OGONEK — «Лучше бы рыбу научился ловить!»

В одну прекрасную ночь, когда я в очередной раз любовалась звёздным небом, сидя на подоконнике, меня мучил один вопрос: «Почему у него такие печальные глаза?»— разве игрушки бывают такими?! Мне всегда казалось, что все игрушки такие забавные и веселые с жизнерадостными глазами и улыбками, ведь они должны радовать детишек. А Арти был другим, он совсем не походил на все остальные мои игрушки. Он выделялся, как будто что-то хотел мне рассказать, но что?.. Не найдя ответа на свой вопрос, я пожелала Арти сладких снов и легла спать. Мне приснился сон:

«Холодный зимний вечер. Большие снежные хлопья весело кружились над темным морем, по которому одиноко плавало множество льдин. Ветер так и норовил прогнать их в темную даль моря, туда за горизонт, где сейчас тихо проплывал корабль с интересным названием «Надежда».Тем временем на небольшом ледяной остров шумно толпились белые медведи. Их было столько много, все о чем-то разговаривали, шутили, смеялись и просто радовались жизни. И только в стороне ото всех в холодном сугробе сидел маленький белый медвежонок с темно-голубыми глазами, которые были наполнены печалью и грустью. В руках у него была любимая тетрадка, в которую он записывал свои стихи — он очень любил писать стихи. Иногда, когда снежинки кружились в танце и застилали . землю белоснежным ковром, он забирался на самую высокую льдину и в глубоком одиночестве сочинял очередное стихотворение. Потом в радостном порыве скатывался с льдины и бежал в сторону толпящихся медведей со счастливой улыбкой на лице и только на полпути он останавливался и возвращался в свой уютный сугроб. Улыбка исчезла, и на глазах появлялись слезы. Он был одинок, его призирали, и не понимал. Все высмеивали его стихи и говорили, что он зря тратит время: «Лучше бы рыбу научился ловить!». Но он не мог причинять боль, не хотел. И поэтому питался водорослями. У него было доброе сердце, а у них как глыба льда, только и знали, как сплетничать и ловить рыбу. А он в тиши ночной совсем о другом мечтал... Каждый день он засыпал и просыпался только с одной мыслью; «Почему я не умею летать?». Медвежонок очень хотел научиться летать, чтобы улететь с этого ледяного острова, где его никто не любил и не уважал. «Поближе к солнцу!» — говорил он. — «Может там, за горизонтом, есть медведи с теплыми и добрыми сердцами...»

Однажды, когда медвежонок в очередной раз забирался на ту самую высокую льдину, он увидел, как пролетала стая чаек, таких вольных и дружных. Он мило улыбнулся им в след и тихо прошептал: « Я скоро буду летать, как вы...». Поудобнее уселся и начал сочинять очередное стихотворение про солнце, про теплое море, про то, как он летает, про улыбки и про счастье. Задумавшись над рифмой, он услышал жалобный крик — это была чайка со сломанным крылом, которая жалобно просила о помощи. Бросив тетрадку, медвежонок рванулся к ней. Никто кроме его и не услышал жалобного крика, все были настолько увлечены собою, что и не пожелали помочь. Прибежав к чайке, он аккуратно взял ее к себе на руки и потащил с вою уютную теплую берлогу. Медвежонок перевязал ей крыло и напоил чаем, после она уснула. Он долго любовался ею и размышлял над тем, как и что им позволяет летать. И так уснул, сидя, с мыслями о том неизведанном небе, о ярких звёздах, об обжигающем солнце.

Утром он с нетерпением ждал, пока чайка проснётся, ведь он столько много хотел у нее спросить и так хотел ей прочесть свои стихи. Ходил туда-сюда по берлоге, подготавливал нужные слова и немного нервничал. С каждой минутой его голубые глаза наполнялись счастьем, они сияли. А его жизнерадостная улыбка не могла не радовать...

Проснулась чайка только на следующий день. Она была такой слабой и беззащитной. Не поднимаясь с кровати, чайка мило улыбнулась ему, ей так понравились его глаза — такие голубые, счастливые и добрые. Медвежонок не вытерпел и сразу задал тот вопрос, который терзал его так много дней: «Что управляет вашим полетом?». Чайка молчала. Через несколько минут, тяжело вздохнув, она тихо прошептала: «Вера в себя...». Улыбка исчезла с ее лица. Закрыв глаза, чайка уснула. Больше никогда она не проснется. Шокированный медвежонок ещё долго стаял возле кровати и тихо повторял её слова: «Вера в себя...вера...в себя!». Потом неожиданно рванул на улицу и побежал в ту сторону, где была та самая высокая льдина, на которой он когда-то сочинял стихи. Взбежав на неё, он без тени сомнения и не останавливаясь, пригнул в бездну тёмного неба в надежде, что взлетит. Он взлетел, он верил...

...толпа медведей стаяли, окружив его, и что-то бормотали, перекрикивали друг друга. А он лежал не подвижно и только буря, которая не на шутку разбушевалась в этот вечер, нарушала его покой. Все уже разошлись, а медвежонок продолжал лежать. Его глаза постепенно теряли свой цвет, тускнели, а потом вообще стали темными — потухли, как та единственная звезда, которая горела в этот вечер на небе. Стало тихо. Он любил тишину в вечерний час.»