Jimitori — Домик у океана

Я снова пришел сюда. По одной единственной выложенной булыжником дорожке, выводящей идущего по ней прямо на песчаный пляж. Сейчас было раннее утро, вода, как и песок, озарялась слегка розоватыми лучами встающего солнца. Легкий ветерок заставлял волны биться о берег, то принося, то забирая с собой крупицы песка. Я любил это место. Посередине пляжа стоял большой камень. На него можно было очень легко взобраться, а затем наблюдать за встающим солнцем и волнами, играющими под ним с кромкой берега, ласкающие и теребящие ее многочисленные изгибы. Под музыку прибоя, потягивая медленными глотками купленное только что пиво, размышлять обо всем, что угодно было сплошным удовольствием, ради которого стоило тащиться за несколько километров от города на утреннем «Синкансэн»1. Это удовольствие я позволял себе один или два раза в месяц. Не больше, но и не было еще такого месяца, когда я не побывал здесь. В этом месте ничего никогда не менялось, и я в душе радовался этому. Любое, даже малейшее изменение могло бы нарушить тот покой и умиротворенность царящие тут. В неспешном плескании волн, медленном восхождении солнца, в игре песчинок на ветру — во всем можно было встретить ту первозданность и искренность, которых не хватало современным урбанистическим пейзажам. Чуть поодаль виднелось возвышение со старым, забытым и полуразрушенным маяком. Он уже давно потерял свой единственный глаз, лучившийся светом на протяжении десятков лет. Умер смотритель — умер и маяк, который больше не может подавать слепым кораблям предупреждение, а возможно и надежду тем из них, которые потерялись во власти океана… Наверняка недалеко отсюда, в близлежащем городе появился на свет его брат, но уже более красивый, с электрическим фонарем под крышей. Ему уже не нужен старый смотритель, который на исходе лет разговаривал со своим подопечным, пытаясь подбодрить его, но тому не становилось легче, и его свет медленно угасал, пропадая в ночи. Но не только он в этом месте привлекал мое внимание. На берегу стоял небольшой домик, состоящий из деревянных подпорок, дощечек, служивших стенами и крышей. У него не было окон, но я уверен, что это шло ему только на пользу. Без них он выглядел намного изящнее. Этот домик наверняка был заброшен, в нем не чувствовалось того духа, который присутствует там, где живут люди. И даже в современных многоэтажках, заполонивших города, порой можно почувствовать ту жизнь, которой нет в старых, обветшалых зданиях с пустыми провалами окон. Я часто задумывался над тем, кто жил в этом домишке, кто его строил и зачем. Он не походил на легкую рыбацкую хижину, которая была бы уже давно снесена порывами ветра, часто бушевавшего в этих местах. Естественно, он не походил на дом зажиточного крестьянина или торговца. Он не был похож ни на что. Он был единственным в своем роде, реликтом, выжившим в суровом мире. Я не бывал на всех четырех островах, но был уверен в уникальности этого дома. Во мне часто бушевало любопытство подойти к нему и попытаться выяснить все его тайны, но что-то всегда удерживало меня, и я никогда еще не видел его вблизи. Кто знает, может, в нем поселилась некая знатная гейша, уставшая от жизни, а может старый моряк, ушедший со службы в императорском флоте, но не могущий представить свою жизнь без моря? Кто знает? А ведь кто-то должен знать? Но я, почему-то не решался проникнуть в потайные покои, где хранились ответы на все мои вопросы. За то множество дней, проведенных мною на этом берегу, я мог уже назвать этот домик своим другом. Но не тем, кто всегда находиться с тобой рядом и подставляет свое плечо в случае беды, а скорее другом по переписке. Ты знаешь его по фотографиям, по его почерку, но никогда не слышал его голоса, не видел его походки, его манеры одеваться и говорить. Он может давать тебе советы, но он может и не узнать, помогли ли они тебе…

Я сидел, уставившись на линию горизонта, пытаясь разглядеть то, что скрыто от глаз остальных, но начинал понимать, что мой взгляд совсем не отличается от взгляда тех других, что я сам — остальной. Я — песчинка на огромном пляже, с которой может поиграть ветер, подбросив на неведомую высоту, а затем опрокинув вниз, или волна, смывающая тебя, заглатывающая и утаскивающая на неведомую глубину, а затем выбрасывающая вновь на берег. И ты даже не знаешь — кто из них лучше, но даже если ты решишь это для себя, то от твоего мнения здесь ничего зависеть не будет. Ветер все так же будет подбрасывать вверх, а волна все также тащить вниз. Я поднялся, смял банку из-под пива о камень и положил в карман своей куртки. Выбросить ее здесь было бы величайшим кощунством. Спрыгнув с недвижимой громады, я обернулся и увидел уже полностью появившийся солнечный диск. Он напомнил мне о том, что уже скоро проснется жена и мне нужно успеть, до этого момента вернуться домой.

Ровно через месяц.

Вновь утренний «Синкансэн». Прогулка до побережья, поворот возле того дерева… Я вновь выхожу на песчаный пляж… точнее на то место, которое всего месяц назад было песчаным пляжем… я вижу бетонный забор, перегородивший море и такие же плиты, выстлавшие всю поверхность за ним. То тут, то там торчат оборванные концы проволоки, затянувшей это цементное поле, словно бурьян. Бросаю взгляд на маяк, но там уже высится громада бараков, где живут те, кто в скором времени построят здесь еще одну трубу для удаления отходов производства или еще какую-нибудь гадость. Но где же мой старый друг? Мой взгляд устремляется влево — туда, где раньше стоял домик, состоящий из деревянных подпорок, дощечек, служивших стенами и крышей. Но до самой скалы раскинулось однообразное серое поле бетонных плит, похожих на могильные камни, под которыми был погребен очередной мой друг. И сколько таких друзей было и еще будет в моей одновременно долгой и короткой жизни? И скольких из них похоронят под такими однообразными могильными плитами? Недопитая банка с пивом летит в новообразованное серое море, и я возвращаюсь…

Утренний «Синкансэн» никогда не опаздывает.

Wєlliar

1»Синкансэн» — линия поездов между городами Японии, часто так называют и сами поезда.