Ирина Хотина — Разве все уже сказано до меня?! Главы 14-16.

После того необыкновенного дня и особенно откровенного вечера я была готова к существенным изменениям в наших отношениях. Мне грезилось, что Макс предпримет очередную попытку к сближению, против чего мне теперь не хотелось возражать. Но он почему-то не спешил, может быть, хотел дождаться моего первого шага, чтобы быть уверенным, что его снова не отвергнут. Я же ждала его действий, пребывая в сладких мечтах и внутреннем напряжении с налетом разочарования от его нерешительности.

Внешне все выглядело очень мило. Почти каждый вечер мы ездили к тому занимательному старикану, Бенджамину, который учил меня разбираться в бриллиантах. Иногда ходили куда-нибудь ужинать. Говорили о моей мастерской, разрабатывали планы по открытию магазинов, оговаривали детали, обсуждали разные сплетни. Оказалось, Макс большой профессионал в сборе информации и имеет свои источники на разных уровнях. Мы говорили много и обо всем, кроме главного.

Управлением моих дел, банковскими и финансовыми операциями, он занимался в своем офисе и обычно заезжал ко мне в мастерскую в конце рабочего дня, чтобы поехать куда-нибудь провести вместе вечер. Но в тот день он появился рано утром, явно чем-то озабоченный. Макс — человек, умеющий очень хорошо держать себя в руках, и если он не скрывал своих эмоций, значит, происходило что-то важное. На мой вопрос «что случилось?», он не сразу смог ответить, так как у него беспрерывно звонил телефон. Это не женщина, моментально отметила я про себя, а остальное было уже не так важно и страшно.

— Кэтрин, ты в курсе, что творится на биржах и фондовых рынках?

— Говорят, то ли кризис, то ли оживление. Ты же знаешь, я в этом не разбираюсь.

— Зато я разбираюсь. Я занимался этим все годы, пока разыскивал тебя. Именно поэтому ты получила несколько больше того, чем могла получить. Ты хочешь возместить те расходы, что сделала под свой проект?

— Как?! Играть на бирже?

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты мне доверяешь?

Опять зазвонил его сотовый. Но я уже знала, что соглашусь на все его условия.

— Хорошо. Бери ту сумму, которую считаешь нужной. Я доверяла тебе во всем, рискну и на этот раз.

Видимо, он не ожидал, что я так быстро приму решение, и ему не надо тратить время и силы на уговоры. Потому тон его резко изменился:

—— Я надеюсь, ты понимаешь, что это определенный риск, и я могу потерять, а не выиграть? — Он испытующе посмотрел на меня. — Что тогда ты со мной сделаешь?

— Посмотрим.

Его не было около двух недель. За это время он ни разу не позвонил и не сообщил, как идут дела. Беспокоили ли меня деньги в случае их потери? Наверное, ведь это были мои деньги. Но больше всего меня угнетало его отсутствие. Хотя все мое время было расписано: мастерская, производство, занятия английским и с Бенджамином, магазины, покупки, спортзал и прочая ерунда. Но все мои мысли были только о нем.

Я поняла, что относительно легкая и спокойная стадия влюбленности, когда я могла уговорить себя не думать о нем, закончилась. Я любила его и страдала оттого, что его не было рядом. Для меня это стало откровением, так как подобного волнующего чувства я не испытывала уже много лет, и даже не предполагала, что мои рациональность и практичность уступят место трепету любовных переживаний.

Когда он вошел в мой кабинет, мне уже было все равно, удачно он провернул свои сделки или проигрался вдрызг. Он был здесь, со мной, и ничего важней этого быть не могло.

— Устал. — Произнес он, кладя передо мной папку с бумагами. Это были распечатки проведенных им финансовых операций. Я в этом мало что понимала, но увидела суммы, услужливо обведенные красным маркером. Быстро пролистала до последней страницы. Он напряженно следил за мной.

— Ну, и как?

— Впечатляет. Как тебе удалось заработать такую сумму? Она же в несколько раз превышает изначальную. Ты — просто гений, Макс!

— Поверь мне, Кэтрин, я очень старался. — Потом, немного расслабившись, спросил. — Почему ты ни разу не позвонила?

— Ты мог бы подумать, что я тебе не доверяю. Ты снял свой процент?

— Да. Ну, а теперь ответь, чтобы ты со мной сделала, если бы я все потерял?

Да ничего бы я тебе не сделала. Наоборот, еще бы и приплатила, чтобы больше так надолго не исчезал. Вот, если откажешься от денег, тогда…

И я, правда, в шутливой форме, озвучила то, что с недавних времен стало занимать меня:

— Женила бы тебя на себе и пилила с утра до вечера. Поверь, для тебя это было бы настоящей пыткой.

По-моему, моя шутка ему понравилась, потому что на его усталом лице появилась лукавая улыбка.

— Хорошо, что предупредила. Я все это уже прошел, поэтому меня никогда не тянуло вступать во второй брак. Мой жизненный опыт всегда брал вверх над призрачными надеждами. Но я преклоняюсь перед твоей честностью и потому предлагаю несвадебное путешествие. — И он положил передо мной билет на самолет.

— Мюнхен? — Стала я разглядывать его.

— Да. — Он развалился в кресле и мечтательно закрыл глаза. —— В Мюнхене возьмем машину. Прокатимся по Германии, свернем в Швейцарию. Хочешь, заедем в Баден? Там у тебя там есть недвижимость. Симпатичный домик. Полюбуешься на него. Потом направимся во Францию. Тут спешить не будем — за неделю доберемся до Парижа. В Париже будут показы осенне-зимних коллекций. Я тебя кое с кем познакомлю. И уже оттуда через тоннель домой. Обратной датой ограничивать себя не будем, вернемся, когда захотим. Как тебе такой маршрут?

«Несвадебное путешествие». Красиво придумано! И как романтично… Умчатся от суеты, от забот и проблем, и остаться вдвоем, наедине… Только он и я. У меня захватило дух от подобной перспективы. Я и впрямь, занятая своей мастерской, совсем забыла о таком приятном времяпрепровождении.

В счастливом порыве я бросилась кружиться по кабинету, разбрасывая принесенные Максом бумаги. Но его насмешливый взгляд с нескрываемым оттенком превосходства бывалого человека сразу остудил мой пыл. Но хуже всего то, что я увидела перед собой не своего надежного адвоката, не рискового биржевого игрока, не даже романтичного Дарси, а… откровенного искусителя, пожиравшего меня глазами. На горизонте замаячил образ Бонда, от которого за последние полгода я уже отвыкла.

Насколько мне нравился этот мужчина, насколько я его хотела, настолько же и боялась. Я боялась его слишком привлекательной внешности, его опытности, его мужской энергии — стоило ему только захотеть, как она начинала переть из него с силой взрыва атомной бомбы, уничтожая в зоне действия любое сопротивление. А я слишком его любила, чтобы согласиться пасть его очередной безымянной жертвой. Если силы неравны, лучше отсидеться где-нибудь в окопе.

Утешало только то, что у Макса фантазия богаче, чем у Бонда: тот возил всех своих возлюбленных в Венецию.

Я, молча, вернулась на свое место, а Макс продолжал:

— Кэтрин, как это по-русски, что-то про убийство зайца?

— Не одного, а двух, при чем сразу и наповал.

— Вот именно, так и будем делать. С одной стороны, приступим к осуществлению следующего этапа твоего проекта. Посмотришь, как выглядят дорогие ювелирные магазины в Европе, осмотришься на местности. Думаю, тебе это будет полезно. А с другой… —— Он без всякого стеснения потянулся, расправив плечи. Я насторожилась:

-— Что, с другой?! Какого второго зайца ты решил прикончить?!

-— Отдохнем, не знаю как ты, а я …

-— … никакой?

Макс рассмеялся:

-— Точно — никакой. Ты тоже никакая. Я допустил непростительную ошибку. За весь год ты никуда не съездила отдохнуть. — Он задумался, видимо, соображая, какие еще недочеты были им допущены. Вернее, мне хотелось так думать, потому что его самодовольная физиономия говорила мне совсем другое: «Все вы, бабы одинаковые. С одной возни больше, с другой — меньше. Результат один и тот же».

В руках я крутила авиабилет. Еще несколько минут назад он вызвал во мне настоящую бурю восторга, которая, быстро отшумев, унесла с собой радужный зонтик моих романтических надежд, предоставив самой подручными средствами укрываться от грозовых туч страхов, неуверенности, переживаний. Взгляд уперся в дату.

— Макс, ты ничего не перепутал? Вылет послезавтра. Я не успею получить ни одной визы.

—— Признаю, минуту назад я был самокритичен, но это не означает, что я, на самом деле, способен на серьезные промахи. На, получай! — И он вытащил из своего портфеля новенький, как будто еще пахнущий типографской краской, паспорт гражданки Соединенного Королевства Кэтрин Кремер.

— Ты все-таки его получил!? Какая ты умница! Приношу извинения даже за малейшую долю сомнения в твоем высочайшем профессионализме.

— И как ты собираешься меня отблагодарить?

Вот оно, началось! Неужели так примитивно и стандартно?! Сейчас ты обозначишь свои намерения долгим и страстным поцелуем. В поездке доведешь все до логического конца. А по приезде скажешь с легким сожалением: «спасибо, дорогая, с тобой было хорошо, но ты… пройденный этап. Я уже через все прошел. Мой жизненный опыт отметает всяческое желание на повторный брак».

— Поцелуя хватит? — И я по-быстрому чмокнула его в щеку.

Макс и в самом деле приготовил мне хороший сюрприз. Несколько месяцев назад он подал прошение на имя Ее Величества Королевы с просьбой предоставить мне гражданство, так как полученный мной в наследство немалый капитал имеет британское происхождение, и его новая владелица полна решимости использовать его в интересах страны, для блага и процветания оной. Так, или приблизительно так, мотивировал адвокат Ландвер мое желание стать гражданкой Великобритании.

И это была чистейшая правда, так как британское гражданство расширяло мои возможности сотрудничества с крупным бизнесом, а «волшебный» документ значительно упрощал передвижение в любую точку земного шара.

И вот теперь я, в отличие от товарища Маяковского, «из своих широких штанин» могу достать сразу две «паспортины»: и бывший «серпасто-молоткастый» и «с английским левою». Разве могла я об этом подумать в ту пору, когда учила в школе советского классика?

Поездка по Германии, как спланировал ее Макс, оказалась замечательным отдыхом. Мы прокатились по южной Баварии, по ее удивительным, сказочно красивым Альпам, чистеньким и уютным городкам, застывшим в средневековье, замкам и паркам.

Правда, начала я с оплошности: в Мюнхене сдуру потащила его в печально знаменитую пивную, где мы смогли пробыть не более двух-трех минут. День выдался дождливым, все посетители находились внутри. В огромном помещении с высоченными окнами, разрешетчатыми узкими рамами, за длинными черными столами сидели десятки людей. Акустика была великолепной, поэтому пьяная лающая немецкая речь, грохот пивных кружек и возбужденные красные лица подвыпивших бюргеров моментально воссоздали в сознании картину двадцатых годов. В дальнем конце зала произошло резкое оживление и мне показалось, что сейчас сам «бесноватый фюрер», начнет, как ни в чем не бывало, толкать перед соратниками очередную гнусную речь. Нет, такое кино мне не нравилось! Максу тоже, он крепко сжал мою руку, и мы, не сговариваясь, выскочили на свежий воздух.

Затем немецкий пестрый лубок сменился швейцарскими горными и озерными пейзажами. В городах мы ходили по дорогим часовым и ювелирным магазинам, и я присматривала место для открытия своего. Меня интересовал дизайн помещений, приемы обслуживания. Я долго и нудно примеряла разнообразные колье, перстни, серьги, так и не обрадовав хозяев своим окончательным выбором, при этом наблюдая за каждой мелочью и отмечая про себя мельчайшие нюансы. Одновременно мне хотелось посмотреть, что же европейские чудо-мастера могут предложить состоятельной и капризной публике. И тут я была несказанно обрадована, увидев, что изделия «Кремерз Хаус» без труда составят им достойную конкуренцию. Макс с удовольствием участвовал в этих спектаклях.

Наверное, со стороны мы были похожи на семейную пару, прожившую в счастливом браке уже достаточное количество лет, так как держались очень близко друг к другу, но без всякого публичного проявления своих отношений, то есть без обниманий, не говоря уже о поцелуях. Поэтому, когда Макс в гостиницах или циммерах просил два отдельных номера, у хозяев на какую-то долю секунды на лицах возникало удивление, что меня немного забавляло.

Все в этой поездке складывалось удачно: и погода, и насыщенный маршрут, и хорошее настроение, какое Макс поддерживал многочисленными рассказами о местных достопримечательностях. Правда, сначала мой джин — а во мне сидит такой слишком любопытный проказник, постоянный спутник любой женщины — своими несносными вопросами пытался отравить мне жизнь, терзая навязчивым желанием поинтересоваться у моего гида, а откуда он все так хорошо знает? Но я справилась со своей ревностью, объяснив этому уродцу, что мне нет никакого дела до того, с кем до меня мистер Ландвер посещал эти места. Может быть, это нужно было для того, чтобы сейчас так красиво и интересно об этом рассказывать мне.

Нет, мои мысли и чувства были заняты совсем другим. Я пыталась доказать себе, что хватит бояться и все просчитывать. Что нужно жить сегодняшним днем, пользоваться благоприятным моментом и радоваться тому, что имеешь. Что надо быть проще, глупее и наивнее. В конце концов, это всего лишь мои комплексы, от которых пришла пора избавиться, и лучшей кандидатуры для избавителя не подобрать.

И я себя уговорила. Когда мы подъезжали к очередной деревушке, чтобы устроиться на ночлег, и я уже протянула руку остановить его и, осторожно заглянув ему в глаза, сказать, что мы вполне можем обойтись одним номером, и услышать в ответ его мягко-ироничное, «все, что прикажите, леди Кэтрин», у него зазвонил сотовый. Ну, подумаешь, телефон! Ну, подумаешь, женщина! Для кого-то это ерунда, только не для меня. Я поняла, что саму себя не обманешь, о чем мне так прямо напомнила Система, соорудив Максу звоночек от старой подруги. Больше того, меня заставили выслушать их болтовню со всеми нелепыми прозвищами, ее намеками, отвратительными смешками и противным чмоканьем. Дело в том, что Макс забыл отключить громкую связь после предыдущего разговора, в котором требовалось мое участие. Излишне говорить, что этот разговор был деловым.

Сейчас же звонившая подружка так отчаянно сожалела, что он на континенте, а потом так живо радовалась, что к концу недели он будет в Париже, куда она тоже собиралась на какое-то грандиозное мероприятие, что делить с ним на пару ночей номер и постель мне уже не хотелось.

Нет уж, увольте. В одном списке с Иветтами, Мюзетами и прочими Жоржетами я находиться не хочу. Мы отправились в несвадебное путешествие, так пусть оно таким и останется. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Наш приезд в Париж Макс рассчитал тютелька в тютельку, чтобы успеть к показам лучших модных домов, где заблаговременно забронировал места. Сначала я не очень понимала, для чего мне это нужно, и почему он придает этому мероприятию такое большое значение. Новые модные веянья? Так я могу ознакомиться с ними, пролистав соответствующие журналы. Покупка экстравагантных нарядов? Но это совершенно не мой стиль. А уж что я люблю носить, и что мне идет, он знал, как никто другой. Когда я спросила его об этом напрямую, он весьма удивился моему непониманию сути происходящего момента.

— Кэтрин, я хочу, чтобы ты получила представление о той публике, часть которой должна стать твоими клиентами. С некоторыми я тебя познакомлю. В мою задачу входит ввести тебя в этот круг. Ты просила меня помочь стать Бриллиантовой королевой, и я делаю для этого все возможное.

При этих словах я вспомнила себя молоденькой непривлекательной девушкой, зажатой и стеснительной, скромно сидящей сбоку-припеку в любой компании, испытывающей жуткий страх открыть рот и сказать очередную глупость. И ведь говорила! На работе было проще, там требовались профессиональные знания, и они у меня были. А вот когда познакомилась с Павлом, долгое время чувствовала себя неуверенно в устоявшейся компании его друзей-однокурсников. Мне они казались такими умными, талантливыми, умеющими свободно излагать свои не ординарные взгляды, так что в их присутствии я казалась себе маленькой невзрачной лягушонкой. Почему именно ею? Ответ ясен. У лягушки больше шансов превратиться в царевну. Выход я нашла в гитаре, неплохо исполняя жестокие романсы из популярных фильмов и бардовские хиты. Ребята обожали Галича и о своей стройотрядовской юности любили поностальгировать на матерном студенческом фольклоре.

Все комплексы начали уходить лишь после сорока, наверное, начала работать та новая принятая мною программная установка о том, что с возрастом человек мудреет, а не стареет.

И только позже, после целенаправленной, упорной работы над собой у меня окончательно пропал какой-либо страх, я могла без проблем войти в любую компанию, поддержать какую угодно беседу, свободно обыграть предложенную тему, более того, изменить ее и направить в то русло, какое меня больше устраивало.

Переехав в Лондон и поставив перед собой определенную цель, я в течение года решала основную проблему, значительно ограничивающую мое общение — незнание английского. Сейчас, когда я владела им в достаточном объеме, и языковой барьер был снят, я не ощущала никакого комплекса второсортности перед людьми, относящими себя к элитным кругам европейского бомонда. Конечно, этому немало способствовал мой счет в банке, а также человек, который уверенно и красиво прокладывал мне дорогу. Один штрих, правда, меня смущал. Я очень тяжело переносила откровенные любопытные взгляды людей — для них я все-таки была диковинкой из непонятной страны, которой вдруг обломился такой куш. Макс, услышав о такой моей проблеме, только рассмеялся:

— Кэтрин, пойми, это твой козырь, именно этим ты привлечешь к себе внимание. А вот поймут ли они, что ты достойна полученного богатства, уже зависит от тебя. — Увидев мой умоляющий взгляд, он добавил — А ведь ты достойна этого. Я лично понял это сразу.

Ах, Макс, Макс, из тебя получился бы неплохой психолог вместе с психотерапевтом. Но ты, как всегда, прав.

На деле оказалось, что моя главная проблема лежит в совершенно другой плоскости. Плоскость эта называлась «Максимилиан Ландвер», а проблема — женщины в его жизни. Я столкнулась с этим во Франции, с ужасом осознавая, что же меня ожидает при посещении подобных мероприятий в Лондоне. По взглядам, намекам, ужимкам, и другим нюансам женского поведения я поняла, что их количество было значительно больше, чем я себе представляла. Особенно раздражало, что и я этой публикой воспринималась как одна из них.

Кто-то мне откровенно завидовал, кто-то жалел, предрекая наш быстрый разрыв, конечно, по его инициативе, кто-то давал нелепые советы, как его удержать, а кто-то, наоборот, удивлялся, что он со мной около года и просил, чтобы я поделилась опытом. С одной стороны, мне было смешно слушать эту пустую болтовню, мало имеющую отношение ко мне. А с другой, хотелось рыдать, потому что понимала, что уже не могу выбросить из головы и сердца мужчину, чувствами к которому жила последний год.

Что же касается самих показов, то помимо одежды меня привлекали сопутствующие предметы и, в первую очередь, украшения. У меня мелькнула одна мысль, и я тут же ею поделилась с Максом.

— Как ты посмотришь на то, чтобы и мне проводить показы своих ювелирных коллекций, но не самих по себе, а в подборе к моделям какого-нибудь кутюрье? Если это глупость, то скажи мне об этом как-нибудь потактичнее.

Макс не сказал ничего. К этой теме он вернулся за ужином.

— Ты знаешь, мне твоя идея понравилась. Конечно, именитые мастера вряд ли примут твое приглашение, часть из них сами разрабатывают свои украшения, часть работает с уже известными ювелирами. Но мы можем пойти по другому пути, найти такого же, как и ты, начинающего, с целью объединить ваши усилия. У меня даже есть на примете пара кандидатур.

— Это женщины? — Не удержалась я.

— А почему бы, нет? — Он рассмеялся. — Тебе не нравятся модельеры женщины? Лично я —— не шовинист.

Расставшись с ним у дверей своего номера, я постаралась не думать, где и с кем проведет он сегодняшнюю ночь, так как выбор у него был неограниченный. Знай он хорошо русскую классику, например Блока, то на прощанье мог бы обронить с некоторой долей обреченности: «И вечный бой, покой нам только снится». Простите Александр Александрович, Вы, конечно, имели в виду совсем другое.

       ГЛАВА    15.    ЧУДО РОЖДЕСТВА — ПРОГРАММА СОЗНАНИЯ.

По возвращении в Лондон я быстро втянулась в прежний ритм, тем более, что мастерская разрасталась, увеличилось количество мастеров, и нужно было решать массу текущих проблем. Поначалу Мишане не хватало присутствия Павла, который понимал его с полуслова, и на которого можно было положиться как на самого себя. Но я знала, что когда идешь в верном направлении, все проблемы начинают потихоньку исчезать, то ли сами собой, то ли приходит неожиданное решение, то ли представляется счастливый случай. Так и сейчас. У нас сложился дружный, сплоченный коллектив со своими традициями, а у некоторых его членов открылись новые способности, что и было мною использовано для улучшения организации работ. У Мишани освободилось больше времени для творческого процесса.

Начали приносить свои плоды и занятия с Бенджамином, что каждый раз давало повод восхищаться мудростью моего советника, решившего начать продвижение меня, выскочки и дилетанта, со знакомства с этим обаятельным стариком. Бенджамин свел меня с настоящими «акулами» бриллиантового бизнеса, а не с перекупщиками, с которыми я до сих пор имела дело и переплачивала за камни втридорога.

Правда, сначала пришлось пройти пару «проверок на вшивость». Выглядело это приблизительно так. Внимательно выслушав мою просьбу о приобретении таких-то и таких-то камней, мне доверительно сообщали: «Мадам, у меня есть специально для вас кое-что интересное. Прекрасный товар, идеальные характеристики. Цена, конечно, соответствующая». И подсовывали такую туфту, что я должна была усилием воли сдерживать гомерический хохот. Я понимала, что для них я новичок, к тому же женщина, потому и схожу, может быть, за дурочку, но не до такой же степени.

До сих пор не знаю, проверяли меня так или это обычный метод работы: а вдруг, мол, и вправду прокатит. Но со мной не получалось. Посмотрев пару камней и отодвинув их в сторону, я спокойно, без каких-либо эмоций рассказывала продавцу, что эти камни представляют собой на самом деле, и почему они мне не подходят, тем более за такую цену. В конце я сетовала на Бенджамина Опельбаума — тот, дескать, обещал мне достойный прием. В результате я покупала те бриллианты, что мне были нужны, за ту цену, что меня вполне устраивала, под аккомпанемент тысяч извинений за ошибку.

Макс обожал присутствовать на таких спектаклях, а потом со смехом в подробностях рассказывал о моих подвигах Бенджамину. Старик смеялся до слез, как ребенок, радуясь удавшейся ему проделке. Сам Макс смотрел на меня с нескрываемой теплотой и гордостью. Я обожала его таким. Потому что в последнее время наши отношения резко изменились.

После поездки, особенно после парижского бомонда, моя затворническая жизнь в Лондоне закончилась. Макс, что называется, стал вывозить меня в свет. Приемы, презентации, званные обеды, ужины, показы, одним словом, тусовка. Стали появляться новые знакомства, связи. Я, а вернее моя история, вызывали у многих повышенный интерес. Одновременно активно велись поиски помещения под первый и самый главный магазин.

Макс считал, что сначала нужно найти съемное помещение и посмотреть, что из этого выйдет. Меня такой вариант не устраивал: я хотела его купить и обосноваться в нем навсегда. Поиски затянулись, мне ничего не нравилось, настроение было паршивое. Меня все раздражало. Но еще больше меня раздражал сам Макс, вернее, ощущение и понимание того, что я его теряю. И я ничего не могла с этим поделать — ни с самим раздражителем, ни с тем, что так происходит.

Сначала понемногу, а потом все чаще и чаще его стали донимать телефонные звонки, перешедшие в беспрерывный поток. Двух мнений быть не могло — это были звонки от женщин. И если раньше в моем присутствии он как-то ограничивал их количество, выключая аппарат, если видел, что это личный звонок, не связанный с работой, или, извинившись, выходил в другое помещение, то теперь все изменилось. Он только показывал мне взглядом, что, мол, ему это очень важно, а ты будь умницей, паинькой, сама посмотри эти бумаги, покопайся в компьютере, закажи что-нибудь у официанта, полистай программку или подожди, пока я закончу разговор. И мне ничего не оставалось, как присутствовать при его интимных беседах со своими подругами. А он их вел как профессионал высшего класса. Он не говорил ничего особенного, не позволял себе никаких грязных намеков, фривольностей, но зато как он говорил! Представляю, как шла кругом голова у его собеседницы, если у меня, находившейся рядом и не имевшей к его словам никакого отношения, замирало сердце и подкашивались ноги.

А потом он стал просто оставлять меня одну. Мы почти перестали бывать наедине, только работа и тусовочные мероприятия. Но и после таких вечеров он больше не провожал меня до дверей, а, поглядывая на часы, высаживал на улице и спешил. Ясно было, куда.

И я не могла предъявить ему никаких претензий. Ведь целый год он ждал только одного моего взгляда или слова. Я привыкла к этому. У меня даже появилось чувство собственника в отношении к нему. Мне хотелось, чтобы он все время был со мной, ожидая моей благосклонности, пока я не справлюсь со своими проблемами. А теперь я ненавидела себя за эти комплексы, — из-за них я его потеряла.

Мне вновь и вновь вспоминался тот самый первый, такой непонятный вечер, когда его вдруг понесло: «вы привлекательная женщина, я, чертовски, привлекателен...» Что это было? Что заставило его буквально наброситься на меня? И как получилось, что за то мгновение, что он так был близко от меня, я настолько глубоко почувствовала его, что это перевернуло всю мою жизнь. И вот такой финал!

Ну, хватит плакать и причитать: если бы так, да если бы этак. Я сама приняла такое решение и сделала свой выбор. Следовательно, ответственность за все лежит только на мне. Надо уметь принять ситуацию, и я ее принимаю. Ведь все уже сказано до меня: «у человека нет врагов, у человека нет друзей, у него есть только учителя». А чему меня учил Макс? Только одному — любви. Я должна была его принять с его непостоянством, со всеми отрицательными сторонами, таким, какой он есть. Приняла же я Павла. Я никогда не сомневалась, что встреча с ним была знаком судьбы. А с Максом? Подумай сама, притащиться из Москвы в Лондон и услышать в первый же день: «вы привлекательная женщина, я, чертовски, привлекателен...» от мужика, при одном упоминании о котором возникает стойкое желание. А потом целый год держать его на привязи около себя. Куда ты глядела, где были твои глаза? Неужели ничего не помнишь?

            И я вспомнила все. Это было около четырех лет назад, то есть за три года до получения наследства. Семьи тогда уже не было. Осталась только привычка решать вместе материально-бытовые проблемы и воспитывать сына. Никакой физической, интимной и духовной близости не осталось и в помине после того страшного дня. По обоюдному умолчанию мы с Павлом решили вычеркнуть его из своей жизни, но, видимо, перестарались.

Мне было одиноко и холодно. И тогда вдруг пришла идея: если я сейчас не могу найти человека, способного дать мне ощущение женского счастья, то почему бы его не запрограммировать? Методики я знаю в совершенстве, даже если не получится, хуже от этого не будет. Каждая женщина мечтает встретить своего принца, но не у каждой это получается. А вдруг?!..

        Сначала я отнеслась к этому легкомысленно, как к желанию отвлечься от гнетущих мыслей о несчастной женской участи. Но так как я в принципе ничего не делаю спустя рукава, то к разработке программы подошла со всей ответственностью. На первом этапе определила ряд качеств, без которых не мыслила мужчину своей мечты. Ну, с этим все просто: красивый, умный, образованный, сильный и физически и духом, обаятельный, остроумный, порядочный, конечно же, богатый, безусловно, состоятельный в постели, способный на глубокое чувство ко мне. Не многовато для одного? Для принца — нет.

Следующий этап оказался посложнее. Надо было основательно покопаться в себе, в своем характере, привычках, взглядах, выявить у себя отрицательные стороны и убрать их, с тем, чтобы приблизиться к тому идеалу женщины, что подобает тому самому идеальному мужчине. Никто не говорит, что это легко. Но для себя я четко решила — это сложно, но возможно. И я стала методично работать над собой.

И, наконец, третий этап — выявление тех негативных мыслей-программ, что мешают осуществлению моей мечты. Я потратила на это достаточное количество времени, вывернула себя наизнанку и поняла, в чем моя главная проблема: я считала себя недостойной иметь полноценное счастье. Кто я? Обычная женщина, не имеющая никаких исключительных физических данных, среднего роста, без общепринятых стандартов, лицо не красавицы. Умственные способности? Ну, не дура, конечно, но и не Софья Ковалевская. Возраст — сорок с хвостиком. Говорят, после сорока жизнь только начинается, а у меня полная остановка. С чего бы мне заиметь принца?

Но так как процесс программирования уже начался, и я много времени потратила на предыдущий этап, мне было обидно бросать начатое. Поэтому стала убирать, прямо-таки с кровью вырывать из себя всякие мысли о своем несовершенстве. Именно тогда пришла легкость общения по любому поводу, мне стало нравиться мое отражение в зеркале, я перестала сравнивать себя с молодыми наглыми девицами, которые считали для себя незазорным брать от жизни все, что можно. Я перестала стоять на перроне, прощаясь со своим поездом. Теперь я ждала его скорого прибытия. Планомерно, день за днем я вселяла в себя уверенность, что причитающееся мне счастье получу сполна.

            Все было прекрасно, не хватало одного — принца. И я забыла об этой детали. А Система ничего не забывает, она работает. Иногда быстро, раз два и готово. А иногда требуется очень много времени, чтобы сплести воедино разные судьбы, разные возможности и условия. Заложенная мной программа сработала только через несколько лет. А я, такая умная, этого не поняла.

Меня привели сюда, в совершенно другую страну, дали кучу денег, чтобы я вошла в другой мир, поднялась на другой уровень, влилась в другой круг — его круг. Более того, целый год его держали около меня. Вот он, бери и пользуйся! Ну что же, не хочешь — не надо! Ведь есть и другие, которые мечтают о таком принце не меньше тебя. Понимание этого пришло слишком поздно.

            Был один из тех предрождественских вечеров, когда жизнь бьет ключом, устраивая шумные праздники, веселые карнавалы, балы, обеды, торжественные приемы, чтобы потом замереть в тишине Рождественских каникул. Но мне хотелось замереть уже сейчас. Я сидела дома, в кабинете, отключив мобильный и не подходя к городскому телефону, а он надрывался, чтобы вытащить меня из моего одинокого убежища на растерзание веселых и довольных жизнью счастливых людей, которым мало было имеющегося у них счастья, и они ждали нового.

А я уже ничего не ждала. Мне не хотелось одеваться, прихорашиваться, встречаться с незнакомыми людьми и вести бесконечные разговоры о погоде, делать дежурную улыбку, выслушивать комплименты и одни и те же вопросы, на какие следовало давать одни и те же ничего не значащие ответы. Не хотелось пожимать руки и терпеть, как пожимают мои.

Боже, как мне все это надоело! И зачем я все это затеяла? И кому я что-то хочу доказать? Прав был Макс, впрочем, как всегда. Сидела бы тихонечко и получала бы свои проценты, и счастлива была бы. Так нет же, в Бриллиантовые королевы захотела, пешка наглющая. А он так старается, сегодня обед в одном месте, завтра прием в другом, и с каждым разом уровень все выше и выше. Знакомьтесь, наследница Бриллиантового короля, в будущем сама Бриллиантовая королева.

Ах, Макс, ну, зачем ты мне звонишь? Ведь вечер закончится, и я опять останусь одна. А ты усвистишь к той, которой вчера без всякого стеснения нежно и трогательно пел о своем милом уютном гнездышке, где так чудесно можно будет встретить праздник. И зачем я учила этот английский? Чтобы в подробностях знать, как ты снимаешь очередную бабу? Да, мы с тобой друзья, как ты заявил недавно какому-то журналисту, интересующемуся нашими отношениями, но не до такой же степени, чтобы в моем присутствии договариваться о свидании и млеть в предчувствии неземного блаженства. Надо же и такт какой-то иметь! И вообще, что это такое, сегодня одна, завтра другая!? Звонят и звонят, ни стыда, ни совести! Как у нас в таких случаях говорят: медом, что ли, у него там намазано?

Не пойду никуда. Не хочу знать, не хочу видеть, как он торопится отделаться от меня.

Катя, Катенька, но ведь ты же сама так хотела. Сама его не подпускала. Сама его боялась. Что же теперь изменилось?

Не знаю. Ничего не знаю. Только не могу даже представить, что он с другой...

Раздался звонок в дверь. Это был, конечно, мистер Ландвер.

-— Почему ты не готова? Почему не отвечает ни один телефон? — Начал Макс с порога, следуя за мной в кабинет и сбрасывая на ходу пальто. — Кэтрин, ты заболела?

— Я никуда не пойду. Мне никуда не хочется идти. — Я демонстративно забралась в кресло с ногами, тем самым показывая, что все разговоры и уговоры бесполезны. — Я устала от всего, от людей, от встреч, от всей этой суеты. Я хочу побыть одна. Мне все надоело. — Он смотрел на меня как на идиотку. — Ты понимаешь, что я поставила перед собой нереальную цель? Мне надоело все делать ради нее. А когда для души?

Он огляделся по сторонам, что-то ища глазами.

— Ты пила?

— Ну, правильно! За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, ко всему прочему, мне не хватает стать алкоголичкой?! Спроси, может, я обкурилась?

— Нет, не похоже.

И тут из меня вырвалось то, что я так тщательно скрывала за маской сильной и свободной женщины, что столько времени спокойно копилось, а теперь лезет наружу. Мне захотелось сказать это именно ему, потому что он добился того, чего хотел, и я готова, пускай поздно, признать свое поражение.

— Я устала быть одна ... Понимаешь? Мне плохо! Пло-хо! Ты знаешь, что бывает, когда женщине плохо?

Он подошел ко мне вплотную и наклонился. Я ожидала, что сейчас он тихим, спокойным, хорошо поставленным голосом скажет мне, какая я умная, сильная, что мне нужно взять себя в руки, что все проходит, и плохое настроение тоже. Обычный психотерапевтический набор в случаях кризиса у одинокой, никому не нужной деловой женщины, добившейся полной свободы от всего, и от счастья тоже.

Но он резко поднял меня, вытащив из кресла, властно прижал к себе и впился губами в мои губы. По той жесткости, с какою он подчинил меня себе, стало понятно, что сопротивляться бесполезно, да и не хотелось.

— Делай только то, что тебе нравится, остальное сделаю я. — Вот что на самом деле сказал он мне глухим голосом и, почему-то, по-русски.

Да, сделай что-нибудь, пожалуйста, потому что я больше не в состоянии терпеть эту пытку. Я больше не могу идти против своей природы, не могу противиться своим желаниям. Сделай то, что делал до меня с десятками других, потому что я готова стать одной из них. Но ведь в этом-то вся проблема, ты слишком хорошо знаешь, что нужно делать, ты слишком для меня опытен.

И меня зажало. Я никогда не испытывала большого удовольствия от физической близости с мужчиной. После тех событий в моей жизни у меня вообще было одно отвращение. И страх, противный, мерзкий страх.

Мое глубоко загнанное внутрь и никем не востребованное желание, которое только что раздирало физическую и духовную плоть, при первой же попытке помочь ему ощетинилось забором колючей проволоки страха, сковавшего все тело.

—— Глупенькая, ведь ты хочешь меня. — Шептал он в такт своим ласкам.

Ну и что с того, что хочу тебя, а ты — меня? Ты хочешь любую. Тебе все равно с кем. Ты решил помочь мне? Оказать дружескую услугу свихнувшейся от одиночества бабе? Стать моим лекарством от депрессии? Пожертвовать для меня своим вечером? Ведь ты должен быть с другой. Какое тебе дело до того, что я люблю тебя? Ты просто догадался, что я встала в очередь к тебе, как остальные.

— Не бойся меня.

А чего во мне больше, страха или любви? Если я сейчас уступлю своему страху, он никогда не узнает, как я люблю его. Что день без него пуст, а минута кажется вечностью. А с ним? А с ним этот самый день заполнен болью. Болью от его непостоянства, от его нежелания и неумения любить.

— Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.

Или все-таки послушать его? А ему? Будет ли ему хорошо со мной? Наверняка, в его представлении я искушенная женщина, способная удовлетворить такого мужчину, как он.

И я уже сжалась в единый железный монолит, чтобы на выдохе со всей мочи заорать ему «нет!», как вдруг услышала совсем другие тихие, нежные слова. Он находил в русском языке такие тонкие и такие теплые определения моим неземным достоинствам, своим ощущениям от возможности говорить мне о них, бережно укутывая покрывалом сладостного дурмана своих волшебных ласк и поцелуев, что сопротивляться больше не было сил.

Очнувшись, я увидела перед глазами вздыбившиеся кочки пожелтевшей травы и почувствовала жесткость земли. Боже, где я? Приподнялась, в испуге озираясь вокруг, и со смехом опустилась обратно. Мы лежали на полу в кабинете на моем любимом ковре, бело-желтом островке осуществленной мечты. Когда-то в юности я видела точно такой ковер, белый с огромным ворсом, в каком-то фильме, то ли французском, то ли американском, неважно, и долгое время он был для меня символом достатка и хорошего вкуса. Покупка была сделана исключительно по программе «мечты сбываются».

— Хочешь еще? — Услышала я шепот.

— А ты? — Ответом был долгий поцелуй.

Нет, нет, дружок. В твоем поцелуе нет и намека на дружескую услугу. Так целует только страстно желающий мужчина. Значит, и тебе было со мной хорошо!

Страх, робость, неуверенность исчезли. Я знала, какая награда меня ждет за открытость его рукам, его телу, его желаниям. Теперь ему не нужно было ежеминутно повторять «не бойся!», «расслабься». Мы молча получали удовольствие друг от друга. Когда чувство неземного блаженства рассеялось, я снова услышала слова. На этот раз это были слова благодарности. Мне даже в голову не могло придти, что этот мужчина, только что открывший мне ворота в рай близости, станет благодарить меня и уж тем более облекать свои чувства в сложные обороты русской речи.

Ты хоть сам понимаешь, что ты сделал? Я ведь теперь не смогу быть рядом с тобой без тебя. И делить тебя ни с кем не собираюсь. Еще не знаю как, но я разгоню всех твоих подружек. Это раньше, в той своей жизни, я бы пустила наши отношения на самотек, чтобы все образовалось само собой. Предоставила бы тебе полную свободу, чтобы с замиранием сердца ожидать, кого ты выберешь, меня или другую, останешься или уйдешь. Сейчас мне самой нужно все обдумать и принять решение.

Я с трудом заставила себя оторваться от него. На какую-то долю секунды в его глазах мелькнул испуг, сменившийся светом покорности мужчины перед женщиной, заполнившей его сердце. Или это игра? До каких же пор я буду мучить и изводить себя?

Может быть, проще было бы завалиться с ним в постель, безропотно подчиняясь его воле, таять от нежных слов, какие говорить он оказался превеликим мастаком. А потом ... Потом проснуться в холоде одиночества? Потому что после очередного телефонного разговора ему взбредет в голову, что где-то там, с другой, он получит большее удовольствие, чем со мной? Нет. Такого я позволить себе не могла.

Поэтому созрел другой вариант: остаток вечера провести в каком-нибудь тихом ресторанчике, чтобы сидя напротив друг друга, без этой пьянящей близости, прочитать в его глазах все. И то, что он считает нужным мне сказать и то, что хочет скрыть, а еще лучше услышать честный прямой ответ, от которого будет зависеть вся моя будущая жизнь, да и его тоже. Потому что выбор теперь у нас оказался весьма ограниченным: или вместе, или расходимся навсегда.

Он ждал меня в машине, встретив нежным мягким поцелуем. Но я настолько была поглощена своими переживаниями, страхами, надеждами и томлениями, что совершенно не обратила внимания на объект этих самых треволнений, пока его вопрос не вернул меня к действительности:

— Что с вами, леди Кэтрин?

Я не зря хотела видеть его глаза. Не мной придумано, что они зеркало души. Не зря хотела услышать его голос, вот такой спокойный, теплый, чуть-чуть ироничный, признающий за мной полное право быть его леди.

— Я жалею.

— О том, что произошло?

— О том, что потеряла год. Ведь ты в первый же вечер предлагал решать все вопросы в самом близком сотрудничестве. Я догадывалась, что будет хорошо, но не предполагала, до какой степени.

Потом мы долго целовались. Так я не целовалась лет двадцать.

— Поехали. — Решительно сказала я, когда смогла перевести дух.

— Куда?

— К тебе. — Он вопросительно посмотрел на меня. — За вещами. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь ушел от меня под предлогом отсутствия любимых ботинок или галстука.

Если бы он мне сейчас возразил... Нет, если бы просто сказал... Нет, только бы намекнул, что происшедшее между нами ни к чему его не обязывает и не означает для него возможности перемен в его личной жизни, я бы спокойно, с достоинством попросила бы отвезти меня в аэропорт, взяла бы билет на любой ближайший рейс, в любую страну, чтобы только... Но он без слов завел машину, и мы поехали.

За все время нашего знакомства я ни разу не была у него. Что может представлять собой квартира одинокого, разведенного мужчины, вокруг которого роем вьются женщины? Ответ очевиден. Но сейчас меня тянуло туда. Мне хотелось знать о нем все, каждую мелочь, каждую деталь. Год назад я сказала ему, что мне для того, чтобы быть с ним, не хватает чувств. Сейчас чувств было в избытке, не было знаний, которые бы эти чувства усиливали и развивали.

— Ты не боишься? — Искоса глядя на меня, спросил он, открывая дверь.

— Чего?

— Узнать обо мне то, что тебе может не понравиться.

— Если честно, я боюсь только одного, что тебе с мужчинами также хорошо, как и с женщинами.

Мои слова вызвали у него усмешку.

— С этим все в порядке. В своей ориентации я консервативен.

Он оставил меня в гостиной со словами «не скучай!», а сам скрылся в глубине квартиры. Скучать? Нет. Сейчас я займусь очень интересным делом: изучать тебя без тебя. Я внимательно осмотрела гостиную, в которой находилась. Мило, уютно, но это не Макс. Следующей комнатой оказался кабинет. Вот тут было на что посмотреть.    

В углу, придавая комнате традиционный уют, сразу обращал на себя внимание добротный английский камин с широкой мраморной полкой, где стояли многочисленные вазы и кубки, похожие на спортивные награды. На стенах, по обе стороны от камина, висели большие черно-белые фотографии самого хозяина. Ни дать, ни взять, музей спортивной славы Максимилиана Ландвера. Фотографии были сделаны высокопрофессионально и отражали периоды различных его спортивных увлечений. Вот Макс подросток, в белом свитере и черной жокейской шапочке, кормит с руки лошадь. А здесь постарше, в фехтовальном костюме, снял шлем-маску и вытирает пот с лица, усталый, но довольный. А вот на теннисном корте, весь в готовности отбить подачу. Очень сексуально: длинные загорелые ноги в напряжении перед прыжком. Или вот это: Макс в амуниции горнолыжника. Кстати, единственное фото, где он позирует, поэтому не очень интересно. А вот здесь прямо как с обложки журнала: на яхте под парусами, ветер раздувает волосы и одежду, а он с силой удерживает какую-то снасть. И, наконец, последняя: момент победы, взмытые вверх руки с клюшкой от гольфа.

Разглядывая эту галерею, я впервые подумала о его возрасте. Он мне как-то говорил, когда родился. Значит, ему немногим больше пятидесяти. Чушь какая-то! Макс и этот возраст — понятия абсолютно не совместимые.

Напротив камина, под прямым углом друг к другу стояли два огромных черных кожаных дивана, с широкими сиденьями и высокими спинками, украшенные обилием металлических заклепок. Диваны огораживали пространство вокруг камина, а угол между ними заполнял столик-секретер. Именно он и привлек мое внимание. Что-то в нем меня сразу насторожило. На самом столике стояли красивые коробки-шкатулки. А на некоторых ящичках секретера, под изящными скобками ручек, размещались миниатюры из эмали, где были изображены лица мужчин и женщин. Так, и что ты там прячешь? Фу ты, господи, сигареты! А ты что предполагала? За одной женской головкой скрывались длинные тоненькие женские сигаретки, за другой — такие же, но со слабым ароматом ментола. Мои любимые! Соответственно, в ящичках с мужским изображением — разные сорта мужских. В остальных отделениях находились всевозможные атрибуты курильщика: трубки, инструменты для их чистки, табак, мундштуки, спички. В шкатулках на столе оказались сигары. Рядом с камином стоял кальян. Да, Макс, а ты эстет!

Я никогда не видела, чтобы он много курил. По крайней мере, у меня в доме, в мастерской или своем офисе он не позволял себе ни одной сигареты. Вечером в ресторане, в баре, где-то на приеме — да. Красивый портсигар, дорогая зажигалка, необходимые атрибуты светского мужчины, как мне казалось. А ты, оказывается, очень даже любишь побаловать себя затяжкой-другой хорошего табака. Но это совсем не страшно! Пойдем дальше.

Вторая половина комнаты и была кабинетом: у широкого окна стоял массивный, под стать диванам, стол, на нем стопки бумаг и ноутбук. И стеллажи с книгами от пола до потолка, скорее всего с профессиональной литературой. Разделял кабинет стояк с современной проигрывающей аппаратурой. В самом низу его я обнаружила проигрыватель с иголкой. Наверное, есть и пластинки. И огромное количество дисков. «Биттлз», читала я на многих из них. Ну что ты, дорогой! Я давно знаю о твоих музыкальных пристрастиях. Мне пока все нравится.

Я еще раз окинула взглядом комнату и представила, что здесь, может быть, он провел те две недели: сидел за компьютером, реагируя на любой нюанс котировок, потом шел сюда курить и думать, потом опять к компьютеру, и так далее. Что это? Азарт? Или страстное желание заработать?

И еще меня поразило, что здесь нет ни одной лишней вещи, нет ничего напоказ. Даже эти фотографии не для кого-то, а для себя. Это не снобизм, не азарт. Это умение во всем достигнуть совершенства.

Ну, конечно, ведь все уже сказано до меня: «Во всем мне хочется дойти до самой сути, в работе, поисках пути, сердечной смуте...» Ведь так, Борис Леонидыч?

Иду по коридору на звуки, издаваемые Максом. Кажется, здесь! Открываю дверь и... столбенею. Да, особенно «в сердечной смуте»... Передо мной кровать. Дураку ясно, спальня. Кровать, как кровать. Только одинаково огромная: что в длину, что в ширину. И чего-то в ней не хватает. Точно, изголовья. Вместо него в изумительной по красоте раме, на массивных цепях, висит зеркало размерами с кровать. И над кроватью в потолке, в такой же раме, вмонтировано еще одно.

Вот чего ты боялся! Вот какое гнездышко ты себе свил. Вот куда рвутся женщины всех возрастов, рас и социальных сословий.

Я попыталась рассмотреть, что тут еще имеется, и не смогла. Взгляд все время возвращался к зеркалам а, следовательно, и к кровати. Работал такой мощнейший магнит!

Нет, дорогая, это все декорации, без главного действующего лица они меня не волнуют. Но почему же так хочется туда? Хоть раз в жизни сыграть с ним на этой сцене!

Я была настолько поглощена своими мыслями, что не слышала, как он подошел сзади. Только почувствовала его руки и прикосновение губ на шее.

Неужели началось!? Я же так боялась быть одной из многих. Но ведь когда-то надо начинать. Будем считать, что у меня сегодня премьера. Состав труппы сменился, и навсегда!

Господи! Ну, почему все сказано уже до меня? «Я пью волшебный яд желаний...». Пушкин. Вот когда по настоящему понимаешь, что он — «наше все».

Я действительно пила, пила взахлеб яд своих сокровенных желаний и знала, что теперь хочу травиться им всю оставшуюся жизнь. Как стали мне близки и понятны эти страждущие и домогающиеся его. Как я теперь понимала их желание еще хоть один разок, попасть в кольцо этих рук, ощутить их силу, кричать от безумного блаженства и умереть с последним стоном.

А зеркала-магниты продолжали постоянно тянуть к себе. Он перехватывал мои взгляды, но на его лице я не видела ни улыбки, ни вопроса, ни (не дай Бог) насмешливой ухмылки. Наверное, он ждал моей реакции. А мне нравилось. Нравилось видеть в них его красивое тело, его плавные, ритмичные движения. Природа явно не поскупилась, отвесила ему всего сполна, и ума, и внешности. Он был очень привлекателен в одежде, но оказалось, что и без нее ничуть не хуже. Он был высок, строен, подтянут, с легким смуглым оттенком кожи. А как она была приятна на ощупь!

Я всегда боялась красивых мужчин. Такая реакция на них, наверное, у всех дурнушек, а я таковою была лет до двадцати, если не больше. И этот комплекс некрасивой внешности мешал мне жить очень долго. У меня не было мальчика ни в школе, ни в институте. Из-за того было пролито много слез, сделано немало глубоких вздохов, высказано самой себе огромное количество нелестных слов. А после приблизительно двадцати трех что-то изменилось внутри меня, а потом уже и во внешности.

Конечно, не сразу и не вдруг. Мне расхотелось принимать себя такой, какая я есть. Я решила себя «сделать». Как? Стала одеваться не так, как все. Нет, совсем не вызывающе, а наоборот, очень стильно, в том смысле, что нашла свой стиль. К слову говоря, Макс тоже начал именно с этого, с одежды.

Во времена моей юности сделать это было довольно сложно, так как в магазинах не было ничего. Все модные фирменные тряпки доставались по блату или у спекулянтов за большие деньги. У меня не было ни того, ни другого. Зато были магазины, заваленные первоклассными тканями всевозможных расцветок. И я нашла единственно возможный для себя выход — научилась шить, и совсем неплохо. Модели подбирала самые простые, без сложных конструкций. Но зато в каждой была своя изюминка. Воротники, карманы, разрезы, главное, чтобы эти детали отличались оригинальностью. А как я навострилась манипулировать цветами, делая в контраст подборты, клапаны на карманах, или совершенно необычные воротники. Проходящие мимо женщины сворачивали шеи, рассматривая мои творения, что являлось хорошим знаком.

И я перестала думать о своей внешности. А вскоре на меня стали обращать внимание те, для кого, собственно говоря, и делалось все это. У меня начались романы, причем с мужчинами, которых без всяких натяжек можно было назвать красавцами. Не потому, что я выбирала именно таких, так получалось. Как правило, каждый роман начинался со взаимного неприятия. А потом были бесконечные прогулки по Москве. Чистый переулок, Безбожный, Последний. И поцелуи под дождем или медленно падающим снегом. Стихи на ночных улицах или песни под окном. Надпись на соседнем доме, чтобы знала и всегда помнила, готовя обед на кухне «Катя, я тебя люблю!» И цветы под дверью по утрам. Правда, заканчивалось все расставаниями, очень болезненными и печальными. Но не будем о грустном!

Павел тоже был очень интересным мужчиной, хотя я не придавала этому большого значения, потому что с первой минуты знала, он — моя судьба. То, что он привлекателен, я ощущала только в каких-нибудь компаниях, когда к нему начинали клеиться подруги хозяев дома. Но так продолжалось до тех пор, пока он не понимал, что происходит, а когда понимал, то одного его циничного замечания в их адрес хватало, чтобы рядом никого не было. Я расценивала такое поведение как лучшую защиту от любительниц положить глаз на чужое добро.

За все годы нашей совместной жизни он ни разу не дал мне повода усомниться в его верности. Я знала, что он меня любит. В наших отношениях была другая проблема: он не умел показать свою любовь ни днем, ни ночью. К физической близости относился как к необходимому условию семейной жизни, но не к самому важному. Для него важнее была духовная близость. Может быть, он искал во мне потерянную им в достаточно раннем возрасте мать, может быть, просто был так воспитан.

Свою неудовлетворенность я пыталась восполнить материальными удовольствиями. И для него не было секретом, что каждый его дорогой подарок, иногда очень дорогой, расценивался мной как степень проявления его любви ко мне. Своим отношением к интимной стороне семейной жизни он напоминал мне фигуриста перед показом обязательной программы: не испытывал удовольствия, но выполнял. Поэтому, когда после разборок с Гранатой эту программу отменили, он не стал настаивать на ее возобновлении.

А Макс? Судя по всему, он тоже не любитель обязательных фигур, потому что отдает предпочтение произвольным программам с элементами показательных выступлений. Это мечта любой женщины, в любом возрасте, в любой стране и в любые времена.

— Ты очень красив! — Сказала я, увидев, что он перехватил очередной мой взгляд.

— Хочешь, я покажу тебе, как красива ты?

И он показал мне всю красоту того, чем мы занимались. Ему это было дано, может быть, потому, что он на самом деле умел дойти до самой сути во всем, и в этом жанре тоже.

— О чем ты думаешь? — Спросил он, когда мы тихо-тихо лежали, прижавшись друг к другу.

— О тебе. О том, как хорошо с тобой. Об этих зеркалах. Об этом траходроме (он улыбнулся). О женщинах, которые умирали здесь от желаний.

— Я не Синяя борода, я никого не убивал.

— Ты хуже. Ты — наркотик. Попробовав тебя, хочется еще и еще.

— Правда? — Деланно удивился он.

— Можно подумать, что ты сомневаешься.

— Нет, не сомневаюсь. Но я так долго тебя ждал и хотел. Я влюбился в тебя как мальчишка в тот самый наш первый вечер. — От удивления я села и уставилась на него. — Разве ты не замечала?

Ничего себе! Чего я только ни передумала о нем, чего только ни напридумывала, чтобы не поддаться на его чары, потому что никогда не верила в серьезность его чувств. А он, оказывается, влюбился? В меня?! Впрочем, почему я удивляюсь? Я же заказывала «глубокое чувство».

— Помнишь, когда мы оформляли нотариальные документы, у меня было плохое настроение? Я решил, что потеряю тебя навсегда. Ты уедешь обратно в Россию и постараешься забыть обо мне как не о самом приятном эпизоде в твоей жизни. И вдруг ты предложила остаться рядом с тобой. Боже, как я был счастлив!

— Ну и выдержка у тебя. — Мне захотелось опять быть поближе к нему.

— Я боялся. Боялся снова спугнуть тебя. Если бы ты знала, как я ругал себя за то, что натворил тогда. Не знаю, что это было. Как я мог себе такое позволить? Поэтому я стал тем, кем ты хотела меня видеть, — другом. Я стал воздухом, которым ты дышала, лишь бы быть рядом.

Я онемела, потому что была ошеломлена его словами, но еще больше результатом своей работы. Макс расценил мое молчание, как продолжающееся недоверие:

— Ты мне не веришь? Помнишь, ты допытывалась, что мне сказал Бенджамин, когда мы были у него в первый раз? Он сразу все понял и пожелал мне счастья.

— Макс, ты действительно любишь меня?

— Очень. Все это время я жил только тобой. Я видел, как ты страдаешь. Ты, женщина, созданная для любви, целый год прожила одна, без мужчины. Иногда даже думал: ну, не хочешь меня, найди кого-нибудь другого. Лишь бы тебе было хорошо.

— Знаешь, сегодня в самый первый момент я подумала, что ты мне оказываешь дружескую услугу. Решил стать моим лекарством от депрессии.

— Что ты обо мне еще думала? Я знаю, ты меня боялась. Но я каждый день буду доказывать тебе, как ты ошибалась, и как я люблю тебя.

— Только мне?

— Да. Мне никто не нужен, кроме тебя.

Если есть на свете счастье, то вот оно.

ГЛАВА    16. «ИЩИТЕ И НАЙДЕТЕ, СТУЧИТЕСЬ И ОТВОРЯТ ВАМ…»

Как ты сказал? «Ты, женщина, созданная для любви, целый год прожила одна»? И тебе меня жаль? А что бы ты сказал про семь лет? Если бы ты знал, как мне самой было себя жаль. Если бы мог только представить, сколько было передумано горестных и тяжких дум. Почему со мной так произошло? Почему мой муж не в состоянии мне помочь? Почему, если между нами уже нет никаких чувств, кроме привычки жить вместе, мы так цепко держимся друг за друга? Почему ни у него, ни у меня никак не появится другой вариант? И вообще, почему все в моей жизни так, а не по-другому? Почему у кого-то все просто и легко, а кто-то продирается через бурелом проблем и чащи невзгод? Нет, не умею я все-таки образно выражать свои мысли. Да и зачем, когда уже все сказано до меня?

Один идет прямым путем,

Другой идет по кругу,

И ждет возврата в прежний дом,

Ждет прежнюю подругу.

А я иду — за мной беда,

Не прямо и не косо,

А в никуда и в никогда,

Как поезда с откоса.        

Ну, почему чей-то поезд идет строго по расписанию, и его встречают с цветами на всем маршруте следования или, по крайней мере, он благополучно добирается до пункта назначения, а мой, как у Анны Андреевны, с откоса? Или встает на пути какой-нибудь придурок и с криком «получи, фашист, гранату!» рушит не только надежды на счастье, но и саму жизнь? Почему одна беда тянет другую? В чем причина, и где начало проблемы? А, главное, как ее решить?

Ответы приходят только к тем, кто по-настоящему хочет их получить. И главные рекомендации по этому поводу даны людям еще тысячи лет назад, но только через одного из них, позже объявленного богом, они стали доступны человечеству: «Ищите и дано будет вам; ищите и найдете; стучитесь, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Видимо, я стучала громко — мне ответили.

Меня всегда удивляло то, что на такие глобальные вопросы о смысле жизни, о счастье, о поисках его, ответы приходят через совершенно будничные, ничего на первый взгляд не значащие вещи. Что в основе цепочки событий, приведших к полному изменению твоей судьбы и связанных с тобой людей, лежит малюсенький ничем не примечательный эпизод. Подумаешь, проехала свою станцию в метро — сделала пересадку на другой линии, нашлось пять минут свободного времени — подошла к книжному ларьку. Ты хочешь крутых жизненных перемен, а тебя сначала проверяют на мелочи, слушаешь ли ты свою интуицию, сумеешь ли разглядеть и понять подаваемые ею знаки.

У меня тогда закончился период магических изысканий, принесший сплошные разочарования, моральные потери, депрессию и физическую боль. Я ехала в метро, закемарила и проехала нужную мне станцию. Возвращаться не имело смысла — доехала до другого пересадочного узла, где в переходе купила книгу. Ну, что в этом особенного? Сколько всякой макулатуры сейчас издается и продается? Сколько в этих «бестселлерах» раскрывается секретов и дается надежнейших рецептов привлечения удачи и изменения своей судьбы? Хотя догадаться не сложно, весь смысл этого несметного многообразия заключается в том, чтобы каждый желающий нашел свой путь, открыл свою дверь в сокровищницу знаний, получил свою возможность пройти путем перемен.

Также случилось и со мной. Причем книга была дорогая. И хотя мне в то время приходилось считать каждый рубль, я купила ее без каких-либо сомнений. Прочитала на одном дыхании, взахлеб. А потом неоднократно возвращалась к ней вновь и вновь. Почему? Потому что в каждой строчке мне объясняли, в чем состоят мои ошибки. Мне очень грамотно и доходчиво рассказали, кто я, что из себя представляю на физическом и энергетическом уровнях, и зачем моя душа пришла на эту землю.

Надо сказать, что я всю жизнь считала себя не религиозным человеком. Любые религиозные догмы, постулаты, обряды вызывали у меня стойкую реакцию отторжения. Более того, вера и религия в моем ощущении были разными понятиями. Я всегда верила в Бога, в судьбу, но еще больше в человеческий разум. Но сейчас мне последовательно, шаг за шагом доказывали, что разум хорош только тогда, когда он подчиняется Божественной воле. Божественной, а не религиозной, что для меня было крайне важно.

А чтобы эту волю правильно понять, надо знать законы, по каким она действует. И законы эти не всегда совпадают с религиозными или моральными общественными нормами. Я тогда долго рассуждала на тему работы механизмов Судьбы и приняла для себя, пожалуй, самый важный постулат о Боге, как о своде законов, в соответствии с которыми человек может изменить свою жизнь, и неважно, к какому вероисповеданию он себя относит, и относит ли вообще к какому-нибудь. Именно процесс познания механизмов Божественной воли и называется поисками Бога в себе, строительством своего Храма.

И я шаг за шагом начала строить свой Храм, разбирая свою жизнь на отдельные этапы, ступени, эпизоды, отыскивая те моменты, когда нарушала эти законы. Судьба человека — это, как я уже говорила, бесконечная цепь событий, приведшая его или к разбитому корыту, или к дворцу с видом на море. Я совместила эти два объекта, Храм души и Судьбу, потому что строительным материалом для того и другого служат одни и те же мысли и поступки. А чтобы это общее здание получилось прочным, стала постепенно и методично заменять гнилые и трухлявые кирпичи на прочные.

Как такое возможно? Довольно просто, если знаком со Вселенским законом о времени. Это мы, люди, считаем, что у нас есть прошлое, настоящее и будущее. А во Вселенной таких понятий нет, там все настоящее; все варианты, от падения до взлета при каждом отдельном поступке, существуют в сейчас. И если какой-то поступок стал тем краеугольным камнем, на коем ты сидишь у разбитого корыта, то замени его.

Мы в своей наивности думаем, что если неправильный поступок уже совершен, то последствия его необратимы. На самом деле, если поменять мысли о своем прошлом, более того, представить, как бы человек поступил в соответствии с Высшими законами, то меняется прошлое а, следовательно, будущее, которое рано или поздно станет настоящим. И тут неуместен скепсис: в это, мол, нужно верить. Все работает по выверенным законам физики. Потому что наши мысли — это мощнейшая энергия. А мысли, усиленные чувствами и эмоциями, это удвоенная, а то и утроенная, энергия. Заменяя угнетающие мысли и чувства на светлые, человек меняет свою судьбу, свою реальность.

Начала я с того, что выделила в своей жизни ряд событий, из-за каких сильно комплексовала: поступила не так, сморозила глупость, а потом поедом себя ела, чем постоянно отравляла свое существование. Плохую услугу мне оказывало ассоциативное мышление — оно при любом удобном для него случае напоминало о сделанном промахе.

С подобными мыслями и ощущениями живет большинство людей, не имея ни малейшего понятия, что осуждение самого себя такой же величайший грех, как осуждение других. Но, если изменить свое отношение к другим людям достаточно просто, было бы желание, то, как избавиться от постоянного самоедства и уничижительной самокритики?

Оказывается, не так сложно. Я представляла в воображении сцены своего «падения» и изменяла их так, чтобы не испытывать больше чувства неловкости или стыда за свои поступки. Если с первого раза не получалось, представляла другие варианты своего поведения, но обязательно с позитивным разрешением ситуации.

Для чего это нужно? Дело в том, что психология человека устроена таким образом, что он переживает не по поводу событий, имевших место, как правило, в период его становления, и о деталях которых он уже порядком подзабыл. Об этом позаботилась память, активно стирающая негативные воспоминания. Человеку не дают покоя страх, ненависть, ощущение неполноценности, стыд, то есть те эмоции, которые эти события сопровождали. При правильной методике не представляет большого труда поменять негативные энергии своих ощущений на позитивные. При закреплении новых переживаний у человека не останется повода для напрасного осуждения себя.

Кстати, многие медитативные техники, по каким предлагается представлять картинку своего прекрасного измененного будущего, построены на этом принципе. Ошибка состоит в том, что без внесения коррекции в прошлое трудно добиться положительных результатов в будущем, потому что все находится в настоящем одновременно.

И еще один важнейший аспект волновал меня в те дни. Кто я, раба божья Катерина, или любимая его дочь Катенька? Сколько раз я слышала от людей слова: «у меня свои отношения с Богом». Сколько раз сама произносила эту отговорку, никогда не задумываясь, а какие они на самом деле, эти отношения? Если я раба, то, следовательно, должна бояться Бога, как сурового господина, чью волю обязана исполнять и получать наказания за малейшую провинность. Религия утверждает, что страх — основа уважения. Наверное, так оно и было тысячи лет назад. А сегодня страх — проводник ненависти. Да и страхов в этой жизни предостаточно; очень хотелось любви. И я выбрала вариант любимой дочери и любимого Отца.

За что же тогда наказания? А это не наказания, это — уроки. За то, что сделала не тот выбор, пошла не тем путем, нарушила его закон, ведь Бог — это свод законов, которые не может нарушить даже он сам. И один из самых главных — Закон свободного выбора. Бог как любящий отец не может навязать никому свою волю. Он только может показать, в чем ошибка, задать урок, поставить перед новым выбором, до тех пор, пока урок не будет усвоен.

А как же несчастные случаи, человеческие трагедии, неизлечимые болезни? Это тоже уроки? Да. Но они являются проявлением другого закона — причины и следствия. За каждой человеческой душой стоит история не только ее нынешней жизни, но и многочисленных предыдущих. Именно там коренится большинство сегодняшних трагедий. Именно там завязаны узлы, которые рано или поздно душа обязана развязать. И Бог, как любящий отец, с каждым новым нашим воплощением дает нам для этого шанс.

Еще множество всевозможных аспектов и проблем будоражило мой ум и мою душу. В то время жизнь проходила под девизом «ни дня без прочитанной строчки». Я вбирала в себя информацию, как пылесос, пропуская ее через себя, и сразу же применяя на практике.

Очень скоро пришло умение различать энергетику каждого автора, каждой книги, потому что менялась моя собственная. Это не абстрактные слова, за этим следовало изменение привычных жизненных стереотипов. Если раньше я не представляла свою жизнь без телевизора, новостных передач и сериалов, гостей с пустыми разговорами и сплетнями, то теперь это меня перестало интересовать. Мне стало жалко попусту тратить время. Поэтому в первую очередь совершенно изменился круг знакомых, став при этом очень узким. Я начинала себя физически плохо чувствовать, когда вынуждена была слушать бесконечные пересказы Павла о его работе, о каких-то разборках, его домыслах и прочей белиберде. Так продолжалось где-то с полгода.

А однажды мне захотелось съездить в свой любимый книжный, благо сейчас в Москве много таких, заполненных литературой и всевозможной атрибутикой, способствующих поиску своего пути к себе. Я стояла у стеллажа с книгами Рерихов и Блаватской, и вот мимо меня медленно прошла женщина. Я обратила на нее внимание, потому что в руках она держала рамку. Когда-то и я сама пробовала работать с маятником и рамкой, но у меня плохо получалось, не было достоверности в ответах.

Спустя несколько минут женщина не просто вернулась, а тихо обратилась ко мне: «Вы себя плохо чувствуете? У вас обострение хронического заболевания». Потом стала общаться с рамкой, но не вслух, а про себя. Мне стало это понятно по тому, как рамка начала реагировать: она то крутилась как бешенная, то замирала. «Желудок. Язвенная болезнь. Хотите, я вам помогу?» Я и в самом деле себя плохо чувствовала. Но меня заинтересовала не столько возможность излечиться, сколько сама женщина, безошибочно поставившая диагноз.

— А вы — экстрасенс, лечите энергией?

— Экстрасенс. Но лечу по-другому.

— Травами, гомеопатией?

— Нет. Я вам просто покажу причину вашего заболевания и помогу ее убрать.

— Я и сама знаю причину: неправильное питание, нарушение диеты, постоянные стрессы.

— Это в этой жизни. А в предыдущих? У вас кармическая причина болезни, поэтому вам ничего не помогает. Я вам оставлю телефон, созреете — звоните.

Зрела я неделю, а затем договорилась о встрече с Наташей (как нетрудно догадаться, звали женщину так). После непродолжительной беседы, в какой определился уровень моей подготовки, она сказала:

— Мы сейчас осуществим кармическую регрессию, но сделать ее невозможно без разрешения Владык кармы. Все будет происходить в состоянии медитации. Насколько я поняла, ты умеешь входить в состояние расслабления, и на этом этапе проблем не будет. Одно из главных условий — не гони от себя те мысли и образы, которые будут перед тобой появляться. Если что-то не будет получаться — не     волнуйся. Или попробуем по-другому, или повторим в следующий раз.

Когда я хорошенько расслабилась, и Наташа это почувствовала, она велела мне позвать Владык кармы.

— Ты что-нибудь видишь, слышишь или чувствуешь?

Сначала были сплошная темнота и тишина, потом появилось ощущение, что я слышу цокот копыт.

— Ищи место, где ты можешь с ними встретиться. Представляй разные знакомые, а может, и незнакомые места.

Передо мной сразу встала картинка леса, но не Подмосковного, а под Иерусалимом. Однажды мы всей семьей ездили в Израиль на Новый год, и друзья, чтобы немножко добавить экзотики к нашим впечатлениям, повезли нас в лес собирать грибы. Было ощущение, что я попала в сказку, вернее, в свой любимый с детства фильм-сказку «Морозко», где дети и медведи наперегонки собирали грибы. Медведей не было, но грибы, крепкие, огромные, без единой червоточины, тут и там вылезали из-под толстого слоя хвои, заставляя нас охать и восхищаться чудом происходящего —— на календаре было начало января.

Я немного постояла в этом лесу, но никого не увидела.

—— Ищи дальше. Представляй другое место. — Подсказала мне Наташа.

Теперь появилась картинка моей квартиры, где я сидела на диване и смотрела на дверь в ожидании, что кто-нибудь в нее войдет. Но опять никого не было. Ну, что же, будем искать дальше. И тут перед глазами встал берег моря, но не привычный черноморский или турецкий пляж, а окраина какой-то рыбацкой деревушки, потому что я увидела старые деревянные сараюшки, перевернутые лодки и растянутые сети. По широкому песчаному берегу, вдоль пенных барханов набегающих волн, ко мне спешил отряд всадников. Приблизившись, они спешились.

— Сколько их? В чем они одеты? — Спросила Наташа.

— Человек пять или шесть. На них широкие темные плащи.

— А лица открыты?

— Нет, закрыты капюшонами. Вот один откинул его.

— Опиши, как он выглядит.

— Высокий, красивый, статный. Такое ощущение, что у него под плащом доспехи. Лицо открытое, длинные светлые волосы. Глаза синие или зеленые, не пойму. Короткая борода, усы.

— Спроси у него, могут ли Владыки кармы исцелить твою болезнь.

— Нет.

— Спроси, почему?

— Вначале я должна развязать узел.

— Спроси, могут ли они помочь в этом?

— Да.

— Попроси, чтобы тебя ввели в точку отсчета. Смотри внимательно, не отгоняй от себя никаких мыслей. И рассказывай мне, что ты видишь.

И я увидела ликующую толпу. Это был Рим, древний Рим. Я была мужчиной, ехавшим на колеснице вдоль восторженно кричащих людей. Нет, я не император, не триумфатор, принесший Риму очередную победу. Но немалая часть его славы принадлежит и мне. Я какой-то крупный военачальник. А теперь картина большого просторного дома с мраморным полом, колоннами и бассейном. Много полураздетых женщин и мужчин. Кругом валяются пустые кубки и тарелки, бутыли с вином и без него, остатки еды. В общем, грязная пьяная оргия. В центре всего этого я, опьяненный славой, женщинами и вином. А в дальнем темном углу я вижу свою жену, что-то шепотом приказывающую рабу. Я босиком шлепаю по темному коридору дома. Вдруг вспышка света, и я ощущаю металл клинка, вошедший в мое тело в верхней половине живота.

— Подожди, — слышу я Наташин голос, — может быть, покажут еще что-то.

Да, действительно, показали еще одну мою жизнь. Теперь это Восток. Я качаюсь в паланкине на горбе у верблюда. Меня везут в султанский гарем, четвертой женой. Следовательно, я женщина. И какая женщина! Я смотрю на себя и балдею от прекрасных черт юного лица и необыкновенно грациозных линий тела. Мой муж султан тоже от меня «торчит», поэтому все дни и ночи проводит только со мной, забыв, что у него есть и другие жены. Я вижу себя сидящей на цветных атласных подушках, раскуривающей своему мужу кальян. Он лежит, положив мне голову на колени. Я передаю ему мундштук, а сама пью прохладительный напиток, который мне только что принесли. Вдруг адское жжение в животе, и я умираю. Последнее, что вижу: мой муж, безутешно рыдающий над моим телом.

Опять Наташин голос советует мне не торопиться.

И вот новая картинка. Европа, век пятнадцатый-шестнадцатый. Я мужчина, солдат-наемник. Короткий бой, и оружие противника пробивает мои доспехи, опять все в том же месте, верхняя половина живота.

— Спроси у Владык, сейчас ты можешь получить исцеление?

Я вижу открытое лицо одного из них, и он мне говорит «да».

— Тогда повторяй за мной.

Это была просьба об исцелении всех моих энергетических тел, всех мыслей и эмоций, связанных с моментом смерти в увиденных мною жизнях.

— А теперь поблагодари Владык за помощь.

Когда я сидела перед Наташей, все еще переживая воспоминания о себе в тех фантастических картинах, она сказала:

— У тебя хороший, четкий канал к твоему Владыке кармы. Ты можешь работать самостоятельно. Он поможет решить многие твои проблемы. Только на все спрашивай разрешение, иначе в следующей жизни сподобишься родиться в каком-нибудь диком африканском племени.

Надо ли говорить, что я пережила сильнейшее потрясение?! Что это — сказка, плод моей немного детской фантазии, или имевшая место реальность? Если это обычное воображение, тогда почему все эти яркие, красочные и совершенно разные по сюжету картины имеют одну общую деталь: смерть в разных видах, но с поражением именно той области, где сейчас у меня заболевание, беспокоящее на протяжении едва ли не всей моей жизни? Я вспомнила, что впервые заболела в восемнадцатилетнем возрасте, и как-то сразу, резко. А сколько было той, отравленной девушке? Тоже лет восемнадцать.

Я столько времени безуспешно лечилась, принимала кучу таблеток, литрами пила соду, ездила в соответствующие санатории, но свою язвенную болезнь чувствовала всегда. Неужели поможет?

Вскоре после проведенного сеанса у меня началось сильнейшее обострение, а потом все стихло. Я стала ощущать себя нормальным полноценным человеком. Бывает, конечно, чувство дискомфорта, если очень сильно нарушу диету. Но ведь раньше плохо было от всего.

Что же произошло? Почему видение тех занимательных картинок, похожих на короткометражные фильмы, изменило работу моего организма и отдельных его органов? Наташа мне ничего не объяснила. Признаться, я у нее и не спрашивала, потому что выздоровление наступило не сразу, не вдруг, лишь спустя какое-то время. Да я в него поначалу не особенно и верила. А вот когда появился стойкий результат, призадумалась.

А вскоре наткнулась на книгу, где обнаружила ответ. С помощью кармических регрессий мне дали возможность исцелить негативную память о событиях, на которые в этой жизни мой организм ответил развитием болезни. Память эта занесена на матрицу тех энергетических тел, что переходят из одной жизни в другую, не разрушаясь. Эти тонкоэнергетические тела и есть та самая бессмертная душа, что несет воспоминания обо всех наших предыдущих жизнях. На ней, как на компьютерном диске, записаны все наши эмоции и переживания по поводу различных событий, и хороших, и плохих, случившихся с нами во всех воплощениях.

Я вспомнила, что год назад в медитации мне показали то, чем я буду заниматься, какой канал получу, если пройду свой путь развития, если поднимусь до определенной ступени понимания законов, по каким развиваются Вселенная и человеческие души, как ее составляющие.

Конечно же, мне открыто и доступно далеко не все, более того, есть множество аспектов, до которых я еще, что называется, не доросла. По складу своего ума я не философ, а практик, поэтому мне дали в пользование конкретный инструмент для разрешения конкретных проблем.

Но дело, как известно, делается значительно медленнее, чем сказываются сказки. И хотя теперь я жила как в сказке, творилась эта сказка в реальности. Пережив свой первый опыт кармического исцеления, полная надежд я бросилась в атаку. Но на любое мое обращение к Высшим силам с просьбами разъяснить и исцелить ту или иную ситуацию мне отвечали отказом. Спросить, почему так происходит, было не у кого, Наташин телефон молчал. Я вспомнила ее слова о том, что у меня хороший канал с моим Владыкой кармы, и что могу обращаться к нему за помощью. Владыка как будто ждал моих вопросов.

— Сначала почисти свою энергетику, тела, каналы.

— Что это значит? Читать молитвы? Я не умею, и не знаю ни одной.

— Начни с прощения. Проси прощения и сама прощай.

— Кого?

— Всех. Всех, с кем когда-то были конфликты, стычки, недоразумения. Всех, кого любила, и кто любил тебя.

— Но я ни на кого не держу зла. Если я даже на кого-то сердилась, то уже давно всем все простила.

— Ты в этом уверена? Тогда смотри.

И тут же передо мной встало лицо отца. Сколько себя помню, у нас всегда были сложные взаимоотношения, зачастую переходящие в конфликты. После смерти мамы, когда он очень быстро сошелся с другой женщиной, мы и вовсе перестали общаться на какое-то время, но потом острая неприязнь и обида прошли, и наши отношения наладились. Мне казалось, что тем самым я его простила. Но сейчас мне показали, что я просто заретушировала свои чувства хорошим воспитанием. А на энергетическом и кармическом уровнях боль и обида остались.

И я стала просить прощения и прощать. Это не значит, что я бросилась к телефону или помчалась к отцу, чтобы припасть к его ногам: «папочка, родимый, прости!», напугав его тем самым до смерти. К старости он стал весьма прижимист и подумал бы, зная мое бедственное положение, что я просто хочу выклянчить энную сумму из его нищенской пенсии.

Самый простой, но и самый глубокий, а потому самый надежный способ получить прощение — это медитация. Представляя человека, можешь признаться ему во всех своих отрицательных мыслях, чувствах и поступках, и, что не менее важно, простить его, протянув ему руку или даже обняв. И если чувствуешь, что еще что-то держит, что в каком-то закоулке твоей души осталось темное пятно ранящих воспоминаний, можешь повторять попытки бесконечное число раз, пока не ощутишь, как блаженное тепло всепрощения начинает согревать твое сердце.

Приступив к очищению, я поняла, сколько черноты, сколько грязи накопила за свою жизнь, хотя считала себя совершенно безобидным существом. За прощением отца, а оно мне далось очень и очень не просто, наступила очередь простить маму, бабушек и дедушек, мужа и сына. Кстати, с Павлом тоже было сложно, каждый день я вспоминала все новые и новые аспекты наших взаимоотношений и понимала, что во многих случаях была неправа. А потому просила и просила прощения и прощала сама.

А вскоре после этого начались просто чудеса: мне, стали в прямом смысле показывать людей, с которыми давным-давно у меня были какие-то, пусть даже мелкие, конфликты, трения, недоразумения, о каких и они и я благополучно забыли, а теперь мне настоятельно рекомендовали отработать эти негативные связи. С кем-то случайно встретились в метро, хотя не виделись уже, наверное, лет сто. Кто-то вдруг звонил, напоминая о себе. Или неожиданно чье-то имя всплывало в разговоре с общими знакомыми. Я поняла, что хотя моя человеческая память забыла об этих отношениях, моя энергетика хранит в себе стойкие очаги, сформированные пережитыми негативными эмоциями.

К концу этого этапа я почувствовала изменения в себе самой. Меня перестали выводить из себя пустяки, а сложные проблемы решались спокойно, без лишней суеты и нервотрепки. Из меня теперь трудно было вытянуть слово осуждения в чей-либо адрес, а раньше мне ой как нравилось посудачить. Единственным раздражителем оставался Павел — он доставал до печенок своим занудством. Но и тут нашелся способ свою негативную реакцию превратить в пользу для него и для себя.

К сожалению, а может быть, к счастью, я отношусь к тому типу людей, которые не могут долго копить в себе гнев, раздражение. Поэтому, промолчав в двух случаях, бешено взрываюсь на третий. Но и эта проблема оказалась разрешимой. Я выработала в себе условный рефлекс: как только мной произносилось первое эмоционально окрашенное слово в адрес мужа, я тут же мысленно начинала посылать ему пожелания успеха, здоровья и полного благополучия. Мощный негативный поток моментально прерывался, уступая место свету и добру, что было одинаково благоприятно для него, и для меня.

Надо сказать, что в медитациях я постоянно общалась с Владыками, и они мне напоминали, кого еще в процессе очищения я должна простить. Наши «встречи» всегда проходили в одном и том же месте, на берегу моря у той самой рыбацкой деревушки, где, кстати, в реальной жизни никогда не бывала. Но в тот раз не я их ждала, а они меня, вернее, он один, тот, который с самого начала открыл мне свое лицо, который отвечал на мои вопросы и просьбы. В его облике что-то изменилось. Ну, да, одежда. Из темной она превратилась в светлую. Мне стало понятно, что настал момент, когда я могу просить исцеления. Я стала задавать вопросы:

— Объясни мне, пожалуйста, что так крепко связывает меня с Павлом? Почему в начале нашей семейной жизни, испытывая ко мне любовь и душевную близость, он так сильно мучил меня? А сейчас, когда никаких чувств, по сути, не осталось, мы не можем разойтись. Что нас держит?

И мне показали. Сначала я увидела бескрайнее зеленое море. Приглядевшись, поняла, что это лес, над верхушками деревьев которого низко летит небольшой самолет. В нем на лавке, идущей вдоль борта, сижу я и смотрю в иллюминатор. На мне военная форма времен Отечественной войны, на голове кожаный шлем, за спиной мешок с парашютом. Но я не советский парашютист, а немецкий. Мне около тридцати лет, и этот прыжок не первый, поэтому я не боюсь прыгать. А вот рядом со мной сидит молодой парень и дрожит от страха. Над ним навис здоровенный рыжий унтер, который что-то ему орет, но слов разобрать невозможно из-за шума мотора. Первым должен прыгнуть я, но тяну время, так как нетрудно догадаться, что случится, когда я выпрыгну: унтер выкинет мальчишку из самолета. Мне хочется, чтобы времени между нашими прыжками было как можно меньше, может быть там, в воздухе, я смогу хоть чем-то ему помочь, потому что уже сейчас знаю, что у того парашют не раскроется. Планируя в воздухе, вижу черную точку, отделившуюся от самолета и стремительно падающую вниз. Мое теперешнее сердце разрывает боль и гнев. Теперь совершенно другая картинка: строгое казенное помещение, я сижу за столом и что-то быстро пишу. Это рапорт, по которому унтер будет отправлен на фронт. Вижу его искаженное обидой злое лицо. Одновременно    получаю знания, что он — мой муж Павел, а разбившийся мальчик — наш сын Димка.

Жду, может быть, покажут еще одну жизнь и еще один узел. Но нет, темнота. Опять получаю знания: больше совместных жизней не было. Прошу у Владыки кармы разрешение на исцеление и получаю его.

Как теперь все стало понятным. Конечно, мы встретились не случайно, а для совместной отработки, а главное, чтобы дать жизнь душе того погибшего молодого солдатика, в смерти которого мы оба были виноваты. Между мной и Павлом существовала кармическая связь, но брак был обречен на неудачу, так как в прошлых жизнях мы никогда не были мужем и женой, и между нами никогда не было интимных отношений. Поэтому и в нынешней они не сложились. Он хотел меня любить, но не получалось, так как на подсознательном уровне испытывал ко мне уважение и страх, но еще больше — обиду. Самое большое удовлетворение он получал от возможности поучать меня по любому поводу.

Наша семья, как это ни печально, была создана не для счастья, а для отработки характеров и взаимоотношений между всеми нами тремя. Павел с Димкой все время конфликтовали, потому что на энергетическом уровне также остро ощущали неприязнь друг к другу, но теперь Павел был ответственен за его жизнь. Мне же выпала роль защитницы сына от нападок и насмешек мужа на протяжении всей нашей семейной жизни.

После этой регрессии и моего понимания сути происходящего через какое-то время наши отношения с Павлом улучшились, мы стали меньше ссориться, относиться терпимее друг к другу, но существенных перемен не наступало. Нам просто стало легче жить друг с другом под одной крышей. Опять, как когда-то, возникла видимость дружной счастливой семьи. Павла такая ситуация вполне устраивала. В то время как я прекрасно ощущала ее обреченность.

Через какое-то время я снова обратилась к Владыке за разъяснениями и исцелением. На этот раз задала вопрос по-другому: почему все в моей судьбе было относительно легко и просто, кроме одного — устройства личной жизни? Почему к созданию своей семьи я шла через боль, слезы и расставания с любимыми? И даже когда все казалось благополучным, я не ощущала себя счастливой женщиной. И снова мне показали.

Картинка появилась сразу, такая реальная и отчетливая, что поначалу я даже испугалась. И было от чего. Это был Берлин конца 30-х годов. Мрачные высокие серые дома с огромными красными полотнищами на них и черной свастикой в белом круге посередине. Бессчетное количество людей в одинаковой униформе, вскидывающих руки в едином порыве. Кругом портреты Гитлера. А вот теперь раннее утро. Я вижу одну из берлинских улиц, обычно тихую и спокойную, но сейчас плачущую и стонущую. Солдаты с автоматами и собаками выводят из домов мужчин. Это евреи. Мужчин сажают в грузовики и увозят. Я вижу тянущиеся к ним руки жен и детей в желании остановить происходящее безумие и уберечь любимого человека от страшной беды. Все знают, что расстаются навсегда. В глазах у людей слезы и боль. Но где же я? И тут с ужасом понимаю, что я не среди тех, кого разлучают. Я тот, кто разлучает. Стою себе в стороне, наблюдая за происходящим, и изредка отдаю команды. На мне мундир немецкого офицера. Слава Богу, не черный.

Я лежу на своей кровати, оцепенев от ужаса, из глаз льются слезы. Только когда первая волна эмоций отхлынула, прошу разрешение на исцеление и получаю его. Мне объяснили все. Второй раз мне показали мое последнее перед нынешним воплощение. Понятно, почему. Я значительно утяжелила им свою карму. Теперь ясно, почему я родилась в еврейской семье, как, впрочем, и Павел. Ясно, почему так долго не складывалась личная жизнь. Потому что в прошлой посчитала для себя возможным разрушать чужие. Единственное утешение, что в том своем воплощении я не была зверем или палачом, а относилась к происходящему, как солдат, выполняющий приказ, не испытывая чувства превосходства над своими жертвами и радости от их мучений. Почему я так думаю? Потому что в этой жизни мне, слава Богу, не пришлось испытать на своей шкуре проявлений настоящего антисемитизма. Пусть слабое, но все-таки утешение. За все, за все нужно платить. За плохое расплачиваться. За хорошее — получать награды. Если не в этой жизни, то в будущей. Наивно? Примитивно? Но это так.

Благодаря этой удивительной и такой простой методике — при желании ее может освоить каждый — мне удалось развязать множество кармических завязок с разными людьми. Я теперь не сетовала на судьбу: ах, я бедная, несчастная, такая хорошая-пригожая, а судьба этого не замечает, то волком грызет, то кирпичом на голову падает. Теперь я знала, где искать корень любой проблемы, знала, почему стрелочник переводит мои поезда в тупик. Я стучалась, и мне отворили, я спрашивала, и мне ответили. Но и этого мало, мне подсказали, как полностью восстановить движение моих поездов.

И если сейчас я с тобой, и ты так нежно говоришь мне о своей любви, значит, мне позволили снять негативный кармический груз прошлого воплощения. Я получила возможность стать счастливой. Спасибо, Господи! Спасибо, Има, родная! Спасибо, Владыка!

Ты говоришь, что я год прожила одна? Да я всю жизнь прожила одна, в мечтах о тебе. Но этого мало, я сделала все, чтобы встретить тебя, быть с тобой,    чтобы ты понял, что именно я — твое счастье. Конечно, не обходится без случая, но его создаем мы сами. И это якобы случайное богатство, и ты, связанный с ним, пришли ко мне не просто так, не свалились с неба, как это кажется со стороны, а иногда даже мне самой. А только после того, как мне было разрешено отработать все долги, докопаться до причин своих несчастий, пройти долгий путь очищения и внутренней трансформации. Но ты прав в самом главном. Ты понял то, в чем я боялась признаться самой себе, ты сказал то важное, что так согрело сердце, что так хотелось услышать. « Ты — женщина, созданная для любви!»