулся я поздно. Экран телефона показал двенадцать часов. Ощущения были пакостные. Хуже, чем наутро после жесточайшей студенческой попойки. Голова трещала, а к горлу подкатывала комом тошнота. Спустившись со своего чердака вниз, я побрел в сторону комнаты Ники. Дверь была закрыта. Поравнявшись с ней, я прислушался — за ней раздавался приглушенный кашель. Тихо постучал. Девушка не ответила.

«Что с ней? Ладно, разберемся позже…»

На первом этаже царил чудесный аромат свежей выпечки. Ведомый этим запахом, я кое-как добрался до кухни, придерживаясь за стену. Возле плиты спиной ко мне стояла Маргарита Павловна. Плюхнувшись на стул как подкошенный, я изрядно ее напугал. Старушка аж подпрыгнула от неожиданности.

— Антон! Господи Боже! Что же вы так подкрадываетесь? — всплеснула руками она.

— Извиняюсь, Маргарита Павловна. Чувствую себя неважно.

— Ника тоже совсем расхворалась. Эх, молодежь. Глаз да глаз за вами нужен. На улице жара сорок градусов, а вы бегаете с неприкрытой головой. Вот и огрело по темечку. Говоришь вам, панамки надевать… Ты кушать, поди, хочешь?

— Умираю с голоду!

— Вот пирожки свеженькие, только испекла. Налетай! А я пока Нике пойду чаю отнесу с шалфеем. Не нравится мне что-то ее кашель.

Поставив передо мной огромное блюдо выпечки, женщина налила в большую глиняную кружку отвар из чайника. По кухне сразу разошелся приятный травяной запах. Для приличия я подождал, пока Маргарита выйдет с кухни, и только тогда набросился на еду, как голодный волк.

Умяв полмиски за один заход, я откинулся на спинку стула.

«Другое дело».

Ехать в город было лень, да и утренний автобус уже давно ушел, а трястись в забитом душном пазике по жаре было форменным самоубийством. Маргарита все никак не возвращалась от Ники. Самочувствие мое резко улучшилось, в голове прояснилось. Я достал телефон из кармана шорт. Сигнал показывал всего одну мигающую палочку. Попробовал выйти в интернет. Безрезультатно. Даже стартовая страница не прогружалась.

«Блин!»

Не дождавшись хозяйку, я накинул кепку, и двинул из дома в сторону ближайших холмов. Там, в небольшой роще, был уже не раз проверенный мною дуб. Кто-то много лет назад вырезал ножом на его коре букву «С». Вскарабкавшись на высоту трех-четырех метров по его ветвям, можно было поймать интернет, чтобы он нормально работал, а не со скоростью парализованной черепахи.

Дело в том, что выше по течению реки, в которой я проводил забор проб, в советские годы функционировал спиртзавод. Каких-то экологических скандалов с ним связано не было. А вот в девяностые завод выкупили, превратив его в фармакологический комбинат. И уже в нулевых местные подняли конкретный срач — в разгар весеннего половодья массово начала всплывать дохлая рыба.

Вероятность существенного влияния таких старых загрязнений на результаты моих исследований была минимальна. Старики сказали мне, что комбинат уже лет семь как закрыт, но моя неумолимая скрупулезность требовала все перепроверить. Раз уж в город я сегодня не попадаю, а после не самых приятных ночных сновидений… практическую работу сейчас заканчивать не особо то и хотелось.

Бодро шагая через залитое полуденным зноем поле, я через десять минут дошел до рощи. Окунулся в спасительную прохладу деревьев.

«Кайф!»

Посидев немного под облюбованным деревом, я полез наверх. Крупные ветви трещали под моим весом. Забравшись метра на три от земли, я оседлал ветку потолще, обхватив ее ногами. Вытащил телефон. Экран радостно оповестил меня какими-то уведомлениями, накопившимися за длительное время моего отсутствия в сети.

Забив в поисковике интересующую информацию, принялся по одному читать содержимое подобранных сайтов. Никакой толком конкретики, всю содержавшуюся там информацию я уже слышал от Викторовича. В какой-то момент мне попалась на глаза группа местного населенного пункта в VK. Начал рыскать на их стене. И в одном из постов мое внимание привлекла фотография. На ней была изображена молодая девушка. Брюнетка.

«Пестрякова Вероника Сергеевна. 29 лет. Ушла из дома и не вернулась. Приметы: рост 167 см, худощавого телосложения, длинные темные волосы, глаза голубые», — гласила надпись под постом.

С экрана телефона на меня смотрела Ника. Сомнений быть не могло. Это была она. Вот только…

«Ни черта не понимаю. Бессмыслица какая-то».

Перечитал весь текст целиком два раза. Ника пропала две недели назад. Родные написали заявление в полицию, а добровольцы уже начали прочесывать окрестные леса.

«Выходит, не пропала?»

Причина, приведшая меня на это дерево, растаяла в голове, не оставив и следа. Я начал осторожно спускаться вниз по ветвям, твердо настроенный разобраться в происходящем. Вдруг, рядом раздалось хлопанье крыльев. Буквально в двух метрах над моей головой взгромоздилась здоровенная ворона, насмешливо поглядывая на меня.

— У, скотина пернатая, — пригрозил я птице.

Та, словно понимая речь, склонила голову набок, продолжив рассматривать меня. Я, решив не обращать на нее больше внимания, продолжил спуск. Вдруг меня оглушило громкое хриплое карканье. Носок кроссовка соскользнул с коры. Я потерял равновесие всего на мгновение, тут же пытаясь зацепиться за ближайшую ветку. Та, не выдержав, хрустнула под моим весом.

— Сука!

От удара спиной о землю из моих легких вышибло весь воздух. Благо густо поросшая травой лесная почва смягчила падение. Я валялся на спине, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Через пару минут стало немного легче. Перевернувшись, некоторое время постоял на четвереньках, приходя в себя. Начал вставать. Лодыжку словно обожгло. Судя по болевым ощущениям, — вывих.

— Прекрасно. Просто замечательно, — процедил сквозь зубы.

До дома я ковылял часа полтора. Возле крыльца Аркадий подстригал кусты можжевельника. Увидев меня хромающего, всего пыли, он сразу же бросил секатор на землю и подбежал ко мне.

— Антошенька! Что с тобой? Ты что, ногу сломал?

— Ерунда. Через поля шел, и угодил ногой в кротовую нору. Вывихнул слегка.

— Ну-ка, пойдем в дом скорей.

Сердобольный старик, придерживая меня за плечи, помог подняться по ступеням. В прихожей, я плюхнулся на низенькую скамеечку, вытягивая поврежденную ногу. Викторович направился в сторону кухни.

— Марго! Марго, спускайся!

Аркадий вернулся через минуту вместе с женой. Маргарита, всплеснув руками, начала кудахтать вокруг меня. Аккуратно стащила обувь с поврежденной ноги. Щиколотка успела немного опухнуть, а кожа вокруг покраснела.

— Ну, ничего-ничего. До свадьбы заживет. Аркаш, неси бинты из аптечки. И мяса кусок захвати из морозильника.

Холод и правда помог. Буквально за пару минут боль отступила, лишь где-то вдалеке тлели ее остатки. Маргарита Павловна мастерски наложила повязку на покрасневшую лодыжку.

— Все. Жить будешь. Но на ногу лучше не наступай. Аркаш, помоги ему пройти до стола. Сейчас я тебе чаю ромашкового с мятой заварю. Поверь, получше любого аспирина будет.

Сидя на кухне в ожидании чая, я не выдержал и спросил:

-А, Ника, она вам кто? В смысле, родственник?

— Андрей, ты часом головой-то не ударялся? Я же тебе уже говорила. Племянница она моя, внучатая. Забыл? — ответила Маргарита, не оборачиваясь от плиты. — А что ты вдруг об этом спросил?

— Да так.

— Так просто ничего не бывает.

— Просто… я сегодня в интернете видел объявление.

— Объявление? Какое еще такое объявление?

— О розыске. Что она, Ника, пропала.

— Чушь пишут всякую в этих ваших интернетах. Людям заняться нечем. Она вон спит в своей комнате. Перепутал ты, Андрюш, что-то.

— Да там и фото ее было. И имя совпадает, и приметы.

— Ну, мистика прямо. Не знаю, что тебе на это ответить, если честно. Может, шутит кто? — предположила она, ставя передо мной кружку травяного отвара. — Пей лучше чаек, полегчает. А потом разберемся совсем.

Я послушно сделал пару глотков горячего душистого напитка. Вкус был приятный, в нем угадывались ромашка, мята, зверобой и еще что-то мне не знакомое.

«Может меня и правда глючит до сих пор после вчерашнего перегрева?»

На кухню зашел Аркадий. Сел рядом со мной на табурет. Похлопал по плечу.

— Ты как, Антох? Отходишь помаленьку?

— Вроде да.

Я с удивлением обнаружил, что нога действительно больше не болит. В голове появилось какое-то чувство легкости, которое распространялось вниз, разливаясь по всему телу. Я попытался приподняться. Тщетно. Мышцы отказывались повиноваться.

— Что… что со мной такое? Вы что… сделали, — промямлил заплетающимся языком.

Собрав волю в кулак, я резко рванулся вперед, но вместо этого завалился на бок со стула, ударившись головой о кафель пола.

— Аркаш, ты что сидишь? Он же так убьется! Помогай его поднимать скорее!

Общими усилиями супруги вернули меня обратно на стул. Я не мог вымолвить ни слова. Не мог пошевельнуть и пальцем. Только моргал, с ужасом глядя на стариков. В голове стоял туман, мысли растекались, ускользали.

— Ну, ты что, сынок? — ласково сказала Маргарита, гладя меня по голове. — Так и сотрясение мозга можно заработать. А это все испортит…

«Сынок?»

— Лавров, если все-таки надумаешь звонить, учти — женщина она чудесная, но своеобразная.

— Лариса Сергеевна, дайте угадаю, ваша Маргарита Павловна не человек, а живой гриб?

— Ох, Антон. Вроде взрослый человек. Перспективный молодой ученый… но шуточки у тебя…

— Ладно вам, что за жизнь без юмора? Так, выживание.

— Я серьезно. У них с мужем случилось большое горе много лет назад. Сына потеряли. Совсем был маленький, только в школу ходить начал… вот она с тех пор и стала сама не своя. Ума не приложу, как такое пережить можно.

— Антон! Антон, ты меня слышишь?

Меня гладили по щеке. Легкие прикосновения прохладных пальцев. Я медленно поднял голову. С трудом сфокусировал взгляд на сидящей рядом Нике. Тело было словно набитой ватой. Даже пальцем не шевельнуть.

Я сидел в кресле-каталке. Руки безжизненно свисали с подлокотников, а ступни стояли на подножках.

«Это очередной кошмар! Всего лишь сон! Надо проснуться!»

Я хотел спросить у Ники, что происходит, но из моего рта вырвалось только нечленораздельное мычание. Она опустилась передо мной на колени, положив руки поверх моих.

— Ты главное не бойся. Не бойся. Я ведь люблю тебя, глупенький. А ты меня любишь? Ты же хочешь быть вместе? Знаю — хочешь.

Вблизи я заметил мертвенную бледность ее лица, огромные черные синяки вокруг глаз. Потрескавшиеся губы. Впавшие щеки обнажили скулы. Глаза, горящие безумным огнем. Мне стало по-настоящему страшно. Ника пугала меня сильнее, чем все произошедшее.

— Ты пойми, иначе нельзя. Мне совсем ведь недолго осталось. Пара месяцев, максимум год. Слава Богу, Аркадий нашел меня. Они с Маргаритой показали мне выход. Я сначала тоже боялась. А там… там мы будем вместе. Целую вечность. Никто и ничто нас не разлучит. Это же рай, правда?

Я ничего не понимал. Только смотрел на нее, как кролик на удава. За спиной послышались шаркающие шаги.

— Антошка, ну что, герой, как настроение? — хлопнул меня по спине Аркадий.

Чьи-то руки взяли меня сзади за шею, насильно разжимая челюсти, и, запрокидывая голову назад. В горло потекла горькая вязкая жидкость. Я закашлялся, выплевывая ее себе на грудь.

— Аркаш, ну ты куда смотришь? Держи лучше, — раздался голос Маргариты.

— Прости, дорогая.

Процедура повторилась. На этот раз меня заставили проглотить большую часть этой мерзости. И я начал проваливаться, стены вокруг начали вращаться, сливаясь в единый водоворот. Последним, что я увидел, было лицо Ники. Ее глаза, наполненные маниакальным любовным огнем.

Холод. Он обжигал тело, приводя в чувство.

Бетон. Ровный, без единой трещинки или неровности. Первое, что я увидел. Второе была Ника. Она лежала на соседнем операционном столе, в свете люминесцентной лампы. Голова ее была повернута набок. Глаза и губы зашиты крупными ровными стежками. В точности как в моем сне.

Я бы заорал во все горло от увиденного. Вскочил. Убежал. Но я продолжил лежать и беспомощно смотреть расширенными от ужаса глазами. Полностью парализованный.

Левую руку обожгла боль. Не в силах повернуть голову, я скосил глаза. Надо мной возвышалась капельница, трубки которой шли ко мне. Чьи-то сильные пальцы резко повернули меня лицом вверх. Возле меня стоял человек в медицинском халате и маске хирурга. По глазам я узнал в нем Аркадия.

— Прости, парень. Мне правда жаль, что приходится вот так, без полного наркоза. Придется чуточку потерпеть. Зелье Марго на тебя не сработало должным образом. Кровь слишком густая, вот споры и не прижились. Придется пойти на экспресс-метод…

Туман. Блеск скальпеля. Багровые капли на нем. Боль. Жуткая и нестерпимая. Затем…

Нарастающий гул в ушах, когда сверло проникало в кость черепа. Звук становился настолько невыносимым, что был в миллион раз хуже любой боли. От него мозг разрывало изнутри, выворачивало наизнанку.

А потом все разом закончилось. Оборвалось. И обрушилась тьма…

В руке я держал Никину ладонь. Мы молча шли по высокой золотистой траве похожей на пшеницу. Вокруг расстилалось поле, залитое теплым солнечным светом. Далеко впереди возвышалось одинокое дерево. Ника вела меня к нему.

— Подожди. Куда мы идем? — спросил я ее.

— Он там. Понимаешь? Мы должны найти его. Обязательно. Чтобы он не был один. Самое страшное — одиночество, — ответила она, даже не взглянув на меня.

Мы приблизились к дереву. Под его раскидистыми ветвями сидел мальчишка, обхватив колени руками. Голова его была опущена.

— Видишь, он совсем один, — сказала Ника. — Он уходит. Мы должны помочь ему остаться. Ты должен… спасти нас…

Я поднял глаза выше. На коре дерева был вырезан символ. Буква «С»…

— Антон! Очнись! Ты нас слышишь? — донесся откуда-то сверху надрывный голос.

Веки не хотели открываться. Голову пронзала чудовищная сквозная боль, словно раскаленный гвоздь вбили прямо в мозг. Я лежал на операционном столе, по обеим сторонам которого стояли гостеприимные супруги.

— Ты видел? Видел его? — почти взвизгнула Маргарита. — Отвечай! Ты видел нашего Славика?

С удивлением я осознал, что речь и контроль над телом потихоньку начали возвращаться ко мне.

— Да… да, видел, — прохрипел я.

— Ты говорил с ним? Он помнит нас? Скучает? Ждет? — прорыдала женщина.

— Обожди, Марго. Дай парню отдышаться. Ему сейчас нужно время, — произнес Аркадий.

Маргарита отошла в сторону от стола. Повернув голову, я увидел ее, стоящей в полуметре от меня над стеклянным ящиком, похожим на кувез для недоношенных детей. Только большего размера. Внутри лежала иссохшая человеческая мумия. Ребенок, судя по росту. Желтовато-коричневые остатки плоти на скелете, обнажившиеся в безгубом оскале зубы черепа. Скрюченные руки, сложенные на грудной клетке. Он был густо обвит тонкими белесыми нитями, словно в саван. Они прорастали из пустых глазниц и слуховых отверстий. Часть их протянулась сквозь заднее отверстие в стенке инкубатора к моему столу.

«Кажется, догадываюсь, куда они ведут…»

— Он сильный, Марго. Сильный и молодой. Выдержит.

«Выдержу?»

Я рванулся вперед. Но ремни, плотно обхватившие мои конечности, дали только приподняться над столом. Мельком увидел неподвижную Нику, лицо и голова которой обвиты теми же белыми нитями, похожими на грибницу. Они проникали в ее ноздри и уши.

Аркадий схватил меня за плечи, силой прижав к поверхности.

— Не трепыхайся, а то хуже будет.

— Что, что это такое?! Что вы с нами сделали, уроды?! Психопаты конченые! Развяжи меня, старый ублюдок! Я убью вас обоих, твари!

— Видишь, Марго! Я же говорю — сильный. Другой бы на его месте слюни пускал несколько дней, а этот уже в бой рвется. Даже с дыркой в башке.

Маргарита подошла ко мне. Ее заплаканные глаза смотрели на меня с материнской любовью и надеждой. Она начала целовать меня в щеки и в лоб.

— Слава, Славочка. Сыночек. Ты слышишь меня? Ответь, это мама.

Я был в шоке. Хотел высказать старой ведьме все, что думаю о ней. Попытаться ударить головой в лицо. Но резкий спазм заставил меня согнуться от боли. Судороги сводили каждую мышцу, даже пальцы скрючились, не в силах противостоять мощному импульсу, прошедшему сквозь нервную систему.

В голове появились голоса, сначала тихие и неуверенные, они крепли и набирали силу с каждой секундой. Появились образы, яркие и цветастые. Мысли. Воспоминания. Не мои, чужие. Они захватывали меня, отвоевывая себе место внутри моего черепа. Мелькали лица, проносились обрывки слов… Ника. Какой-то худощавый мужчина в очках с печальными глазами. Полная женщина лет пятидесяти. Широколицый парень с веснушчатым лицом. Щуплый невысокий мальчишка, плачущий под деревом. Были и другие, которых я не успевал разглядеть.

— Что происходит? Прочь, пошли к черту из моей головы! — заорал я, теряя остатки контроля над телом.

— Cordyceps regalis, — прошептала Маргарита мне на ухо. — Долгие годы непрерывной селекции. Неудачные эксперименты… Благо, Аркаша всегда был со мной. Поддерживал, помогал. Это он нашел тех… ставших первыми. Я и подумать не могла, какое чудо сотворила. Наблюдала, как он порабощает насекомых, превращая их в своих рабов, используя тела в качестве питательной среды, даже не подозревая, на что он способен. Его называют паразитом, а он помог мне спасти сына. Мы же привели ему друзей… пусть и так. А ты станешь новым сосудом. Хранителем и кормильцем.

— Зачем бессмысленные мучения? К чему все это, когда конец неизбежен? Мы предлагаем тебе настоящий рай. Ника ждет тебя там. Ты же втрескался в нее, парень. Там вы будете вместе. Ни старости, ни болезней. Идеальная жизнь. Она хорошая девочка, мы сразу захотел ей помочь. Как помог сыну, — добавил Аркадий, — Поможем и тебе.

Я уже не слышал их. Я таял, словно снежинка на теплой ладони. Растворялся. Становился частью чего-то нового. Большого. Цельного.

Потрескавшиеся губы шевельнулись:

— Мама. Отец…

Никакой боли. Одиночества. Смерти. Мы все здесь. Мы теперь всегда будем вместе. Я и Ника, и другие...

Бессмертие кажется пугающим из-за одиночества. Но я здесь не один.

Я чувствовал телами других людей, спящих в стеклянных ящиках своим бесконечным сном. Замурованных в бетоне за листами металла. Проживал их жизни. Любил и страдал, радовался и плакал за них.

В одном старики ошиблись — их сына больше нет. А есть только Он. Единый. Великий. И его память старше нас…

Я… Он… Мы…

Мы — части одного!

Мы — неразделимы!

Мы — мицелий!

Высокий подтянутый мужчина в кожаной куртке слез с мотоцикла, оставив его у ворот дома. Быстрым шагом поднялся по крыльцу и постучал. Через минуту дверь приоткрыла пожилая седоволосая женщина.

— Добрый день. Маргарита Павловна? — спросил незнакомец.

— Да, а вы по какому вопросу? — ответила женщина.

— Я ищу брата. Антон Лавров. Он давно не выходил на связь, не появлялся на съемной квартире. В его университете сказали, что он может быть у вас.

— Ой, да он у нас живет пол-лета уже. Все речку нашу изучает. Каждый день на нее мотается, бедный. По такой-то жаре… он и сейчас там. Да вы заходите, у нас его подождете. Он раньше полудня обычно не возвращается.

— Спасибо.

Мужчина вошел внутрь, разулся у входа.

— Извиняюсь, забыл представиться. Максим.

— Очень приятно. Максим, может, пока чаю выпьем? У меня отличный чаек. Целебный. На травках.