Ирина Хотина — Разве все уже сказано до меня?! Главы 23-24.

Виталий Николаевич Гранаткин, в простонародье Граната, собственно бандитом, уголовником или уголовным авторитетом не был. Но свой срок отмотал. Правда, давно, в андроповские времена, будучи заместителем директора одного из районных продовольственных торгов Москвы. Свою стремительную по тем временам карьеру он, простой советский паренек, вчерашний студент, сделал благодаря женитьбе на своей однокурснице, дочери высокопоставленного партийного бонзы. И если бы не скоропостижная смерть оного вслед за своим партийным руководителем, дорогим Леонидом Ильичом, то движение этого танка по головам и телам коллег-конкурентов ничего бы не остановило. Это понимали и те самые конкуренты, которые быстренько оценив ситуацию, помогли контролирующим органам сфабриковать против него дело.

Но судьба дала ему еще один шанс в смутные времена приватизации. И вот тут пригодились и знание экономики, и связи, и, безусловно, имевшая место отсидка. И опять взлет был фантастическим. Начав с нескольких магазинов, быстро определил свою нишу — сбыт и реализация алкогольной продукции. На Руси, при любых социальных строях и любой политической власти —— вариант беспроигрышный. Ну, разве что убить могут. И даже пытались. Но конкурентов Граната, как правило, опережал. Поэтому сейчас он был всеми признанный водочный король, имеющий крупные доли акций в производстве водки и разветвленную сеть оптовой ее продажи.

Насколько Виталий Николаевич был везуч в делах, карьере, бизнесе, настолько же у него не складывалась личная жизнь. Жена, та самая однокурсница, умерла очень рано, прожив чуть более тридцати лет. Как он говорил, умерла по— глупому, не понимая, что глупых смертей не бывает. Она редко жаловалась на здоровье и на операционный стол попала с банальным приступом аппендицита. Вот тут и выяснилось, что аппендицит уже гангренозный, с осложнением в виде разлитого перитонита. Не помог даже тот высокий уровень медицины, на каком ее лечили. Виталий Николаевич в то время отбывал срок в колонии, поэтому смерть жены воспринял несколько отстраненно. Сын до этого печального события воспитывавшийся бабушкой, да так у нее и остался. Второй брак оказался вовсе неудачным, и быстро распался.

Женщины в его жизни вообще занимали мало места. И хотя первая жена расценивалась им, как, впрочем, и ею самою, как средство карьерного роста, все же их объединяла студенческая юность, общие знакомые, теплые воспоминания. Во втором случае не было ничего.

Любой женщине, даже самой стервозной, а может быть, как раз ей и в первую очередь, требуются мужское внимание и забота, как проявление хоть каких-нибудь светлых чувств к ней. А вот с этим у Виталия Николаевича были большие проблемы. В его жизни не случилось ни большой, ни маленькой любви, была только рациональность. Поэтому, посчитав после развода, что жениться в третий раз не рационально, стал иметь при себе подруг, как правило, молодых и красивых, чтобы было, что показать в тусовочных и присутственных местах.

Если от женщины красота требует жертв, то от мужчины — денег. И он с этим соглашался, но в границах разумного. Когда же очередная пассия переступала заранее определенную черту, она заменялась следующей по тому же рациональному принципу.

Правда, встретилась ему однажды женщина, которая чуть было не перевернула его жизнь, о которой он до сих пор вспоминал с глубоко потаенной тоской и, как напоминание о встречи с ней, носил ее перстень с чистейшим бриллиантом. В свои пятьдесят пять Виталий Николаевич вдруг отчетливо понял, что со своей рациональностью что-то напутал. Захотелось, чтобы рядом была умная, добрая, все понимающая женщина, которой был бы нужен он сам, а не его деньги или положение. Ему надоело покупать чужие чувства. Он, наконец, созрел для любви. Может быть, такому настроению способствовала бурная и яркая весна, какая выдалась в этом 2007 году, и оттого хотелось обновления, свежести, чистоты не только в природе, но и на душе?

Когда, водитель выбравшись из московских пробок, наконец-то его довез до дома на Николиной горе, первым, что он увидел за воротами, был брошенный посреди площадки для машин красный «Мерс» кабриолет, принадлежащий Светкиной подруге, такой же содержанке, как и она. Значит, сегодня будет чего-нибудь клянчить. Он обнаружил их на застекленной веранде второго этажа, где они, склонившись над столом, заваленным разными журналами, что-то оживленно обсуждали, не заметив его приближения.

Тряпки, косметика, операции по увеличению груди или оттяжке жира? Что еще этим дурам взбредет в голову, ради чего сегодня будет стоять трах-перетрах? Ничего себе! Золото-бриллианты! Подожди! Так ведь это же Мишкины работы! А это кто?!

— Откуда это у вас? — Не здороваясь, Виталий Николаевич ткнул палец в журнальную фотографию.

— Ой, Витенька, а мы тебя не заметили... — Подскочила со стула Светка, длинноногая крашенная блондинка. — Это Маринка из Лондона привезла, ты же не захотел туда ехать. А они на показах моды были. Ей Петюня такие прикиды купил.

— Здравствуйте, Виталий Николаевич! — Скромно вступила в разговор Марина.

— Привет. Меня не интересует, что купил этот идиот. Я спрашиваю, кто это? — И он снова ткнул пальцем на разворот страницы, где в углу была помещена фотография Кати.

— Откуда я знаю? Ты посмотри сюда! Видишь, какая красота? Костюм, а к нему гарнитур с аметистами и бриллиантами, вот такой Петюня подарил ... Маринка говорит, что сейчас вся Европа от этого тащится...

Но Граната, не слушая ее, быстро перелистывал журнал.

— Вас интересуют ювелирные работы? Здесь есть отдельный буклет, — услужливо подсказала Марина, длинноногая дива, видимо, из другого украинского села, где была хорошая школа и больше уделялось внимания воспитанию детей.

Он выхватил из ее рук журнал и, молча, вышел из комнаты.

— Светка, по-моему, тебе надо другого папика искать.

— Ты чего, рехнулась? — Светка постучала пальцем по фотографии Катерины. — Ей же лет тридцать-тридцать пять, старуха. Моему папику молоденькие нравятся. Да и иностранка к тому же...

— Светка, ты разве не видела, как у него лицо изменилось, когда он фотографию увидел? Он ее наверняка знает. — Она пробежала глазами по английскому тексту, пытаясь выделить какие-нибудь понятные слова. — Ее зовут Кэтрин Кремер и вполне возможно, что она такая же иностранка, как и мы с тобой.

Сомнений нет, что это Катерина Михайловна Кремер. Катенька. А работы — Михаила Файнберга, уж его-то руку я хорошо знаю, принялся размышлять Граната. Вот только откуда у нее столько денег, чтобы вложиться в такой затратный бизнес, да еще так быстро раскрутиться? Неужели этот адвокатишка такой богатый? Почему тогда «Кремерз Хаус», а мистером Ландвером тут и не пахнет? Надо будет Тимофея попытать.

— Алло, Тима, здравствуй! Как дела, дорогой?

— Здравствуй, Витя! Твоими молитвами. Что нового слышно? Когда ко мне в гости пожалуешь? Давно наш туманный Альбион не посещал.

— Может быть, очень скоро. Все теперь от тебя зависит.

— Опять три лимона пристроить нужно?

— Нет. Сейчас дело личного характера. Журнал тут мне один попался, с фотографией некой Кэтрин Кремер. Можешь мне ее в Лондоне разыскать?

— А чего ее разыскивать-то? Наследница полумиллиардного состояния.

— Что?!

— Витя, да сейчас про нее и про ее волшебное превращение в Бриллиантовую королеву где угодно прочитать можно. Грамотная идет раскрутка, по всем правилам. А чем тебя вдруг она заинтересовала?

— Тима, ты можешь мне встречу с ней устроить? У тебя есть на нее выходы?

— Нет. Леди Кэтрин ни с кем из русской колонии не общается. Но встретиться с ней можно. Тебе срочно?

— Да. Я к тебе завтра вылетаю.

Ай да, Катенька, ай да умница. Значит, ты со мной своими деньгами расплачивалась, а от меня все скрыла, комедию разыграла. Боялась, глупая. А меня не надо бояться, потому что я... Я докажу тебе ...

В Лондон Граната прилетел вечером следующего дня. В аэропорту его встречал Тимофей Петрович Симаков. Знакомы они были с юности, в институте учились в параллельных группах, но друзьями в то время не были. Жизнь их свела значительно позже, в бурлящем потоке перестройки. Тимофей период первичного накопления капитала прошел быстрее, и к тому времени, как Граната набирал обороты, был уже владельцем банка. Правда, и погорел раньше, банк пришлось «хлопнуть», а самому осесть в Лондоне. Случилось это за год до дефолта, чему Тимофей был несказанно рад. Здесь он открыл небольшую фирмочку и оказывал разного рода посреднические услуги.

— Ну, рассказывай, что узнал. — Без всяких предысторий начал Граната, когда они сели в машину. — Откуда наследство такое взялось? — На самом деле интересовало его совсем другое, но начинать с расспросов о личной жизни женщины посчитал для себя не солидным.

— Витя, я надеюсь, тебе имя де Бирс о чем-нибудь говорит?

— Ты меня за идиота-то не держи! Лучше скажи, какое отношение к нему имеет Катя.

— К де Бирсу никакого. Она стала наследницей Самоэля Штокмана, который в свое время вот этому самому де Бирсу ни в чем не уступал и на пару с ним контролировал весь алмазный рынок.

— Как же ей это удалось?

— По воле Бога и по условиям завещания. У этого Штокмана вся семья в одночасье погибла в авиакатастрофе. Никого не осталось. Посчитал он, что это перст Божий, и завещал все свое богатство потомкам своей невесты, которую когда-то сильно любил и которую оставил аж в октябре семнадцатого. Наследницу разыскивали много лет и, как видишь, нашли.

— Помнишь, года три назад я просил тебя подробнее разузнать об одном адвокате, Максимилиане Ландвере? — Граната перевел разговор на более интересующую его тему. — Он как-то с этим связан?

Ответ Симакова лишил его всяких надежд.

— Так он ее и нашел! Он эти годы управлял всем состоянием.

— Управлял бы и дальше. С какой вдруг радости ему настоящая наследница понадобилась? Честный, что ли, такой?

— Опять же, по условию завещания. Ему на розыски пятнадцать лет отводилось. Если никто за это время не отыщется, весь капитал переходит в разные благотворительные фонды.

— Да, а тут наследница. Ничего не знает, ничего не понимает. Он ее в оборот и берет. Хорош гусь!

— Кстати, это он из нее леди Кэтрин сделал. Ввел в самые элитные круги. Я ее только один раз видел, и то мельком. Не женщина, а сказка. А что касается его честности, так на этом вся раскрутка построена. Сейчас про него много всякого пишут. Очень интересный мужик. Эдакий светский лев. Раньше ни одной юбки не пропускал. Говорят, всех ледей и блядей перетрахал. А потом пропал, год про него ничего слышно не было. И вдруг, здрасте, появился, да не один, а с наследницей Бриллиантового короля!

Граната молчал, с трудом усваивая услышанное, а Тимофей продолжал:

— У него не только это место хорошо работает. Голова тоже неплохо варит. Имя себе сделал на громких бракоразводных процессах весьма состоятельных и влиятельных людей. Но клиентура в основном была по поводу наследственных дел. Уж больно его молодые вдовы любили. Или он их. Когда стал управляющим наследства, от адвокатской практики отказался и стал поигрывать на бирже, причем весьма успешно. Поэтому наследница получила сумму значительно большую, чем, если бы имела одну только прибыль от банковских процентов.

— Зачем ему это было нужно? Ведь деньги-то чужие, а наследник неизвестно кто и где. — По угрюмому тону Гранаты можно было понять, что такое развитие сюжета нравится ему все меньше и меньше.

— Во-первых, я думаю, он с этого хорошие дивиденды имел. Суммы-то о-го-го какие! А потом, Витюша, есть такое понятие — азарт. Ты ставишь — и тебе прет. Снова ставишь — и опять прет. Но это в рулетку. А на бирже плюс к тому же головой работать надо, соображать быстро, анализировать, ситуацию просчитывать как компьютер. Иногда себя гением ощущаешь. И мощный нюх на деньги, интуиция…

— И все-таки странно, как он это наследство не прикарманил? Сбежал бы, имя себе поменял...

— Ну да, пол, возраст, страну проживания. Ради чего, Витя? Ради лишнего миллиона? Он себе за эти пятнадцать лет нечто значительно более важное нажил — честнейшую репутацию, а ее можно сравнить разве что с тем огромным состоянием, которое он же и помог леди Кэтрин получить. У тебя, Витенька, денег тоже немерено. А только как к тебе здесь относятся? Через лупу рассматривают. Каждый твой доллар пощупать хотят. Чем он, извините, пахнет, интересуются. Нет, ему сбегать никакого резона не было. Да и Штокман ему не просто так свои миллионы доверил.

— А ты откуда все знаешь? — Не вытерпел Виталий Николаевич.

— Так я же тебе об этом еще вчера сказал. Сейчас какой мужской или женский журнал ни возьми, везде статью о «Кремерз Хаус» и его владелице найдешь. Четыре салона в европейских столицах, в самых престижных местах. Феерический успех на показах Высокой моды в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Бриллиантовые дефиле для самой избранной публики. Покупаешь только эксклюзив, второй такой модели больше ни у кого не будет. Очередей, конечно, нет, но залы полные. Раскупается моментально. Поговаривают, что даже королевские дворы Европы собираются размещать заказы. И это на фирме, которая только два года на рынке, и возглавляет которую русская! Только не такая, как мы с тобой. Вот она, репутация!

— Это все хорошо, Тима. Ты мне одно скажи, они женаты?

— Кто? — Не сразу переключился Тимофей с высоких материй на прозу жизни.

— Катя и этот адвокат.

— Врать не буду, нигде об этом ни слова не говорится. Показываются везде вместе.

— Значит, кинул адвокатишка. — Зло прошептал Граната.

— Ты о чем, Витя?

— О личном. Я же тебе сказал, что у меня к ней личный интерес.

За накрытый уже стол, ожидающий их дома у Тимофея, Виталий Николаевич садился в мрачном расположении духа. Еще бы, его, Гранату, обвели вокруг пальца, как мальчишку. Но если Катеньку он еще мог как-то понять и простить, то обман мистера Ландвера расценивал как личное оскорбление. Первые две рюмки выпили молча, после третьей Тимофей не выдержал и спросил:

— Вить, а ты откуда леди Кэтрин знаешь?

— Это для тебя она леди... Кэтрин... — Произнес он, передразнивая приятеля. — А для меня Катерина Михайловна. Нет, просто Катенька. А познакомился я с ней через ее мужа Павла Кремера, в году так девяносто третьем или четвертом. Я тогда уже прилично раскрутился, деньги свободные появились, захотелось их пристроить в какое-нибудь надежное дело. Свели меня с двумя мужиками, владельцами ювелирной фабрики, которые брали под хорошие проценты, а заодно и отбеливали. Один из них и был Катин муж. Начал-то я с небольшой суммы, а потом смотрю, ребята надежные, проблем с выплатой процентов никаких. И стал я в них постепенно вкладывать, то стошечку, то двести тысяч, а то и пол-лимона. Обычно я сам на фабрику приезжал, а тут как-то так получилось, что Павел ко мне домой приехал, да не один, а с семьей, в гости они какие-то спешили. Я еще так для интереса глянул, баба как баба, ничего особенного, мимо пройдешь — не заметишь. А в девяносто восьмом у нас дефолт случился. Ты-то уже здесь, в Лондоне обосновался. А я тогда ой как дерьма нахлебался. Одни денег отдавать не хотят, другие с меня требуют. Там разборка, здесь стрелка. В общем, Тима, не дай нам Бог жить во времена дефолта. И пока я там и сям деньги выколачивал, вдруг осознал, что у меня завис лимон баксов у этих самых ребят. Давай-ка мы с тобой еще по одной накатим.

После выпитой рюмки и закуски разговор покатился живее.

— Мужики начали отнекиваться, мол, нет ни копья, что тоже на этом самом сбое банковском погорели, так кто же им просто так поверит. Ребята мои над ними поработали — результат тот же. Ну, что в таких случаях делать? Бабу давай. Одну так и не нашли. А Пашка долго крепился, пока ее сотовый из него не выбили. Когда она вошла, я ее и не узнал сразу. Поверишь, другая женщина! Сколько жить буду, никогда не смогу забыть... На ней полушубок был с белым воротником, а по нему рыжие волосы рассыпались. Огромные как вишни карие глаза. Испуганные, конечно. Сына, мальчишку лет восьми, к себе прижимает. И вся такая светлая, яркая, чистая. А кругом все черно от моих кабанов, и кровь на полу. Помнишь, в школе про луч света в темном царстве учили? Вот я тогда впервые в своей жизни этот луч увидел... Стоит и разговаривает со мной так спокойно, просто, как будто не боится ничего, хотя я сам ее страх каждой своей клеточкой ощущаю. Позавидовал я тогда ее мужу. Мне с бабами не то, что не везло. Не падкий я на них, что ли? Я и на Ритке женился только потому, что она меня выбрала. А тут чувствую, нравится мне эта женщина, безумно нравится. Вдобавок она как-то так обернулась, полушубок на ней распахнулся, а под ним тугая грудь, белым свитерком обтянутая. Все, понял, хочу я ее. Не нужны мне никакие баксы, лишь бы она моей была, со мной осталась. Я возьми и брякни, по глупости, Тима, по глупости, мол, если нету денег, так ведь можно и по-другому с такой интересной женщины расчет получить. Но только плохо я это сказал, противно. Простить себе не могу. Потому что когда до меня дошло, что наделал, у самого внутри все упало. Сразу тихо стало, а потом пацаны мои, все как один, резко оживились и встали вокруг нее плотным кольцом, с рожами погаными. Слышно только, как портки у них затрещали. А самое главное, понял, еще одно мгновение, и я их не удержу, разорвут ее. Все, уже представил, как она сейчас заверещит, в ноги повалится, и начнется... А она стоит, смотрит на меня во все глаза и говорит спокойно так: спасибо, мол, что в миллион долларов оценили, только деньги от этого не появятся. Что, на самом деле, они вон там, в углу лежат. И показывает на мужа и его друга. И стала так складно, так сладко петь про горы золота, про бриллианты, про кучи денег, про то, каких ювелиров, чудо-мастеров я покалечил, а они могут все отработать и все долги вернуть. Смотрю, у пацанов моих откатило. Я их по-быстрому на улицу погнал. Ну, думаю, умна, ах как умна! Не женщина, а... королева. А потом в глаза ей глянул, а там не страх, там ненависть ко мне. Ну что, еще по одной?

— А потом? — Тихо спросил Тимофей после выпитой рюмки.

— А потом эти гаврики на меня шесть лет отпахали.

— А с ней как?

— Да никак. Пока с делами разобрался, пока порядок навел. Да и не видел ее с тех пор. Спросил как-то у мужа, что с ней, как поживает. Нормально, говорит, только крыша поехала. Я в подробности вдаваться не стал, подумал, женщина шок пережила. Всю силу в ту ситуацию вложила, а потом сломалась, бывает. И забыл про нее. Вот только перстень ее ношу и всегда, как только проблемы какие возникнут, посмотрю на него, в руках покручу, и решение приходит. А года три назад опять встретились. Позвонил мне тогда этот самый адвокат, Максимилиан Ландвер, с интересным предложением. Якобы обратились к нему некие люди, чтобы он от их лица вел переговоры по поводу выплаты долга Павла Кремера и Михаила Файнберга. Стал я разбираться и узнал, что переговоры в Лондоне вела Катерина. Встретился с ней, и тут выяснилось, что никакая крыша у нее не поехала, просто стала она заниматься модными нынче штучками, эзотерикой, программированием сознания, подсознания и прочей ерундой. И понял, что сейчас у меня есть шанс ее получить. Адвокат предлагал деньги на счет перевести, а я решил по-другому, потребовал наличку. Он согласился, только приезжать в Москву отказался. И тогда я рискнул, взял Катеньку и сам в Лондон полетел. Времени специально очень мало дал, думал, если не успеет собрать нужную сумму или вся эта история с выплатой блефом окажется, тогда скажу ей, что готов простить весь долг, если она за меня замуж выйдет. Да, Тима, я жениться на ней хотел. А если все же деньги будут, я бы их ей в ноги бросил и предложение бы сделал. Но не получилось. Чего сидишь, давай наливай!

— Так это те самые деньги, около двух миллионов евро, которые ты мне в чемоданах привез? — Спросил Тимофей, разливая водку по рюмкам.

— Те самые. — И Граната выпил стопку, показавшуюся ему и вправду горькой. — Только Катерина отказалась со мной в Москву возвращаться. Мне и в голову тогда не могло придти, что она своими деньгами расплачивается. А главное, что потом ее потеряю.

— А ты, Витя, думаешь, она тебя простила бы?

— Не знаю. Я бы у нее каждый день прощение вымаливал. Тима, ведь я ее всю дорогу в Лондон из рук не выпускал, мечтал, что когда обратно полетим, уже вместе будем. А она в последний момент вывернулась. Когда в Москву вернулся, разыскивал ее долго. Пацанов своих посылал, за домом и сыном следить. Думал, если с Павлом разошлась, то с сыном-то видеться должна. А через полгода после этого нашел у себя визитку этого адвоката и позвонил. И вот тут он меня сделал, как мальчишку, как лоха последнего.

— Как сделал-то?

Но Граната отвечать не стал, только сам налил себе рюмку и выпил без закуски.

— Как я могу с ней встретиться?

— Есть у меня одна мыслишка. У нее же в центре города магазин, в котором она регулярно должна бывать. Войти туда и пообщаться с хозяйкой может любой посетитель. Сегодня мой паренек там дежурил, говорит, не появлялась. Посмотрим, что завтра будет.

— Я отсюда не уеду, пока с ней не увижусь.

Когда через несколько дней Виталий Николаевич вошел, в помещение «Кремерз Хаус», миновав внушительную охрану, тут же оказался в поле внимания служащей магазина. Та вежливо, но весьма настойчиво стала уточнять цель его визита.

— Да купить я хочу, купить, только по-английски не понимаю. — На свое незнание английского Граната делал упор специально, в надежде, что сама хозяйка выйдет заняться посетителем, своим соотечественником. Девица рукой указала ему на одно из кресел и, сказав «just a moment», отошла от него. Он огляделся по сторонам.

«Да, Катенька, со вкусом у тебя все в порядке».

Убранство интерьера весьма внушительного по размерам помещения было построено на игре различных оттенков зеленого, с золотой и серебряной отделками. От этого все казалось легким и воздушным, при этом весьма величественным. Через мгновение к нему подошла симпатичная девушка и спросила по-русски:

— Чем могу помочь?

«Ай да, Катюша, ты и это предусмотрела. Как же мне до тебя добраться?»

Только сейчас он понял, что находится как бы в небольшой кабинке, рядом с его креслом стоит столик, за который подсела подошедшая к нему служащая.

— Мне нужно колье, дорогое, очень дорогое.

— Давайте сначала выберем. — И девушка положила перед ним прекрасно выполненные каталоги. Во многих работах он узнавал Мишкин почерк, но были совершенно от них отличные, приковывающие к себе внимание строгостью и изысканностью линий. Он выбрал именно такое с крупными изумрудами.

— Я могу посмотреть сразу два? — Получив разрешение, попросил. — Тогда и вот это. — И он указал на аметисты с бриллиантами, которые так понравились Светке.

Служащая сделала заказ, назвав номера моделей. Только сейчас он обратил внимание, что на воротнике ее блузки прикреплен маленький микрофончик.

— Я хочу обратить ваше внимание, что «Кремерз Хаус» продает только эксклюзивные модели, и ваша будет отличаться от той, что вы выбрали по каталогу.

Когда она разложила перед ним на бархатных подушечках украшения, над столом вспыхнул яркий свет.

«Красиво работаешь, Катенька!»

—— Очень изысканные вещи. И та хороша и эта. — Похвалил он, вглядываясь то в одну, то в другую. Девушка стала что-то плести ему про чистоту камней, размеры, свежесть и оригинальность идеи. Он перебил ее. — А на ваш взгляд? Что вам больше нравится?

— Не знаю. Это дело вкуса.

— Я полагаю, у вашей хозяйки вкус отменный. Она может мне помочь?

— Катерина Михайловна? Сейчас узнаю.

— Да, и скажите, что имя нерешительного покупателя —— Гранаткин Виталий Николаевич. Может быть, вспомнит такого.

Его проводили в кабинет. Она стояла у окна, вполоборота к двери, не шелохнувшись при его появлении. Последнее время он думал об этой женщине дни и ночи, представляя эту встречу, как бросится к ней, как станет вымаливать прощение, как будет долго и страстно говорить о своей любви. Но в жизни все получилось просто и буднично:

— Здравствуй, Катенька.

— Здравствуйте, Виталий Николаевич! — Она, наконец, обернулась к нему, и в ее глазах он увидел только настороженность и удивление. Не дав ему опомниться и, видимо, не желая отвечать на вопросы, вроде того, как поживаешь, и как ты тут без меня, она обратилась к нему так, словно между ними не было ее ненависти к нему и многих лет неопределенности:

— Я поняла, у вас проблемы с выбором? — И указав ему на кресло, сама села за стол.

— Хочу любимой женщине подарок сделать.

— Это прекрасно, когда женщине делаются такие подарки. — Она раскрыла лежащие перед ней коробочки. — Мне трудно что-то вам советовать. Обе вещицы равнозначны и по качеству камней и их ценности. Все зависит от цветовой гаммы, которую предпочитает ваша женщина.

— А тебе лично, Катенька, что больше нравится? На тебе вообще никакого украшения нет.

— Да уж, я с определенных пор не люблю их носить. Но если вас интересует мое личное мнение, то я предпочитаю изумруды.

— Мне они тоже больше понравились. Я их возьму.

— Расплачиваться как будете, наличными, карточкой, чеком? — Катерина вызвала помощницу.

— Карточкой. — Он протянул служащей кредитку. Когда та вышла оформить покупку, посчитал возможным начать разговор. —— Катя, зря ты со мной так.

— Как, так?

— Не сказала, что наследство получила, что свои деньги отдаешь. Мне ведь от тебя ничего не нужно было.

— Что?! Вы хотите сказать, Виталий Николаевич, что Павла и Мишаню вы за просто так чуть не убили? Слава Богу, инвалидами не сделали. Значит, все те шесть лет мы сами по доброй воле и по своему собственному желанию вам последнее отдавали, каждую копейку считали, лишнюю вещь, я не говорю о себе, ребенку не могли купить? Я представляю, что для вас это были крохи, но это были наши крохи.

— Ты меня не поняла. Я... — Он осекся при появлении помощницы, принесшей красиво упакованную покупку.

— Это тебе. Ты и есть моя любимая женщина. Катя, я ведь все эти годы любил тебя. Сам того не понимал...

— Вы в своем уме? — Она в негодовании вскочила со стула. Но презрение к нему сменилось ужасом, заставившим ее отбежать в дальний угол комнаты, как будто увидела перед собой ядовитого гада, вползшего в дом. Ему же показалось, что настал решительный момент: сейчас или никогда. Приблизился к ней и попытался взять за руку.

— Катенька, ты помнишь, когда я тебя вот так держал? Там, в твоей квартире. Думал, если получу эти деньги, тебе их верну, лишь бы согласилась со мной быть. Какие три миллиона? Все бы отдал.

— Вы с ума сошли! — Она с силой отпихнула его.

— Знаю, что виноват перед тобой. Что ненавидишь меня. Если бы не этот гнусный адвокатишка, я бы тебе все эти годы доказывал, как я люблю тебя ...

— При чем здесь Макс? Я сама не захотела с вами возвращаться.

— При чем? Да он мне, можно сказать, всю жизнь покалечил, меня с тобой разлучил. Я ведь искал тебя, Катенька, долго искал, а потом ему позвонил. И он мне поведал, что ты замуж вышла. За него замуж вышла. А оказывается, нет, обманул подлец. А я поверил, как последний дурак, поверил.

— Что?!! Когда это было?

— Через полгода после нашей поездки сюда. Катенька, но ведь можно все поправить, дай мне возможность доказать тебе, как я тебя люблю.

— Прекратите, Виталий Николаевич! У меня к вам ничего нет, кроме отвращения. Я вас очень прошу, оставьте меня в покое. Мне стоило большого труда и много времени забыть весь тот кошмар, что я пережила благодаря вам. Поэтому нет у вас никакого шанса.

— Катя ...

— Вы сами уйдете или мне вызвать охрану?

— Сам.

Ничего себе, шекспировские страсти! А вы, уважаемый мастер Шекспир, немного не доработали, развивая свои сюжеты в Италии и Дании. Вам бы поинтересоваться, что есть такая страна, Россия, где сюжетов еще бы на сотню трагедий и комедий хватило! А что касается вас, гражданин Граната, то кино уже кончилось: славянский шкаф продан, удав Каа подавился бандерлогами, радистка Кэт спасена, Джеймс Бонд вышел на пенсию, Вальмон ... Неужели Вальмон женится?!

ГЛАВА    24. «И ПЛАТЬЕ ШИЛОСЬ    БЕЛОЕ…»

Я стояла перед зеркалом в спальне, собираясь на прием в N-ское посольство, посвященный какому-то государственному празднику этой страны. Повод сам по себе не важен. Главное засветиться, показать себя. Это часть моего бизнеса, демонстрировать на себе великолепие изделий моего «Дома», независимо от того, нравится мне носить драгоценности или нет.

Всей нашей светской жизнью заведует, конечно же, Макс. Каким путем он получает эти приглашения, я не знаю, мне даже в голову не приходит поинтересоваться у него об этом. И хотя я не тусовочный человек и могу спокойно обойтись без людского сборища, светских разговоров, пустой трескотни, надоедливых журналистов, я научилась находить в этих мероприятиях приятную сторону. А она одна — Макс. С ним чувствуешь себя везде свободно и легко, как рыба в воде.

Вот и сейчас он сидит в кресле сзади меня, просматривая газету, временами бросая взгляд на мое отражение в зеркале. И если я хочу узнать его мнение о какой-нибудь детали моего туалета, то нужно только дождаться этого взгляда, чтобы он кивнул мне: да или нет. Но сегодня я не играю в эту игру, потому что голова забита совсем другими мыслями. Я думаю об этом вот уже несколько часов подряд после ухода Гранаты.

Почему Макс так сказал ему? Ведь он мог соврать все, что угодно, наплести какую угодно чушь, а еще проще — ответить, что не знает, где я и что со мной. Макс никогда и ничего не говорит просто так. Значит, действительно, думал только обо мне, значит, хотел именно того, что сказал. Неужели мой Вальмон уже тогда мечтал видеть меня своей женой? А сейчас?

— Макс, я хочу, чтобы ты начал бракоразводный процесс.

— Чей? — Не отрываясь от газеты, спросил он.

— Мой.

— Зачем? — Газета полетела в сторону.

— Хочу снова вступить в брак.

— С кем?

    — Неужели так сложно догадаться?!

Я дала ему минуту на обдумывание, закрыв глаза в предвкушении его восторга, что-то вроде такого: «Как ты догадалась? Я так счастлив! Наконец-то!»

Ну, давай, Макс, давай! Я жду.    

    — Зачем тебе это нужно, Кэтрин? — Ошарашил он меня своим вопросом.

Неужели я ошиблась?! Хотела сложить уравнение со всеми известными, а, оказывается, возвела его слова не в ту степень, и извлекла совсем другой корень. Но Граната не мог придумать!

— Допустим, я больше не хочу жить во грехе. Как тебе такой вариант?

— Не очень…

—— А вот такой: хочу узаконить то, что есть?

Ответом было молчание.

Ну, что же, мой первый опыт делать мужчине предложение руки и сердца оказался неудачным. Только бы не разреветься. Вдох: сама виновата! Выдох: теперь выкручивайся! Вдох: пожми плечами, как бы в недоумении и легком разочаровании. Выдох: небрежно брось через плечо:

    — Ты лишаешь меня статуса добропорядочной женщины…

— И ты выйдешь замуж за человека, которого не любишь?

Вот это да! Отказа по такому поводу я никак не ожидала.

— Ты никогда, даже в самые счастливые наши мгновения не говорила, что любишь меня. Или ты хотела только моих чувств?

Так вот о чем ты все время просил меня сказать, вот о чем вздыхал. Я-то, бестолковая, думала, что ты устал от моего однообразия. А тебе, оказывается, нужны мои слова о любви. Хорошо, дорогой. Тем более что предложение руки и сердца требует любовного признания, о чем я совершенно забыла. Проблема в том, что то чувство, какое я испытываю к тебе — не любовь!

— Макс, в самом деле, я должна признаться, что не люблю тебя. — Честно начала я, искренне не понимая, почему он вдруг поник и безнадежно вздохнул. — Я тебя обожаю! Я не могу жить без тебя. Только не говори мне, что ты этого не знал? Это не любовь, это страсть. Разве ей нужны слова? Ты — мечта всей моей жизни. Если бы ты знал, как я страдала без тебя. А когда увидела, не поверила в свое счастье. И упустила бы, если бы не ты. Ты делаешь счастливым каждый мой день, каждый миг.

-— А ты мой… —— Прервал Макс мою пылкую тираду.

-— Может быть, потом, когда мы проживем много лет в счастливом браке, я полюблю тебя. Но сейчас не требуй от меня этого.

— Значит, ты решила выйти за меня замуж? Знаешь, что? Я, пожалуй, соглашусь. Как ты догадалась, что я давно этого хочу?

Ага, все-таки «давно хочу». Скажи спасибо Гранате, подсказал. Сама бы я до этого не додумалась. И еще, я совсем не подозревала, какой ты ранимый и сентиментальный. Но таким ты мне нравишься ничуть не меньше того Макса, который ловко и умело укладывает меня поперек кровати. Так, пожалуй, мы никуда не успеем.

— Макс, что ты делаешь? Ты испортишь мне весь макияж и порвешь платье.

— А на что ты рассчитывала после подобного предложения?

— У меня в мыслях не было, что жених потащит невесту сразу в постель. Послушай, послушай. — Я постаралась высвободиться от него. — Я хочу, чтобы ты подготовил договор о нашем совместном владении всем этим капиталом. — Он замер, а я с воодушевлением, достойным этой минуты, продолжила. — Это же случайность, что я стала наследницей. Ты имеешь на него гораздо больше прав, чем я. Ты управлял и умножал его. Ты всю жизнь был с Самоэлем, он относился к тебе, как к сыну. Все это больше принадлежит тебе, чем мне.

Он не отвечал довольно долго, а потом твердо сказал:

— Я женюсь на тебе только с одним условием: все останется как есть. Ты — единственная владелица всего. И не спорь. Иначе ты никогда не станешь миссис Ландвер.

На следующий день я позвонила Павлу.

— Паша, я хочу развестись, и очень быстро.

— У тебя все определилось? — Голос его все-таки немного дрогнул.

— Угу. Сколько ты хочешь?

— Ты о чем?

— Денег, говорю, сколько хочешь?

— За тебя, Катюша, миллион, не меньше.

— Хорошо. Вся сумма будет положена на счет в любом европейском банке, какой назовешь. Половина будет закрыта под какой-нибудь приличный процент, на всякий случай, чтобы по глупости не спустил все сразу, а остальным пользуйся, как хочешь.

— Кать, я же пошутил!

— А я серьезно.

— Кого же ты себе нашла?! — Присвистнул он.

— Миллиардера. — Тупо отшутилась я. — Но боюсь, такими темпами, он, как в анекдоте, быстро станет миллионером.

Сразу же после получения мной развода мы официально объявили о помолвке. Пришлось давать об этом сообщение в прессе: «Кэтрин Кремер, владелица ювелирного дома «Кремерз Хаус» и адвокат Максимилиан Ландвер с радостью сообщают о своей помолвке и последующем бракосочетании, которое состоится через полгода и т.д. и т.п.»

Больше всего в этом сообщении мне не нравилось слово «полгода». Зачем так тянуть? Предстоящая процедура мне представлялась простой формальностью — ведь к мужчине, с которым мы жили вместе больше полутора лет, я с первых дней относилась как к мужу. Но Макс ко второй своей женитьбе решил подойти основательно. Он убедил меня в том, что нам недостаточно гражданской церемонии, а необходимо сделать хупу, то есть венчаться по еврейским законам, а они, к моему сожалению, требовали определенных временных затрат для получения разрешения от раввината и предсвадебных религиозных церемоний. Меня все эти условности немного утомляли, но на что не пойдешь ради любимого человека.

Чем хороша хупа, так это тем, что ее, в отличие от христианского венчания в церкви, можно провести где угодно, и совсем не обязательно в синагоге. И вот тут Макс развернулся. Он занялся покупкой дома, о каком давно мечтал и где решил провести мероприятие, столь важное с его точки зрения и трогательное с моей. Он столько сил, забот и желания вкладывал в обустройство нашего будущего семейного гнездышка, что я не могла ему отказать в этой просьбе.

Мы купили в равных долях очень симпатичный уютный дом с прилегающим к нему огромным земельным участком и парком, где были проложены велосипедные дорожки и имелось прекрасное поле для гольфа — Макс обещал начать меня обучать этой игре сразу же после первой брачной ночи. Такая перспектива мне нравилась больше, чем утренние кроссы по субботам и воскресеньям, какими он отравлял мое существование. На ремонт и отделку дома тоже требовалось немалое время, поэтому и наметился этот срок в полгода.

Все было бы неплохо, если бы Максом не овладела новая идея-фикс. Он решил сделать меня настоящей Бриллиантовой королевой, то есть владелицей алмазных рудников. Еще пару лет назад, когда мы не были с ним близки, промелькнула информация о том, что правительство Сьерре Леоне ищет новых инвесторов в свою алмазодобывающую промышленность. Макс, отслеживающий даже самые невероятные слухи о каких-либо крупных финансовых передвижениях, отложил эти сведения в своей хорошо развитой памяти. И на том самом приеме, перед каким я так нагло сделала ему предложение, он имел продолжительный разговор со сьерре-леонским послом, что меня немного разозлило, и я с трудом оттащила его от этого маленького хитрого чернокожего человечка. Оказалось, что тот подтвердил заинтересованность своей страны в подобных проектах. И Макс тут же начал наводить справки, собирать информацию и просчитывать варианты. Я знала, что он мог воплотить в жизнь любое безумство, если его расчеты выдавали положительный результат.

— Пойми, Кэт, с приобретением этих рудников ты станешь настоящей Бриллиантовой королевой. Помнишь, я обещал тебе?

— Макс, дорогой, но мне вполне хватает того, что у меня есть. Куда больше?

— Но это же бизнес. Его надо расширять. Хорошо бы иметь полный цикл, как было у Самоэля: добыча, огранка, сбыт.

— Но ни ты, ни я никогда этим не занимались. Мой «ювелирный дом» и так отнимает у меня слишком много времени.

— Ты можешь выгодно его продать.— Увидев мой негодующий взгляд, продолжил, развивая эту тему несколько иначе. — Хорошо. Посмотри на это с другой стороны. Вложение в рудники значительно удешевит твои изделия. Мы договоримся с «Де Бирс». Ты же одна из его крупнейших акционеров. Продажа этих бриллиантов окупит любой фантастический проект.

— Тогда почему сам «Де Бирс» не добывает алмазы в Съера-Леоне?

— Любовь моя, но он не может заниматься всем!

— Да, конечно. Все уже сказано до нас: «нельзя объять необъятное». — Я произнесла это с чувством полной безнадежности, понимая, что натолкнулась на железобетонную стену, которую мне не прошибить. На любое возражение он находил убедительные доводы, а я могла противопоставить им только свои страхи.

— Чего ты боишься, Кэтрин?

— Всего. Давай не будем лукавить. Ты прекрасно знаешь, что «Де Бирс» не лезет туда, потому что там очень и очень неспокойно. Я тоже наводила кой-какие справки. Гражданская война, контингент ООН — это не просто слова из теленовостей. За ними стоит политическая нестабильность, хаос, бандитизм. Может быть, я рассуждаю по своему, по бабьи, но мне страшно. Я понимаю, что миром правят деньги, что они делаются везде и на всем. Но мне это не нравится. Я понимаю, что нашим чернокожим братьям давно пора разъяснить, что мы, белокожие, тоже неплохие ребята и совсем не потомки тех кровопийц-колонизаторов, которых они так ненавидят. Но почему это должен делать ты?

— Кэтрин, пойми, мы идем туда на государственном уровне, само правительство будет заинтересовано в стабильности в этих районах.

— Я все понимаю, но где гарантии твоей безопасности?

— А какие у меня гарантии, когда я сажусь за руль машины здесь, в Лондоне?

Мы разговаривали в гостиной после ужина. Нам не так часто удавалось провести вместе вот такие домашние вечера. Я стояла у окна, пытаясь отыскать в своей голове хоть какой-нибудь приемлемый довод, способный остановить это безумие. На улице поздняя осень перебирала темные побуревшие листья, как я свои мысли, но не находила ни одной яркого, зеленого, и потому оплакивала их отсутствие серым дождем. Мое же сердце обливалось горючими слезами — он уезжал за месяц до нашей свадьбы.

В задуманном им мероприятии мне не нравилось все. Понимая, что любые уговоры бесполезны, я умоляла хотя бы сократить саму поездку до недели. Но Макс уже наметил график своих встреч и хотел закончить подписание и оформление всех необходимых документов с тем, чтобы ко дню свадьбы все было готово.

— Не надо так волноваться, радость моя. — В который раз повторял он. — У меня будет личная охрана, я буду жить в хорошо охраняемом отеле. И полечу не один, со мной будет Генри Ленокс, специалист по алмазным трубкам. Всего-то пару раз придется слетать на вертолете.

— Тогда полетим вместе.

— Нет. Вот этого никогда.

Самолет был завтра днем, а вечером накануне мы лежали обнявшись в нашей милой спаленке, я — в самом тоскливом настроении. Да уж, лучше и не скажешь: «расставанье — маленькая смерть». И вдруг на фоне моих бесконечных страхов, переживаний, опасений, уговоров, прозвучало:

— Давай родим ребенка.

— Что? — Диссонанс был настолько разительным, что я бы обиделась на него, если бы не знала, что он никогда не позволит себе подобную шутку. — Ты знаешь, сколько мне лет? — Изумленно прошептала я.

— Знаю. В отличие от других мужчин, я прекрасно осведомлен о твоем возрасте. Но ты же можешь родить! У тебя ведь все в порядке: критические дни приходят с раздражающей меня регулярностью.

Мне стало смешно от такой конкретики.

— А тебе не кажется, что в этом возрасте пора уже становиться бабушками и дедушками? Внуков нянчить...

— И почему так устроено, человек становится родителем, когда еще к этому не готов?

— К чему?

— К воспитанию детей. А мне с этим вообще не повезло. Моей дочери двадцать пять лет. А я только несколько раз держал ее младенцем на руках. Все остальное воспитание прошло без меня. Да я к этому особенно и не стремился. Жил в свое удовольствие. Люблю ли я ее? Конечно, люблю. Ведь она моя дочь. Но не более того. И только сейчас, с тобой, я понял, как это замечательно — иметь ребенка от любимой женщины. Только сейчас, я знаю, как воспитывать и что вложить в своего сына.

— Почему сына? А может быть, дочь?

— Ты до сих пор не поняла, что я всегда получаю то, что хочу? Но если настаиваешь на дочери, нет проблем, давай родим и дочку, и сына. Что ты смеешься?

— Я представила себя молодой мамашей в пятьдесят лет.

Он тяжело вздохнул, понимая, что наши планы не совпадают. Мне стало его жалко. Зачем же лишать надежды человека, тем более что вся эта затея весьма сомнительна?

— Хорошо. Давай начнем делать ребенка после свадьбы. Ты поедешь в свою Сьерра Леону, а я схожу к врачу и вытащу спираль.

Он крепко прижал меня к себе.

— Ты согласна?

— Что же поделать, если ты созрел для отцовства только сейчас?

— Ты выносишь и родишь ребенка? — Он как будто не верил в мои обещания.

— Если получится, дорогой. На все воля Божья.

— Господи, как же я люблю тебя!

— Макс, что ты делаешь? Мы же договорились после свадьбы. — Я стала сопротивляться только из женского кокетства.

— А сейчас потренируемся. И потом, я же завтра улетаю.

— Знаешь, африканки, говорят, такие сексуальные!

— Знаю. Но что делать, если мне нужна только одна женщина?!