Митька Голопупкин — Немного о лилекантропах

   Я, наконец, пришел в себя и начал оглядываться. Со всех сторон меня окружал необычный белый лес. Да, мое приземление на этой чужой, еще необследованной планете, трудно было назвать удачным. Мало того, что я в щепки разбил свой незатейливый летательный аппарат (НЛА), так я еще здорово помял свое далеко не атлетическое тело. А другого тела у меня нет и, похоже, уже не будет. Вдруг я заметил две крадущиеся мохнатые фигуры. Звери… Как некстати! Хотя, может быть и наоборот, кстати. Только съедобно ли у них мясо? А то еще получишь несварение желудка и понос. Я потянулся за бластером, но мое тело пронзила боль, и я вскрикнул.

— Обрати внимание: этот пришелец подает признаки жизни, — услышал я вкрадчивый голос моего универсального электронного переводчика, автоматически переведшего высказывание одного из мохнатых существ. Хорошая штуковина, но уж слишком вежливой получается речь инопланетян в его переводе.

   Я внимательно оглядел этих условно разумных представителей местной фауны. Гуманоиды! Просто удивительно встретить их здесь, на отшибе Вселенной. Правда, они явно находятся пока на самой низшей ступени эволюционного развития — походка сгорбленная, лицо покрыто густой шерстью, а кожа вообще какого-то немыслимаемого лилового оттенка. К тому же на их коже полно паразитов и от них идет такой запах.… Несомненно, что в этом племени банно-прачечные услуги пока еще не получили массового распространения. Но все же это разумные существа, с которыми можно и нужно вести диалог. Да, это похоже на сенсацию.

— Я рад приветствовать братьев по разуму! — произнес я стандартную фразу.

— Удивительно, что этот раненный в ягодичную область пришелец умудряется еще и шутить! — изумился высокий абориген.

— Я хотел бы установить с вами контакт, — продолжал я свою речь строго по протоколу.

— Еще успеете. Глубокоуважаемый! Если вы не возражаете, то мы возьмем обломки вашей удивительной серебристой хреновины и обменяем их на жизненно необходимые продукты.

— Не возражаю,— разрешил я. От этой рухляди все равно мало толку, а контакт с местными дорогого стоит.

   Поскольку аборигены были, как минимум, в три раза выше меня ростом, то им не составило особого труда унести обломки моего любимого аппаратика. Так, теперь я, как первооткрыватель, должен назвать аборигенов как-нибудь позаковыристей. Мне вспомнилась их лиловая кожа. Назову-ка я их лилекантропами, — в эйфории от удачного открытия размышлял я. Но моя эйфория прошла уже через полчаса. А вдруг они не вернуться? Как я тогда буду налаживать контакт с другими лилекантропами? Больше обломков у меня нет.

   Но через час они вернулись. Значит, мне попались честные особи. Я заметил, что "мои" лилекантропы были подозрительно радостными и довольными. Но их радостные взгляды мне почему-то не понравились. Не канибалы ли, они, случаем? А мне еще в молодости гадалка нагадала, что если меня не съедят профессора с доцентами, то я окончу свой бренный путь в лапах людоедов. От раздумий меня отвлек Низкий лилекантроп, который видимо, был вожаком этого племени, сообщивший, что они с товарищем выгодно обменяли эти ненужные обломки на несколько литров жизненно необходимой им жидкости. Похоже, что на планете есть и другие, более высокоразвитые существа.

— А как вы называете тех существ, у которых вы добыли эту жидкость, — начал я осторожно свой допрос.

— Как называем? — рассмеялся Низкий и сказал одно слово, которое мой "замечательный" электронный переводчик перевел как "полорогое парнокопытное животное". Странно. Неужели на этой планете травоядные жвачные животные являются высшей ступенью эволюции?

— Да я сам в прошлой жизни был таким же "полорогим парнокопытным", — поддержал разговор Высокий лилекантроп. Так, значит согласно их мифологии, они произошли от парнокопытных.

   Лилекантропы предложили мне стать их гостем и братом и поселиться в их скромном жилище. Я согласился. Они отнесли меня в свой примитивно сделанный шалаш. Жилище и впрямь оказалось скромным — даже на однолучевую гостиницу не тянуло. В шалаше не было даже туалета, не говоря уж о биде и попосушителе.

— Судя по наклону оси вашей планеты, у вас должны быть холодные зимы. Где же вы зимой живете? Холодно, небось, в шалаше то! — сказал я.

— Если можешь — выражайся попроще. А зимой мы уйдем под землю, — мечтательно закатив глаза кверху, отозвался Высокий.

   Так, значит, зимой они живут в пещерах. А почему в теплый сезон они ютятся в шалашах? Наверное, в пещерах очень сыро, вот эти труженники каменного века и лечатся здесь от ревматизма как в санатории.

   Оба лилекантропа были самцами. Интересно, а как у них выглядят самки? И спрашивать вроде неудобно. Наконец, я не выдержал, и спросил:

— А в вашем племени есть самки?

— Нет. У нас они вообще большая редкость, — глубокомысленно ковыряя в носу, заметил Высокий.

   Что-то хитрят лилекантропы, хитрят. Не хотят своих самок показывать. Неужели боятся, что я их испорчу? Значит, будем задавать вопрос не в бровь, а в глаз:

— А как же тогда размножаетесь?

   Удивительно, но этот мой вполне закономерный вопрос вызвал у обоих лилекантропов неожиданно сильный приступ смеха. Да они, похоже, прирожденные актеры. Но чтобы так сыграть, нужен талант. А может эти лилекантропы еще дети? Я вспомнил их беззубые рты. Наверное, у них выпали молочные зубы, а постоянные еще не появились. Но какого же роста тогда их родители? И почему они оставили детей без присмотра? Впрочем, что я гадаю! У меня же есть приборчик для определения как абсолютного (календарного), так и биологического возраста. Я включил прибор и быстро узнал их возраст. Он оказался вполне солидным. Оба лилекантропа еще не были стары, но, судя по дистанционному зондированию их организмов, их биологический возраст значительно превышал календарный возраст. Похоже, что им, беднягам, пришлось немало пережить в жизни. Да, жить в первобытном обществе — это не мед и не сахар и даже не синтетический подсластитель.

— Чем живет ваше племя? — продолжил я сбор информации.

— Как это чем? Что бог пошлет, то и едим, — отмахнулся Низкий.

— Это понятно, что вы еще не перешли к земледелию. Я спрашиваю — чем вы занимаетесь: охотой, рыбной ловлей или собирательством?

— Собирательством. Заниматься земледелием нет никакого смысла — воруют быстрее, чем сажают, — потягиваясь, сказал Высокий.

— Выпейте, глубокоуважаемый, эту замечательную жидкость, и все ваши болезни и печали сразу же пропадут, — улыбаясь, сказал Низкий.

   Я залпом выпил эту жизненно необходимую жидкость. Наверное, это местное лекарство. Но я ошибся. Жидкость оказалась ядом. И хотя в моем скафандре сразу же включилась система нейтрализации, но полность нейтрализовать эту гадость она не смогла. Поэтому весь дальнейший разговор я вел уже как в тумане, находясь под действием сильной интоксикации. Я помню, что лилекантропы ругали полорогих, но при этом чувствовалось, что они как-то от них зависят.

— Значит, вы ведете непримиримую борьбу с полорогими? — икнув, выпалил я.

   Лилекантропы переглянулись. И хотя они также находились в состоянии интоксикации, но их закаленные мозги уверенно сопротивлялись действию этой ядовитой жидкости.

— Ты нас под статью то не подводи, — наконец негромко произнес Низкий.

   Так, значит, они приняли меня за вражеского лазутчика. Контакт не получился. Вдруг мне стало жарко, и я снял шлем. Конечно, это было очень рискованно, и если бы не интоксикация, я бы на это никогда не решился бы, но к счастью, атмосфера планеты оказалась значительно менее ядовитой, чем выпитая жидкость. Если бы не наличие в атмосфере повышенного содержания окислов азота и угарного газа, то ее можно было бы рекомендовать для дыхания даже детям.

— Одень обратно свои рога, Зеленый, — вдруг злобно произнес Высокий.

— А в чем дело? — не понял я, но шлем с антенами все же надел.

— Каждый борется с белой горячкой по-своему, — философски заметил Низкий, опустошая стакан.

   Затем лилекантропы запели песню. В ней пелось о каком-то их соплеменнике, замерзающем в степи. Видимо, он не успел вовремя спрятаться в пещере. Да, явно их предки раньше жили в степной зоне. В песне также упоминалась самка — партнерша замерзающего. Затем они запели еще одну песню о воздействии низких температур. Похоже, что для них эта тема весьма актуальна. Не уверен, что мой электронный переводчик смог перевести ее дословно, но в ней были такие строки: "Ой, экстремально низкая отрицательная температура! Не снижай температуру моего тела и температуру тела моего домашнего жвачного животного!" Из песни, как известно, слова не выкинешь. Вот они и проговорились! Получается, что жвачные животные находятся у них в подчинении. Оставался единственный способ узнать правду — провести глубокое сканирование их мозгов. Дрожащими руками я включил прибор. Увы, меня ждало разочарование. Сканирование их мозгов не выявило у них решительно никаких тайных мыслей. Получалось, что лилекантропам было абсолютно нечего скрывать. С таким сложным случаем, я сталкивался впервые. А может лилекантропы специально пили эту ядовитую жидкость, чтобы заблокировать мозги и не проговориться? Я понял, что окончательно запутался и задремал.

   Когда я очнулся, то увидел, что возле нас стоят два серых гуманоида, явно относящихся к другому, более продвинутому по сравнению с лилекантропами, биологическому виду. Их лица были белесые и без шерсти, осанка прямая, речь более связная. К тому же они были вооружены. Один из гуманоидов достал рацию и доложил своему начальнику:

— Товарищ капитан! Мы тут в лесопарке двух пьяных бомжей обнаружили. Оба без регистрации. А с ними очень маленький зеленый человечек, тоже теплый…

— Зеленый человечек с рожками? — послышался из рации раздраженный голос.

— Да…А как вы догадались? — изумился серый гуманоид.

— Эх, Иванов, Иванов. Сколько раз я тебе говорил — не злоупотребляй спиртным, не позорь милицию!

   Я начал опять погружаться в сон и закрыл все свои глаза. У меня закрылся даже располагающийся на затылке обычно всегда открытый третий глаз. Да, похоже, что моя миссия провалена. А я так и не узнал, как же размножаются эти бомжи-лилекантропы.

(с) Митька Голопупкин