laskoten — Слушая Тишину

Подойдя к воде, я подняла руки вперед, сладко потягиваясь и вслушиваясь в тишину безветренного утра, которое как-будто затаилось, готовое вот-вот проснуться и разразиться приветственными кликами природы. Вода была холодная и пьяная, цепко ухватившись за мои пальцы, она с вожделением стекала вниз, оставляя после себя чувство свежести, которое бывает только в детстве.

Облака растянулись по небу как ленивые чудовища, свысока взирая на маленькую фигурку человека, который смотрел на них с такой любовью и упоением.

Разве можно сказать, что ты жил, если ни разу не сумел или не успел почувствовать себя беспомощной мошкой, отростком, на котором держится огромный механизм вращения земли. И каждый из нас продолжает вращение этого механизма, до тех пор, пока ему на смену не приходят более совершенные и красивые самцы и самки, поддерживающие свое дыхание и дыхание земли.

Естественно, человек это лишь маленький фрагмент, снимок, в котором в течение определенного времени, хранятся лоскутки воспоминаний, той части жизни, которая безвозвратно поперхнувшись давно прошла, оставив всех с носом. Но не тут то было, потому что пока сердце бьется, оно все равно хранит тайну рождения, свои и чужие воспоминания о смерти и жизни, многомиллиардные вдохи и выдохи, которые совершаются монотонно и размеренно, поглощая собой холодное пространство вокруг. Превращая его в немного свое, родное.

Вы хоть раз ловили себя на том, сколько раз в день вы думаете о деньгах. А того еще пуще, сколько раз в день вы думаете о долгах? Деньги — оплот цивилизации. Доллар — попроси у него, и он исполнит все твои желания. Иду по проспекту, окруженная магазинами и витринами, и отовсюду высовывают свои щупальцы видеокамеры, рекламные лица, которые смотрят на меня без стеснения, пытаясь вдохновить тебя на нечаянную покупку.

Человек имеет власть над холодным оружием. Если сталь просто лежит на земле она источает лишь блеск и холод, но как только она попадает в руки человека — она становится убийственным оружием. Холод жжет. Темнота расступается. Ведь человеку с самого рождения так хочется почувствовать себя богом!

Слушать гул травы — жутко, слышать гул травы — это страшно. "Учат в школе, учат в школе"... по предложению, по сочинению, по стиху, здравствуйте, прощайте, будьте любезны, правила, каноны, креститься надо слева направо, падать надо вниз головой. Наступает вечер и ты остаешься один — навсегда. Кто бы не лежал с тобой рядом.

Я рисую картины у себя в голове. Я вообще сторонник, быстротечных образов. Потому что, то, что задерживается на земле, или приобретает плоть, неизменно становится чем-то бренным, а значит заведомо погибающим. Цельно только то, что мимолетно, то что "нельзя потрогать руками". То, что нельзя полюбить. То, что нельзя привязать.

Глава 2

Я стою и смотрю, как проносятся поезда дальнего следования. Следовать за далью — игра слов, маленький анархизм, который позволило себе человечество. Оно, то есть человечество, вдруг, в один момент осознало, что его истинное предназначение — это путь. Следовать за далью, даже не представляя себе, что находится «за этой далью». В неведенье — счастье!

Я стою и провожаю свою подругу. Моя подруга уезжает, а за ее далью следует мужчина, которого я люблю. Тик-так. Чучух-чучух. Вагон тронулся, господа присяжные. Нет... Показалось. Просто гудок. Теперь как по сценарию. Пара печальных фраз, плаксивый голос, минутное разочарование, размешанное вдохновением нечаянной боли.

— Прощай!

— Прочитай Бодлера "Цветы Зла"

— Ага! Обязательно. — говорю я понимая, что говорю пустые слова, пустому перрону, так как пассажиры уже расселись по вагонам и ничто не может предотвратить неминуемую разлуку.

— Удачи! Ты все-таки постарался бы спать побольше.

— Конечно

— Жалко, что мы с тобой...

— Нас с тобой и не было. Мы просто временные герои, тени вон там на стене. Не волнуйся.

— Хорошо. Я все так хотела тебе сказать...

— Да, незачем говорить. Слова — это пыль, их нужно просто сдувать со своих плащей.

— Жалко...

— Чего ты жалеешь?

— Я жалею, что я человек!

— А кем ты хотела быть?

— Наверное, волком.

— Но, это же хищник.

— А я люблю кровь и мясо.

— Почему?

— Так чувствуешь себя целостным.

Он целует меня в щеку, кажется, так долго, так долго как длиться вечерняя служба в приходской церкви, я стою на коленях приникнув к его лону — вот мое сокровище, с которым мне предстоит расстаться. Поезд срывается с места, иду за вагоном, но не вижу его лица, оно отражается в моей руке, которой я машу вслед. Откуда интересно пошла эта привычка, махать рукой вслед провожающим? Как будто отмахиваться от них. Едьте, едьте! С глаз долой и с сердца вон! Он! Он, мой лучший друг стоял все время, пока мы прощались спиной. Его спина стонала, ей было больно, она извивалась под ударами слов, под хлесткими намеками, порицая каждую секунду своей боли. Хотя, покажите мне хоть одного не мазахиста! Покажите! Мы все так любим мучить себя, истязать, травится самими собой, а потом слизывая друг у друга кровь предаваться похотливым играм в ночи.

Такое бывает, когда нечаянные вещи, вдруг возрождают внутри воспоминания. Коробка монпасье становится твоим врагом, потому что еще две недели назад, ты кормил этими конфетами свою преданную собаку, которая скончалась от рака. Или проходя по той или иной улице, ты не можешь ни остановиться ни сесть на скамейку, потому что на ней еще осталась пыль с его плаща и пепел, который ты вдувала в его волосы. Такое бывает, когда повадки и привычки другого человека, близкого тебе человека, ты узнаешь в других, даже в животных, в насекомых, в рыбах. Они так же моргают глазами как твоя мама, они так же пристально смотрят, не отрывая глаз от твоей сетчатки, как папа в выходные, этот песок, совершенно такой же горячий и желтый как на пляже в твое двадцатилетие. И как бы мы не бежали от всех этих воспоминаний — это происходит с нами постоянно. Это происходит с нами повсюду.

Ничего удивительного — одиночество естественное состояние человека. Так он лучше слышит другого. Я покинула перрон и отправилась в вокзальную забегаловку, где пахло дымом, даже от тараканов и подавали дешевые пирожки из бездомных собак. Бомжи как привилигерованная раса расположились по всей длине винтовой лестницы и улыбаясь заглядывали мне в глаза все время как я поднималась по лестнице. Усевшись я поняла, что здесь меня будут мучать расспросами о заказе, который я должна сделать. Протестуя, я уткнулась в себя и закурила сигарету.

Пока я курила, уткнувшись носом прямо в угол своего стола, я успела заметить, что в мою сторону обращены два глаза. Такие непонятные, размытые, но все равно красивые. Прямо как на картинах Моне, которые создавались таким образом, что лишь издалека приобретали некие очертания и форму. И вдруг, мне захотелось напугать эти два глаза, без предупреждения, без морали, накинуться на них своими, чтобы даже вразумительного ответа никакому существу не пришло в голову. Резко обернувшись, словно проснувшись от глубокого сна, оглянулась, рядом никого не было. Наваждение! Только стены все так же шумели, издавая надрывные прощальные крики.

Глава 3

Жизнь становится невыносимой именно в тот момент, когда ты хотя бы на грамм внутренне себя предаешь. Начинаешь заниматься не тем, чем надо, а тем, что приносит прибыль. Мне в свои 24 года надо писать, писать как можно больше, до боли, до изнеможения, до дыры в иконе своих глаз. Но миру и тем, кто меня окружает хочется, чтобы я зарабатывала много денег. Очень, очень много денег. Они за меня все давно уже решили: "Вы молодые! Вы будущие магнаты!" — кричат нам из каждой подворотни глаза беспризорников. "Да, ты уже богач!" — говорит подошедший бомж, просящий у тебя монетку на бутылку пива. И что мне оставалось делать, после его отъезда? Только напиться, забыться и работать. Я достала из своей сумки книгу Кортасара "Игра в классики" и с важным видом перелистывала страницы, будто годы прошедшей жизни.

Я увидела женщину, которая была очень похожа на кого –то из моих воспоминаний…. Вдруг, я поняла, что передо мной стоит мать. Моя мать, которая умерла для меня пять лет назад. Ее губы двигались в неистовом танце, как будто разучивая какую-то сложную мелодию, и тут, будто во сне, до меня долетели ее крупные и тяжелые слова: — "Убей себя! Убей себя Убей себя!" Я всегда слушалась матери, потому что она меня любила. Потому что только она умела успокоить меня. Но я не сумела отказаться от жизни, ради нее!

Я сплю. Мне снится, что я прохожу учение в одном из будистких храмов. Все хорошо, кроме того, что я никак не могу справиться с физической подготовкой, которая как-будто запланирована в этом священном заведении. Но, вскоре я понимаю, что никакой физической подготовки при храме не ведется. И кошмар рассеивается. Просыпаюсь от телефонного звонка, который раздается прямо в шесть утра. Звонит А. и кричит мне прямо в трубку — Выгляни на улицу, снег идет! Подхожу к окну, пытаясь вникнуть в суть задачи, которая передо мной поставлена. И тут до меня доходит, что сегодня первое июня. — Забавно — говорю я зевая, потягиваясь и шлепая босыми ногами по полу, от окна к окну. — А чего ты так рано звонишь? — спрашиваю я, пытаясь хоть немного задеть его совесть. — Мне хотелось, чтобы ты успела увидеть эту красоту, не пропустила ее — заявляет А. — Ну спасибо. — Наслаждайся, — кидает он мне в трубку и оставляет меня наедине с окном, холодным полом и падающим снегом.

Я заглядываю в глубь окна и смотрю во двор. Людей на улицах практически нет, только дворовые мальчишки бегают в поисках своего мокрого меча. Справа замечаю веревки и белье, которое преспокойно висит и сохнет прямо на снегу. Это соседка его повесила, потому что была уверена, что первого июня обязательно выглянет солнце. Простыни, юбки и кофты развевались на ветру, как древние призраки принося себя в жертву падающему на них снегу. Вдруг в моем воображении представилась сюрреалистическая картина. Зеленая трава, деревья, птички играют и поют, идет снег, и маленькая соседка выходит с ведром белья и развешивает его на веревки. — Ведь снег источает тепло, — думает она и радостно напевая песенку, продолжает доставать белье из таза.

Заходил друг. Поэт! Как гордо звучит это слово, но как оно обезвоживает человеческую душу. Я верю в то, что есть счастливые люди. Но что есть счастливые поэты, об этом я думаю с опаской. Миша сделал из себя настоящего бизнесмена. Ни разу в жизни не видела ни одного человека, который так искусно умеет торговать стихами. Который так искусно умеет получать за слово рубль. И это, скорее всего не попрошайничество, а ораторство. Какая разница умеем ли мы, словом вести людей в бой или заставлять их вытаскивать из своих карманов рубли.

Он уехал — я завела себе щенка. Он так же требует к себе внимания и участия и писается если его не выводят на улицу. Еще я купила самокат. Превеликолепнейшее зрелище, застигает с утра тех, кто успевает увидеть эту картину. Взрослая женщина в великолепном костюме с нахрамленной рубашкой едет по мостовой на самокате, а за ней бежит повизгивая и спотыкаясь, маленький щенок. В этих утренних прогулках есть своя прелесть. Во-первых просыпаясь рано, успеваешь пожалеть себя, возненавидеть, обвинить и простить окружающих сотню раз, придумать примерный план будущего дня и после ванны выйти на работу обновленным человеком.

Щенок писается по несколько раз на дню, поэтому, когда я прихожу с работы, меня ожидает описанное царство и два больших черных глаза, которые заискивающе на меня смотрят. Не сняв своего пиджака, я иду в ванную за шваброй, за которой уже охотится щенок, и вытираю пол. Раз — два. Раз-два. Я как-будто глажу твою кожу милый. Словно провожу по ней своими руками и застреваю вот тут прямо в ямке, предел которой разделяет шею и грудь.

Добираясь до работы, наслаждаюсь свежим воздухом, потому что понимаю, что придется весь день просидеть в офисе перед скучающим монитором. Фабриковать множество сайтов, воровать информацию и перегонять ее с одного на другое место, подправлять дизайн, целуясь с тегами и клавиатурой. Неплохо было бы мне поднять зарплату босс, тогда бы я смогла снять себе мальчика, хотя бы два раза в неделю. Остановившись на этой каверзной мысли, иду прямо в кабинет начальника, и заявляю о том, что мне не хватает денег, что я очень много работаю, что мой труд и обязанности не оплачиваются той зарплатой, которую я сейчас имею. Хорошо — говорит босс невзначай, посмотрев на мою грудь, и не спрашивая у меня ни слова. Задав прямой вопрос сколько же я хочу, прибавляет к моей зарплате несколько тысченок, чтобы я успокоилась и осознала ценность своей работы. Я ухожу разочарованная, потому что ожидала совсем другого.

Каждый день, когда я просыпаюсь, мне хочется думать, читать книги, шляться по улицам на худой конец. Чтобы моя боль разрослась до неимоверных размеров, чтобы она поглотила всю мою комнату, и я стояла посреди нее униженная, оскорбленная и просила пощады у бога. Но наступает утро, я иду на работу.

Хотела пойти в спортзал, но вместо этого накачиваю свою кровь с утра до вечера алкоголем и специями.

Я решила написать тебе письмо. Раз уж у меня много свободного времени, особенно в выходные нечем себя занять, кроме чтения и просмотра дешевых комедий, то позволю себе поделится с тобой своими сокровенными желаниями.

"Задыхаюсь на работе. Сердце стучит громко и часто. Вместо водки пью квас и занюхиваю Галуазом. Ну, ладно... Пью водку, но страюсь пить квас. Юкио Мисима со своей "Жаждой Любви" открыл во мне что-то новое. Я люблю читать Мисиму, потому что он дает мне ощущение осознанности событий, которые происходят в реальности. В нынешней жизни я вовсе потерялась. Постоянно преследует вопрос — сойти мне с этой дорожки или остаться, чтобы посмотреть, что же будет в конце. Круг запутался и стал каким-то прямоугольным. То мне хочется, бешено бежать, верить, искать, слушать ночь, а то не хочется ничего, кроме как лежать с книгой бессмысленно уставившись на потухающее небо, впитывая в себя уходящие звуки дневной суеты. Внутри самое личное горит и скукоживается как фантик от шоколадной конфеты и нет ни рифм, ни строк. Часто думаю о Боге в последнее время. Сначала я в него верила, а теперь не верю. Но что-то заставляет меня просыпаться каждый день, идти, туда, где может быть тупик и стены. И я иду, ступая по влажному асфальту, бархатистому и нежному после дождя, на котором он оставил свои слезы. Как-то все получилось красиво и бессмысленно как эта ночь, которую я встречаю на крыше уперевшись взглядом в свои собственные башмаки.

Знаешь, ты был странным мужчиной и поэтому я до сих пор не могу тебя забыть. В твоей ванной всегда было полно посуды, а в раковине плавали бутоны роз. У тебя не было родителей, видимо, поэтому ты никогда и ни к чему не привязывался. Никогда ничего не боялся. Когда мы ходили в магазин за покупками тебе было совершенно все равно какие продукты я куплю, ты будто стеснялся самого магазина, того, что платишь за мою любовь. "

Глава 7

Закончив это краткое письмо я перечитала его несколько раз и, решив дойти до полного цинизма, подушила его духами несколько раз, спустилась по лестнице и засунула его в почтовый ящик напротив своего при этом написав в конце письма свой адрес. Я знала, что у моей соседки был сын, которого звали, так же как и тебя.

Ну что же! Сижу за компьютером в надежде поработать, склепать еще пару сайтиков, которые совершенно никому не нужны. Но интернет не работает, видимо провайдеры решили гульнуть и оставили меня с круглым носом. Жить становится просто! Ни мыслей, ни воспоминаний, ни обетов, только музыка в наушниках, от которой зудят уши и экран монитора от которого через пару часов начинает тошнить.

От нечего делать мне пришлось взять бутылку коньяка, погрузиться в раздумья о своем романе, который я вряд ли допишу такими темпами. Изрядно выпив, я решаю выйти на улицу и уложить в свою постель какого-нибудь мальчика с которым по крайней мере можно будет весело провести ночь и совсем не задумываться о завтрашнем дне. И еще очень хочется, чтобы он все таки не оказался шлюхой. Нет, не потому что мне жалко денег, а из соображений внутренней гигиены. Ха! Ну и сказала. На углу перекрестка по которому я движусь как самнамблуческая машина, как космический корабль без тормозов, несколько разбитый и шатающийся из стороны в сторону, замечаю фигуру.

Молодой человек в потемках что-то ищет. Фигура нелепа, но приятна. Подгоняемая сильным ветром, движусь вперед как камикадзе завидевший цель и не желающий сворачивать с пути, на котором можно достойно испустить дух. Успокоение, вот чего хочется каждому человеку. Все веры, все религии, священные песнопения должны сделать что-то невероятное, искромсать на доли человеческий дух и пустить его по ветру в разных направлениях! А на месте кровоточящей дыры установить счетчики и датчики, с помощью которых вполне можно было бы поддерживать напряжение на нужном уровне.

Тень на стене — мужская тень, это приятно! В порыве благодарения всем богам я опустилась на колени прямо посреди мокрой мостовой. Для чего? Для того, чтобы почувствовать себя живой!

После ритуала, тихонько откашлявшись, чтобы молодой человек не дай бог не подумал что меня тошнит, я встала и направилась к нему. Но ведь надо было как-то привлечь его внимание? Со спины он был очень даже ничего и совсем не хуже спереди, правда пока я рассматривала его переднюю часть, он отвернулся и пошел прочь, потому что не заметил меня.

— Стой! Привет! — сказала я и поднявшись отряхнула свое элегантное пальто. — что вы делаете на улице в столь поздний час?

Молодой человек оказался великолепен! В маленьких темных глазах затаилась боль и темнота. Он был одет в летний костюм, который великолепно шел к его фигуре. Кофта облегала талию и спускалась вниз давая знать о его знатном происхождении. От ветра ткань колыхалась на ветру, поэтому создавалось впечатление, что он чего-то стесняется, даже боится. Он был таким же как и ты русым! Стиль был безупречен, это придавало его чертам скромность и выразительность.

— Я просто гуляю — ответил юноша

— А знаете что мне сегодня снилось? — лукаво спрашиваю я его, зная что ему совершенно наплевать на все, что я говорю, продолжаю. — Мне снилось, что я лежу на операционном столе. И где-то рядом лежит моя собака, которую я очень любила. Я назвала ее Лаки — счастливчик. Собака заболела раком, я так и не могла понять как это произошло. Она смотрела на меня по вечерам такая молодая и счастливая. Пока я была рядом — она терпела боль. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже и ее недоумевающий взгляд сводил меня с ума. Ведь она совсем не понимала то, что с ней происходит и почему я не могу ей ничем помочь. Я чувствовала движение ее смерти. Где —то капала вода, и разбивалась о деревянный пол, оставляя после себя примерно вот такой звук — дыдынь — дыдынь-дыдынь. Вобщем, сродни тому, если тебя будут легонько бить по макушке пальцем в определенном ритме и в определенном месте. Я согласилась лечь на этот операционный стол только потому, что врачи пообещали мне, что если со мной что-то сделают, отрежут какую-то часть моего тела, то собака останется жить. И я согласилась! Представляете себе! Но самое удивительное заключалось совсем не в этом. Один из врачей поднял шприц и начал колоть меня прямо в вену и я во сне осознала боль. Настоящую боль, которую я почувствовала в руке после того, как врач уколол меня. Он колол очень долго и все никак не мог попасть в вену, как будто испытывая мое терпение. Каждый раз, когда он колол я чувствовала боль. И в то же время понимала, что нахожусь во сне. Потом мы все мило посмеялись друг над другом и один из врачей забравшись под мою одежду, почувствовал уют в моем влагалище.

— Мило —произнес он. Совершенно сраженная этим признанием я поняла, что на сегодняшнюю ночь он подойдет.

— Сколько вы хотите? — не смущаясь заявила я, готовая выложить все деньги, который были у меня в кармане.

— Что значит сколько? –удивился он — вы что хотите меня купить?

— Да нет! — засмеялась я —вы неправильно поняли, сколько вы хотите, чтобы я заплатила вам за то, чтобы вы провели со мной этот вечер?

—

И тут не успев услышать вразумительного ответа, начался ужасный, всепоглощающий своей великолепной силой ливень. Он схватил меня за руку и мы побежали. Добежав и остановившись в одной из арок дома, я вдруг ощутила непонятное чувство, как будто это со мной уже случалось, уже было в моей жизни. И в его лице я так четко и так точно увидела твое лицо, что испугалась и отступила.

Глава 5

Дао дэ цзин

Книга первая, & 31

«….Войско — орудие несчастья, поэтому благородный (правитель) не стремится использовать его, он применяет его, только когда его к этому вынуждают. Главное состоит в том, чтобы соблюдать спокойствие, а в случае победы себя не прославлять.

Прославлять себя победой — это значит радоваться убийству людей. Тот, кто радуется убийству людей, не может завоевать сочувствие в стране. Благополучие создается уважением, а несчастье происходит от насилия.

….Победу следует отмечать похоронной процессией.»

Ага! Сегодня всем людским скопом отмечали День Победы. 62 года с того момента как Советский Союз разбил германские войска. Не говоря уже о том, что людей участвующих в этом сражении практически не осталось, гордится тут было, совершенно нечем. Все равно весь мир завоевала Америка и проамериканские демократические идеи. Решила по этому случаю сходить в церковь. Держалась до последнего момента, чтобы не выпить стаканчик портвейна. Но прямо у церкви остановилась поболтать с одним нищим. — Что такое война? —спросила я его, уперевшись взглядом в самую верхушку часовни. Ветер с яростью развевал в разные стороны его отрепье, ветер подсказывал ему варианты ответов, ответы которых нет. Он долго стоял и думал, смотря на асфальт своими бессмысленными глазами, потом посмотрел на меня. — Может быть выпьем?

Мы пошли и купили несколько бутылок портвейна и примостились на парапете. Мимо нас проходили люди, люди улыбались, люди с презрением и удивлением смотрели на голые стены домов, на окружающих, сравнивая одежды, лики, улыбки, пытаясь не сорваться на высокой ноте — в храме шла служба. Я протянула ему пластиковый стакан, мутная жидкость сверкала и переливалась на солнце, такая красная как женская помада, которую размазывает по лицу влюбленный мужчина в порыве сумашедшей страсти, такая красная как первые месячные, которые ты замечаешь на полотенце, такая красная как первая ярость, которую ты испытываешь в детстве, такая жгучая, как чувство, которое рождается в тебе после прочтения волнующей книги, такая волнующая, как первая пьяная любовь, которая струится по твоим жилам, огнестрельная и опасная.

— Эх хорошо —промолвил он и уперся своим распухшим носом в маленький затвердевший кусок хлеба, который он носил в кармане для таких случаев. Что такое война? —настаивала я. Недолго думая он ответил — Война — это состояние души. Переверни свои ладони. Видишь, узоры из морщин тянутся по рукам. Они начинаются с ладоней и протягиваются по всему твоему телу словно змеи, желающие обуздать тебя. Война подобна морщинам, это сеть морщин. Это старость, желающая вернуть свою молодость.

Мы просидели с ним очень долго, а он все рассказывал мне о войне на которой был, своим задеревеневшим, заплетающимся языком и я все больше и больше ему верила.

Поехала я в церковь по привычке, по обязанности предрассудков, которые заставляют тебя двигаться по направлению жизни. Но после разговора мне вдруг страстно захотелось зайти в церковь, посмотреть в глаза бездушных картин, перед которыми люди преклоняют колени. Их сила в том, что они никогда не дают ответа. Их сила в их терпении, они никогда не смывают слез, ни ласкают и не поднимают на тебя руку. Подошла к массивной двери и дернула за ручку. Она подалась вперед как огромное чудовище впускающее непрошеного гостя в свою пасть. Очутившись внутри увидела табличку закрыто. Старушка возложила на себя скрещенные руки — Входа нет!

Каждый день сталкиваюсь с новыми чувствами, которые надуваются внутри, словно мыльный пузырь, который, постепенно раздуваясь, ощупывает своими липкими концами, все мои внутренние стены и заставы, переливается внутри как инородное чудовище, которое мой организм, хочет извергнуть из себя однажды и навсегда. Этот мыльный пузырь заполняет меня всю, заполняет водой все мои сны, прыгает внутри меня от одной стенки к другой, изощренно купается в моих страхах. Взрывается от нечаянного, глупого вздоха, внутреннего урчания в животе. И я бегу в туалет, скорей, скорей, потому что уже не могу сдерживать напирающий внутри меня поток, потому что хочу скорей испражниться, чтобы это мучительное ощущение покинуло меня.

Сегодня решила сходить к маме. Мы с ней поссорились в один из христианских праздников и не общались несколько лет. Из-за чего? Уже не помню. Я встречалась с молодым человеком, который ей не нравился. Зачала от него ребенка и моя мать настаивала на браке, на что он заявил, что не собирается на мне жениться под самыми страшными пытками. Я с ним покорно сошласилась и благополучно сделала абот. Тогда мать заявила, что мне совершенно плевать на все моральные и христианские законы, каноны и партии. Что я сама смогу справиться со своей личной жизнью и со своим ребенком.

Точно! Сколько лет мы не виделись! А ведь жили в двух метрах друг от друга и наши дома, стояли нос к носу. Видимо судьбе было так угодно, расположить родных людей, вблизи, но так и не дать им этой случайной встречи, возможности прощения или прощания.

Выйдя на улицу, я пошла прямо по тротуару и вдруг увидела, что мать идет впереди меня. Она шла медленно, так что я успевала всмотреться в ее походку, слиться с ее походкой, понять, что это именно она. На ней был белый плащ, в руках она несла несколько пакетов, а на плече висела хорошенькая маленькая синяя сумочка. Моя мать всегда была элегантной и красивой женщиной и даже в свои пятьдесят лет сохранила женственность и обаяние, которые привлекали к ней взгляды мужчин.

Она шла не спеша, как будто услышала мои шаги и поэтому боялась остановиться. Ей хотелось обернуться, я знала, что ей этого очень хотелось, но из принципа она никогда не делала этого в жизни. Особенно если ей чего-то очень желалось, она заведомо от этого отказывалась. Если бы она обернулась, мне было бы и проще и легче. Все это можно было бы списать на случайную встречу и вот звезды, наконец, одарили бы и нас своим примирительным теплом. Казалось, что мы идем очень долго, и за это краткое мгновение в моей голове пронеслось все детство и юность, все то чему мать сумела меня научить и все то, чему смогла научить ее я. Разные люди путались в сознании, но лицо матери, бесспорно, преобладало во всех этих картинах. Язык словно спрятался и притаился во рту.

В тот момент, даже при всем желании я не смогла бы заставить себя произнести хотя бы слово. А если бы и произнесла, то из всего этого получились бы какие-то бессвязные звуки сумасшедшей, которые только могли испугать и оттолкнуть. Полы ее плаща медленно удалялись. Мне оставалось только молча наблюдать за тем как она идет. Внутренне я увидела, как мы встретились глазами, бросились друг к другу в объятия, и вот, наконец, сидим, дома и пьем вместе чай с пирожными, забыв о долгой разлуке. Весело рассказываем, друг другу о своей жизни и захлебываемся в дружелюбном смехе, пощипывании, подмигивании.

Невозможно повернуть время вспять, ни это ли откладывает печаль на человеческих лицах?

И вот я опять еду в метро. Коммунистическое единство, люди сливаются со своими отражениями, люди сливаются в плотную мясную массу и я маленькая фаршинка продолжаю течь вместе с ними через фаршировочную машину. Если же ты не попадаешь в ногу с единым биомеханоидным организмом, то тебя выкидывают из толпы. Толпа может обойтись и без твоей запчасти, потому что разрушить этот великий организм невозможно. Поезд тронулся — господа присяжные! Весь мир сошел с ума. Старушка повесилась прямо на ручнике, а молодежь в наркотическом экстазе развалилась в ободранных креслах. Чучух —чучух. Поезд набирает скорость и кровь в моих жилах начинает течь все быстрее и быстрее. Постепенно она нагревается и начинает кипеть. Мы едем в вагоне под счастливым номером. Чу-чу-чух — чу-чу-чух. Я прохожу по потолку и считаю в уме 5+3 и 2+6. Я наблюдаю прямо через кожу как вены вздуваются от непосильного жара. Я как-то смотрела по телевизору одну призабавнейшую передачу про человека, который коллекционировал счастливые билеты. Вся его комната была усыпана этими счастливыми билетами. Они были наклеены на потолке, свисали с дряхлых обоев, он искал их повсюду. Он выспрашивал своих знакомых, нет ли у них счастливого билетика, покупал их у пассажиров автобусов и трамваев, подбирал их на улице — весь он состоял из маленьких счастливых билетиков. Коллекцинер счастья. Психологи, которые с ним разговаривали, делали из своих умозаключений только несколько выводов. Одни называли это фобией, другие манией. Как легко человечество научилось навешивать на других ярлыки. А ведь он просто хотел быть облаком, воздушным, легким, простым.

Как только мое затуманенное сном сознание возвращается, в меня врываются голоса, обрывки фраз, глаза, которые смотрят куда-то по ту сторону вагона. Яркий разукрашенный рекламными плакаты вагон мчится вперед. Лэйблы и слоганы окружают меня повсюду, от нечего делать люди рассматривают их, рассматривают постоянно, потому что погружаться в свои мысли слишком опасно. Nivea, Danon, Tampax, мне везде предлагают райскую жизнь. Мне везде предлагают рай на земле. Обклееные рекламой футболки, пивные бутылки, пачки сигарет, упаковки с манной и гречневой кашей, ракета, которая летит на Марс. И вот я уже вижу рекламу, которая бесспорно займет первое место на рекламном фестивале и войдет в сборник "Каинские Львы". Нам показывают воображаемый Марс, придуманный, и оттого более пустынный и мрачный, чем может быть есть на самом деле. Налепив на этот Марс несколько извергающихся вулканов, мы видим, как они выкидывают на поверхность тампоны, которые падают в воду и высасывают все марсианские лужи. Гениально, просто умопомрачительно! Прижавшись к самому стеклу, я воображаю себя кроликом, у которого выбрили все подмышки и написали на них свои слоганы. И я все вылизываю и вылизываю свои подмышки в надежде их отмыть.

Глава 6

Милый я заболела! Теперь я валяюсь на своей кровати целыми сутками, щенок писается еще больше, а я лежу и читаю книги. Читать книги в лихорадочном состоянии, в этом есть что-то особенное. Чувствуешь себя инопланетянином, который решил, наконец, раскрыть тайны чужих цивилизаций. Телефон молчит. Только иногда звонят, либо заблудившиеся люди, либо какие-то друзья детства. Чего они от меня хотят, я так и не могу понять. Ведь время — это самая универсальная машина уничтожения, и тебя милый я тоже когда-нибудь обязательно забуду.

Сегодня мне пришло письмо от соседа. В нем он написал, что очень скучает без меня и каждый день смотрит из окон своей квартиры как я иду, а потом возвращаюсь с работы. Он влюблен — это очевидно. Влюблен впервые, страстно и пылко. Ну, потом он выражает свою заботу обо мне тем, что советует поменьше работать, поменьше гулять под дождем (хи-хи-хи) ага, так и пишет, и еще, чтобы сохранить свое горло совсем не есть мороженого и чтобы сохранить зубы совсем не пить кофе. Это все очень мило и даже забавляет меня. Напишу ему еще одно письмо — поиграем. Теперь моей главной целью стало увидеть этого соседа. Ведь о существовании этого соседа я узнала исключительно из разговора двух старушек которые судачили о мальчике-спальчике с третьего этажа. Что ребенку надо учиться, мальчик растет, а манер совсем никаких. В общем все как всегда. Я выследила своими ботинками тропинку от моей квартиры до его на третьем этаже, к тому же установила рабочий пункт наблюдения у себя в комнате.

По этому случаю один из моих бывших любовников дал мне подзорную трубу. Он долго уговаривал меня, составить мне компанию, но я наотрез отказалась и выхватив ценный приз из его рук, установила его прямо напротив своего окна. Вся эта история немало меня рассмешила, и даже вернула в мою ветхую душу немного жизненных сил, но увы развязка ее оказалась совершенно нелепой.

Мальчик, который писал мне письма оказался умалишенной пенсионеркой, у которой два года назад разбился в автомобильной катастрофе сын, которого тоже звали так же как и тебя . Она совершенно закрылась от людей, встречаясь иногда со своими подругами и рассказывая им о том, какой у нее растет замечательный мальчик.

Глава 7

Дао де дзинь

Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1Кор 6:12)

Несмотря на всю эту нелепую ситуацию, я решила продолжить с ней переписку. Мне просто стало интересно за кого же она меня принимает. Отчаявшаяся женщина, что она еще может сказать мне, человеку, который с ней совершенно не знаком. Она сидит, запершись в своей комнате темными вечерами, и погружается в тайный, сокровенный мир своих воспоминаний в котором становится своим сыном. Этот мир, который она с жестокостью клинической мазахистки выставляет напоказ.

"Здравствуйте! Я очень рада, что мы знакомы. Даже, если мы и не знакомы с вами — это не так страшно. Мои мечты исполнились, и, кажется, бог наконец-то послал мне искреннего и интересного друга, с которым я смогла бы общаться. Мой маленький любимый мальчик сидит и складывает кубики. Один к одному. Один к одному. Вот — он смотрит своими голубыми глазками в стену, которая разделяет меня и вас. Вы только не пугайтесь. Что с того, что у меня есть ребенок? Он совсем маленький мальчик, вы еще успеете привыкнуть друг к другу. И может быть, однажды он назовет вас женой. Иногда наступают моменты, когда он покидает меня. И я уже не могу видеть его лица и чувствовать тепла маленьких ручек. Но, когда с утра я вновь вижу его в своей маленькой кроватке, сердце мое обливается благоговейным трепетом перед жизнью, перед развитием жизни.

Сегодня с утра я проснулась от его плача. Он плакал, потому что хотел кушать. Я приготовила ему молоко, потому что мое уже давно кончилось. Я никак не могу приучить его пить молоко из соски. Но он же совсем маленький. Я понимаю. Всего 3 месяца, живешь на земле, а уже приходиться травится этими химическими продуктами, которые предлагают компании — мастодонты, которые своих детей к этим продуктам даже не подпускают.

Я чувствую, как с каждым днем мой мальчик овладевает мной. Это совсем не то ощущение, когда тобой овладевает любимый мужчина. Он просто входит в тебя на время для того, чтобы потом покинуть. Мой маленький всегда гость. Постоянный гость внутри моего лона . Мужчина же только путник, который зашел отдохнуть и вытряхнуть из себя застоявшееся семя. А с моим мальчиком все по-другому. Он живет во мне постоянно. Я ощущаю его дыхание, рот, вкус во рту, движение.

Вы, наверное, очень занятой человек? Так вы не торопитесь мне отвечать. Отвечайте тогда, когда сможете, я ни к чему не хочу вас принуждать. Но только, пожалуйста, не забудьте обо мне и о моем мальчике, который вас так полюбил."

Глава 8

После прочтения письма стояла долго как вкопанная. Смотрела на какую-то удаляющуюся точку в небе. Как сделать так, чтобы заставить человека не просто поверить в свои мечты, но и жить в них, чтобы он стал полноправным участником своих снов. Как можно побороть свой страх? Только оказавшись внутри этого страха. Только оказавшись, нос к носу с его тряпичными руками, искривленными губами и впалыми веками.

Совершенно случайно, пока я прогуливалась по городу, дошла до гостиницы Н., в которой мы любили устраивать для себя романтические и необычные вечера. Такие вечера подогревали наши отношения, усиливая чувство похоти и прелюбодейства, но это было так прекрасно почувствовать себя голодным животным, впитывать аромат ее духов, запахи и краски, которыми была насквозь пропитана любимая кожа. Ты всегда держал себя сдержанно и закрыто. Никак не давал понять свои чувства. Иногда ты казался холодным и отчужденным как статую Фюрера, застывшая посередине американской автотрассы, иногда был милым влюбленным, которому просто хотелось постичь все в этом мире, нравилось не замечать тех вещей, о которых все давно известно. Ты был не в состоянии причинять себе боль взрослыми игрушками, состоящими из страданий, боли и унижения.

Осознание самого момента соития всегда захватывали меня неимоверно. Вхождение в пещеру всегда было процессом неведомым и чарующим. Почему-то я всегда боялась, что ты наткнешься там, внутри, на что-то похожее, на меня, на то, что заставит тебя увидеть себя со стороны, таким, какой ты есть на самом деле, со всеми своими паранноидальными мыслями и незавершенными замыслами.

Когда ты приводил меня в гостиницу, все служащие осматривали мою фигуру с ног до головы, презрительно оценивая ее по всем высочайшим параметрам, которым должна соответствовать шлюха, пришедшая с таким солидным молодым человеком. Обычно одетый небрежно, ты одевал в такие официальные походы костюм, галстук, дешевые запонки, единственные приличные ботинки, которые начищал нафталином до зеркального блеска.

Я наслаждалась своей ролью шлюхи. Упивалась ею от самого начала этой искрометной комедии и поэтому старалась одеваться крайне просто, чтобы окружающих дам, не просто брала оторопь от разницы в элитных костюмах, но еще и тайная зависть от того, что ей простой девушке выпала честь провести несколько часов в объятиях этого солидного господина. Хотя ведь, по сути, после того как мы разденемся и остаемся совершенно голыми, нет никакой разницы между тем, кем ты являешься на самом деле банкиром, нефтяным магнатом или простым служащим. Может быть только в том, что у нефтяных магнатов кожа розовая, холеная и обкуренная благовониями.

Мы проходили по длинным коридорам гостиницы, не останавливаясь и не завязывая ни с кем разговора, тем существенней становился мой трепет, мое внутреннее ощущение, что я пришла сюда только для того, чтобы выполнить свое дело, и, получив заработанные деньги, удалиться восвояси.

Оказавшись в номере, мы вызывали к себе служащего гостиницы, тут же заказывали шампанского, конфет, дорогие сигары, все то, что должно было предшествовать по светским законам развратному таинству молодых господ. Потом, я снимала свой вельветовый бардовый пиджак, и, встав к тебе спиной, застилала сама широкую кровать шелковым, нежным бельем, только что принесенным из химчистки и еще пахнувшим запахом мыла и стирального порошка. Ты смотрел на мои детские ноги, которые виднелись под юбкой и протягивались вниз как две длинные траншеи, по которым ты собирался прокопать окопы своими ласками.

Если служащий гостиницы, который нас обслуживал, был молодой человек, то сеанс заказа становился настоящим шоу, которое возбуждало меня до умопомрачения.

Вчера я получила твое последнее письмо и поняла, что больше мы с тобой никогда не увидимся. Это твой выбор, милый!

________________

Все авторские права защищены

mail: laskoten@mail.ru