Матвей Станиславский — Синдром Приобретённого Патриотизма. Часть7

7.

—— Разгружаем! Разгружаем! — Розенгауз взволнованно ходил вдоль эшелона, наблюдая, как его подчинённые с великим усердием опорожняют засыревшие вагоны. Люди всё делали старательно, но в то же время довольно быстро. В первую очередь выносились кровати — самая основная и важная деталь для такого бизнеса, без которой уж точно никак нельзя обойтись. Солдаты бережно расставляли их по комнатам новостройки, затем снова возвращались к поезду, чтобы забрать следущую партию. Розенгауз внимательно наблюдал за каждым шагом их, за каждым движением, зорко следил, чтобы никто из красноармейцев не дай бог ошибся и поместил ту или иную вещь не на своё место. Что касается остальной утвари, то на вопросы будёновцев «а зачем перины, а зеркала зачем, а абажуры?», Джон отвечал категорично — « Ну как зачем? Чтоб удобно было спать раненым, чтоб комфортнее было. Это ж и так ясно, тугодумы». А потом Розенгауз не мог нарадоваться той непроходимой тупости, которая как нельзя кстати характеризовала каждого из его солдат.

Бордель преображался на глазах. Быстро приобретал он тот вид, который и должен иметь любой настоящий притон. Комнаты отвечали самым немыслимым запросам и теперь просто обязаны были соответствовать требованиям, предъявляемым со стороны неискушённых клиентов. Розенгауз уже хорошо видел, как посетители наполняют бордель, как удовлетворяют свои желания и прихоти, а он, полноправный хозяин, кладёт себе в карман честно заработанные деньги. От мыслей этих Джону становилось хорошо до безобразия, приятная истома разгонялась по всему телу взыгравшей кровью, и он, радовался , как ребёнок, восхищаясь собственной гениальностью.

Не переставали восхищаться Джоном и его преемники — Бачило, Alex и Конопатенко. Всё это время они тоже, как и Розенгауз, лишь только командовали да следили за порядком протекания процесса. Надо сказать, командирская обязанность, которая так нежданно легла на их плечи, способствовала чуть ли не духовному перерождению каждого, открывала прям-таки новые горизонты, доселе неизвестные и потаённые, а теперь вдруг показавшиеся настолько ясно, что никто из солдат уже и на сущую малость не сомневался в правдоподобности новой перспективы. И надо ли говорить, что причиной тому являлось ничто иное, как незаурядное мастерство Розенгауза.

В этот день они в первый раз увидели капитана в штатском. Он зашёл к ним в палатку во время обеда. На Джоне красовался новенький кожаный плащ, одетый поверх моднявой чёрной рубахи. Штаны тоже имели вид очень дорогой, а ноги, те вообще, выглядели превосходно, особенно если учесть тот факт, что обут Розенгауз был в импортные туфли весьма редкой марки. Доверх ко всему, в нос заместителям ударил дух заморского парфюма, от которого крышу могло сорвать уже на расстоянии. Едва Джон предстал перед своими протеже, те тут же пришли в неописуемый восторг, и скрыть его было невозможно.

-— Ну что вылупились, голубчики, едрёна-батона! — приветливо изрёк Джон, вошедший в палатку. — Вот он я, какой! Погляди!

Alex, Ник и Бачило в буквальном смысле потеряли дар речи. Никогда, нигде не приходилось им видеть что-либо подобное!

--Ну дела! Вот это да! — затем всё же озвучили они свои чувства.

-— Ладно, ладно. Понимаю, чёрт вас дери. Будете работать, такие же шмотки купите. Не вопрос. — пообещал Розенгауз, а потом стал говорить гораздо тише: —— Короче говоря, можно считать задачу выполненной, едрён-батон. Осталось только вывеску повесить и в принципе всё. Так что уже сегодня можете приступать за дело.

Гвардейцы смущённо переглянулись, хорошо представляя, однако, о каком же всё-таки деле говорил их несравненный покровитель.

-— Ну что не понятного? Едрён-батон, —— проговорил Джон, заметив некоторую нерешительность в глазах подопечных, —— Ждать времени у нас нет, я со своей стороны все обещания выполню, даю слово капитана, а вот вам, голубчики, себя ещё надо показать…

-— Мы готовы! — не задумываясь, выстрелили будёновцы и встали по стойке смирно.

-— А вот этого не надо, едрён-батон, —— назидательно потребовал Джон, —— У нас теперь с вами совсем другие отношения — деловые, постарайтесь привыкнуть теперь к ним. О`кей, на?

И опять, в который раз, новая неожиданность постигла парней, как оказалось, не требуется больше от них прибегать к действиям, прописанным в военном уставе, они стали в одночасье полностью свободными людьми.

Розенгауз сказал следующее: —— Дальше вот что: сегодня попробуете себя в деле, от вас мне нужно, чтобы вы привели сюда как можно больше клиентов, поэтому, надеюсь, хорошо понимаете, насколько важная перед вами стоит задача. Все условия мы уже с вами оговорили, едрён-батон, оплата будет два раза в месяц, в начале месяца аванс, он будет равен половине оклада, в конце — получаете остальное, куда я вобью все проценты по каждому клиенту. Так что… —— Розенгауз выдержал умышленную паузу, за время которой успел извлечь из внутреннего кармана три конверта. Затем, сотрясая ими, с величайшей важностью продолжил: —— Здесь ваши авансы за этот месяц, по двадцати пяти рублей на брата, думаю, этого будет более чем достаточно, чтобы вы окончательно поверили в серьёзность моих намерений. Держите.

Заветные конверты скоротечно оказались в руках будёновцев. Никто не посмел их распечатать, пока Джон, не пресёк тугую повязку скромности: —— Да открывайте же, едрёна— батона!

Бойцы только после этого надорвали конверты. В них лежали деньги, именно в том количестве, о котором говорил капитан, но кроме денег, подопечные обнаружили в конвертах кое-что ещё.

-— Схемы маршрутов. Для каждого, —— поспешил объяснить Розенгауз. И действительно, на отдельной бумажке имелась прорисованная карта определённой деревни, в которой были отмечены даже дома, да мало того, фамилии потенциальных клиентов борделя.

«Во как! Чудеса! Чудеса в решете!» —— подумалось поражённым красногвардейцам.

Нику досталась деревня Безтолковка, Груму — Дремучие норы, а Alex с трепетом прочитал на своём листке — Вонючее.

«Вот так да! Вот так подарок!»

-— Задание, как видите, максимально упрощено. Мои люди уже постарались просчитать наиболее выгодные варианты, и вам не придётся попусту тратить время: все адреса указаны, фамилии тоже. Так что вам только и остаётся, что предложить всем желающим наши услуги, —— пустился Джон в более глубокие пояснения, —— Все, кто перечислен у вас на листках отнюдь не бедны, деньги у них имеются, поэтому дальше можете рассчитывать только на свой потенциал.

-— Всё ясно, —— твёрдо произнёс Alex, —— Когда нам приступать к работе?

Джону стало очень приятно оттого, что никто не задавал больше ненужных вопросов, солдаты действительно соответствовали тому уровню, который от них и требовался, никто не противился, не сомневался, наоборот, гвардейцы с огромным желанием ( ещё бы, ведь каждому карман грели настоящие двадцать пять рублей) готовы были на всё, только бы не подвести, не опростоволоситься в глазах их покровителя, бога и судьи, капитана Джона Розенгауза.

Звякнув серебром «Ролликса», который всё же, если быть честным, теперь ему не принадлежал, Розенгауз посмотрел на часы: —— Выступать вам лучше всего прямо сейчас. До каждой из деревень часа два-три ходу, пока встретитесь, пока договоритесь… Кстати говоря, женщин я доставлю к полуночи, ну а дальше смотрите сами, едрён-батон, управиться нужно.

При слове «женщины» у гвардейцев вмиг выделилась слюна, конечно, никто не выдал себя, но опытный взор Джона уловил быстро это мимолётное движение их юной души. Про себя он, естественно, усмехнулся, даже вспомнил, как сам в таком недалёком прошлом переживал нечто подобное от одного лишь упоминания, намёка на особей прекрасного пола, но потом эти переживания улетучились. Безвозвратно. И объяснением тому могла послужить одна единственная причина — сфера деятельности, которую после долгих раздумий и мытарств выбрал-таки для себя Джон. Сейчас он относился к женщинам по-философски, считая их «божественными обольстительницами», но, естественно, никогда не забывал, что они именно тот верный метод, с помощью которого он, Джон Розенгауз, зарабатывает хорошие деньги.

Выслушав капитана, солдафоны не заставили себя долго ждать, стали собираться в путь-дорогу. На всё у каждого ушло не более пяти минут, и вскоре они были полностью готовы.

-— Ну что ж, едрёна-батона, пойдём, —— сказал Джон и первым поспешил удалиться из палатки.

На улице, наконец, потеплело, от недавнего дождя остались совсем не большие лужицы, яркое, но уже по-осеннему холодное солнце отражалось в них, посылая привет на грешную землю. Солдаты первым делом взглянули на него, порадовались свету, окружающему миру. Порадовались и за Розенгауза. Лица их засветились подобно солнцу, и море животрепещущей молодой силы полилось из тел новоявленных вершителей своей судьбы.

Особое впечатление произвёл на гвардейцев автомобиль, стоящий прямо возле палаток. Все, не только наши герои, с огромным любопытством и уже начинающей пробуждаться завистью глядели на сей аппарат для передвижения. Розенгауз не запрещал любоваться его законным имуществом, даже с позволения капитана бойцы могли дотронуться до машины и , более того, сесть за руль, представив себя настоящими водителями.

Alex тотчас же отметил в своей душе, что определил, куда потратит заработанные деньги.

-— Приветствую! Приветствую, пацаны! — кричал, обступившим его подчинённым Джон, —— молодцы! Всё сделали, всё успели! Вас ждут новые дела! Новые подвиги! Новый госпиталь! Новый труд во благо отечества! Приветствую!

Удивительно, насколько почитали и слушались Джона работяги, насколько доверяли ему. На глазах у тройки заместителей, очумевшие труженики села схватили того на руки и стали подкидывать вверх, прославляя при этом имя их предводителя на вечную память. Острейшее в психологическом плане развернулось зрелище: кучка русских чумазых мальчишек, в затёртых рубахах, что есть мочи подбрасывает одного, но зато отнюдь не белого негра в воздух, отнюдь не грязного и не бедного, но зато сделавшего уже для них столько, что никаких слов не придумало ещё человечество, дабы живоописать ту необузданную радость, какая переполняла их сию минуту.

И Alex, и Конопатенко, и Грум Бачило тоже, не сдержавшись, примкнули к соплеменникам, потянулись к Розенгаузу…

Когда фантасмагория завершилась, когда капитан вновь отдал приказание (сейчас от солдат требовалось водрузить на бордель ту самую картонку с французским текстом), преспокойно затем прыгнул он в своё личное авто, громко взревевшее мотором, и ещё раз помахав напоследок говнопартийцам, отбыл в неизвестном направлении.

Ник Конопатенко твёрдо решил, что предпримет все, какие только возможно, меры, прибегнет к самого невообразимого рода уловкам, только бы достичь желанной цели. Поэтому шёл он с высоко поднятой головой, ноги сами несли его по лесным тропинкам прочь от Членограда, навстречу Безтолковке — деревне, где он должен зацепить клиентов для борделя.

Нельзя сказать, что бы он не волновался, скорее наоборот, внутри всё клокотало, голова даже слегка шумела от навалившейся несумятицы, но строгая установка начальника диктовала организму совсем иные условия. Поэтому Конопатенко шёл дальше, прокручивая про себя речь, которую произнесёт при встрече с клиентом. Нелегко было подобрать слова, расставить акценты, однако Ник не сдавался, размышлял до тошноты, пока сам не заметил, как оказался на подступе к деревне.

Первым делом он, конечно же, заглянул в подсказку: на свежем листке чётко указывалось месторасположение всех домов в деревне, нужные были отмечены крестиком, а возле них, не очень аккуратным, размашистым почерком с множеством грамматических ошибок, виднелся список проживающих в той или иной хате. Конопатенко не стал испытывать судьбу и пошёл в первую, на которой остановился его взгляд.

Вскоре Ник стоял у калитки. Явившаяся его глазам хата действительно выглядела многообещающе: добротный двухэтажный домина, с верандой и внушительного размера сараем, красовался средь окружающей его деревенской нищеты. Сразу вспомнилось Нику родное ему село, он, с лихвой покопавшись в памяти, определил, что подобных домов в их деревне не было, да и, наверное, никогда и не будет. Данный факт поставил парня в тупик, пробудив в нём некую обиду за свои родные пенаты.

Но на размышления времени не оставалось, вдохнув поглубже, Конопатенко вдарил ручонкой по крепкому дереву калитки. Долго по ту сторону никто не подавал признаков жизни, поэтому Нику пришлось стучать ещё несколько раз, прежде чем дверь соизволили открыть. И сразу же напугали отчаянного юнца.

-— Чиво надо? — прогремел в воздухе грубый охрипший голос, лишь только хозяин дома предстал перед Ником.

-— М..м.. Филипп Боткин? — немного поникнув, спросил Конопатенко, в сердцах уже ругая себя за то, что из всех кандидатов решил выбрать именно этого.

На Ника смотрела угрюмая, небритая физиономия человека лет сорока. Одет он был по-простецки и никак не тянул на хозяина наличествующих за его широкой спиной барских хором.

-— Ну я.. — грузно вырвалось из уст мужчины, —— А тебе чего, мальчуган? — устрашающе добавил он.

Конопатенко почувствовал, как у него стали отниматься ноги, во рту пересохло, а язык абсолютно перестал подчиняться сигналам мозга, который посылал их в избыточном количестве.

Но всё же будёновец смог с собой совладать: — Я… у меня к вам важное дело.

Мужик, услышав фразу, тут же нахмурился и сделался донельзя подозрительным: —— У кого? У тебя? Ко мне?

-— Д-да-а… Если позволите, я зайду к вам, я думаю, вам будет интересно узнать цель моего визита.

Боткин, с роду не привыкший к такого рода официозам в свою сторону, даже невольно попятился назад, но потом, быстро о чём-то подумав, ни с того ни с сего разрешил-таки Нику пройти в калитку.

Затем они молча пошли в дом, Боткин в процессе их ходьбы пристально разглядывал не на шутку взволнованного солдата, только потом Конопатенко заметил, что за спиной мужик нёс двуствольное ружьё, и одному чёрту было известно, что он с ним собирается делать.

— Ну садись, хлопец, —— указал на стул Нику хозяин, когда они находились внутри. Сам Боткин сел напротив, закинул ногу на ногу, а ружьё преспокойно положил себе на колено. Видно, так ему было удобнее вести беседы с посетителями.

Не отрывая стрёмного взгляда от холодного металла ствола, Ник сбивчиво приступил к изъяснению сути дела:

-— Видите ли, товарищ Боткин… — Конопатенко запнулся, слова никак не хотели выталкиваться наружу, —— Видите ли… э-э-э… всё весьма… весьма… м-м-м… Just a minute… Всё… я б… я б…

Конопатенко ловил себя на мысли, что впервые в жизни не может оформить высказывание, и тут даже та тысяча книг, что он прочёл, помочь ему не в состоянии. А Боткин меж тем злился, наливаясь густой краснотой. Заметив такое, Ник покрылся крупными каплями пота, однако обветренные губы ничего путного по-прежнему не произносили: —— Я сейчас… м-м-м… э-э-э … непременно… э-э-э… поясню…э-э-э…

—— Да что ты городишь?! — как-то уж совсем не по-дружески вскричал хозяин, —— Совсем язык проглотил что ли? А ну говори быстро, чего пришёл. — в голосе Боткина проступил оттенок набирающего силу гнева.

Однако Конопатенко никак не мог с собой совладать, всё, что у него получалось, это бессмысленная жестикуляция руками и безобразное мычание, сродни коровьему. Боткин преображался на глазах, по лицу вмиг поползла тень неудержимой злобы.

-— Да говори, щенок! — сгорая от нетерпения крикнул хозяин и, вскинув ружьё, направил его прямо на бедного солдата.

И тут Ника прорвало: —— Антигуманная своенравная концепция не соответствует гипертрофированному размаху метафизического познания! — как одержимый выпалил он. — Совершенно очевидны дискретные формы аллегорического консенсуса! В черте парадигмы образовываются бреши! Это недопустимо! Это чревато кровавым симбиозом! Надвигаются коллапсы невежества! Намеченная программа интенсивного канцерогена даёт сбой в околонаучном мандражировании…

-— Чиво-о-о-о… —— полностью обескураженный разродился Боткин.

Конопатенко не унимался: —— Да вы послушайте, вы только послушайте, насколько упаднические идеи бродят в умах дезактивистов!

-— Замолчи, парень, —— уже рычал потенциальный клиент.

Но Ник не останавливался, сам не зная почему, выдавал на-гора смешанные в кучу знания, лепил их с наскока, тараторил прямо в лицо ничего не понимающему Филиппу Боткину. А тот каменел бесхозным мешком, молил о пощаде его мужицкого слуха, угрожал застрелить Ника на месте, если он сейчас же не заткнётся.

-— Кайся! Кайся, вероломный анархист! Заклинаю тебя вечным казусом, гулким экскурсом! Кайся в грехах своих! Кайся, червь! Кровопийца! Изыди в огне пародии! Сгори огнём деструкции! — и ещё много-много чего интересного успел выкрикнуть Конопатенко, прежде чем совсем охреневший Боткин не выволок его на улицу за шкирку.

-— Вон с глаз моих! Идиотина умалишённый! Вон из дома моего! Да чтоб не видел тебя больше, бес окаянный! — с этими воплями, издаваемыми хозяином дома, Ник полетел носом в грязь, посланный добротным ударом под зад. Калитка закрылась и, потенциальный клиент исчез за ней. Навсегда.

Грум Бачило долго не решался не то чтобы постучать, а даже подойти к двери намеченной жертвы. Он как отрешённый бродил по кругу, безостановочно бубня что-то себе под нос. Своей бедой он считал излишнюю скромность, которая очень сильно мешала ему снять с шеи груз обрушенной на него задачи. Скромность эта давила всё больше и больше, не отпускала она юношу из цепких лап, и он поэтому мучался, не в силах что-либо предпринять против собственного характера. А между тем время шло. Точное указание Розенгауза доставить клиентов к полуночи постоянно напоминало о себе. И нужно было действовать как можно скорее, так как деревню потихоньку стали покрывать сумерки.

Бачило выбрал для себя молодого Фёдора Гопникайте, потомственного латыша. По сведениям, вычитанным Грумом из задания, парень слыл в деревне повальным ловеласом, и как никто другой годился на роль завсегдатая нового борделя.

«Эх, мне бы мой носок», —— с грустью подумал про себя Бачило и от безвыходности подошёл к самой двери дома, где жил латыш.

На стук, однако, вышел совсем другой человек — старуха весьма преклонных лет. Видела он с трудом, но ещё могла полагаться на собственный слух, поэтому, смотря сквозь Грума, прохрипела палёной глоткой: — Кто это к нам пожаловал?

-— Меня зовут Грум Бачило, я пришёл к товарищу Гопникайте, можно с ним поговорить?

Бабка явно зарапортовалась, старческое лицо исказилось в приступе глубокого анализа поступившей информации.

-— Здесь такой не проживает, —— ответила она через несколько минут.

Бачило поспешил достать листок и ещё раз всё хорошенько проверить.

«Не может быть, номер дома совпадает. Ошибка что ли?»

Но не успел Грум додумать, как в дверном проёме появилась молодая девушка. Заприметив Бучилу, она немедленно позаботилась о том, чтобы старуха (её мать) скрылась внутри дома.

-— Ничего, ничего, мам. Это ко мне, —— уводила девушка престарелую, а сама подмигивала Груму, да так неоднозначно, что тот загорелся от смущения.

«Не, я точно ошибся» —— пришло ему на ум, но это только на ум, —— «Останься!» —— попросило занывшее сердце.

Девушка вернулась скоротечно, Бачило не успел даже глазом моргнуть.

-— Ты откуда такой взялся, солдатик? — улыбаясь чистыми белыми зубами, подошла к онемевшему Груму красуня. И тут же принялась его осматривать со всех сторон.

-— Я.. Я ищу Фёдора Гопникайте, он здесь живёт? —— стараясь выглядеть как можно бодрее, поинтересовался Бачило.

-— Нет, —— заигрывающим тоном вторила Груму девушка, —— Здесь он не живёт.

Солдат замешкался: —— Ну тогда извините меня, сударыня, я, наверное, пойду, —— Бачило уже было сделал движение для разворота, как вдруг хрупкая рука местной красавицы помешала ему.

-— Не уходи. Пожалуйста. На дворе темнеет, а тебе небось переночевать негде, —— очень ласково произнесла она.

Её голос заиграл сладкой трелью, зазвенел сотнями волшебных колокольчиков, улыбка её подобно манне небесной стала, руки и бёдра в едином чуде слились, и ничто не позволило, не могло позволить юному телу отпустить от себя солдата. Грум с трудом сглотнул слюну, чувствуя, как потемнело в глазах его, словно послушный раб, стоял он перед властительницей, а она — прелестное дитя порока, поманила его в томный сад своих прелестей.

-— Нет, нет, сударыня! — очнувшись от наваждения, взмолил Грум. — Вы меня простите, у меня тут ещё дел полно. Идти надо!

Девушка оказалась очень настойчивой: —— Ну куда же ты? Куда ж ты пойдёшь на ночь глядя? Я тебя накормлю, напою, родненький. Молочка хочешь, а? — и снова златокудрая невеста разверзла свои чары пред немощным принцем.

-— Пойдём. Пойдём, воробышек, —— и на сей раз Грума уже не надо было тянуть, его ноги сами шли в положенном направлении.

Варваря (так представилась девушка) жила в Дремучих норах всю жизнь, единственным спутником её была мать — немощная слепая старуха, от которой проку уже давно не было видать. Отец слыл глубоким пьяницей и сто лет как отбросил коньки, оставив несчастную семью на растерзание судьбы. Но всё же двум женщинам удалось выжить, благодаря Варвариной прыткости и смекалке. Она кормила и себя, и мать, отдаваясь сполна нелёгкому труду деревенской примы.

Жилище Варвари находилось в хорошем состоянии, его то и дело подправляли частые прихожане: кто забор подкрасит, кто крышу залатает. Так и жили.

«А ведь молодчина, однако» —— поймал себя на мысли Грум, когда он, сидя за столом, выслушивал короткий рассказ своей новой знакомой. Варваря была настоящей хозяйкой, умела готовить съедобную стряпню, умела дивно ухаживать, и сама того не замечая, завлекала случайных спутников в безупречно сплетённые ею сети. Главным же козырем девушки бесспорно была её природная красота, могущая затмить разум любому, даже безгранично опытному герою. А что говорить о Бачиле, он и говорить-то с женщинами не умел.

Двое молодых людей сидели долго, мать уже давно спала у себя в комнате. Грум, же, позабывший обо всём на свете, ловил и ловил прелестные звуки, исходящие из нутра Варвари. Она, беря инициативу на себя, вела разговор, лишь иногда обращаясь к Груму с тем или иным вопросом, когда того требовала ситуация. Девушка осторожничала, не давила на опьянённого юнца, но уже всем существом своим заставляла понять о раздирающей её страсти.

Когда луна взошла на небосвод, когда звёзды порадовали с высоты землю, когда мир, испещрённый ими, приготовился впустить к себе колдовство ночи, в одной маленькой богом забытой деревушке свершалось нечто такое, о чём никогда не скажет вслух ни одна живая тварь, ни одно растение.

-— Вот здесь ты и будешь спать, —— сказала Варваря, указав лёгкой рукой на приготовленное ложе.

«А ты?» —— спросили глаза Грума.

«И я».

Бачило упивался дивным зрелищем женской красоты. Варваря, скинув с себя платье, осталась абсолютно голой, и нагота её являлась райским откровением в свете луны для растерявшегося солдата.

-— Ложись рядом, —— очень тихо произнесла девушка, медленно растягиваясь прекрасным телом по всей длине кровати.

Бачило так и упал подле неё, не раздевшись.

-— Ну даёшь, солдатик. Ты хоть штаны сними!

Грум ещё больше растерялся: —— Ага.

Начал стягивать ботинки и только сейчас обратил внимание, как сильно воняют у него носки. Эта новость расстроила гвардейца, но делать было нечего. Он убрал их подальше в угол вместе с обувью. Пожирая глазами сахарные формы бесстыдной дивчины, Грум продолжал избавляться от сковывающих его вещей. Вскоре он предстал перед ликом принцессы в первоначальном виде, в котором был задуман Всевышним, хотя всё же поспешил прикрыть рукой срам, дабы не засмущаться в усмерть.

-— Не бойся. Иди. Иди, я жду тебя, —— шептала Варваря, простирая герою белые тонкие руки. И он пошёл. Смущенный, но красивый, чтобы разделить с чаровницей уготованное им обоим ложе…

-— Блин, ну что ты делаешь! Ну не так же! Ой! Ну куда! Ну куда? Да не сюда! Ниже! Блин… Ну ты ваще… Ну сколько можно! Да не так, я говорю! Не так!

Эту ночь Грум Бачило запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Деревня Вонючее отнюдь не хлебом-солью встретила третьего искателя удачи. Едва Alex здесь появился, как его тут же покусали местные собаки, и ему пришлось ещё здорово побегать, пока, наконец, они не отстали. Юноша проклинал всё на свете. Присел на лавочке отдышаться, громко ругался, заставляя обратить на себя внимание коренных жителей.

С трудом успокоившись, Alex решил заглянуть в листок.

-— Так, Степан Ковылянов, та-а-ак, —— считывал данные будёновец, —— Азартен, любитель праздного времяпрепровождения, состоятелен. Проживает с двумя детьми. Так, дом номер…так… третий поворот направо. Ага.

Оторвавшись от бумажки, Alex стал оглядываться по сторонам, чтобы сориентироваться. Интуиция точно подсказала парню, куда нужно идти, и вскоре он без труда нашёл заветное обиталище нового претендента.

Ковылянов встретил солдата, продемонстрировав великую гостеприимность. Сразу накрыл на стол и поставил выпивку.

-=— Ну, будем знакомы! — торжественно произнёс он и первым опрокинул стакан.

Alex, будучи не самым большим любителем алкогольных возлияний, нехотя последовал примеру мужика. З-акашлялся с непривычки, закусил.

-— Да ты кушай, кушай, солдат. С дороги-то. Не стесняйся, —— продолжал выказывать заботу о госте Степан Ковылянов.

Пока мужчины пили, по дому бегали маленькие дети, мальчик и девочка. Они играли в догонялки и своим шумом немало действовали на нервы отцу, который после каждого выпитого стакана косился на них всё больше и больше тускнеющим взглядом.

-— Видишь, солдат. Это дети мои, —— порядком охмелевший, пробубнел Ковылянов, —— Мамка их кинула нас, гадюка. Повесила ребятню мне на шею. Теперь вот маюсь.

Alex, конечно, пособолезновал несчастному, да хотел было попросить его задуматься над причинами поступка жены, всё-таки, неспроста ведь так сложилась жизнь, но вовремя осёкся, посчитав это не своим делом.

«Ну его к чёрту, чё я лезть-то буду», —— твёрдо решил про себя Alex.

А детишки всё продолжали носиться по дому, беззащитные жертвы собственного отца, неугомонного кутилы, мешавшие его спокойному и беззаботному прожиганию жизни.

Глядя на них, Alex пронялся вдруг чисто человеческой жалостью, настолько впечатлился он от реальности увиденного им в этом доме, что идея предложить Ковылянову услуги борделя как-то отпала сама собой.

«А кто за детьми смотреть будет? Пропадут совсем», —— подумал тогда Alex.

И когда бутылка была распита, и Ковылянов, наконец, спросил у красноармейца чем он, собственно, ему обязан, Alex ответил: —— Да вот слышал я, вы азартный очень.

-— Ну да, такой я, —— без тени сомнения откликнулся Ковылянов, —— А что? Предложить есть чё? Ты давай, я денег не пожалею!

-— Ну не то что бы…

-— Давай-давай! Я ж вижу! Не хитри солдат! — как заведенный проголосил Степан.

-— Ладно, —— сдался Alex. — Хочу спор объявить.

-— Так-а-ак! — восхитился Ковылянов, оживляясь со скоростью пролетающей пули. — Не тяни, говори, что за спор.

-— Выйдем на улицу.

Чуть пошатываясь, они оба проследовали во двор. Alex с торжеством в голосе заявил, что попадёт ножом в яблоко с расстояния двадцати пяти метров. Такая неслыханная самоуверенность произвела должное действие на Степана, на что в принципе Alex и рассчитывал.

-— Да ты в своём уме, сынок! — не веря ни единому слову, обрушился на него Ковылянов.

— На что спорим, гражданин?

-— Ёптыть, да на шо хошь!

-— Пятак!

-— Замётано!

Потом возбуждённый Степан полез в погреб и долго там шарился, пока в конце концов не вышел, держа в руке засохший фрукт.

-— Кладите! — сказал как отрезал Alex.

Подивиться данному мероприятию мигом собралось полдеревни.

-— Гляди! Гляди, что щас будет! Солдатик, видно, совсем рехнулся! — скандировали люди, окружившие нашего героя со всех сторон.

Степан с чувством заядлого охотника, которому удалось настигнуть жертву, бережно положил яблоко на крышу сарая. Потом под синхронный счёт односельчан отмерял указанные двадцать пять метров и, прочертив на земле носком ботинка неглубокую полосу, пошёл за ножом.

Волна потрясения пробежала по лицам собравшейся толпы. Для людей, населявших село Вонючее, всё происходящее ассоциировалось со зрелищем настолько диковинным, что, казалось, предел их удивлению и восторгу никогда не наступит.

Alex попал в центр внимания, под оглушительные вопли, он подошёл к черте, когда нож, принесённый Степаном Ковыляновым, крепко сжала его рука.

-— Да не попадёшь! Не пробуй даже!

-— Да где это видано!

-— Сопляк!

И прочее и прочее летело сейчас на будёновца, а он уже готовился, примеряя руку для броска.

Крепко закусил Alex губу, до боли сожмурил левый глаз, земля и небо словно сошлись над ним, но не дрогнул солдат, задержал дыхание, в последний раз навёл прицел и метнул.

Не один десяток пар глаз следил сейчас за его движением, проводил народ пронзающий воздух нож, который с чертовской силой и ловкостью оторвался от руки красногвардейца и понёсся, превозмогая время.

В тот же миг яблоко разлетелось в пух и прах, одарив землю кусочками несвежей кожуры и застоявшегося сока.

-— Вот это да! Вот это да! Молоток пацан! Молоток! — стали теперь провозглашать не верящие глазам люди. Alex свершил в их понимании невозможный поступок, заслужив в одночасье огромное к себе уважение.

Ковылянову ничего не оставалось, кроме как, разведя руками, отсчитать проспоренные деньги.