Сана Таранцова — ГЕНЕРАЛ

и просто замечательному человеку

Наташе Жарской посвящается…

Друг другу мы принадлежим.

И жизнь и смерть в том расписались…

    Старость не отнимает радостей, как думают многие. Нет. Старость страшна тем, что отбирает надежды, — веселые, удалые, как вольный ветер, надежды на то, что впереди — океан. Океан жизни, событий, времени. Старость крадет эти надежды. Вот чем она страшна…

    Размышляя таким образом, Павел Петрович присел на скамеечку возле детской площадки, напротив своего подъезда.

    Сейчас, в свои 59, он уже ощутил приход старости. Это было едва заметно, но именно шорох умирающих надежд, уносимых временем, как листья осенним ветром, рождал в душе Павла Петровича грусть. Весь последний год он почти физически ощущал, как воля к жизни, само желание жить, по каплям просачивается сквозь стенки его души и исчезает куда-то. Тихие жизненные радости, шагавшие с ним бок о бок все эти годы, — грех жаловаться! — тоже будто постарели и растрепались, как истоптанный коврик у входной двери. После стольких лет семейной жизни вдруг оказалось, что с женой они — чужие люди, и теперь, по обоюдному молчаливому согласию, они просто делили кров и хлеб, всеми силами стараясь поддерживать друг в друге и в самих себе иллюзию благополучного наслаждения результатами прожитой жизни… Дети выросли, разбежались, кто-куда, и с каждой встречей членов семьи под родительским кровом, все толще, все крепче становилась стена усталого непонимания, разобщенности, неинтересности друг другу…

Все чаще болели кости на погоду, порой и сердечко прихватывало, да и в душе… Подведение итогов не способствует радостному настроению. М-да… Тут уж, как говорится, ничего не попишешь…

    Павел Петрович поплотнее закутался в шарф. Осенний свежий ветерок играл у его ног опавшей листвой, вокруг было тихо, как бывает только в эти дни между летом и холодами, когда все будто замирает, и даже солнечный свет кажется густым, как мед, он льется сквозь золотую листву, растекается под кронами, будто ища себе укромного местечка, где можно будет переждать до нового лета…

    Неторопливым шагом, прогуливаясь, на площадку вошла молодая девушка. Рядом с ней, размеренно, под стать хозяйке, шагал огромный сенбернар, всем своим видом демонстрируя спокойную уверенность и добродушие. Поводка на нем не было, но одного взгляда на эту собаку было достаточно, чтобы понять, что это абсолютно ненужная в общении с ней вещь, — у сенбернара были огромные, умные, чуть грустные глаза цвета кофе.

    —Не возражаете, если я присяду здесь? — девушка приветливо улыбнулась, останавливаясь рядом со скамеечкой, на которой сидел задумчивый Павел Петрович.

    —Нет, ну что Вы! Конечно, двор же общий…

    Павел Петрович немного подвинулся к краю скамейки, одновременно раздумывая, стоит ли завязать разговор, поболтать, так сказать, о всяких мелочах, ни к чему не обязывающих, но приятно заполняющих время. Или вовсе уйти? Нагулялся уж сегодня, поди часа на два дольше, чем всегда, задумался…

    Тем временем, сенбернар, получивший команду «гулять», сделал несколько кругов почета вокруг качелей и, остановившись перед скамейкой, уселся рядом с хозяйкой, внимательно, даже как-то странно внимательно уставившись на Павла Петровича. Что-то было во взгляде животного…

    —Когда-то я знал девушку, у которой тоже был сенбернар… — неожиданно для самого себя, и едва не закашлявшись от этой неожиданности, произнес Павел Петрович, — и поводка она на него тоже не надевала…

    С каким-то новым чувством он посмотрел на девушку более внимательно.

    —Сенбернары очень умные собаки, — незнакомка улыбнулась вновь и с любовью потрепала песика по лохматой голове, — если правильно их воспитывать, любить, учиться понимать — тогда и слов не нужно, они мысли твои читать будут… Правда, моя умница?

    Незнакомка еще что-то говорила, кивая на собаку, блестя зелеными, как изумруды, глазами, а Павел Петрович вдруг почувствовал, как, плавно развернувшись, потекла вспядь река времени, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, и вот он уже видит Ее на берегу паркового пруда, сияющую, счастливую, со смехом возящуюся со своей новой игрушкой — молоденьким сенбернаром, которого он подарил ей сегодня…

    Ее звали Светланой. И была она такой же солнечной, как ее имя — копна кучерявых золотистых волос, белая, почти прозрачная кожа и огромные, удивленно-счастливые глаза цвета темного изумруда. Сама она, смеясь, говорила, что они цвета болота, но Павел за это каждый раз в шутку щелкал ее по носу, чтобы не болтала глупостей, на что она, в ответ, всегда наступала ему на носок левого ботинка — так уж у них повелось. Ей было 19 лет, она была студенткой инженерного института, вчерашней школьницей–попрыгуньей, еще не познавшей горечи неудач. Женщина — девочка, открытая жизни и людям. Ему было 28, практически состоявшийся человек, успешный врач, просто балуемый жизнью мужчина. Они познакомились в ее родном Киеве, куда он приехал в командировку, в то время он писал докторскую. Когда они встретились, Павел понял, сразу понял, что это — его судьба. Его половинка. Та единственная, ожидая которую, он скитался в одиночестве все эти годы. Он не мог поверить в счастье, свалившееся на него. Удивительнее всего было то, что Светланка приняла его также естественно и безоговорочно, как он ее. В первый же вечер, прощаясь, она чмокнула его в щеку и глядя прямо в глаза, прошептала: «Теперь ты больше никуда не потеряешься. Общещаешь?» Ему тогда казалось, что его счастье просто ненормально. ТАК счастливы люди не бывают. Но приходила новая встреча и счастье было самым, что ни на есть, настоящим и теплым, а так же, смеющимся, царапающимся и неизменно наступающим на носок его левого ботинка…

    Никто в целом мире не нужен был им. Они нашли друг друга, что еще интереснее могло быть для них в этом мире? Свадьба была лишь вопросом времени. Они никогда не обсуждали это, но Павлу и в голову не приходило, что что-то может быть по-другому…

    В первых числах сентября, когда до конца его командировки оставался еще месяц, ему позвонили из Москвы, из больницы где он работал, и сообщили, что там просто необходимо его присутствие, так как в штате врачей произошли досадные изменения, двое хирургов, в силу разных причин перестали практиковать и квалифицированного персонала катастрофически не хватало. Вечером, когда он пришел в их со Светланкой любимый парк на встречу, в его кармане лежал билет и коробочка с обручальным колечком…

    Она не пришла.

    С каждой проходившей минутой, его сердце, казалось, стучало все реже… Он метался от пруда к телефону-автомату и обратно, чувствуя себя зверем в клетке. Светлана не появлялась. Домашний телефон молчал… Сначала в его душе билось беспокойство, страх, что случилось с его девочкой что-то страшное, ведь не могла же она просто бросить его, это было просто невозможно!!! Потом в голову полезли горькие мысли, рожденные отчаяньем. А если… Если все это ощущение настоящести, ощущение чуда их встречи, счастье от обретения друг друга, уверенность в том, что они не могут быть в этом мире отдельно, если все это — только его чувства? Если она думает совсем иначе? Если она и не собиралась быть с ним ВСЕГДА? Мало ли было таких романчиков у него прежде? Ведь она просто молоденькая девочка, может для нее это просто ничего незначащий флирт… Надоело ей это, вот и все. Или другого встретила, мало ли мужчин вокруг?

Он с остервенением набирал ее номер, бросал трубку, прослушав длинные, тягучие гудки, набирал номер снова, как молитву повторяя: «Ну же… ну что же ты… возьми трубку, что же ты…» и снова швырял трубку на рычаг…

    Потом он ехал в поезде, тупо уставивишись в окно… С вокзала он первым делом вновь бросился звонить, не обращая внимания на то, что на часах было почти 3 часа ночи. Ответила сонная женщина и Павел с замершим сердцем прохрипел: «Позовите Свету…» «Ее нет…», ту… ту… ту…

    Павел почувствовал, что сейчас просто потеряет сознание… Он позвонил снова и, теряя остатки самообладания, едва не прокричал: «Мне нужно поговорить со Светланой!» «Я же говорю вам — нет ее… Молодой человек, три часа ночи, имейте совесть!» ту… ту… ту…

    Три часа ночи… Ее нет дома… В ТРИ часа ночи…

    Павел плохо помнил, что было потом. Он добрался домой, принял душ, свалился в кровать и бессмысленно уставился в потолок… Какой, к черту, сон… Он не мог думать. Ему казалось, что вокруг него ревет буря, шторм, метель… Все кружилось в голове, — воспоминания, мысли, обида… Она бросила его. Бросила, даже не попрощавшись… Как она могла… Девченка. Глупая, взбалмашная девченка…

    …как часто, захваченные вихрем сомнений, мы теряем способность действовать разумно…

    Он больше не звонил. Одна мысль о том, что Светлана скажет ему, как всегда веселым и звенящим голосом, что-то вроде: «Ой, привет! Я надеюсь, у тебя там все хорошо?», или «Послушай, можешь меня поздравить! Я вышла замуж!», делала его больным. Нет. Он не стерпит такого унижения…

    Дальше жизнь шла, как в тумане, — люди, улицы, операционная… Он женился на молоденькой медсестричке из терапевтического отделения, хорошенькой, доброй, но недалекой девушке, боготворившей его уже много лет. Потом — дом… улица… операционная… магазин… дом… уроки с детьми… футбол по телевизору… улица… магазин… операционная… пиво с другом в субботу… улица… отпуск в Ялте… сын в институте… дочь выходит замуж… футбол по телевизору… операционная… улица… магазин… детская площадка… шарф… сенбернар… зеленые глаза…

    —Генерал, ко мне! — девушка встала со скамейки, пряча руки в карманы, — мы пойдем, — она виновато улыбнулась, — не будем Вам мешать, Вы кажется, о чем-то думаете…

Она повернулась, сделала пару шагов к собаке и в этот момент Павел Петрович пришел в себя.

    —Как Вы сказали? Генерал?…

    Сердце в груди вдруг начало замедлять свой стук…

    Девушка обернулась и посмотрела на него.

    —Да. Его зовут Генерал. Его отца тоже так звали, и когда мы решили взять себе еще и щенка — сына, мама сказала, что пусть и этот будет Генералом… Она еще смеялась, что когда-нибудь он приведет меня куда-то, где меня ждут… Она очень любила старую собаку, говорила, что кроме него и меня ничего дороже у нее в этом мире больше нет… Когда-то она приехала сюда из Киева со старым Генералом… Она всегда была большой оригиналкой. Сколько я себя помню, она обожала гулять по улицам города с ним. Вдвоем они, наверное, весь город обошли пешком…

    Сердце остановилось…

    Из горла Павла Петровича вырвался хрип…

    —…как… как зовут твою маму?

    —Светлана Афанасьевна…

    —… а тебя?

    —Аня.

    —Аня… где ты живешь?…

    —Да в этом же корпусе, только у нас подъезд на другую сторону… Я обычно на эту площадку не хожу, у нас там своя есть. А сегодня вот, Генерал отчего-то решил прогулять меня…

    Дальше терпеть это Павел Петрович был не в силах. Он обрушился на девушку с градом вопросов, поначалу даже немного испугав ее этим. Оно и понятно — незнакомый мужчина, распрашивает о семье, о личных событиях… Но потом он объяснил, что когда-то в Киеве был знаком с девушкой по имени Светлана и подарил ей сенбернара, которого та тоже назвала Генералом, но потом их пути разошлись… Аня смотрела на Павла Петровича, широко распахнув глаза, а потом, сначала неуклюже, но с каждым словом все увереннее, рассказала ему историю своей матери,— веселой, взбалмошной Светланки с глазами цвета темного изумруда, которые сама она всегда, почему-то называла болотными…

    Да, это была та сама Светланка. Павел Петрович молчал и плакал, слушая о том, как мама этой незнакомой ему девушки в юности встретила свою половинку, свою судьбу. Как была безумно счастлива и как однажды, в начале учебного институтского года, в сентябре, ее, вместе с другими студентами отправили в колхоз, в какую-то глухомань на целых месяц. Как в день своего отъезда она металась в поисках своего любимого, чтобы сказать ему об этом, но не нашла, и только смогла дозвониться старушке, у которой ее Павел временно снимал комнату, да попросить ее передать ему, что она, Светлана, уезжает в колхоз, вернется через месяц, что она любит его и жить без него не может… Как вернувшись, не нашла ни его, ни каких-либо известий о нем… Она ждала его звонка каждый день. Каждую минуту. Закончив институт, она, совершенно неожиданно для всех, собрала вещи, взяла с собой своего обожаемого сенбернара и отправилась в Москву. У нее не было здесь никого, ни родных, ни знакомых, но она смогла пробиться, получить хорошую работу, квартиру, со временем стать руководителем крупной фабрики… Она долго не выходила замуж, хотя была знатной красавицей и мужчин вокруг нее было достаточно. Потом, все же, вышла, вновь немало всех удивив, — было как день божий ясно, что мужа она не любит, да и человеком он был зауряднейшим и неприметнейшим. Через несколько месяцев после свадьбы, он утонул на Клязьменском водохранилище, даже не увидев свою малютку-дочь Анютку. С тех пор Светланка жила только дочуркой и верным Генералом, почти каждый день выезжая с ними на прогулки по улицам Москвы, будто все еще веря, что однажды этот пес приведет ее к Павлу, ее единственному и незабытому любимому…

    Павел Петрович плакал, совершенно не стесняясь своих слез. Сколько лет… Вся жизнь… Судьба, совершив навозможное, свела их на этой планете, но оказалась бессильна против малюсеньких пошлых глупостей, творимых людьми. Не имея никаких шансов, его девочка любила его, искала, верила, что найдет. КАЖДЫЙ ДЕНЬ. Столько лет. А он… Она искала и любила его ВСЮ ЖИЗНЬ, при этом живя с ним В ОДНОМ ДОМЕ и только глупая, отвратительно нелепая случайность с перевернутым подъездом не позволила им встретиться однажды, выйдя на улицу…

    Он проклинал себя. За глупость, слабость, гордость и неверие. Ведь это он, — не она, — он все сломал, исковеркал… Предал свою любимую солнечную девочку… О, это просто невыносимо… Но ведь теперь… Теперь он нашел ее! Этот пес, сын того щенка, что когда-то он подарил Светланке, привел к нему ее дочь… Теперь… Жизнь вдруг показалась ему невероятно милостивой. Он не заслужил повторения чуда! Но оно произошло. Все вдруг наполнилось новым смыслом, все эти годы, бесцельно прожитые под солнцем, он был готов забыть и выбросить. Ведь теперь она вновь может быть рядом! Он вскочил, со смехом схватил Аню за руки и почти прокричал:

    —Анечка, Вы даже не представляете себе, как была права Ваша мама! Генерал нашел меня! Где она? Где Светлана? Я должен увидеть ее прямо сейчас! Вы отведете меня к ней?

    Он смотрел в эти глаза, глаза, цвета темного изумруда, глаза, что Светланка смеясь называла болотными…

    —…мама умерла… …месяц назад…

    Большая собака, сидевшая у их ног, пристально, до странного пристально смотрела на людей. В ее больших, умных, чуть печальных глазах стояли слезы.