Peacefull — Сумерки мира. Последние интеллигенты.

(с) песня строителей коммунизма

За красным восходом — розовый закат

(с) Нау

На развалины мегаполиса легла серым пеплом зима. И скелеты панельных многоэтажек, и гнилые остовы деревянных бараков, и ржавые корпуса застывших автомобилей, и черные громады застывших заводов.…Все покрывалось грязным сероватым снегом. Небо заполнили громады темных туч. С небес резко исчезли птицы. Без них город выглядел совсем безнадежным. Даже кошки и собаки попрятались по зданиям, в надежде спастись от неминуемой смерти от мороза. Лишь крысам, серым хозяевам мира, ледяной колющий ветер и сорокаградусный мороз были безразличны. Эти пушистые зверьки все также стаями патрулировали улицы в надежде встретить дичь. Дичью мог стать одинокий человек, пусть даже с добротным иноземным луком, огромный пес или даже два, несколько котов.…Да и любой другой одинокий зверь, размерами меньше козла, мог стать пищей для этих мелких пушистых зверей, лучше всего приспособившихся к Новой жизни, где все объединились в стаи.

…В огромном Провале, главном поселении людей в развалинах Мегаполиса, было очень тепло и даже почти уютно, в противовес уличной мгле и пурге. Под закопченным бетонным потолком огромного помещения, когда-то служившего подземным гаражом, горели сотни очагов. Рядом с очагами на кучах травы, тряпья и шкур лежали тела. Живые тела. Кто-то спал, кто-то глодал желтыми зубами куски жесткого грязно-серого мяса, некоторые безумно смотрели на огонь. Были, правда особи, выделявшиеся среди стаи своей активностью: в небольшой боковой комнатке при свете лучины кипела бурная деятельность. Трое бородатых людей в рваных резиновых комбинезонах возились с какими-то таинственными штуковинами.

— Ну что за крыса! Все время выпадает! — простонал самый молодой парень, не обросший еще степенной бородой. Он пытался заправить магазин АК-74 патронами, но непривычные к тонкой работе скрюченные пальцы не слушались своего хозяина.

— А ты так не кощунствуй, Кузьма. Накажет тебя Автамат. Бережней надо… — самый старший из троицы, старец с длинной белой бородой и злобными узкими глазками, отобрал у Кузьмы АК и начал аккуратно вставлять патроны в рожок — Всему то вас, дьяконов учить надо.

— Василий Андреич! Так я ж, енто, первую озимь в церкви. Вы не серчайте. — Кузьма заметно нервничал.

И как оказалось не зря. Василий Андреич твердой, хоть и стариковской, рукой схватил молодого жреца за шею и стал бить кулаком по лицу. Кузьма знал, что поп Андрей только больше разозлится, если услышит крики, поэтому стоически терпел несправедливую кару, лишь изредка хлюпая носом.

На ржавом стальном ящике, совсем не обращая внимание на происходящее, задумчиво что-то пересчитывал бородач средних лет с жирными, свисающим сосульками космами и выбитыми зубами. Лицо его выражало глубокую озабоченность. Наконец подняв голову, шамкающим голосом он пробормотал:

— Енто что же, Андреич, такое? На пять озимей светочей божьих осталось, на десять озимей Патронов…отходит благодать божья. Петька-то Босой весь ветродуй лазил по завалам, а ничего кроме этого не нашел.…Все деды до нас выбрали. — Космач, так его звали, угрюмо положил на землю сначала ржавую антенну, потом несколько изъеденных коррозией лезвий, и, наконец, совершенно совсем новую на вид закрытую консервную банку с какими-то непонятными значками. — Васильич, ты посмотри на это!

У старого жреца загорелись глаза. Оглядев консервную банку со всех сторон, тщательно изучив и обнюхав, Василий Андреич заявил:

— Свежая. У нас такие на складе были. Мне это еще мой дед Ефим рассказывал. Он еще мог прочитать, что тут написано. А вот меня не научил…Пятна пошли по коже да исдох вскоре. Эх.…Это еще из наследия Богов — все трое жрецов упали на колени перед банкой и стали смотреть на нее горящими глазами, будто ожидая чуда.

— Боги вернулись! Возрадуйтесь, братья мои! — радостно закричал Васильич. После минуты благоговейного молчания закричал — Готовьтесь к обряду, тунеядцы! Нужно воздать жертву Автамату — старик хищно улыбнулся желтозубым ртом.

В маленькой душной яме, проделанной сотни лет назад в бетонном полу, для ремонта каких-то механизмов, было темно хоть глаз выколи, пахло нечистотами, на стенах виднелись подтеки застарелой мочи. На полу полулежал, прислонившись к холодному бетону, тихо постанывая хорошо выбритый, но уже начавший обрастать снова, человек в черном плотном комбинезоне. Человек постоянно повторял одно и тоже на языке некому не понятном:

— Когдааа жее они придут? Ну, когдааа же они придууут? Где вы? — мужчина начал подвывать, совершенно ополоумев — Оооо…Уууу…Зачем-ееем-еем???

Яму обступил разномастный люд. Были здесь женщины в тонких накидках из собачьих шкур, молча стояло несколько грубо скроенных, но крепко сложенных охотников в теплых гетрах и старинных комбинезонах, греющих даже в мороз (это были, пожалуй, единственные люди Стаи, выходившие зимой на поверхность), чуть в сторонке стояли совсем молодые, в чьи обязанности входило обрабатывать мясо и шкуры, лишь изредка выходя летом на охоту. Старейшины держались особняком. Отец Стаи, шестидесятилетний Абрам, в связи с Обрядом надел на себя атрибуты власти (принадлежавшей ему лишь формально): изодранные синие штаны из шершавой материи ( жинсы — так их называли предки), длинный выцветший халат из теплой шерсти( почти сгнивший) и круглая синяя каска с рисунком( две змеи — US).

Все кроме старейшин наблюдали за диковинным человеком в яме, кидали ему кости, смеялись тому, что тот ничего не понимает и разговаривает, как зверь. Нет, конечно, некоторые слова отдаленно напоминали нормальный язык , но большинство…

— Ишь что бормочет, поганец!!! Ы н т ы л л ы х е н ц ы я да Ы н т ы л л ы х е н ц ы я… умееерлаа….умееерлаааа — передразнил пленника статный воин лет тридцати, обладатель волчьего черепа — символа удачливого охотника.

— А одежа то какая! Вы сморите…Нет — нечистый он. Из энтих…Тех кто давно приходили. Из злых Богов он! — запричитала дряхлая старуха, которая помнила события древности. Молодежь в страхе отступила от ямы. У края остались стоять лишь дети и охотники.

Звонкий удар в гонг прервал треп. Все обернулись в сторону возвышения, металлического древнего помоста. На помост поднялись три темных фигуры в резиновых комбинезонах и страшных масках на головах (атрибут жрецов — пративагас). Василий Андреевич, Космач и Кузьма во тьме смотрелись величественно. Люди приклонили колени, даже старый Абрам, кряхтя, присел. Эхом разнесся по подземелью, в трепет приводя людей, страшный голос Жреца:

— Предок наш великий Никола Иванцев — из ямы при этих словах донесся дикий смех…по-видимому пленник был безумен не до конца и что-то еще понимал — молвил три сотни озимий назад, когда сошел на Землю Пламень Злой, поднялись Духи волн великие, задули Ветры страшные, когда Мороз стал нашим проклятием: “ Да будет теперь АВТАМАТ Дланью божьей, заступником рода нашего! Пусть собирает он жертвы великие…Ибо придут Боги новые, откликнутся на зов АВТАМАТА!”

Вся Стая вскрикнула, когда в руках Космача появился яркий столб света. Падали ниц все — и старики, и дети, и бывалые воины. Такой же яркий свет вспыхнул в ладонях Кузьмы. Отражаясь от стекол противогазов, свет Священных фонарей придавал жрецам воистину внушительный вид. Свет был направлен на Василия, держащего на вытянутых трясущихся руках Автамат. Толпа благоговейно закричала. Старший жрец продолжил свою речь:

— Несколько дней назад Петька Босой принес Благовесть божью! Возрадуйтесь! Нашел он знамение прихода Богов-избавителей скорого! — Кузьма бережно достал из свертка большую блестящую банку с непонятными значками, поднял ее над собой. Чтобы все увидели. Василий Андреич продолжил: — Предки говорили, что такие вещи — свидетельство о приближении Избавителей! Принесем в жертву Автамату нечистого слугу злых Духов, пойманного отрядом Борьки Косача на дальней охоте месяц назад.

Толпа кровожадно закричала — последнюю жертву Автамату приносили много лет назад, так как Чужие редко появлялись в руинах, а своих запретил приносить в жертву еще дед Василия Андреича.

Трясущегося мужчину двое рослых воинов в волчьих шкурах подвели к возвышению. При Свете стали заметны какие-то круглые стекла над глазами пленника (одно из стекол было разбито). Обреченный перестал скулить и ругаться. Он как-будто был знаком с Автаматом, он знал что ему предстоит смерть. Из глаз стройного мужчины, не старого — лет тридцати, текли слезы, руки тряслись, но ни звука не вырывалось изо рта. Лишь когда дуло было направлено ему в лицо, он закричал, да так, что многие заткнули уши:

— За меняя отооомстяяят!!!! Дииикааариии!!!! Деградаантыыы! — по-видимому, человек окончательно сошел с ума.

Когда тело жертвы, уже разделанное, варилось в старинном церемониальном котле, и все высшие Стаи (Старейшины, Жрецы, Воины) расселись вокруг, предвкушая небывалый ужин, к старшему Жрецу подбежал Борька Косач и протянул тому банку, точь-в-точь подобную “ Благой вести”. Косач трясся от ужаса и хлюпал носом. Даже невозмутимый Жрец закричал, ударил наотмашь Бориса в нос, и начал трясти того за плечи:

— Откуда это у тебя???????!!!!! Признавайсяяя!

— Я не думал…Я не знал.…Думал красивая…Жене подарю…Совсем рада будет…

— ОТКУДА ДОСТАЛ?

— В сумка у слуги Злых Дух нашел…

— О, Великий Автамат…Что же мы наделали!!! — Старик громкозарыдал, но тут же взял себя в руки и дрожащим голосом обратился к Стае — Мы принесли в жертву НЕ слугу Злых духов, а Слугу Богов-избавителей…” Да убьет того Огонь небесный, кто поднимет руку на Бога, или слугу Его!” Так говорили предки.

Косач, поняв, что он натворил, ударил себя в грудь отточенным обрезком кости, перед этим издав такой вопль, что даже у жрецов пошли по коже мурашки….

В этот вечер Провал погрузился в тишину. Вся Стая молчала, даже грудные дети, видя состояние взрослых, не издавали ни звука…

В страшном ожидании кары протянулось четыре дня, в ее приближении никто не сомневался. Ранним утром, когда еще только первые лучики солнца робко проникли через маленькие решетки на потолке, в Провал вбежал запыхавшийся Воин, весь обмороженный и еле передвигающий ноги. Его глаза не выражали ничего кроме ужаса — зрачки были расширены, а белки горели красной сеткой сосудов. Он закричал:

— Кара! Кааара Божья! Кара Божья идет!

Заспанные жрецы быстро оделись и вприпрыжку помчались к тяжелым дверям, ведущим на улицу. Трое рослых охотников со скрежетом отодвинули засов и отворили проход.

Кара пришла. Было уже поздно. Около Провала стояло и дышало дымом огромное железное чудовище на стальных гусеницах. Из открывшегося люка вездехода начали выскакивать высокие фигуры в былых (а не серых подобно снегу) куртках из блестящей материи, брюках, огромных черных ботинках с металлическими носками, в шапках-ушанках (одна такая до сих пор лежала на Алтаре) и масках, закрывающих лицо. Ни у одного из пятерых Богов — Избавителей не было ничего даже отдаленно напоминающего оружие.

Не обращая внимания на упавших на колени жрецов, молящих о пощаде, незнакомцы проследовали в провал.

— Да уж, Сергей Александрович.…Как тут все запущено-то. Быстро же деградировал Новосибирск. — Пробормотал один из Богов. Из-под стянутой маски показалось пожилое лицо с белыми аккуратными усиками, правильным носом и умными сощуренными глазами в очках — Странно, что эта Стая еще выжила.…В таких-то условиях по логике они должны были выродиться через поколение.

— Вы правы, Борис Арнольдович. Помню до войны, когда я еще был деканом факультета социологии МГУ, вы написали дипломную на эту тему. Вы тогда все стройно обрисовали и подвели доказательную базу. — Донесся голос старенького седовласого мужчины, обладателя роскошной козлиной бородки

— Не прав я был. Не выродились, не съели друг-друга.…А просто забыли все, упали в пропасть Каменного века. За 400 лет всего.

— Скорей всего всю свою интеллигенцию они перебили еще в первые поколения. — вступил в дискуссию совсем молодой человек, давно снявший шапку и обнаживший прекрасные чистые кудри. — а то бы, как мы…жили долго и счастливо.

— Чур, тебя, аспирант — проворчал Сергей Александрович — Какое тут счастье под колпаком жить, когда почти вся земля в Каменном Веке.

— Язык у них сильно изменился, но ничего. За несколько дней наш дорогой лингвист Вадим Игоревич, я думаю, разберется.

-Эх, жаль, что наш Семен пропал. Царство ему Небесное…Даж останков не нашли. Хм. А это ли ни его одежда? — Вадим Игоревич, бородатый черноволосый лингвист, подобрал лежащую на помосте черную одежду.

— Его! Как пить дать.…Ох, дикариии! — молодой горячий аспирант злобно замахнулся на ничего не понимающих от страха жрецов, растянувшихся на полу среди сотни также падших ниц людей. — Сейчас я вытащу пулемет! Все гнездо выжжем!

— Олег, вы еще молоды и горячи. Путь насилия не для нас. Мы же интеллигентные люди. А этих бедняг можно понять.…Это же дикари. — к ногам бывшего декана подобострастно подполз и стал обнимать их старший жрец — Что же вы передо мной ползаете словно я бог какой-то? Поднимайся, отец.

Андреич от этих слов тихо заскулил и ползком попятился.

— Их нужно исправлять. — с сомнением промолвил Борис Арнольдович.

— Да, вы правы. Аспирант, пожалуйста, принесите Букварь. А вы, Вадим Игоревич пока загоните сюда наш вездеход и вызовите из Центра еще человек 10.

— Так они же сюда через месяц доберутся только!

— А ничего…впереди вечность. А исправлять нам еще этих да исправлять.

Сергей Александрович, Вадим Игоревич и Борис Арнольдович мирно сидели за раскладным столиком в углу Провала, отгороженном уютной ширмой, и пили душистый чай.

— А помните, Сергей Саныч, как мы у вас гостили на даче за год до войны?

— Да…Помню…Эх, потерянные времена.

— А какие ваша Наталья Степановна пирожки пекла… — Вадим Игоревич вдруг резко осекся — Извините, я забыл, что Наталья Степановна…

— Да…Ядерный Удар застал ее в поезде. Она не могла спастись. Ничего, Вадим, все ок, как говорили мы в те времена.

— Интересно, а как там Америка?

— Да также.…Как же еще.…Миллионы дикарей и пара тысяч таких, как мы. Все одно…

— А что же вы к столу не подсаживаетесь, Василий Андреевич? — обратился Борис Арнольдович к бывшему Жрецу, а теперь чистенькому, выбритому старичку в джинсах и свитере.

— Мне энто, рано еще с вами, я ведь только-только читать энто, научилсо.…Во… — проблеял Андреич, испуганно пятясь. Все-таки какой-то трепет перед Избавителями у него остался.

— Да бросьте же вы! Вы ж тоже в своем роде интеллигенция. Стадию Шарикова вы уже прошли — сам же засмеялся своей шутке Вадим.— Ну не хотите, как хотите. Кстати, а где Олег, Николай Семеныч? Где новенькие аспиранты? Почему они не подошли к чаю?

— Да пусть…Кровь молодая, горячая. Взялись учить дикарей читать. Да только пока с трудом.

— Ничего, коллеги, времени много…Нам торопиться некуда. Кроме этого и других дел-то нет…

****

Эра Автомата кончилась вместе с кничтожением священного Автамата. Над остатками былого величия человечества робко всходила заря...Эра Букваря. Такая старая, но в то же время такая Новая Эра.