ЭSVИ — Там...Чем мы живем

Свет бьет в окна, звуки заполняют улицу, и работа идет. Это не такой уж большой райочик — маленькие четырехэтажные домики, пара строек, беззаботность и легкость витает в воздухе. Где-то здесь стоит это чудо. Новое молодое здание. Верхние этажи еще не достроены, но комнаты уже сдаются под офисы, канцелярии, мастерские — чего здесь только нет. По коридорам носятся люди, сбивая с ног всех кого не встретят, создавая кучу-малу. Стучат пишущие машинки, а где в недрах дома — темном бездонном подвале — находится прачечная, приступает к делу она редко, но коли начала, не остановится пока не перестирает белье всего района. Бормотание стиральных машин поднимается из глубин до самых верхних этажей, мешая всем кроме двоих, которые вообще не замечают никого кроме друг друга и вечно спорят, спорят и спорят. Именно поэтому их, со слов индуса президента общества кришнаитов с третьего этажа, прозвали инь и янь.

— Ты опять рисуешь утопию?

— Нет, это наше будущее.

Человек в пиджаке простенького покроя опять зашел почти не заметно.

— Что ты рисуешь всякую ерунду? Не можешь сделать что-нибудь стоящее?

— Сколько можно задавать одни и теже глупые вопросы?

— Да, да, я забыл, это твоя жизнь. Эти картины "ты сам".

— Вот за что тебя люблю — ни когда ничего не забываешь. Конечно кроме одного — ты сегодня не зашел в бухгалтерию. — выдохнул, задор сменился негодованием.

— Закрутился совсем, надо поскорее закончить, а то оставят без премии.

— Не все в жизни делают ради денег? — он задумался — Ййя не хочу в это верить.

Не отрываясь от рытья в куче картин, наваленных в углу, человек с чемоданчиком кинул взгляд на собеседника.

— Я говорил — не скидывай их в одну кучу — это глупо и неправильно.

Он вытащил большой холст и приступил к наброску. После двух часов молчания:

— Что уже уходишь?

— Да, на сегодня хватит… — он провел глазами по

эскизу, сделанному другом — Не завидую тебе здесь на дней десять мучений.

— Я делаю это с удовольствием, поэтому время не имеет значения — неописуемая наслаждение творить первично.

— В таком случае удачи тебе.

Было темно, совсем темно, как ночью, когда спишь. Тишина и тревога дополнялись мирным, но зловещим пульсированием машин из подвала.

Портфель опустился на пол, рука достала стандартную линейку и карандаш. Он все держал при себе.

На холсте стали проявляться окончательные черты сооружения.

— Когда ты заберешь все эти картины, они занимают место.

— Кому могу я их представить? Зачем их уносить? Они — часть этого мира.

— Перестань нести бессвязную чушь.

— Мне некуда их деть, и я не собираюсь тебе потакать.

— Мы нашли эту мастерскую вместе, вместе обустроили, но ренту плачу я и не потерплю, чтоб повсюду валялся этот хлам!

На лицах обоих молодых людей читалось крайнее раздражение.

— Хлам, мусор. Да! Ха! Ты дурак и бездушная сволочь. Ты, ты… просто капиталистическая свинья, раб, ничтожество!

Привыкший к подобному, человек в пиджаке не стал пускаться в дуэль оскорблений.

— Просто смотрю на мир реалистичней. Ну куда тебе понять, ты сидишь здесь целый день и валяешь дурака «Творишь». Но благодаря кому, за чей счет?

— Все, я больше не намерен это выносить. — человек в длинном халате, похожий на те, что носят маляры, направился к двери.

— Нет, пожалуй уйду я — все равно уже закончил.

Человек в пиджаке направился к выходу. Резко закрыл дверь за спиной, хоть и в последний момент ее приостановил, подумав, что дверь еще прослужит свое.

Человек в халате зашвырнул треногую подставку в стену. Все снова погрузилось в тишину, прачечная уже не работала.

Мутная пелена обволакивала комнату, что было странно для четырех часов дня, время замерло в томительном ожидании.

-Ты приходишь в семь и уходишь в… ну ,неважно, — ты очень рано. Пришел извиниться?

— Мы что поменялись местами. Чтож отвечу в твоем стиле:" Что за глупые вопросы".

Не много помолчав:

— Нет, пришел забрать проект. Его пара сдавать.

Человек взял под мышку холст.

— Десять днееей...?

— Что?

— Ты сказал, что мне понадобятся десять дней, а я, видишь, совсем закончил. Создал новую жизнь. Соткал наши судьбы

Архитектор с любопытством взглянул.

— Это прошлое, давно забытое прошлое.

Он поднял холст и откинул в пыльную кучу.

— И не капельки не похожа, я это не о внешности совсем.

Человек в пиджаке протянул фото:

— Вот она настоящая.

Полусонная девушка, с дымящейся сигаретой в руке, прижимается к архитектору... и больше ничего.

Человек в пиджаке ушел. Разорванное фото упало на пол, а художник подбежал и, стараясь не размазать краску, отряхнул картину.

— Ну и пусть. — сорвалось с губ художника.

Трепетные уста прикасаются к кроваво-красному лепестку розы, волосы растекаются по ветру, а глаза, широко открытые, как у щеночка, блестят в лазурно-печальном озере мироздания — это его взгляд, кторый понимает гараздо больше.

                            Сладкий обман.

Архитектор не появлялся два дня. Они проходили словно в бреду, оказалась мастерскую можно использовать и для безделья. Ожидание и бездействие — смертельный коктейль после, которого не оправляются очень многие, а сожаления о поступках заставляют ненавидеть себя.

Дверь распахнулась и ударилась об косяк, на этот раз ее полезность не остановила человека в пиджаке.

— Как они могут поступать так со своими сотрудниками … черти, я им всем рога выдеру.

Пелена опьянения застилала все пространство, время вообще сплелось в клубок, точность движений ушла; слова, как водопад, так же бессмысленно разрывали воздух ревом и разбивались о скалы — в это фигуре нельзя было узнать уравновешенного, решительного, а главное рассудительного, здравомыслящего человека в пиджаке.

— Как не справедлива жизнь, почему испытательный срок может длиться целую вечность.

Художник поднялся с пола и заметно повеселел:

— Так тебе просто продлили испытательный срок. Какая разница —платят исправно, знает тем, чем нравится. Это не беда.

— Нет, они решили меня премии. Мол у меня мало опыта, есть и другие, а вот это вообще: "В ваших работах нет души" — много они понимают. Мы строим просто здания… не храмы же. Я устроил скандал, и меня уволили, — Он выдохнул и, набрав свежего воздуха, добавил с горечью — не люблю, когда рушат мои планы, а теперь уже и планировать нечего.

— Тебе надо перестать напиваться, заняться своими делами, и все наладится.

— Интересно, заняться собственным делом, говоришь, надо подумать об этом за кружечкой.

— Я не это совсем имел... — Человек в пиджаке прервал разговор своим уходом — Эх!

Пара бессонных ночей не проходят незаметно, и сон мгновенно одолел измученную душу. А наутро, художник обнаружил, что в мастерской полно народа — человек в пиджаке объяснил, что взял кредит, выкупил ее и сдает, чтобы оплатить еще один кредит, который нужен в качестве стартового капитал. Он всерьез решил заняться бизнесом.

Работать в такой духоте было невыносимо, и художник стал бродить по дому без цели. Именно в такую минуту он и увидел ее такую знакомую, он собирался подойти, но дверь лифта отрезала дорогу.

Он понесся вверх по лестнице и натолкнулся на друга.

— Я видел ее, видел! она поехала наверх.

— Кого.

— Анжелин.

— Не сходи с ума, ее нет в стране, даже на континенте. Мы ведь именно поэтому расстались.

— Но я видел собственными глазами.

— Ты наверное обознался.

— Возможно.

-Кх. Представляешь, ты так бы подлетел к совершенно не знакомой девушке.

— Она бы упала ко мне в объятья.

— Да, без сознания.

Амбиционные двадцать шесть — как быстро летит жизнь. Дела шли хорошо, архитектор ушел в себя, точнее в роботу. Чашка кофе, сигарета и семи часовой сон — передышка между заполнением бумаг, суматохой офиса и очередных набросков. Художник часто рисовал Анжелу, но еще чаще искал ее и, казалось, как будто ее силуэт мелькал в коридорах, но исчезал словно призрак. Это длилось в течение двадцати лет. Не достроенными оставались только два этажа.

Художник бежал со всех ног, ухватился за локоть, с силой потянул на себя. От неожиданности девушка чуть не упала. И это была она, именно она — Анжела.

Не было ни каких глупых вопросов: «Как ты здесь оказалась?». Все что важно: она сейчас с ним, и не стоит об этом рассказывать ни кому.

Они не разговаривали, с того момента как человека в пиджаке уволили, даже не спорили. Поэтому когда архитектор попросил помочь с эскизом, он ни минуты не раздумывал. Днем помогал ему, вечером встречался с Анжелой. Жизнь наполнилась смыслом. Художник даже затащил архитектора в клуб буддистов, что бы в вере черпать вдохновение, откуда человек в пиджаке успешно слинял к кришнаитам.

Теплый зимний день, изморозь уже игралась с окнами — самый подходящий момент. Художник решился и предложил:

— Анжела ты не против позировать для меня.

— Конечно, это будет чудесно.

Открытые балконы седьмого этажа прекрасно для этого подходили, Анжела жила как раз на нем. Она была все еще также прекрасна, да и художник почти не изменился — на лбу появилась задумчивая морщинка, и глаза стали сидеть чуть глубже.

Платье до самого пола, приоткрытая грудь, тонкая дамская сигарета и легкая дрожь — Это единственное его творение увидевшее свет( Мастерская была совершенно глухим местом куда не проникал ни один луч солнца.).

В пятьдесят семь лет умер архитектор, сбитый парнишкой, живущим через дорогу. Фундамент дома к тому времени стал оседать, а по левой стене проползла трещина. Офис кампании перенесли, и лишь только изредка прибегающий курьер напоминал о прошлом.

Анжела стала не разлучена с художником, а он с не законченными проектами друга — жизнь продолжается.

Последние дни погружены во тьму, не ту пелену, которую набрасывает на город ночь, а непроглядную холодную пустоту космоса… редкими звездами — мерцает свет из окон близких… Ему далеко до гигантов небоскребов, виднеющихся где там. Но он здесь величественен, по утрам при восходе его тень покрывала весь район, а теперь закат... Все уже покинули его, и лишь один художник, роясь в куче барахла, умрет вместе с ним.

— Она же где-то здесь, черт он наверно ее нашел и выкинул!

— Успокойся, ты нарисуешь еще. — Анжела пыталась его утешить.

Здание сотряс удар, надломилась опора первого этажа. Девушка прижалась к художнику.

Дом пошатнуло в сторону. Он открыл глаза и увидел в своих объятьях ту картину, которую искал, но Анжелин пропала.

Трепетные уста прикасаются к кроваво-каснову лепестку розы, волосы растекаются по ветру, а глаза широко открытые, как у щеночка, блестят в лазурно-печальном озере мироздания — такая она для него — это его взгляд, который никогда не видел.

— И не капельки не похожа, я это не о внешности совсем. — позади послышался давно покинувший его рассудок. Он появился мутным образом и изчез в небытие после услышанного ответа.

— Ты был прав, ну и пусть!

Соскользнувшее перекрытие стирает последнюю память. Обломки соберут и погрузят глубоко под землю в гробу, освобождая место новому поколению здесь на верху. Вот так печально умирает человек — под руинами сознания погребены все мечты и надежды, за которые хватаешься до последней секунды. Занавес падает, все проясняется. Второй шанс осознать мир, но уже поздно.